Текст книги "Как приручить человека. (О доверии, верности, вере...) (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– И как это только мне пришло в голову, что ты мог не просчитать всё заранее? – одобрительно буркнул легионер.

«Просто ты получился не в Сахаала проницательный, и давно заметил, что я сошел с ума» – промолчал в ответ Лем. Откровенничать вслух он не стал.

Отличные вопросы умеет задавать досточтимый Унус: зачем устраивать шутку, если ожидаешь на нее такой ответ? Потому что адреналиновая наркомания затягивает, а новички на «Черном Ветре» еще не освоили искусство гордо избегать сахаалова любимца? Потому что керамитовый солдафон с чумного корыта норовит залезть в МОИ дела?

Было уже совершенно ясно, что экстремальный способ психокоррекции не сработал, только успокоил на время. Маленький брат снова поднял голову, скалит зубы, рвется в бой. Ну что ж, я отпущу тебя порезвиться, братишка, но ты ведь в курсе, что если выбираешь противника себе не по зубам – это потом больно и обидно? А временное затишье тоже вариант.

– Тасвий, мне опять нужны трое смертников.

Телохранитель всё-таки вякнул непонимающе, сделал полный ужаса и мольбы взгляд. Лем ответил ему широкой счастливой улыбкой:

– У каждого может быть любимая глупая забава. Прости мне эту маленькую слабость, хорошо? – и Тасвий поперхнулся неуместным вопросом.

На этот раз Лему не требовалось ломать себя изнутри, всего лишь выпустить пар и напомнить Младшему об осторожности, поэтому улыбка так и осталась на его лице при шаге в камеру. Он просто направился прямо к ожидающим его людям, и с той же улыбкой залепил кулаком в лицо ближайшему. И рассмеялся их секундной растерянности. Он так и продолжал потом драться – смеясь, даже когда его уже сбили с ног. Небытие наступило быстро.

Комментарий к Глава 3.

Эпиграф:

Г.Самойлов

“Весёлый мир”

========== Глава 4. ==========

Не живу, а выживаю,

Выживаю из ума

Митрих понял, что это будет война в тишине и тайне. Капитан Сахаал – весьма опасный в гневе воин и сильный лидер, ему позволительно не обращать внимание на мелочи. Но придётся всё же открыть брату глаза на очевидные злоупотребления и вольности, расцветшие на крейсере при потворстве его любимца.

Идеально было бы провозгласить: «Regina probationum!» и швырнуть кающегося человека к ногам его слишком доверчивого господина, но, к сожалению, Зо Сахаал, отлично знакомый с привычками собратьев по легиону, прямо пригрозил смертью даже за недоказанную попытку нанести физический вред как самому белоголовому, так и его имуществу – одушевленному и неодушевленному. Предстояло либо добиваться чистосердечного признания исключительно моральным давлением, либо добывать другие доказательства совершаемых «доверенным помощником» преступлений.

Митрих постепенно опробовал оба пути. Увы, человек оказался совершенно равнодушен к шепоту из темноты, внезапным появлениям прямо перед ним ужасающих останков других осужденных и подробному описанию предстоящих любому грешнику казней. Равнодушен – это значит одинаково отказывался и трепетать, и впадать в самоуверенную браваду. Сахаал как-то подтвердил мимоходом, что дерзить легионеру не смеет ни один смертный, и Митрих рассчитывал, что человек, коль уж он так уверен в своей безопасности, будет наглеть с каждым её подтверждением. Однако манера Лема на перечисление пыток кротко отвечать «если так будет угодно чтимому Зо Сахаалу», причем проделывать это прямо перед очередным регистратором видеонаблюдения, свела попытки провокации к полному провалу, то есть к ехидному, но вполне весомому при этом выговору от оного Сахаала.

Что же до иных улик, то первого же приведенного Митрихом свидетеля Унус – официальный дознаватель корабля – просто отказался слушать, пояснив:

– Я не сомневаюсь в твоём искусстве, боевой брат. Как и в твоих целях.

