Текст книги "Как приручить человека. (О доверии, верности, вере...) (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Другим нескольким людям были прямо предложены деньги за участие в ликвидации саркофага. Паре самых юных и наивных на вид – рассказали, что если отключить питание саркофага, то произойдет выброс энергии и одарит находящихся рядом в момент отключения прямо-таки божественной мощью.

Новоявленного Связующего не просто хотели ликвидировать, а ликвидировать непременно руками его же спутников.

С другой стороны, шумные и демонстративно неодобряемые властями проповедники то и дело заводили речь о природной свирепости хаоситов и об их желании под шумок устроить вооруженный захват «мира». Эти вбросы проводились очень грамотно, порождали массу косых взглядов на любое маломальское скопление вооруженных людей из посольства и вынудили-таки Лема в знак мирных намерений отказаться от сопровождения охраны. Фактически, он теперь ограничивался только одним телохранителем, и даже Тасвий признавал, что в роли этого «одного» лучше всех смотрится Трэс.

Потом Старший над жрецами провозгласил, что Связующий заговорил с ним. К вечеру Старший над жрецами скоропостижно скончался, и медики утверждали, что его убила проникшая прямо в разум скверна. Появились разговоры о том, что пришельцы специально подсунули Скитальцам опасного проводника Губительных Сил и скоро он манифистируется в Тварь Хаоса невиданной мощи. Лем уцепился за это обвинение и выразил готовность принять на себя первый удар ужасного монстра, буде он случится. Теперь у саркофага круглосуточно дежурил караул из нескольких хаоситов.

А потом Верховного Связующего начали слышать простые жители «мира». День за днем – все чаще и всё отчетливее. Нелепые обвинения в адрес хаоситов теперь плодились, обгоняя друг друга, но общественное мнение их игнорировало: Связующий считал Лема другом, а союз с хаоситами – путём к процветанию. Связующему можно было не верить, но не слышать – нельзя. Круг Внимающих Тысячам отрицал исполнение пророчества, но тем меньше доверия было к власти: ведь если Внимающие не слышат Мессию, то какие же они Внимающие?

Обстановка стремительно накалялась.

Чем теснее сжималось кольцо угрозы, тем живее и легче чувствовал себя Лем. Это снова была ИГРА, убийственная, захватывающая игра. Трэс смотрел на человека с веселым интересом, но не вмешивался, а то и сам норовил при случае подкинуть угля в топку общего задора. Фиррентис подправил систему управления дверьми и вентиляцией в гостевом блоке, а сочувствующие из местных помогли с тяжелым оружием, кислородными баллонами и прочим НЗ на случай осады.

И когда полыхнуло, к этому были готовы.

Было предсказуемо, что атака выпадет на тот момент, когда возле саркофага с мессией находился сам Лем. Распахнулись главные двери, и сразу началась стрельба. Трэс закрыл Лема, но хаоситы не были целью – упали трое посменно дежуривших в Зале жрецов.

– Господин Лем, вам нельзя здесь оставаться! – трагически возопил из-за спин стрелков один из Внимающих. – Жречество сплело заговор, они перегружают питание священной машины, с минуты на минуту здесь будет выброс Варпа! Идёмте!

– Мы сможем пережить этот выброс, – уверенно отрезал Лем.

– Что скажут ваши соплеменники, когда прибудут сюда и узнают, что вы погибли? – столь же драматично продолжил Внимающий и в полголоса бросил команду стрелкам. Трэс метнулся наперерез и размозжил головы обоим солдатам в дверях, но сгусток плазмы успел влететь в торец саркофага, и многочисленные кабели, тянувшиеся к нему из стены, опали лужицами расплавленной меди. Легионер заткнул собой проход и стреляя в полузакрытую дверь с правой руки, левую не глядя протянул назад. В этой руке висел придушенный Внимающий.

– Позже! – откликнулся Лем. – Гранату!

Потому что за ударопрочным стеклом внутри саркофага распахнул неоново-синие, без зрачков, глаза и конвульсивно забился Верховный Связующий.

