Текст книги "banlieue (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

– Мы должны закончить, – Луи целовал уголки моих губ, опускаясь по подбородку вниз.

– Я уже заведен, – я закрыл глаза, когда почувствовал его влажные губы на своей шее.

– Нас могут заметить, – его ноготок прочертил тонкую белую полосу по моему предплечью, он посмотрел мне в глаза.

– Мне казалось, вы это уже обсудили, – он пожал плечами зачем-то, я опустил голову, ударяясь о его худощавое плечо. Из-за отсутствия тренировок его мышечная масса уменьшалась.

– Нет, я и не собираюсь это обсуждать. По крайней мере, еще пару месяцев, – я пробубнил, но был уверен, что мальчик хорошо расслышал.

– Ждешь моего совершеннолетия? – я почувствовал расплывающуюся улыбку в его словах.

– Я думаю, что это хоть немного упростит ситуацию, – он провел рукой по моим волосам, зачесал их назад, я поднял голову.

– Ладно, Гарольд, – прошептал, совсем не своим голосом. – Я люблю тебя, – я чувствовал его эрекцию.

– Я тоже люблю тебя, – моя была не меньше. – По-взрослому, – я улыбнулся и сделал шаг назад от него.

– Конечно, по-взрослому.

Я считал, что умение сдержаться – это и есть любовь. То есть, любовь не есть умение сдержаться, но, в общем, я не писатель и изложить эту мысль не смогу. В течение дня Луи продолжал спонтанно – или не совсем – меня фотографировать и отлично ладить с моими «недалекими» друзьями. Они даже обсудили его роль Беллы, я в это время стоял на самом носу судна, покачиваясь от неспешных волн. Мы странно бороздили просторы, двигались хаотично, отдалялись и приближались к виднеющейся на горизонте земле. Луи сфотографировал меня на фоне заката с бокалом вина, пьяно и расслабленно улыбающегося, с растрепанными из-за ветра волосами и с повивавшей в сторону рубашкой, что была застегнута только на три нижние пуговицы. Наши медальоны висели на местах и как будто были невидимы для других.

– А нас сфотографируешь, Луи? – я не успел отойти, меня перехватил Крис. – У нас нет ни одного совместного фото с отдыха! – мальчик делал шаги назад, чтобы уместились мы все, почти все, Франческа за рулем, а Джек пьянеет от одного стакана шампанского, чем обычно злоупотребляет.

– Скажите «желтая волна»! – я не сказал, но все равно широко улыбнулся, по непривычке обнажая зубы уж очень сильно для самого себя.

– Желтая волна! – пронеслись по океану тяжелые мужские голоса, что точно могли охмурить неотважных сирен.

Девять из нас, в их числе и Луи, могли похвастаться умением готовить, а еще трое просто лестно отзывались о наших блюдах. Тыкать на них пальцем не будем, на достаточно просторной кухоньке было слишком много хозяев, а Франческа все не мог отойти от руля. В подсобной ребята нашли не совсем старый гриль, вдруг всем захотелось чего-то тяжелого и мужского, типа жареного мяса. Но Рич всех вразумил. Своим обычным отцовским криком. Он разогнал остальных как поганых провинившихся ребятишек, а мы с Луи наслаждались видом.

– Гарольд, разве это не прекрасно? – опускался розоватый теплый сумрак. Я оглянулся, взял руку мальчика в свою. – Ты, я, безграничный океан и закат.

– А еще несколько спорящих мужчин неподалеку, – я улыбнулся, поцеловал прохладные костяшки мальчика, он глотнул кока-колы из банки.

– Это все на втором плане, – прошептал Луи, посмотрел в мои глаза. – Я люблю тебя, Гарри.

– Я тоже люблю тебя, – трепет в наших глазах не описать, а нежность, бесконечно красивую и неподдельную, не заметить простому человеческому глазу.

Кто-то очень сильно хотел, чтобы мы сорвались и оказались постыдно выставленными со своей любовью на всеобщее обозрение. Я поцеловал хихикающего Луи в губы в последний раз, оставил его на кровати в нашей комнате. Но он так звал меня к себе и тянул на указательный, схваченный в последнюю секунду, палец. Я устало опрокинул голову в противоположную сторону и пытался освободить себя. Но Луи не сдавался, и я снова оказался над ним и придавил, уже не жалея тонких костей. Он тихо проскулил «ты тяжелый» в мое ухо, я прошелся языком чуть левее кадыка, с очень громким и четким причмокиванием поцеловав место под мочкой уха. Мы замерли на мгновение.

