Текст книги "banlieue (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– Конечно, я знаю, – я положил голову на ее плечо. Джемма пробежалась по моим волосам пальцами.

Я два раза спускался за подарками мальчика к машине, просто потому что физически мы не смогли утащить все за один раз. Хотелось знать, что такого ему могли подарить. Но в одиннадцать он уже понемногу отключался, упал на диван и сложил ручки на животе. Я клал все коробки у елки, улыбался, когда видел Луи, внимательно за мной следящим, но даже не желающим помогать. Я снял свой шарф, быстро закинул его на вешалку, туда же отправилось пальто, я щелкнул по выключателю на кухне.

– Отнесешь меня в кровать, я устал, – он смотрел на меня одним глазом.

– Ты вообще понял, что я тебе ничего не подарил? – я расстегивал верхние пуговицы рубашки, здесь было жарко.

– Разве? – совсем сонный хриплый голосок раздавался только еле различимыми гласными звуками.

– Да, – он открыл глаза, повернул голову на подарки, затем снова на меня.

– Как это так, Гарольд? Ты оставил меня без подарка?

– Да, это наказание, – уголок рта дернулся вверх.

– Ничего себе, и за что? – уже не был сонным, говорил твердо.

– Ты меня очень сильно достаешь последнее время, и я вот подумал, что все, пора с этим завязывать.

– О боже, ты такой смешной, когда пытаешься быть строгим, Гарольд, – я наигранно убрал улыбку.

– Ты думаешь, я шучу?

– Я знаю, что ты шутишь, хотя, актерская игра превосходная, Гарольд, еще год назад я бы поверил, – сел ровно, хлопнул по своим бедрам. – Ты выглядишь глупо, когда врешь.

– Неправда.

– Ты любишь меня слишком сильно, чтобы оставить без подарка, – мальчик ухмыльнулся. – Я же твой любимчик.

– Любимчик, хм, – моя рубашка была полностью расстегнута, я пошел в спальню.

– Ты куда?

– Жди здесь.

– Я надеюсь, что это та пушистая курточка из каталога! – теперь ухмыльнулся я. – А глаза закрывать?

– Как хочешь.

– Я не буду!

– Хорошо, – я возвращался, спрятав украшенную коробку за спиной, Луи светился. – Может, ты попробуешь угадать?

– Ну, я сказал, что я надеюсь, что это та самая куртка, о которой я говорил тебе неделю назад.

– Не-а, это не она, – я сел на диван около него, мы держали зрительный контакт.

– Тогда я даже не знаю.

– Хорошо, я не буду тебя томить, – я передаю коробку мальчику, он с остервенением рвет упаковочную бумагу.

Звезды не могли затмить этого ярчайшего света, исходящего от мальчика, прибившего мое сердце к спине. «Спасибо, Гарри! – он буквально врезался в меня, когда пытался обнять, вдохнул мой запах поглубже и на выдохе произнес: – Я люблю тебя, очень сильно!». Пальцы обвили эту небольшую камеру, мальчик рассматривал каждую деталь, смотрел внимательно. Его рука сразу рванулась кассетам, без инструкции, которую я разворачивал, он понял, что куда надо вставлять, сразу вскочил с дивана.

– Улыбайся, Гарольд! – лицо спряталось за фотоаппаратом, глаз прищурился.

– Луи, погоди, надо разобраться с настройками, – я выбрал самый легкий в использовании, чтобы запечатление какого-то момента не стало проблемой.

– Покажи свои ямочки, Гарри! – щелчок кнопки и вспышка света, я сидел с выставленным напоказ телом. – Смотри! – фотография уже была в его руках, он легко ее потряс. – Ты моргнул, Гарри! – я улыбнулся.

Я смотрел на него, пытающегося что-то все-таки настроить, он высунул от усердия язык. Сегодня Луи исполнилось шестнадцать, но ребячество никуда не исчезло из этих глубоких голубых глаз, которые сейчас смотрели на меня, в свете луны, пытались собраться, пытались сказать что-то. Я забрал его еще совсем маленьким и таким светлым, честным, и с ним ничего не случилось за эти годы, ничего особенного не произошло. Он стал известным в Америке артистом балета и просто хорошим человеком, который умел любить. Голубые глаза не хотели закрываться раньше моих зеленых, тусклых, они не хотели забывать меня.

