Текст книги "Белая Башня. Хроники Паэтты. Книга I (СИ)"

Автор книги: postsabbath

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 64 страниц)

Дороги теперь практически не было. Слабая белёсая колея изредка появлялась, словно из ниоткуда, и также внезапно исчезала. В принципе, это не было проблемой, поскольку земля была тверда как камень, почти лишена растительности и довольно ровная, если не считать множества трещин, испещривших её поверхность. Однако друзья боялись заблудиться. Дорога однозначно привела бы их к людям, а по бездорожью можно было бы плутать днями, которых у Мэйлинн уже могло бы и не быть. Поэтому Кол приказал изменить направление, и вместо южного они теперь выбрали восточное, двигаясь вдоль границы пустыни, где шанс найти оазис и людей был выше.

Действительно, не прошло и часа, как впереди показались настоящие зелёные деревья, разительно отличающиеся и цветом, и размером от коренных обитателей пустыни. Вскоре в тени этих деревьев стали видны белёсые полотняные шатры, служившие жилищем для баининов.

Оазис был невелик, поскольку родник, который бил в его сердце, был не слишком сильным. Поэтому здесь проживало не более трёх десятков баининов. Почти все они вышли навстречу подъезжающим гостям. И мужчины, и женщины были одеты практически одинаково – выбеленные длинные свободные одежды, на головах – широкие капюшоны и куски материи, которыми люди обматывали нижнюю часть лица, оставляя лишь глаза.

Кол медленно ехал впереди фургона, держа руки перед собой на уровне головы. Около полудюжины мужчин-баининов держали в руках натянутые луки. Не то, чтобы они всерьёз опасались нападения, поскольку взять у них было нечего, но всё-таки определённую осторожность соблюдали.

– Барха! – со странным гортанным выговором крикнул Кол. – Прака к’и ун[1]!

Вперёд вышел немолодой, статный баинин. Из-под капюшона выбивались густые седые волосы. Он поднял руку и прокричал несколько слов на том же гортанном языке.

– Он просит меня приблизиться одного, чтобы поговорить, – через плечо бросил Кол, спрыгивая с коня. – Не беспокойтесь, это ненадолго. Баинины не мастера длинных речей.

Он степенно, с достоинством подошёл к высокому баинину, и они какое-то время разговаривали, причём Кол пару раз указал на повозку. Вскоре его собеседник коротко кивнул головой и повернулся к Колу спиной, возвращаясь назад. Кол же вернулся назад:

– Давай, рули в оазис.

Когда лошади и фургон оказались в скудной тени деревьев, Бину показалось, что с него сняли огромный раскалённый валун. Здесь тоже было очень жарко, но эта жара, по крайней мере, уже не убивала. К фургону подошли две женщины, несущие в руках кувшины. В кувшинах оказалась вода. Она была тёплой и имела несколько странный запах, но Бин с удовольствием напился, поскольку собственную воду они экономили.

Затем женщины смочили тряпки и стали обтирать потный лоб Мэйлинн. Та лишь стонала. В последние пару часов она находилась в каком-то пограничном состоянии, между беспамятством и бодрствованием. Увидев это, женщины ловким движением расстегнули пуговицы на блузке лирры, обнажив шею и грудь. Бин резко отвернулся, покраснев до кончиков ушей. По шуршанию ткани он слышал, что женщины снимают с Мэйлинн одежду и обтирают её мокрыми тряпицами. Вероятно, у неё был сильный жар, и таким образом они пытались несколько сбить его. Бин, готовый провалиться сквозь эту неподатливую каменную землю, буркнул что-то себе под нос и быстрым шагом направился туда, где Кол продолжал разговор со старейшиной.

Оба сидели в тени на груде козьих шкур. Старейшина держал в руке странную длинную изогнутую трубку, которой время от времени затягивался, и затем выпускал изо рта и носа сизоватый дым. По долетевшему до Бина запаху он вдруг понял, что в трубке у баинина набита дурная трава, которой так любят заглушать боль и груз дневных забот обитатели Нового города. К счастью, Кол лёгким движением головы отказался от затяжки, когда старейшина протянул ему трубку.