– Никто не слышал, – зашептал Луи, я поднял взгляд на иллюминатор, уже нарисовывалась гуща тьмы.

– Я пойду, – я поцеловал его щеку, встал и быстро завязал волосы, в последнее время они мне очень мешали.

– Тебе идет, – мальчик ухмыльнулся, я недовольно закатил глаза и покинул каюту.

В рубке Франческа засыпал, но обычно он держался до последнего. Рич уговаривал друга пойти и выспаться, я поднялся к ним. В помещении стояли еще Джек и Форд. Они спорили о том, кто останется у штурвала, хоть яхта ночью и не двигается, разве что течением, не знаю, почему мы останавливались, если быть откровенным. Просто надо следить за рулем, ведь Франческа любит свою яхту как члена семьи. Да, он мог показаться вам странным, но лучше не берите в голову.

– Мы с Луи можем, – влез я, все разом на меня повернулись. – Ну, ничего сложного делать не надо, а ему нравится рулить и все в этом роде, – Рич одобрительно кивнул, а его мнение никогда не оспаривалось. – А я подстрахую, чуть что.

– Ну ладно, оставлю парню свою капитанскую кепку, – по-доброму улыбнулся Франческа, я вытянул уголки губ в стороны.

Здесь было тихо, и только вода, ударяясь о корпус, шумела. По небу рассыпались звезды, я накинул на мальчика свою кофту и мы поднялись с палубы в рубку. Я пил кофе, здесь холод не доставал меня через все те же расстегнутые пуговки рубашки. Луи с интересом рассматривал руль управления и помещение в целом. Кепка была слегка ему великовата, но раз уж Франческа натянул ее на голову Луи, то пусть будет так. Мальчик заулыбался, широко, не смотрел на меня.

– Что? – спросил я, затем глотнул свой кофе. – Что тебя рассмешило?

– Ты, – хихикнул он, я улыбнулся, вздернув бровь вверх.

– С чего бы это?

– Откровенно на меня пялишься, рассматриваешь ноги, прикрытые только твоей кофтой, – я прищурился, Луи вытянул губки.

– Я просто подумал, что пора тебе уже начать носить шорты подлиннее, – его лицо резко изменилось.

– В каком смысле?

– Не находишь ли ты эти шорты уж сильно для тебя откровенными?

– П-ф-ф, – он снова смотрел вперед, на воду. – Совсем нет, – я так сильно его любил. – А вот вы, Гарри Стайлс, – он повернулся, проговорил мое имя по буковкам, рассматривая меня с головы до ног, – зачем же вы вытащили меня сюда в эту ночь? Не должны ли мы спать?

– Ты хочешь спать?

– Это правда, что отсюда внизу совсем ничего не слышно? – игриво усмехнулся, даже немного лукаво, затем спрятал нижнюю губу под верхней.

– Ну, если кто-то будет молотком стучать на полу, то услышат, скорее всего, – теперь была моя очередь улыбаться.

– А если кто-то будет заниматься любовью? – я почему-то засмущался, спрятал лицо наклонившись.

– Я думаю, – я посмотрел на его ноги, – что мы должны потерпеть хотя бы до прибытия на остров.

– Я тоже так думаю.

Я поднял голову, Луи смотрел на меня, наши взгляды встретились, и мы что-то ненароком взорвали, наверное, сексуальное напряжение никогда не было таким экспрессивным и еще ни разу не имело запах вишневого вина и корицы. Мы ненадолго остановились, замерли, но зрительный контакт не разрывали, Луи набросился первым. Я ударился о стекло спиной, мальчик привстал на носочки, схватив мое лицо. Его губы были горячими, и зубы неуклюже ударились о мои, но это его не остановило. Широкие рукава моей кофты упали к его локтям вниз, я отвлекся только на его язык внутри меня, старающийся показать, кто в данный момент главный. Мы оторвались на секунды три, мальчик сразу опустил руки к ширинке моих брюк, не церемонился, чуть не оторвал пуговицу. Но я промолчал, ведь сказать что-либо мне снова не дали пухленькие губы, что лежали на моих. Он очень торопился и был заведен, хоть и думает (если не врет), что мы должны терпеть.

