Текст книги "Баллада о книжных детях (СИ)"

Автор книги: Salagar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

========== Оплывшие свечи ==========

Темнота бывает разной. Мягкой и теплой, уютной и родной. Чуждой и жутковато-дикой. Безразличной. Темнота, в которой маленькое существо точно знает, что рядом с ним находится кто-то такой же теплый и близкий, становится нестрашной. Темнота, в которую ты пришел один, не несет в себе ничего, кроме холода и одиночества. Темнота же, в которую тебя буквально столкнули, становится безликой и равнодушной. Вакуумной.

Предать тоже можно по-разному. Неосознанно, специально, не задумываясь. Но в любом случае, предательство всегда отдает горечью полыни на языке, непониманием в сердце и дубяным льдом в душе, вымораживающим веру в себя и в людей. Даже в тех, кто к предательству не имеет ровно никакого отношения.

***

Сумерки привычно тихо опускались на мирный городок недалеко от Лондона. Все жители спокойно посапывали в своих кроватях: уставшие за день отцы семейств отужинали в компании со своими красавицами-женами, не менее вымотанные матери ласково и счастливо уложили свои семейства спать, дети, набегавшиеся за этот длинный день и наигравшиеся со своими друзьями-приятелями, устало нырнули под тяжелые теплые одеяла и подставили лохматые макушки под нежные поцелуи самых любимых маминых губ.

Только в одном доме не спалось в тот вечер никому.

Молодая женщина беспомощно сидела на темной кухне с пустым стаканом, от которого сильно пахло успокоительным составом.

Сегодня случилось именно то, чего она подсознательно боялась много лет, не признаваясь даже самой себе в этом нелепом подспудном страхе. В ее размеренную жизнь с треском и грохотом разбитой тарелки (в прочем, затем и восстановленной) ворвалась магия. Та самая ненавистная ей магия, которой так грубо бравировала в детстве назло ей ее некогда любимая младшая сестренка, та самая магия, из-за которой вся ее жизнь пошла совсем по другому пути. И наконец, та самая магия, благодаря которой в их спокойной размеренной семейной жизни появился ее племянник.

И вроде мальчишка как мальчишка, каких много, а как глянешь в его спокойные и умные не по годам глаза, так и тянет заговорить с ним как со взрослым. Не чета ни яркой экспрессивной Лили, ни ее муженьку, хамовато-пренебрежительному Джеймсу. Книги любит, музыку слушает, сам играет на гитаре – упросил их с мужем купить ему инструмент и записался на школьный факультатив. И их жизнь текла также ровно и размеренно, как и племянник вечерами мягко перебирал струны на гитаре, создавая вроде и простую, а все же необыкновенную мелодию. И вчера будто струна на той гитаре лопнула: племянник оказался магом. Вопреки той судьбоносной записке младшей сестры, которую она сама не видела несколько лет.

“У мальчика больше нет магии, он теперь такой же, как и ты, обычный. Ему теперь нет места в благородном Роду Поттеров, к которому принадлежат мой муж и сын. Ему место рядом с тобой. Его зовут Гарольд.”

Это был тот клочок необычно плотной бумаги, который она нашла вместе с самим племянником на крыльце своего же дома, рано утром, в начале ноября далекого 1981 года. И первая мысль: “Как так можно-то? Родную кровь?”. За ней пришла другая: “Переохлаждение!”. Сколько денег и нервов им с Верноном тогда пришлось потратить, чтобы годовалый малыш, попавший к ним в дом абсолютно без документов, стал Даниэлем Стенли Дурслем, их младшим приемным сыном, которого они с мужем хоть и не полюбили за эти семь лет как родного, но всегда относились тепло, как и подобает родной крови. Хоть и сестричка ей не родная.

