Текст книги "Все, что захочешь (СИ)"

Автор книги: Seguirilla

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Сэм… уже, – я попытался выйти (как-то невежливо, на мой взгляд, кончать в рот парню, чьего настоящего имени ты не знаешь, особенно, когда на тебе нет презерватива), но молодой человек жестко впился в мои бедра, удерживая на месте. Не знаю, что он там делал своим блядским ртом, но оргазм показался мне бесконечным. Я орал и, кажется, таки порвал многострадальную простыню. Оно и к лучшему – после такой ночи ее точно не отстираешь.

Когда меня перестало выгибать в судорогах, и я смог открыть глаза, Сэм нависал надо мной, опираясь на руки. Он тяжело переводил дыхание, его глаза были веселыми и слегка сумасшедшими, в уголках улыбающегося рта поблескивали капли моей спермы. Он ждал, блядь, он опять остановился именно там, где должен был, давая мне возможность принять решение!

Я никогда не целуюсь после минета. Поправка – никогда не целовался. Раньше. Тараканы спали, измученные ночной оргией, и я, тихонько зарычав, потянул Сэма на себя, впиваясь губами в этот потрясающий, божественный рот. Разумеется, я не был бы собой, если бы не успел подумать о том, что ни один из нас не чистил зубы, но быстро потерял эту мысль, растворяясь в ощущении собственного вкуса на чужих губах. Моя сперма была солоноватой, терпкой, и слегка горчила (привет, вчерашний виски, не думал когда-нибудь встретить тебя снова), отдавая ментоловым послевкусием. Стоп. Ментол?!!

Я изумленно округлил глаза и отшатнулся от Сэма.

– Ты что, сначала сходил почистить зубы? – вырвалось у меня (честное слово, я даже не задался вопросом, чьей зубной щеткой он это сделал).

Сэм посмотрел на меня не менее удивленно.

– А ты бы хотел, чтобы я полез тебе отсасывать без резинки с нечищеными зубами?

Меня прорвало. Я ржал, как ненормальный, катаясь по кровати, всхлипывая и завывая. Сэм спокойно сидел рядом, ожидая окончания истерики. Отсмеявшись, я резко уронил молодого человека на себя и спросил:

– И откуда ты только такой взялся?

Тот улыбнулся, оценив риторичность вопроса, и слегка пожал плечами.

– Да, а как же ты, – спохватился я, понимая, что попал в очень неловкое положение. Я просто не представлял себе, чем можно отплатить за такой охуительный минет. Только собственной задницей, а для этого я был еще недостаточно возбужден. Ладно, к черту. Пусть только намекнет – я это сделаю.

Но Сэм снова улыбнулся и покачал головой.

– Я уже, – сообщил он, в качестве доказательства проводя рукой по своему животу и демонстративно облизывая мокрые пальцы.

Я неверяще уставился на него.

Он удобно улегся рядом, положив руку мне на грудь и уперев в нее подбородок. Он смотрел мне в лицо, лаская взглядом, будто хотел запомнить во всех деталях. Навсегда.

– Ты просто не представляешь, как прекрасен, когда кончаешь, – мягко прошептал молодой человек, – Мне почти не потребовалось прикасаться к себе.

Я застонал, привлекая его ближе и нежно касаясь губ.

– Что же ты со мной делаешь, чудовище, – пробормотал я.

Он улыбнулся мне в губы и отстранился.

– Поспи, еще рано, – сказал он, вновь устраиваясь на моей груди, – Я хочу посмотреть, какой ты, когда спишь.

– Извращенец, – проворчал я, приобнимая его за плечи. И закрыл глаза.

– Есть немного, – согласился Сэм.

***

Когда Сэм разбудил меня во второй раз, судя по свету, пробивающемуся из-под задернутых штор, было уже утро. Молодой человек, полностью одетый, сидел на краю постели и смотрел на меня совершенно нечитаемым взглядом.

– Теперь мне действительно пора, – просто сказал он, когда понял, что я почувствовал его прикосновение и проснулся. Молодой человек улыбнулся, вежливо и отстраненно, кивнул и направился к двери.

