Текст книги "banlieue (СИ)"

Автор книги: shipper number one

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

========== un. ==========

Прованс. Та самая тихая часть Франции. Долина лавандовых полей и чистейших источников. Прованс всегда вдохновлял меня, и я посещал это место уже много раз.

Марсель – местечко, которое я почитал годами. То, что я так отдано люблю. Я восхвалял это пристанище для меня так сильно, что мое сердце тосковало по нему зимами, проведенными в Америке. Но сегодня я еду северо-восточнее от Марселя, возвращаюсь назад на такси. Аллош – мое новое место назначения. Обедневший городок, представляющий собой огромное гетто, являвшийся коммуной, приводил меня в ужас об одном его упоминании. Но, если честно, мне пришлось.

Джоанна, жена моего умершего дяди, заявила, что тот оставил дом мне. Честно, я был искренне удивлен, когда она сообщила об этом, ведь у них, кажется, был ребенок. Но по голосу Джоанны, что я услышал, она ни капли не жалела этот дом, и вскоре я понял, почему.

– Добрый день, – дверь мне открыла аккуратная дама в платье кремового цвета, которое спереди было прикрыто фартуком.

– Да, сейчас миссис Томлинсон спустится, – она копошилась, и, если честно, я, никогда прежде не видев Джоанну, сразу понял, что это точно не она. Мой дядя не выбрал бы себе такую.

Прохожу вглубь дома, не разуваясь. Дом не выглядит так, как будто здесь кто-то убирается. Вообще, он ужасно захламлен, хотя, как Джоанна сказала мне, они уже перевезли большую часть вещей на новую квартиру в Париже.

– Здравствуйте, мистер Стайлс, – она подходит ближе, бижутерия на ней ослепляет меня.

– Да, здравствуйте.

Она вежливо приглашает меня на чашечку кофе, и мы оказываемся на заднем дворике, в то время как та хрупкая женщина, что открыла мне дверь, понесла два моих тяжелых чемодана на второй этаж дома. И даже когда я сказал Джоанне, что я сам смогу их отнести, она как-то брезгливо на меня посмотрела и в приказном тоне потребовала от той женщины поскорее удалиться вместе с чемоданами.

– Да, я хотела выбраться отсюда куда-нибудь, далеко, знаете… Здесь совсем нет перспектив, – она выдыхает дым своей сигары прямо мне в лицо, хотя я отодвинулся как можно дальше.

– Правда? И зачем вам перспективы?

– Это не для меня, а для моего малыша, – она как-то по-доброму улыбается.

– И сколько вашему малышу?

– Уже двенадцать, – она устремляет свой взгляд где-то позади меня, куда я поворачиваюсь всем своим телом и вижу его. – Это мой Лу.

Мальчик, что бежит по тропинке к дому, бросая свой велосипед, выглядит так, как самая лучшая нарисованная мною картина. Рубашка, отсюда видно, как сильно она накрахмалена, уже немного вылезла из его шорт синего цвета, которые невинно оголяют его коленки, где изображена вся радость детства: они были разбиты, но мальчик смеялся. Его уже вытертые до дыр тканевые кроссовки были все в грязи, как и его ноги где-то до середины икры. Был похож на сына Тропинина – Арсения – чей портрет мне очень нравился.

– Мам! Я пришел! – он оббегает дом и оказывается рядом с нами.

– Сейчас Дори тебя покормит, – кажется, она говорила о той служанке.

– Да, я знаю, – он поправляет волосы и вытирает нос рукой, не смотрит на меня, просто крутится около столика.

– Луи-и-и-и-и-и-и-и-и-и, – его кличет другой мальчик, стоящий за забором.

– Сейча-а-а-а-а-ас, – он как метеор несется туда, они начинают громко разговаривать о чем-то, и потом Дори зовет Луи пообедать.

Мы, по моей просьбе, возвращаемся в дом, где я замечаю прыгающего у телевизора Луи, который подтанцовывал какой-то спортивной девушке, что ритмично двигалась под музыку.

– Луи! Я просила тебя снимать обувь, когда заходишь в дом!

– Сейчас, мам, – я улыбаюсь, когда вижу то, как он снимает с себя обувь и кидает ее куда-то за диван, где весь оставшийся песок точно отряхнется на ковер.

– Что за ребенок, – стою в коридоре, поглядывая на мальчика, который теперь начал тихо подпевать. Дори зовет его за стол.