– Спокойно, – произнес я, опрокинув голову на холодное окно. – Я никуда не убегу.

Луи не ответил, он упал на колени и разом опустил мои брюки с трусами к щиколоткам. Я замер. По рубке пронеслось его довольное мычание и расслабленный стон, к моему члену прижались теплые губы. Клянусь, в тот момент мое сердце остановилось. Вызывая бурю в легких, на орган легла горячая ладошка и влажный кончик языка, пробежавшийся вверх по рельефам выступающих вен. Указательный и большой пальцы образовали колечко под наглое «хм» мальчика, головка члена легла на мокрый язык, Луи пошло обсосал ее, положив в полный слюны рот. Я распахнул глаза, схватив взглядом яркую лампочку светильника, затем снова закрыл их. Его горло сокращалось, но никакого рвотного рефлекса я не прочувствовал. Стало очень жарко и хорошо, я зажмурился. Луи долго и нерасторопно игрался с головкой, сжимая пальчиками член у основания, щекоча яйца другой рукой, которую он вскоре уместил на моем бедре. Я очень сильно напрягся, на шее показались вены, по виску потекла капелька пота. Я смущенно и продолговато простонал, вторая рука мальчика легла на мое бедро. Он двигался медленно, немо заставляя меня не молчать. Было так тяжело сдержаться. Под собственный тяжелый гортанный стон я запустил пальцы в его волосы, осторожно сжимая голову. Если бы Луи мог, он бы улыбнулся. Подталкивая его ближе к окончанию процесса, я осторожно двигал голову навстречу своему телу, но не срываясь, стараясь делать все аккуратно. Как только я почувствовал наслаждение, импульсами добирающееся до сердца и до мозга, мальчик взял мои ладони и переплел наши пальцы, глотая все без остатка, помогая себе языком. Я сжал его ручки до хруста суставов, зажмурился до искр в черной пелене.

– Я точно тебе ничего не сломал? – только что Луи прибежал из туалета, мне хватило этого времени, чтобы прийти в себя.

– Точно, – я несколько раз поцеловал его лицо.

Он снова встал у штурвала, нас слегка покачивало волнами, я встал сзади, мы следили за водой и звездами, которые очень ярко сияли той ночью.

– Моя помощь не нужна? – спросил я тихо, проговаривая слова в его правое ухо. – Кто-то у нас остался неудовлетворенным, – я глубже вдохнул запах его волос, опустил руки в его паху.

Луи легко поддался и расслабился, упершись о панель, мягко прогибаясь в спине. Я улыбнулся, он легонько подался назад, ударившись попой о мой член. Выдохнул тяжело, я расстегнул ширинку его шорт, прижавшись к нему всем телом. Каково же было мое удивление, когда я нащупал мокренькое пятно на его нижнем белье, широкие шортики упали вниз по тонким ножкам. Я положил вторую ладонь на его ягодицу, задрав перед этим мою большую кофту наверх, отодвинулся, Луи посунулся за мной, даже с жалостливым скулежом, но я помешал ему.

– Черт, – выкрикнул он, когда я отпустил резинку его нижнего белья, там даже показалась красноватая полоска.

Я наконец спустил его трусики вниз, несильно ущипнув мягкую кожу бедра. Луи еще больше прогнулся в спине, опустил голову, простонал глубоко, прохрипев, я обхватил его уже мокрый член своей ладонью, повел ее вниз, затем вверх, мальчик напрягся, сжав деревянную панель пальцами, те побелели. Я усмехнулся, быстро его шлепнув, кожа моментально покраснела, он двинулся от меня, я сжал ладонь на его члене сильнее. Это вырвало из его уст еще один болезненный стон. Я наклонился к его уху.

– Будь хорошим мальчиком, – прошептал, выдохнув в ушко, и поцеловал висок.