Все правильно. Чем быстрее пройдет момент расставания, тем лучше. Мы провели вместе прекрасную ночь, мы оба не планировали продолжение. Мы даже не знаем настоящих имен друг друга. В конце концов, это бывало уже десятки, если не сотни раз…. Поправка. Я никого никогда не оставлял у себя до утра. И сам нигде не оставался.

Я молча провожал его взглядом, отчаянно борясь с нестерпимым желанием завыть. Должно быть, именно так, оставаясь на месте, ничего не предпринимая, делая вид, что все в норме, люди и проебывают свое счастье. По крайней мере, свое я сейчас точно проебывал…

Парень открыл дверь и в нерешительности замер на пороге. Да вали уже, я же сейчас не выдержу.

– Возможно, эта информация покажется тебе лишней, – задумчиво произнес Сэм. – Я нечасто бываю в этом городе и в том баре. Но я обязательно буду там в следующую субботу.

Ничего не изменилось. Я продолжал молчать. Только, кажется, Сэм в очередной раз понял меня без слов. Он легко улыбнулся, словно в ответ на какие-то собственные мысли, а потом закрыл за собой дверь.

Я откинулся на подушку и уставился в потолок.

В следующую субботу Сэм в баре так и не появился. И через субботу. Я долго думал, ехать ли в третий раз, и решил, что, пожалуй, достаточно.

ЧАСТЬ I

НЕУЧТЕННЫЙ ВНЕШНИЙ ФАКТОР

– Ну все, Эклз попал! – радостно возвестил Стив, ни к кому конкретно не обращаясь, и плюхнулся за свой стол, с энтузиазмом буравя меня взглядом. Какой козел поставил наши столы один напротив другого – было для меня большой загадкой. К несомненному счастью этого самого козла. «Ну, спроси, Эклз, не будь скотиной. Пожа-алуйста» – казалось, умоляли трагически вздернутые брови моего друга. Я промолчал, только коротко глянул на Карлсона поверх монитора. Сколько раз можно говорить – я в эти игры не играю. Есть что сказать – скажи, нет – сиди молча. Все. Третьего не бывает.

– Как лучше написать – «продуктивность контакта снижена, но сохраняется возможность вербальной коррекции поведения» или «несмотря на сниженную продуктивность контакта, поведение вербально корригируется»? – покусывая карандаш, спросил я.

–Первое, однозначно,– откликнулась Алона и с жалостью посмотрела на Карлсона. Этот придурок уже всех в госпитале задолбал своей манерой преподносить новости, и только милосердная Тал еще не послала его в жопу. По крайней мере, вслух. Она даже иногда поддерживает эту дебильную игру: «вытяни из меня то, чем я и так жажду поделиться». Я подозреваю, что таким образом она зарабатывает себе репутацию для хорошего посмертия – человек, при жизни много общавшийся с отягощенным знанием Карлсоном, автоматически заслуживает рая, ибо с адом уже ознакомился на земле. Нет, Карлсон, правда, мой друг и, в целом, прекрасный парень, но стоит ему дорваться до какой-нибудь интересной (с его точки зрения) информации, сон разума моментально рождает чудовище. Этот монстр ходит с загадочным видом, капризничает, требует внимания, считает, что все обязаны умолять его об откровении, обижается, когда никто этого не делает, а потом выясняется, что просто совет попечителей решил исключить из больничного меню ту кошмарную рыбную запеканку, из-за которой тошнит уже всех, и больных, и здоровых. Дело, вне всякого сомнения, благое, но явно не стоящее такой театральной подачи.

– Так что там про Эклза? – со вздохом спросила Алона. Нет, она святая, – И не смотри так на него, сам знаешь, ему все равно.

Мне действительно все равно. А сейчас я еще и уши заткну. Хотя нет, не поможет. Докричится.

Стив моментально переместился ближе к Алоне и присел на краешек ее стола.

– Снова положили Джей Ти, – многозначительно произнес он.

Кажется, информация действительно была стоящей, потому что я услышал, как Алона выронила ручку.

– О нет. И Эклз попал под раздачу? – испуганно спросила она.

Карлсон многозначительно кивнул.

