Текст книги "banlieue (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

– Джемма, – я давно с ней не говорил. Она подобно призраку появилась в комнате.

– Привет, Гарри, – кратко улыбнулась. Завела руку за шею, поправила бусы. – Они красивые, – я наклонил голову.

– Спасибо, – пожал плечами, спрятал руки в карманах. – Как у вас с Джонатаном дела?

– Да вроде живем, – это звучало странно. – А вы как?

– Мы в порядке, – я сжато ей улыбнулся.

В комнату вошел Луи, Джемма повернулась к нему, он как-то напугано на нее посмотрел.

– Привет, – они друг другу улыбнулись. – Ты так вырос! – моя сестра прижала мальчика к себе, он ответил ей объятиями.

– Я скучал, – мы с ней усмехнулись, Луи шумно вдохнул.

– Я знаю, – по-моему, никто из нас не держал больше зла.

Вечером мы вчетвером ужинали. Джонатан сидел на месте отца, мы с Луи с одной стороны. Как будто мы вернулись в самое начало. Когда я привез Луи, он смущенно болтал ногами и улыбался. Его рост не позволял больше болтать ногами, но аккуратности у него не прибавилось. Иногда мне казалось, что он ведет себя так назло. Горничная быстро протерла его бедра, где на штанах расплывались жирные пятна. Джонатан на нас не реагировал, был уже весь седой, Джемма спокойно ужинала. По-моему, они сидят вот так каждый вечер и даже не говорят. Меня это напрягало, а Луи шептал всякий бред мне на ухо, надеясь, что в этом тихом помещении его не будет слышно. Он в очередной раз сказал какую-то глупость, Джемма засмеялась, поднимая на нас взгляд. Джонатан посмотрел на нее, та тут же спрятала глаза, наклонившись. Я ничего не понял.

– Ты скоро? – мне не хотелось тут задерживаться.

– Никогда не думал, что буду стоять в комнате, где на стенах висят одни лишь мои портреты, – я улыбнулся, прошел в помещение, закрыв дверь. – Их так много, и когда мы только успели?

– Не знаю, честно, – я обнял мальчика со спины, поцеловал голову несколько раз.

– Это просто, не знаю, у меня нет слов, – он положил ладони на мои руки. – Это невероятно. Мне кажется, что я сплю. Это не может быть реально.

– Что именно?

– Просто, как сказать, – он прилег на мое плечо. – Мне говорили, что у меня не будет счастья в личной жизни, и я в это искренне верил.

– Кто мог сказать такое кому-то такому, как ты?

– Ну были люди когда-то в моей жизни.

– Не хочешь рассказать о них?

– Это уже неважно, – мальчик встал ровно и повернулся ко мне. – Я люблю тебя.

– И я тебя.

Я никогда не видел, чтобы прислуга нарушала личные границы. Этим утром в половину седьмого утра в нашу комнату вошел служащий, собиравшийся распахнуть тяжелые шторы на окнах и оставить мне (Луи не должен был спать здесь) стакан воды. Странные правила, но Джемма в очередной раз сменила персонал и подстроила все под себя. Разбудил меня гулкий звон серебряного подноса, разбившийся кувшин со стаканом, который уронил этот впечатлительный мужчина. Его бурной реакции послужил я, прижимающий Луи к себе. Мальчик, к счастью, не проснулся. Я попросил слугу поторопиться. Поняв, что больше я не усну, я сам раздвинул шторы и ушел на кухню.

– Утро не задалось? – Джемма бегает по утрам. Я удивлен.

– Надо было попросить прислугу не совершать утренний обход по нашим комнатам, – я пью кофе. Сестра часто дышит, не знает, по-моему, что сказать.

– Прости, забыла предупредить.

– Они у тебя впечатлительные.

– Просто не привыкли к тебе, – почему-то не садится рядом. Я прошу сделать мне еще кофе. – К вам с Луи, – я поднимаю голову, она выглядит растерянной.

– К нам никто никогда не привыкнет, – эти хотя бы работали быстрее. – Мы уедем сегодня, не хотелось тут задерживаться надолго.

– Гарри, я забыла еще сказать кое-что, – ее голос дрожит, я не понимаю ее, хмурюсь. Джемма садится на стул рядом. – Тебе не звонили? По-моему, у них даже нет твоего номера, просто, в Шайенне, там произошла авария на фабрике, никто к счастью не пострадал, но надо, чтобы ты приехал, как президент кампании.

