Текст книги "Все, что захочешь (СИ)"

Автор книги: Seguirilla

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Сестра Дорис, милая женщина слегка за сорок, понимающе улыбнулась и кивнула.

– Я была здесь, доктор Эклз, когда он устроил бунт в остром отделении. Я знаю, что такое Падалеки. И, не поверите, я удивлена. Сегодня он вообще не выходил, даже в столовую идти отказался. Крейг приносил ему обед и ужин в палату, но Джаред так и не притронулся к еде. Я несколько раз заглядывала к нему, он постоянно лежал в постели, уткнувшись лицом в подушку. Не сочтите, будто я даю вам советы, но, похоже, у парня нейролепсия. Крейг рассказал, что у Падалеки так тряслись руки, что он разбил тарелку и чашку, передавая ему поднос.

Я занервничал.

– Скажите, Дорис, Крейг давно здесь работает? В смысле, он все сделал, как надо?

Дорис испуганно моргнула, уловив ход моих мыслей.

– Полагаю, да, сэр.

– Хорошо, – кивнул я, – но лучше пойду, проверю.

Я почти бегом вернулся в ординаторскую и взял фонарь. Пока что у меня не было никаких оснований поднимать тревогу и врубать общее освещение, и я готов был молиться, чтобы так все и оставалось. Но, похоже, Господь уже задолбался прислушиваться ко мне. Джареда в палате не оказалось.

Тут новая мысль пришла мне в голову. Она была абсолютно бредовой, но я похолодел. Что, если Всевышний просто не успевает за моими желаниями? Кто, как не я, сегодня малодушно мечтал, чтобы Джаред исчез из моей жизни раз и навсегда? Как там говорится – будьте осторожны в своих желаниях, они имеют поганое свойство сбываться?

Что, если в мире уже нет этого красивого мальчишки с его сияющими глазами, открытой улыбкой и сексуальным телом?

Передо мной разверзлась бездна и внимательно посмотрела на меня.

… Если бы я продолжил думать на эту тему, я бы точно свихнулся. Блядь, Эклз, соберись, у тебя еще будет время порефлексировать, сейчас ты должен сосредоточиться. Если действительно хочешь попытаться все исправить.

Идею поднять тревогу и вызвать охрану я отмел сразу. Займет слишком много времени, а на счету каждая минута.

Мимо Дорис Падалеки пройти не мог. Если только она никуда не уходила. Ладно, допустим – она все время была на месте. Тогда – только этот коридор.

Другие палаты. Невозможно. Друзей он еще завести не успел, пустые заперты.

Процедурная. Заперта.

Кастелянская. Заперта.

Ординаторская. Там был я.

Пожарная лестница. Заперта.

Итак, два варианта – либо Дорис уходила, либо Падалеки открыл одну из запертых дверей.

Я побежал назад, на пост.

– Дорис, вы отлучались за последние несколько часов? – отрывисто бросил я.

–За последние три часа я покидала пост дважды, оба раза отсутствовала не более десяти минут, – четко ответила смертельно бледная Дорис.

Черт-черт-черт!!! Вот теперь можно смело вызывать охрану. В одиночку мне никогда не удастся обыскать оба крыла…. Если только…. Не слишком ли очевидно, что я отправлю охрану и помчусь сам обыскивать весь ОСТАЛЬНОЙ корпус, просто потому, что ЗДЕСЬ негде спрятаться? Я бросился обратно.

Какая из дверей? Нет, не так – если он все же смог взломать замок, смог бы потом запереть его за собой?

Я почти бежал по темному коридору, дергая ручки всех запертых дверей, и шептал про себя всё новые, всё более безумные обеты. Господи, если ты меня все-таки слышишь, позволь мне найти его раньше, чем…. Просто – раньше.