– Луи! Ты оглох? – Джоанна отталкивает меня и заходит в гостиную, чтобы, наверное, хорошенько отшлепать своего сына.

– Я иду! – он убегает через другую дверь, пролетая мимо меня, задевая мою руку с чашкой кофе. – Извините! – кофе оказывается у меня на рубашке и штанах.

– Все в порядке, – говорю я спокойно, когда меня прерывает Джоанна.

– Луи! – тот убегает в столовую, где его уже ждет Дори. – Простите его, иногда он слишком активный, – я стою во все еще мокрой одежде, и Джоанна проводит меня в ванную комнату.

– Все нормально, он еще ребенок, – успокаиваю ее я, и она оглядывает меня с не скрывающим женским интересом.

– Сколько же вам лет, мистер Стайлс?

– Тридцать шесть.

И наш разговор заканчивается ее довольной ухмылкой. Я переодеваюсь и иду в предоставленную мне комнату. Окно выходит на задний дворик, где я вижу Луи, который лезет на дерево, устраиваясь на ветке поудобнее, и открывает журнал. Начинаю работать. Открываю свой блокнот. Я делаю набросок будущего шедевра. Через пару минут снова смотрю в окно. За забором появляется какой-то мальчик, он громко зовет Луи к себе. Тот роняет журнал на землю и, крепко схватившись одной рукой за небольшую веточку, аккуратно спрыгивает. Он поправляет свою рубашку и бежит к тому парню. Небольшой разговор, и внутри их разгорается идея, Луи уже мчится к дому.

– Мама! Мам! – слышу его топающие ножки. – Ма-а-а-а-а-ам! – он появляется наверху и пробегает прямо перед моей дверью. – Вы не видели мою маму? – он вдруг теряет свой пыл и смущенно заходит в комнату.

– Нет, ты мог бы спросить у Дори, – он не останавливается, а подходит ближе к столу, но я все еще вижу стеснение в его движениях.

– Она ушла в магазин, – мы сохраняем зрительный контакт. – А что вы делаете? – пока он не опускает свои глаза на стол, где мой блокнот лежал в раскрытом виде.

– Рисую, – мой голос надломлен.

– А что вы рисуете?

– Все, – в его глазах интерес, неподдельный, он всматривается в страницу, а я не решаюсь закрыть ее.

– Это я? – он вдруг хватает блокнот. – Красиво. Я покажу это своей матери?

– Нет! – хватаю его за руку, вскакивая со стула. Луи испуганно подымает свои глаза на меня. – Рисунок еще не закончен, это всего лишь набросок.

– Лу? Ты что-то хотел? – его мать появляется в коридоре. Я отпускаю Луи и забираю свой блокнот. – Что ты тут делаешь? – она поправляет свое платье, когда заходит, смотрит на меня, я улыбаюсь ей.

– Я, я просто искал тебя.

– Он не помешал мне, не волнуйтесь.

– Луи, нельзя врываться в личное пространство людей.

– Я хочу на озеро, с Микки и его старшим братом, можно? – его глаза становятся больше и взгляд ужасно умоляющий. Они уходят, а я все еще стою у стола с блокнотом в руке.

И Луи радостно завизжал, когда его мать разрешила ему пойти на озеро, и даже небольшого напоминания о том, что в этом доме был мальчик, не осталось. Я просто сидел у мольберта, на котором был всего один карандашный штрих, пытаясь настроиться, но чего-то мне не хватало. И вот, было уже шесть часов, Дори принесла мне уже пятую чашку кофе, который был настолько противный, что им с легкостью можно было пытать людей, но, если честно, я заметил это только когда пил третью чашку. Джоанна зашла в мою комнату, присаживаясь на кресло, она начала говорить о моем дяде и о том, какой он был прекрасный. И она как-то незаметно поменяла тему, начала говорить о Луи, о его учебе, о его дополнительных занятиях танцами. Она говорила, что он никогда не сидел на месте и однажды, когда ему было пять, он ушел за молочником, и прошел по району, а потом вернулся домой, и все тогда буквально лишились рассудка. А на танцы она решила его отдать, когда ему исполнилось шесть, она увидела в нем грацию и внутренний свет, который плясал и плясал.