– Ладно, уговорили, – не выдержал я, – Стив, тащи сюда свою жопу и рассказывай. Алона уже и так в курсе, а мне, не поверишь, впервые в жизни интересно тебя послушать.

Карлсон не умел и не любил долго сердиться. Он просиял и пересел на мой стол. Я вытащил из-под него папку с рукописью статьи и, откинувшись на спинку кресла, приготовился слушать.

В течение следующих десяти минут я получил подробный отчет о пяти предыдущих госпитализациях молодого человека, которого в госпитале называли Джей Ти. Я узнал о «дне баррикад», когда означенный молодой человек возглавил восстание среди пациентов острого отделения, вместе со своими последователями забаррикадировался в столовой и в течение нескольких часов успешно держал оборону. Я выслушал историю о медсестре, запертой на ночь в подсобке. Бедняжка сорвала голос, пока ее не услышал делающий обход дежурный врач. Я узнал, как Джей Ти выкрал из процедурной спирт, нажрался сам и напоил охранника. В последующем бедный парень так и не смог объяснить, как его угораздило сесть выпивать с пациентом. Особое внимание Карлсон уделил самой настоящей детективной истории, в которой весь персонал госпиталя несколько ночей подряд безрезультатно ловил некую неустановленную личность, которая бродила по корпусу, пугая больных, и без помех проходила сквозь запертые двери. Истерия достигла такого накала, что некоторые медсестры уже всерьез говорили о призраке. Все вздохнули с облегчением только тогда, когда совершенно случайно был пойман именно Джей Ти с универсальным ключом, украденным у охранника во время той памятной пьянки.

– Этому паршивцу, не поверишь, кажется, и двадцати еще нет, – разглагольствовал Карлсон, – и он из очень непростой семьи. Жутко скандальная не то мамаша, не то опекунша, денег – хоть задницей ешь, претензии и закидоны – соответствующие. Диагноз до сих пор из разряда реабилитационных, хотя, как я подозреваю, Гэмбл просто не хочет отвадить отсюда эту семейку с их миллионами, признав очевидное.

Стив сделал выразительную паузу.

– Очевидное – что? – был вынужден спросить я, и услышал, как хмыкнула Алона. Ну да, меня тоже иногда можно переиграть. Правда, обидно, что сегодня меня переиграл именно Карлсон.

– Парень обычный шизофреник с ранним началом заболевания, – не скрывая своего торжества, пожал плечами Стив, – Я сам слышал его разговоры о голосах, преследовании и прослушке в палате.

Я подумал и кивнул. Придержать денежного клиента, не сообщая реальный диагноз – это вполне в духе Сэры. Парню все равно реально не поможешь, а так – хоть деньги в дом. Зачем отдавать лакомый кусок в руки конкурентов, к которым обязательно побежит мамаша, если, не дай Бог, узнает правду. Нет, там ей тоже не помогут. Но деньги будут качать с не меньшим усердием, чем мы. Да, в этом бизнесе все – корыстолюбивые суки, а что, кто-то сомневался?

– Ладно, Стив, я понял, парень – не просто головная боль, это диарея и нарколепсия в одной упаковке. И его лечащему врачу придется завести себе собственного психоаналитика, чтобы не спятить. Причем в этот раз озаботиться поиском придется мне, потому что Эрик отдает его под мою опеку. Порадуй меня, скажи, что это все.

Но Карлсона уже несло на волнах вдохновения.

– Не угадал. Тут еще одна история приключилась, не помню точно, когда, года полтора назад, кажется. У нас работал врач, Тиг его фамилия была, кажется. Эй, Алона, Тиг?

– Точно, Тиг.

– Так вот, Джей Ти определили под его курацию, Тиг даже поначалу в отделение выходить боялся. Прошло какое-то время, прежде чем мы забеспокоились – что-то все подозрительно тихо. Джей Ти не бедокурит, ходит тише воды, Тиг осмелел, если не сказать обнаглел. Нет, все были просто счастливы, просто непонятно как-то. Ну, мы с Томом поприжали Джейсона (Тига в смысле), попинали чуток, он и признался. Оказалось, этот пацан, Джей Ти, в дополнение ко всем своим чудесным душевным качествам, еще и открытый гей, лет эдак с шестнадцати однозначно заявивший о своей ориентации. И это чудо влюбилось в Тига, представляешь! Не, ничего не могу сказать, Джейсон был ничего так себе…. Эй, я просто констатирую факт с сугубо эстетической точки зрения, Дженс, даже не думай! Алона, скажи, вот тебе, как женщине, Джейсон нравился?