Митрих взбесился и потребовал устроить старшему помощнику очную ставку со свидетелем в присутствии Митриха и самого Унуса. На это Первый согласился.

– Что ты скажешь о своих встречах с людьми, поклоняющимися трупу-на-троне? Тайных встречах в одном из технологических коридоров, непосредственно рядом с их “святилищем”? О тех контейнерах, которые передаешь им при каждой встрече?

– Со сподвижниками старшего техника Антария? – уточнил Лем, печально глядя на скорченную фигуру у ног Повелителя Ночи. – Я стараюсь проводить такие встречи не реже раза в декаду, но не всегда получается. Не мог бы ты, досточтимый Митрих, уточнить, что именно ты желаешь услышать?

Митрих торжествующе взглянул на Унуса.

– Что за культ? – невозмутимо поинтересовался тот.

– Проимперский, с налетом техноереси, с базовой догмой «Труд – тоже молитва». Это, в основном, те техники, которые достались капитану Зо Сахаалу вместе с самим кораблем, наследство инквизитора Торна. Они верят, что «Черный Ветер» – имперский корабль, осиянный волей бога людей и благословленный богом-машиной. И что ублажая машинный дух корабля, они защищают его от тлетворного влияния пространства Вортекс, то есть делают праведное дело. Очень ответственные техники, включая ряд самых квалифицированных на корабле. Я регулярно передаю их замечания и пожелания Фиррентису, а он в ответ передает им инструменты и материалы сверх штатного довольствия. Но, конечно, они уверены, что противостоят капитану Зо Сахаалу, и я слежу, чтобы их мысли не приобрели нежелательного направления. Чтимый капитан проинформирован об этой моей работе.

Митрих уже понял, что что-то пошло не так. В ответ на его раздраженный взгляд Унус счел нужным пояснить:

– Капитан считает, что не важно, кому люди молятся, важно, кому на пользу они трудятся. И насколько хорошо делают порученную им работу.

– Неужели? – прошипел сержант. – Хорошо. Я покажу ему запись этого разговора, и пусть он сам мне скажет, что он считает!

Унус и Лем одинаково безэмоционально проследили, как за взбешенным Митрихом закрывается дверь. Затем Первый развернулся к человеку, и тот протестующе помотал головой.

– Нет. Я ничего не делал для этого. Досточтимый Митрих получил все результаты полностью своими силами. Он, безусловно, умеет проводить расследования.

Легионер очень по-человечески вздохнул в ответ.

– Чтимый Унус, я прошу позволить мне забрать в свою свиту человека из команды «Черного Ветра». Антарий – отличный техник, но, если отправить его обратно после всего, что он сегодня пережил и услышал, у меня сильно осложнятся отношения с его собратьями. Понимаю, что решать должен капитан, но он сейчас, кажется, занят.

– И всё-таки ты развлекаешься, – неодобрительно покачал головой легионер.

– Только когда ничего другого не остается.

«И всё-таки ты развлекаешься»: чтимый Унус опять чудовищно преуменьшил. Такого головокружительного азарта Лем не испытывал никогда. Митрих был не просто злобствующим тупицей, нет, он действительно умел получать информацию и манипулировать людьми – хотя и очень грубыми способами. И упорный при том: уж если решил изжить с корабля неугодного смертного – быстро не отступится. К тому же, Митрих был братом по легиону, а не просто мимохожим наемником, его мнение действительно кое-что значило для чтимого Зо Сахаала. Если просто отпустить дела на самотек, капитан очень даже вероятно может вспомнить славное прошлое и начать блюсти традиции Повелителей Ночи более дословно. И вряд ли чтимому Зо Сахаалу радостно узнавать о некоторой недальновидности с таким трудом обретенного боевого брата, а приносящий неприятные сведения оказывается и первым адресатом капитанского раздражения. А значит, рассказывать о неуместных действиях Митриха капитану должен сам Митрих, а никак не Лем.