Я выпрямился, облизнул указательный и средний пальцы левой руки, повел их к смущенно спрятанному колечку мышц, что расслабилось, доверчиво впуская меня внутрь. Луи очень постарался, чтобы снова не сжаться, я протолкнул пальцы на одну фалангу и чуть их развел. Мальчик сам дернулся навстречу, но я спешно вышел, проглаживая кожу вниз до яичек, большим пальцем правой руки я почувствовал, как он сдерживается, расселина намокала, головка его члена была грязной и липкой. Осторожно сжав яйца, я заметил, как он закусил губу и упал на локти, чудом не задев руль и что-либо еще на панели. Луи еще больше прогнулся и раздвинул ноги, насколько ему это позволяли шорты и белье на щиколотках. Я вернулся к розовенькой дырочке, сразу вошел полностью, мальчик сжался, но тут же расслабился. Его предстательную железу оказалось нетрудно найти, и только коснувшись до нее подушечкой среднего пальца, я прочувствовал дрожь во всем его теле и теплую жидкость, что потекла по пальцам правой руки.

Где-то через минут пятнадцать он вернулся в рубку в чистых шортах и нижнем белье, а я пока вытирал оставшиеся следы нашего преступления.

– Четыре тринадцать, – сказал я, глянув на часы у руля.

– Я голоден.

– Пойдем, – я расслабленно улыбнулся, потрепав мальчика по голове.

Луи подвинул стул к иллюминатору, сел там, держа сэндвич двумя руками. Он легко постучал по полу ногами, вздохнул. Его растрепанные волосы чуть светились от поднимающегося солнца, моя кофта спала с плеч, рукав футболки его смялся. Обычно в таком положении он сидел на кухне в нашей квартире, смотря телевизор. Я снова расплылся в улыбке, нежной и любящей, мальчик протер уголок рта и стряхнул крошки на пол. Он неуклюже сгорбился, поправил рукав футболки, вытянул ножки.

– На палубе будет лучше видно рассвет, – Луи спокойно повернул на меня голову, даже как-то сонно, улыбнулся и встал.

К шести он уснул в моих руках, клянясь перед этим минут десять, что он продержится. Я нес его в каюту, мне навстречу выходил Рич, сдерживая свой язвительный комментарий внутри: по его глазам я понял, что ему не нравится то, что я ношу мальчика на руках. Просто, понимаете, мужчинам нельзя быть друг к другу нежными и выражать свою даже платоническую любовь. Мы иногда останавливались, только чтобы ребята окунулись в прохладный океан, выкрикивая снизу что-то вроде «спускайтесь скорее все!», заманивая Луи, который буквально горел желанием.

– Посмотрите на него, он отсюда такой уже папочка, – я стоял на краю палубы вместе с бокалом вина, смотрел на своих друзей.

– Папочка, точно, – посмеялся Луи, жмурясь от яркого солнца, я поднял свои очки на лоб.

– Помолчали бы, сопляки, – мои наручные часы блеснули, я улыбнулся.

– Как скажешь, папочка, – сказал Кайл, все разом засмеялись, я опустил голову и снова надел солнцезащитные очки.

Вода была холодной, мы далеко от берега, я попросил Луи не нырять, как это делали остальные. Все же, если схватит судорога, не успеешь и опомниться, как уже опускаешься на дно. Мы должны были уже через день быть на острове Лонг-Айленд, я проснулся еще в четвертом часу утра, но где-то в шесть от усталости снова ушел спать, не удерживаясь от соблазна взять в свои руки Луи, который сладко сопел. Мы продолжали тихонечко флиртовать, раскрывали свои медальоны в опускающемся в воду солнце, оставаясь наедине. Он много улыбался и играл с моими волосами, я целовал шрам на его брови, округленький кончик носика и мягкие костяшки. Проснулся я тогда уже в десятом часу.

– Ты можешь поделиться со мной, – я точно не знаю, правильно ли расслышал Рича. Он разговаривал с Луи на палубе.

– Хей, Рич, – странно было видеть его, наклонившимся к ребенку, словно не дающим уйти.

– Погоди, Гарри, – передо мной свои руки выставили Крис и Гектор, я смотрел на Луи.

– Что происходит? – мальчик рванулся ко мне, но Рич его перехватил.

– Стой, Луи!

– Отпусти его! – я закипал. – Рич, черт возьми!

– Гарри, успокойся, – теперь все стояли на палубе. Даже Франческа бросил руль и спустился к нам. – Я слышал, как ты говорил Луи всякие непристойности. Я не могу это так просто оставить, – я опустил взгляд.

– Ну и что? – все перевели взгляд на мальчика. – В чем проблема?

– Луи, ты не должен бояться сказать правду, – тот одернул руку.

– Да какую правду? – я почему-то улыбнулся. – Я не понимаю, что вы хотите услышать.

– Гарри до тебя домогается?