И вот теперь снова эта напасть! Петунья крепче стиснула тонкими сильными пальцами стакан. Проклятие, не дававшее ей спокойно спать по ночам на каникулах, когда обожаемая родителями Лиличка приезжала домой и потихоньку пакостила ей за родительскими спинами. Неужели ей, Петунии Маргарет Дурсль, в девичестве Эванс, снова придется пережить этот кошмар? Никогда.

Она уже приняла решение. Хоть это решение в первые пару секунд ей и показалось предательством, но другого выхода она не видела – а это значит, что ей нужно снова повидать ту грязную нелюдимую улочку, на которой они когда-то жили, и не менее закрытого парня, с которым некогда весьма тесно общалась ее сестра. Да, так она и сделает. Завтра. И больше никогда не свяжется с потенциальными магами.

– Никогда, – твердо выдохнули в темноту переставшие дрожать губы. – Ни-ког-да.

На втором этаже все того же скромного уютного дома в темной спальне на разобранной супружеской кровати лежал довольно грузный мужчина средних лет. И тоже думал.

Ну, видит Бог, не желал он зла мальчишке. Да, не любил, но и не шпынял сироту понапрасну. Обучение вон оплатил, куском хлеба не попрекал, гитару все же купил, как Дэн просил. Не самую дорогую, конечно, но малец и не просил его о самой крутой и навороченной. Неплохой, собственно, парень: умный, способный, тихий, а главное – благодарный. Это качество успешный предприниматель ценил в людях, пожалуй, еще больше исполнительности и предприимчивости. И с Дадликом дружил, они вместе частенько зависали у сына в комнате, играя в приставку, или бегали по улице, играя в самые обычные дворовые игры.

Единственное, что, так сказать, отличало этого мальчика от их семьи до сегодняшнего дня – его жилистость и даже некая худоба, хотя питался племянник ничуть не хуже сына.

Теперь же к его отличию от них добавилась и столь ненавидимая его любимой женой магия. Он и сам помнил горе-папашу приемного сына: наглый, самоуверенный, нахальный молодой человек, так грубо и легко испоганивший их с Пети свадьбу. А потом, через пару лет, эта парочка и вовсе подкинула им своего ребенка!

Бедная Пети! Столько всего перенести в детстве, терпеть издевательства сестры, чтобы потом, спустя годы тишины, снова столкнуться с той же проблемой. Сидит вон сейчас на кухне, одна, наверняка плачет и пытается найти выход. Но, скорее всего, их семья теперь снова сократится до трех человек. Потому что магу не место с обычными людьми.

– Не место, – выдохнул Вернон и перевернулся на жалобно скрипнувшей в темноте кровати на бок. – Однозначно.

Если закрыть дверь родительской спальни и повернуть направо, то, пройдя всего пару шагов, можно увидеть совершенно обыкновенную белую дверь, на которой наклеена целая орда различных картинок: наклеек, вырезок из журналов и газет. За этой дверью тоже не спали и думали.

Единственный сын семейной четы Дурсль лежал на своей кровати, невидяще глядя в потолок. Его кузен сегодня так круто склеил разбитую им же тарелку. Так склеил, что и малейших трещинок не осталось, даже самых старых. И получилась у Дэна самая настоящая новая тарелка, как будто ее только что купила мама и принесла домой.

Но мама, видевшая и полет тарелки до кафельного пола кухни, и собственно починку злосчастной утвари, вовсе не обрадовалась. Она, словно закаменев, несколько бесконечно долгих секунд смотрела сначала на тарелку, а затем перевела взгляд на брата. И как-то сразу стало неуютно и даже страшновато, потому что у его горячо любимой мамы не могут быть такие испуганные глаза. И голоса такого хриплого у нее быть не может, а тут она сказала, как через силу выдохнула:

– Оба, гулять!

И вот тогда они с кузеном испарились из дома примерно на полдня, а когда пришли наконец домой, то застали на кухне необычно серьезного папу и все такую же странную и непривычную маму.