– Я люблю тебя, – прошептал, неразборчиво, но понятно моему сердцу, пальчики бродили по моему оголенному плечу. – Гарри, ты не представляешь, как сильно я влюблен в тебя, – я молчал, мне нечего было сказать, мои слова не выразили бы всю мою любовь. – Я очень сильно влюблен тебя, ты весь мой мир, – его фирменная хрипота и относительная скрипучесть голоса были тягучими и приятными моему уху. – Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя очень сильно, до беспамятства.

– По-взрослому?

– Да, конечно, по-взрослому, – улыбнулся, указательный палец прочертил линию моей челюсти.

– Я тоже, я тоже люблю тебя, Луи.

Кому вообще нужны двухместные кровати, если наши тела ничего не могли с собой поделать, притягиваясь друг к другу словно магниты. Я, если честно, точно не помню, спал ли. Кажется, я дремал, как и Луи, и мы боялись отпустить друг друга. Боялись пошевелиться, рука мальчика все время лежала на мне, он почти не ворочался во сне. Я держал его близко к своему сердцу, было спокойно. Даже свистящий за окном ветер не мешал мне прослушать его сердцебиение. Тихое, умиротворяющее.

========== dix-sept. ==========

– Давай же, Гарри, – после трех бокалов вина я еще мог собой совладать, но те два стакана виски были лишними. – Ты не будешь спать здесь, – мой мозг перекатывался в черепной коробке, словно мячик. – Ну же, – Луи навел объектив камеры на меня, я просто хотел спать. Мое тело хотело отключиться. – Тебе лучше улыбнуться, – яркой вспышки мои опьяневшие глаза не восприняли, я зажмурился.

– Луи-и-и-и, – протянул я неожиданно для себя, что-то случилось с моим голосом, – хватит, – мальчик положил фотоаппарат на стол и снова вернулся ко мне.

– Какой ужас, – он снял свой джемпер. – Тебе не идет быть пьяным, – хотел передать мне снимок, но мои руки не смогли подняться.

– Я знаю, – я выглядел тогда очень глупо и непривычно мальчику. – Так вышло случайно.

– Ничего страшного, Гарольд, у тебя же сегодня юбилей, – он упал рядом, прилег на меня. – Но тебе лучше не дышать даже в мою сторону, – я отвернулся, издал избитый смешок, улыбка вытянулась на моем лице.

– Ладно.

Луи заботливо помог мне раздеться и даже укрыл одеялом, но отодвинулся подальше. Я отключился почти мгновенно, не видел никаких снов. Было тяжело. Утром я открыл глаза от яркого февральского солнца, но перевернуться на другой бок не смог. Я выдохнул, мозг начал работать, я услышал голоса из телевизора, закадровый смех, смех мальчика. Я с трудом встал с кровати, поправил нижнее белье и волосы, кажется, это было самое ужасное утро в моей жизни; одно из самых ужасных.

– Гарольд! Ты наконец-то проснулся! – по голове как будто ударили молотом.

– Тише, милый, тише, мне болит голова, – моя рука на двери, взгляд устремлен на мальчика, что-то творящего с пирогом на столе.

– Я испек его для тебя! – мозг с силой ударяет по лбу изнутри, я закрываю глаза.

– Луи-и-и, – захожу наконец-то в ванную комнату.

– Это лимонный пирог! – он как будто бы кричал специально.

Шум воды был слишком громким, я глянул на себя в зеркало, чистил зубы. Первый день моих сороковых. Не могу сказать, что я чувствовал себя старым, у нас в это время жизнь только начинается, но все равно было как-то неудобно. Непривычно, что я такой старый, а Луи такой молодой. Впервые я ощутил эту огромную пропасть между нами, красные глаза никак меня не украшали. Я вышел, ноги шлепали по паркету, я не ощущал холода.

– Быстрее садись, сейчас попробуешь пирог, – телевизор был выключен, я почесал свое плечо, снова засыпал. – Он не слишком сладкий, как ты любишь, – я улыбнулся, голубые глаза не смотрели на меня.