О да, это была воистину чудесная игра, изящная и рискованная, с высокими ставками и опасностью фатального проигрыша, то, что нужно бесстрашному смутьяну, так и не уснувшему в разуме старшего брата. Устроенная ему Лемом безнадежная драка только слегка утолила адреналиновую жажду, не более. Развлекаюсь, когда ничего другого не остается: в конце концов, с Митрихом всё равно надо что-то делать, и более безопасных идей у Лема не нашлось.

Но каждый новый выпад из темноты, каждая новая «случайность», обращенная уже даже не на самого Лема, а на самых слабых из его людей, воспринималась как истинный дар Четверки – во всей неоднозначности такого дара. Как очередной знак продолжения головокружительной игры, знак того, что Митрих из Повелителей Ночи всё еще считает смертного Лема врагом, достойным времени и усилий. Не добрый, но очень желанный знак.

Сделав всего несколько шагов от двери, ведущей через короткий шлюз к белым и светлым комнатам, Лем услышал сбивчивый топот лёгких ножек. Юная Кларисса мчалась по темному коридору, и ее белое форменное платье было уже совсем, совсем не белым. Сопровождавший командира Тасвий немедленно сунулся вперед и перехватил слепо бегущую девочку.

– Чья кровь? – Тасвий умел правильно сформулировать вопрос. Если бы вся эта кровь принадлежала Клариссе, она вряд ли смогла бы так нестись. Ответа он не дождался, девочка судорожно забилась в его руках, а потом обмякла и зарыдала.

– Скажи своей рабыне, чтобы она была внимательнее. Она помешала нашей работе. Полагаю, я мог бы даже счесть эту помеху злым умыслом с её стороны.

Сначала был голос – гулкий и шипящий одновременно. Потом – два багровых огня во тьме, и блики пробегающих по доспеху молний. Только потом на границу света вышел бессмертный воин Митрих во всей угрожающей мощи.

– Я с вниманием выслушаю твои обвинения, досточтимый легионер. И готов компенсировать любой ущерб, нанесенный моими людьми, – Лем тоже двинулся вперед, как всегда вставая между легионером и смертными.

– У тебя бесполезные люди, не умеющие даже смотреть, куда идут. Твоя рабыня влетела, – Митрих насмешливо рыкнул, – прямо в процесс совершаемого нами правосудия. Исполнения приговора, вынесенного братом Зо Сахаалом. Как глупая муха в изящно сервированное блюдо, хах!

– Слабость человеческих глаз в здешней благодатной тьме известна любому разумному существу. Я не вижу в поступке девушки злого умысла. Однако ущерб твоим трудам был нанесен, и ты в праве требовать компенсации.

– О, я потребую, разумеется!

Лем смиренно поклонился в ответ и развернулся к Клариссе и Тасвию. В два движения он разодрал на девочке окровавленное платье, третьим тут же накинул ей на плечи собственный китель.

– Тасвий, отведи её в каюту!

Затем слитным танцевальным пируэтом Лем развернулся, на ходу подхватывая с пола кровавое тряпье, и шагнул к Повелителю Ночи.

– Девушка неосмотрительно унесла на себе часть той крови, которую ты собирался использовать в своей работе. Я возвращаю тебе утраченное, и полагаю это справедливым возмещением ущерба.

За спиной раздался сдавленный возглас ужаса: Тасвий не успел отойти за пределы слышимости. Оборачиваться сейчас было бы крайне неразумно, осталось только надеяться, что телохранителю хватит соображения выполнить приказ и не застрять на виду у легионера. Лем с поклоном протянул Митриху белую тряпку.

– Я-а. Приду. За тобой. Знай. Это.

– Я считаю такую компенсацию сообразной ущербу, благородный Митрих. Если же ты не согласен, то увы, лишь чтимый капитан Зо Сахаал может рассудить нас. Мне кажется крайне нежелательным привлекать его внимание к такому мелочному спору, но если такова будет твоя воля…

Самое сладкое в этих играх – отсутствие гарантий. Лем не мог бы с уверенностью сказать, сдержится ли доведенный до последнего предела ярости легионер, или все-таки пустит в ход уже на половину извлеченный из ножен гладий. Именно ради этого момента неопределенности стоило жить!