А потом его просто выставили с кухни, при этом оставив там Дэна! Это несправедливо было! Ему тоже хотелось. А кузен еще и не рассказал потом, о чем они там с родителями так долго (почти два часа, подумать только) разговаривали. И тот тоже стал каким-то зажатым и еще более тихим, если такое вообще возможно. И родители ему запретили расспрашивать брата на счет разговора под угрозой отлучить от десерта на пару дней. Но ведь ему же интересно.

– Ничего, я его завтра хорошенько расспрошу, – зевнул Дадли в темноту, которая ответила ему настороженной тишиной, – завтра.

А в комнате напротив, свернувшись под одеялом маленьким компактным калачиком, никак не мог уснуть черноволосый мальчишка лет восьми. Он никак не мог переварить все те странные события, которые произошли с ним сегодня. Сначала эта дурацкая тарелка, потом непонятное поведение тети, затем, после прогулки с братом, тяжелый для него разговор.

Нет, он знал, конечно, что в семье Дурслей он приемный, знал, что его совсем маленького подбросили на порог этого дома, в котором он вырос, что его мама была сестрой его тети Петунии. Что тетка вместе с мужем очень долго и упорно бились над правом опеки над ним, что его тут если и не любят, то хотя бы относятся хорошо. По крайней мере, явно лучше, чем было бы в приюте. И вот теперь эта дурацкая магия! Ну вот зачем она вновь проснулась! Спала бы и дальше, и всем было бы лучше! Не расстроилась бы тетя, дядя не был бы таким задумчивым, и… он бы остался в этом замечательном доме, самом-самом обыкновенном доме, где живет его семья.

Тетку свою и ее семью он не винил, наоборот, был ей благодарен за семь лет тепла и заботы. За то, что она все рассказала честно, без утайки, что не предала, как это сделала его биологическая мать, которой он даже не помнит.

А то, что ему здесь теперь нет места, было очевидно для начитанного для своих лет мальчика.

– Не место, – шепчут дрожащие от не пролитых слез губы в темноту, довольно щурившуюся из дальнего угла, – не место.

Как в той записке, которую ему показала сегодня тетя. Мальчик зло вытер все же набежавшие слезы и резко сел на кровати, сбросив с головы теплое одеяло.

Верно. Он же теперь совершенно другой человек. У него теперь даже имя другое, не то, что было когда-то дано выбросившими его родителями, а то, что было дано его семьей. Пусть даже и временной. Ведь он же читал в какой-то книге, что имя человека влияет на его дальнейшую судьбу.

А это значит, что путь у него теперь совсем другой, не похожий на прошлый, который прервался со сменой его имени. И этот путь он пройдет сам, пусть даже все свечи в его короткой жизни и погасли. Ничего, свечи всегда можно заменить на новые, которые будут, обязательно будут светить в сто крат ярче, чем те, уже оплывшие.

Мальчик решительно вытер последние слезы с лица, спокойно вздохнул и снова улегся, робко, но уверенно улыбнувшись в ночную темноту.

В тихий городок пришли предрассветные сумерки. И у каждого они были свои.

========== Вечерние молитвы ==========

Желания тоже бывают разные. Некоторые люди даже не могут отделить их от мечтаний, тех самых глупых, хотя и красивых, иллюзий, которые мешают идти к настоящей цели в жизни. Иллюзии засасывают неосторожного человека точно также, как хищные растения захлопывают ловушки, лишая своих жертв возможности изменить настоящее и хоть как-то повлиять на свою судьбу.

В эту ловушку коварных иллюзий попался и такой талантливый молодой человек, как Северус Снейп. И внезапно оказался совсем неважным тот факт, что у тебя сотни заслуг (и это в его-то годы!) на научном поприще, что ты талантлив до гениальности, что упертости и стремления идти вперёд в тебе хватит на троих. Однако и гении попадаются в ловко расставленные сети собственного подсознания. Но не стоит винить исключительно этого в какой-то мере наивного человека. Наивность есть у каждого, просто одни люди, уже наученные горьким опытом собственной жизни, научились прятать ее за непробиваемым щитом подозрительности, в то время как другие только-только начинают набивать синяки.