– Что? Почему я узнаю об этом только сейчас? – да, я косвенно всем заправляю, но ..у меня было право знать, правда?

– Я не знала, что ты не знаешь, вчера вечером звонил директор, судебного разбирательства, – она делает эту паузу для «к счастью», по ее выражению лица это было видно, – не будет, но около двухсот людей потеряли работу.

– Сделайте что-нибудь тогда, вы же все предприниматели, – мой мозг не воспринимал эту проблему как свою собственную, я ведь ничего не делаю со всем этим. – Что там вообще произошло?

– Один из станков вышел из строя и загорелся, по цепи загорелись соседние конвейерные ленты, но люди быстро среагировали и там еще пожарная станция рядом. Все люди живы и целы, один мужчина обжег руку, но это совсем мелочь.

– Туда поедешь ты с Джонатаном, мне там нечего делать, – серьезно, я – формальность.

– У нас нет такого права.

– Джемма, скажешь, что я заболел, что я занят, что – не знаю, говори, что хочешь, от меня там толку не будет.

– Ладно, – она ушла, снимая спортивную кофту.

Я тогда протер лицо руками, пытаясь согнать ужас происходящего. Мой дед точно постыдился бы меня. Я понял, что отреагировал резко, меня просто сломил страх. Страх ответственности. Но после обеда мы были уже дома. В Нью-Йорке. Луи зачем-то развешивал фотографии той комнаты с картинами в моей студии. Он попросил увезти все картины, ведь тогда выставка будет в полном составе в одном месте, и это то, чего он хотел. Я не стал возражать.

– Так что там случилось?

Я лежал на нашей кровати на животе, Луи сидел сверху и массажировал мою спину. Я засыпал, фоном шел телевизор.

– Загорелся станок, за ним – конвейерные ленты. Никто не пострадал, просто случился пожар в одном из корпусов.

– Ужасно, – он сидел на моей пояснице и не мог перестать ерзать. – А это разве тебя как-то касается?

– Да, я же владею всеми этими фабриками.

– И что делают владельцы?

– Проверяют бумаги, деньги, и все в этом роде. Ничего интересного.

– А ты что делаешь?

– Ничего, – он посмеялся. – Я в этом совсем не разбираюсь, да и мне не хочется.

– Да ты просто ленивый, – снова посмеялся и слез с меня. – Ты не просто не разбираешься, ты ничего не умеешь, – я повернулся. – Просто кого-то надо взять на слабо, – он хитро улыбнулся.

– С чем угодно, но не с этим. Серьезно, меня никто никогда ничему не учил. В конце концов, я не обязан, – Луи громко цокнул и сложил руки.

– Ты до смерти занудный, – я присел на кровати, вытянув ноги вперед.

– С чего это?

– С того это, – мне показалось, он топнул ногой, поднял подбородок выше. – Мне ску-у-у-у-у-учно, – свел свои бровки и надул губки.

– Это правда, что ты разговаривал с девочками о своем необычном теле? – видно, что этот вопрос просто сбил его с толку. Я даже не помню, зачем спросил его.

– Что?

– Фадеева сказала мне, что ты открыто говорил с девочками о своем теле как о женском.

– С каких пор вы с Фадеевой снова разговариваете?

– Луи?

– Что?

– Ответишь или лучше скроешь правду?

Луи вдохнул и выдохнул, смотрел на меня.

– Просто мне надоело слышать от тебя «красивое, оно красивое» и ничего по делу. Я должен был знать точно. Я занимаюсь балетом, причем достаточно давно, а моя мышечная масса меньше, чем у Майли, которая всего пять футов в росте. Серьезно, я чуть-чуть ее тяжелее, меня это пугало, – он истерил.

– Прости, что не смог поддержать.

– Да дело не в тебе, ни в ком, даже не во мне. В этом тупом теле, – он тараторил, его это раздражало и злило. Он начал тараторить еще быстрее: – Я просто, не знаю, Гарри, мне скоро девятнадцать, а я выгляжу как пятнадцатилетняя девочка.

– Ты так не выглядишь.

– Не спорь со мной, – я замолчал. Он злился сильнее. Я уже жалел о том, что спросил его. – Ты же видел, какие все спортивные, какие у них рельефные мышцы, какие тела. Я раньше весил больше, чем должен был, и сейчас я просто не могу набрать даже один необходимый килограмм.

