Текст книги "Наследие (СИ)"
Автор книги: Сиреневый Кот
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Голос его дрогнул и упал до шепота. Он опустил взгляд на свои руки, потер запястья под наручниками, крепко сцепил пальцы.
Что изменит лишняя минута ожидания?
– Вы готовы?
– Нет, нет, подождите… – Шапиро вдохнул, выдохнул и проговорил ровно: – Если уж вам пришла охота помочь мне облегчить душу, выполните еще одну мою просьбу. Пожалуйста.
– Если это будет в моих силах.
– Будет. Поговорите с Элен сами. Она действительно ничего не знала, и я не хочу, чтобы ее дергали вызовами и допросами сыщики из Службы безопасности.
Лафонтен помолчал немного, обдумывая сказанное.
– Вчера вы считали меня чуть ли не единственным источником ваших бед, а сегодня просите позаботиться о вашей дочери? Что изменилось за ночь?
– Вы сами предложили мне подумать над вашими словами. Не такое уж это приятное занятие – думать о том, насколько дешево в итоге продал свою жизнь. Вы знали что делали, когда пересказывали мне подробности нашего провала. Знали, что для меня это будет пыткой… Вы всегда были безжалостны.
– С вами я всего лишь был честен.
– Вы умеете оставаться честным, даже когда лжете. Наверно, поэтому люди вам верят, особенно молодые. И обещания свои вы всегда выполняете. Так вы поговорите с Элен?
– Что я должен ей сказать?
– Решите сами, – пожал плечами Шапиро. – Можете просто сказать правду. Что ее отец не стоит сожалений и тем более мести… Не дайте ей наделать глупостей.
– Хорошо, – тихо произнес Лафонтен. – Хотя, возможно, она знала больше, чем вам казалось.
– Может быть. Она умная девочка.
– Да. Но почему вы просите только за нее? У вас есть жена и еще одна дочь.
Шапиро покачал головой:
– Жены все равно что нет. Ширли никогда не простит мне позора и развала нашей семьи… А Лиз еще слишком мала, чтобы что-то понять.
– Может быть, вы и правы, – согласился Верховный. – Я рассудил бы иначе, но…
– Ну… тогда, наверно, все.
Будничное спокойствие этой фразы задело Лафонтена больнее, чем любые насмешки и оскорбления. Ответить он не успел.
Шапиро, вздрогнув, резко отвернулся. Судорожно вздохнул и выкрикнул:
– Проклятие, да стреляйте же!..
Верховный поднял пистолет. Шапиро стоял, отвернувшись к стене, пряча в ладони лицо и снова дрожа, как в ознобе.
«Правда ли, что вы не можете убить человека, глядя ему в лицо?..»
Нельзя прятаться от смерти. Нельзя поворачиваться к ней спиной.
Нельзя.
– Джек.
Шапиро замер.
– Повернитесь. Посмотрите на меня. Пожалуйста.
Очень медленно Шапиро повернулся и, подняв голову, глянул на него поверх сжатых рук.
Сколько времени летит до цели пуля, выпущенная с расстояния в пять шагов? Какая доля мгновения отделяет почти беззвучный хлопок выстрела от предсмертного вскрика?..
Алые брызги на сером камне и серой жухлой траве. И целую вечность кувыркается и падает пустая гильза.
Лафонтен опустил руку с пистолетом. Потом бросил оружие на землю.
Четыре шага – расстояние до еще теплого тела. От жизни до смерти. Сделав эти четыре шага, он опустился на колено рядом с Шапиро и бережным движением закрыл ему глаза. Выпрямился и, тяжело опершись на трость, поднялся на ноги. Отступил назад.
Еще одна перевернутая страница. Еще одно законченное дело.
Судьи и охрана вернулись во двор спустя буквально минуту. Грант подошел первым:
– Месье Антуан, вы в порядке?
– Вполне, – отозвался Верховный, делая еще шаг назад. – Просто жаль…
– Чего?
– Это нужно было сделать три года назад.
Он развернулся и пошел к выходу со двора. У самой арки остановился, неожиданно с трудом переводя дыхание. Рядом тут же возникли двое Стражей, стоявших у выхода:
– Вам помочь, сэр?
– Нет. Благодарю вас, ничего не нужно.