Легионер коротко оглянулся и понял. Пленника он несильно шмякнул в стену и уронил оглушенное тело, а через миг швырнул человеку один из многочисленных подсумков, с которыми последние дни не расставался даже во сне. Лем словно со стороны смотрел, как его собственные руки выдергивают из общей кучи и лепят на массивный замыкающий механизм саркофага крак-гранату, выставляют детонатор на три секунды, а потом тело откатывается за ближайший кожух, укрываясь от случайных осколков. Уже очень давно он не позволял себе ситуаций, в которых могли бы вот так спонтанно сработать боевые навыки, привнесенные демонической машиной, и теперь на миг растерялся.

Прерывистый рокот Трэсова болтера перекрыл грохот взрыва, и крышка саркофага тут же поехала в сторону, отпихиваемая пинками изнутри. Лем вывернулся из укрытия, оставляя саркофаг между собой и дверью, и практически выдернул Кевина на себя, впрочем, тут же уронив его на пол и упав следом.

– Ты в сознании?

– Они уже знают, мастер. Люди идут, чтобы остановить своих обезумевших владык. Харсити говорит: этот сектор перекрыт войсками. Маакен говорит: в оцеплении только заглушенные. Я не слышу никого из тех, кто преграждает путь. Дапира говорит: в оцеплении боевые автоматоны. Гарлаа говорит: они минируют сектор. Капринса говорит: мы прорываемся, Связующий. Они говоряа-а…

– Кевин!!! – Лем от души тряхнул обмякшее тело и синие глаза снова открылись. – Ты ранен?

– Не чувствую. Где мы, мастер? Дапира говорит: нам надой уйти отсюда, Внимающие хотят разгерметизировать отсек. На энергостанции бой… Они умирают, мастер! Зовут меня и умирают у меня в голове!

Ну, по крайней мере Кевин сохранил собственное сознание и при этом явно получил-таки пресловутую связь…

– Трэс, мы сможем прорваться?

– На счет вас – не уверен. Нужно что-то сделать, или нужна общая эвакуация? Я бы просто прошел мимо этих ребят, но вы можете испортиться.

– Эвакуация. Отсек грозятся разгерметизировать.

– Этот с нами?

– Да. Там его сторонники воюют с нашими противниками. Но разгерметизация или взрыв отсека будут раньше, чем они расчистят нам путь. Надо уходить быстро.

– Понял тебя. Ты должен встать у двери и обороняться, человек. Пока я расчищаю проход, я не могу следить за дверью, здесь слишком широкий коридор.

– Принято.

Оказалось, Трэс стоял между смертными и адом. В открывшийся проход стало видно мельтешение людей, стволов, огненных росчерков; невнятный грохот наложился на картинку и рассыпался на лязг железных гусениц и разномастные выстрелы. Лем, довольно посмеиваясь, занял место у двери, толкнув Кевина в закут неподалёку. Мысли летели веселым пылающим хороводом: как же хорошо, когда между тобой и мясорубкой есть легионер, как трижды хорошо, когда он один, а не целый табун. Как упоительно прекрасно, что Трэс даже не задумался, чем собственно человек будет оборонятся. Это не проблема, вот, убитые стрелки прямо под ногами, и у каждого – знатный арсенал, но Тасвий бы инструктировал полгода. А Зо вообще бы не отошел от двери, пока всё не расчистит. А люди очень забавно падают, когда сосредоточены на защите от огромного мечника, и вдруг получают ком плазмы в бок.

Уже снесенная Трэсом тяжелая самоходная пушка зашевелилась и повела стволом. В два прыжка Лем взлетел прямо на поворотный механизм и прилепил над стволом пару гранат из трэсова подсумка. Отпрыгнул, успел заметить, как ствол выплёвывает первые оранжевые штрихи и перекатом укрылся за дверью. Когда выглянул – ствола у турели не было. На бедре обнаружился спекшийся прочерк, но боли почти не ощущалось.

Еще через несколько десятков секунд Трэс прикончил последнего значимого противника, и вручную закоротив на автострельбу механизм очередной самоходки, вынес ею изрядный кусок закрытой двери перед собой. Из-за двери поприветствовали залпом.