– Это просто твоя особенность, вот и все.

– Я рос нормальным, что со мной стало?

– Пойдешь со мной на свидание? – его слезы злили меня. Он не должен плакать из-за чего-то такого.

– Что?

– Пойдешь сейчас со мной на свидание?

– Ты придурок.

– А ты не должен плакать из-за такого пустяка. Проблема в том, что ты неосознанно пропускаешь приемы пищи. С завтра у тебя будет расписание, как у ребенка.

– Точно придурок, – хихикает, снова вытирая слезу.

– И ты любишь придурка, – кивает. – Прости, что не заметил этого, что не помог тебе, что ты искал поддержку у своих коллег по труппе. В первую очередь, это моя обязанность – помогать тебе.

– Все нормально.

– Тогда собирайся.

Мы вышли в половину девятого. Было холодно и сыро, но улыбка мальчика меня приятно согревала. Он надел мой севший по его вине гольф. Мы уехали в самый центр города, где было почти так же светло, как и днем, где яркие вывески ослепляли.

– Все так сияет, – его пальто было расстегнуто.

– Твои глаза сияют изящнее, – он лишь улыбнулся на нескромный комплимент.

Почему-то тогда я не боялся. Того, что нас могут заметить, что нас обязательно заметят, что нас могут высмеять или осудить. Я просто наслаждался вечером с Луи. В зале остался только один столик, как раз для нас, я не скрываясь ухаживал за мальчиком. Он даже покраснел немного, и я снова сделал ему комплимент. Это, все-таки, свидание. Наше первое официальное свидание. Пусть и спонтанное.

– Гарри… Гарри Стайлс? – к нам внезапно подошел официант, у него заметно тряслись руки. – И – о господи – Луи, – что ж, это было приятно. Хоть и совсем немного мешало.

– Да, – я мягко улыбнулся бедному растерявшемуся парню. Странно, что в такой ресторан взяли кого-то такого. Нетактичного.

Глаза Луи бегали от меня к официанту, затем тот попросил наши автографы на салфетке и спросил, чего мы хотим. Наконец-то. Луи поправлял приборы от скуки и иногда поглядывал на меня, улыбаясь.

– Так это был твой грязный план? – я почти забыл о том, что за рулем. Нам принесли вино и мальчик забрал оба бокала себе. – Споить меня, да? – я смеялся. – Да ты просто извращенец.

– Говори тише, тебя услышат люди, – Луи залпом выпил бокал вина.

– Пусть слышат, что ты глупенький дурачок. Как можно было приехать на машине на свидание? – и сразу приступил ко второму.

– По-моему, ты спаиваешь себя сам, – я заметил, что на Луи смотрели люди. Да, в этом ресторане так еще точно никто не делал. – Перестань, ты ведешь себя как алкоголик.

– Зато скучно не будет.

– С тобой соскучишься.

– Со мной нет, а вот с тобой – запросто, – ну все, началось.

Я много смеялся из-за него. Луи говорил какие-то странные вещи, шутки на уровне десятилеток, бессмысленные, но только один его смех заставлял меня улыбаться. Очень широко, искренне. Все его ребячество в тот момент мне не мешало, не раздражало, оно было хоть не совсем уместным, но таким очаровательным. Он использовал все салфетки и на одной оставил свой «винный» поцелуй. Луи засунул палец в бокал с вином и увлажнил губы терпкой жидкостью, приложил салфетку к губам и после отдал ее мне. Вернее, кинул скомканную. Прямо в мое лицо. Из-за его смеха и поведения на нас обращали слишком много внимания. Он быстро опьянел. Людей становилось меньше, и я понял, что нам тоже пора.

– Это пальто такое неудобное, – это он затащил меня на задние сидения и сел сверху.

– Луи, давай домой, – мне немного нравилось, но мы стояли почти у самого входа, и нас было видно.

– Нет, я хочу тебя, – он беспорядочно меня целовал и кусал губы, тяжело дышал перегаром. Вино пропитало его ткани. – Нет, нет…

– Луи, что такое? – он резко отрекся и даже задел потолок машины головой.

– Нам надо домой.

– Ладно, конечно.