К Бину подошёл мальчик лет восьми и восхищённо уставился на кинжал, висящий в ножнах на его поясе. Заметив это, Бин с улыбкой вынул кинжал и протянул мальчонке. Тот просиял так, словно его осыпали конфетами с ног до головы, и осторожно принял оружие. С видом знатока провёл большим пальцем по лезвию, проверяя остроту, затем внимательно осмотрел рукоять, и после неохотно вернул кинжал Бину. Бин, порывшись за пазухой, вытащил бумажный кулёк с несколькими засахаренными сливами, которыми его снабдил мэтр Бабуш. Он протянул сливы мальчику, невольно подумав, что именно так наверняка поступила бы Мэйлинн. Мальчик схватил кулёк, прокричал несколько слов на своём языке и пулей умчался куда-то в тень деревьев, вероятно, чтобы без помех насладиться невероятным лакомством.

Спустя минуту Кол, что-то удовлетворённо проговорив, полез за пазуху и извлёк оттуда кошель. Положив на заскорузлую ладонь старика пару монет, он поднялся и двинулся к Бину.

– Он даст нам проводника, – Кол достал фляжку с водой и сделал долгий глоток. – Можем выдвигаться хоть сейчас. До места нам часа четыре или пять. В общем, к закату доберёмся. Как Мэйлинн?

– Не знаю, – снова покраснел Бин. – Там баининки её обтирали.

– Да, знаю, Палла-Ха мне сказал. Женщины сообщили ему, что у неё сильный жар. Они что-то дали ей, говорят, что это поможет на время сбить температуру, но нам нужно спешить.

– А откуда ты выучил баининский? – направляясь к фургону, спросил Бин.

– Так я ведь больше полугода тут прожил, когда Каладиус нас нанял, – ответил Кол. – А у него все слуги – баинины. Волей-неволей научишься.

Когда Бин уже занял место на козлах, украдкой взглянув в глубь фургона и убедившись, что Мэйлинн вновь одета, рядом с ним вдруг взгромоздился молодой баинин, почти ровесник, или чуть старше. Он тут же расположился вполне по-хозяйски, и стал указывать вперёд, что-то говоря Бину.

– Это наш проводник, – видя растерянность в глазах Бина, откликнулся Кол. – Поедет с нами до места.

– А как же он доберётся назад? – озадачился Бин.

– На твоей лошади, – невозмутимо ответил Кол.

– Как? – на время Бин потерял дар речи. – А как же деньги, что ты заплатил?

– Деньги – это была плата за услугу, – пояснил Кол. – А конь – подарок Палла-Ха в знак признательности.

– Ничего себе – подарочек! – проворчал Бин. – Да за такие деньги он должен был лично на себе тащить нас до самого Каладиуса, да ещё и обмахивать пальмовыми листьями, чтоб нам было не слишком жарко! И что он станет с ним делать? Держать в этом богами забытом оазисе, кормя этой жухлой травой? Несчастный конь погибнет раньше, чем кончится месяц!

– Ну это уже не нашего ума дело, – отмахнулся Кол. – Ты – парень молодой, поэтому не знаешь, как делаются дела здесь, на востоке. Они вполне могли бы не только не дать нам проводника, а и выставить из своего оазиса куда подальше. Так что можешь считать, что это – мой первый бесплатный урок дипломатии.

– Да уж – бесплатный!.. – уныло протянул Кол, трогая лошадей. – Что мне теперь, вечно на этом фургоне сидеть?

– Ты погоди, мы сперва хоть до Каладиуса доберёмся, – обрубил Кол. – Я вот вообще пока не строю никаких планов насчёт того, что будет дальше. Как там, кстати, наша подружка?

– Кажется, ей получше, – обернувшись, ответил Бин.

