Текст книги "banlieue (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

Я не хотел признавать, но слова Рича меня задели. Да, по Марти было видно, что ему не безразличен Луи, но я просто надеялся, что это хорошая и крепкая дружеская привязанность, а, возможно, неплатоническая нежность могла быть вызвана всем внешним обликом моего мальчика. Рич позвонил мне еще позже, почти в двенадцать, я не хотел идти спать без Луи снова, поэтому сидел с книгой и бутылкой в своем кабинете.

– Гарри, прости.

– Все нормально, я уже взрослый человек.

– Он просто уехал на отдых, подростки так делают, не забивай голову.

– Пытаюсь, – я протяжно выдохнул. – В конце концов, он счастлив.

– Да, – Рич сделал паузу, явно почесав подбородок, а потом просто вздохнул.

– Я люблю его, ладно? Я не могу так просто пойти и переспать с кем-то, чтобы перевести дух, как делал это раньше.

– Да, я уже это понял, – он прочистил горло, слегка замешкался. – Я должен был просто поддержать тебя, а не лезть с идиотскими советами.

– Я напился, – мы синхронно издали громкие смешки.

– Рад за тебя.

Мы еще немного послушали дыхание друг друга, никто из нас не хотел прощаться. Рич вспоминал какие-то ситуации из прошлого, из-за которых я несдержанно смеялся или даже краснел. Только во втором часу ночи мы нашли в себе силы попрощаться, а я из-за подкашивающихся ног смог добраться только до дивана, на котором моментально отключился. До возвращения Луи оставалось пять дней, и я должен был как-то с этим жить.

– Матильда, дорогая, забери Пи-Джея, – мы в выставочном центре и я не знаю, зачем Рич привез сюда свою девушку и ребенка. Я лишь сжато улыбнулся Матильде, когда она забрала Пи-Джея, отчаянно пытавшегося добиться внимания от своего отца. Я перевел свой поникший взгляд на Рича, а он продолжал что-то говорить о картинах. – Гарри? Ты снова убиваешься?

– Что? Нет, – я провел пальцем по подписи на картине, та слегка размазалась, и я усмехнулся. – Когда ваша с Матильдой свадьба? – такие вопросы бесили Рича.

– Не знаю, когда-нибудь, – он отошел, наклонил голову. – Вы с Луи приглашены не будете, – я широко улыбнулся, потерев краску на пальце.

– Не очень-то и хотелось, – он снова очень близко подошел к картине, посмотрел на размазанную подпись и посмеялся.

– Зато теперь подделку легко будет отличить от оригинала, – Рич повернулся ко мне и мы громко засмеялись без видимых на то причин.

Я размазал подписи на всех его картинах, потому что Рич подписывает свои полотна в самый последний момент. Такая задумка ему понравилась. Он вызвал такси для Матильды и Пи-Джея, а сам уселся на пассажирское сидение моего Крайслера и приказал мне ехать к какому-то его знакомому, у которого всегда было весело. По словам Рича, там я должен был снова ощутить свою молодость.

– Гарри? – переспрашиваю я имя семидесятилетнего мужчины, что зажимал молоденькую танцовщицу.

– Да, его тоже зовут Гарри, представляешь, – мы где-то за городом в огромнейшем особняке, стоим у грязного бассейна. Вокруг много людей, но я не понимаю, почему это должно быть весело.

– Гарри Брайант, – он подошел к нам, я рефлекторно отошел немного назад. – А это тот самый Стайлс, да? – он посмотрел на Рича, а потом снова на меня. Я тяжело вздохнул и натянул свою улыбку.

– Да, он, – Гарри протянул мне руку, и я уверенно ее пожал.

Они с Ричем поговорили о чем-то, пока я стоял поодаль, сжимая в руке бутылку лимонада, что мне предложили. Почему-то этот человек сразу вызвал во мне какую-то неприязнь и глупую ненависть. Что-то все-таки здесь было и не так. Я заметил их пристальные взгляды на себе, а потом по губам Рича прочитал: «Дай мне время, я договорюсь», – и мне захотелось уйти.

– Я неясно выразился, когда говорил, что ни одну из них не продам?! – Рич закрывает дверь гостевой комнаты, а я не могу удержать свою агрессию.

– Гарри, тихо, первым делом ты должен успокоиться.

