Текст книги "Как приручить человека. (О доверии, верности, вере...) (СИ)"
Автор книги: Рал
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Впрочем, долгому самоанализу помешал сигнал с терминала двери.
– Ни одной лишней секунды не буду выполнять твои обязанности, смертный!
Привычно удерживая непроницаемое выражение лица, Лем поклонился вошедшему легионеру. Броня Повелителей Ночи, шлем в руках.
– Сахаал не сказал, да? – усмехнулся Унус.
– Не счел нужным, я полагаю. Унус…– Лем покачал головой. – Вероятно, есть и Дуо, и Трэс?
– Кваттуор был создан непосредственно перед тобой. Квинквэ, наверное, тоже будет, – Унус глядел испытующе. Его лицо – копия Сахаала, но взгляд совсем другой, и интонации. Более человечные, определил для себя Лем. Личность копии зависит и от окружения тоже. Зо Сахаал не уделил должного внимания своему подобию, или же при снятии матрицы отобразилось психическое состояние самого легионера?
Досточтимый Унус помолчал, в свою очередь задумчиво разглядывая человека.
– Возможно, нам многое предстоит обсудить, смертный. Но сейчас я хочу просто передать тебе дела, – и тут же укрепил Лема в его мнении, добавив с застарелым раздражением: – Эта должность – воплощение худших кошмаров!
«Величайшая удача»! – Лем упрямо отмёл внутреннее согласие с последним утверждением. И склонил голову, принимая желание легионера.
Унус полностью подтвердил первичные выводы. Уже после побега близнецов корабль дважды побывал в неприятных переделках, повлекших заметную убыль команды, которую Сахаал компенсировал без лишней разборчивости. И так же без лишней разборчивости он вершил закон Нострамо, самолично угробив ряд мелких «серых владык», умевших поддерживать порядок в своих владениях. При этом от старших офицеров Сахаал ждал тех же результатов, какие показывал Лем на «Шепоте», и не стеснялся регулярно выражать свое разочарование: должность старпома стала пугалом, практически приговором. И тогда первый из клонов капитана взял ее на себя.
Лем в сопровождении Унуса шагал по галереям и переходам, автоматически вспоминал наименования отсеков, отмечал про себя, если назначение блока успело измениться, и внутренне паниковал. Такая махина с тысячами довольно-таки случайных людей на борту не может перестроиться одномоментно. Потребуются декады только на то, чтобы разобраться в местной системе отношений, месяцы – на подбор кадров и еще декады после – на получение зримых результатов. Есть ли у него это время, или Сахаал искренне ожидает мгновенного чуда? И что он будет делать, обнаружив, что чуда не происходит?
Лем не столько узнал человека, сколько отреагировал на полный отчаяния взгляд. Техник – бригадир смены, не отводил глаз даже несмотря на встречное внимание Повелителя Ночи рядом. Лем порылся в памяти.
– Детор – тасмиец? Ты разжалован?
– Господин! – техник всё-таки покосился на Унуса и передумал бросаться к Лему со всех ног, ограничившись всего лишь парой неуверенных шагов. – Вы вернулись, господин Лем?
– Как видишь, – Лем сам подошел к Детору на расстояние нормального разговора, Унус мрачной тенью двинулся вслед за ним. – И снова хочу быть в курсе событий. Ты разжалован?
– Нет, господин, то есть я не знаю… – человек опасливо глянул на Повелителя Ночи и окончательно сбился. Лем тоже вопросительно обернулся к легионеру.
– Понятия не имею, – ворчливо сообщил Унус в вокс. – Чип на месте, допуск техника подтвержден. Что еще ты от меня хочешь?
Лем вернулся к Детору, и окончательно перешел в рабочий режим, демонстрируя собеседнику полное внимание и понимание. История оказалась совсем простой: после очередного не слишком удачного боя все корабельные техники, практически без разбора рангов и должностей, были брошены на жизненно-важные участки – «до восполнения потерь в личном составе». А потом уже никому не было интересно разбирать жалобы, и офицер, заведовавший работой корабельной химической лаборатории, так и остался бригадиром дежурной смены ремонтников общего профиля. Уже четыре года на новом месте.