Он никогда прежде не замечал, какие длинные в этом здании коридоры. Даже недолгий путь кажется бесконечным. А так хотелось добраться до своего кабинета, запереть дверь и никого не видеть и не слышать! Подальше от чужих взглядов…
Приемная. Он переступил порог и захлопнул за собой дверь.
– Месье Антуан? Что случилось?
Он оглянулся и встретил тревожный взгляд Даны.
– Ничего. Все в порядке. Просто прекрасно.
Пересек приемную и взялся за ручку двери кабинета.
– Но, может быть…
– Ничего! Ничего не нужно! Неужто так трудно просто оставить меня в покое – хотя бы ненадолго?!
Уже захлопнув дверь, он опомнился – зачем? Дана-то в чем виновата?
Хотел вернуться в приемную, но передумал – сначала нужно было успокоиться самому. Он ушел в дальнюю комнату, сбросил пальто, сдернул и швырнул на стол перчатки. Сел на диван. Достал портсигар – крышка не поддавалась, слишком сильно дрожали руки. Выругавшись сквозь зубы, он отбросил портсигар и без сил уронил голову на руки. Лихорадочная дрожь не унималась…
Стукнула дверь, прошелестели быстрые шаги. Дана присела рядом, обняла за плечи, заставила выпрямиться.
– Месье Антуан, выпейте.
Губ коснулось холодное стекло. Он прикусил край стакана, вдохнул резкий запах. Сделал глоток, потом еще один… С усилием перевел дыхание.
– Дана, простите меня. Бога ради, я не хотел вас обидеть!
– Ничего. Все хорошо. Пожалуйста, пейте.
Он допил воду с лекарством и откинулся на спинку дивана. Прикрыл глаза. Дана осторожно накрыла ладонью его руку:
– Вам лучше?
Он попытался отодвинуться:
– Не надо. У меня кровь на руках.
– Нет, – ее пальцы сжались, не давая ему освободить руку. – Боже мой, неужели они даже этого не могли сделать сами!
– Это было его желание, Дана. В последнем желании нельзя отказывать.
– Даже в таком? Мучить себя ради… Но это бессмысленно!
– Смысл… Иллюзия, которая нужна человеку, чтобы не сойти с ума от страха одиночества и небытия… Не слушайте меня, Дана, все это вздор. Смерть есть спутник жизни и страж ее, но как больно… Господи, как больно это сознавать!
– Вам лучше прилечь, – сказала она, снова беря его за руку. – Позвольте, я помогу.
– Лучше в кресле.
Он с усилием встал. Дана помогла ему снять пиджак и распустить узел галстука. Усадила в кресло, подсунула под голову подушку.
– Боже мой… А потом ко мне придет его дочь, и я буду смотреть ей в лицо и говорить всякие нужные и правильные слова…
Дана достала из шкафа плед.
– Дана, не нужно. Меня же хватятся!
– Подождут, – ответила она непреклонно, укрывая ему ноги пледом. – Будут знать в другой раз, на кого сваливать грязную работу. Вас все равно сейчас будет клонить в сон – от лекарства. Отдыхайте и ни о чем не думайте.
– Спасибо…
*
Он не собирался спать, но, видимо, отключился раньше, чем вышла из комнаты Дана, и провалился в сон, как в глухой черный колодец.
Очнулся резко, как от толчка. Торопливо глянул на часы. Надо же, всего сорок минут прошло! А казалось – полдня.
Сонливость отпустила, нервозная дрожь тоже прошла. Нужно было возвращаться к делам, пока не начались лишние вопросы и тревоги.
Лафонтен откинул плед и встал с кресла, осторожности ради стараясь не делать сразу резких движений. Ушел в туалетную комнату, ополоснул лицо холодной водой, прогоняя остатки сна. Вернулся и, остановившись перед высоким зеркалом, стал перевязывать галстук.
Что, черт возьми, с ним было? Он не сделал ничего нового или непривычного для себя. Пульс не частил, и рука не дрогнула ни единожды… Так откуда столь бурная реакция после времени? Что он проглядел и не учел?..
Поразмыслить об этом он не успел. Замок в двери тихонько щелкнул, и в комнату заглянула Дана.
– Месье Антуан? – она улыбнулась, прошла в комнату и притворила за собой дверь. – Как вы?
