Текст книги "Наследие (СИ)"
Автор книги: Сиреневый Кот
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Вечером после похорон он заперся в кабинете, задернул шторы и отключил телефон. Ни воспоминаний, ни слез, только серая стылая пустота. Он просто сидел за столом, глядя в эту пустоту. Часы отмеряли четверти мелодичным перезвоном, но ничего не менялось. Тишина, пустота, нетронутый стакан с коньяком и незажженная сигарета.
Фотография в резной рамке – белокурая женщина и темноглазый темноволосый мальчик.
Пистолет, брошенный на ворох нераспечатанных писем.
Легко было уйти за ней, туда, где не будет ничего – ни пустоты, ни холода.
Десять лет назад он ушел бы, не задумываясь. Но слишком многое успело измениться за прошедшие годы. Нет, страха перед смертью он по-прежнему не испытывал… Просто теперь у него была жизнь. Сын, которому всего восемь лет и который иначе останется совсем один. Дело, с которым связывает больше, чем формальная присяга.
Ночь миновала, а обойма в пистолете осталась полной.
Больная совесть – плохой советчик тому, кто должен оставаться сильным. Значит, ей лучше умолкнуть…
*
…Он так и не привел в их дом другую женщину. Даже любовниц никогда не приглашал к себе.
А ведь тогда, почти сорок лет назад, никто не сомневался, что его одиночество не продлится долго. Он был богат, красив, прекрасно образован, от него ждали блестящей карьеры – неудивительно, что раннее вдовство сделало его объектом внимания многих светских красавиц.
И напрасно. Лафонтен не стремился прослыть монахом и в удовольствиях себе обычно не отказывал. Каждый раз, когда его видели в обществе очередной прекрасной дамы, светская хроника замирала в радостном предвкушении… Но – была причиной тому любовь, или затаенное чувство вины, или что-то еще – ни одна из его пассий так и не стала мадам Лафонтен. И мало-помалу слухи и разговоры стали затихать.
Теперь же и вспоминать не о чем. Очень скоро могила Амели перестанет быть последней в ряду. А ведь в его семье мужчины доживали и до девяноста лет!
Не распускайся, мысленно одернул он себя. Жизнь не повернешь назад. Что-то могло сложиться иначе, но не сложилось. А теперь поздно жалеть о несбывшемся. Нужно успеть закончить самое важное. Хотя бы самое важное.
Он зябко поежился в ответ на внезапный порыв холодного ветра и глянул на часы. Еще раз, прощаясь, задержал взгляд на камне с именем Амели де Лафонтен, потом повернулся и пошел назад, к ожидавшей его машине.
*
В приемной было тихо и неожиданно пусто. Он переступил порог и остановился, почуяв неладное. За столом секретаря никого, дверь в кабинет неплотно прикрыта…
Кто посмел?
Не снимая пальто, он расстегнул пиджак и достал из-за пояса пистолет. Неслышно ступая, пересек приемную, остановился у двери в кабинет и прислушался. Тишина.
Подняв пистолет, он взялся за ручку – и рывком распахнул дверь.
Дана шарахнулась от стола и, при виде направленного на нее оружия, защитно вскинула руки.
– Это вы? – произнес Лафонтен удивленно, окинул кабинет быстрым взглядом и переступил порог. – От вас я такого не ждал! Сколько вам заплатили?
– Нет, – пробормотала она. – Пожалуйста, поверьте… Я ничего плохого не хотела!
– Это вы будете объяснять не мне, – холодно ответил Лафонтен, подходя к столу и протягивая руку к кнопке вызова охраны.
Дана всхлипнула и проговорила:
– Скажите, в чем мне признаться, чтобы никто не доискивался правды.
Его рука застыла над кнопкой. Быстрый взгляд вниз – приоткрыт верхний ящик.
Лафонтен снова посмотрел на прижавшуюся к стене девушку.
– Вы что же, угрожаете мне?
Слезы наполнили ее глаза:
– Я?.. Вам?.. Месье Антуан, да что вы такое говорите! В чем вы меня подозреваете?