– Кто руководит лабораторией сейчас? – Лем вовремя переадресовал вопрос от Унуса сопровождающему сервочерепу.
– Регламентное техническое обслуживание осуществляется дежурными бригадами сервиторов. Основные работы проводятся пользователями Фиррентис-Примарис и Фиррентис-Квартус.
– Я поговорю с ними. После смены зайди ко мне, – Лем тут же передал информацию на пост связи, обеспечив бывшему офицеру доступ на соответствующую палубу. – Здесь тебе в любом случае не место…
Детор всё-таки упал на колени, но вместо всяких благодарностей страстно повторил несколько раз самые первые слова:
– Вы вернулись, господин Лем! Вы вернулись!
И проект не мгновенного, но очень-очень быстрого чуда с щелчком сложился в беловолосой голове.
***
Через две декады стало ясно: Лем правильно считал не произнесенное Сахаалом при первой встрече обещание. «Я дам тебе всё, что пожелаешь» – вот что сказал ему легионер.
Просторные «гостевые» покои были выделены старшему помощнику изначально, но Лем сразу же начал селить в своих комнатах особо ценных людей, о чем упомянул вскользь, представляя капитану одного из своих протеже. Зо Сахаал кивнул и велел только согласовать перепланировку с Фиррентисами, поскольку за корабль в целом отвечали они. Сколько помещений еретехи сочтут технологически допустимым присоединить к гостевым комнатам, столько и позволено Лему использовать по своему усмотрению.
– То, что я делаю, иногда вступает в противоречие с волей легионеров, принятых тобой под свою руку, – сказал Лем. – Гнев могучих воинов скор и страшен.
Сахаал провозгласил по всему кораблю, начиная с легионерской палубы, что Лем является личным гостем, вернейшим союзником и доверенным советником капитана, и потому неподсуден и неприкосновенен в любых обстоятельствах.
– Многие в команде ищут моего заступничества перед твоим гневом, но карающая длань Ночи настигает их даже у моего порога. Другие исполняют мои приказы, тем вызывая на себя ярость бессмертных воинов. Клянусь, что среди взятых мною в свиту нет таких, за кого я не ручался бы головой.
И вся территория, отданная Лему, стала официально запретной для любого насилия со стороны кого бы то ни было, включая легионеров и корабельную службу Собственной Безопасности. Лем взял себе личный знак – белая стрела, пронзающая спираль времени, и такая нашивка получила на корабле не меньшую защитную силу, чем ностраманская монета с руной самого Сахаала.
А главное: всё, что делал человек, санкционировалось капитаном безмолвно и безоговорочно. Об этом мрачно упомянул Унус, не скрывая, что некоторые Лемовы решения лично он не одобряет и что высказывал своё мнение капитану. Капитан велел не вмешиваться.
А Лем принимал этот щедрый поток милостей, и видел, как бездна под ногами разверзается всё неизбежнее.
***
– Люди несовершенны, досточтимый. Истинно сказано: нет невиновных, есть лишь разная степень вины. А могучие воины Легионов по самой природе своей лишены слабостей, и потому беспощадны к слабостям простых смертных. Только чтобы дать этому несчастному шанс и дальше приносить посильную пользу на корабле, я дерзаю встать между твоим праведным гневом и жизнью преступника.
Человек уснул на вахте, из-за чего перегрелся один из узлов дублирующего корабельного когитатора. Унусу было достаточно этого факта, чтобы вынести приговор. Но жена человека смогла добраться до дежурного в покоях Лема.
Человек уснул на своей четвертой подряд двенадцатичасовой вахте, потому что офицер смены счел его недостаточно почтительным. Лем выяснил это за три минуты и отменил приговор, вынесенный Унусом. Человека ждут плети и штрафное клеймо, а уготованное ему свежевание получит тот самый офицер.
– Знаешь выражение «дошел до последней черты»? – мягко улыбнулся Лем. – Дошел, поздравляю.
– Я знаю, господин старший помощник, знаю! Только работать блок всё равно не может. Капитан будет в ярости, когда услышит… – человека заметно передернуло, и так осунувшееся лицо стало еще более серым.