– Спасибо, Луи, – мальчик быстро приставил ко мне тарелку с куском пирога, подал кофе.

Луи умел печь пироги, Луи умел готовить, на самом деле, но он ленился и никогда не делал это без собственного желания. Я был голоден, поэтому ел все с аппетитом, он смотрел на меня, улыбался. Это утро резко перестало быть плохим, Луи уселся рядом, взял себе горстку конфет, мы сидели в тишине. Было хорошо. Я оглядывал его личико, изящные пальцы разворачивали карамельки быстро, умело. Проблеск аквамарина заставил мое сердце дрожать. Мы мягко улыбнулись друг другу.

– Родственная душа, да?

– Конечно, милый, я люблю тебя.

– И я тебя.

Я ушел в спальню довольным и удовлетворенным полностью, головная боль отошла на второй план, сейчас я думал только о том, что будет после. Вчера в ресторане я разговаривал со своими коллегами-друзьями, они подумали, что вернуться через десять лет снова на все главные полосы газет и журналов будет чем-то эпичным и абсолютно в моем стиле. Итак, выставка была назначена примерно на май-июнь следующего года. Луи уже будет семнадцать к тому времени.

– Гарольд, – я сидел на нашей не заправленной кровати, – о чем думаешь? – он медленно двигался ко мне, мы смотрели в глаза друг друга.

– Да так, неважно, – я надел футболку, аккуратными и точными движениями мальчик спустился на колени, сел напротив.

– Чем займемся сегодня?

– Я хотел, на самом деле, сходить и посмотреть какой-нибудь телевизор в нашу спальню. Большой, возможно, подходящий для твоей приставки, – его ладони поглаживали мои бедра.

– Неплохая идея, но я не думаю, что мне будут интересны все эти игры, – никакой скрытости в его глазах, распахнутое для меня сердце. – Но, если честно, может мои друзья будут чаще к нам заходить.

– Наверное, не пылиться же подарку, – пальчики побежали вверх, остановились в сантиметре от полового органа. – Что ты делаешь?

– Это всего лишь часть моего подарка, Гарольд, не волнуйся, – глазки блеснули, остро и горячо, вторая рука начала двигаться по тому же направлению.

– Луи, перестань, – немой вопрос показался на лице, – пожалуйста.

– Все хорошо? – я мягко и нежно улыбнулся, взял мальчика за подбородок.

– Не надо портить момент, хорошо? – его голубые пуговички бегали, он растерялся. – Иногда мне кажется, что ты не знаешь, как выразить свою любовь, много говоришь, много делаешь, но, Луи, сладкий, я и так вижу, что ты любишь меня, ладно? – он перевел взгляд, осторожно убрал руки. – Иногда людям не хочется секса или даже поцелуев и это нормально.

– Ладно, – я легонько приподнял его к себе, он обнял меня, и мы упали на кровать вдвоем.

Моей голове было больно, но мягкая рука, прижавшаяся к моим ребрам, теплая, что-то сделала со всеми моими болезненными ощущениями. Я чувствовал его сердцебиение, хрупкое сердце билось часто, он глубоко вдохнул и выдохнул, я усмехнулся. Махровые носки немного щекотали мои голени. Мы полежали так, не разговаривали, не смотрели друг другу в глаза. И рядом с ним я не думал, что будет дальше. Что будет с нами, что будет после нас. Я был уверен, что мы будем в порядке. Мы точно будем в порядке, у нас будет отличная жизнь.

– Если честно, то я хочу небольшой ремонт в нашей квартире, – идти с ним в магазин было нельзя. – Может быть, перекрасить стены в бежевый или повесить пару полок в гостиной, – я не слушал его. – Гарольд, что думаешь?

– Даже не знаю, Луи, я не хочу ничего делать в своей квартире, – вижу его закатывающиеся глаза, улыбаюсь. – Я хочу, чтобы все стены были белыми, мне нравится.

– А мне нет! – слишком громко и вспыльчиво, я кладу руки на его плечи.

– Что-то не так? – он не смотрит в мои глаза, я наклоняюсь. – Почему ты так ведешь себя?