Он пару мгновений смотрел на нее, чувствуя, как уходит вскипевший было гнев, потом вздохнул и покачал головой. Поставил пистолет на предохранитель и бросил в тот же верхний ящик стола. Тяжело опустился в кресло.
– Какого черта вам понадобилось в моем кабинете?
Она помотала головой, быстро и часто дыша.
– Вы понимаете, что случилось бы, застань вас не я, а, к примеру, Молери? Знаете, сколько времени ему нужно, чтобы развязать вам язык? И никакие фальшивые признания вам бы не помогли, можете мне поверить.
– Да, – снова всхлипнула она. – Но я в самом деле не хотела ничего дурного… Я просто беспокоилась… за вас. А вы же ничего не рассказывали… Ну и вот…
– За меня? Что, был повод для беспокойства?
– Я ведь видела вас не только на совещаниях и парадных приемах. Пожалуйста, если я чем-то могу помочь…
– Чем? – горько усмехнулся он. – Поделитесь своей молодостью? Боюсь, ничего другого мне сейчас не нужно.
Она вытерла слезы, успокаиваясь:
– Ну, мало ли… я все-таки медик, хотя и не врач.
Он, вдруг припомнив записи в ее личном деле, поднял на нее взгляд:
– Да, верно… Знаете, может, вы мне и поможете. Поговорим после работы. Только очень вас прошу – без глупостей. Договорились?
Она улыбнулась виновато и кивнула.
========== Глава 3 ==========
Перед тем, как отправиться домой, Лафонтен вызвал к себе Дану. Она плотно прикрыла дверь, подошла и села в кресло для посетителей.
Лафонтен посмотрел на нее, потом спросил:
– Вы прочитали заключение?
– Не до конца.
Он достал из ящика папку и подтолкнул ее по столу к Дане.
Дана раскрыла папку и забегала взглядом по бумагам от профессора Роше, быстрыми движениями перелистывая страницы. Потом отложила папку и молча поджала губы.
– Вы понимаете, что значит такой диагноз, – произнес Лафонтен. – Надежды вылечиться у меня нет. И тут вы точно ничем не поможете. Помощь мне нужна в другом.
Дана подняла голову:
– В чем же? – спросила, глядя серьезно и сосредоточенно.
– Никто не должен знать о моем состоянии. Дома все просто: будет и дежурная сестра, и сам профессор Роше обещал наведываться. Но здесь… Если станет известно, что я… Непременно начнутся склоки, подковерные игры, провокации. Я не могу допустить…
Он не договорил, но Дана понимающе кивнула:
– Вы настолько не доверяете лидерам групп?
– Дело не в доверии. – Он задумчиво побарабанил пальцами по столу. – У нас уже сложная ситуация, Дана. Пока неясно, что это – заговор с целью захвата власти или очередной высокопоставленный Отступник, или то и другое сразу… Мы только начали расследование. Единственное, что известно – идет утечка информации уровня не ниже Региональных Координаторов. Если станет известно, что я при смерти, все эти заговорщики или Отступники залягут на дно. Им для победы всего и нужно переждать несколько месяцев. И что я оставлю своему преемнику в наследство? Нераскрытый заговор на высшем уровне. Если вообще смогу передать власть тому, кого хочу своим преемником видеть. Понимаете, что зависит от вашего умения держать язык за зубами?
– Я умею хранить тайны, – сказала Дана.
– Знаю, – согласился Лафонтен. – Иначе не обратился бы к вам с такой просьбой… Но потребуется предельная осторожность, Дана.
– Я сделаю все, что нужно, – проговорила она решительно. – Вы хотите, чтобы я здесь, в офисе, заменяла медсестру?
Он коротко вздохнул:
– Да. Это сложно?
– Вовсе нет. Но мне нужно знать, что именно требуется.
– Узнаете. Сегодня в семь вечера приезжайте ко мне.
Она встала и пошла к дверям.
– Дана.
Она остановилась у самой двери и оглянулась.
– Вы ничего не сказали о плате.
– Верно, – спокойно ответила она. – И не скажу.
И вышла, бесшумно притворив за собой дверь.
Лафонтен поднялся из-за стола и пошел в свою комнату одеваться. Ему хотелось поскорее добраться до дома. Позвонить Роше и договориться о времени встречи можно и из машины.