– Может, мы сходим в местный ресторан? – я почти подавился своим кофе. – Вы расскажете о себе, я думаю, здесь вы не очень разговорчивы.

– Ох, конечно, я просто давал вам возможность рассказать о вашем сыне.

– Он у меня замечательный, правда? – она встала с кресла. – На самом деле, он был не от твоего дяди, – прошептала. – Ну а что, теперь, я думаю, об этом можно говорить.

Джоанна оставила меня с упавшей челюстью и вылезшими на лоб глазами. Я собирался, она ждала меня уже у машины.

– Так что, расскажете о себе что-нибудь? Некрасиво оставлять даму в неведении, мистер Стайлс, – она сидит за рулем и еще может при этом разговаривать, но не отводит взгляда от дороги.

– Ну, я преподаю в университете имени Леонардо да Винчи, в Нью-Йорке, – мы останавливаемся, и я только сейчас заметил, какая же дыра, все-таки, это место.

Я иду за Джоанной, по разбитой бетонной плитке, по обе стороны от нас стоят какие-то статуи, у некоторых из них не хватает частей, и я не думаю, что это задумка скульптора. Ресторан, если его так можно назвать, располагается отдельно от всего в этом городе, и музыка из него раздается не самая приятная. Заведение небольшое и, как я заметил, когда вошел, не блещет изысками и хоть каким-то стилем. Красный пол, который выглядит в точности как в самых дешевых пабах, занавески на окнах, которыми можно только укрывать покойников в гробах, усеянные пятнами скатерти, которыми стыдно даже вытереть руки после очень грязной работы, создавали ощущение того, как будто я зашел в притон, где у барной стойки мужики разливают крепкие напитки и швыряются смятыми и липкими банкнотами, где пахнет развратом и похотью. Это место было почти таким. С одной стороны стояли столики, за которыми сидели пары, воркующие о своем, а с другой стороны толкались какие-то простые рабочие, которые били бутылки о головы друг друга и шумели. Мы присели за самый отдаленный столик, чтобы по минимуму слышать нецензурную брань. Я хоть и приехал из США, самой грязной страны в мире, как о ней все думают, не терпел грязную жизнь маленьких городов, ненавидел заведения, где можно было встретить таких людей.

– Так, вы преподаете, да? – переспросила она меня, пока я пытался отключить мозг.

– Да, я учу детей основам графики и живописи, многие ненавидят мой предмет.

– Неужели? Я бы ходила на ваши уроки с удовольствием, – она как-то странно улыбается.

– Я очень строго сужу детей и не даю им возможности расслабиться.

– По вам и не скажешь, что вы очень строгий.

– По вам и не скажешь, что вы имели ребенка не от своего мужа.

– У твоего дяди плохие гены.

– Неужели?

– Да, – она игриво засматривается в мои глаза. – Что мы все обо мне да обо мне? Расскажите еще что-нибудь о себе, мистер Стайлс.

– Я обожаю Прованс и провожу здесь по две недели каждый год.

– И вы ни разу не навестили своего дядю за все это время? Разве так можно?

– Ну, моя мать не очень хорошо ладила со своим братом, поэтому я не сильно стремился к вам.

– И из-за чего же они повздорили?

– Не знаю, я никогда не интересовался.

И знаете что? Через пятнадцать минут нашего разговора она вырулила его на своего распрекраснейшего сыночка. Я имею в виду, она действительно рассказывала о нем слишком много. И пока я слушал все мельчайшие подробности, вплоть до количества родинок на его теле и небольшого родимого пятна на внутренней стороне бедра, я оставался в своем уме, а нам уже принесли вино. И она подумала, что уже после третьего бокала не замечу, как она со мной флиртует и выпивает всего по глотку, наблюдая, как я от отвратности этого места, да и самого вина, опустошаю сосуд, давая организму дополнительный заряд энергии. Она сняла свою туфельку под столом и почти закинула мне свою ногу на колено, а я всего лишь как дурачок улыбался, давая женщине возможность проявить себя во всей своей сущности. Я ведь знаю, к чему все ведет, и это, как показал многолетний опыт, никогда неизбежно. Честно, где-то после двух часов нашего распития алкоголя и легкого разговора, я потерялся, поэтому и не заметил, как оказался зацелованным ее губами около дома, когда она, немного агрессивно, цеплялась за меня, как за свое не очень хорошее прошлое, и как мы оказались в гостиной, а я взглянул на часы, которые показывали уже полночь и мы услышали странный шепот телевизора. Она остановилась и ее взгляд резко изменился, а я, когда наконец увидел, что растопило ее сердце, пришел в себя.