Тут Лем очень кстати обнаружил, что осколочные гранаты ему тоже перепали, и радостно рванулся вперед, впрочем, стараясь держаться под прикрытием легионерского доспеха. Трэс только что то ли опустился, то ли упал на одно колено, и Лему как раз хватило роста, чтобы поверх наплечника метнуть строенный гостинец за одну из баррикад, отрезавших путь из опасной зоны. Грохнуло, заорали, медленно завалилась внутрь вражеского укрытия автопушка.

– В укрытие, смертный! Ща расчищу, – и болтер легионера обратился к другой баррикаде.

Лем послушно шарахнулся к стене, и аккуратно вернулся обратно в зал. Это одышка от беготни, или воздух действительно какой-то разреженный? Подхватив совсем сомлевшего Связующего, заставил того переставлять ноги.

Трэс уже снова стоял, поджидая людей за выступом дверного проёма. Впереди имелся коридор с еще несколькими импровизированными баррикадами, дверь в конце его была открыта, и бойцы на дальнем рубеже уже тоже стреляли, только стоя спиной к собственному укрытию.

– Взрыв. Взрыв, детонатор. Взрыв. Активирован. Взрыв. – сообщил Кевин, и его услышал и понял даже стреляющий без пауз Трэс. Вкинув оружие в магнитные захваты, он сгреб в охапку обоих смертных и врубил ракетный ранец. Пронесся под потолком, полубочкой развернулся, спиной прикрывая мягкотелый груз от случайных выстрелов снизу. Лем, пожалуй, предпочел бы пару лишних дырок зрелищу пласталевых потолочных дуг, проносящихся в сантиметрах от его лица, но его мнения никто не спрашивал. Впрочем, испытание нервов длилось всего с десяток секунд, потом легионер снова крутанул полубочку и с грохотом приземлился. Уронил людей на пол и выхватил болтер, чтобы обстреливать того же противника уже с другого конца коридора. С секундной заминкой его поддержали кто чем вооруженные люди в униформе местных техников, среди которых он и бросил свою ношу. А к Верховному Связующему уже со всех сторон бежали восторженные поклонники.

– Ну и чо за паника? – пробурчал Трэс в наушнике. Лем хотел ответить, и тут пол взбрыкнул.

Грохнуло.

Взвыла аварийная сирена, на секунду погас свет, ощутимая тяга попыталось толкнуть Лема в сторону только что покинутого коридора, но быстро схлопнувшиеся створки механизма аварийной герметизации вернули поведение воздуха в норму.

– Абадая говорит: Зала Объединяющей Связи более нет, – ровно сообщил Кевин, и снова, в который раз, попытался отключиться.

Вопль страдания Мессии, взирающего на гибель людей из своего народа, услышали и поняли все Скитальцы. Отныне сомнений в том, что Пророчество сбылось, не осталось уже ни у кого. Зато остались те, кто не считал правильным передавать власть неизвестному юнцу, ставленнику хаоситов к тому же. Против Кевина выступили всего несколько Внимающих Тысячам, но под их контролем находилась значимая часть боевых механизмов. Механизмам противостояли люди, вдохновленные явлением Верховного Связующего, но не ставшие от этих хорошими солдатами. Перешедшие на сторону Мессии Внимающие оказались в ваукууме, поскольку их былая власть утратила опору. В «мире» стремительно разрасталась гражданская воина и сопутствующая ей анархия.

Через полчаса после взрыва Лем вырастил вокруг себя оперативный штаб со всеми атрибутами – советниками, секретариатом, аппаратом связи и толпой посыльных. Собрал команду бывших Внимающих, добивался от каждого сведений о ключевых точках и ключевых людях, тряс Кевина, заставляя собирать оперативные данные и координировать боевые группы.