– Ничего, – смотрит в пол, я вижу только его ресницы и сетки кровяных сосудов на веках.

– Это не ответ, – жалостливо поднимает глаза. – Милый, все в порядке?

– Да, Гарри, – он отстраняется, я становлюсь ровно.

Что-то могло случиться с его настроением, но я не знаю, что именно. Его руки в карманах, яркая куртка привлекает внимание, кепка на голове. Но я не осуждал его за его выбор одежды. Хотя, его уши могли немного замерзнуть. Он раздраженно пнул воздух, развернулся. В тот день мы все-таки приобрели телевизор, а вечером установили подаренную одним моим другом приставку еще месяц назад. И как сам Луи сказал, эти игры были не для него и не для меня. Зато теперь наш комод относительно не пустовал.

Луи вернулся в школу, Фадеева сейчас подготавливала людей для какой-то мелкой постановки, ее труппа заслуженно отдыхала. Теперь мальчик проводил много времени с друзьями и, как я понял, нашел еще одного друга в их компанию. Его зовут Марти, и оказалось, что он совершенно не похож на друзей Луи, просто он был один и еще он довольно симпатичный.

– Ты мог позвать всех в субботу к нам, почему бы и нет? – мы ужинали, мы всегда вели разговоры за ужином.

– Да, возможно, только придется забрать Марти и привезти его, он потеряется, – даже если Луи доставал до пола, он не упускал возможности поболтать ногами и задеть меня.

– Ты говорил, что он из Ванкувера, да? – я заправил волосы за ухо.

– Да, канадец, – мальчик протер пальцем губы. – Он веселый. Хотя все считают его странным фермерским мальчишкой, – улыбнулся, я поднял голову.

– Почему?

– Я даже не знаю, он не похож на такого, – его взгляд постоянно останавливался на случайных вещах поблизости. – Его папа был там директором какой-то фирмы, очень влиятельный человек.

– Понятно.

– Марти хорошо играет в футбол, он даже записался в нашу команду, но ты же знаешь, в этой школе одни зубрилы, никто нормально играть не умеет.

– Лейла больше не встречается с тем плохим парнем?

– Нет, Робби переехал вместе с родителями, еще летом, – он встал, убрал свою тарелку в умывальник. – А почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто интересно, – он хлопнул меня по плечу, когда уходил.

Луи сказал, что нет ничего страшного в том, если я останусь дома в субботу. Он сказал, что его друзья считают меня крутым взрослым, поэтому у меня нет необходимости куда-то уходить. Утром субботы я тщательно прибрался в нашей спальне и в гостиной, пока Луи вместе с друзьями отправились за Марти. Я оставил им сладости и освободил место на вешалке, поставил ровно обувь. На самом деле, мне хотелось увидеть этого симпатичного парня, потому что Луи часто говорил о нем слова «красивый», «привлекательный», «обаятельный». За входной дверью послышались голоса, затем звонок.

– Здравствуйте, мистер Стайлс! – я придерживал дверь для них, Марти зашел последним, был слегка растерян.

– Здравствуй, Марти.

Паренек догонял меня по росту, да и по телосложению, серьезно, он был очень плотным и широкоплечим, мне было неловко. У меня, как казалось, даже не такие широкие плечи и не такая атлетичная мускулатура. Он снял свою куртку, откуда сразу показались крупные руки, ничем не прикрытые, он был в одной футболке. Луи и Джессика сразу схватили его за плечи и потащили в спальню, просили расслабиться. Я попросил Лео и Лейлу взять с собой все закуски и еще попросил не мусорить. Эти дети быстро мне кивнули и исчезли. Я оглянулся на разбросанную обувь, у Луи ноги были совсем маленькими, как у его подруг, у Леонардо они были тонкими из-за его природной худобы, но кроссовки Марти были огромными. Кажется, он профессиональный спортсмен, или хотя бы занимался чем-то на дому. То есть, быть большим от природы – одно дело, но быть таким подкаченным может не каждый. Я был в изумлении. Не могу честно сказать, показался ли мне Марти симпатичным, но его подругам он нравился. Обычный старшеклассник.