Как и следовало ожидать, закон подлости сработал на все сто – для того, чтобы найти что-то одно, придется перерыть всё. Или нужного вообще не окажется на месте, но такой вариант я пока не был готов рассматривать. Просто физически не мог. Оставалась последняя дверь, выход на пожарную лестницу. Лестница выходит на третий этаж (острое отделение, заперто), на первый этаж (администрация, заперто) и на улицу (на то она и пожарная, но, вопреки всем нормам и требованиям, там тоже заперто). Освещения там нет (неразумно и нерационально освещать неиспользуемое помещение – копирайт, Сэра Гэмбл). В темноте вскрывать замки – сложно, если парень не профессиональный домушник (а я уже ничему не удивлюсь). Таким образом, велика вероятность, что Падалеки все еще на лестнице. Я навалился на дверь всем телом, дергая ручку вниз, мысленно взвыл от досады и тут же вспомнил, что она открывается в другую сторону. Я дернул так, что чуть не вывихнул плечо, внутри что-то хрустнуло (кажется, Джаред все же пытался ее как-то заблокировать), и дверь распахнулась.

Я замер на пороге, прислушиваясь. Мне показалось, будто я услышал слабый шорох откуда-то снизу. Луч фонаря метнулся по ступенькам, до площадки на пролет ниже, выхватил из темноты широкую спину, обтянутую футболкой, что-то блестящее в правой руке, занесенной над локтевым сгибом левой, подпрыгнул вверх, отразившись в изумленно распахнувшихся глазах под взлохмаченной челкой.

Двумя секундами позже я врезался в Джареда, опрокидывая того на пол (это было сделать тем более легко, что он сидел на корточках – не самое устойчивое положение). Первым делом я прижал коленом его запястье, выхватил из судорожно сжатых пальцев острый керамический осколок и отшвырнул подальше. Собственно, это было все, что я успел сделать. Джаред с низким горловым рычанием вырвался и набросился на меня. Мы покатились по полу, причем, если я скорее старался просто обездвижить обезумевшего парня, то он бил всерьез. Я начал злиться. Нет, драться Джаред не умел, его удары были хаотичны и даже не слишком болезненны, просто поймите меня правильно. Да, у меня есть определенные задвиги по поводу садо-мазо в сексе, кто-то, возможно, скажет, что я немного садист в обычной жизни, но вот чего я точно не люблю – это когда в этой самой обычной жизни меня избивают самым банальным образом. А уж когда Джаред вцепился зубами в мою руку, которой я пытался прижать его к полу, я вызверился окончательно. Я позволил молодому человеку слегка приподняться, потом один четкий, сильный удар локтем в лицо, и Падалеки со стоном откатился в сторону. Не давая Джареду опомниться, я подхватил его подмышки и усадил спиной к стене. Потом уселся сам на его вытянутые ноги, зажав коленями бедра, и на секунду задумался. Черт, свет бы не помешал. Я с тоской покосился в сторону, где слабое теплое зарево говорило о том, что фонарь скатился вниз по ступенькам, по меньшей мере, на пару пролетов. Если я отпущу Падалеки, велика вероятность того, что придется начинать все с начала. Ну уж нет. Потом я подумал про мобильник, подсветка которого могла бы хоть немного помочь. Но вспомнил, что забыл его на столе в ординаторской. А даже если бы не забыл, телефон непременно пострадал бы во время нашей потасовки. Ладно, будем работать с тем, что есть.

Я быстро ощупал запястья, предплечья, локтевые сгибы Джареда. Прошелся по груди и животу, провел рукой по боковым поверхностям шеи (видел я одного парня, который умудрился вогнать отвертку себе в сонную артерию, незабываемое зрелище). За все это время Джаред не издал ни звука и ни разу не пошевелился. Я забеспокоился.

– Сэм, – я слегка встряхнул его за плечи, напрочь забыв настоящее имя. – Сэм, ты меня слышишь? Ты что-то себе сделал? Сэм? Что ты с собой сделал?

Я взял парня за подбородок и обмер, почувствовав на пальцах теплую влагу. В голове возникла абсолютно сюрреалистическая картина нанесения самому себе скальпированной раны.

– Сэм, откуда кровь? – неестественно твердым голосом спросил я. – Сэм, скажи хоть что-нибудь, пожалуйста….

– Ты мне нос разбил, – раздалось из темноты после непродолжительной паузы.

Я выдохнул. Я испытал облегчение такой силы, что это было почти сопоставимо с оргазмом. И тут же разозлился снова.

– Чем? – прорычал я, кладя руку на затылок Сэма и нагибая его к себе так, что мы соприкоснулись лбами. – Чашка или тарелка?

– Тарелка, – вздохнул парень.