– Не мой типаж, смазливый слишком. Кстати, Эклз… Вы с ним чем-то похожи.

– Вот спасибо, – отозвался я, – то есть, это ты в очередной раз корректно намекнула, что мне не светит?

А что, Алона – очень даже симпатичная блондинка. Учитывая ее покладистый характер, это именно та женщина, на которой я мог бы захотеть жениться. Как же хорошо, что она против.

– Не в этой жизни, дорогой.

– Ты слушаешь? Это еще полбеды. Наверное, мы с Томом слегка перестарались, потому как Тиг до кучи признался, что он тоже, ну, по мальчикам, и Джей Ти ему нравится. Не, ты прикинь!

Я заржал. Судя по всему, я занял вакансию местного гея, сам того не подозревая. Шекспир, бля. Все притворяются теми, кем не являются, будучи таковыми на самом деле.

– Ну, – поощрил я.

– Что – «ну»? Мы, конечно, никому ничего не сказали… э-э… сразу, по крайней мере. Джей Ти впервые за все свои госпитализации ничего не вычудил, Джейсону выдали премию, через два месяца пацана выписали, вот и все. Я и подумал, может, тебе стоит взять на вооружение рецепт приручения этого буйного малолетки, и все такое…. А что? Видишь, даже Алона сказала, что ты похож на Тига. Может, прокатит.

Я коротко хохотнул и уткнулся в компьютер. Бля, этот мудак таки сбил меня с мысли. Но я все же не мог не спросить:

– Если все было так расчудесно, куда же делся Тиг?

– Понятия не имею. Может, живет себе содержанкой в особняке пацана, и плевать ему на нас, зарабатывающих на жизнь в поте лица, – грустно отозвался Стив.

– Завидовать нехорошо, – нравоучительно заметил я. Так, на чем же я остановился? Черт, забыл.

–Та-ал! – простонал я, – Как я последний раз подумал?

Ко всем прочим достоинствам, эта девочка обладает феноменальной памятью.

– Продуктивность контакта снижена, но сохраняется возможность вербальной коррекции поведения, – моментально отозвалась Алона, вчитываясь в собственную писанину.

– Детка, если ты передумаешь, я твой навеки, – пообещал я, набирая текст.

– Мечтай, Эклз, – вполне доброжелательно отозвалась Алона.

– Эй, я не понял, – Карлсон выглядел оскорбленным в лучших чувствах, – Это что, вся реакция, «Тал, что я подумал»?

Он выглядел чучелом совы на краю моего стола. Надо будет рассказать ему при случае, как по-дурацки он выглядит, изображая ТАКУЮ степень удивления. Я скользнул грудью по полированной поверхности и положил руку на его колено.

– Хей, чувак, а ты хочешь поговорить о гейском сексе? – хрипло, с придыханием поинтересовался я.

Карлсона словно сдуло со столешницы порывом неощутимого ветра.

– Есть! – прокомментировала Алона.

– Бля, чувак, я опять купился, – жалобно произнес он с безопасного расстояния. Потом немного попыхтел и гордо прошествовал к своему месту, не забыв положить мне на стол десятку. Я усмехнулся.

– Э-эклз, ну как ты это делаешь, – заныл Стив, опустившись на стул и, очевидно, почувствовав себя защищенным.