– Последняя черта – это я, лейтенант. Черта между тобой и яростью Зо Сахаала. Я считаю, что твоей вины в сложившейся ситуации нет, и я сам передам капитану твоё сообщение.
Разным слушателям, в разных ситуациях, Лем повторял на разные лады: я стою между людьми и легионерами. Я – единственная возможность избежать скорого гнева и ужасной расправы. Я выслушаю и разберусь – если успею, ибо суд Повелителей Ночи стремителен. Счастлив тот, кто обратится ко мне раньше, чем за ним придет сама Ночь.
***
После того первого отменённого приговора Унус молча увел Лема в свои покои и долго в упор рассматривал покорно склонённую платиновую макушку. А затем сумел удивить, сказав, словно в продолжение разговора:
– Я мало знал твоего предшественника, Дэнни. Но ты выбрал неправильное имя. Лем был другим.
– Надеюсь, что смогу всё же соответствовать ожиданиям капитана.
– Ты затеял опасную игру, – легионер помолчал, подбирая нейтральную формулировку. – Лично моё терпение велико, но не безгранично. Скажи мне, что это не ради забавы.
– Я надеюсь, что смогу удовлетворить ожидания капитана, – на этот раз Лем поднял голову и повторил слегка изменённую фразу прямо в обсидиановые глаза.
– Ты не сказал, – констатировал Унус. Унус был проницательнее своего оригинала.
Лем не мог припомнить в «своем» прошлом ничего более пугающего, чем то, что творилось с ним теперь. Всю жизнь брезгливо презирая алкоголь, сейчас он постоянно чувствовал себя по-дурному пьяным, лёгким и бесстрашным, как мальчишка на карнизе шпиля. «Ты затеял опасную игру» – какое издевательское преуменьшение! Лем фактически обещал целому кораблю защиту от произвола Повелителей Ночи. Защиту одним своим именем.
– Закон Нострамо незыблем: если есть проступок – наказание последует, и оно будет истинно кошмарным. Но люди не могут стать безгрешными, даже если очень хотят, такова их природа. Что остается виновному, кроме как в ужасе бежать, или до последнего скрывать свою вину, выторговывая у беспощадного возмездия несколько минут или дней жизни?
Легионер кивнул, соглашаясь, и едко бросил:
– У тебя от высокого слога язык не устает?
– Я предпочитаю узнавать о проблеме как можно раньше, из первых рук, с максимальными подробностями и готовыми вариантами решения, – Лем послушно перешел на обыденную речь. – Мне нравится, когда накосячивший кадр сам немедленно бежит докладывать мне о проблеме. А он побежит, пулей полетит, потому что вы, грозные легионеры, имеете свои способы узнавать о провинностях, и минута промедления может обернуться твоим, а не моим судом.
– Есть преступления, не допускающие снисходительности.
– Заметишь, что от моего потворства на корабле стало хуже – можешь оторвать мне любую часть тела на выбор.
Легко, очень легко! Лем совершенно не чувствовал страха перед живым воплощением Ночи, с которым сейчас так опасно шутил. Но сама эта немота застарелой, казавшейся основным инстинктом осторожности пугала до тошноты.
– Ты выбрал не то имя, – повторил Унус.
Теперь согласно кивнул уже Лем. Но уходить от темы не стал.
– Повелители Ночи настолько ужасны, что даже безвинному человеку заговорить с тобой лишний раз – и то проблематично. Тебе приходится выведывать и выпытывать то, о чем мне с радостью расскажут, заскочив на чашку рекафа.
– Этот корабль – территория Повелителей Ночи, – в голосе легионера появилось тихое, холодное предупреждение.
– Именно! Не было бы вас – моя персона не смотрелась бы и в половину настолько привлекательной альтернативой! Заметь, от тебя я не прошу смягчиться сердцем.
– Еще бы ты попросил…
Легко, невыразимо легко!