– Мой сладкий мальчик.

Луи спал на диване, со сложенными под щекой руками. Джоанна присела рядом с ним и поглаживала его по спине, параллельно снимая с себя обувь и драгоценности, распуская свои волосы из очень странной, но вполне аккуратной прически. Я, будучи уже полностью под своим собственным контролем, тихо предложил ей отнести Луи в его спальню, потому что спать на диване не совсем этично, и даже неудобно. Она кивнула, и я старался сделать это как можно аккуратней, понимая, что если мой мозг уже осознал то, что я не пьян, то мое тело все еще желало упасть где-нибудь рядом, лишь бы не делать лишних шагов. Джоанна неторопливо шла за мной, зачем-то придерживала мою спину, когда мы подымались по лестнице, и осталась в коридоре, когда я укладывал Луи на его кровать, всего лишь немного прикрывая его ноги покрывалом, чтобы он не перегрелся из-за жары. Он что-то мягко пробормотал, и я пожелал остаться рядом с ним вечность, он был до умерщвления восхитителен. Но у матери Луи были другие на меня планы, поэтому, снова прикинувшись пьяным неопытным школьником, я позволил ей сделать со мной то, что она хотела.

Это не было неприятно или приятно. Это было всего лишь никак. Без чувств и без настоящих эмоций, она всего лишь использовала меня для своих личных целей, ну а я всегда рад помочь хорошим людям. Я не спал, только слушал ее дыхание. И когда наконец солнце начало подниматься в небо, когда город был окрашен моими любимыми цветами, я встал, надевая свой костюм, пытаясь не выглядеть как-либо плохо. По пути в свою комнату, я заметил Луи, который распластался на своей одноместной кровати так, как будто он не маленький двенадцатилетний мальчик. Я был не сонный и полностью себя контролировал, поэтому зашел, закрывая за собой дверь. Я мялся около нее, потому что мне хотелось посмотреть на него полностью, а потом уже и изучить каждую маленькую часть его тела. Я простоял там достаточно долго, уронив свой пиджак на пол, пытаясь отпечатать эту картину где-то даже не в мозге, а в сердце, чтобы сохранить ее навсегда.

– Вы там еще долго будете стоять? – мое сердце только что ушло в пятки, это было неожиданно. Он приоткрыл свои голубенькие глаза и посмотрел на меня сонно. – Не бойтесь, я не скажу маме, – я был в ступоре и ничего не мог с собой поделать. – У вас с ней был секс, да? – все еще пытаюсь сбежать где-то внутри себя.

– Да, – наконец-то выдыхаю я. – Почему ты не спишь?

– А почему не спите вы? – Луи садится на кровати, как бы приглашая меня сесть напротив.

– Ну, потому что я не хочу.

– Вот я тоже не хочу, – его глаза бегали, как-то напугано, но он не подавал виду. – Вы же знаете, что у мамы есть кавалер в Париже?

– Нет, – мне почему-то стало немного стыдно.

– Он мне не нравится, вы подходите ей больше, – он улыбается, даже тихо хихикает. – Вы поженитесь?

– Нет, я ведь не люблю ее.

– Жаль, – мы замолчали, выдержали паузу, потому что не знали, что бы еще сказать друг другу. – Мистер Стайлс, а почему вы нас никогда не навещали?

– У меня не было времени, я всегда занят работой, – не хотел нагружать ребенка проблемами взрослых.

– А кем вы работаете?

– Я преподаватель. Учу других рисованию.

– Научите меня?

– Если ты сам хочешь.

– Да, я очень хочу, – кокетливо наклоняет голову в сторону. – Расскажите мне о своей жизни.

– Мне нечего рассказывать. Я просто живу и рисую. В этом нет ничего необычного.

– Тс-с-с-с-с, – он закрывает мне рот ладошкой и прислушивается. Я ничего не слышал. – Кажется, Дори проснулась, – он шепчет, хмурится. Спустя пару секунд он берет мою руку и закрывает рот ей, а сам встает с кровати и подходит к закрытой двери. – Под кровать, быстро! – кричит шепотом.

– Что?! – я тоже кричу шепотом.