– Ты сказал этому идиоту, что я продаю портреты Луи, как ты мог?!

– Нет, я не говорил, он попросил меня договориться, как с другом, – я тяжело дышал. Рич стал говорить тише. – Он даст мне десять штук, если ты продашь ему оригинал, – я усмехнулся и взмахнул руками.

– Давай я дам тебе десять тысяч долларов, мне не трудно! – он закатил глаза и опустил голову. – Рич, ты не понимаешь.

– Ты помешался.

– Эти картины даже не мои, это все подарок.

– Для какого-то сопляка!

– Закрой свой рот!

– Он предлагает тридцать миллионов! Тридцать, Гарри, – я не передумал. Я не собирался изменять своим принципам из-за денег. – За какую-то мазню с личиком.

– Мне пора домой, – я оттолкнул Рича и потянулся к ручке двери, но он схватил меня за предплечье. – Отпусти, пока мы оба об этом не пожалели.

– Он даст двадцать миллионов за твою репродукцию, – мы смотрели друг другу в глаза.

– Кто он такой? Может он украл эти деньги, а ты бегаешь за ним, как щенок, – Рич вытянул ухмылку на своем отвратительном лице, а я нахмурился.

– Гарри Брайант – главный конкурент сети ваших предприятий.

– Пусть катится к черту, – хватка Рича ослабла и я смог отойти от него, освободив руку. – И ты тоже, – я открыл дверь и тут же наткнулся на Брайанта.

– Я дам тридцать пять, Стайлс! – я просто пошел дальше.

– Я уже сказал нет! – они вдвоем побежали за мной, а я расталкивал людей и полыхал.

Никогда в жизни, ни за какие деньги, у меня есть принципы. Если я сказал, что не собираюсь продавать портреты, я именно это и имел в виду. Если я сказал, что не отдам их ни в одну галерею на содержание, я именно это и имел в виду. Я чувствовал себя использованным своим собственным другом. Да, возможно я стал чутким из-за Луи, стал вспыльчивым и диким собственником. Но если что-то мое, то оно будет принадлежать мне всегда.

– Этот молокосос к тебе не вернется! – я сжал кулаки и остановился у припаркованной машины.

– Перестань оскорблять его! Он тебе ничего не сделал, а ты ведешь себя как последняя сволочь! – я хотел подойти к Ричу и вправить его челюсть.

– Гарри, он тебя использует, он высасывает из тебя деньги, а за спиной поливает грязью, они все так делают.

– Это мои проблемы, а не твои, по крайней мере, я люблю его, а Матильда для тебя просто прислуга!

– Не лезь в мою семью.

– Ты в мою тоже не лезь, это все не я начал.

– Это выгодное предложение, Гарри.

– Тем более, я готов дать сорок миллионов американских долларов, – ему завтра умирать, а он торгуется насчет портрета моего мальчика.

– Хоть сто двадцать, я уже дал ответ, и он окончательный.

Я развернулся и сел в свою машину. Они еще что-то кричали мне вслед, но я просто позволил им увидеть, как я уезжаю в закат. Я ударил по рулю и скинул крышу Крайслера, чтобы насладиться ветром. Когда я подъезжал к дому, у меня в горле образовался какой-то ком, и я еле сдержал слезы в лифте, отвернувшись к стене от соседа снизу. Я зашел в свою пустую квартиру и глянул на чашку, что все так же одиноко стояла у раковины. Я открыл бутылку коллекционного портвейна и не помнил, как уснул.

– Сюрприз! – Луи вернулся на целых два дня раньше. Я думал, что это сон. – Гарри, хей, – он широко улыбнулся, а я стоял напротив и пытался согнать сонливость.

– Я люблю тебя, – я обнял его так сильно, что его ребра вонзились в мой живот. Луи недовольно запищал.

– Хва-а-ати-и-ит! – ему пришлось отпихнуть меня самостоятельно. – Я чуть не умер! – он засмеялся и повис на мне, обхватив ногами мои бедра. – Я тебя тоже люблю, – обнял мою голову руками, я почувствовал отчетливый запах моря и счастья.