Параллельно приходилось заниматься дипломатией. Внимающие Тысячам искренне сотрудничали с Лемом, понимая, что сейчас он занят спасением “мира” от самоуничтожения, но видно было, как они присматриваются и обмениваются мнениями. Слишком очевидно, что обретенный Мессия полностью подконтролен хаоситскому послу, а власти пришельцев никто из бывших владык «мира» не хотел. В промежутках между срочными распоряжениями, Лем разговаривал и уговаривал, объяснял природу дара Верховного Связующего, и что Кевин пока просто не может совладать с ним без поддержки знакомого наставника. Да, потому что саркофаг был разрушен раньше, чем закончилось принятие связи. Да, он сможет научиться, есть методы, но сейчас ваш Мессия – полуоглушённый молодой парень под неподъемным грузом нового могущества. Я его опекун с детства, мне он верит, и только эта вера сейчас не дает ему сломаться. Вы все слышали, как он кричал от боли за гибнуших людей. Ему нужна поддержка. Нет, я не претендую на власть. Кевин, умница, ты всё хорошо делаешь, а теперь позови Кастаи Ронто. Слышишь его? Скажи: «Дорено Хартика забаррикадировался в малой зеленой приемной, его надо вытаскивать.» Да. Хотите, я сейчас же перестану на него «влиять», господин Внимающий Тысячам?

Трэс простоял на вахте возле своего охраняемого еще двое суток, но потом согласился, что боевые действия до штаба, вероятно, уже не дойдут и пошел-таки сдаваться Фиррентису по поводу нескольких дырок в теле и десятка безобразных пробоин в броне. Лем не выпускал Кевина из поля зрения, держал руку на пульсе войны и спал по три часа в сутки. На полную смену власти потребовалась декада.

После уже можно было и отоспаться, и принять ванну, и пересчитать, наконец, свою потрепанную свиту. Оставалась сущая малость: неусыпно смотреть за вечно полусонным теперь Кевином и вести более спокойные и вдумчивые переговоры с официальной властью. Все понимали, что Верховный Связующий – это символ для толпы и инструмент для власть имущих, но никак не реальный правитель. К прибытию Сахаала следовало определиться с запросами и ключевыми интересами коренных Скитальцев и хаоситов. Впрочем, обе договаривающиеся стороны очень не хотели новой войны, и переговоры проходили в дружественном и конструктивном ключе.

Флот Сахаала вышел из прыжка на приемлемом отдалении от «мира» через двадцать семь стандартных суток после завершения боевых действий. Завихрения Варпа в этом регионе действительно оказались слишком интенсивными, переход потребовал времени куда больше расчётного. Фиррентисы на «Черном Ветре» успели модифицировать пару нуль-родов так, чтобы Скитальцы не падали в обморок от присутствия Зо Сахаала, ну по крайней мере – не все и не сразу. В качестве личного советника адмирала Лем присутствовал на всех встречах, и союзный договор хаоситов и Скитальцев был заключен к обоюдной выгоде.

Посольству пора было возвращаться на родной корабль.

========== Глава 8. ==========

Лем знал, что свет может причинить боль. Когда он слишком ярок, когда мельтешит вспышками стробоскопа, когда нет возможности закрыть глаза и отвернуться. Свет может дезориентировать, вызывать головокружение и тошноту. Панику.

Было глупо думать, что тьма милосердие света. Поначалу кажется, что к ней можно привыкнуть. В конце концов, затемненные помещения встречаются во вселенной довольно часто, и человек умеет приспосабливаться – на время – к неприятным условиям внешней среды. Но потом оказывается, что от тьмы невозможно отвернуться, а когда закрываешь глаза, то под веками снова окажется тьма. Неизбежная тьма дезориентирует, вызывает головокружение и тошноту. Панику.

– Проблемы? – Трэс притормозил, синхронизируясь со сбившимся шагом Лема.

– Нет. На декомпрессию похоже. Хотя нет, – Лем глянул на ауспекс. – Давление в норме. Может, в шлюзе было завышенное.

– Я не заметил.

– А может я просто устал.

– Хм.

Трэс покосился с сомнением, но развивать тему не стал.