И он свои уже набил. Весьма серьезные, благо увернуться еще успел, а то было бы совсем худо. И так он шесть лет слепым щенком ходил, как привязанный, за этой рыжей… Эванс. И та чудная ночь, когда они с Эванс стали близки, не вернула ему то волшебное ощущение нужности и значимости. После той ночи у него собственно глаза и открылись. Как будто в голове щелкнуло: не надо, не его она, вместе им будет плохо. И была необъяснимая железобетонная уверенность, что это действительно так.

Да, сейчас для него Лили Эванс – лишь обычная соседская девчонка, когда-то игравшая вместе с ним на улице. Настоящая же уже миссис Поттер – просто чужой человек. Как собственно и сам Поттер. Больше у него не осталось для них никаких чувств: ни праведного гнева, ни страха потерять, ни ненависти, ни зависти.

Затем чуть не оказался завербованным сумасшедшим фанатиком, державшим в страхе почти всю магическую Англию. Но и тут ему удалось вывернуться с незначительными потерями: как будто чья-то властная рука отвела от него грозовой фронт.

Но вот та история, произошедшая семь лет назад с сыновьями четы Поттер всколыхнула не только весь волшебный мир, но его самого заставила повзрослеть еще больше. Что там могло произойти такого серьезного, что могло бы стоить жизни маленькому мальчику? Ответа на вопрос он не знал. Что-то там было связано с Темным Лордом, но что конкретно, он не стал узнавать. Ему ни к чему лишние тревоги, ему и своих переживаний хватает. А многие знания – многие печали.

И вот сейчас, сидя на своей кухне, основательно изменившейся после капитального косметического ремонта, затронувшего весь его старый родительский дом, он мирно пил чай в компании своей девушки.

Собственно, именно благодаря Маре его жизнь и превратилась из не пойми чего во вполне приличную. Познакомились они довольно банально, как в заезженном до дыр анекдоте: столкнулись в дверях продуктового магазинчика, он – при входе, она – на выходе. Еще минут пять они не могли разойтись, постоянно сталкиваясь вновь, в результате чего все ее покупки оказались на полу. Он уже хотел уйти, разозлившись на неуклюжую девчонку, но вдруг у нее в глазах увидел нечто такое, что заставило его остаться и помочь собрать рассыпавшиеся продукты, а затем и донести пакеты, оказавшиеся в итоге довольно тяжелыми.

Разговорившись, они оба не заметили, как почти дошли до последнего дома на улочке. И только когда девушка, представившаяся Марой Шарп, остановилась возле припаркованной в укромном закоулке машины и, чуть виновато, но вместе с тем и благодарно улыбнувшись, сказала, что дальше справится сама, он понял, что попал. На сей раз по-настоящему влюбился.

– А Вы, Северус, не будете против, если я предложу встретиться еще раз, но уже в более приятном месте, нежели простой магазин? – обычные, но в то же время уже одни единственные серые глаза чуть прищурились, как у кошки. Еще бы хвостом повела и ухом дернула и все – вылитая домашняя любимица.

Молодой человек широко улыбнулся.

– Разумеется, я был бы счастлив увидеть Вас еще раз.

Он погрузил пакеты в машину и, открыв водительскую дверь, помог ей сесть. И еще долго он стоял, смотрел вслед давно уехавшей машине и улыбался так, как не улыбался уже очень и очень давно.

***

Они встретились на следующий день, провели вместе несколько часов, за которые он узнал о ней многое: что она немного его младше, что у нее есть младший брат, который учится на хирурга в медицинской академии Лондона и что больше родных у них нет.

Сама Мара уже закончила ветеринарный факультет, и сейчас занимается разведением собак породы доберман и иногда промышляет продажей лошадей, которых они тоже держат.