*
…Их было всего пять, этих особых заданий, которыми в следующие четыре года Верчезе проверял на прочность его решимость и интеллект. Он помнил их все.
Вторым стало шумное лондонское «Дело Бертрана Рассела». Как и в Мадриде, там был Наблюдатель, влюбленный в свое назначение. Парень был очень умен и осторожен; сойдясь со своей прекрасной дамой – Бессмертной Маргарет Крейн – он остался Наблюдателем. Тайны своей не раскрыл и никаких клятв не нарушил. Маргарет не знала ничего об этой его работе, а его рапорты оставались точными и краткими, без эмоциональных подробностей. Лафонтен читал эти отчеты сам; у Рассела были большие способности и большое будущее. К нему уже присматривались и руководители исследовательских групп, и Региональные Координаторы. Никто не сомневался, что в рядовых агентах он не задержится. Но вышло иначе. Подвернулась девчонка, едва окончившая Академию, – Мэгги Клэр. Эта Мэгги некоторое время работала с Расселом в паре, влюбилась и вообразила, что имеет на него какие-то права. Потому рассказала сопернице-Бессмертной, кто такой на самом деле Бертран Рассел, в расчете на то, что Маргарет прогонит вероломного любовника. Лафонтен помнил волну злого негодования, захлестнувшую его во время чтения отчетов других Наблюдателей. Влюбленные часто глупеют, но додуматься до такого… Маргарет не прогнала Рассела. Она начала задавать вопросы. Сначала издалека, потом все более настойчиво. Рассел, почуяв неладное, собрал и отдал своему контролеру все документы и Хроники, с которыми работал, не оставив в доме материальных свидетельств своей «измены». Но последний его разговор с Маргарет закончился трагедией. А сама Маргарет, потеряв любовника, но так и не получив доказательств его предательства, кинулась разыскивать незадачливую соперницу. У Мэгги хватило ума скрыться, но недалеко.
Разбираться с делом в одиночку у Лафонтена не было времени. Он поставил на ноги всех местных агентов Службы безопасности и свободных полевых агентов, только чтобы найти Мэгги раньше, чем до нее доберется Маргарет. Увы, опередить охотника-Бессмертного всегда было сложно, а на сей раз вообще не удалось. Отбить добычу у Бессмертного было бы просто, поскольку можно стрелять, не опасаясь убить. Но Маргарет наняла в помощники троицу громил-смертных. Оставлять за собой след из трупов случайных свидетелей Стражам никто и никогда разрешения не давал, и все, что оставалось у Лафонтена – время на один выстрел, пока Мэгги тащили через двор к машине, и еще минута на то, чтобы скрыться, не дав сесть на хвост себе. В итоге у похитителей в руках остался труп Мэгги, а в Центр отправилось срочное донесение с требованием установить особое наблюдение за Маргарет Крейн. Пусть Мэгги не так уж много успела ей рассказать, лучше было перестраховаться.
Это дело оставило в душе у Лафонтена очень неприятный осадок. Не только и не столько потому, что снова пришлось взяться за оружие, а жертвой стала несчастная глупая девчонка. Куда более болезненным стало напоминание о том, какая тонкая грань отделяет их от мира Бессмертных, и какой катастрофой может обернуться не то что жестокая интрига, но даже просто глупость или небрежность. И многих ли защитит тогда оружие и твердая рука одного Стража?
Отчет об этом задании Верчезе прочитал молча, долго раздумывал – непонятно, над прочитанным или о чем-то своем. Потом махнул рукой – все, аудиенция окончена. Лафонтен остерегся задавать вопросы. Были вещи, которых он не знал и не хотел знать. Да и не было в ответах никакой практической необходимости…
*
В третьем деле снова не обошлось без любви.
У девушки-Наблюдательницы дружок украл Хронику. Хотел устроить газетную сенсацию. То есть это Лафонтен выяснил уже на месте; первоначально Наблюдательницу подозревали в сговоре… В сущности, дело было простым. Трибунал отправил для расследования доверенного Стража лишь потому, что девушка не сообщила о проблеме, а попыталась решить ее сама. И Жак Дюссо, только-только занявший пост Первого Трибуна, потребовал соблюдения всех формальностей.