Когда грохот тяжелых шагов растворился в темноте, Лем тоже вернулся в свой блок – забирать китель и успокаивать людей. По пути запихнул платье в ближайший утилизатор и отругал себя: не засти разум Митриху бешенство, он ведь мог бы и забрать предложенную компенсацию. Растерзанная окровавленная одежда – характерно белая и с личным знаком старшего помощника – брошенная где-нибудь среди прочих «предупреждений» – это могло быть очень сильным ударом по репутации Всемогущего Лема-Покровителя. Какая удача, что легионер оказался еще большим дураком, чем сам старший помощник. Удача любит психов…

Кларисса жила в общей каюте с еще четырьмя женщинам, и теперь две из них нервно суетились, вытирая бурые пятна с лица и рук девочки, пришедшая на шум администресса Байона пыталась добиться подробностей от Тасвия, а Тасвий, отмахиваясь от расспросов, поднимал по тревоге свой отряд.

– Отбой паниковать! – скомандовал Лем достаточно громко, чтобы перекрыть этот балаган, и продолжил уже обращаясь к Тасвию. – И людям отбой. Мы не воюем с чтимыми легионерами, запомни это навсегда.

– Даже если они угрожают тебе?

– Тасвий, Повелители Ночи ВСЕГДА угрожают ВСЕМ, это нормально. Ты охраняешь меня от всего и вся, КРОМЕ наших великих бессмертных владык. Полезешь с оружием на легионера – и даже я не смогу тебя спасти. И главное, это будет совершенно ненужная жертва, потому что между «угрожают» и «атакуют» лежит бездна. Просто есть способы навредить человеку, даже не прикоснувшись к нему. Поэтому Байона, Тасвий, доведите до сведения людей: отныне исполнение заданий за пределами моих покоев – дело сугубо добровольное. Я по-прежнему гарантирую, что безопасности моих людей ничто не угрожает, но от «безобидных случайностей» никто не застрахован…

Говоря, Лем продолжал двигаться. Он прошел к Клариссе, судорожно сжавшейся на краешке кровати, накинул на нее лежавшее в изножии покрывало, уже из-под этого импровизированного полога извлек свой китель, осмотрел мельком и отбросил на пол – в чистку; потом поплотнее укутал девочку в покрывало – словно ребенка пеленал, и присел рядом, заглядывая в лицо.

– Не ходи пока из моих комнат, хорошо? Здесь мистресс Байона как следует следит за порядком и под ноги не попадается всякая гадость! – Лем с шутливой лаской коснулся пальцем кончика носа Клариссы. – Может ей амасека немного, как считаете, мистресс?

– Они сказали, что придут за мной… Я бежала, и все время слышала это… – девушку начало трясти еще сильнее.

– Но не сюда же, милая! – весело отозвался Лем. – Знаешь, что такое заповедник? На райских мирах есть такие места, где маленькие большеглазые оленята вроде тебя могут не бояться охотников. Вот здесь у нас такой заповедник, запомни! Ну, всё хорошо?

Кларисса неуверенно кивнула, Лем одобрительно подмигнул ей в ответ и покинул комнату. Всё необходимое сказано, зрителей было достаточно, остальное доделают слухи, пересказы и обсуждения.

– Тасвий, сходи ко мне, притащи чистый китель, а? И сам, кстати… – Лем указал на сильно пострадавший при поимке Клариссы рукав. Тасвий кивнул и зашагал в глубь блока, а Лем завернул в туалетную комнату отмывать с пальцев бурые пятна. Сплошная грязь от этих Повелителей Ночи!