– Она поднимается ко мне, быстрее, – подталкивает меня ручками и мило хохочет.

– Луи, мой пиджак!

– Сейчас! – он хватает мой пиджак с пола и ложится вместе с ним в постель, быстро прикидываясь полумертвым. Я никогда не чувствовал себя более неловко. Под кроватью было пыльно и тесно, а сверху был ребенок, который не мог улечься, поэтому еще больше давил на меня. Дори и правда зашла в комнату, открыла шторы и ушла, даже не заметив меня или что-либо еще в комнате. Как будто бы она еще спала. Мы подождали еще две минуты и я услышал хохочущего во все горло Луи, который свесился с кровати, смотря мне прямо в глаза. – А ваш пиджак приятно пахнет. И еще вы нравитесь мне больше, когда вы под кроватью, мистер Стайлс.

– Почему ты разговариваешь вслух?

– Дори уже на улице, она постоянно просыпается очень рано, чтобы поработать в саду, ей это нравится. Ну а мама точно проспит чуть ли не до вечера, она всегда так делает.

– Ты поставил меня в неловкое положение.

– Я даже не знаю вашего имени. Как вас зовут?

– Гарри. Гарри Эдвард Стайлс, – я не знаю почему, но я все еще под кроватью, и нас обоих это не смущало.

– Луи, Луи Уильям Томлинсон, – он протягивает мне руку, пожимать ее в таком положении было неудобно. – Вы можете вылезти, опасность миновала, – он садится ровно, а я встаю, отряхивая свои брюки, поправляя волосы. – Гарри, как Гарольд, да? Хотел бы я иметь такое же значимое имя.

– Гарри, как Гарри. Мое имя самостоятельное. И оно ни капли не значимое. Это твоя мама назвала тебя в честь какого-либо французского короля, – его щеки краснеют и милое личико прячется за улыбкой.

Он мягко на меня смотрел, я присел на стул, стоящий рядом с кроватью, взял в руки вещи, которые на нем лежали. Луи не был глупым, но был ребенком, поэтому скрытно со мной заигрывал, пока ложился, его глаза все так же неотрывно на меня смотрели. Он выглядел настолько прекрасно, что мои руки зачесались, хотели быстрее запечатлеть этот момент на бумаге, во всех его красках и тонах, передать акустику помещения и частоту дыхания этого мальчика. Луи продолжал просто лежать, молча, все также разъедающе смотреть на меня, и его глаза блестели из-за этого. Он был моей лучшей моделью, просто находясь в своей кровати, будучи в простой голубоватой пижаме, с растрепанными волосами и выглядывающей из-под одеяла ножкой. Я сидел так много времени там, пока Луи засыпал, наслаждаясь моментом. Я просто обязан изобразить его прямо сейчас. Я тихо вышел из его комнаты, последний раз глядя на это восьмое чудо света, прячась за холстом и красками.

– С добрым утром, – я не завтракал до самого полудня, поэтому Дори, как хороший человек, заставила меня поесть. Джоанна и правда проснулась очень поздно.

– С добрым, – говорю ей я, даже не окидывая хоть немного уважающим взглядом.

– Вы уже обедаете?

– Нет, мистер Стайлс только завтракает.

– А Лу? Ты покормила его?

– Да, он ушел вместе со своими друзьями, – Джоанна грузно падает на стул напротив и закидывает ногу на ногу, смотрит на меня.

– Как спалось, мистер Стайлс? – я перелистываю страницу газеты.

– Прекрасно, я так даже дома не спал, – Дори вытирает стол вокруг моей чашки, тихо смеется.

– Правда?

– Ага, – она остается как будто бы посреди улицы абсолютно голая, в ее голосе слышалось это непонимание и немного стыд.

Я продолжаю читать газету (чего, в принципе, никогда ранее не делал в Америке, считал газеты всего лишь пустой тратой бумаги), Дори ушла куда-то, последний раз протерев все предметы в доме, а Джоанна молча сидела рядом и как будто бы ждала чего-то.

– Вам понравилась наша ночь? – внезапно спросила она, я выглянул на нее.

– В каком смысле?

– Вам было хорошо? Вы ничего мне так и не сказали и ушли.

– А вы хотели, чтобы каждый в этом доме знал правду о вас? Я знаю, что в Париже за квартирой кое-кто присматривает.