Мы сели на диван, Луи уместился на моих бедрах, целовал мое лицо. Было так приятно снова его чувствовать, снова слышать его учащенное сердцебиение. Его пальцы щекотали мою шею, а я сжал ладонями его талию, боясь упустить. Он соскучился по мне. Но не так, как я по нему. Это желание просачивалось сквозь каждый его влажный поцелуй и каждое колкое прикосновение. Мальчик выдохнул в мой рот во время затянувшегося поцелуя так преданно и ревниво, словно не хотел, чтобы чужой кислород заполнил мои легкие.

– Ты что, не соскучился по мне? – его глаза бегали, отчаянно взывая к моей ответной реакции.

– Соскучился, – я улыбнулся и погладил его щеку большим пальцем.

– Все хорошо?

– Ты хочешь заняться любовью, чтобы доказать мне, что скучал? – наверное, Луи недопонял вопрос. Он очаровательно нахмурился и выдохнул.

– А ты нет?

Я лишь мотнул головой в сторону и поджал губы. Мой отказ его задел, но он пытался не показать этого. Луи слез с меня, но далеко не отошел, а я встал с дивана и сам не знал, куда себя деть. Как только я устремлял свой взгляд куда-то на его загорелую кожу, я видел лишь отпечатки чужих прикосновений. И я не мог перестать думать об этом.

– Только не извиняйся, – эта молчаливая пауза была не к месту, сейчас, когда мы должны были отрывать друг от друга куски плоти от того, как скучали.

– Кстати, – я был рад, что он поменял тему. Пустая ревность заглатывала меня по самую макушку головы, – я увидел такую шикарную блузку в одном крутом магазине и сразу же подумал о тебе, – Луи беспощадно раскидывал свои вещи из сумки. Я усмехнулся. – Вот.

Мальчик протянул мне черную, совершенно невесомую кофточку. Мне было приятно, что в те дни он вспоминал обо мне. Возможно, я утрировал, но Рич – мудрый человек, и так просто пропустить его слова и не придать им значения я не мог. Луи стоял напротив и внимательно следил за тем, как я медленно застегивал пуговицы блузы.

– Я в таких больших размерах не разбираюсь, но, вроде бы, я угадал, – он довольно улыбнулся и поправил немного ворот.

– Почему она прозрачная? – мальчик продолжил поправлять ткань везде и щупать мое чувствительное тело так нагло, что у меня не сформировывалась адекватная претензия. Поэтому я ничего не говорил.

– Во-первых, она полупрозрачная. Во-вторых, ты в ней отлично выглядишь.

– Правда? – я перехватил его руки и поцеловал их. Он кивнул. – Не хочешь прогуляться по Нью-Йорку?

– Ты останешься в ней? – Луи закусил губу и ткнул пальцем в мою грудь. Я сжал его ручки крепче.

– Да, конечно.

– Отлично, ведь я купил себе такую же, только белую.

И вот я здесь: грязная кирпичная стена с недотертым граффити кажется мальчику хорошим фоном в свете падающего солнца, и я жмурюсь, потому что оставил очки в машине, но стараюсь не делать этого, чтобы снимок получился хорошим. Я вижу на плече Луи солнечного зайчика, что падал от моего кулона. Я достал его из-под блузы, просто чтобы его было видно. Мое мороженое в руке стремительно тает, несмотря на то, что Нью-Йорк был сегодня к нам лоялен: солнце ярким блюдцем располагалось на небе, и под ним было приятно находиться. Мы словно рассыпались на атомы и побывали везде, куда только можно было добраться. Кино, парк аттракционов, пустые гетто, прибрежный порт. Дорогой ресторан на самом закате вечера. Я забыл обо всем рядом с ним и словно снова вдохнул свежего воздуха, пропитанного океаном и ягодами.

– Понимаешь, он провернул этот трюк со мной дважды, – я смеялся. – Он два раза притворялся, что утонул в бассейне, и я два раза велся на это.

– Ты правильно поступил, вдруг он бы и правда утонул, а ты бы сидел без действия только потому, что не веришь в это, – Луи смотрел куда-то вниз, наша постель была наконец-то теплой.

– Помнишь, когда я сделал это с тобой? – мальчик широко улыбнулся и покраснел.

– Я считал секунды, чтобы понять, сколько ты еще протянешь, это вообще было не смешно, – он захихикал и отвернулся.

– Твое выражение лица было просто великолепным, я никогда в жизни этого не забуду.