– Рич! – Луи посмотрел на меня, я сжал скулы.

– Что? Нет! – они все разом спокойно выдохнули. – Мы любим друг друга, вот и все! – теперь все смотрели на меня, мальчик показал Ричу мою фотографию в медальоне. – У Гарри такой же!

– Так значит, Кайл был прав? – с какой-то скорбью проговорил Рич.

– Ты должен мне сотку баксов, Рич! – мы все засмеялись, передо мной наконец-то не было преград.

– Ладно, наверное, я тоже должен признаться, – Луи подошел ко мне, Рич выпрямился. – У меня есть девушка, – мы все были удивлены. – Ей девятнадцать и она беременна, – я улыбнулся.

– Хорошо, тогда я тоже скажу, – поднял руку Крис. – Я уже женат, – он полез в карман. – Кольцо я не ношу, мы ведь холостяки.

– Да уже нет, вроде бы, – улыбнулся Дейв, показывая фотографию своей семьи. – У меня уже и сын есть, – нам точно было что обсудить.

========== vingt-trois. ==========

«Гарри Стайлс и его новая выставка»

«”Нет, вы все верно расслышали, я их не продаю”»

«Гарри Стайлс не собирается продавать картины»

«Гарри Стайлс рассказал о своем сыне»

«Что показывает нам новая выставка Гарри Стайлса?»

Г а р р и С т а й л с Г а р р и С т а й л с Г а р р и С т а й л с

Произношу я свое имя по буквам, засматриваясь на очередной заголовок. Я снова на первых полосах, я снова ловлю репортеров, снова убегаю от журналистов, караулящих у нашей квартиры. Да, я не собираюсь продавать картины с мальчиком, и это привлекло так много внимания и ко мне, и к Луи, что теперь все поголовно пытаются разузнать мой секрет. До середины декабря, устраивая небольшие уик-энды в Нью-Йорке, мы успели побывать в двух десятках разных галерей. Штаты я уже объездил, мы пока решили отдохнуть и вернуться в дорогу только к моему дню рождения.

– Я попросил тебя слезть со стола, – двадцать четвертое декабря, уже обед. Луи пожелал никого не звать и сюрприз-вечеринок не устраивать.

– А я не слезу, я сегодня именинник, – он вытягивает шею, улыбаясь широко и нагло, лукаво.

– Ты действуешь на нервы, – проговариваю я, когда кладу очередную стопку газет на журнальный столик у дивана.

– Я знаю, я очень стараюсь, вообще-то, – через две секунды я слышу звук разбивающегося фарфора. Поворачиваюсь к нему.

– Зачем ты это сделал? – его ноги на столе. Луи улыбается, подпирая щечки руками. Я осматриваю осколки чашки.

– Мне скучно.

– Я же говорил тебе, что надо было поехать в ресторан.

– Нет, я хочу отметить день рождения только с тобой.

– Интересно почему, – я подхожу к нему осторожно, мальчик сразу кладет руки на мою талию.

– Ну, просто так. Не хочу я видеть всех тех людей.

– Марти звонил с утра, вы давно с ним не виделись.

– Я надеюсь, что ты не ждешь от меня какой-то ответственности или чего-то еще взрослого, – тень улыбки проясняется на личике, он наклоняет голову.

– А чего мне от тебя еще ждать?

– Ничего, – показывает свои белые зубки, убирает руки. – А с Марти я встречусь завтра, – голос изменился, Луи вытягивал гласные, засмотрелся в мои глаза. – Сегодня только ты и я, – прошептал, захихикал, совсем не смущенно, я улыбнулся и сделал шаг назад.

– Ты слишком много о себе думаешь.

– Ну так, как себя такого и не любить? И не думать? – я просунул руку в карман, усмехаясь, достал оттуда серебряный браслет.

– Я понял, что ждать торжественного момента не стоит, – мальчик вытянул свою левую руку, расслабил пальцы.

– Вообще-то, я хотел футболку с тираннозавром, – браслет чуть спал вниз с его тонкого запястья, Луи покрутил немного руку.

– Ее я тоже купил, – улыбнулся я, приближаясь к его лицу.

– А новую камеру?

– Ее получишь на Новый год, – я прошептал, невесомо прижимаясь губами к его щеке, опускаясь чуть ниже, целуя уголок рта.

– Неси уже мне мою водку, – я усмехнулся.