– Дело не во мне, а в тебе. Просто ты хочешь меня, чувак, но твоя социально обусловленная гомофобия порождает внутренний конфликт, и ты во всем видишь покушение на свою задницу, – отозвался я, продолжая набивать выписку. Однажды, крепко напившись, я заявил, что самая большая фобия Карлсона – половой акт с мужчиной, а это, несомненно, говорит о его латентном гомосексуализме. Стив стал возражать, и мы поспорили, что за каждый раз, когда я смогу его вывести из равновесия абсолютно невинным прикосновением, он платит мне десятку. Если не смогу – плачу я. Согласен, дурацкий спор, но разве кому-нибудь удавалось заключить умное пари в начале четвертого ночи с субботы на воскресенье? На беду Стива, при нашем безумном диалоге присутствовала хренова куча народа, в том числе Алона, Кэти, Ники, Том, Джастин и еще с полдюжины наших коллег, которые теперь следили за выполнением условий пари с фанатичным упорством. Если в ночь спора я всласть полапал лучшего друга и потерял полторы сотни баксов, то на сегодняшний день я вышел в ощутимый плюс, поднявшись на две сотни. И не собирался останавливаться на достигнутом.

– Знай я тебя немного хуже, точно решил бы, что ты педик и просто клеишься ко мне, – уязвлено заявил Карлсон.

– Ты меня раскусил, золотко. Все это изначально было задумано лишь для того, чтобы потрогать твою шикарную задницу, – согласился я, перечитывая написанное, – Сладкий, не будь я изначально бисексуалом, в твоем присутствии поголубел бы незамедлительно.

Как говорится, хочешь что-то спрятать – положи на видное место. Хочешь, чтобы тебе не поверили – скажи правду. Я так часто стоил из себя гея, что меня давно никто не принимал всерьез.

Карлсон сердито насупился.

Он молчал буквально пару минут, делая вид, будто занимается делом. А потом вполне предсказуемо не выдержал.

– Эклз. Э-эклз!

Я поднял голову.

– Ну и что ты думаешь делать с Джей Ти? – трагическим тоном поинтересовался он.

Я наклонился над столом, максимально приближаясь к приятелю.

– Алона! Заткни уши! – шепотом рявкнул я.

Тал устало вздохнула.

– Сначала я его отметелю до потери сознания, просто, чтобы он знал, кто здесь главный, – громким театральным шепотом сообщил я, – А потом выебу. А потом вернусь сюда и повторю все это с тобой.

По изменению плотности воздуха в ординаторской я понял, что Алона, подобно морским млекопитающим, пытается закрыть свой слуховой проход внутренней непроницаемой мембраной.

– Но только после того, – добавил я, – как Гэмбл проведет через кадры официальный приказ – Дженсену Россу Эклзу вменяется в обязанность трахнуть пациента, именуемого Джей Ти, поскольку того требуют интересы госпиталя Святого Матфея.

Карлсон заржал.

…Наши боссы, несомненно, корыстолюбивые суки. А мы – просто циничные ублюдки. Наверное, поэтому нам так комфортно работается вместе.

– Доктор Эклз, доктор Крипке просил вас зайти к нему, – на несколько секунд появившись в проеме двери, сообщила сестра Ники. Пип-шоу для бедных. Без обнаженки, но очень возбуждающе.

***

Главный врач Эрик Крипке, наш абсолютный хозяин и в чем-то бог, пребывал в никаком расположении духа. Что было нормально. Этого молодого (для своей должности) человека с бледным лицом и взглядом, погруженным в себя, в госпитале боялись по очень простой причине – никто и никогда даже предположить не мог, что делается в этой голове с большими залысинами в конкретный, отдельно взятый момент времени. При этом, Крипке, несомненно, был гениальным психиатром, возможно, именно потому, что способ его мышления был гораздо более сродни мышлению наших пациентов, нежели так называемых нормальных людей. И еще он был непредсказуем, а это здорово нервирует.

– Откуда вы, доктор Эклз?

Я не удивился, просто искренне попытался понять, что именно имеет в виду наш гений. Откуда я родом? Где учился? Где меня нашла Ники? Вот хрен разберешь. Поэтому я предпочел промолчать и лишь вопросительно посмотрел на Эрика, ожидая пояснений.

– Сан-Антонио? – Крипке был явно разочарован моей тупостью.

– Даллас.

– Жаль, – вздохнул он, закрывая папку, лежащую перед ним на столе, – Ваши семьи могли бы быть знакомы.

Блядь, ну вот объясните мне, это сейчас к чему было? С какого перепуга моя семья должна знать семью моего пациента, и какое, к чертовой матери, это вообще имеет значение? Да мое семейство меня самого знать не желает! Нет, понять Крипке может только сам Крипке. Аксиома.