Он не солгал Унусу ни единым словом, и выбранный путь взятия ситуации на корабле под контроль действительно был самым быстрым и эффективным. Но вместо спокойного удовлетворения от хорошо сделанной работы и заслуженной награды, Лем испытывал бешеный адреналиновый восторг. Полёт на гребне волны, скачки верхом на гроксе, падение с орбиты прямо в гущу боя: что сравнится со взглядом Повелителя Ночи, у которого отбираешь трепещущую жертву? Что сравнится с возможностью остановить замах кхорнита, просто встав между ним и обреченным человеком? И что, наконец, сравнится с ошарашенным восхищением тысяч людей, вдруг узревших заступника человечества во плоти?
Да, третий брат действительно не умел бояться, и его страсти не были скованны годами жесточайшего самоконтроля. Только вот где двое старших, которые обеспечат его безопасность? Где ты, Лем – сахаалов любимец, тебя ли я вижу в зеркале? Адреналиновая наркомания затягивает, знаешь? Адреналиновая наркомания не способствует долгой жизни, тем более – на корабле Повелителей Ночи. Здесь неосторожные и очень смелые дополняют собой интерьер, служат наглядным пособием для вразумления прочих… Скоро вежливого противостояния тебе станет мало, скоро ты начнешь нарываться открыто, а непочтительности к легионерам Зо Сахаал не простит даже тебе.
Раньше требовалось прилагать усилия, чтобы внутренние оковы не задушили насмерть. Теперь Лем тратил кучу моральных сил, чтобы удерживать новое «Я» в узде, не давать себе зарываться сверх меры. Пора было возвращать былые привычки, и Лем знал только один путь – тот, который был уже пройден им в прошлой жизни. Пора напомнить себе о собственной уязвимости.
Внешне всё выглядело вполне благоразумно. Лем как раз набрал себе первую пятерку телохранителей, и теперь пожелал провести несколько тренировок с собственным участием – чтобы его бойцы знали, с каким «телом» придется иметь дело, ну и навыки на уровне «уйти из-под атаки за спины охране» пригодятся в случае реальной угрозы.
В прошлой жизни ему хватило бы единственного пропущенного удара, чтобы полностью растерять задор. Но Лем недооценил «третьего брата», не сконцентрировавшись сразу на боли и своей беспомощности. В конце концов, заявленная цель тренировки тоже была правильной, и он позволил себе прислушаться к указаниям своих бойцов и к собственным новым рефлексам, заложенным на этапе формирования матрицы. А доработанное Фиррентисом тело, точно клинок в промасленном холсте, только дремало, ожидая момента показать себя в деле. Лем опомнился через сорок минут, когда Тасвий, глава его охраны, в приказном порядке велел сворачивать занятие, чтобы не перетрудить драгоценного охраняемого. Тасвий выглядел удовлетворенным, и не меньшее удовлетворение, вопреки замыслу, чувствовал сам Лем. Тренировка не принесла нужного результата, скорее наоборот – подарила незнакомую ранее уверенность и в своих физических возможностях тоже. «Дэнни» поднял голову, грозя уже полноценным раздвоением личности. Лем сделал следующие две тренировки максимально провальными, но младший брат внутри только смеялся, напоминая: раньше тебе не пришлось бы притворяться! Младший брат упорно, шаг за шагом, прогрызал себе путь на волю.
***
Известие об убитом офицере и волнениях в жилых блоках Лем получил посреди разговора с Фиррентисом Септимус, и сразу же сорвался к месту событий. Доклад офицера палубы наверняка продублирован Унусу, и успеть раньше карательного отряда Повелителей Ночи было почти невозможно, но очень хотелось, а территориально Лем находился ближе.
Толпу успели локализовать и заблокировать в одном из рабочих залов. Начальник корабельной СБ попытался доложиться старпому, но у Лема были другие планы. Не останавливаясь, он почти силой проломился через внешнее оцепление и оказался на узкой технологической галерее, в метре над бурным морем голов и рук, бестолково машущих самодельными ножами и просто тяжёлыми инструментами. Бойцы СБ прикладами отпихивали лезущих вверх бунтовщиков, уже понявших, что заблокированные гермодвери зала им не вскрыть.
– Какого демона?! – рявкнул Лем, на секунду перекрыв гул толпы. – Всем стоять и опустить оружие!
– Щас уже! Спускайся к нам, офицер!
– Это Первый Помощник!