– Ты любишь портить моменты, Луи.

Я в центре этой чертовой вселенной. У меня есть власть, красота, талант, деньги. Мы с Луи вышли в торговый центр и теперь не можем выйти, ведь к выходу прибежали репортеры, которых силой пытаются выгнать. Несколько патрульных машин, звуки сирен и все в этом роде. Я чувствую, что держу всех на коротком поводке. Грубо ухмыляюсь, покручивая кольца на пальцах.

– Гарольд? – окликает меня Луи, я опускаю взгляд.

– Что?

– Все нормально?

– Да, а что, что-то не так?

– У тебя глаза потемнели, – теперь я усмехаюсь по-доброму, прижимая мальчика к себе.

– Все хорошо.

В машине я отшвыриваю очередной журнал на задние сидения, Луи поправляет шарф. Мне казалось, что он меня испугался, ведь после он даже не смотрел в мою сторону. Но я ничего не могу с собою сделать, я наслаждаюсь всеобщим вниманием. Теперь я им наслаждаюсь. Это не описать. Когда я вижу всех этих полицейских, внутри взрываются лампочки одна за другой, я стараюсь не ставить себя выше других, но у меня не выходит. Я знаю, что я лучше. Талантливее. Умнее-богаче-красивее. Грешная у меня душа, я знаю.

– Снимай свою курточку, – пакеты небрежно брошены у входной двери, я подхватываю мальчика у стены, избавляясь от своего пальто и обуви. Луи как-то неохотно расстегивает молнию.

– Гарри, – успевает произнести он, но я тут же снова прижимаюсь к его губам. Сегодняшние события опьяняют. На нем еще ненавистный мною свитер и футболка, я озлобленно мычу в его рот, заставляя ускориться. – Гарри, – его руки уперлись о мою грудную клетку. Я пропускал его слова мимо ушей. Я был сильнее, поэтому мальчишка все еще был зажат у стены. – Стой! – острая коленная чашечка, упершаяся в мою промежность, заставила меня сделать шаг назад. Я посмотрел в его глаза.

– Все в порядке?

– Да, – я хмурюсь и снова приближаюсь к нему. – То есть, нет, Гарри, успокойся, – на шее все равно появилось покрасневшее пятнышко. Но оно скоро пройдет.

– Что-то не так?

– Что с тобой?

– Ничего, – я пожимаю плечами, наклоняясь к брошенному пальто.

– Ты странно ведешь себя сегодня, – он легко пинает мои ботинки ближе к вешалке, там же оставляет свои.

– Почему? – я по-джентльменски беру его куртку. Мы проходим на кухню.

– Хотел спросить у тебя, – Луи снимает свой свитер, кладет его на стул.

– Хей, – я беру его округлое личико своими ладонями, – прости меня, ладно?

– Да, – он вздыхает, в глаза не смотрит.

– Все будет хорошо, – я прижимаю его к себе, проглаживаю волосы рукой.

Надо себя сдерживать. Надо попытаться. Но популярность опьяняет и бодрит, поэтому я покидаю нашу постель в третьем часе утра, оглядывая спящую фигуру своего зацелованного мальчика. Я не хочу, чтобы он меня боялся. Через две недели мне сорок два. Я не хочу терять его. Любовь должна перевесить мою славу. У зеркала в ванной словно стоял не я.

– Луи, кто там? – около пяти вечера того же дня, я сонный.

– Привет, Гарри, – Джемма. Бледная и очень худая, сливается со своим светлым пальто.

– Зачем приехала? – я стою у двери в ванную комнату, не хочу подходить ближе. Луи закрывает дверь.

– Я хотела поговорить.

– Нам не о чем разговаривать.

– Наедине, Гарри, – я вздыхаю, переводя взгляд на мальчика.

Я думаю несколько секунд.

– Луи, милый, иди, пожалуйста, в библиотеку.

– Ладно, – быстрый топот его пяточек слегка меня расслабляет.

– Я даю тебе десять минут.

– Откажись от попечительства над Луи, – мой мозг отключился.

– Что?

– Передай его нам на воспитание, – она сделала шаг навстречу.

– С какой стати?

– Гарри, передай опеку нам по-хорошему, или я пойду в суд.

– Джемма, что ты несешь? – я совсем ее не понимал. – Ему уже есть восемнадцать, опеку над ним не возьмешь.