Эрик передал историю болезни Джей Ти мне в руки и окликнул, когда я уже взялся за ручку двери.

– Кстати, Эклз. Будь с этим уродом повнимательней, понял? Я проверю.

Алилуяйа. Целое предложение, не требующее дополнительного обдумывания и поиска здравого смысла. Я понял. Этот действительно проверит.

***

Курить в помещении госпиталя было строжайше запрещено правилами внутреннего распорядка. Провинившегося ожидал ряд санкций, от нехилого штрафа (если попался в первый раз), до увольнения (соответственно, во второй). Само собой разумеется, это правило не распространялось на больных, за что мы, убежденные курильщики, в минуты никотиновой абстиненции люто их ненавидели. Нас не то чтобы было много, но сама собой проблема упорно не рассасывалась (на что, как мне показалось, очень рассчитывал Крипке). И одним прекрасным днем, после увольнения очередной медсестры, и заданного в сотый раз уже вполне риторического вопроса «А где можно?», он, не меняясь в лице, рявкнул: «Там, где я не увижу!!!» После этих неосторожных слов Большая Никотиновая Проблема вышла на принципиально иной уровень – теперь все курящие сотрудники больницы периодически оказывались втянуты в увлекательную игру: угадай, где Крипке не появится в ближайшие десять минут. Учитывая полную хаотичность передвижения (с точки зрения нормального человека) главного врача, эта игра действительно была интересной и предполагала жертвы среди игроков.

У меня была своя тактика, простая, но эффективная. Надо было не гадать, куда Эрика занесет в следующую минуту, а просто выяснить, где он уже точно есть. И принять в качестве рабочей гипотезы предположение, что он там останется хоть на какое-то время. Да, стратегия насквозь дырявая, но лучшей еще никто не предложил. Потом надо было засечь пятнадцать минут и двигаться в произвольном направлении, желательно с максимально доступной скоростью. При этом было бы нелишним периодически оглядываться, с Крипке станется просто идти сзади, стартовав на пару минут позже. Выбирая направление и предполагая конечную точку, следовало просчитать альтернативные пути ее достижения. В этом плане идеальным вариантом был бы коридор без малейших ответвлений и имеющий только два входа, но в нашем госпитале ни один коридор, к сожалению, таковым не являлся. Так вот, удаляясь от Крипке с максимально возможной скоростью, не имея его на хвосте и понимая, что другим путем он вас не догонит, через пятнадцать минут можно было достичь места безопасного перекура. Экспериментальным путем (пару раз чуть не лишившись работы, между прочим, и заработав первое предупреждение) я нашел практически универсальную «курилку», каким-то мистическим образом постоянно удаленную от Крипке минимум на пятнадцать минут. Парадоксально, но это место было буквально под окнами Эрика и прочей администрации. Третья слева от главного входа декоративная арка, маскирующая массивную основу высокого цокольного этажа. Достаточно высокая, чтобы туда без проблем уместился человек (а по ширине – даже три человека), не просматриваемая ни сверху, ни с боков.

Я забился в арку поглубже, закурил, и погрузился в изучение истории болезни. Каждый, кто имел глупость получить высшее образование, в совершенстве владеет искусством одновременно курить и читать разваливающуюся книгу, ничего при этом не роняя.

Итак. Джаред Тристан Падалеки, двадцать полных лет, сирота, мать умерла, когда парню было пять, отец – когда Джареду шел пятнадцатый год. Опекунша – Шарлотта Падалеки, вторая жена Джеральда Падалеки. Впервые госпитализирован к нам в пятнадцать, после смерти отца, был возбужден и агрессивен, обвинял мачеху в том, что та хочет его убить, заявлял о заговоре и камерах слежения.… Надо будет прогуглить информацию по Падалеки; если там действительно так много денег, как сказать, так ли неправ был парень. …А это уже хуже. Второй раз. Жалуется на голоса внутри головы, которые призывают убить мачеху, возбужден, расторможен, подрался с охранником, был уложен на вязки. Вот это действительно серьезно. Когда такого «золотого мальчика» привязывают к кровати – он не просто всех достал; значит, на то были веские причины….