– Ничего, кажется, пришел в себя. – Он подошел, взял ее руку и мягко сжал. – Сколько же раз еще я буду говорить вам «простите» и «спасибо»?
– Я сказала, что буду с вами. Значит, я буду с вами, сколько потребуется. Хорошо, что вы уже встали.
– Посетитель?
– Да. Единственный, которого я не могу выставить за порог. Деннис Грант.
– Замечательно, – без радости произнес Лафонтен, поднимая с дивана свой пиджак.
Он вышел в кабинет через минуту.
– Прошу прощения, Деннис. Вы застали меня врасплох. Что-то срочное?
Грант, стоявший у окна, повернулся к нему:
– Как вы себя чувствуете, месье Антуан?
– Неплохо, – развел руками Лафонтен. – Хотя, должен признаться, было хуже… Пришлось пить успокоительное.
Первый Трибун кивнул:
– Хорошо. Я уже начал жалеть, что позволил…
– Не нужно ни о чем жалеть, Деннис. Все правильно. Хотя и неприятно.
После обмена любезностями можно было перейти к делу, но Грант, помолчав, просто кивнул:
– Больше такого не повторится, даю вам слово. Честь имею.
И ушел, так и не сказав ничего важного.
Этот краткий и ничего особо не значащий разговор снова оставил на душе у Лафонтена неприятный осадок – из-за настойчивого ощущения, что Грант знает нечто, чего знать как будто не должен.
Ты окончательно превратился в параноика, сказал он себе, садясь в свое кресло за рабочим столом. Ну, начни еще от Гранта шарахаться…
========== Глава 13 ==========
Утро следующего дня началось снова заседанием Трибунала. «Делом Шапиро» повестка сессии не ограничивалась, вопросов предстояло обсудить много.
На этом заседании Верховный Координатор сложил с себя чрезвычайные полномочия, предоставив детальный отчет обо всех своих решениях и избавившись от необходимости дальше принимать непосредственное участие в работе Трибунала.
Отсутствие права решающего голоса, впрочем, проблемы не отменяло. Ближайшей проблемы, которая более всего не давала Лафонтену покоя. На завтрашнем заседании Трибунала будет разбираться дело второго руководителя заговора – Камилла Розье.
*
Он переступил порог приемной Первого Трибуна и в очередной раз про себя улыбнулся поспешности, с которой вскочил с места секретарь. Алекс Ротт работал здесь месяца четыре; Грант был им доволен, хотя и посмеивался порой над его педантизмом и дотошностью («Чудовищный зануда!», сказала Дана, едва познакомившись с собратом-секретарем).
– Добрый день, месье Лафонтен.
– Здравствуйте, Алекс. Месье Грант у себя?
– Да.
– Будьте любезны, доложите, что я прошу уделить мне десять минут для беседы.
Секретарь исчез за дверью кабинета, потом вернулся и распахнул дверь:
– Прошу вас.
– Спасибо, – кивнул Лафонтен, снова про себя улыбнувшись. Дана даже в первые недели своей работы не была такой старательной.
– Добрый день, Деннис. Я не отвлек вас от срочных дел?
– Здравствуйте, месье Антуан. – Грант устало потер переносицу и улыбнулся виновато. – Нет, ничего срочного. Вернее, ничего нового. Прошу садиться.
Лафонтен опустился в кресло для посетителей. Приподнял бровь, оценивая стопку бумаг на столе Первого Трибуна.
– Ничего нового, только старое? Дело Камилла Розье?
– Именно, – поморщился Грант.
– И ничего нового?
– Я не знаю, что думать, месье Антуан, – ответил Грант с досадой. – Не вижу мотива… Послужной список Розье безупречен. От высшего руководства он ничего, кроме поощрений и признания заслуг, не видел. Не понимаю.
– А он сам? Вы пробовали говорить с ним?
– Пробовал.
– И он?
Этот вопрос вызвал у Гранта мгновенное замешательство. Похоже, Первый Трибун совсем не беспристрастен. И правду о своем разговоре с Розье он не расскажет.
– Вы же понимаете, месье Антуан, – хмурясь, произнес Грант, – что я не могу говорить с ним официально, как с чужим человеком. Мы были дружны все последние годы… и не легко смириться с таким предательством.
– И что получилось из этого разговора?