Девушка оказалась очень начитанной, но в то же время не кичилась этим, похвалу принимала как должное, не напрашиваясь на нее, сама при этом щедро раздавая лучики позитивного настроения. Она почти постоянно улыбалась, и было видно, что ей действительно интересен этот молодой человек.

Рядом с ней он не боялся невольно ляпнуть какое-то обидное или просто корявое слово, простецкое выражение, что так презрительно встречалось Лили, недовольно морщившей свой аккуратный носик при звуках бранной речи, к которой он с детства привык, встречалось либо смехом, либо просто тактично игнорировалось. И как-то не было неловких ситуаций, когда частенько тянуло мучительно краснеть за свой нрав, свое детство с пьяным отцом, полное ругани, криков, побоев, с ней было спокойно, а ее улыбка как будто говорила: все обязательно будет хорошо, просто нужно в это верить. Верить не только в самого себя, но и в свой путь.

Теперь же все будет по-другому: у него есть любимая девушка, которая, судя по тоске, то и дело мелькающей в темно-серой глубине глаз, тоже пережила немало и то, что она сейчас имеет – явно досталось ей упорным трудом, обновленный дом, на ремонт которого он решился только благодаря Маре, будущий родственник (как он очень сильно надеялся), с которым ему только предстоит познакомится, и целая жизнь впереди – хватит и на его долю свершений, маленьких и не очень.

Ну а пока – у него на кухне сидит великолепнейшее создание, ненавязчиво, но бескомпромиссно и твердо заставившее его перекроить себя, свою личность и свою жизнь, забыть, вытравить из памяти позорные моменты прошлого, просто показав, каким может быть простой человек, который живет не прошлым, а с оглядкой на прошлое, помня, но не испытывая эмоций.

Комментарий к Вечерние молитвы

Сегодня слишком валидольный матч России и Хорватии, чтобы написать что-то лучше и больше. Удачи нашим ребятам, отстаивающим честь нашей страны!

========== Военные трофеи ==========

Война – это зачастую то самое слово, которое полностью меняет мировоззрение людей. Многих взрослых людей сломала война, что уж говорить о детях. Она как будто ставит жирную точку, отмечая тем самым начало нового витка жизни, и вдребезги разбивает неокрепшую личность, взращивая на податливой почве гибкой детской психики жесткого, а иногда и жестокого человека. Грань же между жесткостью и жестокостью определяет сам человек и те рамки окружающей его действительности, в которой этот человек вырос. Для детей военного времени всего два пути: стать воином, приобрести редкие и ценные в любое время качества и закалить самого себя, либо скатиться на дно человеческой жизни и стать никем, выжечь из себя человека.

Жизнь в приюте – это тоже война. Каждый день приходится воевать за место в жизни, бороться одному против всех, не показывать свои слабости, потому что на них всегда могут сыграть твои противники во вред тебе самому. Друзей-приятелей в таких заведениях всегда стоит выбирать с оглядкой, каждую секунду опасаясь удара в спину. Но те, кто действительно стали твоими друзьями в этом маленьком локальном аду, пройдут с тобой все круги этого самого ада и никогда не предадут. К тому же, трое против всех, это не один против всех.

Эноле Ричмонд в этом плане повезло: Инграм и Рейнард Саммерс оказались отличными товарищами, хотя первое их знакомство было далеко не самым приятным.

Как и многие другие мальчишки их приюта, не отягощенные совестью как таковой, они решили, что отобрать у тогда еще семилетней девочки со странно черными глазами ее паек будет легко. Близнецы, заранее набросав примерную последовательность своих действий, решили зажать свою ровесницу Энолу, слывшей в приюте странной личностью, в укромном уголке, образованном густыми зарослями кустов сирени, не подстригавшимися, наверное, пару лет точно, и, угрожающе наступая на нее, изъять у нее средних размеров кусок хлеба.