Приехав в городок на восточном побережье США, Лафонтен некоторое время понаблюдал за ней, не спеша обнаруживать свое присутствие. Составив себе более-менее ясное представление о случившемся, решил допросить ее лично.
Эта девушка понравилась ему сразу. Видно было, что испугалась, но в руки себя взяла очень быстро. На все вопросы отвечала честно и по делу, без истерик и глупых оправданий, даже приятеля защищала, хоть и не стоил он того. И, что еще важнее, не попыталась сбежать. В этот раз подозрения не подтвердились, и суровый вердикт Трибунала должен был остаться только на бумаге.
В итоге Лафонтен сам разыскал не в меру шустрого газетчика и выбил у него из головы лишнюю дурь. То есть доходчиво объяснил истинное положение вещей. Охотник за сенсациями выказал куда меньше самообладания, чем его обманутая подруга.
Да, и еще у нее было красивое имя – Джессика…
Верчезе, прочитав тот рапорт, лукаво сощурил глаза:
– Вербуешь союзников? Правильно, о будущем нужно заботиться.
– Каких союзников? – спросил Лафонтен, по обыкновению ожидавший начальственного отзыва, стоя у окна с сигаретой.
– Ну, не прикидывайся младенцем! Если эта девчонка узнает, что именно тебе обязана своим спасением, она за тобой пойдет в огонь и в воду.
Лафонтен равнодушно пожал плечами. Ничего он от этой девушки не хотел и планов на будущее, требующих сверхпреданных союзников, не строил.
Верчезе перестал улыбаться и уже без намека на шутку произнес:
– Ты не думаешь, что Первый Трибун будет недоволен таким решением?
– Надеюсь, не настолько, чтобы отменить его?
– Отменить обоснованное решение Стража начальственным росчерком? – хмыкнул Верчезе. – Нет… Не настолько хорошо Дюссо в своем кресле обжился, чтобы так легко перечеркивать установленные правила. Просто если девчонка провинится снова, ей припомнят и прошлые грехи.
– Если провинится, – поправил Лафонтен, – тогда и будет, о чем вести речь. Пока что ее единственный грех в том, что она не потеряла совесть.
– Кое-кто считает, что Наблюдателям следует быть похладнокровнее, – произнес Верчезе задумчиво.
– Так пусть этот кое-кто придумает способ разъяснять молодняку разницу между хладнокровием и цинизмом, – не сдержавшись, резко парировал Лафонтен.
Верчезе поднял бровь:
– Есть очень вредная порода людей, которые всегда правы… Ты, случайно, не из таких?
– Надеюсь, что нет.
*
Этой надежде суждено было оправдаться в четвертом деле, случившемся в Глазго.
Здесь в центре внимания оказался журналист-Наблюдатель и подозрения на утечку информации об Ордене. План действий был обычный: прибыть на место, изучить обстоятельства, лично допросить агента Кайла Донахью. С первым сложностей не возникло, со вторым, благодаря участию троих местных «безопасников» – тоже. Но когда настала очередь личной встречи с агентом, все пошло наперекосяк. Неведомо, каким образом, но Донахью об интересе Службы безопасности к своей персоне узнал. А при попытке его даже не взять под арест, а просто подойти и поговорить на загородной заправочной станции, он сразу умчался и устроил засаду на обочине лесной дороги.
Умение убивать мгновенно одним выстрелом Лафонтену пригодилось и здесь, но сначала была перестрелка и прятки за деревьями, оказавшиеся для него и удачными, и несчастливыми сразу. Беда была в том, что он единственный из всех участников дела поймал пулю. Безусловная удача – в том, что пуля, пробив ему правое бедро, не задела кость.
А еще у них на руках остался труп так и не допрошенного журналиста.
Лафонтен покинул Глазго в тот же день с весьма противоречивыми впечатлениями. Выслушивать доклад Верчезе приехал к нему на дом сам: рана ноги оказалась серьезной, а путешествия и перелеты вместо постельного режима только ухудшили ситуацию.