– Ничего хорошего. У меня он просил прощения, клялся, что не хотел мне зла… А объяснять что-либо отказался. Сказал: «Я нарушил присягу – судите и наказывайте». И замолчал намертво.
– Странно, – задумчиво произнес Лафонтен. – Очень странно. Деннис, может быть, мне стоит самому с ним побеседовать? Есть у меня кое-какие предположения.
– Пожалуйста, – пожал плечами Грант. – Буду рад, если вам удастся что-нибудь узнать. При том, что нам известно сейчас, ему прямая дорога следом за Шапиро. А я сам еще не решил, как поступить и стоит ли его защищать.
– Не доверяете людям, которые внезапно меняют убеждения? – хмыкнул Лафонтен. – Вы правы… Но сначала давайте попробуем разобраться.
– Как скажете, – вздохнул Грант. – Когда вы хотели с ним поговорить?
– Сегодня. И чем скорее, тем лучше.
– Хорошо, я распоряжусь. Через полчаса вас устроит?
– Вполне. – Лафонтен поднялся, собираясь уйти. – До встречи, Деннис.
– Вы не думаете, что разговор, о котором вы просите, опасен? – неожиданно спросил Грант.
– Нет, не думаю, – пожал плечами Верховный. – Впрочем, есть разные способы обеспечить безопасность. Прикажите надеть на него наручники, если вам так будет спокойнее.
– Я так и сделаю, – буркнул Грант.
А он выглядит почти спокойным, отметил про себя Лафонтен. Огорченным – да, но спокойным. Прежняя растерянность и смятение исчезли, как будто миновал первый шок, и все встало на свои места. Может быть, отношения Гранта и Розье все же были не настолько близкими, как он предполагал прежде? Да, фотография… Но, даже если Грант был предметом увлечения Розье, откуда известно, что это чувство было взаимным?
Неужели хоть в чем-то дела обстояли лучше, чем ему казалось?
*
Двое охранников втолкнули Розье в кабинет; он перешагнул порог и остановился, не опуская головы и заносчиво глядя куда-то в сторону. Лафонтен окинул его взглядом, отмечая про себя и бледное лицо, похудевшее, с наметившимися морщинками, и тени вокруг глаз и упрямо сжатых губ. Потом сказал:
– Оставьте нас вдвоем.
Старший охранник, кивнув, снял с пояса пару наручников. Розье глянул равнодушно:
– Это зачем?
– Приказ Первого Трибуна.
Брови Розье дрогнули, обозначая страдальческую гримасу; он прикусил губу и молча поднял перед собой руки.
Охранники подвели Розье к столу Верховного, усадили в кресло для посетителей и ушли. Розье молчал, глядя в стол и напряженно сжав скованные в запястьях руки. Лафонтен некоторое время тоже изучал его молча. Потом произнес:
– Только один вопрос, Камилл. Зачем?
Розье, не поднимая глаз, скривил губы:
– Почему вам было не спросить об этом во время допроса?
– Потому что я обещал не выставлять напоказ вашу личную жизнь. Кроме того, на такие вопросы человек лучше отвечает в здравом уме.
– Да, – тоскливо усмехнулся Розье. – Трудно оставаться в здравом уме, когда тебе выкручивают руки и колют наркотики.
– Предпочитаете более болезненные способы развязать язык? – спросил Верховный. – Электрошок? Раскаленные клещи? Не валяйте дурака, Камилл! Ваш заговор поставил под угрозу существование Ордена, а вы ждете заботы о вашем раненом самолюбии?
Розье, вздернув подбородок, обжег Верховного полным ненависти взглядом:
– Не путайте интересы Ордена со своими амбициями!
– Со своими амбициями? – тихо повторил Лафонтен.
Усмехнулся и покачал головой. Потом рывком открыл ящик стола, вытащил папку с отчетом начальника информационной службы и швырнул ее на стол перед Розье:
– Вот это, по-вашему, мои амбиции? А вот это? – следом на стол упали две папки с делами погибших агентов. – Это жертвы тоже моих амбиций?! Вы имеете хоть какое-то представление о цене ваших амбиций?!
Розье, ошеломленный этой вспышкой, осторожно придвинул к себе первую папку и раскрыл ее. Лафонтен с мрачным удовлетворением следил, как за чтением меняется выражение его лица.