В итоге, все шло по плану ровно до того момента, когда их жертва оказалась зажата в тупике наедине с воришками. А вот потом все пошло наперекосяк: при первом же шаге в сторону девочки их просто раскидало в разные стороны какой-то странной силой, источником которой оказалась маленькая молчаливая брюнетка с суровыми черными глазами, горевшими фанатичной решимостью идти до конца, отстаивая свое право жить.

Тогда они здорово перетрусили (ну а попробуй не струсить при таком раскладе!), поэтому тихо ретировались из злополучных кустов сирени, а позже, когда белобрысые близнецы немного отошли от шока и проанализировали ситуацию, они поняли, что с такой бойкой девчонкой, которая молча, не двинувшись с места, заставила их двоих отступить, необходимо наладить контакт. И как можно быстрее – по приюту ходили слухи о том, что практически всегда молчавшая семилетняя Энола покушений на себя и свою собственность не прощает.

Огрызается, как одинокий волчонок, только в самых крайних случаях, и то – в основном в адрес воспитателей, за что ей частенько перепадало от последних.

Выждав для верности пару дней, потихоньку присматриваясь друг к другу, троица все же встретилась во все тех же кустах. Разговор вышел довольно сложным, но продуктивным: Рам и Рей сперва просто извинились перед девочкой, затем предложили в качестве извинений свою помощь, если таковая ей понадобится. Ход этот был весьма успешен – прютским девчонкам всегда приходилось намного тяжелее, чем мальчишкам, поэтому поддержка сразу двоих означала повышение ее авторитета не только среди немногочисленных девочек, но и среди всех детей, потому как слабым не будут предлагать товарищество двое вполне себе самостоятельных мальчиков.

С течением времени Энола убедилась, что близнецы, выделяющиеся из общей массы воспитанников приюта Св. Терезы в пригороде Лондона, не надеются вероломно воспользоваться ее возможностями, которые она так необдуманно проявила при них, а вполне миролюбиво желают общаться, решила довериться им еще раз и рассказать насчет своих фокусов.

Братья сначала не поверили ее словам, а на предложение подкрепить свои слова наглядной демонстрацией ответили недоверчиво поднятыми белесыми бровями и удивительно одинаковым скептическим выражением обветренных лиц. Но, увидев на маленькой детской ладошке горящее пламя, не оставляющее после себя ожогов, сменили скепсис на непомерное, но искреннее удивление и слаженным хором заявили, что хотят научиться делать точно так же. Настал черед Энолы скептически выгибать бровь, но мальчишки были непреклонны:

– Научи! – и все.

И ей пришлось учить. С боем, обидами, ругательствами, демонстративным молчанием, растянутым на несколько дней, а затем и уговорами, что у них все получится, стоит только приложить чуть больше усилий. Ей ведь этот огонек тоже дался нелегко: пара дней дикой слабости, острого голода и ужасной головной боли – это та плата, которую ей пришлось заплатить в самый первый раз. Но затем с каждым разом колдовство ей давалось все легче, а теперь она и вовсе не чувствовала всех тех симптомов.

Мальчики сначала взялись постигать науку колдовства с завидным энтузиазмом, но уже через несколько дней сдулись, не видя сиюминутного результата. Ведь им казалось, что зажечь малюсенький огонек на ладони – не такая уж и сложная задача. Но вот только уставать они стали сильнее, прогресса не было, а у какой-то девчонки получается!

И тем не менее, спустя почти месяц упорных тренировок, контроля над собой вплоть до хода своих собственных мыслей, у них получилось. Однако огонек Рейнарда отличался от огней Энолы и Инграма: у них он был теплым, оранжевым, самым простым, а у него – холодный, почти белый, со странным отливом в зелёный. И устал он гораздо больше брата: тот был просто уставшим и сильно хотел есть, а ему было очень больно где-то в животе, и эта боль не походила на обычное отравление: еда в приюте была отвратительной, поэтому все трое прекрасно знали симптомы пищевого отравления. Парень дико перепугал остальных, уже не знавших, что им делать и куда бежать, но через пару минут боль ушла, оставив после себя лишь холод внутри, очень похожий на холод от его огня.