Действительно, Мэйлинн теперь больше походила на спящую, нежели на бредящую. Что бы не дали ей женщины-баининки, это дало свой эффект. Хотя бы даже и временный. Но сейчас каждый час был на счету. Только бы найти этого Каладиуса.

– А ты уверен, что Каладиус всё ещё тут? – в продолжение своей мысли спросил Бин.

– А куда ему деться? – ответил Кол. – Если он просидел тут последние лет двести, то сложно себе представить, что именно сейчас он куда-то вдруг отправится. Да и Палла-Ха знал бы. Его племя бывает в тех краях.

– А он нас примет? – продолжал Бин. Чем ближе была цель их путешествия, тем более нервным он почему-то становился.

– Примет, – беззаботно ответил Кол. – Во-первых, он же не зверь какой-то, не оставит несчастных путников жариться у себя на пороге. А во-вторых, убеждён, ему будет чрезвычайно интересно пообщаться с нашей необычной лиррой.

– Где мы? – раздался слабый голос из фургона. Да, всё-таки Мэйлинн стало заметно получше.

– Мы уже почти приехали, – с готовностью ответил Бин, оборачиваясь. – Через несколько часов будем на месте. Вот этот человек, – Бин кивнул в сторону безмятежно сидящего рядом кочевника, – Этот человек вызвался быть нашим проводником. А ты ничего не хочешь? Может, поесть? Или пить? – с надеждой спросил Бин.

Но Мэйлинн лишь слегка покачала головой, и вновь прикрыла глаза.

Так прошли несколько часов. Солнце с издевательской медлительностью опускалось к западному горизонту, постепенно краснея. Однако жара пока ещё не спадала. Кроме раскалённого шара солнца, потоки удушливого тепла извергала и раскалённая голая земля. Все ехали молча. Бину говорить совершенно не хотелось, казалось, что солнечные лучи превратились в сверкающие каменные колонны, придавившие его к сидению. Кол тоже помалкивал, рыся чуть в стороне от фургона, чтобы не глотать поднимаемую им пыль. Ну а проводник-баинин и вовсе словно ушёл в себя. Мэйлинн же, вроде как, спала. Несколько раз Бин подносил к её губам фляжку, просто чтобы несколько освежить её, но лирра делала не более двух глоточков.

И вдруг в этой гнетущей тишине прозвучал голос. От неожиданности Бин вздрогнул. Проводник указывал куда-то вперёд и что-то говорил.

– Что он бормочет? – кое-как разлепив губы, спросил Бин.

– Говорит, приехали, – хрипло ответил Кол, привставая на стременах.

Впереди была какая-то невысокая гряда то ли холмов, то ли барханов. Именно к ней и направлялись путешественники. Но никакого дворца не было и в помине.

Через четверть часа повозка добралась до гряды. И Бин увидел, что за этой грядой находится огромный кратер, больше двухсот ярдов в диаметре и около десяти – в глубину. На дне этого кратера бушевала зелень, среди которой прятались небольшие постройки. Опять же, никакого дворца не наблюдалось.

– Он обманул нас! – воскликнул Бин.

– Нет, всё верно, – ответил Кол. – Мы действительно на месте. Это и есть дворец Каладиуса!

– И где же он? – Бину казалось, что его разыгрывают.

– Да вон, впереди, – Кол указал рукой.

Там, почти строго в геометрическом центре кратера стоял домик. Симпатичный, сложенный из белого камня, но никак не тянущий на дворец.

– Шутишь? – прищурился Бин.

– Вовсе нет, – ухмыльнулся Кол. – Погоди, скоро сам всё увидишь.

Вдруг появилась дорога, по которой фургон плавно спустился на дно кратера. Там их уже поджидали несколько человек, явно баининов, но одетых в какие-то мешковатые серые одежды. Кстати, Бин отметил, что в кратере было заметно прохладнее.