Догоревшая сигарета обожгла пальцы, я коротко выругался и выронил окурок. Ладно, пусть потом сравнивают отпечатки.

Я решил, что дочитаю позже. Все равно я сегодня на сутках, делать, скорее всего, будет нечего. Сейчас я хотел познакомиться с Джаредом.

***

Я поднялся на второй этаж, перекинулся парой слов с Дорис, сестрой реабилитационного отделения. Спросил у нее, в какой палате находится Падалеки, забрал планшет с результатами уже сделанных обследований (впрочем, что можно сделать за полдня в стационаре, не являющимся скоропомощным – общий анализ крови и биохимия, драг скрин, ЭКГ, может, ЭЭГ) и, насвистывая, направился в указанном направлении. Никакого душевного трепета перед встречей с пациентом, которого даже невозмутимый Крипке ласково называет уродом, я не испытывал. Полагаю, решающую роль в вопросе выбора врача для Падалеки сыграло как раз то обстоятельство, что у меня прекрасно получается находить общий язык с самыми строптивыми пациентами. О том, как я это делаю, Эрик никогда не спрашивал. Думаю, он знал, но предпочитал не вмешиваться.

– Добрый день, мистер Падалеки, – провозгласил я, открывая дверь и заходя в палату. Бля, а у нашего «золотого мальчика», по ходу, проблемы с алкоголем. Трансаминазы шкалят. Так и есть, в моче следы этанола и, вот блядь, кокаина. Это он что, между госпитализациями по клубам отрывается? Класс. Интересно, а эта его опекунша, она-то чем думает? Или у богатых теперь кокаином пончики вместо сахарной пудры посыпают?

– Меня зовут Дженсен Эклз, я буду вашим лечащим врачом.

Я, наконец, оторвался от планшета и посмотрел на пациента. И оцепенел.

На узкой больничной койке передо мной сидел Сэм. В безжалостном дневном свете он выглядел моложе, чем я запомнил. Бледное скуластое лицо, припухшие веки, синяки под глазами, растрескавшиеся губы. Растрепанная челка. Бесформенная больничная пижама. Немного другой, немного непохожий на того, что выгибался и стонал подо мной ночью, но, несомненно – это был Сэм.

Я молчал. Я даже приблизительно не представлял, что сказать. Я не был к этому готов, блядь, как же я ненавижу такие моменты, которые не успел просчитать, обдумать заранее! Я почувствовал себя крысой, загнанной в угол. Поскольку разум постепенно затапливали волны все нарастающей паники, я постарался отключить мозг и отдаться инстинктам. Да, я не могу усилием воли перестать думать во время секса, но все же бывают моменты, когда я реагирую моментально. Закрыться. Спрятаться. Переждать. Подумать потом, когда минует опасность.

Я спокойно пересек палату и уселся в кресло напротив кровати.

Сэм не отрывал от меня глаз, на его лице изумление постепенно сменялось неуверенной радостью.

– Джейсон? – робко спросил он.

Прости, малыш. Это вопрос выживания и сохранения рассудка. Ты обознался.

– Дженсен, мистер Падалеки. Дженсен Эклз, – поправил я и перешел к делу. – Мне показалось, или я вам кого-то напоминаю? Вам вообще случается узнавать знакомые лица при встрече с незнакомцами? Возможно, есть ощущение, что знакомый человек специально меняет внешность, гримируется, но вы все равно его узнаете?

Я черкнул на планшете – «фреголи?» и задумался над тем, насколько двусмысленно прозвучали мои слова.

Сэм тоже уловил это. Я нашел в себе силы и вновь посмотрел на него. Красивое юное лицо словно окаменело, сразу став жестче и старше.

– Раньше такого ощущения не было, – он произнес это, словно дал мне пощечину – резко, сквозь сжатые зубы, с такой ненавистью, что я вздрогнул. – Но буквально только что оно появилось.