Я все списал на его нетрезвое состояние, с утра он даже не вспомнил. Но это было очень странно, как будто он что-то осознал. Не знаю, на самом деле, что происходило в его голове в тот день. Он сразу же приступил к алкоголю, невзначай намекал на мою извращенность, глупо шутил и привлекал внимание. Мой истощенный ум думал, что мальчик снова меня провоцирует.

========== trente. ==========

Примерно семнадцать месяцев назад Елена Хейс с мужем уехали в Эдинбург, в Шотландию, чтобы завести ребенка. Там какой-то оздоровительный санаторий. Не знаю, почему они вдруг так решили, но все получилось довольно-таки скоро, мы с ней поддерживали связь. И вот, в очередном письме она приглашала нас к себе погостить. Нам с Луи все равно заняться было нечем, поэтому мы уже ехали к дому Хейсов.

– Скорее заходите, у нас так морозит на улице! – ну да, декабрь здесь выдался холодным. И снежным. Очень снежным. Я не был готов к такому.

– Не то слово, тут просто Северный полюс какой-то! – мы с Еленой посмеялись из-за слов Луи, его красный носик спрятался в шарфе. – Я не чувствую рук!

– Бр-р-р-р, – я пожал руку мужу Елены, Карл всегда был улыбчивым.

– Господи, как же холодно, – я взял руки Луи в свои и пытался их согреть, но температура моего тела была, наверное, даже ниже чем его.

– Карл, отведи их в ванную, а я позову Кейт, – по-моему, их дочке уже девять.

Через три недели Рождество. Вернее, день рождения Луи, а потом Рождество. Недавно у нас с Луи состоялся какой-то странный разговор. До сих пор в животе неприятное волнение из-за его слов и мелкая дрожь в позвоночнике. Просто, пока у меня не было абсолютно никаких планов на будущее. И Луи не знает, что делать после такой громкой роли Беллы. Боится, что больше собой никогда не будет. Будет тенью из пьесы. Я пытался его успокоить.

– Господи, твоя роль была просто бесподобной! Я так рада, что когда-то смогла помочь тебе! – удивительный человек.

– Да ладно тебе, это просто балет, – я улыбнулся. Ну да, просто балет.

– Это искусство, – вдруг произнес Карл, я кивнул.

– А Кейт занимается балетом? – девочка смущенно улыбнулась, Луи смотрел на нее, тоже улыбался.

– Нет, ей по душе бейсбол, – гордо сказал Карл, она засмущалась еще больше и сгорбилась.

– Настоящая американка, – мы посмеялись.

Обычно я не видел Луи, который взаимодействовал с детьми, то есть, взрослого (относительно) Луи, который взаимодействовал с детьми, намного его младшими. Но с Кейт он быстро нашел общий язык, они сидели на полу у камина и о чем-то болтали, перекидывая друг другу небольшой резиновый мячик. Его длинные руки тянулись к лицу девочки, поправляли ее тонкие хвостики, уголки губ стремились вверх от радости. Мы с Еленой сидели на диване, ее муж ушел к их маленькому сыночку.

– Как он? – она осторожно придерживала чашку пальцами.

– Луи? – она кивнула. – Замечательно, – я криво улыбнулся.

– Правда?

– Он подросток, поэтому да, с ним точно все в порядке, – не хотел говорить об этом.

– К новому году он точно восстановит силы. Крупные гастроли всегда изматывают, – я чувствовал, что она на меня смотрела. Я на нее не смотрел.

– Он говорит, что к нему плохо относятся там, в труппе, они не считают его за человека.

– Потому что он младший?

– Потому что он младший и все в этом духе. У всех всегда будут поводы его недолюбливать.

– Гарри, успокойся, это просто люди, – я смотрел на Луи, по-моему, он начал слышать наш разговор. Уже так лучезарно не улыбался.

– Я не знаю, что делать.

– Он справится, – она улыбнулась и кивнула. Я тоже кивнул, хоть и соглашаться было не с чем.

В гостиную зашел Карл с младенцем на руках, аккуратно замотанным в тонкое одеяльце. Этого необъяснимого умиления или что там еще испытывают, когда видят очень маленьких детей, я не чувствовал, к такому я был удивительно холоден. Но Луи, господи, его глаза так всполохнули и загорелись, я даже не заметил, как быстро и умело он взял ребенка в руки.

– Он такой маленький, – мальчик даже сморщил нос от переполняющей его нежности к крошечному существу.

– Ты где-то учился держать младенцев? – Этан не плакал.