Будь благословенна привычка. Есть простые вещи, которые надо сделать, вернувшись на свой пост после длительного отсутствия. Собрать отчеты, просмотреть сводку происшествий, тепло ответить на приветствия заскучавшей свиты, принять официальные рапорты, по нескольку минут поболтать с «особо близкими» людьми, задать вопросы об официально-приоритетных делах. Привычка спасает, если ты дезориентирован и в панике. Если за пару несчастных месяцев в обшарпанных и местами побитых выстрелами, но всегда светлых коридорах чужих кораблей успел отвыкнуть от вечной тьмы.

Лем ясно понимал, что на самом деле это просто срыв, отсроченные последствия нечеловеческого напряжения прошлого месяца. Отдыхать надо вовремя, вот что, а не новоделанного псайкера нянчить и чужих бывших и будущих правителей успокаивать. То, что психоз подкрался именно сейчас – скорее добрый знак, это хорошо, когда накрывает строго после, аккурат в шлюзе родного корабля. Могло быть и хуже, а сейчас уже не беда, справимся, не в первой. Справлюсь.

Он уже почти взял себя в руки, дослушивая сводки событий, когда очередное сообщений вошло ножом под лопатку. Даже не само сообщение – докладывавший адъютант, кажется, не понимал, что говорит. Но сидящий на табурете у стены Шими так виновато сгорбился, что Лем понял всё, еще толком не вникая в формальный повод.

Этот формальный повод был жалким. Просто некий Тапарко – стюард из заповедника – не поделил что-то с техником группы экстренного реагирования. Вышла драка в недозволенном по корабельному Уставу месте. Мелкое происшествие, каких было уже множество, поскольку даже лучшие люди не совершенны. Такие происшествия заминают, разрешают на уровне палубных офицеров, сводят к случайности, к неумышленным лёгким телесным повреждениям – к ситуациям, не подлежащим официальному разбирательству. Но вот именно эта драка оказалась в слепом пятне дежурного адъютанта заповедника. А потом следующий дежурный не нашел общего языка с палубным офицером. Потом в камеру к Тапарко вошел один из младших дознавателей и просто спросил, а стюард полностью признал свою вину.

Потом вмешалась буква давнего приказа. Люди из заповедника неприкосновенны, поскольку за каждого из них старший помощник – дословно – «готов поручиться головой». Напомнить же об этом поручительстве своему старшему помощнику может только сам капитан. Так что теперь виновник драки находится в одной из немногочисленных камер блока дознания, его хорошо кормят, и к нему пальцем никто не прикоснулся. А Митрих – глава собственной безопасности «Черного Ветра» – строго по долгу службы ждет официального решения по этому мелкому инциденту, которое, очевидно, будет принято по возвращении главного ответчика из длительного посольства. Вместе с Митрихом этого решения с интересом ждет половина личного состава крейсера, потому что слухи успели расползтись, и теперь это уже вопрос не дисциплины, а политики.

Лема снова замутило. Череда изящных дипломатических компромиссов, рывок через простреливаемый коридор за спину к надежному Трэсу, обморочный шепот Верховного Связующего… эти свежайшие воспоминания со вкусом жизни рассыпаются невесомым пеплом здесь, во владениях Повелителей Ночи. Повелители Ночи недовольны, если кому-то дышится слишком легко, если кто-то забывает чувствовать себя бесконечно виновным червём… …Обнаружив у себя в голове уже неплохо проработанный и главное – вполне реализуемый план, включающий захват корабля, смену власти и обязательную гибель большинства чтимых легионеров, Лем встряхнулся и отпустил докладчика. Остальных тоже отпустил, сообщив, что нуждается в отдыхе и ближайшее время в работу включаться не будет. Посидел, откинувшись в кресле, понял, что свергать капитана не хочет, а хочет просто взять плазмаган, выйти за пределы заповедника и палить во всё, что движется; и что уже почти не в силах противиться этому желанию. Сделал последний волевой рывок.

– Капитан, я могу просить аудиенции? Мне нужна твоя помощь, капитан. Вернее, у меня к тебе снова личная просьба. Останови меня, Зо!