***

Теперь, когда судьба обосновавшихся в Вортексе братьев стала известна, Зо Сахаалу больше нечего было делать в этом недружелюбном пространстве, однако и покинуть Вопящий Вихрь было непростой задачей. Было решено, что наибольшую вероятность успеха сулит путь, подсказанный варлордом по имени Гэр Трёхпалый. Этот бывший человек не скрывал, что присутствие в Вортексе набирающей силу варбанды Зо Сахаала смущает его и грозит в скором будущем глобальным изменением расстановки сил. Своими методами узнав, что пространство Вихря отнюдь не привлекает Зо Сахаала само по себе, Гэр предложил легионеру компакт. Трехпалый указал Сахаалу проверенные путь и средства для того, чтобы выйти через барьер варп-штормов в стабильное неимперское пространство, а Сахаал обязался не передавать эти знания более никому в Вортексе и покинуть Вихрь, как только появится для этого возможность.

Разумеется, Трёхпалый преследовал более одной цели, указывая единственного известного ему колдуна, способного открыть варп-портал с нужными свойствами. Этот колдун принадлежал к особому конвою при кораблях Ковенанта Х, с которым варбанда Гэра находилась в состоянии войны. Однако же Зо Сахаал твердо решил покинуть нестабильное пространство, а потому без колебаний решился бросить вызов всемогущему Ковенанту.

В стычке с транспортным конвоем Ковенанта Зо Сахаал в результате бактериологической атаки полностью потерял команду союзного корабля «Грешница», и еще два судна получили тяжелые повреждения, однако же бой был выигран. Помимо искомого колдуна, Сахаал получил в качестве трофеев два малоповрежденных фрегата – «Иероним ХII» и «Гонитель».

***

Лем был очень поверхностно знаком с личным составом на союзных кораблях, поэтому задача сформировать дееспособную команду для полностью опустевшей «Грешницы» и одновременно с этим сбалансировать верными людьми условно-лояльные команды двух трофейных фрегатов потребовала от него полного сосредоточения сил. В результате по худшей трети живой силы с каждого из трофеев были отправлены на «Грешницу», капитаном туда утвержден один из опытнейших офицеров «Черного ветра», а наместником Зо Сахаала и гарантом силового обеспечения – Митрих со своим взводом. Остальной дефицит на всех трех кораблях пришлось компенсировать за счет добровольно переданных союзниками человеческих резервов, и это были отнюдь не самые лучшие кадры. Гафар с полувзводом легионеров-кхорнитов и целой командой отобранных Лемом администраторов отправились контролировать ситуацию на менее ценном «Гонителе», а Унус с чернецами приняли «Иероним».

Сам Лем мотался между «Иеронимом» и «Черным Ветром», поскольку старший командный состав «Иеронима» был признан в целом вполне годным, но нуждающимся в контроле, и желательно не только силами Повелителей Ночи. Большинству людей просто требовалось помочь со сменой некоторых векторов в работе, остальное же они могли прекрасно выполнять без ежечасной угрозы за плечом, и это было тем более ценно, что пятеро чернецов всё же не смогли бы охватить достаточно пристальным вниманием весь фрегат.

Сначала Лем радовался, что Митрих далеко и слишком занят, чтобы путаться под ногами. Однако через декаду непрерывной работы, почти полностью состоявшей из муторного просеивания подгнившего человеческого материала в поисках хоть сколько-нибудь годных исполнителей, он уже откровенно тосковал по Игре. Приведенные к покорности офицеры с трофейных кораблей не давали и намека на противодействие, а при посещении жилых палуб и равнодушных к новостям внешнего мира трюмов Лема сопровождал настолько внушительный силовой отряд, что его вид охлаждал даже самые горячие головы. Сахаал не хотел, чтобы Лем подвергался опасности, Унус и Тасвий не хотели этого еще больше. Чего хотел Лем, как водится, было не важно.

Клокочущее бешенство стало постоянным фоном, извечной хмарью на краю сознания. Лем глушил его работой, но рутина только усиливала адреналиновый голод, просто в вымотанном за день теле не оставалось уже сил на глупости. Бешенство не находило выхода, зато нашло адресата.