– Если мы пойдем в суд и проведем все нужные экспертизы, ты сядешь в тюрьму, – я зол и начинаю ломаться.

– Да какое ты имеешь право?! – больно слышать это от нее. – Ты не разрушишь мою жизнь, ясно тебе? – грозно тычу в нее пальцем, немного наклоняясь.

– Гарри, в этот раз ты так просто не отделаешься, – я поправляю волосы и сжимаю кулак. – У нас уже есть несколько свидетелей, что дадут показания против тебя.

– Я не делал им больно, ни одному из них, так просто до меня не докопаться, – не в наших интересах было ворошить прошлое. Она долго к этому готовилась. – Ты не помнишь, кто собственного сына бросил умирать? Теперь пытаешься заполнить пустоту Луи? Моим Луи?!

– Хватит!

– Это ты пришла в мой дом и пытаешься разрушить мое счастье! Я не виноват в том, что вы так просто дали ему умереть! – нельзя растягивать такое. Лучше говорить все и сразу.

– У меня не было выбора!

Это все превращалось во что-то ужасное. Этот вечер не должен был появляться в моей памяти.

– Выбор есть всегда, – воспоминания словно уворачиваются от пуль, начинает болеть голова.

– У нас был брат, – она протягивает ко мне руку, кладет ее на щеку, я уклоняюсь от противного материала перчаток.

– Мне не интересно.

– Его подстрелили какие-то охотники, ему было одиннадцать, – я не знал о нем. И сейчас мне было все равно. – Ему должны были ампутировать ногу.

– Зачем ты рассказываешь это сейчас?

– Ему дали умереть, – что-то не так. Это сон. – Дедушка сказал, что инвалиды ему не нужны в семье. Особенно со смешанной кровью.

– Он ненавидел нашего отца.

– Его звали Эдвард.

– Джемма, это все равно не оправдывает тебя. Уходи.

– Гарри, просто передай его нам, пожалуйста, – слезы на моей щеке засыхали. На ее щеках только появлялись.

– Он не игрушка, чтобы просто передавать его из рук в руки. Я люблю его, – заглядываю в ее глубокие глаза. – Я не виноват в том, что ты лишилась обоих детей вот так.

– Виноват.

– Джемма, уходи, пожалуйста, – я не любил вспоминать. Не любил думать о прошлом.

– Я дам тебе время подумать.

– Нечего думать, – я глубоко вдыхаю, глаза пробегаются по интерьеру, стараясь все забыть.

Черствая реальность. Дергаюсь от хлопка входной двери, повеяло холодом, упираюсь рукой о стену. Я легко забываю проблемы, я не люблю на них останавливаться. Я ищу самый короткий путь решения и избавляюсь от них. Потому что так меня воспитали. Мне было двадцать восемь, когда я понял, что возраст не должен быть помехой для любви. Я не признался кое в чем вам. У меня были отношения с детьми. Две девочки и один мальчик. Об этом никто не знал. Кроме семьи. Все отношения закончились плохо. Я не трогал этих детей. Я их любил, по-настоящему. Я выражал свою любовь в виде подарков. Я не трогал их, пока они не хотели этого сами. Я любил. Я любил и после срывался на легкодоступных женщинах. Потому что я не мог сделать больно ребенку, которого я любил. Все закончилось плохо. Родители подавали на меня в суд, мы откупались. Мое чистое имя стоило нашей семье всего каких-то тридцать четыре тысячи долларов. Тридцать четыре тысячи для амнезии у всех, кто знал о суде. Судьи, прокуроры, кто там еще, они все увольнялись. Семьи со своими детьми переезжали в другие города. Тридцать четыре тысячи долларов и хорошие места работы для отцов. Мы обеспечили их хорошей жизнью, они обеспечили меня чистой совестью. Мое имя не запятнано глупыми судебными разбирательствами. Гарри Стайлс не был судим. За любовь он точно никогда не будет осужден. Я изо всех сил старался это забыть, ведь таких как я, с моими потребностями, безжалостно тащат на расстрел. Теперь некому помогать. Родители мертвы, а от Джеммы не откупиться. Сердце начинает болеть. Я просто не хотел быть одинок.

– Гарольд, все в порядке? – с Луи все немного по-другому. Я его новый родитель. Мы вместе навсегда, это точно.