– Хоть сам Птицеголовый!
– Убийцы! Спускайся, трус!
Двух секунд было достаточно, чтобы с высоты галереи различить предводителя всего безобразия. Об этой секте Лему уже доложили, он не успел, просто не успел разобраться в проблеме. И вот теперь знакомое лицо.
– Спускайся, прислужник убийц!
В воксе Унус сообщил, что они уже на подходе. Время кончилось.
– Постор-ронись! – и Лем перемахнул перила. Люди под ним шарахнулись, освободив достаточно места для приземления. – Эшшарот, я спустился, как ты просил! И я повторяю вопрос: какого демона, Эшшарот?
Он упруго выпрямился и зашагал сквозь толпу, физически ощущая вокруг себя сияющий защитный кокон. Ближайшие к нему люди стихали, опуская оружие, и спешили отойти с дороги. Сам бешеный проповедник тоже явно не рассчитывал на такую сговорчивость, и только молча смотрел, как его паства живым коридором расступается перед одинокой белой фигурой.
– Что помешало тебе просто связаться со мной, Эшшарот?
– Прислужник убийц!
– Я спросил, какого демона ты не высказал свои претензии мне лично? Почему ты орал здесь, вместо того, чтобы орать мне в лицо? Варп и драные демоны, ты поднял на уши весь корабль…
– МЫ ПРИШЛИ ЗА ВАМИ! – громыхнуло от дверей, толпа шарахнулась и смялась, на лицах начал проступать животный ужас.
Лем горестно прикрыл глаза.
– Почему ты такой идиот, Эшшарот? Скольких казней можно было избежать… – повысив голос, он скомандовал, обращаясь уже не к проповеднику, а к пастве: – На колени те, кто хочет жить! Я сделаю всё, что смогу.
Волна прокатилось по толпе, и уже возвышаясь над коленопреклонёнными бунтовщиками, Лем в свой черед поклонился вошедшим легионерам:
– Люди полны раскаяния и выдали мне зачинщика беспорядков. Молю вас, о могучие, не обрушивать кару на всех, позвольте мне установить степень вины каждого!
Эшшарот дико взвизгнул и замахнулся ножом. Грохнул выстрел, бывший проповедник опрокинулся на пол, тряся развороченной культей. Унус опустил болтер.
– Всех под арест. Сперва ты объяснишь мне, что вообще произошло.
Расследование Лем провел, опираясь на доклад своего осведомителя. Затем он переговорил с теми, кого наметил оставить в живых: чтобы не пропустить слишком решительно настроенного сектанта, и чтобы им было потом, что рассказать о доброте и проницательности Белого Человека. Приговоренных навещать не стал, эти уже ни с кем не поделятся впечатлениями. Как и не стал особо торговаться с Унусом: примерно половина приговоренных к казни – это вдвое меньше смертей, чем если бы Лем не стал вмешиваться вообще. Все поймут: кого мог, того спас, сами спасенные и подтвердят, что старший помощник из них душу вынул, ища оправдания и смягчающие обстоятельства для каждого.
Был только один вопрос, на который Лем не сумел ответить досточтимому Унусу:
– Что мешало тебе говорить с ними с галереи?
Хотя нет, Унусу Лем как раз ответил вполне убедительно, дело не хитрое. Себе самому – нет.
А потом тот же вопрос задал Тасвий, поскольку слухи, как и было задумано, мгновенно разлетелись по кораблю.
– Одного дурака с разводным ключом тебе хватило бы. Ты умный человек, мастер, но ты явно переоцениваешь свои возможности, и это моя вина, наверное. Мы с парнями осторожны на тренировках, и защитное снаряжение у тебя по высшему разряду. Хочешь, – я просто спрашиваю! – разок провести бой в полный контакт?
Верный Тасвий иногда такой наивный, стоит и ждет ответа в стиле «давай-ка попробуем, я уверен, что буду не так плох». Раздражает, когда тебя считают идиотом. Лем глянул на телохранителя в упор и произнес подчеркнуто ровно:
– Не стОит. Впечатлить меня у вас вряд ли получится, а вот серьезно разозлить – может и да. Оно нам с тобой надо?