– В этом нет ничего личного, вы были слишком замкнуты, я решила помочь вам.

– Я не замкнутый, я человек другого общества.

– Зачем вы ушли?

– Я не могу спать с женщинами, понимая, что становлюсь соучастником их измены. Вы хотите еще больше травмировать ребенка, который совсем недавно пережил смерть отца? Вы что, не понимаете, что он, как вы, не может искать замену в каждом попавшемся на пути мужчине? – она побелела, создавала контраст со своим малиновым, очень ярким, ситцевым халатом. Я остановился. – У нас был секс и ничего более, после такого люди не спрашивают друг у друга о ночи.

Я встаю, чтобы уйти на крыльцо, хотелось просто дочитать газету, чтобы убедиться, что она все-таки бессмысленна и бесполезна. Всего только середина июня, а на улице невыносимая жара. Сажусь за небольшой столик, замечаю краем глаза толпу детей, несущихся на своих велосипедах по тротуару. Один из них, в знакомой одежде, останавливается у калитки и бросает свой велосипед на траву за забором.

– Ма-а-а-а-а-а-ам! Ма-а-а-а-а-а-ам! – он был чересчур громким. – С добрым полуднем, Гарольд! – маленький сорванец. Он жмурится от яркого солнца. – Мама!

– Сейчас, Лу, малыш, я уже выхожу! – она одевалась в платье. Быстро появляется на крыльце, рядом со мной. – Это что такое?! – его вид просто убил ее.

– Хвастаюсь, – к слову, на нем был мой пиджак, который я оставил ему еще утром. Он надел его, закатал рукава и выглядел так, как будто бы нашел мешок с золотом. – Да, спасибо, кстати, но в нем жарко и не очень удобно, – Луи его снимает и передает мне. Я, как ни в чем не бывало, беру его. Джоанна все еще не может поднять челюсть с пола.

– Луи! Ты же мог его запачкать! Ты совсем что ли? Эта вещь же не дешевая!

– Все в порядке, он всего лишь поносил мой пиджак, в этом нет ничего страшного. Он полностью в сохранности.

– Мистер Стайлс, не мешайте мне воспитывать собственного сына! – Джоанна была до чертиков раздражена и лишь быстро взглянула на меня своими горящими глазами. Потом она снова повернулась к мальчику. – Луи, ты наказан и сейчас же поднимайся в свою комнату! Никуда сегодня не выйдешь!

– Ну ма-а-а-а-а-а-ам!

– Живо!

И в глазах Луи я увидел эту обиду на собственную мать, которая обидой вовсе и не является, а всего лишь какое-то короткое и непонятное чувство. Он прошел мимо нас и громко крикнул: «Ладно!» – после чего исчез за занавеской, и топал ногами так сильно, что стены дома тряслись. Я увидел эту неподдельную детскую злость. Я увидел эту типичную ситуацию для них, что была для меня относительно нова; не помню, когда в последний раз общался с детьми, младше семнадцати. Не помню, когда видел такую простую жизненную ситуацию. Это просто. Если у вас есть дети, то у вас есть козел отпущения. Джоанна пропала в саду, как и Дори, которая вот уже второй день уходила куда-то в районе двух часов, а приходила только к пяти. Я успел полюбоваться природой, почитать книгу и даже рассмотреть некоторые снимки семьи моего дяди, которые лежали сами по себе на комоде в гостиной.

Честно, было ужасно скучно и не хотелось работать. Я сидел в своей спальне за столом, пытался передать тот самый взгляд мальчика на бумаге. Было непривычно и как-то неприятно. Да, я понимал, что другая обстановка стопроцентно как-либо на меня повлияет, ведь я, будучи привыкшим к абсолютной тишине и виду, скорее не на прекраснейший сад с цветами, а на такие же пустые и тихие здания, каким бы Нью-Йорк не был громким городом. Здания в нем пусты, как и люди. Поэтому я посещаю Прованс каждый год. Здесь люди наполнены историями и приятными мыслями. Мне нравится разговаривать с незнакомцам и случайно сталкиваться с прохожими. Они здесь все как предоставленные книги. Я сидел в непонятной, наполненной шумом тишине, что сильно меня настораживало. Комната Луи была напротив моей, но немного левее, так что иногда я мог видеть его, сидя прямо на этом стуле. Но сейчас дверь в его комнату закрыта и я не слышу даже хоть какой-либо жизни.