– Нет, – Луи принял этот комплимент, Елена не торопилась забирать сына из рук моего мальчика. – Он такой милый и мягкий, – ладно, даже я улыбнулся.

Никто не мог забрать ребенка у Луи, потому что он быстро к нему привязался. Но вскоре Елена забрала ребенка, чтобы его покормить, мы с Луи ушли в свою комнату, Карл, по-моему, в курсе наших отношений не был, но он ничего не сказал. И когда я уже лег, чтобы крепко уснуть, мальчик бросил меня, чтобы уложить ребенка, а Елена только хитро улыбнулась. Я нахмурился и снял наручные часы.

– Он такой милый и такой сладенький, – Луи вернулся через пятнадцать минут.

– Ага, – он был холодный, поэтому крепко ко мне прижался. Я улыбнулся.

– Тут почти так же холодно, как и в анти-аду, – я засмеялся в его шею, обнял. – Ну правда же!

– Да, почти, – анти-ад, господи, я запомнил это на всю жизнь.

– Спокойной ночи, Гарольд.

– Сладких снов.

Мальчика не было рядом, когда я проснулся, поэтому я лишь разочарованно вздохнул, когда вставал с кровати и весь съежился от холода.

– Только очень осторожно.

Луи в мятой футболке, которая задралась немного, и в широких пижамных штанах с ребенком на руках, обмотанным тем же желтеньким одеяльцем. Елена передала ему бутылочку с чем-то белым, и мальчик осторожно начал кормить Этана. Луи выглядел таким уютным, домашним, теплым, я не знаю, таким светящимся и спокойным. Этан только немного дергал ножками, Елена быстро поправила носок сына, и Луи усмехнулся.

– У вас тут что, школа матерей? – она ударила меня по плечу и ушла в гостиную.

– Отцов, – Луи покачивал малыша на руках.

– Ты вообще спал? – Луи поставил бутылочку на стол и вытер подбородок Этана платком.

– Почти, ага.

Мы сели завтракать после того, как младенца забрали у Луи и он даже немного расстроился что ли. А потом вообще знаете что? Луи заплел Кейт косички, и они ушли на задний двор делать снеговика. Он помог девочке надеть варежки и даже застегнул молнию на ее ботинках. Елена заметила мой в изумлении открытый рот и слегка толкнула бедром.

– Луи теперь нянька? – она закрыла дверь и прошла мимо меня. Мы словно в тупом ситкоме.

– Ему нравится возиться с детьми, я не могу отказать ему, – я прошел на кухню.

– Что если сначала парень говорит тебе, что хочет большой семейный дом, а потом еще оказывается, что у него прекрасное отцовское чувство?

– Что?

– Луи хочет дом, хочет семью, – я не хотел говорить с такой досадой в голосе. – Ты же знаешь, что я не такой человек.

– Гарри, так скажи ему об этом. Просто поговори с ним.

– Он думает, что я черствый. Ну не могу я возиться с детьми, никогда даже желания не было, – мои пальцы на руках странно дрожали. – А он просто, не знаю, порядочный папочка, – Елена усмехнулась. – Я ноль в воспитании, я же не гожусь в отцы, – мне было грустно.

– С Луи ведь все вышло.

– С Луи ничего не вышло, он вырос сам, я имею в виду, его воспитали, после двенадцати детей незачем воспитывать.

– Гарри, – она положила руку на мое плечо и сжала его, – не загоняйся. Все будет хорошо, главное, чтобы ты был готов.

– Ты так говоришь, как будто я буду беременеть и вынашивать ребенка.

– Ну мало ли, – она начала смеяться, я только спихнул ее руку и выдохнул с улыбкой на лице.

Знаете, что я еще заметил? Елена попросила Кейт с Луи вернуться домой, там начинался снегопад, да и вообще было холодно, девочка неохотно проскулила: «Ну, ма-а-а-а-ам!» – не имея желания идти домой, но затем Луи сказал ей: «Пойдем, Кейт, выпьем какао», – и она, широко улыбаясь, побежала за ним. Теперь я помогал Кейт раздеться. Хотя никто меня не просил. Девочка протерла влажный нос рукой и посмеялась, смотря прямо в мои глаза. Ладно, я улыбнулся, что-то внутри растаяло. Да, я считал детей очаровательными, но не настолько, чтобы идти и сюсюкаться с ними. Луи тоже улыбнулся, я взял его пальто.