Тасвий понимающе кивнул, и Лем ответил ему приятельской усмешкой.
Он только что угрожал своему человеку. За проявление искренней заботы.
Тебя легионеры покусали, старик, на личность копии влияет круг общения, и этот факт не удастся игнорировать. Лем вздохнул, почти ненавидяще глядя в зеркало. Ты заставляешь меня делать очень неприятные вещи, мой маленький брат. И неприятно будет нам обоим, зато потом мы с тобой повзрослеем и поумнеем, как это ни печально.
Комментарий к Глава 1
Эпиграф: В. Мищук
“Бутылочка с винтом”
========== Глава 2. ==========
Поменяли то на это,
Так разэтак, раз уж так,
Убивай в себе поэта,
Продавайся за пятак.
Худшее рабство – быть рабом своих страстей. Худшее бессилие – неспособность контролировать самого себя. Старые навыки утеряны вместе с памятью тела, значит, будем восстанавливать. Следующий необходимый шаг не пугал, но вызывал отчетливое физическое отвращение.
Лем не имел права на осечку, набирая свих первых людей, поэтому личная преданность на грани обожания была наиглавнейшим критерием отбора. Но теперь трудно было найти среди них того, кто сперва убедительно объяснит задачу троим ненужным ни для чего другого отморозкам, а потом втолкнет к ним в камеру хорошо одетого, холёного и донельзя высокомерного парня, которого неизвестный «господин» велел навсегда вылечить от излишнего самомнения, только не убить ни в коем случае.
В результате Лем выбрал Тасвия и просто сказал:
– Знаешь, я обдумал твоё предложение, насчет полного контакта. И пришел к выводу, что это работа не по твоему профилю.
Тасвий стал высококлассным телохранителем задолго до того, как попал на «Черный ветер», а значит умел не задавать лишних вопросов, выслушивая указания хозяина. Только одобрительно кивнул на последний приказ: после всего перестрелять исполнителей к демонячьей матери.
Лем раскидал по заместителям задачи на ближайшие пару суток, оставил в каюте офицерский мундир, и, легко перевоплотившись разумом, успел еще при открываемой двери скандально прикрикнуть:
– Руки убери, падаль!
А потом, когда щелкнул замок, обернулся, и продолжая принимать выбранную роль, медленно скатился от наглости к панике при виде трех многообещающих ухмылок.
Это был идеальный сценарий личной психокоррекции, именно тот сюжет, которого следовало избежать. Именно то, что бывает с людьми, слишком поверившими в собственную неуязвимость. Почувствуй падение, почувствуй, на сколько ты ничто, насколько властен над тобою тот, кто может вот так бросить тебя на расправу жестоким и жадным тварям.
На этот раз Лем не дал младшему брату ни единого шанса, полностью сконцентрировавшись на роли жертвы и на воспоминаниях – на самых невыносимых эпизодах «своей» прошлой жизни. А потом уже не требовалось усилий, были только боль и отвращение. Потом не было ничего.
Лёжа в регенерационной ванне, Лем прислушивался к себе и насмешливо улыбался. Всё-таки человек – очень простое существо, очень телесное. Реальность, данная в ощущениях, всегда понятнее тысячи умных мыслей и правильных слов. Может быть, дело вовсе и не в «младшем брате», просто действительно легко потерять края, когда твой мир сперва рухнул в тартарары, а потом сразу оказался ограничен кораблём, где местные всесильные боги – Сахаал и четверка его младших подобий – неустанно держат над тобою ладони, защищая от малейшей невзгоды. Легко забыть, что такое отношение великих – отнюдь не безусловная данность, что оно – результат кропотливой работы в прошлом, и необдуманное поведение может мгновенно разрушить всё. И тогда пережитое несколько часов назад однажды окажется отнюдь не личным выбором ради вправления мозгов.
Ничего нового, да, старик? Но сейчас, на минимальной дозе обезболивающего, эти рассуждения стали куда более прочувствованными и искренними. Всё-таки клон некоторым образом начинает жить с нуля, а это очень вредно – начинать сразу с высокого статуса, плохо сказывается на основных жизненных навыках.