После “пробуждения силы”, как крепко сдружившиеся за эти два года ребята назвали приключение с огнем, прошло достаточно много времени, когда Инграм, как самый начитанный из троицы, предложил провести один шуточный обряд, про который он вычитал в одной приключенческой книге, найденной в жалкой пародии на библиотеку. Обряд кровного братания. Добровольно смешавшие свою кровь становились кровными родственниками, при этом, по вполне уверенным словам все того же Инграма, они смогут научится чувствовать друг друга на расстоянии, а может быть, даже читать мысли друг друга!

Энола и Рейнард сперва встретили предложение настороженно, однако, хорошенько его обдумав, все же согласились – в их ситуации лучше всего будет держаться всем вместе, поскольку других ребят, наделённых способностью колдовать, они у себя в приюте так и не нашли, а опасность попасться все же есть – вездесущие воспитательницы, появляющиеся исключительно в тех случаях, когда они совершенно точно не нужны, и бесследно исчезающие, когда нужны позарез, вполне могли заподозрить что-то, не говоря уж про остальных воспитанников (среди которых, между прочим, была и пара крыс), и тогда пиши пропало их спокойное общение. А потерять семью, пусть такую маленькую, они не хотели.

Та злополучная книжка была изучена всеми троими буквально до дыр, ребята успевали по нескольку раз на дню поссориться и помириться, один раз дело чуть не дошло до драки: Эни, как мальчики сокращенно называли свою будущую сестру, разозленная на уроках миссис Хейт, гадкой строгой тёткой средних лет, орущей на всех буквально каждую минуту и ненавидящей детей вообще и саму Энолу в частности, от всей души влепила мощный подзатыльник увлекшемуся рассуждениями Раму. Тот замолк на пару секунд, а затем полез драться. Свару прекратил Рей, просто обняв обоих и начав выговаривать им, как он их любит и уже не хочет терять никого из них.

После этого проведение столь важного для них мероприятия решили отложить ещё на пару дней: настроение у всех было подавленным, и рисковать из-за этого не хотел никто – малейшая ошибка или неловкое действие могли вернуть весь скопившийся негатив и снова вызвать ссору, а ребята считали, что начинать новую жизнь нужно в мире.

В назначенный день в детях внезапно проснулся тот самый мандраж, который сопровождает любое мало-мальски серьезное мероприятие. С самого утра они не могли успокоится, нервничая чуть ли больше, чем за всю свою жизнь, но к вечеру это чувство улеглось, оставив после себя железное спокойствие и знание, что они скоро будут связаны кровью.

Приготовления к ритуалу были до невозможности простыми: был стащен с кухни нож, сделан приличный запас бинтов и выбрано укромное местечко на самом краю прилегающей к приюту территории. Само действие тоже не блистало особой сложностью, но было несколько неприятным – ножом, предварительно тщательно вымытым и вытертым, делались разрезы на ладошках, и Энола просто приложила свою ладонь ранкой к ранке сначала с Реем, а потом и с Рамом, мысленно называя их обоих своими кровными братьями. Она всегда отчаянно хотела иметь семью, как и многие в приютах, часто холодными вечерами в раннем детстве она мечтала, что завтра, вот прямо завтра утром в двери их приюта зайдут ее родители, и она обязательно их узнает, и они заберут ее с собой, в большой красивый дом, где у нее будет самая настоящая семья. Но годы шли, а мечта так и оставалась всего лишь мечтой. И поэтому, когда Инграм предложил провести братание, она ухватилась за эту идею всей душой.