– Можно ненадолго нарушить твое личное пространство? – я все-таки вошел в его комнату. Постучался, но никто не ответил, поэтому я решил зайти. Но там, на удивление, никого не оказалось. – Луи? – вещи разбросаны. Я осматриваю шкаф, который стоял у левой стены. – Помнишь, ты хотел посмотреть мои рисунки? – стучу по боковой стенке шкафа. Луи толкает дверь.

– Отстань, Гарольд, – я придерживаю дверь рукой с опущенной головой. Луи просто сидел в шкафу, прячась в своих вещах. – Я ничего не хочу, – он поднимает на меня свои глаза.

– Ты не можешь целый день просидеть здесь, – сажусь на пол, опираясь о стену. Мы с Луи напротив друг друга.

– Я не маленький.

– Я знаю.

– Утром вы разговаривали со мной, как со взрослым, а сейчас – как с ребенком, – он тянется рукой к двери, но я придерживаю ее ногой.

– Хорошо, я буду разговаривать с тобой, как со взрослым, если ты будешь вести себя, как взрослый.

– Мне нужно личное пространство, как всем взрослым. Вы можете уйти?

– Взрослые не прячутся в шкафах и не злятся.

– Взрослые всегда злятся, – его лицо становится угрюмым, а взгляд – прожигающим.

– Правда?

– Папа часто злился, поэтому он умер так рано, – вижу, что его напрягает то, что мы начинаем двигаться к смерти (не) его отца.

– Что за журнал ты читал вчера, сидя на дереве? – Луи выглядит растерянным. Он не ожидал такого вопроса.

– О самолетах, я люблю самолеты.

– Почему?

– Я не знаю, они выглядят очень красиво.

– Ты летал хоть раз на самолете?

– Нет, – он опускает свой взгляд на колени.

– Ты боишься?

– Совсем немного.

– В этом нет ничего страшного.

– В смерти тоже нет ничего страшного, но многие ее боятся, – Луи накидывает на голову покрывало, которое лежало рядом с ним, и, видимо, не хочет продолжать разговор.

В тот день я оставил его одного, вернее, я оставил одного себя, ведь я просто заперся в своей комнате и принял лишь чашку кофе от Дори. Вечером Луи и Джоанна помирились, а я никогда не думал, что в этом есть необходимость. И тогда, вообще-то, я понял, как важно говорить слова любви или прощать людей. Вечер был очень длинным и одиноким, но за хорошей книгой моего хорошего знакомого все было не так плохо. Я сидел, пробуя нарисовать картину кофейной гущей, и тихо смеялся внутри себя, потому что это было краем моего поведения, моей личности. Я поставил все кисти в стакан, прибрался в своей комнате и уже прилег, когда в дверь постучались.

– Я очень сильно любила его, как и Луи, мы очень скучаем, – Джоанне требовалось тяжелое мужское плечо, которого она лишилась, чтобы справиться со всеми трудностями. Она не была надоедливой или неприятной. Она была женщиной, которая потеряла мужа, и я мог ее понять. Я никогда не терял близких мне людей, поэтому, как говорят люди из моего окружения: «Ты не знаешь, что значит умереть внутри по-настоящему», – но я умел сопереживать, или делать вид.

========== deux. ==========

Дни пробегали незаметно, а жить тут становилось все легче и легче. Чаще всего я сидел на заднем дворе, окруженный цветами Джоанны и деревьями, ловил на себе взгляды ее соседок, которые по вечерам приносили мне разные блюда и приглашали на прогулку, но я отказывался, и они ошибочно думали, что я новый парень Джоанны. Я отказывался не потому, что они некрасивы или неприятны мне. Я отказывался потому, что мне этого не нужно, я не стану их хорошей опорой. Я узнал, что Джоанна работает медсестрой, она часто уходит по вечерам из-за ночных смен, а мы с Луи в это время не спали, я слушал его истории, которые были о разных людях или существах. Он громко смеялся и стал позировать мне, перестал меня стесняться.

– Мам! Где моя рубашка?! – Луи носился по дому в поисках Джоанны, нервничал.

– Она ушла, – я стоял в дверном проеме в гостиной, Луи остановился у дивана.

– Почему так рано? – его глаза блеснули.

– Вообще-то, уже почти полдень, – я поправил свои наручные часы и засунул руки в карманы.