– И что, этот долбоебнутый Крейг не проверил? – в подобных случаях санитар обязан складывать осколки посуды, как пазл, до тех пор, пока не получится первоначальная форма, без каких-либо отсутствующих кусков.

– Проверил.

– И?!!

– Я стащил из проверенного, – Сэм хлюпнул, словно собираясь заплакать. Блядь, у него же кровь из носа идет!

– Подожди, – я взял его лицо в ладони, – Потерпи, малыш; если будет больно, сразу скажи.

Я стал осторожно ощупывать нос, пытаясь определить, не сломаны ли кости. Сэм ни разу не дернулся. Нет, не похоже.

Я внезапно почувствовал себя безумно уставшим. Опустошенным. Тут же появилась боль в тех местах, где Сэм… бля, то есть Джаред, приложил меня особенно от души, засаднили многочисленные царапины.

Я сполз с Падалеки и уселся рядом. Не знаю, почудилось ли мне слабое движение, словно он пытался меня удержать.

– Иди сюда, – негромко произнес я.

Я привлек Джареда ближе и, немного развернув спиной к себе, устроил его голову на своем плече, заставив приподнять подбородок. Потом секунду подумал, и приобнял. Падалеки, поколебавшись, положил руку на мое бедро, находя точку опоры.

– Не запрокидывай слишком сильно, захлебнешься. Теперь просто посиди спокойно, сейчас пройдет.

Я закрыл глаза. Нам надо было идти, но я просто не мог. Да и желания особого не испытывал. Несколько минут мы просто сидели молча.

– Ты как? – наконец негромко спросил я, – кровь все еще идет?

– Нет, – коротко раздалось в ответ.

– Ничего не хочешь объяснить? – поинтересовался я, почти касаясь губами волос Джареда, наслаждаясь едва уловимой смесью ароматов шампуня и дорогого одеколона.

– Ты все-таки меня вспомнил, – игнорируя мой вопрос, тихо произнес Падалеки.

– Да ну? – удивился я.

– Ты назвал меня Сэмом, – мне показалось, или голос задрожал?

Что ж я за сволочь такая, а?

– Успокойся, – я крепче прижал юношу к себе, уже откровенно зарываясь лицом в его волосы. – Я не забывал тебя.

« Ни на минуту», добавил я мысленно, просто потому, что сказать это вслух было бы слишком мелодраматично.

– Тогда почему?

– Потому что я мудак, – честно ответил я.

Мы помолчали еще некоторое время. Меня охватило ощущение абсолютной правильности происходящего, словно в мире нет, и не может быть более естественной вещи, чем сидеть в темноте на пожарной лестнице и держать в объятьях моего потрясающего мальчика, моего Сэма. Моего Джареда. Словно не было этого месяца, этой непонятной разлуки, словно не я час назад твердо решил отказаться от Падалеки ради своей карьеры, словно не Джаред пытался в самом буквальном смысле уйти из моей и своей жизни прямо у меня на глазах. Словно я все же вытащил свою голову из задницы в то утро, когда мы расстались, и нашел слова, чтобы убедить его остаться.

– Я должен извиниться перед тобой, Дженсен, – произнес Джаред.

– За что?

– За все это, – я услышал короткий смешок. – Я попробую объяснить, только, пожалуйста, постарайся не смеяться….

– В целом, мне уже смешно, – пожал плечами я.

Джаред резко двинул локтем, надо сказать, очень неудачно. Что-то я сомневаюсь, будто это вышло случайно.

– Эй, я, конечно, не возражаю, чтобы ты меня там трогал, – прошипел я, – но предпочитаю более нежные прикосновения.

Джаред не смутился.

– Эй, я тут как бы пытаюсь извиниться, а ты меня перебиваешь, – в тон мне отозвался он и надолго замолчал. Вот ведь звереныш, восхищенно подумал я, уже пытается огрызаться.

– Понимаешь, обычно я забываю лицо человека, с которым проводил время, раньше, чем успеваю закрыть за собой дверь, – задумчиво заговорил Джаред. – Не знаю, почему это не сработало в ту ночь. Я никак не мог выкинуть тебя из головы. Я вспоминал твой голос, твою улыбку, твои руки на моем теле. Я думал о тебе, и это было больно. Я представлял тех, кого ты ведешь с собой в мотель вместо меня, и это было еще больнее. А когда ты не узнал меня сегодня – боль почему-то стала просто нестерпимой. И тогда я захотел причинить боль тебе, заставить тебя разделить это страдание со мной, сделать это любой ценой. Ты не узнал случайного любовника, но я надеялся, что своего пациента, покончившего с собой на твоем дежурстве, ты будешь помнить немного дольше. Это смешно?