– Спасибо, – он кивнул, положил руки на плечи Кейт.

– Всегда пожалуйста, – я постараюсь для него.

Мы с Еленой болтали на разные темы в течение дня, Луи помогал Карлу с Этаном, даже играл с Кейт, он делал все, чего я от него никогда не ожидал. Я не думал, что Луи семейный человек, он просто, не знаю. Я думал, что он как я, он никогда не давал мне поводов для того, чтобы я думал, что он готов жертвовать любовью ради семьи и обязанностей, ради всего этого, чего я никогда не понимал.

– Ладно, но вы все должны меня подстраховать, – я решился взять ребенка в руки. Луи сказал, что я должен хотя бы попробовать. Я даже Элизабет не держал, только когда она подросла, про племянников вообще молчу.

– Мы подстрахуем, не волнуйся. Главное не напрягайся, – Луи встал на носки, чтобы передать Этана прямо в мои руки. Я уже передумал.

– Он такой… – я выпрямился, – легкий.

– Да, Гарри, ему трех месяцев нет еще, – скривившиеся от умиления лица напротив вызвали неоднозначные чувства.

– Ладно, забирайте, я больше не могу, – мальчик положил ладонь на мое плечо и погладил его.

– Ты все равно молодец, – Елена ушла, а у меня неприятные внутри чувства.

– Разве тебе не страшно, что ты его уронишь, заденешь ему что-нибудь, или что он заплачет без видимых на то причин? – я тараторил, потому что волновался.

– Так ты его боишься? – Кейт за спиной засмеялась. Я надеялся, что она нас не слышала.

– Немного, просто, это же не кто-то там, это маленький беззащитный ребенок,– я нервничал слишком сильно.

– Успокойся, Гарри, главное практиковаться. Сегодня десять секунд, завтра – пятнадцать, – он смеялся.

Да, Гарри Стайлс не ладит с младенцами. Я сложил руки на груди и повернулся к в голос смеющейся Кейт. Такую бурную реакцию вызвала поломанная кукла. Ну, слава богу, что не я. Луи присел рядом с девочкой и взял в руки отломанную часть тела игрушки. Это была рука. Кейт покраснела от того, как сильно смеялась и даже не могла успокоиться. А Луи говорил ей что-то, что я не слышал. Девочка засмеялась громче, и я заметил сощуренные глаза Луи.

– Она теперь пират! – Кейт подняла куклу высоко вверх и прокричала: – Йо-хо-хо! – Луи как-то влюбленно на нее смотрел.

– И где корабль пирата?

Вот что их всех цепляет. В тот момент я понял, что такое благодушность. Кейт была искренне радостна от того, что у ее куклы отломалась рука. Она сразу нашла этому применение. В тот темный вечер мое сердце разрывалось на части. Я понял. Дети Джеммы были сдержанными, дочь Циско – Бетти – часто плакала из-за мелочей, что меня раздражало. А так я больше и не взаимодействовал с детьми. Вообще-то, они те еще эгоисты и малодушники. Но в тот момент Кейт просто зажглась как свеча. Теперь у нее есть однорукая кукла и по-моему это все, что нужно было ей для счастья.

– Что с тобой? – я стоял в дверном проеме в гостиной с чашкой кофе. Елена толкнула меня вперед и зашла в помещение.

– Ничего, – я наблюдал за тем, как Луи пытался сложить кораблик из бумаги для Кейт. – Она сломала куклу. Почему ей весело? – Елена посмеялась, села.

– Потому что теперь это Барби-пират, – таких простых человеческих радостей я не знал, но я пытался понять.

– Это же странно, – я не мог перестать следить за руками мальчика, за его пальцами, проглаживающими сгибы. Кейт от интереса высунула кончик языка.

– Она ребенок, в этом нет ничего странного.

Снежный Эдинбург, горячий кофе, холодный камин, запах сладкого печенья, ребенок с перепачканными в шоколаде руками, смеющаяся любовь почти всей жизни и человек, учащий меня кормить младенца. Луи сидел рядом и направлял легонько мои руки. Этан смотрел на меня своими темно-синими глазами, пытаясь, наверное, привыкнуть к незнакомому лицу. А я избегал его пронзительного взгляда. Его глаза казались мне слишком большими. Этан заерзал, Елена только забрала бутылочку и сказала, чтобы я еще подержал ребенка. Кейт села с правой стороны и смотрела на брата, с левой к моему плечу прижался Луи. И тут младенец захныкал.