Зо Сахаал дал согласие сразу, но буквально чрез десять минут попытался отыграть назад и перепоручить лемовы проблемы Унусу. Лем злобно хихикнул про себя и упрямо попер напролом.

– Если бы я искал помощи чтимого Унуса, я бы к нему и обратился. Но на корабле по-прежнему есть только один человек, которому позволено…

– Уже не человек! – жестко оборвал его Сахаал. – Демон Кхорна. Пока тебя не было, я определился с многими… особенностями своего нового бытия. Вряд ли ты хочешь, чтобы я учуял твою кровь.

– Могу ли я узнать: при виде крови тебе трудно сдерживаться, или невозможно сдерживаться? – вежливо поинтересовался Лем. Ответ он знал, поскольку первое, о чем спросил прибывших с флотом Фиррентисов – это те самые «особенности нового бытия» капитана, не сомневаясь даже, что их изучению было уделено самое пристальное внимание.

– Трудно.

– Ты боишься доверить своему самообладанию жизнь одного единственного человека? Не пугай меня, чтимый Повелитель Ночи, только не таким образом!

– Ты настаиваешь?

– Да, капитан.

– Я тебя услышал. Ты действительно безумен.

Лем совсем по-мальчишески сидел на краю массивного пласталевого стола: одно колено притянул к груди, а второй ногой энергично болтал в воздухе. И весело переругивался с Фиррентисами. Стол был оборудован мощными фиксаторами, но укладываться в них Лем отказывался наотрез. Сахаал уж как-нибудь справиться сам придержать жертву, а желание Септимуса зафиксировать пациента объяснялось планами на десяток датчиков и иглы в обе руки – одну на случай экстренных инъекций, другую – на диагностический забор крови каждые несколько минут.

– Я точно помню – был дистанционный диагност. Вот его и используй. А крови наберешь, сколько надо, капитан обеспечит.

– Недостаточная детализация информации о состоянии пациента затруднит принятие решения…

– Не-а! Я сегодня дурной и буйный, я найду способ выдрать капельницу!

– Обижаешь, старший помощник. Мы работали с очень разными пациентами, и система фиксации позволяет обездвижить должным образом даже легионера.

– Фиррентис, используй дистанционный диагност, добром прошу!

…Кто сказал, что у старшего помощника Лема может быть что-то тайное, слишком интимное, что он не хотел бы обнажать публично? Ну и что, что старший помощник Лем зачем-то свинтил камеры в комнате, где отдавал себя на растерзание трюмным крысам? Ну и что такого в словах «это личная просьба, капитан»? Фиррентис Септимус – как лучший медик корабля, Примарис – как старший над медиками, а Четырнадцатый – потому что ему очень интересно. Унус – чтобы подстраховать на случай, если кхорнитская сущность капитана выйдет из под контроля. И сам Сахаал, конечно. Вполне себе камерное мероприятие, никого лишнего. Только капитану дозволено увечить своего старпома, но посмотреть-то можно кому угодно, правда? Лем был уверен: если сейчас его еще и распялят в фиксаторах – он начнет орать, не дожидаясь начала пытки, и может быть, даже полноценно сойдет с ума.

Так что он сидел на столе, болтал ногой и весело переругивался с Фиррентисами, чтобы не завыть в голос от тошнотворности происходящего. На самом деле, всё это выглядит, как медицинский эксперимент. По сути это и есть медицинская манипуляция, способ решить проблему, с которой разум пациента не справляется в одиночку. Не можешь избавиться от говна сам – не капризничай, когда медик несет клистир. И то, что говно у тебя – в голове, не меняет общей картины.

Открылась дверь, и в комнату вошли двое Повелителей Ночи. С отставанием в секунду освещение, до этого по-медицински резкое, покорно сбавило интенсивность, и комната погрузилась в милосердный сумрак. И еретехи, и уж тем более легионеры обладают совершенным ночным зрением, и всё же жалкий человеческий разум воспринял темноту, как укрытие. Как возможность скрыть хоть что-то из выворачиваемых на всеобщее обозрение потрохов души и тела.