Хуже всего – это было понятно. Мне было понятно все, что он сказал. Готовность сделать больно другому даже ценой собственной жизни – всегда полагал, я один такой урод в этом прекрасном мире.

– Нет, Джаред, – прошептал я. – Это глупо. Но не смешно.

У меня на языке вертелся нелепый вопрос: «если все так и есть, почему ты не пришел?» Но я промолчал. В самом деле, какая разница? Не смог или не захотел – разве теперь это что-то меняет? Тем более что «не захотел» мне будет даже более близко. Разве я сам никогда не убегал от людей, к которым меня тянуло, просто ради того, чтобы они не смогли причинить мне боль потом?

– Ты простишь меня? – почти неощутимое движение руки по внутренней поверхности бедра.

– Уже простил, – выдох в волосы.

Я мог бы провести так вечность. Увы, в нашем случае вечность подходила к концу, если только я не нуждался в дополнительных знамениях ее окончания в виде насмерть перепуганной Дорис и пары охранников за ее спиной. Я легонько пихнул Джареда.

– Поднимайся, лось. Нам надо идти.

Он даже подал мне руку, помогая встать.

– Подожди, давай соберем казенное имущество, – буркнул я, когда Падалеки обреченно затопал вверх по лестнице. – Сюда, быстро.

Я крепко ухватил Джареда чуть выше локтя, и мы пошли искать фонарь.

– Зачем это? – поинтересовался парень, – боишься, убегу? Интересно, куда?

– Просто не доверяю, – лаконично отозвался я.

Мы нашли фонарь возле запертой двери на первый этаж. Я поднял его и первым делом направил луч света прямо в лицо Джареду. Всякое может быть, вдруг я обжимался здесь с кем-то другим. Ух ты блядь. Это что, я его так?.. Нет, он просто грязный и заляпанный запекшейся кровью. Я облизнул палец и попробовал стереть кровь с его щеки. Джаред подался навстречу моей руке, словно большой кот, это было волнующе, но немного несвоевременно. Я убрал руку и отвернулся. Тогда Падалеки внезапно подал голос.

– Эклз, я просто хочу, чтобы ты знал, – блядь, что еще, че за трагизм в голосе-то? – Я пойму, если ты отправишь меня на НГ в федеральный госпиталь.

Недобровольная госпитализация в федеральный госпиталь? Логично, попытка суицида – однозначная путевка в ад, но… Малыш, ты бы знал, как сильно изменились за последние несколько часов мои приоритеты….

– Посмотрим, – буркнул я. Бля, ну что я за человек? Никогда не скажу ни «да», ни «нет», до последнего буду иметь в виду все возможные пути отступления, даже когда уже все решил. Если теория реинкарнации имеет под собой хоть какую-то основу, в прошлой жизни я был хорьком. Или крысой. Чем-то мелким, мерзким и охуительно изворотливым.

Я светил себе под ноги, обшаривая пол, пока мы поднимались. Не должно остаться никаких следов. Бинго. Я поднял острый осколок тарелки, покрутил в руках, рассматривая.

– Обо что? – равнодушно спросил я.

Джаред даже не постарался придать себе смущенный вид.

– О кафель в ванной, – пожав плечами, сообщил он.

Ага. Надо не просто разбить, надо найти подходящий кусок и долго доводить его до ума новыми выверенными ударами. Я подумал о древних мастерах, сотворяющих из обсидиана смертоносные клинки. А Крейга, который нашел это универсальное оружие на полу в палате под рассыпанной едой, мне даже стало немного жаль. Ведь его пазл, наверняка, действительно сошелся.

– У тебя в роду ацтеков, случаем, не было? – спросил я, пряча осколок в карман брюк. Блядь, прорвет подкладку, как пить дать.

– Нет, только поляки, – осклабился Падалеки.

–Отмычку отдай.

–Что?

– Чем ты дверь открыл, мудак.

Мы продолжили свое восхождение.