Игры, что вместе с приставкой подарил мой друг, нравились ребятам, судя по шуму, который они создавали. Я отдыхал на кресле в библиотеке у окна вместе с хорошей книгой. Дети шумели, и когда кто-то выигрывал, в квартире раздавался победный возглас, а затем бесконечно льющийся задорный смех, среди которого я так четко для себя определял смех Луи. Я не следил за временем и полностью погрузился приключенческую историю, когда чуть не подавился кофейной гущей. Это привело меня обратно в реальный мир, и я понял, что стало очень тихо. Когда я проходил мимо спальни, все притихли, слышно было только тяжелое дыхание Марти. Я не придал этому значения, сполоснул свою чашку, поставил чайник, насыпал кофе. Я хотел спросить у ребят, надо ли им еще что-нибудь, подошел к двери и прислушался.

– Фадеев? – Джессика или Лейла, я не различал. – Если его зовут Ричард, то это точно он, – я прикрыл рот рукой.

– Несколько лет назад она говорила, что он умер, – Леонардо.

– Он не говорит и у него косые глаза, – Луи.

– Это из-за того взрыва, она не хотела, чтобы ее считали женой сутенера, – снова девичий голос.

– Откуда у тебя вообще такие мысли, Джесс?

– У меня дома есть страница из газеты, моя бабушка обожала собирать информацию о борделях, она там когда-то работала.

– Какой ужас!

– Да нет, она много зарабатывала, но вскоре их стали вытеснять несогласные. Поэтому бордель Фадеева взорвали, когда он был там.

– Разве нельзя было это просто решить через полицию? – очень грубый голос Марти.

– Нет, нельзя, раньше даже таких законов не существовало.

– Но ты говорила, что он содержал там детей.

– Да, именно, поэтому его взорвали. Все считали это верхом мерзости. Никто не мог сношаться с детьми.

– Говори тише, Гарри все услышит, – я напрягся.

– Там были очень худые и некрасивые мальчики и девочки, совсем еще юные, их часто избивали, – теперь они зашептались.

– Ты не можешь знать таких подробностей, Джесс.

– В этом нет смысла. Зачем бить товар?

– Не отзывайся о них так, Лео!

– Вещи надо называть своими именами.

– Вот похитили бы тебя и сдали в такое место, мы бы посмотрели на тебя, товар.

– Меня бы не украли, я не хожу по улицам в одиночку.

– Почему этих детей не искали?

– Я не знаю, я принесу в понедельник газеты, все вам покажу.

– Мне кажется, Розалина не светила бы своим мужем тогда, раз он у нее такой плохой, – снова слышу голос Луи.

– Ты же видел его?

– Да, он сидел иногда на занятиях в зале.

– Не говори только, что смотрел на тебя.

– Ну, немного, может он вообще не на меня смотрел, у него же косоглазие.

– Тебе стоит держаться от него подальше.

– Я все равно до апреля, вроде бы, свободен.

Они замолчали и снова включили телевизор, я ушел к свистящему чайнику. Да ладно, чего дети только не придумают, чтобы напугать друг друга? Я старался не воспринимать их слова серьезно. Но было сложно, соглашусь, им уже не по десять лет, и так просто такая серьезная леди как Джессика врать не будет. Хотелось самому, что ли, проверить эту информацию. Но к шести вечера я уже забыл об их разговоре.

– Уже уходите? – я сидел за столом на кухне, читал ту же книгу.

– Да, мои родители попросили прийти к ужину, – Марти улыбался, неловко прятал свои руки сзади.

– Ох, понятно, – я встал, чтобы проводить их, он все еще смотрел на меня, но Джессика попросила его поторопиться.

– Спасибо вам за приглашение и, – он очень простой и легкий на подъем, протянул мне руку, Луи выпрямился, смотрел на нас, – я хотел сказать, что ваши картины чудесны, мы с семьей были на двух выставках, я все хорошо помню, – я улыбнулся ему, слабо кивнул.

– Спасибо, я очень рад, что твоей семье нравятся мои работы.

– Да, мой отец приобрел одну, к сожалению, я не помню, как она называется, – только сейчас мы отпустили наши руки, Луи подал Марти куртку. – Там изображено море вместе с корабликом, очень насыщенная картина.