– Что с тобой такое, Антуан? – говорил Верчезе, хмурясь и нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла. – Парень сам нарвался, никакой твоей промашки не было.
– Да. Он нарвался сам, – тихо и упрямо отозвался Лафонтен, сидевший в кресле напротив. – Но как он узнал о моем приезде? Что я не сумел разглядеть вовремя?
– Теперь уже неважно. Расследование закончено.
– Не было никакого расследования, Марко, поймите! Не было! Да, я убил его, но это случайность! Я стрелял, только чтобы не дать ему убить другого человека. Не будь я сам ранен, стрелял бы лучше, взяли бы его живым. А так я ничего не выяснил – в чем он был виноват, что его толкнуло на эту демонстрацию? Или… – он осекся, перехватив взгляд Верчезе, – может быть, я чего-то не знаю?
Верчезе, хмурясь, молчал, и Лафонтен медленно кивнул.
– Вот в чем дело! Я должен был решать судьбу человека вслепую, не зная всех обстоятельств? Меня просто использовали… Марко, вы мой шеф, вы знаете меня, как никто – как вы могли?
– Это задание не моя идея, – отозвался Верчезе, потом глянул на него печально и понимающе. – Прости. Иногда мы все делаем то, чего делать не хочется. Тем более при нашей работе.
Лафонтен посмотрел на него, потом со вздохом покачал головой:
– Не заставляйте меня думать, что вы мне солгали.
Верчезе сжал губы и, с досадой поморщившись, провел ладонью по лбу и волосам.
– Я знаю тебя лучше многих, и потому можешь мне поверить – ты последний человек, которому я хотел бы признаваться во лжи. Я тебе не лгал. Но и рассказать, в чем было дело, не могу… Оставим это. У тебя есть месяц отпуска.
Лафонтен так и не узнал, в какую интригу его втянули. Хотя много думал о деле, которое только сам и считал своей неудачей, не единожды вспомнив предостережение Амели. Она и в этом оказалась права – он просто выполнил приказ, не получив никаких объяснений, и ничего не мог с этим поделать. Оставалось только смириться.
*
Венцом его карьеры Стража Трибунала стало пятое дело. Снова в Штатах.
Какую бы скрытную жизнь ни вели Бессмертные и как бы ни прятали свою деятельность Наблюдатели, время от времени сталкиваться с официальными властями доводилось и тем, и другим. Бессмертные были в более выгодном положении, инсценировка смерти – хороший способ соскочить с любого крючка. У Наблюдателей такой лазейки не было. Тайну же свою Орден оберегал всеми силами от разного рода спецслужб едва ли не тщательнее, чем от Бессмертных.
Наблюдателю из Денвера Майклу Кренстону просто не повезло. Оказался не в том месте не в то время, привлек к себе внимание агента ФБР, оказался героем расследования серии специфических убийств… Служба безопасности в Денвере всполошилась сразу, но сделать ничего не удалось, и тревожное донесение полетело в Центральную штаб-квартиру Ордена.
Когда Лафонтен приехал по срочному вызову, офис Службы безопасности уже гудел, как развороченный улей. Еще бы: Торквемада, вернувшись после совещания у Верховного Координатора, велел собраться всем своим агентам, бывшим в Париже, сам же заперся в кабинете и пока что оттуда не выходил. Ну, а в ожидании начальственного решения агенты между собой обсуждали известную информацию и перспективы.
Дело представлялось безнадежным и крайне неприятным – ведь если не удастся отвязаться от преследования (а от ФБР попробуй отвяжись), то обрубить нити, ведущие к Ордену, можно было только убив невезучего Наблюдателя. К тому все шло. Собравшиеся в офисе Стражи спорили о деталях, да еще гадали, чей послужной список «украсится» провалом задания. Только в одном мнения были едины – своего любимца на заведомо провальное дело Торквемада не пошлет.
Тем красноречивее было общее молчание, когда Верчезе, распахнув дверь кабинета, оглядел офис, задержал взгляд на Лафонтене и кивком велел ему зайти.