–Эклз? – услышал я, когда до двери в коридор оставалось пять ступенек.

– Ну?

– Поправь меня, если я ошибаюсь. Мне почему-то кажется, что как только мы переступим этот порог, ты вновь начнешь сучиться и перестанешь узнавать меня.

Две ступеньки.

– Посмотрим, – повторил я, выстраивая у себя в голове четкую, логичную, безупречную историю произошедшего. Для Дорис.

– Тогда я был бы полным идиотом, если бы не попытался. Напоследок.

Сильные руки внезапно схватили меня за плечи и рванули назад, разворачивая. Джаред обхватил ладонями мое лицо и впился мне в губы таким жадным, настойчивым, голодным поцелуем, что, не будь у меня голова занята нашей легендой, я ответил бы с должным энтузиазмом. Блядь, ну не умею я быстро переключаться с внутреннего мозготраха на сигналы извне. Наверное, тумблер on/off запрятан так глубоко внутри меня, что быстрый доступ к нему имею только я сам. А я растерялся, лишь приоткрыл рот и позволил себе поплыть от вкуса, от запаха, от ощущения крепких мускулов под пальцами….

– Я понял. Все. Хватит, – прохрипел Джаред, отталкивая меня. Нет, малыш. Ни хрена ты не понял.

– Это я тебе скажу, когда хватит, – проворчал я.

Я сгреб парня за футболку и подтащил ближе к себе.

– Имей в виду, малыш, – прошептал я, почти касаясь его губ своими, ловя его неровное дыхание, дразня и провоцируя, – или по-моему, или никак.

Он застонал и дернулся ко мне.

– Тш-ш… – я отстранился, – я просто даю тебе возможность подумать. Если ты сейчас продолжишь, это будет не просто одна ночь, понимаешь? А со мной очень нелегко.

– Я понял… Только по-твоему… – выдохнул Джаред.

– Вот и умница, – усмехнулся я.

Я прижал Джареда к стене, наваливаясь всем телом, однозначно давая понять, кто здесь главный. Я запустил руки в его волосы и, пьянея от ощущения шелка под пальцами, привлек к себе. Руки Джея нерешительно легли на мой зад, он явно боялся сделать что-то неправильно, и от его покорности я заводился еще больше. Я целовал его медленно, по-хозяйски, слизывая с губ запекшуюся кровь и дурея от металлического привкуса. Джаред, уже не в состоянии сдержаться, стал издавать низкие гортанные звуки, которые звучали для меня слаще самой лучшей музыки. Он отвечал мне все более страстно, я потерся бедром о его пах и с удовлетворением ощутил под тонкой тканью больничных штанов неслабый стояк. Интересно, настолько ли темно в коридоре, чтобы это не заметила Дорис?

– Дже… Дженс… я больше не могу, мне надо, пожалуйста, – простонал Джаред. Его пальцы оглаживали мою спину, он явно не решался вытащить рубашку из брюк.

– Не здесь, – улыбнулся я в его сладкий рот, – Потерпи, малыш.

Для того чтобы оторваться от этих вкусных губ, мне пришлось собрать в кулак всю силу воли.

– Ни о чем не думай, Джей, – я все же позволил себе быстрое, нежное прикосновение руки к его лицу, – просто поверь. Я все сделаю. Просто молчи. Ок?

Тяжело дыша и пожирая меня голодным взглядом, Джаред молча кивнул. Я вытер кровь со своих губ рукавом халата и усмехнулся. Бля, таких кровавых поцелуев у меня еще не было...

Мы выбрались в коридор, я довел Джареда до поста дежурной сестры.

Дорис сидела, обложившись упаковками одноразовых носовых платков. Она рыдала так увлеченно и самозабвенно, что даже не сразу заметила нас.

– Дорис, – негромко произнес я, понял, что так ничего не добьюсь, и рявкнул почти в голос, – ДОРИС!!!

– Д-доктор?– Дорис сначала увидела меня, потом осознала наличие Падалеки. Ее глаза сузились, рот искривился.

– Дорис, этот урод пытался залезть в острое отделение. Мы зря подозревали Крейга, никакого намека на суицид. Заберите и спрячьте это, – на стол полетела причудливо изогнутая скрепка.

– З-зачем он это сделал? – если бы взгляды убивали, я бы уже остался без Джареда.