– Да, почти, – я протираю свое мокрое от слез лицо. Мне больно обо всем этом вспоминать. Я думал, что я буду счастлив.

Мои родители меня осуждали.

– Хе-е-ей, – он обнимает меня за шею. Я понимаю, почему меня осуждали. Я понимаю, но если бы они знали правду. – Все будет хорошо, слышишь? – я обнимаю его сильнее. Теми ночами я плакал, потому что я лишился своего счастья. Если бы я любил так кого-то взрослого, проблем бы не было. – Гарри, я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, – я обнял его еще крепче, наклонился немного, вдыхая приятный и родной аромат. – Они не смогут забрать тебя у меня.

– Я всегда буду с тобой, Гарольд, – я заснул под его тихую колыбельную, стараясь не вспоминать прошлое.

Я провел с теми детьми по несколько месяцев, надеясь, что они не предадут меня. Фелисите было пятнадцать и она яро за меня боролась. Она прогуливала ради меня свои занятия в художественной школе, утверждая, что я научу ее чему-то большему. Питер был спокойным и знал о своем влечении к мужчинам. В одиннадцать он поцеловал своего отчима. В двенадцать позволил тому «поиграться» с ним. В тринадцать встретил меня. Хельге тоже было тринадцать, когда мы встретились. Я знал ее отца. У нее были роскошные длинные кучерявые волосы. А еще много ненавистных подруг, от которых она сбегала ко мне. Они все клялись мне в любви. Они утверждали, что мы никогда не разойдемся. Питер боялся отчима, а Хельга боялась все тех же подруг. Они все обещали вечность. И где сейчас они, я не знаю. Я рассказал обо всем Луи, потому что я доверял ему. Он должен принять меня любым. Что он и сделал. В его руках я чувствовал себя безопасно и комфортно, словно это мое место. Джемма не заберет у меня мое место, никогда в жизни.

– Надеюсь, что когда ты говоришь «всегда», ты и имеешь в виду «всегда», – дни обязательно будут ясными.

Кошмары две ночи подряд и боязнь его потерять.

– Ты во мне дырку прожжешь таким взглядом.

Не прожгу, я просто не хочу терять тебя.

– Извини.

Но взгляд я не перевел.

Теперь вы знаете секрет Гарри Стайлса. Он плачет из-за детей, с которыми по принуждению расстался.

Комментарий к vingt-trois.

але-оп, я снова тут

испытываю стыд насчет этой главы (нет на самом деле), но как вышло. как бы я запомнила это на месте гарри. да.

(а еще ребят, если замечаете опечатку, то не стесняйтесь сообщить мне об этом, публичная бета включена :))) )

========== vingt-quatre. ==========

Первое февраля. Послезавтра мы вылетаем в Канаду. Я вдыхаю поглубже и ощущаю сразу несколько запахов, что смешались в один. Слышу музыку. По-моему, это «Ночная серенада» Моцарта. Пластинка, подаренная матерью. Очень давно. И как только Луи ее нашел?

– С днем рождения! – я жмурюсь от внезапности и громкости этой чертовой хлопушки в его руках.

– Только хлопушки нам тут и не хватало, – стряхиваю с плеча серпантин, Луи продолжает улыбаться. – Зачем столько роз? – у нашего французского окна расположилась целая корзина.

– Ну, дети – цветы жизни и все в этом роде, – я усмехаюсь. – Ты последнее время сам не свой и мне хотелось, чтобы на день рождения ты был счастлив.

– Когда мне придется выносить эти завянувшие розы на улицу, я точно буду счастлив.

– Поблагодарил бы, зануда, – мальчик кладет на стол тубу от хлопушки и тянет руки к какой-то коробке. – Смотри!

– Ангелочек, – у меня не было настроения совсем.

– Я попросил, чтобы сделали похожим на меня, по-моему, неплохо вышло, – на торте лежал сахарный ангел, лицо которого действительно слегка походило на лицо моего Луи. Я взял немного крема с края пальцем. Слишком сладко. – Но это еще не все, – я постарался сделать не самое грустное лицо в мире.

– Что же еще? – мальчик подходит ко мне, задирает свою футболку, придерживая ее одной рукой, второй он стягивает чуть вниз свои пижамные штаны и нижнее белье. У меня только что взорвалось сердце. – Господи, зачем? – под тазовой косточкой с правой стороны красуется мое имя.