– Черт! – он раздраженно разворачивается и выходит на улицу. Я иду за ним.

– Что-то случилось?

– Вы все равно не поймете.

– Расскажи мне.

– Где Дори?

– Она больше не будет приходить.

– Но почему?

– Потому что у нее тоже есть семья, – Джоанна думала, что я буду хорошей нянькой.

– Вы одолжите мне рубашку?

– Зачем?

– Мне надо.

– Они все будут на тебя велики.

– В этом нет ничего страшного.

– Ты расскажешь мне, зачем?

– Да, только вечером.

– Ладно, пойдем.

Я увидел, как его лицо изменилось, как он стал счастливым в один миг. Мы поднялись в мою комнату, я открыл шкаф, Луи стоял сзади меня. Мои рубашки действительно сидели на нем не так, как ему хотелось бы, я помогал ему застегивать пуговицы.

– Как я выгляжу? – я сделал шаг назад и пригляделся. Рукава висели, рубашка прикрывала его колени, она была слишком белой для него. Это изначально было плохой идеей, но я хотел провести с ним время.

– Как сказать… – он грустно на меня посмотрел. – Давай померяем другую.

– Это была последняя, – я оглянулся на рубашки, которые лежали рядом с вешалками на моей кровати. Да, действительно последняя.

– Давай знаешь что, – я подошел к нему и взял его руку, – мы закатаем рукава для начала. – он расслабил ее и позволил мне помочь. Внимательно следил за моими движениями.

– Не думаю, что это поможет…

– Ты еще не видел результата, – я уже закатываю второй рукав. – Видишь? – я снова отошел немного назад и посмотрел на него. – Так намного лучше.

– Разве?

– Иди к зеркалу, – он подошел к тому, что стояло в углу моей комнаты. Наклонил голову.

– Неплохо, – поправил рубашку, наклонил голову в другую сторону.

– Теперь, я думаю, ее надо заправить, – я подошел сзади, наши взгляды встретились в зеркале.

Он медленно приподнял край рубашки и расстегнул пуговицу своих шорт. Поднял руки и ждал, что я сделаю это за него. Я наклонился, осторожно, смотрел ему в глаза. Луи случайно дотронулся до моей щеки ладонью, но не стал ее убирать. Улыбнулся. Этот момент был очень медленным и нежным, я застегнул ширинку шорт мальчика и поправил их, легонько отмахиваясь по его бедрам. Луи повернулся ко мне лицом. Мы долго смотрели друг на друга.

– Спасибо, – он оставляет мягкий поцелуй на моей слегка заросшей щеке.

– Не за что, – шепчу я на его ухо.

– Мне пора, – он оставляет меня с отпечатками ладоней на майке и пальцев на запястьях.

Он ушел, а я долго думал про себя, что же мы делали? Луи как будто хотел этого, как будто он совершенно точно знает, что делает. В моей комнате все еще пахло им, вишней и лилиями. Мне захотелось оставить эти моменты с ним в сердце навсегда, потому что он точно тот, кого я никогда не забуду. Эта неделя у них была настолько необычной для меня и красивой, что мне захотелось жить тут, захотелось поддерживать с ними контакт, как с хорошими друзьями семьи. Люди во Франции привлекательны мне. Я провел день в одиночестве, снова. Но это было приятно, я что-то чиркал в своем блокноте вместе с пижамной рубашкой Луи на своих коленях, которая дарила тепло.

Вечер тянулся достаточно долго, тем более после звонка Джоанны о том, что она вернется только утром. Вечер был удивительно прохладным и я сидел на заднем дворе за столиком с чашкой кофе. Мои брюки были немного испачканы краской и недавно пролитым на меня морсом, кувшин с которым обронил Луи. Я сидел там, рассматривая цветы Джоанны, все еще восхищаясь ими, видел соседку, которая кокетливо со мной заигрывала, помахав рукой. Я помахал ей в ответ, и она смущенно улыбнулась, скрылась за прекрасно плетущейся ипомеей. День близился к концу, я посмотрел на наручные часы и удивился, что Луи все еще нет дома. Я растерялся и не знал, что мне делать, ведь небо уже украшал закат, а мальчика так и не было. Я зашел в дом и позвонил семьям его друзей, номера которых оставила Джоанна, но они все уже были дома, причем давно. И никто из них сегодня не видел Луи.