Луи вымотался. Я просто лежал рядом и поправлял его мягкие пряди, убирал их назад, чтобы ничто не мешало мне рассматривать его лицо. Я так и не уснул. Я боялся закрыть глаза, ведь думал, что потеряю его. Я стоял в дверном проеме с руками в карманах штанов и не мог насладиться картиной, что хмурыми красками расплылась в нашей постели. Сочным пятном стала желтая футболка мальчика, что рьяно протянул руку к пустой части кровати, где встретил только скомканное одеяло. Он лег на спину и раскинул конечности звездочкой, а я усмехнулся.

– Гарри, вернись ко мне, – Луи повернулся и потер глаз.

– Спи, я сейчас, – я продолжил смотреть на его тугие изгибы и сбитые в ласточкино гнездо волосы. При слабом освещении луны и тусклых фонарей я проглядел его душу.

– Почему ты стоишь там?

– Потому что мне нравится наблюдать за тем, как ты спишь.

– Если это тебя сексуально удовлетворяет, то сейчас же отвернись, – я засмеялся и опустил голову.

– Почему вы вернулись раньше?

– Потому что там было скучно без тебя.

– Правда?

– Давай уедем? – я посмотрел на Луи, что сел и снова протер свои глаза. Он громко выдохнул. – Эта квартира стала до жути тесной.

– Мы поедем в Лос-Анджелес, на выставку Рича, и можем остаться в Малибу, если хочешь.

– Хочу, – я сел напротив него, протянув руку к его голове, поправил его футболку на затылке. – Я скучал по тебе, – прошептал он, склонив голову к моей ладони.

– Я тоже, – мальчик потянулся ближе ко мне, и я подхватил его объятия.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Пальцы Луи мелодично обхватывали бокал за бокалом, что так непристойно быстро опустошались. Громкий вой помещения не мешал мне слышать обольстительную речь мальчика, он говорил с какими-то женщинами и мужчинами о своей сфере искусства. О балете и о том, что ждет нас после Беллы. Тихая ложь скрывала надежду и разбавляла вечер. Казалось, что Луи сорвет Ричу презентацию своей обаятельностью. К нему подходило все больше людей.

– Только погляди, как мурлычет, – я усмехнулся и отпил немного вина.

– Завидуешь?

– Чему завидовать?

– Он молодой, красивый, соблазнительный, безумно талантливый и способен расположить к себе кого угодно, – Рич смотрел в свой бокал и глупо улыбался. – Половина тобой приглашенных, готов поспорить, даже не прочла письма.

– Ты напился или просто хочешь меня унизить?

– Ты перестал себя уважать, – я повернулся к нему. – Ты опустился до пустых оскорблений в сторону невинного подростка, – я злился.

– Он не просто разобьет твое сердце, он вырвет его живьем, – я выдохнул и сжал бокал в руке крепче.

– Почему ты стал резко его ненавидеть? Это бесит и сбивает с толку. Последнее, чего я хочу – это неприязнь лучшего друга к человеку, которого я люблю.

– Ты все такой же наивный.

И он просто ушел. Рич оставил свой бокал на столе рядом и ушел. Зачем, куда, я так и не понял. Я взглянул на Луи, затем опустил голову. Почернелый Лос-Анджелес для меня больше не сиял так ярко, не был таким красочным, каким отражался в стеклянно-бездумных глазах рядом. В гостиничном номере было темно и жарко, я щелкнул выключатель настенной лампы, как тут же погряз в странных мыслях о поведении Рича. Я смотрел на приоткрытую дверь в ванную комнату и думал, что, наверное, мне стоит начать беспокоиться за мальчика.

– Гарольд, о чем думаешь? – он игриво показался из-за дверного косяка, отодвинув дверь чуть дальше легким толчком.

– Не знаю, ни о чем, – Луи был без футболки. Каждое клетка его таявшего тела заигрывала со мной. – Хочешь спать? – он мотнул головой и закусил губу.

Такая детская его восторженность ослепила меня, а показавшаяся коленка, обтянутая белой мелкой сеткой, выбила последний вздох. Он с балетной утонченностью вытянул свой носочек, спрятав при этом покрасневшее лицо, и обхватил пальцами дверной косяк. Я сидел на нашей кровати, боясь двинуться, прошелся по рельефам его ноги взглядом. Кокетливо на бедре показывалась широкая полоска кружева чулка, что контрастировала с его сладко-смуглой кожей.