– Жаль беднягу Кренстона, не виноват он в том, что так повернулось, – говорил Верчезе, не скрывая озабоченности. – Но парни правы, дело дрянь.
Лафонтен перелистывал папку с материалами дела.
– Да, ничего хорошего, – согласился он, дойдя до последней страницы. – Значит, ФБР.
– Что думаешь?
– Пока не знаю. Надо смотреть на месте. Но… – он аккуратно свернул папку, извлек из кармана портсигар и некоторое время рассматривал вензель на крышке, – Прятаться надо там, где людно, а законопослушных граждан больше, чем тайных шпионов. Я поеду в Денвер открыто и под своим настоящим именем.
Верчезе откинулся в кресле, помолчал, соображая, потом коротко кивнул.
*
…Он появился в штаб-квартире снова через месяц.
Казавшееся безнадежным дело было закончено, подробный рапорт написан. В отделении ФБР в Денвере вдруг случилась внутренняя проверка, после которой преследовавший Майкла Кренстона агент сам стал героем служебного расследования. В то же время, дело серийного маньяка, за какие-то пару месяцев оставившего в городе пять обезглавленных трупов, столь же внезапно получило новые факты. Эти факты однозначно уводили расследование от личности Кренстона, и про него просто забыли. А когда вспомнили, его уже не было ни в Денвере, ни вообще в Штатах.
Очень богатым воображением должен был обладать сыщик, чтобы связать эти события с приездом в Денвер французского аристократа, который разыскивал старого друга, пропавшего еще во время войны. В ФБР таких фантазеров не нашлось…
Кренстон не остался Наблюдателем, решив скрыться не только от властей, но и от Ордена. А его спасителю досталось воспоминание из тех, какие в памяти остаются накрепко.
«Теперь я никогда не буду считать Стражей Трибунала бездушными палачами…»
Верчезе читал рапорт, страницу за страницей, приподнимая время от времени бровь.
– Черт побери, Антуан! – произнес он задумчиво, бросив папку на стол. – Наши парни уже об заклад биться начали, справишься ты с этим делом или нет… Похоже, проигравших будет больше. Ты вот это все провернул, чтобы вытащить одного агента, да еще и по факту бывшего?
Лафонтен отвернулся от окна и аккуратно стряхнул с сигареты пепел.
– Только не говорите, что Первый Трибун будет недоволен излишней тратой сил и времени.
Верчезе побарабанил пальцами по столу:
– Почему же будет? Он уже недоволен.
– Люди не расходный материал, Марко, и если месье Дюссо этого не знает, это не моя забота. Но дело в принципе. Вы сами говорили – это ФБР. Если мы можем оградить свою деятельность от внимания спецслужб, значит, мы делать это должны, на любом уровне. Если не можем – вся наша секретность не стоит выеденного яйца.
И снова на лице Верчезе не отразилось ничего, кроме сосредоточенной задумчивости.
– Мнение Дюссо по этому вопросу не единственное. И с мнением Верховного Координатора оно не совпадает. – Он вздохнул, как будто что-то для себя окончательно решив. – Не знаю, человек ты или дьявол… но второе даже предпочтительнее. Я ухожу в отставку. Рапорт уже подан. Через два месяца займешь мое место.
*
…Он поднялся на высокое крыльцо своего дома, уже чувствуя давящую, нездоровую усталость. Пока еще не боль. Боль придет позже, к ночи. Хотя сегодня, может, будет лучше.
Дверь открыл Патрик Артье, его камердинер и компаньон:
– Добрый день, месье Антуан.
– Увы, не такой уж и добрый.
– Вам снова плохо.
– Да, мне снова плохо… – Он пересек светлый просторный холл, на ходу расстегнул и стряхнул на руки Патрику пальто. – Не начинай все с начала, Патрик, у профессора Роше я был. И да, сегодня он сам к нам приедет. Вероятнее всего, не один. Так что у нас будут посетители в шесть вечера.
– Понятно, – кивнул Патрик, поднимаясь вслед за ним на второй этаж. – Вы хотите отдохнуть до их прихода?
– Да… помоги мне… переодеться.