– Кажется, это Гватемала, я был там как-то, на побережье, – его зеленые глаза светились, Марти было со мной интересно, я полагаю.

– Умиротворяющая картина, замечательная, – я поражался его языку. Канадцы обычно не выражались красиво.

– Спасибо, я очень рад был встретиться с тобой, – он очень быстро обулся, Луи подталкивал его к выходу.

– До свидания!

В школе у Луи пока что все было в порядке, я очень гордился им. Он попал в десятку лидеров по успеваемости, что я так просто оставить не мог и все-таки купил ему ту самую куртку, о которой он уже и забыл, но зато вспомнил, когда крутился у зеркала. И его не волновало, что она была женской. В конце марта раздался такой устрашающий телефонный звонок, Розалина снова звала Луи на тренировки, обещала до лета ничем серьезным не нагружать. Мальчик был рад вернуться в балет, ведь тогда у него было меньше времени, чтобы думать о скором расставании со своими друзьями. Все, кроме Марти, уезжали в другие города. Иногда это выливалось в надоедливое нытье по вечерам, когда Луи просто не мог уснуть, слоняясь по дому. Около двух недель он спал по четыре часа, и мы совсем ничего с этим не могли сделать. Снотворное только заставляло его засыпать на уроках, и в школу я тогда наведывался часто.

– Сладкий, это уже третье за эту неделю, – я подал ему пачку замороженных овощей, теперь на брови будет еще один шрам.

– Он полез первым, – апрель был очень тяжелым для нас месяцем.

– Никогда нельзя опускаться до драки, Луи, ты же приличный и воспитанный юноша, – я подтер, очень осторожно, каплю крови на его скуле.

– Ромео всем надоел, – его затуманенный взгляд был направлен в сторону.

– Я понимаю, Луи, но вы же уже не дети.

– Нет, я ребенок и еще огромная обуза, – я смотрел на его руку, что держала пакет с овощами.

– Луи, ты же знаешь, что я так не считаю. Я люблю тебя, а любимые люди не могут быть обузой.

– Все так считают, кроме тебя, Гарольд, – слишком жесткий тон, он впервые произнес (не) мое имя вот так. Меня пробрало.

– Милый, что-то снова происходит? – я подошел к нему, присел напротив на корточки. – Скажи мне, пожалуйста, расскажи, что не так? Что-то снова на балете или тебя дразнят в школе?

– Ничего не происходит, просто иногда ты слишком, – поднимает голову, убирает сверток с пачкой от лица, смотрит на пятно крови на полотенце.

– Слишком что? – по его взгляду было понятно, что он не хочет говорить.

– Я не знаю, – глаза начинают слезиться, он быстро моргает. – Просто, я просто расстроен из-за всего, и я не знаю, что мне делать, я не понимаю.

– Луи, – я нежно взял его в свои руки, поцеловал макушку, – твои друзья не будут забывать тебя. Ты можешь один год ничего не делать, выбирая колледж, ты можешь и вовсе ничего не выбирать, а работать в труппе, – он поднял свои глаза на меня. – Понимаешь, это не окончательный выбор, твоя жизнь не закончится на выбранном колледже без друзей. У меня есть всего один школьный друг, который еще не забыл обо мне, у меня есть много друзей из университета, которых я все еще встречаю на улицах разных городов, – этот благородный голубой сверкал. – Некоторые мои друзья появились у меня уже после тридцати, и это нормально. В жизни постоянно все меняется, все уходят и возвращаются, или их заменяют другие.

– А ты останешься? – он вытер свою слезу пальцами.

– Я очень сильно постараюсь остаться, Луи, если ты этого захочешь.

– Хорошо, – что-то с ним происходило, что-то плохое и необъяснимое. – Я хочу этого.

– Все будет хорошо, милый, ты не должен расстраиваться.