– Рал, бывало, подкидывал мне очень интересные идеи, утонченные, если ты понимаешь, о чем я. Но мне казалось, что Лем совершенно не интересовался подобными способами расширения чувственного опыта. И за вашим первым клоном я ничего такого не замечал, а я следил ооочень внимательно, по вашей просьбе, разумеется. Ну и как впечатления?
Фиррентис-Примарис склонил голову и поднял брови, натягивая причудливые шрамы на месте глаз – продемонстрировал живейшую заинтересованность. Фиррентис-Септимус в это время шаманил над приборами, не обращая никакого внимания на разговор.
– Отвратительные, как и предполагалось! – Лем снова осторожно улыбнулся. – Увы, я прост и приземлен в своих предпочтениях, и совершенно не способен понять чувственных изысков… Фиррентис, а сделай мне вокс-модулятор в горло, говорить больно.
– Ты проинформирован, что заживление после имплантации тоже займет некоторое время и будет сопровождаться болевыми ощущениями?
– Вот сейчас и ставь, сейчас мне пара лишних разрезов погоды не сделают.
– Это логически несовершенное утверждение! – Фиррентис быстро покивал и прищелкнул зубами, что обозначало короткий смешок.
Лем фыркнул в нос, затем яростно изобразил глазами, что смеяться сейчас категорически отказывается.
– Я выполню твое пожелание, но потом ты воспользуешься данным устройством, чтобы провести со мной полноценный акт коммуникации. Уточнение: то есть не свяжешься сразу со своим секретариатом. Мне чрезвычайно интересно сравнить некоторые показатели самосознания и мировосприятия реплицированных копий, но из доступного материала только досточтимый Трэс был сколько-нибудь коммуникабелен, причем я не уверен в достоверности многих его сообщений.
– У самого семь клонов, а поговорить не с кем…
– Уже восемь. Обмен данными осуществляется в полном объёме, однако большая часть информации полностью дублирует ранее полученную. Основной исследовательский интерес в данный момент представляет наблюдение за осознавшим себя репликантом до подключения его к сети.
Еретех умолк, соблюдая социальный протокол «равноправный и равноценный обмен не существенной в данный момент информацией между доброжелательно настроенными разумными гуманоидами». Лем еще раз многозначительно поморгал, но Фиррентис ответил непонимающим треском передатчика. Пришлось снова шевелить губами.
– Давай ты не будешь ждать наводящих вопросов, мне больно. Просто рассказывай, а я прокомментирую потом, когда говорилка заживёт.
– Допустимо! – Фиррентису не терпелось развить мысль. – Начиная с Квартуса, каждый следующий репликант помещался в условия неопределенности статуса и нехватки данных. При этом в его сопроцессоре возможность какой-либо связи была заблокирована механически. Таким образом мы имели возможность наблюдать внешние проявления его деятельности, а в последствии получали доступ к его сопроцессору для считывания и анализа способов принятия решения.
Тема была явно вдохновляющая, еретех начал интенсивно дергать обрезками губ вокруг обнаженных десен и жестикулировать иньектором.
– Меня чрезвычайно интересуют подобные задачи, но, как я уже сообщал Ралу (с эмоциональным оттенком «сожаление»), в мире не так много по-настоящему неопределенных обстоятельств. Теперь же я имею возможность самостоятельно моделировать подобные обстоятельства, предоставляя поиск решения полной интеллектуальной копии себя, не имеющей при этом информации о внутренне структуре задачи. А потом получаю доступ к сведениям о механизме поиска решения. Таким образом, репликанты являются посредниками для получения мною желаемого состояния эмоционального и интеллектуального удовлетворения.
По внешним признакам смоделированной тобой для себя ситуации, я сделал косвенный вывод, что имеет место некоторое совпадение интересов в смежных областях самопознания. Если этот вывод корректен, я был бы чрезвычайно заинтересован в обмене информацией.
– Ты еще на технис перейди. Я тебя еле понял. Отвечу потом, хорошо?
– У тебя очень необычное отношение к физическому дискомфорту, – оптический мехадендрит почти коснулся лемова лица, видимо подробно изучая источники этого самого дискомфорта. – Демонстрируемое тобой сейчас поведение совпадает с имеющейся информацией о твоём прототипе, однако противоречит твоим действиям в ближайшем прошлом.