Прямо сейчас, Патрик был единственным человеком, перед которым ему не было нужды держать лицо и скрывать свое состояние. Прожив в особняке всю жизнь и тридцать пять лет назад унаследовав место своего отца, Патрик видел и слышал все, что только возможно. Был он моложе хозяина на четырнадцать лет, но, если в юности чего-то из увиденного и не понял, то времени на понимание имел предостаточно.
В спальне было прохладно и свежо. С помощью Патрика Лафонтен переоделся в пижаму и, опустившись на кровать, облегченно вздохнул. Поморщился:
– Отвратительное ощущение… Когда я успел превратиться в такую старую развалину?
– Ни во что вы не превратились, – ворчливо отозвался Патрик, поправляя подушки. – Просто не лечитесь вовремя и не отдыхаете. Кто же такое долго выдержит?
Лафонтен усмехнулся, улегся и натянул повыше на грудь одеяло. Закрыл глаза.
– Разбуди меня в половине шестого. И окна не закрывай.
– Да, месье Антуан.
Дверь чуть слышно стукнула, и Лафонтен понял, что остался в комнате один. Тишина и прохла-ада-а…
*
…Сообщение о грядущем назначении его шефом Службы безопасности все же оказалось сюрпризом. Следовало отдать должное таланту Верчезе. Даже после длительного знакомства он оставался для Лафонтена непредсказуемым, куда в большей степени, чем Высшие Стражи – Гроссмейстер и Трибунал.
Верховный Координатор Альфред Берк, уроженец Франкфурта-на-Майне, получил свой титул всего на полгода раньше. Краткого знакомства оказалось достаточно, чтобы Лафонтен угадал в этом человеке подобного себе и счел, что здесь проблем с взаимопониманием не будет.
Сложнее обстояли дела с членами Трибунала. Конечно, с ними Лафонтену уже приходилось иметь дело, но исполнитель вердиктов – одно, шеф Службы безопасности – другое. Первый только выполняет приказы, второму не приказывают, пока не выслушают его мнение. Эту разницу в отношении Лафонтен почувствовал сразу.
Определенно симпатию ему выказал только Второй Трибун, итальянец Антонио Маретти, возможно, потому, что они с Верчезе были старыми друзьями. Японца Омато Нураками вообще сложно было понять, до того он был не-европейцем. Да и Третьим Трибуном он стал совсем недавно, присмотреться к нему времени не было…
Что действительно насторожило Лафонтена, так это открытая неприязнь, которую выказал ему Первый Трибун Жак Дюссо. Да, выполняя особые поручения, он дважды настаивал на собственных решениях, которые не совпадали с мнением Дюссо; да, были и другие спорные моменты. Однако в свое время против его назначения Первый Трибун протестовать не стал и сомнений в его профессионализме не заявил. Зачем же тогда было сейчас так явно демонстрировать неприятие? Это в любом случае предстояло выяснить…
*
Службой безопасности Лафонтен руководил девять лет, успев добиться уважения многих и заставить бояться себя тех, кому понятен был только язык силы. За годы руководства «Торквемады» Верчезе Служба безопасности начала приобретать репутацию, сходную со славой испанской инквизиции, хотя никаких особых жестокостей за ней и не водилось. Лафонтена такое положение вещей вполне устраивало. Недостаток хитрости и изворотливости Верчезе ему с лихвой возмещали логика и умение даже улыбку вежливости сделать мрачной и зловещей так, что собеседники начинали придвигаться к стенам.
Немудрено, что эта его улыбка скоро стала внушать страх не меньший, чем открытое недовольство. Он очень скоро привык к впечатлению, которое производил даже на высокопоставленных Наблюдателей – при его появлении на собраниях и приемах мгновенно наступала тишина. Его это не смущало, скорее, забавляло.
Как-то в случайно услышанном разговоре он уловил интересное сравнение – что он носит свою репутацию, как королевскую мантию – и мысленно иронически поаплодировал удачному определению. Хотя сказано это было не как комплимент, а с досадой: ну когда же этого наглеца поставят на место?