Первого заместителя капитана на «Иерониме» звали Каром, он был почти так же светловолос, как сам Лем, он тоже умел изображать изящные манеры и полное понимание, он крепко держал в руках нити, ведущие ко всем значимым системам корабля. Он с непристойной лёгкостью принял смену власти, сказав, что ему всё равно, кому служить, лишь бы служба была оценена по достоинству. Он был полезным человеком, основным рычагом успешного управления на «Иерониме». И он смел неприкрыто наслаждаться жизнью и властью. Лем сам в первые же дни попросил Унуса не трогать Карома, поскольку старший офицер был куда полезнее в уме и силах, чем раздавленный ужасом. И Каром успокоился, свято уверовал в свою незаменимость, начал наполнять свои комнаты девицами, покрикивать на остальных офицеров корабля и дружелюбно, на равных обсуждать дела с «милордом Лемюэлем». Он хорошо делал свою работу, и думал, будто этого достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Каром воплощал собой ту уверенность, которую запретил себе Лем.

Лем не знал, что способен испытывать такую ненависть к человеку, ничего не сделавшему ни ему лично, ни его ближайшему окружению, просто за слишком вальяжные повадки и за манеру открыто наслаждаться и по мелочи злоупотреблять своим статусом. Лем смеялся над собой, полностью понимая теперь, за что его самого не выносит Митрих: мол надо бы рассказать чтимому сержанту, что он воспитал ненавистного человека по своему образу и подобию. Смех горчил и не избавлял от нарастающей ярости. С каждым днем ровная доброжелательная улыбка в разговорах с офицером Каромом давалась все большим напряжением воли.

Лему казалось, что бешенство достигло уже высшей точки. Но тут бессмертный Унус стал чаще обычного искать его общества, и лишь для того, чтобы напряженно промолчать недолго и снова уйти. Унус действительно был слишком похож на человека, и, если бы так вел себя друг, Лем подумал бы, что он в смятении и неумело ищет помощи.

Короткое и крайне осторожное расследование привело к женщине, не молодой и некрасивой смертной, с мутацией, обратившей ее правую ногу в птичью лапу. К женщине с лицом недобитого гвардейца штрафной роты и квалификацией пилота-универсала, одной из лучших пилотов на этом корабле. К женщине, состоявшей в оппозиции к набиравшему силу Карому задолго до появления на корабле сил Зо Сахаала, переведенной по распоряжению Карома в группу материального обеспечения и лишенной доступа к реальному пилотированию.

…Этот ублюдок еще и смеет неэффективно использовать человеческие ресурсы…

К женщине, чей потухший взгляд загорался детским восхищением при взгляде на Унуса, легко и безошибочно выделяя его среди остальных клонов, даже в темноте, даже по едва мелькнувшему наплечнику.

– Ты ведь не вмешиваешься в здешнюю иерархию, если не нарушен закон? – уточнил Лем, после очередного рабочего совещания. Унус только развернул к нему шлем: настолько очевидный вопрос не требовал ответа.

Бешенство и горький смех клокотали в горле. Еще один, свято блюдущий интересы Зо Сахаала, воплощенная буква Устава. Чего хочет Унус – не интересно никому, начиная с самого Унуса. Лем собирался иронично улыбнуться, но получился издевательский оскал.

– Ты помнишь техника Детора, досточтимый Унус, то ли разжалованного, то ли нет? Это же такие простые слова: «в любом случае, тебе здесь не место»! Особенно простые, если ты бессмертный воин и наместник адмирала Зо Сахаала на этом корабле. Тем более простые, если квалификация человека действительно не соответствует должности.

Лем замолчал, легионер отвернулся и вышел из тактической комнаты. И в этом безмолвии воина тоже, конечно, был виновен Каром. Потому что Первый чтит интересы флота, а Карому ничто не помешало использовать высококлассного специалиста в качестве младшей кастелянши корабля. На следующий день у досточтимого Унуса появился личный пилот, но вины с Карома это не снимало.

Сам себе Лем казался декоративной фарфоровой чашей, до краёв наполненной прометием высшей пробы. Тонкий фарфор кажется почти прозрачным, но только кажется, и совсем не трудно скрывать содержимое, если форма и материал даны тебе от рождения. Ты не можешь стать прозрачным по-настоящему, можешь только взорваться или разбиться. Каром всё больше походил на тот камень, который расколет хрупкую стенку.