– Тебе нравится? – прозвучал вопрос где-то в ванной комнате, Луи все так же не показывал своего лица. Его мягкий голос дрожал.

– Да.

– Хочешь увидеть еще? – этот вопрос рассыпался там же, в ванной комнате, и я пересел ближе к краю постели.

– Да.

Мальчик опустил руку на свою талию и прижался к дверному косяку лбом. Снежно-белый поясок кружева он слегка поправил на боку, а после опустил ладошку к бедру, проведя указательным пальцем по шелковому ремешку, что поблескивал. Луи стукнул ноготком по застежке и вновь спрятал свои озорные глаза. Я услышал его тягучий смех, немного сжатый и стеснительный. Маленькое шелковое белье сверху было расшито кружевными светло-розовыми розами, они невесомо касались кожи живота.

– Пожалуйста, покажись, – я не мог терпеть его лукавые пальцы, что гладили кожу бедер под кружевом чулка.

Луи медленно вышел, не забыв выключить свет в ванной комнате. Я видел, что его щеки выдавали его смущение, но его глаза были зрелыми, они рискованно открывали все намерения мальчика. Его губы растянулись в обольщенной улыбке. И в такие моменты я находил секунды, чтобы взглянуть на его лицо, чтобы не забыть, почему люблю. Невинно-белый кусок ткани не уместил его достоинство или это была его задумка: его член прижимался к низу его живота. Я неторопливо протер большим пальцем нижнюю губу.

– Не подойдешь?

Все его тело словно ждало моей просьбы. Мальчик осторожно переступал, касаясь пола только лишь носочками. Рельефы его бедер не скрывались, были обрамлены тканью, которая их подчеркивала. Луи обдумывал каждое свое движение, старался не спешить. Я окончательно стал прикован к румяным очертаниям головки его члена. Лепестки роз щекотали его уязвимую оболочку, дразнили. Я возжелал его прямо таким. Открытым, незащищенным, чувствительным, моим и вечно прекрасным. Он испытывал меня и мое терпение, шел избирательно, медлил, выгибался так, что мое сердце пропускало удар за ударом. Я раздвинул колени шире, когда он подошел совсем близко.

– Тебе правда нравится? – я притянул его к себе за талию и поцеловал кожу бедра на границе кружева.

– Очень, милый.

Мальчик тяжело вздыхал. Я покрывал поцелуями его сахарно-бархатные бедра, но теперь я растягивал эти минуты в целые часы. Я бережно обхватил ткань над коленом и совсем чуть-чуть ее стянул, кожа Луи покрылась мурашками, и я приступил ко второму его бедру. Он был изысканным десертом в тот пьяный вечер. Мягким, с твердыми кусочками, кисло-сладким, многогранным, удивляющим, но все равно каким-то знакомым и уже любимым. Я не смог удержаться и легонько его укусил, оставив рядом россыпь невесомых поцелуев.

– Подойди ближе.

Луи был очень смущен. Я положил руки на его талию и прижался губами к головке члена. Пояс под моими ладонями был не таким приятным, как оболочка тела моего мальчика, поэтому я потянулся руками к его груди. Он сжал мои волосы на затылке и простонал, напрягши мышцы, когда я взял его член в рот. Я деликатно обсасывал его лакомую кожу, пытаясь держаться черты, чтобы не переборщить. Обхватив большим и указательным пальцами его сосок, я мягко сжал его бок другой своей рукой. Мальчик чуть наклонился и запустил руку под мою рубашку, прислонив раскрытую ладонь к спине. Она была мокрая, и оттого мне стало еще приятнее. Я пощекотал немного оба его соска, а затем опустил руки к его трусикам и начал медленно их стягивать, параллельно опуская голову ниже. Его член был идеальной формы и идеального размера. Я ощупывал языком каждую его венку и чувствовал горячую кожу, что упиралась в мое нёбо. Луи крепко держался, я чувствовал лбом напряжение мышц его живота. Я вытащил член изо рта, мы посмотрели друг другу в глаза и выдержали паузу. Он тяжело дышал от переполняющего его стеснения, сильно покраснел. Он начал расстегивать мою рубашку, пока я справлялся с маленькими застежками, что мешали снять белье.