Следующим утром я проснулся уже под играющим не совсем громко Queen, без мальчика в постели. Сегодня я разрешил ему не идти в школу, его бровь не сильно рассечена, возможно, мы обойдемся без видимых шрамов. Я поцеловал его в лоб, когда уходил в университет, попросил просто отдохнуть и целый день ничем не заниматься. На балете они все равно пока что серьезного ничего не учили, один день он мог провести в тишине и спокойствии. В школе меня встречали как своего, было уже привычно приходить сюда. Сначала меня вызывали из-за его успехов, но за апрель он успел пять раз подраться и один раз прогулять занятия. Но я не пытался вот так бездушно его наказывать, я всегда пытался выяснить, что заставило его так сделать. Насколько я понял, его друзья совсем не расстраиваются из-за того, что уезжают. И это еще больше расстраивает Луи. Тот же Ромео на стуле, его мать, она стала больше в размерах. Она вела бессмысленный монолог, не давая высказаться мне или директору, всячески меня оскорбляла. Я спокойно выслушал ее, пытаясь не смотреть на мальчика, который был раза в четыре шире Луи, немного выше. Луи еще легко отделался, хотелось подметить. И таким образом проходил апрель, в мае все вроде бы наладилось. По каким причинам Луи дрался, я так и не понял, что-то просто происходило с ним, с чем я пытался бороться и, в конце концов, победил.

– Джессика уже собирает вещи, – грустно раздалось в моей студии, пока я стоял у еще чистого холста. – Сегодня ее родители уже забрали документы.

– Еще целый месяц учиться, почему она уже собирается? – мальчик присел на стул, опустил взгляд.

– Первого июня у нее собеседование в колледже, – вздохнул.

– А когда у вас итоговые экзамены?

– Двадцать восьмого и двадцать девятого.

– Три экзамена?

– Да, – спрятал лицо, я заметил, как он зажмурился.

– Все будет хорошо, господи, милый, – я взял его на руки.

– Она говорит, что хочет уже скорее уехать, – совсем сломанный голос мальчика разбил мое сердце. – Ей тут надоело, – по шее к ключицам побежали слезы, но мне не было некомфортно. – Они с Лео только об этом и говорят, в последнее время им уже даже гулять не хочется, – сглатывает очень громко, я услышал приглушенный всхлип и продолжительный скулеж. – Я не хочу, чтобы они уезжали.

– Все будет хорошо, сладкий, успокойся, – я легонько его покачивал. – Ты говорил им, как сильно будешь скучать?

– Нет, – он протер слезы рукой, снова обхватил мою шею.

– Ты должен сказать, – в моих руках ему было спокойно.

– Не хочу распускать сопли, – я усмехнулся.

– А сейчас ты что делаешь? – он улыбнулся, снова протер свои слезы.

– Дома мне можно, а с ними нельзя.

– Ты не должен стесняться своих чувств, Луи.

Меня снова вызвали в школу, и по какой причине, я так и не понял. После университета я садился в свой Крайслер, быстро поправил беспорядочно лежащие локоны, думал о чем-то совершенно случайном, у Луи сегодня утром закончились хлопья. Шестнадцатое мая, ему легче не становилось, но теперь уже все обходилось без происшествий. У меня не было никаких предчувствий, я даже не позвонил Луи, когда уходил из университета, я просто забыл. Сегодня я был относительно растерян и легко себя чувствовал, совсем ничего не угнетало.

– Мистер Стайлс, – в кабинете директора находился полицейский и сама миссис Белл, – присаживайтесь, пожалуйста.

Вот тогда я полностью собрался с мыслями, когда я сел, мне сразу положили несколько снимков. Фотографии Луи, на всех четырех я. Я не совсем понимал, в чем проблема.

– Мистер Стайлс, эти фотографии мы нашли у Луи, – я их рассматривал. На одной я спал, на второй был в одном полотенце, третья была размытой, но было видно, что я без футболки, на четвертой я стоял у мольберта, совсем задумчивый и непонимающий, что меня фотографируют. – Вы можете как-то объяснить их?

– Объяснить что? – я поднял на нее голову, она не сидела, не было у нее такой привычки. – У Луи есть фотоаппарат, да, мы живем вместе, и он часто меня фотографирует, в чем проблема?

– До этого вы уже привлекались к ответственности за растление малолетних, – я перевел взгляд, нахмурился. Она не могла об этом знать.

– Было доказано, что я ее не трогал.