О том, что у него есть не только доброжелатели, Лафонтен знал и воспринимал это, как неизбежную составляющую успеха. Мнение тех, кто видел только внешний блеск и случайный взлет на репутации семьи и нужных связях, стоило немного. Те же, у кого хватало проницательности не обманываться внешней шелухой, видели и понимали куда больше, и Лафонтен это понимание видел в людях безошибочно.
Служба безопасности была одним из двух силовых подразделений Ордена. Вторым являлась спецгруппа, непосредственно подчинявшаяся Верховному Координатору, но она была малочисленной и действовала только в экстренных случаях. Служба же безопасности присутствовала везде – при каждой региональной штаб-квартире, в каждом крупном городе. И руководитель этой службы должен быть безоговорочно лоялен руководству Ордена. Выпускать такую структуру из-под контроля было нельзя ни при каких обстоятельствах. История Наблюдателей хранила эпизоды, когда одной лишь волей руководителя Службы безопасности менялось все руководство Ордена. Поэтому и считалось, что шефу Службы безопасности лучше быть далеким от интриг и сложных игр солдафоном, чем тонким политиком.
Лафонтен недалеким солдафоном не был.
Он умел и эффектно появляться в собрании, и оставаться незамеченным; мог улыбаться и вести светскую беседу, будто бы незначимыми вопросами вытягивая из собеседника то, о чем тот не рассказал бы напрямую; не любил лгать, но мог без усилий обмануть детектор лжи. Он никогда не шел на сделки, не поддавался на уговоры и не уступал авторитетам. Это было делом принципа – достаточно отступить один раз, и тщательно выстроенный образ рухнет.
Единственным, с кем Лафонтен никогда даже не пытался играть ни в какие подковерные игры, был Верховный Координатор Альфред Берк. И эта честность тоже была делом принципа.
Отношение к своей персоне среди орденских руководителей разных уровней Лафонтен знал и при нужде умел извлекать пользу из этого знания. Кое-кто вообще считал, что Берк играет с огнем, допуская к такой власти человека, которым практически невозможно управлять. Но похоже, что последним, кого заботили подобные опасения, был сам Берк.
В этом ли крылись причины неприязни Первого Трибуна Жака Дюссо, Лафонтен так и не мог для себя решить. Лишь однажды ему удалось немного приоткрыть эту тайну. Перед совещанием Региональных Координаторов, он, проходя мимо неплотно притворенной двери одного из залов, услышал обрывок разговора Берка и Дюссо.
«…так было бы лучше, Альфред. Поверьте, не бывает дыма без огня. Вы очень рискуете».
«Не вижу никакого риска, Жак. Или у вас есть что-то конкретное?»
«Когда появится что-то конкретное, будет уже поздно. Это Служба безопасности, черт возьми! Бросьте, Альфред, вы же понимаете, о чем речь. Временами я его просто боюсь».
«А вы не бойтесь, Жак. Он не уважает тех, кто его боится…»
Больше он ничего не услышал, но даже этих фраз было достаточно, чтобы задуматься. Берк сказал правду, он не умел совмещать уважение с ощущением чужого страха, а чутье на страх у него было волчье. Но Дюссо не из тех, кого можно напугать зловещей улыбкой. Если он боится – на то есть основания, достаточно веские и достаточно материальные. Но как узнать, какие именно?
Забот, между тем, хватало и без подозрений в адрес Первого Трибуна. Случалось всякое; Наблюдатели тоже люди, и далеко не у каждого достанет сил следовать принципу «умри, но тайну сохрани». Разного рода интриг и конфликтов в Ордене бродило не меньше, чем в любом другом человеческом сообществе. Не единожды Лафонтену приходилось вспоминать наставления Верчезе, а то и обращаться за советом к нему самому, чтобы вернее ориентироваться в запутанных ситуациях. Именно Верчезе он считал своим единственным настоящим учителем в Ордене.
Только одному совету он не следовал – «Не суди». Конечно, все было сказано верно – нужно оценивать ситуацию. Но после того, первого дела, ему не удавалось оценить ситуацию, не составив прежде мнения о человеке. Он был уверен, что нельзя приносить жизнь в жертву только принципу, а значит, и помнить нужно о многом кроме буквы Устава. И от агентов Службы всегда требовал того же: думать головой, а не параграфами инструкций.