– Ляг, – ласково прошептал он в мое ухо, облизнув после мочку, когда я оставил ненужный кусок ткани на полу.

Я прислушался к его почти просьбе. Луи вытащил свои ножки из вышитого белья, переступив, наклонился ко мне и улыбнулся. Я улыбнулся ему в ответ. Он расстегнул мой ремень, затем брюки. Мальчик встал на колени на кровать и медленно подполз к моей груди, усевшись на живот. Я привстал на локти, когда опустился к моему лицу. Я поцеловал его, схватив за шею правой рукой. Он поставил руки на мои ключицы и первым протолкнул свой язык в мой рот. Я чувствовал его у своей левой щеки, затем он прошелся по зубам, а после мы облизывали языки друг друга так долго, что я чуть было не задохнулся. Луи посмеялся, когда наши взгляды вновь встретились. Я хотел, чтобы он чувствовал, как я возбужден. Я погладил его плечо, после протянул рукой вниз и взял его член. Мальчик смотрел в мои глаза, я ждал, что он будет умолять меня о каких-либо действиях, но он просто смотрел.

– Я люблю тебя, – было сказано как-то грустно и почти украло тот волшебный момент.

– Я тебя тоже люблю.

Я обнял его за талию и положил рядом, сам встал и наконец избавил себя от этой сковывающей одежды. Он игриво посматривал на меня, время от времени переводил взгляд в потолок, тихо посмеивался. Я хотел знать, что его так смешило. Я залез на него и устроился меж его крепких бедер. И не стал медлить, сжав ягодицу мальчика. Луи имел это по-особенному удовлетворяющее выражение лица, когда я входил в него.

– Ты ведь знаешь, что ты очень сладкий на вкус? – я поцеловал его.

Он только кивнул и обнял мои плечи, прижав к себе. Я любил, когда он так делал. Я очень нежно двигался, хотел слышать его изнеженные стоны, достаточно громкие, но и не слишком пошлые. Я поцеловал его шею несколько раз, уместил руку на талии, пытаясь несильно надавить, чтобы оставить узор кружева на его коже. Ремешки щекотали низ моего живота. Я стал двигаться резче, Луи отпустил меня и я встал на колени. Я смотрел на его лицо, на прикрытые глаза, на поблескивающий кончик носа. Я потянул чулок вверх и снял его. Он не был такой мягкий, как кожа моего мальчика. Я опустился, чтобы поцеловать Луи, укусил его губу и впустил его высокий, изящный стон в свой рот. Я надеялся, что он вновь использует это белье.

Я передал ему чулок, сплел наши пальцы, опустился к его груди мягкими поцелуями. Я чувствовал, как его сперма сглаживала трение наших тел. Щеки мальчика покраснели, а на шее местами проявлялись красные пятна. Я отпустил его руку, продолжил ритмично двигаться внутри, обняв Луи за талию. Он стал тихим, податливым, В такие моменты его уязвимости я дорожил им больше всего. Я оставил его тело перед тем, как кончил на шелковые трусики на полу.

– Ты ведь любишь меня, правда? – я хотел убедиться.

– Да, очень, – внушало доверие.

========== trente-quatre. ==========

– Ты не думал вернуться в университет? – мы занимались абсолютно ничем.

– Зачем? – я почти спал.

– Не знаю, чем ты сейчас будешь заниматься? – Луи звучал как-то тоскливо.

– Тобой, – я улыбнулся, надеясь, что он заметит это, услышит, я надеялся, что он уберет шляпу с моего лица и поцелует меня.

– Боже, – он усмехнулся и встал с покрывала, встряхнул на меня песок и неоправданные надежды.

– Луи, перестань, – я сел, поправил шляпу, протер глаза. Здесь было слишком жарко.

– Вот серьезно, чем нам заняться теперь? – я поднял голову и сильно прищурился из-за солнца.

– Я не знаю, дорогой, но не думаю, что меня ждут в университете. Меня не было там так долго, я даже не разговаривал ни с кем.

– А ты хочешь? – я пожал плечами, опустил голову.

– Почему ты спрашиваешь?