– Конечно, можно и словами заставить ребенка раздеться.

– Она не раздевалась при мне, во-первых, – я перешел на более жесткий тон. – Во-вторых, она взломала замок моей квартиры и проникла туда, как преступница, – я снова посмотрел на Белл, затем на полицейского. – Мы с Луи живем вместе уже достаточно долго, мы привыкли друг к другу и мало чего стесняемся. Вы не можете обвинить меня в том, что я хожу по дому без футболки.

– Вами могут заняться органы опеки.

– У них ничего не против нас, совсем ничего, – все это меня напрягало и раздражало.

– У них будут показания мальчика и все нужные анализы, – я провел по своей щетине.

– Подавать заявление или нет – это абсолютно ваше дело, вы принимаете меня не за того человека.

– Мы просто должны удостовериться, – я встал. – Той девочке было тринадцать, и она не могла так просто появиться в вашей квартире.

– Вы забываете, – я поправил пиджак, – что я был достоянием общественности в те годы, – еще раз глянул на полицейского. – Вы не представляете, как много писем от женщин я выкидываю, каждый раз почтовый ящик просто забит, – я старался не нервничать.

– Заберите снимки, мистер Стайлс.

– Конечно, миссис Белл.

Уже в машине мой мозг решил прокрутить в голове события того дня. Когда после самой первой выставки прошел уже месяц, было лето, было жарко, я тогда уехал по кое-каким делам. День был замечательный, до моего приезда домой. Я никогда не забывал закрывать дверь, и когда дверь легко толкнулась внутрь, я даже немного испугался и думал, что меня ограбили. Я громко захлопнул ее и услышал испуганный визг, быстро заглушенный ладонью. В спальне на кровати лежала девочка, в моей рубашке, везде пахло моим острым парфюмом. Я ничего с ней не сделал. Я попросил ее одеться и уйти. Она постоянно выкрикивала слова восхищения, она яро признавалась в любви, но я не подпускал ее к себе. На следующий день меня вызвали в участок. Она много врала и постоянно рыдала. Все эти домохозяйки – подруги ее мамы – были настроены против меня, но об этом боялись говорить. Я выиграл дело, меня не посадили, а ее заклеймили. Я больше никогда не виделся с ней. И старался не вспоминать об этом.

Я схватился за голову и не мог притронуться к рулю еще несколько продолжительных минут.

========== dix-huit. ==========

Второго июня мы уже находились в нашем пути в Аллош. Вчера Луи проводил Джессику у ее дома, но к счастью не плакал. Леонардо уезжает в июле, Лейла уедет через несколько дней и в начале августа вернется на недельку. А у Луи на сентябрь был расписан тур, они собирались выступать с культовым «Греховным ражем», и у мальчика это уже будет считаться за настоящую работу. До этого деньги перечислялись на его счет, без его ведома, мне почему-то казалось, что он зазнается. Университет я этот год посещал чуточку чаще, чем Луи школу, но все же последние деньки все могли отучиться без меня. Я хотел расслабить мальчика перед огромным туром по США, возможно, его родной дом немного прибавит ему уверенности и сгонит грусть.

– Здесь очень тихо, – мы оставили наши чемоданы в доме и сразу отправились в магазин. Город действительно пустовал, стало даже еще грустнее.

– Многие переехали, здесь стала разводиться зараза. Вы приезжие? – кассирша заговорила с нами.

– Не совсем, это мой родной город, мы были здесь в том году, – Луи отвечал ей, я перебирал купюры.

– С начала года умерло семь работников городской больницы, – я посмотрел в ее краснющие глаза. – В этом городе стало небезопасно жить, здесь проводили много анализов, брали у всех кровь. Зараженных увезли в Париж, в изолятор, – я был поражен.

– И почему город не закрывают тогда?

– Ну, дело не в нашем городе, в Марселе в больнице тоже лежит зараженный, по всему региону есть зараженные в больницах.

– И что это за болезнь?

– Говорят, что это СПИД, но я не совсем уверена, – она почему-то зашептала. – Вам лучше здесь долго не задерживаться.

– Ясно, спасибо, – я так ничего и не сказал, я не придавал этому значения.