***

Надо отдать Митриху должное: он смотрел на ситуацию вполне здраво. Конечно, он не отказал себе в удовольствии изложить всё, что думает об оказавшейся под его присмотром команде, но сразу после мечтательных слов о децимации вздохнул, и сам произнес, что в нынешних обстоятельствах это было бы недопустимым расточительством. Сахаал всегда был уверен в разуме своего брата, и теперь выразил одобрение его взгляду на вещи.

Тем возмутительнее оказалась пришедшая часом позже информация с «Иеронима XII», где после подавления силами Повелителей Ночи малозначительного восстания в одном из технических отсеков, по приказу Карома были казнены несколько офицеров, не принимавших даже непосредственного участия в беспорядках. Информацию передал Унус, связавшись с Лемом и Сахаалом одновременно, Лем пообещал прибыть на «Иероним» немедленно, и Зо Сахаал выразил категорическое желание составить ему компанию. Оспаривать намерение капитана никто не стал.

Зо Сахаал всего лишь собирался немного выпустить пар, а заодно максимально убедительно объяснить человеку, что любые не устраивающие его кадры сейчас следует отдавать на суд Лему для дальнейшего перераспределения по дефицитным командам. Но Каром ни разу не видел Зо Саахаал в гневе.

Глядя, как ничтожество, час назад вершившее чужие судьбы, бессмысленно бьётся в аккуратном кольце скорпионьего хвоста, Лем чувствовал огромное облегчение. Всё-таки удача любит психов, и главным безумцем в этой комнате она явно считает некоего милорда Лемюэля. Не от Лема зависело, что раздолбанная психика выберет такой способ персонификации негатива, выберет в качестве объекта ненависти именно чужака с трофейного корабля, а не чтимого Зо Сахаала, например. Не его решением, а только по собственной глупости Каром так не вовремя свел счеты с неугодными; и Сахаал не спрашивал Лема, когда решил сорваться на полезном, в общем-то, человеке. И уж точно не от Лема зависело, что Каром окажется настолько мягкотелым, и теперь на глазах превращается из высокопоставленного офицера в перепуганное животное. Он не стал бы по собственной воле выводить Карома из строя, но, боги, до чего же хорошо на сердце!

Всё, что сделал, вернее НЕ сделал Лем – не попытался остановить Повелителя Ночи, когда только увидел первые признаки совершенно животной паники на лице Карома. А теперь оставалось только смириться с тем, что полезным членом команды этот человек, скорее всего, уже не будет никогда. Лем-то видел, что Сахаалу приходилось прилагать некоторое усилие, чтобы не дать трепыхающейся падали случайно угробиться о бритвено-острое скорпионье жало. Глаза стеклянные, на губах пена, и бьётся, бьется, уже будучи отброшенным на пол.

– Что это? – брезгливо процедил Зо Сахаал.

– Человеческая слабость, досточтимый капитан. Моя вина, я уже забыл, как ведут себя люди, не живущие с чтимыми Повелителями Ночи бок о бок, иначе бы предупредил тебя. Но я полагаю благом, что излишняя впечатлительность этого человека обнаружила себя сейчас, а не во время какого-нибудь важного боя. Оставлять его на том посту, который он занимал, было попросту опасно. Думаю, корабль уже в достаточной мере приведен к покорности, и чтимый Унус без особых проблем закончит работу без участия этого… – Лем демонстративно сделал шаг в сторону от остро воняющего тела.

–Хмф…– в неопределенном ворчании сквозь динамики отчетливо присутствовал оттенок извинений. Лем вежливо улыбнулся.

– Если тебе это важно, мой капитан: я свидетельствую, что тому же Фиррентису ты регулярно высказывал своё неодобрение куда менее сдержанно, чем этому человеку сейчас. БЫВШИЙ старший офицер Каром просто оказался чрезвычайно трусливым существом, и хвала Четверке, что мы узнали об этом не слишком поздно.