– А я знаю? – как можно более доброжелательно улыбнулся я. – Должно быть, давно революций не устраивал.

Наконец Дорис смогла оценить все картину целиком и изумленно моргнула. О том, как выглядел я сам, оставалось только догадываться, но внешний вид Падалеки был более чем красноречив. Полагаю, тут было не до разглядывания штанов, слишком отвлекала на себя окровавленная физиономия. Я еще никогда так откровенно не палился на применении физической силы.

– Дорис, мне пришлось, – мягко сказал я, улыбаясь самой обезоруживающей из своих улыбок.

Лицо медсестры приняло профессионально-бесстрастное выражение.

– Вам не за что извиняться, доктор Эклз, – отчеканила она и внезапно мстительно улыбнулась, – и я не думаю, что вам стоит упоминать об этом маленьком недоразумении в своем отчете. Доктор Крипке не одобряет рукоприкладства, у вас могут быть неприятности…. К тому же, я лично видела, как Падалеки не вписался в поворот и ударился носом о косяк…. Кстати, ваша рубашка…. Лучше не показываться на людях в таком виде. Я подберу вам футболку из больничной одежды, не бог весь что, но до дома доберетесь. Чистый халат я тоже найду.

– Спасибо, Дорис, – теперь моя улыбка стала вполне искренней. Не предложи она такую трактовку ночных событий сама, мне пришлось бы ее просить, а просить и оставаться в долгу я не любил.

Я нагнулся к Дорис, поцеловал ее руку и пристально посмотрел в глаза.

– Раз мы с вами пришли к взаимопониманию, надеюсь, вы не будете возражать, если мы с мистером Падалеки еще немного побеседуем? У него в палате? – многозначительно произнес я.

Сестра ответила мне мрачным взглядом сообщницы. Оказывается, даже в таком сдержанном человеке можно пробудить жажду крови. Блядь, я офигеваю, Падалеки, умеешь ты заводить друзей.

– Разумеется, доктор Эклз, – кивнула Дорис. – Я прослежу, чтобы вам не мешали. Кстати, еще я вечером видела, как больной Падалеки с неизвестной мне целью бился головой об стену. Когда закончите, подойдите ко мне, мы найдем вам одежду.

– Пошли, – я схватил Падалеки за плечо, – мы еще не договорили.

***

Я едва успел закрыть за нами дверь, как Джаред приник ко мне и принялся лихорадочно расстегивать ремень на моих брюках. Думал ли я о том, что делаю? Нет. Понимал ли я, что собираюсь заняться сексом с пациентом? Не уверен. Я понимал, что собираюсь заняться сексом, и хотел этого до судорог, а всякие мелочи про врачей, пациентов, этику, нравственность проплывали где-то вдалеке, не затрагивая моего сознания. И потом – это же был Джаред. Мне казалось, что всё в моей жизни, связанное с ним, постепенно приобретает какой-то особый смысл, возносится выше всех правил и обязательств. Он был для меня… вне морали, что ли? Если честно, как и я сам для себя.

Удивительно, мы провели вместе всего одну ночь почти месяц назад, но у меня появилось чувство, будто я прикасаюсь к кому-то удивительно знакомому. Я узнавал тепло его кожи, его запах, его руки в моих волосах, его губы, покрывающие поцелуями мою шею. Я не понимал, как мог хотя бы в мыслях решиться на такое преступление – отказаться от него?

Жаркий шепот в ухо:

– Лучше сними брюки сейчас, Дженс, и аккуратно, иначе завтра тебе придется возвращаться домой в больничной пижаме.

Я усмехнулся и прикусил его губу, а потом неохотно отстранился.

– Я сейчас, – прошептал я.

У меня возникло ощущение, будто меня несет на камни бурлящий горный поток, и единственное, что мне остается – постараться перед смертью накупаться в свое удовольствие.

Когда я вновь поднял глаза, мне оставалось лишь шумно выдохнуть.

Обнаженный Джаред стоял лицом к стене, опираясь на нее высоко поднятыми руками и слегка расставив ноги. Его кожа, казалось, светилась в темноте, довершая сходство с античной статуей, которую копы поймали на горячем.

Внезапно меня посетила первая разумная мысль за последние десять минут.