– Черт возьми! Я даже не думал, что такое возможно. – Розье глянул на другие папки, прочитал на обложках имена. – Что с ними?
– Они мертвы.
– Но как?
– Один застрелен, у другого сломана шея. Леди Кедвин оказалась для них опасной добычей.
Розье со стоном опустил голову на руки. Глухо спросил:
– Что со мной будет?
Лафонтен достал портсигар:
– Судить и наказывать – дело Трибунала, а не мое.
– Неужели?
– А вас это удивляет? Вас, друга Первого Трибуна?
– Бывшего друга Первого Трибуна. Вашими стараниями, – зло усмехнулся Розье.
– Моими? – удивился Верховный. – Ах, да… Намного лучше было бы лишить его титула и чести, но позволить считать вас хорошим другом. А я имел наглость поступить иначе.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я, – процедил Розье.
– Нет, Камилл, уж не взыщите – не понимаю. Лгали своему другу вы, под обвинение в клятвопреступлении подводили его вы, а виноват в этом, оказывается, я.
– Все было не так, – проговорил Розье. Глянул на лежащие перед ним бумаги. – И этого я тоже не хотел.
Лафонтен подался вперед:
– А чего вы хотели, Камилл? Чего? У вас не было врагов, ваша карьера Стража складывалась очень хорошо. А что вас ждет теперь? Суд и казнь? Ради чего?
Розье выпрямился; его лицо вновь приобрело холодное и замкнутое выражение.
– Я не боюсь ни суда, ни казни. – Он повернул голову и впервые глянул Верховному прямо в глаза. – Это была личная месть.
– Личная месть кому?
– Вам.
Несколько секунд Лафонтен смотрел на него, слишком удивленный даже для гнева.
– Камилл, вы в своем уме? Даже если предположить, что я заслужил вашу месть… Но каким образом? Я никогда не сказал вам ни одного резкого слова, не говоря о чем-то более существенном!
– О да, – криво улыбнулся Розье. – Насчет резких слов – чистая правда. Так вы и убиваете не иначе, как с церемонным расшаркиванием.
На ядовитую усмешку Лафонтен внимания не обратил. Убивать с церемонным расшаркиванием – это было что-то совсем новое. Даже раскопав где-то скрытые детали биографии Верховного, узнать такие личные подробности, как почерк убийства, Розье не мог никак. Он и не знает этих подробностей, хотя чью-то ложь повторяет очень убежденно.
Но какое Камиллу Розье дело до событий, которым лет больше, чем ему?
– Продолжайте, Камилл, я весь внимание. Не каждый день узнаешь о себе столько нового. Так кого я убил… с церемонным расшаркиванием, как вы изволили выразиться?
Розье уже снова смотрел прямо перед собой.
– Мой отец не смог жениться на моей матери сразу, потому что не был разведен с первой женой. Мне было почти шесть, когда он наконец смог получить развод, я был достаточно взрослым, чтобы запомнить… Он собирался жениться на матери и официально усыновить меня. Но не успел. Мы остались одни. Женщина с маленьким ребенком без средств к существованию… Ей пришлось выйти за нелюбимого человека, только чтобы создать подобие семьи, дать мне возможность выучиться и чего-то добиться в жизни. Но все равно, я оставался незаконнорожденным! Всю жизнь я должен был что-то доказывать – таким, как вы, богатым наследникам известных фамилий. Доказывать свое право на равенство там, где у меня были все права по рождению. У меня были бы эти права – если бы не вы. Вы отняли у меня все, вместе с именем моего настоящего отца.
– О каком имени вы говорите, Камилл?
– А вы все еще не догадались? – с издевкой отозвался Розье. – Могли бы, если бы получше изучили мою биографию и сопоставили кое-что. Например, дату замужества и добрачную фамилию моей матери. Двадцать шесть лет назад… Скольких же еще вы убили, расчищая себе дорогу к этому креслу?
Лафонтен неторопливо достал сигарету, щелкнул зажигалкой, закуривая:
– Ваш отец – Клод Валера?
– Слава Богу, хотя бы имя вы помните! Жаль, что я так поздно узнал обо всем, но лучше поздно, чем никогда. Ну, что вы молчите?
– Вы ждете, что я забьюсь в истерике и начну вымаливать у вас прощение? – произнес Лафонтен. – В смерти Клода Валера, отец он вам или нет, не виноват никто, кроме него самого.