– Кто вы, и зачем пожаловали? – на ломаном имперском[2] спросил один из встречавших. Бин вряд ли назвал бы их стражниками, так как у них не было при себе никакого оружия. Однако, интуитивно он понимал, что от этого они не становятся менее опасными. Поэтому он предоставил вести переговоры Колу.

– Мы путешественники из Латиона, – ответствовал Кол. – И у нас есть очень важное дело к мессиру Каладиусу.

– А почему вы уверены, что мессир захочет встретиться с вами? – не спуская с Кола прищуренных чёрных глаз, спросил тот же человек.

– Среди нас есть лирра, с которой, я уверен, он очень захочет встретиться. Весьма необычная лирра, именно так ему и передайте. А ещё скажите, что я – центурион Кол. Надеюсь, он вспомнит.

– Он помнит вас, центурион, – слегка поклонился человек. – И просит войти.

Охранники расступились, давая дорогу фургону, который по дорожке направился к тому зданию, которое Кол назвал дворцом. Проводник же, легко спрыгнув с фургона и сказав несколько слов Колу, отвязал обещанного коня и, вскочив в седло, не говоря больше ни слова, умчался прочь.

Когда фургон подъехал к месту назначения, его встречали четверо слуг, держащие что-то вроде носилок.

– Вы можете поместить лирру сюда, – указал всё тот же человек, сопровождавший их до самого дворца. – Её аккуратно понесут. Также мы позаботимся о ваших лошадях.

– Большое спасибо, – ответил Кол, отдавая поводья одному из слуг. – Мессир Каладиус, как всегда, очень предупредителен и гостеприимен.

– Несомненно, – поклонился человек, открывая перед ними дверь.

Первым внутрь вошёл Кол, затем слуги внесли носилки с Мэйлинн, которая пыталась приподняться на локте, чтобы всё получше видеть. И вслед за ними в дверь вошёл Бин. И остановился, глупо разинув рот от изумления.

[1] Друзья! Мы пришли с миром! (баининский).

[2] Имперский язык – основной язык Паэтты, распространённый в большинстве государств, за исключением южных – Саррассы и, отчасти Дории. Когда-то на этом языке говорили жители великой Кидуанской империи, включавшей в себя почти все нынешние условно северные государства, кроме Пунта. С тех пор он и существует в качестве международного языка, слегка изменяясь под воздействием времени и местных диалектов, что значительно облегчает взаимопонимание народов Паэтты. Вообще собственные языки имеют ещё лирры и гномы, но на них они общаются лишь между собой, предпочитая говорить с иноплеменниками на имперском.

Глава 23. Каладиус

Перед Бином лежала широкая лестница, уходящая куда-то вниз. Широкая, не меньше десяти ярдов в ширину, и, должно быть, весьма длинная. Дворец Каладиуса находился под землёй, а постройка на земле была не более чем прихожей. Кол, глядя на своих спутников, довольно посмеивался. Видимо, в своё время это произвело эффект и на него самого, и теперь ему приятно было видеть изумление друзей.

– Прошу вас, пройдите вниз по лестнице, – проговорил сопровождающих их человек, делая приглашающий жест рукой.

Мэйлинн пыталась прикинуть, на какую глубину они в конце концов опустились. По её примеркам выходило, что не меньше, чем на сто футов. Да уж, кто-то явно умел строить. Не иначе, как работа гномов. Лестница была освещена светильниками – не магическими, но совершенно бездымными и источающими приятный аромат.

Наконец друзья оказались на широкой ровной площадке перед двустворчатой дверью. Дверь наверняка была не из обычных – Мэйлинн почувствовала вибрации магии, исходящие от неё. На каждой створке был изображён вставший на дыбы грифон, и на мгновение Мэйлинн показалось, что оба чудовища окинули её зорким взглядом. Судя по тому, что Бин, остановившись, ошарашенно замотал головой, ему привиделось то же самое.