– Джей, – в отчаянии простонал я, – у меня ничего нет.

Эта блядская сука посмотрела на меня через плечо.

– Ну, если ты хочешь, мы можем прекратить в любой момент, – рассудительно заметил он, не меняя позы.

Я зарычал.

Джаред вздохнул.

– Я чистый, мне пофиг, посмотри у меня в кармане, – скороговоркой выдал он, упираясь лбом в стену.

Я поднял с пола его пижамные штаны и нащупал в кармане какой-то тюбик.

– Что это? – тихо спросил я. Интересно, зачем Джаред постоянно таскает в кармане штанов смазку? Очень. Интересно.

– Гель. Из кабинета ЭКГ. Спер утром, – судя по тому, как рвано звучал его голос, Джаред задолбался ждать и начал без меня.

Утром. Когда еще не подозревал о том, что я здесь работаю. Но смазку уже раздобыл.

Я почувствовал, что меня накрывает волной незамутненной, ослепительной ярости. Я припечатал это блядское тело к стене собой, вырвав из горла Падалеки болезненный стон.

– И с кем же, – задыхаясь, прошипел я, – ты собирался здесь трахаться?!!

Это чувство было мне слишком хорошо знакомо. Оно накатило внезапно, я просто не мог, не успел ничего сделать. Забыть, говорит, не мог? Руки мои, блядь, вспоминал? Щас я ему напомню мои руки! Меня затрясло, боль в груди стала непереносимой, в голове на ускоренной перемотке замелькали сцены, где Джаред отдавался Стиву, Тому, Эрику, всем, где он закидывал ноги на незнакомые спины и кричал чужое имя, кончая. В глазах потемнело, из горла вырвалось звериное рычание. Уже совершенно не владея собой, одной рукой я вцепился в подбородок Джареда, а предплечьем другой руки уперся в спину. Еще минута, и я свернул бы ублюдку шею.

Джаред внезапно обмяк в моих руках, невообразимым образом извернулся и коснулся моих губ своими. Мягко, успокаивающе.

– Я просто собирался дрочить на одну зеленоглазую суку, – прошептал он, – дрочить максимально комфортно. Похоже, ты не знаешь, как это. Ничего, я тебя научу.

Полагаю, если бы я увидел в его глазах страх, я бы уже не смог остановиться. Страх возбуждает жажду крови у всех хищников, а я то еще животное. Но страха не было. Было желание. Была готовность сделать все, что я захочу. Я резко выдохнул, закрывая глаза. Мои сведенные мышцы немного расслабились, через несколько секунд я смог отпустить Джареда и прижался к нему уже совсем по-другому – почти нежно. Укрощенно.

– Блядь, что же ты со мной делаешь…. Откуда ты такой взялся… – пробормотал я ему в спину.

Я все же был еще зол, скорее на самого себя, чем на Падалеки, но в такие моменты все равно под раздачу попадают окружающие. Я вошел в Джареда почти без подготовки, зажимая его крик своей ладонью. Я вбивался в него, словно ставя печать. Словно утверждая свое право на владение. Я втрахивал в него каждое слово:

– Теперь. Ты. Мой. Только. Мой. Никаких. Больше. Мужиков. Только. Со мной. Только. Я. Ты понял? Не смей. Даже. Смотреть. Убью. Суку. Ты! Мой! Только! Мой! – я кричал хриплым шепотом, ни о чем не помня, ни о чем не думая. Я кончил, услышав короткие выдохи в такт моим толчкам:

– Твой... Твой... Твой...

Я замер на пару секунд и упал на колени, покрывая тело Джареда поцелуями. Он хрипло дышал и яростно двигал рукой по своему члену. Я начал с подколенной впадины, прошелся по бедру, укусил совершенную ягодицу (все на хрен, я просто не буду назначать внутримышечные, я все еще его врач, я никому не позволю смотреть на эту красоту), я лизнул поясницу, поцеловал лопатку и по тому, как изогнулось это потрясающее тело, понял, что Падалеки кончил.

Я развернул его к себе и накрыл этот великолепный, искусанный рот своими губами.

– Теперь ты только мой, понимаешь? – ласково бормотал я в приоткрытые губы, – даже не думай о других, ты мой.

Мы целовались так, словно жить нам осталось минут десять. Через вечность я с трудом оторвался от Джареда и произнес неминуемое.