***

Я с трудом дожил до вечера. Я хамил коллегам, игнорировал своих больных, трижды ошибся в дозировках, делая назначения (спасибо, хоть Дорис каждый раз не ленилась разыскать меня и переспросить). Я чуть не врезал Стиву, когда тот поинтересовался причиной моего внезапного ПМС. Я, практически не таясь, гулял вокруг корпуса и курил одну за другой. Я делал все, что угодно, лишь бы не думать о том, что наконец-то разглядел цвет его глаз. Этот потрясающий, неуловимый оттенок, невозможное переплетение волчьего желтого и кошачьего серо-зеленого. Но, что бы я не делал – все было без толку. Я вновь и вновь вспоминал, как эти хищные глаза горели яростью, и как это было красиво. И как под конец нашего бессмысленного, выматывающего диалога (тупые стандартные вопросы, столь же стандартные, заученные ответы) они внезапно стали болезненно-изумрудными. Приглядевшись, я понял – это от с трудом сдерживаемых слез. Тогда я сбежал. Потому что еще немного – и я бы стал снимать эти слезы с его ресниц своими губами.

Я сидел за своим столом в опустевшей ординаторской, тупо смотрел в ночь за окном и постепенно впадал в отчаянье. Я окончательно запутался. Пожалуй, впервые в жизни я, имея время на размышления, никак не мог придумать ничего стоящего. Я не знал, я просто не представлял, что мне делать дальше! Я запаниковал и однозначно дал понять Сэму (блядь, Эклз, Джареду, нет никакого Сэма, и никогда не было!), что не считаю одноразовый секс поводом для знакомства. На самом деле так и есть, не считаю. Или не считал раньше, до Сэ… Джареда? Один взгляд этих глаз, и все мои нерушимые жизненные принципы рассыпаются в прах, это я понял еще при нашей первой встрече. И что мне делать теперь? Придти к нему и заявить, что передумал? Что я хочу его до судорог? Судя по тому, как парень смотрел на меня сегодня, самое лучшее, что со мной может случиться потом, это перелом челюсти. Ладно, предположим невероятное: Джаред со слезами благодарности кидается мне на шею, и? Дальше что? Я рискну своей карьерой ради него? Поставлю под удар несколько лет упорного труда ради пары перепихонов в туалете? (Вот об этом точно думать не стоило, я даже не успел толком представить себе картинку, как возбудился).

Ладно, Эклз, чего уж там. Ты всегда был трусливой сукой, с чего бы вдруг становиться героем? Я криво усмехнулся. Карандаш, который я вертел в пальцах, сломался с сухим треском. Ты трус, Эклз, так хотя бы будь последовательным в своей трусости. Я уже знал, как поступлю. В принципе, я всегда действовал так в похожих ситуациях – я спасался бегством. Правда, я еще не вполне представлял, каким образом объясню Крипке свое нежелание продолжать работать с Джаредом, но был уверен, что придумаю что-нибудь правдоподобное. А потом я буду старательно избегать Падалеки до самой его выписки и добросовестно дрочить в душе. Может быть, даже съезжу куда-нибудь в следующую пятницу. Короче, я сделаю все возможное, чтобы благополучно похерить второй шанс, которого, очевидно, не заслуживаю.

Что интересно, этической стороной вопроса наших взаимоотношений я вообще ни на секунду не озаботился. Я не только трусливая сука, я еще и сука беспринципная.

Я рассмеялся. После того, как решение было принято, стало даже как-то легче дышать.

Я взял в руки историю болезни Джареда, подумал и отложил ее на край стола. Все равно, с понедельника Падалеки станет чужой головной болью. Мелькнула мысль – очень жаль, что в наших историях нет фотографий, как в полицейских досье. Я бы утащил одну.

Я застонал и с силой стукнулся лбом о стол. А потом еще два раза, для закрепления результата.

***

Я мог истерить сколько угодно, но, к сожалению, сегодня все еще был вечер пятницы, и до понедельника была херова туча времени. Так что Падалеки оставался моим пациентом, и я был обязан проявить хоть минимум формального внимания.

– Сестра Дорис, – я все же остановился возле стола постовой медсестры, хотя пять минут назад клятвенно обещал себе, что пройду мимо, – скажите, этот новый пациент, Падалеки, вел себя спокойно? Я почитал архивные истории – его послужной список впечатляет.