– Я вам не верю, – бросил Розье. – И не говорите мне про доказательства – вы же сами вели расследование, могли состряпать что угодно.
– Верите вы мне или не верите, дело ваше. Вы разочаровали меня, Камилл. Я был о вас лучшего мнения.
– Что? – ошарашенно уставился на него Розье.
– Мстить нужно уметь. А вы пока только наделали жестоких ошибок и зачеркнули свою жизнь. Непонятно, ради чего.
– О, это только начало! – скривил губы Розье. – Интересно, хватит ли вам бесстыдства убить сына, зная, что на вашей совести смерть отца?
– Это и будет ваша месть?
– Нет, только небольшое дополнение. Остальное вы узнаете позже.
Лафонтен подумал немного, внимательно разглядывая Розье. Припомнил загадочную небрежность заговорщиков в той истории с нападением на Мишель Уэбстер, папку с бумагами Крамера, которую кто-то перепрятал тайком от Шапиро. С какой-то ведь своей целью перепрятал, возможно, рассчитывая, что вернется за ней позже…
– Наводка охотника-Бессмертного на загородный дом, о которой стало известно и с которой начали раскручивать заговор, была устроена вами.
Розье усмехнулся:
– Я Наблюдатель. И я не псих, в отличие от Шапиро. Мне нужно было расследование в Ордене, а не война с Бессмертными.
– Зачем?
Розье покривил губы в победной усмешке:
– Вот этого я вам по доброй воле не скажу. А в пыточное кресло снова усадить меня вы не посмеете.
Верховный аккуратно стряхнул с сигареты пепел.
– Я вам не верю, Камилл. Не знаю, зачем вам это нужно, но вы мне лжете.
– Думайте, как хотите, – обронил Розье. – Тем интереснее будет сюрприз.
– Каким бы ни был этот сюрприз, ваша глупость от этого меньше не станет.
Не дожидаясь ответа Розье, он нажал кнопку вызова и кивнул появившимся охранникам:
– Уведите.
Дождался, пока за ними захлопнется дверь, потом нервным движением погасил сигарету. Некоторое время молча сидел, уставившись в одну точку.
Значит, вот как складывается головоломка, не дававшая ему покоя последние пару месяцев! Он в самом деле не знал ничего толком о женщине, которая упомянута в «деле Валера» – сначала было не до того, потом она спешно переехала, а искать ее никто не счел нужным.
В этом и состоит ошибка, которую он должен был понять по настойчиво являющимся воспоминаниям?
Лафонтен снова припомнил лицо Розье, твердую линию подбородка, морщинки между бровей и возле губ. По-северному светлые глаза и волосы, привычку к законченным, несуетливым движениям…
Потом медленно покачал головой:
– Нет. Этого не может быть.
*
Немного времени спустя в кабинет, постучав, заглянула Дана. Лафонтен стоял у окна, прислонившись к простенку, и смотрел на двор.
– Месье Антуан?
– Знаете, – произнес он, – наверно, Бессмертные не зря считают нас низшей расой. Мы так дешево ценим то, чего нам дано так мало!
Дана подошла ближе.
– Вы хотели что-то спросить?
– Я хотела напомнить… Вы не забыли, что доктор Роше просил вас сегодня не задерживаться?
– Забыл, – усмехнулся он. Глянул на часы. – Дел больше нет, можно отправляться прямо сейчас.
Дана, кивнув, повернулась к двери:
– Я распоряжусь.
Телефон внутренней связи издал мелодичную трель. Лафонтен шагнул к столу и взял трубку.
– Да.
– Прошу прощения за беспокойство, месье Антуан, – раздался голос Денниса Гранта. – Как прошла ваша беседа с Розье?
– Ничего интересного, – ответил он. – Придется довольствоваться его официальными заявлениями.
– Негусто, – хмыкнул Грант. – Знать бы, с чего такое упрямство.
– Может быть, он что-то скажет завтра, – предположил Верховный. – Я отправляюсь домой, Деннис. Если есть еще что-то срочное…
– Нет, больше ничего.
– Тогда до свидания.
– До свидания, месье Антуан. Спокойной ночи.