Луи развернулся и ушел, оставив меня без ответа. Я накинул рубашку на плечи и смотрел на него, пока он медленно погружался в воду. Я думал наконец-то прожить свою любовь, если честно, думал быть с ним каждую секунду своей жизни. Я не хотел разочаровывать его, потому что по нему видно, что он разочарован буквально во всем, что происходит и что его окружает. Я хотел, чтобы он отдохнул, но он думал о стольких вещах и не мог замолкнуть, он постоянно говорил. Я не был против, но он явно говорил не о том.

– Почему бы тебе не придумать программу? – стрекот кузнечиков прорывался в наш домик. Белый шум успокаивал меня и заполнял паузы диалога.

– Она не возьмет ее, ей нужно шоу, не просто какие-то танцульки, – я усмехнулся.

– Может сядешь рядом? – я упал на диван в гостиной, когда мы вернулись, а Луи, почему-то, сел на кресло.

– Не-а, мне очень жарко, – он улыбнулся, прислонил к губам горлышко стеклянной бутылки, смотрел в мои глаза.

Я выдохнул, отвернувшись, сделал глоток. Жидкость в бутылке нагрелась до неприятной температуры.

– Сходим куда-нибудь поесть? – Луи мотнул головой.

– Я пойду спать.

– Уже? – я встряхнул руку с часами, посмотрел на них. – Десять часов только.

– Я устал, Гарольд, – мы посмотрели друг на друга, а затем он встал. – Мы еще долго здесь будем?

– Сколько ты захочешь, – он закатил глаза, вздохнул и исчез за дверью в спальню.

Я просидел в одиночестве еще долго. Я думал о Риче, о Луи, о клубе, об университете, о будущем. Чем действительно нам заняться? Я бы хотел поездить по Азии, я думал предложить Луи это следующим утром за завтраком. Или когда мы пойдем на пляж. Я избирательно ступал на дощечки деревянного пола, который скрипел громче навязчивых кузнечиков, стараясь не разбудить мальчика. Когда я лег рядом и очень осторожно прижался к нему, все мое охватило приятное ощущение тепла, которое он источал.

– Знаешь, твоя мама сказала мне, что они планировали тебя, – я пытался подбодрить его. – Ты ведь все равно был сыном Николаса, несмотря ни на что.

– Я знаю, – в самолете было как-то тесно.

– Ты когда-нибудь думал о том, что было бы, если бы он не умер?

– Да, вообще-то, я думал об этом.

– И?

– Я думаю, он бы развелся с мамой в итоге, – Луи вздохнул, – ну.. ты понял, они бы просто разошлись.

– Ты бы остался с ним?

– Да, – мальчик усмехнулся и посмотрел на меня. – Но у нас не было бы возможности быть семьей, ведь он мне не кровный родственник.

– Ты когда-нибудь оставишь меня?

Этот разговор стал слишком личным для такого маленького самолета и людей рядом, пара из которых точно слушали нас уж очень внимательно. Думаю, что последние три дня нашего отдыха были лишними и за это время мы снова успели устать и нагнать эту тягучую тоску по воспоминаниям. Я так и не поговорил с Луи об Азии, но, видимо, он бы отказался.

Ранним октябрем Луи вернулся в балет, у Фадеевой было что-то очень интересное для него и остальных. Мальчик светился от счастья после каждой своей репетиции, он не мог перестать говорить, он был неомраченным сверкающим ангелочком, которого вы могли бы приобрести в какой-нибудь старой лавке антикварных игрушек. Я вернулся в клуб, Рич имел какие-то идеи по поводу его преображения, он желал, чтобы люди вновь хотели попасть к нам, как когда-то давно, чтобы от нас веяло престижем и чтобы товарищество в нашем клубе приравнивалось к дружбе с президентом.

– Добрый день, – я не ждал телефонного звонка в первый четверг ноября.

– Добрый, – женский голос не был мне знаком.

– Я могу чем-то помочь?

– Это Фелисите Ривера, помните меня? – конечно я помнил. И боялся. – Я отправляла письмо, но оно мне вернулось, не знаю почему… – я тяжело выдыхал прямо в микрофон. – Я устраиваю свою первую выставку и хотела пригласить тебя.

– Фелис… – я протер глаза, зажмурился. – Зачем?

– Не знаю, я просто… – она стала говорить тише.