Долг оставался превыше всего, и Лем проследил, чтобы вонючую тварь забрали, отмыли и заперли в её покоях со всем уважением и удобствами. Если бывший старший офицер соблаговолит очухаться, то пост консультанта без права принятия решений ему при Унусе обеспечен. Однако Каром не в должной мере воспользовался этим шансом.

Лем посетил его через двое суток, и нашел вменяемого, но полностью деморализованного человека. При упоминании легионеров Каром вздрагивал, идея встретится с одним из Повелителей Ночи лицом к лицу спровоцировала истерику. Унусу такой подручный явно ненужен, поскольку сможет работать только через посредника. А через посредника можно работать и в худшем состоянии.

Каром всё говорил о кошмарности случившегося недоразумения, и как не имел и мысли, что его действия могут быть так превратно истолкованы и вызвать такой гнев… Лем думал, что вот это суетливое самооправдание – это такая финальная искра, падающая в чашу, дающая шанс просто выжечь прометий до того, как стенки не выдержат. Многое он мог бы переварить ради обеспечения Унусу поддержки на «Иерониме», но как намерение уютно жить под властью Повелителей Ночи вообще могло зародится в голове настолько слабовольного существа?

Искра упала.

– Господин Каром, поверьте, нет ничего странного в том, что вы испытали ужас перед легионером из Повелителей Ночи. Это нормальное положение вещей. Серьезно нервничать стоит, если вас начнёт пугать кто-нибудь значительно менее грозный.

Офицерский кортик в вычурных ножнах валялся на столе среди прочих статусных безделушек. Лем мимолетно осудил такое обращение с оружием, и прибавил это осуждение к общему счету. Рукоять уютно легла в ладонь вместе с поясной петлёй ножен, обнажать клинок Лем не собирался.

Каром подался вперед в ответ на несвязанную с его предыдущими словами реплику, и первый размашистый удар поперек лица откинул его на спинку резного кресла.

– Милорд! – взвизг вышел совершенно поросячьим, и у Лема окончательно сорвало тормоза.

– Да, господин Каром? – вежливо откликнулся он, снова замахиваясь. Каром успел вскинуть руку, и крупный аметист – центральный элемент инкрустации ножен – глубоко рассадил ему фаланги пальцев. – Что-то не так?

– Милорд Лемюэль!

Лем непонимающе поднял бровь, обозначил некоторое изумление поверх доброжелательной улыбки. Третий удар упал выше прижатой к лицу ладони и оставил борозду над бровью.

– Неужели и я вас тоже пугаю? Это, действительно, странно.

Жалкое подобие человека не пыталось сопротивляться. Каром скорчился в своём огромном кресле и скулил, только вяло дергая руками в ответ на очередной замах.

– Это просто ужасно, господин Каром. Вы ведь понимаете, что происходящее сейчас попросту невозможно? Даже если предположить, что славный милорд Лемюэль способен на подобное отвратительное насилие, этого всё равно не может быть. Только не с вами, господин Каром, не правда ли? Вас совершенно точно никто не посмеет так ударить. Кровь из рассеченного лба не может заливать вам глаза. И что это за сорванный ноготь? Вы, определенно, бредите.

«Консультировать, хотя бы через посредника, он сможет, только если будет вменяем в медицинском смысле» – сообщило навязчивое чувство долга. Лем досадливо дернул головой, он-то надеялся немного отдохнуть от этого голоса. Но отдыха не получилось, и Лем внял предупреждению, убрал наконец с лица сочувственное выражение и пинком опрокинул кресло. Просто и без изысков отбить мерзкой твари что-нибудь не жизненно-важное он имеет право? Но разум уже перехватил управление ситуацией, напоминая, что любую рану надо будет потом лечить, что горячечный Каром, не говоря уж о мёртвом, не сможет быть источником полезной информации, и что его разбитое лицо прямо сейчас пачкает кровью очень хороший пол наборного дерева.