Он положил трубку и невесело улыбнулся про себя. Хорошо бы спокойной…
*
Заседание Трибунала, посвященное разбору дела Камилла Розье, не обещало никаких внезапных поворотов. В деле все было изложено четко и ясно, Верховный свой разговор с Розье оформлять протоколом не стал, а более ни в чем наличие скрытых мотивов не просматривалось.
Вел заседание Деннис Грант, снова занявший место председателя во главе длинного стола. Верховный Координатор тоже занял свое обычное место – кресло за столом, поставленным так, чтобы видеть и слышать всех присутствующих, но самому на виду не быть.
Все повторялось, только на стуле посреди ярко освещенного круга сидел не Шапиро, а Камилл Розье. В самом начале заседания, в ответ на традиционный вопрос «Что вы можете сказать в свое оправдание?», он ответил: «Ничего». После такого ответа спорить и доказывать стало нечего. Ему, конечно, задали еще несколько вопросов; ответы были столь же краткими и бесцветными.
Лафонтен, внимательно наблюдавший не столько за ходом обсуждения, сколько за настроением собравшихся, для себя решил, что сторонников у Розье немного. Но для того ведь и дается право защищаться, чтобы изменить мнение судей в свою пользу. Попытаться доказать, что не был в курсе всех планов Шапиро и ничего не знал о планах по использованию Центральной Базы, Розье точно мог. Тогда почему он отмалчивается? Очень хочет умереть героем – хотя бы и только в собственных глазах? Или… не в собственных?
Прислушиваясь к обсуждению, Лафонтен понял, что Грант для себя все решил. И Розье на его защиту и покровительство рассчитывать не приходится. Однако странное дело, Лафонтен готов был поклясться, что Розье как минимум дважды готов был заговорить и сказать, быть может, хоть что-то в свое оправдание. Но натыкался на ледяной взгляд Гранта – и снова опускал голову.
Что за чертовщина здесь опять творится?..
Присматриваясь к Розье, Верховный думал еще и о другом. Насколько основательны претензии Розье на родство с Клодом Валера? Возможно ли настолько полное несходство между отцом и сыном?
От задумчивости его отвлек ровный голос Гранта:
– Итак, совещание закончено. Господин Розье, если вам есть, что сказать в свою защиту, говорите – это последняя возможность.
Розье выпрямился, но взгляда не поднял:
– Мне нечего сказать.
– Вы уверены?
– Я поддался чувствам там, где поддаваться им было нельзя. Такой слабости трудно найти оправдание. Я полагаюсь на вашу справедливость.
– Воля ваша. В таком случае я прошу вас покинуть зал.
Розье встал и пошел к выходу – к ожидавшей его охране. Дверь за ними закрылась, и в зале вспыхнул свет.
Некоторое время было тихо, потом нависшую тишину нарушил Карл Брэдфорд:
– Чертовщина какая-то! Что это за публичное биение себя в грудь? Он что, таким образом счеты с жизнью сводит?
– Может, не нужно искать скрытый смысл? – задумчиво подал голос Джо Доусон. – Вы не верите, что человек в самом деле сожалеет о своей ошибке?
– Кто сожалеет? – сдвинул брови Брэдфорд. – Розье? Если он о чем и сожалеет, так это о том, что у спектакля мало зрителей!
– Я бы не был столь категоричен, господин Брэдфорд, – возразил Лао Ченг. – Розье есть что сказать, не знаю, как вам, а мне это очевидно. Но если он решил молчать – это его право.
– Именно, – кратко уронил Акира Йоши. – Он не к психоаналитику на прием явился, чтобы ждать, что мы сами начнем выяснять причины и искать оправдания.
Следующим подал голос Филипп Морен, потом – Пауль Вайс… И во всех мнениях на разные лады повторялось одно: отказ Розье от защиты впечатление произвел скорее негативное и симпатий ни у кого не вызвал. Лафонтен в искреннее раскаяние Розье тоже не верил. Мог бы поверить, если бы не последний с ним разговор.
Увлекшихся новым спором судей прервал Грант:
– Господа, мы уклонились от главного. Сказано уже достаточно, и при этом – ничего нового. Камилл Розье хочет справедливости – и он ее вполне заслужил. Прошу голосовать.
– Виновен, – первым жестко произнес Карл Брэдфорд.
Грант кивнул. Один за другим к нему присоединились еще шестеро присутствующих.