Сумрак принес облегчение, и Лем вспомнил о деле.

– Чтимый капитан, есть один момент, который мне кажется уместным обсудить именно сейчас. Имеет место юридический казус, касающийся меня и моего человека, ожидающего суда. Насколько я понимаю, досточтимый Митрих, как и многие другие бессмертные воины, с заметным интересом ожидает разрешения этого вопроса.

– Собираешься совместить “приятное” с полезным? – отозвался Унус.

– Нахожу это рациональным. Поскольку казус состоит как раз в том, что фактически мой человек неподсуден и ответственность за его действия несу лично я. Как думаешь, чтимого Митриха удовлетворит, скажем, кожа с моей правой руки? Снятая перчаткой? – Лем задумчиво покрутил перед собственным носом ладонью, словно оценивая качество предлагаемой кожи. – Если ты подаришь ему эту перчатку, попутно засвидетельствовав, что капитан был суров, а я покорно принял наказание?

– Слишком личный подарок. Будет выглядеть странно: не на столько Митрих лично требовал правосудия, – высказал авторитетное мнение капитан.

– Много народу в тревожном ожидании? – вопрос был риторическим, Лем и сам знал, что много. – Фиррентис, сможешь сделать гель с анестетиком абсолютно прозрачным?

– Не абсолютно, – Септимус сделал паузу на несколько секунд. – 94.8 процента прозрачности.

– Нормально, – кивнул Лем, и продолжил, обращаясь к Сахаалу. – Я ж вернулся с успешной миссии и заслуживаю снисхождения? Так что вместо стандартного приговора ты мне назначил, допустим, декаду, ходить с ободранной рукой навыпуск, в назидание прочим. Да и нерентабельно меня на стенку вешать, я либо работать не смогу, либо выйдет не назидательно.

В анестетиках Фиррентисов Лем не сомневался, и картинка, как он – ободранный, полувыпотрошенный и распятый на стене – деловито гоняет адъютантов и сервочерепа с поручениями, представилась ему очень ясно. Вплоть до неконтролируемого хихиканья.

– Он пьян? – раздраженно уточнил Сахаал.

– Экзогенные вещества, способные вызвать опьянение, в крови отсутствуют, – заступился Фиррентис. – Исключительно эндогенные. Однако биохимический фон чрезвычайно любопытный, и свидетельствует, что уважаемый старший помощник Лем не является мазохистом.

– Что? – поперхнулся уважаемый старший помощник.

– Гормональный комплекс в крови и общий вид внешних реакций соответствует состоянию психики «мандраж», – голос еретеха был крайне заинтересованным. – Ожидая получить удовольствие, человек реагирует иначе. Что опровергает предположение уважаемого капитана Зо Сахаала.

Давай, Фиррентис, продолжай. Сними с меня кожу раньше, чем это сделает капитан. Пусть все посмотрят, что у меня внутри.

– Чтимый капитан, ты думал, я об тебя удовлетворяюсь? – Лем перестал хихикать, но не перестал веселиться. – Видит Четверка, я ценю твою снисходительность! Тем не менее, предложенный вариант кары достаточно соответствует Доктрине? Это надо решить сейчас, чтобы Фиррентисы знали, как именно потом оказывать медицинскую помощь.

– Ты собираешься вернуть руку в нормальное состояние? – впервые вклинился Четырнадцатый. – Нейроблокаду я тебе поставлю хоть на месяц, но процесс естественной регенерации это не остановит. За десять дней сформируется грануляционная ткань, препятствующая пересадке кожи…

–… Но её можно будет хирургически удалить, – подхватил Примарис. – Это умерено травматичное вмешательство под местным наркозом…

– Ну и нормально, в чем проблема? Если данный срок кажется чтимому капитану достаточным…

– Тихо! – несколько повысил голос Унус, и смертная часть консилиума прекратила балаган.

– Вариант хороший. За несколько суток успеешь показаться всем заинтересованным лицам, – вынес официальное решение Сахаал. – Фиррентис, сколько дней ему можно ходить с голой рукой без необходимости дополнительной операции?