– Это может разрушить мою жизнь, – прошептал я.

– Но это было так давно, я просто хотела поблагодарить тебя.

– Всегда пожалуйста, мисс Ривера.

Я повесил трубку. Я просто не выдержал. Я думал, что может это все продолжение плана Мур. Этот инцидент стал въевшимся пятном на белой простыне моих воспоминаний. Спустя столько лет будоражить меня вновь, серьезно? Видимо, она так и не повзрослела. Даже если бы я хотел, а я не горел желанием, я бы не пошел. Мне интересно, но это слишком. Мы ведь не станем друзьями. Я не мог доверять ей, себе, даже людям вокруг. Надо было сменить домашний номер.

Я слушал речь Рича, что он подготовил для студентов университета Леонардо да Винчи, с которыми мы собирались сотрудничать. «Всякая молодость резвости полна», – произнес гордо он, как тут же в импровизированном зале захлопали все пять человек, что пришли сегодня. Я помню, как моя мама привела меня сюда за руку, когда я окончил университет и не знал, что делать. Я думал, что я буду сидеть в нашем поместье и порисовывать портреты семьи и друзей семьи. И друзей друзей семьи по их рекомендации. Меня даже не сразу взяли, а потом за мной пришел отец Рича (он тоже был художником и основал клуб для своего сына) и сказал, что я славный малый. С тех пор я жил в Нью-Йорке.

– Боже мой, зачем нам спонсоры, если у нас есть мы сами, – он потягивал мягко спиртное из стакана, что всегда таскал с собой.

– Рич, да ты на грани банкротства, ты ведь ничем никогда не занимался.

– У меня остались деньги с выставки, да и вообще, у меня есть деньги.

– Расписки, между прочим, все еще приходят на мой адрес, ты задолжал нескольким арендодателям, ты ведь в курсе?

– Банк отобрал мою чековую книжку, – я тяжело вздохнул, усмехнулся, засунув руки в карманы пальто. – Вот только давай без этого.

– Рич, у тебя молодая невеста, ребенок, нет постоянного дохода, а еще ты лезешь в долги и пьешь кофе с водкой на завтрак.

– Я справлюсь, у меня все под контролем, – он упал на кресло в холле. – Я умею выживать, Гарри, я ведь не сынок могущественных магнатов, которому с детства все подносили на блюдечке.

– Я уж было хотел предложить тебе оплатить аренду, – я улыбнулся ему. – Позвонишь, если Матильде и Пи-Джею негде будет жить.

– Да пошел ты.

– Уже ухожу.

Он такой упрямый, но вместе с этим и амбициозный. Я понимаю, почему он держится за клуб. Его отец был хорошим человеком. «Желтая волна» – это первая проданная картина Рича. Я не хотел бы бросать его тоже. Но шансов не было. Студентам не нужны чужие клубы с чужими взглядами. Они основывают свои и держатся вместе. Я, в принципе, принимаю это, когда-то мы все тоже были молоды. Но Рич, боже.. Наши старые друзья, наша верхушка клуба, даже не отвечали на звонки. Я знаю, что некоторые уехали, обзавелись женами, уже даже детьми. После моего откровения мы все сдвинули клуб на второй план. Многие уже даже не помогали Ричу с выставкой.

– Может ты поговоришь с Матильдой? – Луи пытался утешить меня.

– Он ее не послушает, – мы лежали на нашей кровати, смотрели какой-то очередной фильм.

– Почему? – мальчик поглаживал мою руку.

– Рич никого не слушает.

– Мне жаль, – он поцеловал мой подбородок и прилег на грудь. Я обнял его чуть крепче, тяжело выдохнул.

– А как у тебя дела с балетом?

– Все хорошо, мы готовимся к приезду королевы Англии.

– Когда она приедет?

– Вроде в конце июля.

– Так скоро.

– Розалина уверена, что мы успеем.

– А мне можно будет прийти? – я почувствовал, как он улыбнулся.

– Если тебя пригласит президент или первая леди.

Мы мягко посмеялись, я поцеловал его голову. Я предложил ему уехать на пару недель в Париж, отметить его день рождения и новый год там, но он отказался. Сказал, что не хочет отвлекаться от балета. Я не возражал, я не горел желанием уезжать, просто хотел развеяться.