Внимательно наблюдавшие за состоянием их названной сестры, мальчики так не заметили мелькнувшей на долю секунды яркой вспышки, вспоровшей пространство и исчезнувшей так же быстро, как и появившейся. Сама девочка тоже особо не смотрела по сторонам, обратив все свое внимание на братьев, но зато она почувствовала какой-то странный отклик, как будто что-то мелькнуло на грани сознания. Но она списала это на ту самую силу, благодаря которой появлялись те самые огоньки, и не придала этому особого значения.

А за много миль от детского приюта Св. Терезы проснулся от дичайшей головной боли и жара самый молодой Мастер зелий Европы за последние сто лет.

Комментарий к Военные трофеи

Я помню про замечания насчет приютской системы Англии, но АУ так АУ.

И комментарии никогда не бывают лишними, жду замечания))))

========== Мирные костры ==========

Комментарий к Мирные костры

Ну что ж, если кому-то надоели философские выкладки в начале глав – просигнальте)) За ловлю блох – отдельное спасибо)

Как известно, самый темный час наступает перед рассветом. Многим людям в период острых жизненных неудач кажется, что этот негатив останется в их жизни навсегда, что бы они не предприняли, что бы они не сделали, все равно этот монолит проблем не удастся даже сдвинуть с места. Однако руки опускать ни в коем случае нельзя – что бы не произошло, нужно верить всей душой, что вся эта черная жизненная полоса рассеется, как утренний туман перед рассветом, и сам человек вскоре будет с улыбкой качать головой, вспоминая, как он переживал и нервничал, пытаясь решить теперь уже не кажущуюся такой неразрешимой задачку.

Таких задачек на пути человека много, и решений – тоже много. Если сравнить жизнь с высшей математикой, то тогда получится, что проблема – это функция, которая в данный момент времени имеет только одно верное решение, и тогда остается это самое решение найти. Бывает и так, что на одну задачу находится сразу несколько ответов, и тогда в игру вступает личный выбор человека. В любом случае, судьба так или иначе помогает нам так, как мы бы сами никогда бы и не подумали поступить.

И неважно, каким именно будет этот рассвет – настоящим или фигуральным, тоненькая светлая полоска на горизонте в любом случае разрастется по всему небу и наполнит новой силой и уверенностью в себе и своих силах каждого, кто верит в лучший исход.

***

Только-только отойдя от внезапного, зато очень короткого приступа лихорадки, почти до смерти перепугавшей Мару, впервые оставшуюся ночевать в его доме, так как ее брат уехал на практику в другой город на пару недель, а их собаки и лошади переживут как-нибудь одну единственную ночь без ее присутствия, и успокоив девушку, соврав, что это была просто очень сильная вспышка мигрени, он, лежа в кровати и слушая размеренное дыхание снова заснувшей Шарп, лихорадочно пытался найти достойное объяснение произошедшему.

То, что приступ имел под собой магическую причину, он понял сразу – у него как будто кровь внутри горела, как при некоторых не очень светлых проклятиях. Но он давно не появлялся в волшебном мире – почти два месяца, начиная с середины мая, когда уроки в Хогвартсе уже закончились, и постепенно подкрадывалась пора экзаменов, у некоторых – переводных, а у пятого и седьмого курсов – выпускных.

Это конечно не значит, что проклятие не может быть, например, отложенным по времени, однако как-то не особо в это верилось: во-первых, врагов у него, способных наложить проклятие подобного уровня, тем более с отсрочкой, как таковых не было, а во-вторых, не переходил он дорогу кому-то из лидеров политической борьбы настоящего времени.

Да, отказался служить этому Воландеморту, но так отказывал же он не напрямую, а Люциусу Малфою, который его, собственно, и агитировал на вступление в большую подпольную организацию террористического типа, больше смахивающую на ОПГ из магловского Уголовного Кодекса. Малфой, конечно, гад тот еще, но не опустится он до мести обычному полукровке за отказ.