– Дня три, максимум – четыре, лучше – два. В зависимости от состояния организма и…

– Пятьдесят часов. Это официальное взыскание, Унус, внесешь в корабельные сводки. Считая с момента выхода из медблока.

– Принято.

На этом рабочую часть встречи Лем счел завершенной, и плавно перетек всем телом, откинувшись на локти.

– Я весь твой, капитан! Не верь этим занудам, я ожидаю тебя в пылу и страсти! – и, срывая последние тормоза, знойно промурлыкал: – Крови для бога крови, ммм?

Слишком много еще сознания было в проклятом теле. Лем ясно видел, как разом напрягся Унус, как Септимус подхватил кувету с зажимами, и как шагает к столу непроницаемый Сахаал. Капитан выбросил руку вперед, но Лем не ощутил боли, только удар в грудь по касательной. Горячее потекло по рёбрам, а боль никак не могла пробиться сквозь бешенство и адреналин, но Лем все равно закричал. Наконец-то окончательно отпуская себя, опрокидываясь вслед за рывком раздираемой кожи и обвисая в захвате стальных пальцев, освобождено закричал.

Первое, что сделал Лем, когда получил возможность говорить – личным распоряжением прикомандировал Тапарко к корабельной санитарной команде, работавшей в данный момент в карантинном секторе. Вполне себе выражение начальственного гнева, но главное – подальше от остального заповедника, иначе велика вероятность уже завтра найти где-нибудь в лоскуты растерзанное тело и возиться потом с расследованием. Пострадавшей руки Мастера парню не простят никогда, но хоть остынут немного.

Потом Лем подумал еще, и решил, что появление в собственных покоях и так выйдет драматичнее некуда, так что не стоит усугублять дело умирающим видом. И остался в медблоке еще на полсуток интенсивного курса восстановления, чтобы хоть дойти на своих ногах. Руку ему Септимус замазал обещанным гелем, а потом щедро залил спреем из баллончика, сообщив, что верхний слой от этого затвердеет и станет достаточно прочным. Но лучше бы этой рукой всё равно ничего не задевать и пальцами не шевелить. Последнее указание Лем чисто машинально нарушил в первые же две минуты, воочию увидел, как сокращаются мышцы и движутся сухожилия, и понял, что анатомические познания о своем теле предпочитает получать менее наглядным образом. Впрочем, болезненной эта ошибка не была, анестезия работала отменно.

Принимать начальство из медблока явился Тасвий, позеленел при взгляде на демонстративно закатанный рукав и набрал в лёгкие воздуха для негодующей тирады.

– Это не самая приятная история, а знать её захотят все, – перехватил инициативу Лем. – Дотерпи с вопросами до заповедника.

Явление к свите действительно вышло драматическим:

– За каждого из вас я ручался головой, – негромко объяснял Мастер своим притихшим людям. – Капитан был милостив, и ограничился конечностью на мой выбор. Да и ту забрал не целиком, а кожа нарастет. Но это было неприятно, и мне бы не хотелось повторить этот опыт. Просто не забывайте, что «Заповедник» существует именно потому, что за каждого своего человека я отвечаю лично.

В эффективности разъяснительной работы, подкрепленной торчащим из рукава наглядным пособием, Лем не сомневался. За порядок в собственной команде теперь можно было не опасться довольно долго.

Следующие двое суток он честно посвятил прогулкам по кораблю. Не самое приятное занятие – собирать то сочувственные, то откровенно довольные взгляды, но работать это особо не мешало. Об истечении пятидесяти часов его – секунда в секунду – проинформировал Фиррентис по громкой связи, чтобы пропустивших информацию о неприятностях старшего помощника точно не осталось. Дело было сделано и грозная репутация капитана Зо Сахаала подкреплена наилучшим образом.

На выходе из медблока Лема перехватил Унус. Человек послушно проследовал за Дознавателем корабля в его личные покои и, по знаку хозяина, устроился в гостевом кресле. Унус снял шлем и некоторое время молчал, глядя в сторону – ясный знак неуверенности.