– Так, все, забирай его, – я передал ребенка в руки Луи, тот встал и начал качать малыша. Я протирал потеющие ладони о брюки. Кейт положила свою маленькую ладошку на мою.

– Дети плачут, не волнуйтесь, – ее слегка растрепанная челка приятно обрамляла лицо и скрывала брови.

– Я почти не волнуюсь, – я улыбнулся, сжато. Дома у Хейсов было душно.

Луи приложил палец к губам за ужином, Кейт, сидевшая напротив меня, улыбнулась и тут же спрятала улыбку рукой, неуклюже поправила волосы. После ужина Луи еще почитал с девочкой книгу и только после вернулся в спальню. Я слышал, что Елена говорила с ним, только я так и не понял о чем. Мальчик зашел в спальню с яркой улыбкой на лице, поцеловал меня в лоб, когда лег. Он молча закрыл глаза, уложив голову под моей рукой.

– Почему тебе не страшно брать его в руки?

– Что? – если меня что-то беспокоит, я об этом спрашиваю. Надо бы перестать.

– Этан, он просто, он же такой маленький, почему тебе не страшно брать его в руки?

– Ну, не знаю, просто, – он явно не знал, что сказать. – Он ребенок, да, он беззащитный, но ничего ужасного с ним не случится, пока он будет лежать у тебя на руках.

– Когда я его брал, вы чуть ли не список составили того, что мне можно делать, а что нет. Руки не напрягай, не прижимай сильно, головку поддерживай и вообще..

– Гарри-и-и, – он протяжно выдохнул, а я мял одеяло. – Твоя мама почти не брала тебя на руки, правда?

– Я не помню, я не могу помнить.

– С вами ведь никто даже не игрался, – я не понимал, причем тут все это. – Мой папа катал меня на спине до восьми лет, а потом начал катать на шее, а я представлял, что лечу.

– Очень интересно, – я не хотел выслушивать это.

– Гарри, тогда почему, по-твоему, ты его боишься?

Я выдержал паузу.

– Пока Аманда росла, я учился и приезжал, когда мог, домой. Она ведь росла в родительском доме и для нее родители наняли пять нянек. Пять, понимаешь? Они ее не воспитывали, они скинули ее каким-то девушкам. И еще после трех лет для нее взяли учителей и воспитателей, не просто нянь. И она росла, находясь в кругу этих людей, она не называла Джемму мамой.

– Тебя недолюбили, поэтому ты боишься недолюбить кого-то?

– Это непросто. Я имею в виду, что каждый раз, когда ты делал что-то неправильно, я думал, что это моя вина, ведь я твой опекун и я должен был научить тебя.

– Гарольд, – только сейчас он на меня посмотрел, – это не твоя вина.

– Но это я не состоялся как воспитатель.

– Ты состоялся, ты прекрасный человек, отец, – он усмехнулся. – Мне было с тобой комфортно.

– Спасибо, – прошептал я, уложив ладонь на его щеке.

Это было совершенно спонтанно, но знаете, к черту. Побыв неделю у Хейсов и все взвесив, я помчался в Париж в полном одиночестве. Я сказал, что появилось место для некоторых моих картин в парижском выставочном центре, еще я сказал, что у Циско появились проблемы, и что я ему нужен. Я поцеловал Луи, я весь горел от нетерпения.

Лицо мальчика так светилось, я забрал его за день до его дня рождения, не знаю, о чем он думал, но я точно смог обрадовать его. Я передумал. Вернее, я нашел компромисс для нас обоих. Может быть меня недолюбили, может быть я не хочу быть отцом из-за детской травмы, может быть я просто не хочу быть отцом. Я не знаю. В Париже было намного теплее, здесь розовато-персиковые дома словно согревали. На незамысловатых странных вывесках висели гирлянды, люди ходили с большими или маленькими коробками в руках. Мы ехали в такси, и Луи тыкал пальцем на разные вещи. Много смеялся и улыбался. Он был просто рад тому, что мы отметим его день рождения и Рождество здесь. В такие моменты в нем просыпался французский дух.

– Луи, стой, – я перехватил его руку, он угрюмо повернулся ко мне.

– Что?