– Малыш, мне надо идти.

Падалеки грустно усмехнулся и вытер меня своей футболкой.

Пока я одевался, он не сводил с меня глаз. Я хотел одного – вновь сорвать с себя одежду и вдавить Джареда в постель.

Мне было нечего ему сказать. Я просто улыбнулся, потому что горло, казалось, сдавил железный обруч, и шагнул к двери. Я был уже на пороге, когда Джаред прижался сзади и тихо спросил:

– Ты зайдешь завтра утром?

– Малыш, я не знаю, – вот черт, так недолго и привыкнуть говорить правду. А потом проблем не оберешься.

***

Получив у Дорис чистые футболку и халат и забрав из ординаторской мобильник, я ушел к себе, в дежурку (в отличие от среднего медперсонала, дежурные врачи имели право сна, и даже отдельную комнату, где могли это право реализовать).

В моем случае право на сон упорно не реализовывалось. Я ворочался, вздыхал, пытался считать то слонов, то баранов, но мысли постоянно возвращались к одному и тому же, не давая расслабиться. Вполне предсказуемо я думал о Джареде. Я думал о том приступе бешенства, когда был готов убить Падалеки. И это не образное выражение – в тот момент я действительно мог убить его. И не только мог, но и очень хотел. А ведь мне только показалось, что он может желать секса с кем-то, кроме меня. Это был полный и окончательный пиздец. Такими темпами я в самом деле прикончу мальчишку, рано или поздно. Вот одна из причин, по которой я всегда старательно избегал слишком близких отношений – я непримиримый, абсолютный собственник. Если я начинаю ревновать, то становлюсь опасным. Были, так сказать, прецеденты, пока я не научился держать себя в руках. Вот блядь, можно подумать, сейчас у меня это охуительно получается! Самое паршивое, даже я сам не могу с точностью предсказать, что станет поводом для ревности в следующий раз. Мне следовало бы оставить Джареда в покое и вернуться в свое привычное серое существование. Увы. Я уже просто не мог отпустить его. Не мог. Только не сейчас. Горный поток таки вынес меня на камни и расхреначил к чертовой матери весь тот панцирь, который я по кусочку собирал вокруг себя настоящего всю свою долбаную жизнь.

Я заснул, когда на улице уже светало.

***

Проснулся я с дикой головной болью, злой и абсолютно невыспавшийся. Выпив кофе (про завтрак не хотелось и думать), я отправился передавать дежурство Веллингу.

Судя по покрасневшим глазам и сбивающему с ног аромату мятной жвачки, Веллинг был с хорошего бодуна, и не больше меня в настоящий момент любил все живое.

Вместо приветствия он оглядел меня с ног до головы, оценил больничную футболку и фыркнул:

– Что, дозрел до госпитализации, а, Эклз?

– Пошел на хуй, – привычно огрызнулся я.

Мы были хорошими приятелями и не сильно заморачивались вопросами этикета.

Я быстро написал отчет и передал его Тому.

Тот пробежал глазами написанное, задержался на краткой ремарке относительно травмы Падалеки и понимающе хмыкнул.

Раздался робкий стук в дверь ординаторской.

– Да не долбитесь вы, дятлы, и так башка раскалывается! – рявкнул Веллинг.

Молоденькая медсестра (должно быть, новенькая, я не знал ее имени) выглядела испуганной. И, вот блядь, смотрела на меня.

– Доктор Эклз, пациент Падалеки просит, чтобы вы зашли к нему.

В груди тревожно екнуло.

– Что случилось? – внезапно охрипшим голосом спросил я.

– Не знаю, сэр. Он не говорит, – пожала плечами медсестра и исчезла за дверью.

Какая же я все-таки бесчувственная тварь. Отымел парня почти насухую и свалил к себе рефлексировать. Блядь. Я даже не успел удивиться, что в кои-то веки переживаю не за себя.

Должно быть, я не совладал с лицом, может быть, просто побледнел, потому что Том посмотрел на меня очень внимательно.

– Ты что, ему навалял?

– Ну…. Приложил пару раз, – уклончиво ответил я, а мысленно добавил: « И жестко оттрахал».

– Ты хотя бы ничего ему не повредил? – вот теперь Веллинг явно нахмурился.