–По!-том! – раздельно выдохнул Лем. – Горло. Модулятор!
Рал действительно в своё время приятельствовал с Фиррентисом, иногда изобретая для него оригинальные пытки – по большей части психологические. Правда, Рал же и обломал еретеху малину: просветил Зо Сахаала, что от его манеры за мелкие проступки пальцами выдирать из виновного куски кожи Фиррентис в восторге, а попадая под полноценный заряд капитанского гнева – испытывает физиологическое удовольствие. Капитан сделал выводы, и жизнь его личного техника стала заметно более пресной.
Судя по всему, сейчас Фиррентис безоговорочно перенес ту давнюю симпатию на нового Лема. А значит следует воспользоваться интересом еретеха, чтобы всячески укрепить такую взаимовыгодную дружбу.
Лем одернул себя и вернулся к генеральной уборке в собственном сознании.
Следующие двое суток Лем педантично соблюдал рекомендацию Септимуса насчет полного телесного покоя, попросив только перевезти себя из медблока в собственные комнаты. Время вынужденного бездействия он посвятил вдумчивому обустройству своих апартаментов. Подобрать более изысканную мебель, поставить в приоритеты своим людям хоть из-за обшивки достать кого-то, способного сделать монохромную – молочным по белоснежному – роспись на нескольких ширмах. Запустить среди ищущих расположения офицеров достоверный слух, что старший помощник в плане подарков предпочитает серебро и сугубо утилитарные вещи вроде письменного прибора или люминофоры в светлой оправе – будет из чего выбрать более-менее пристойную обстановку. Озаботиться униформой для своих людей: оттенки светлого льна и теней на снегу, и немного серебряного шитья.
….Видишь, как здесь покойно и светло? Ты хорошо служишь своему капитану, он щедр и милостив к тебе сверх всякой меры. Было бы глупо потерять всё это, правда? Время делать глупости давно прошло, ты знаешь цену авантюрам и уже не готов её платить. Наслаждайся тем, что имеешь, бери то, что пожелаешь, прилагай старания к тому, чтобы и дальше сохранять расположение сильных и почитание низших…
Уже под конец вторых суток Примарис затребовал обещанный акт коммуникации, и отказываться Лем не стал. Коммуникация не обошлась без периодического одергивания еретеха, который в азарте познания то и дело переходил на совершенно непотребный канцелярит, но в целом оказалась увлекательной для обоих. Фиррентис, как выяснилось, был не посвящен в концепцию подготовки сознания прототипа для съема матрицы с измененными психическими характеристиками, и теперь загорелся идеей провести серию экспериментов над собой. А Лем, пользуясь случаем, получил максимально подробные сведения о своем предшественнике Дэнни и проникся законной гордостью творца.
У них действительно получилось, младшенький даже в стеснённых условиях «Черного Ветра» успел оторваться за всех остальных братьев – прошлых и будущих, и Фиррентис с явным удовольствием пересказывал наиболее яркие его выступления. Массовая драка в казарме ксарантцев – сам спровоцировал, сам усмирил, сам больше всех пострадал. На пять суток застрял в релаксаруме младших техников, там на спор перепил огрина, чуть не умер от отравления, но вовремя связался с одним добрым еретехом, и это был не Уриэль. С Уриэлем, кстати, несколько раз спарринговал, потом с ним же спарринговал на раздевание, потом Лем велел всё-таки изъять это видео из корабельной сети, а вот на «Стэлле» дата-слейт трепетно хранился и копировался – Уриэль-то в том спарринге победил во всех смыслах. У Фиррентиса «взял поиграть» экспериментального боевого сервитора с частично сохранным интеллектом, и поиграл – уболтал его (сервитора) на партию в регицид. Читал досточтимому Зо Сахаалу лекцию по человеческой сексуальности на живом примере сахааловых собственных рабов, и до того убедительно, что Сахаал пожелал практических занятий. Неоднократно. И Дэнни, и досточтимый легионер выглядели довольными, но доступа к записям Сахаал не дал.