– Сначала я дам тебе кое-что, ладно? – глазки загорелись ярким голубым пламенем, а на лице нарисовалась счастливая улыбка. И он еще даже не знал, что я собирался отдать ему. – Недавно мы с тобой говорили о кое-чем важном, и я долго об этом думал, – я засунул руку в карман пальто. – Так вот, я знаю, твой день рождения только через, – я быстро глянул на наручные часы и достал подарок из кармана, – приблизительно, пять часов, но я подарю сейчас, – он не до конца понимал, что такое я подарю ему. – Давай сюда свою руку, – клянусь, я заметил, как его сердце упало, он подумал, мне кажется, что это кольцо.

– Погоди, – брелок прозвенел, ударившись о большой ключ, – только не говори мне, что ты…

– Что я купил нам квартиру?

– Господи, Гарри! – он набросился на меня, чуть ли не сбив с ног. Я также крепко его обнял. – Ты купил квартиру! Нам! Получается, нашу?

– Да, Луи, она наша, – он хотел поцеловать меня, но в последний момент передумал делать это здесь.

– Когда ты только успел?

Я недолго ее выбирал. Циско помог мне. Честно, меня тянуло на небольшие квартирки, типа моей нью-йоркской, такой простой, минималистичной (серой и скучной). Мы выбрали большую квартиру. С кофейнями рядом и большим цветочным ларьком, который в холодное время года продавал искусственные цветы, что из окон этой квартиры выглядели как настоящие, и широкие атласные ленты.

– У тебя какой-то фетиш на гостиные, совмещенные с кухней? – я только посмеялся, Луи скинул ботинки и прошел дальше. – Я вижу лестницу, значит, она должна быть просто, – голова покрутилась, поднялась к потолку, – огромная.

– Да, просторная и удобная.

Луи оставил пальто на перилах и медленно поднимался наверх. Мягкий стук его носков о дерево отпечатался на извилинах и быстро стал родным. Я пошел за ним. Квартира была красивой, вместительной, не белой, приятного теплого бежевого оттенка. Совсем светлого, но очень сочного. Луи зашел в каждое помещение и покрутился, потрогал стены и мебель.

– Тут некоторые комнаты пустые, – мы сели за стол на кухне, я писал список того, что нам еще надо. Бытовая суматоха казалась Луи веселой.

В общем, кухня и гостиная, ванная комната, кладовая и моя студия на первом этаже, а на втором – спальня, гостевая, библиотека-кабинет, еще одна ванная и пустая комната. Ремонт требовался в библиотеке и той пустой комнате. Опять же, совместный ремонт вызывал внутри Луи целую бурю.

– Да, мы начнем здесь собирать библиотеку, а еще одна комната в полном твоем распоряжении, – я улыбнулся, мальчик прикусил палец.

– Тогда мы ее просто оставим пустой, – он незаметно пожал плечами.

– Я думал поставить там станок и сделать стену напротив окна зеркальной, – он нахмурился.

– Не хватало мне тут еще балетной студии.

– Ну да, почему бы и нет? Я бы смотрел на то, как ты тренируешься совершенно один.

– Фу, господи, Гарри, любая фраза из твоих уст звучит пошло, – я засмеялся.

– Это тебе хочется услышать пошлость.

– Гарри Стайлс всегда будет Гарри Стайлсом, – лукавая ухмылка вытянулась на этом лице.

– Так, что нам еще надо? – в голове только сладкие причмокивания губ мальчика.

– Может, продолжим завтра?

– И чем мы займемся? – он встал.

– Наверное, опробуем мягкость нашего нового матраса, – подмигнул и убежал к лестнице.

– Пошляк, – я оставил ручку на столе.

Не хочу лукавить, эта лестница мне уже нравится. За то, что тут же на ней Луи оставил свой свитер, за то, что его ноги с балетной точностью ступают, настолько осторожно, как лепесток лилии касается земли. За то, что его узковатые брюки обтягивают все нужные места, и тугой шов проходится точно там, где необходимо. Когда я зашел в нашу новую спальню, Луи уже стягивал с себя футболку. Он смеялся, расстегивая свой ремень. Я снял водолазку и бросил ее на пол, мальчик протянул ко мне свои руки. Он встал на колени на кровати и помог стянуть мою майку. Мы смотрели друг другу в глаза и ничего не говорили. Его изящные пальцы пощекотали мои бока, опустились к ремню. Губы прислонились к груди, я положил руку на его затылок и наклонился.