– А вы, господин Доусон?
– Я воздерживаюсь, – кратко ответил тот.
– Полагаю, на то есть причины?
– Есть. Я просто не верю, что он такой негодяй, каким его здесь изображают, хотя и понять, что им движет, не могу тоже. Достаточно такого объяснения?
– Достаточно. – Грант выпрямился и еще раз обвел взглядом лица судей. – Есть ли возражения у Верховного Координатора?
– Те же, что у господина Доусона, – отозвался Лафонтен. – Но для основательного протеста этого недостаточно.
Грант кивнул, окончательно утверждая принятое решение.
…Розье пересек зал и остановился перед судейским столом, напряженно выпрямившись, сцепив за спиной руки и глядя куда-то поверх голов. Слушая вердикт, он не шевельнулся и не изменился в лице, даже когда прозвучали слова окончательной формулы обвинения – «Вина Ваша доказана». Наверно, только в эти минуты Лафонтен окончательно решил для себя, что Валера к его рождению отношения не имеет никакого.
– Вы намерены оспорить решение?
Традиционный вопрос, который судьи задают равным себе.
– Нет, – отозвался Розье и спросил: – Я… могу узнать, сколькими голосами принят вердикт?
– Семью при одном воздержавшемся, – произнес Грант. – Это имеет какое-то значение?
– Семью… – тихо повторил Розье. – Нет, уже не имеет.
– Приговор будет приведен в исполнение завтра утром, – подводя черту всему сказанному, произнес Грант. – Заседание окончено.
Розье увели. Судьи разошлись, кто молча и в одиночестве, кто – продолжая вполголоса обмениваться мнениями. Лафонтен поднялся с места, когда в зале остались только он и Грант.
Первый Трибун, взглянув в его сторону, заметил:
– Вы недовольны нашим решением.
– Разве я сказал, что недоволен?
– Не сказали. Я вижу.
– Я недоволен не вами, Деннис. Мне просто не нравится такое стечение обстоятельств. И второй раз за четыре дня присутствовать при казни… Извините, если кажусь чересчур усталым, но это действительно не вызывает у меня энтузиазма.
– Я понимаю, – тихо сказал Грант. – Но на сей раз оставлять дело неоконченным нельзя.
– Поэтому я не стал оспаривать ваше решение. До свидания, Деннис. До завтра я здесь не появлюсь.
*
Утро выдалось тихим и светлым, но бессолнечным. Лафонтен приехал в штаб-квартиру еще затемно, и оставшееся до рассвета время провел у себя в кабинете. Долго задерживаться на рабочем месте он сегодня не мог – нужно было поскорее отправиться в клинику. Плановое обследование, сказал Роше. Но на сердце у Лафонтена было неспокойно. Странно, он уже привык думать, что здесь для него не может быть ничего неожиданного, но ошибся.
Необходимость снова становиться свидетелем убийства, хоть оно и называлось казнью, лишь ухудшала его настроение. Он думал отказаться, но счел, что отказ привлечет лишнее внимание. А ему сейчас достаточно взглядов, которыми время от времени обжигал его Деннис Грант.
Закончив разбирать срочные письма и донесения, он поднялся из-за стола, ушел к приоткрытому окну и достал сигарету. Ему хотелось просто ненадолго отвлечься от мыслей о делах, но отдых этот оказался прерван самым неожиданным образом.
За дверью кабинета послышались возбужденные голоса, потом щелкнул сигнал внутренней связи.
Лафонтен подошел к столу и нажал кнопку:
– Да.
– Месье Антуан, здесь Алекс Ротт. Важные новости – по делу Розье.
– Пусть войдет, если важные.
Он сел за стол, мельком удивившись – какие могут быть новости по делу после вынесения приговора?
Дверь распахнулась, и Дана буквально втащила в кабинет Алекса Ротта.
Секретарь Первого Трибуна был непохож на себя – растерянный, бледный, как полотно его же рубашки.
– И что это значит? – спросил Лафонтен, по очереди оглядывая взъерошенную парочку.
– Расскажи! – решительно толкнула Алекса в бок Дана. Потом, не дожидаясь, пока он обретет дар речи, выхватила у него из руки и положила на стол маленький предмет. – Вот!
– И что это?
Предмет оказался диктофонной кассетой.