– Прошу вас, друзья мои, входите! – раздался глухой голос из-за двери, а затем обе створки картинно распахнулись, причём не издав ни единого скрипа, и вообще двигаясь так, словно они почти ничего не весили.

Перед путешественниками стоял старик. Он ничем не походил на тех магов, которых обычно изображали в книгах или театральных постановках. Никаких чёрных плащей, длинных бород и кустистых бровей. Невысокий, не выше Мэйлинн, абсолютно лысый и гладко выбритый человек, которому можно было дать не больше пятидесяти. Загорелое лицо, на котором странно смотрелись выбеленные солнцем и временем брови. Морщинистая кожа не была похожа на дряблую кожу стариков, скорее она походила на крепкую древесную кору. Да и всё лицо казалось вырезанным из дерева. Ни унции[1] лишнего жира (пожалуй, даже несколько фунтов жиру не стали бы тут лишними): старик выглядел скорее тощим. Очень необычного цвета глаза – какого-то светло-зелёного оттенка – сияли ярко, словно у восемнадцатилетнего юноши. В таком же идеальном порядке были и зубы, которые хозяин с удовольствием демонстрировал в радушной улыбке. Та же серая мешковатая одежда, что и на его слугах – удобная и практичная. Единственное, что выдавало в нём мага – тяжёлое мангиловое ожерелье: никаких драгоценных камней, только ровные, гладко отполированные кругляши мангила, связанные между собой мангиловой же цепочкой.

– Добро пожаловать в моё скромное жилище, – улыбнулся старик, делая шаг в сторону, чтобы пропустить гостей внутрь. – Разрешите представиться: я – Каладиус, – старик явно нарочно опустил слово «мессир», общепринятое титулование магов. – Вас я тоже знаю, можете не представляться. Особенно мой старый приятель центурион Брос. Рад вас видеть, милейший друг.

Кол, который на протяжении пути десятки раз убеждал спутников в том, что Каладиус его вспомнит, тем не менее, похоже, сам верил в это не до конца, и сейчас он был явно обрадован и польщён:

– Благодарю вас, мессир, – поклонился он. – Мне весьма лестно, что вы вспомнили своего недостойного охранника.

– Брось, дружище! – нарочито фамильярно возразил Каладиус. – Во-первых, никаких «мессиров», ты же помнишь! Первые полтысячи лет это ещё приятно и весело, но теперь уже надоело. А во-вторых, перестань расшаркиваться и блеять о недостойности, точно баран. Помнится, за бутылочкой-другой старого пунтского ты был очень даже достойным... гм... собутыльником!

– Что правда, то правда! – рассмеялся Кол. – Я рад, что вы этого не забыли. Я тоже с удовольствием вспоминаю те денёчки.

– Ну ладно, у нас ещё будет дело покудахтать над былыми временами, – махнул рукой Каладиус. – А сейчас – прошу вас, друзья, не стойте, проходите. А то я своей болтовнёй скоро вас совсем утомлю. Госпожа Мэйлинн из рода Айрига, я счастлив приветствовать вас у себя дома, – и Каладиус невероятно галантно склонился над носилками и поцеловал руку несколько растерянной Мэйлинн. Тем не менее, та пробормотала в ответ несколько слов о том, как она рада, и счастлива, и прочая, и прочая...

– А это, надо полагать, достойнейший господин Бин из рода Танисти, – не спрашивая, а утверждая, обратился к Бину чародей. – Я также рад приветствовать вас у себя. Прошу вас, располагайтесь как дома.

– Спасибо, мессир, – млея от восторга поклонился Бин.

– Ну теперь-то ты видишь, что он – настоящий, – не преминул подпустить шпильку Кол. Бин мгновенно стал пунцовым.

– Ааа, стало быть, молодой человек сомневался в моём существовании? – весело протянул Каладиус. – Ну что ж – это издержки статуса легенды. Когда в молодости ты вращаешь мир в своих руках, заставляя его плясать по своей воле, а потом вдруг исчезаешь неизвестно куда, – нужно быть готовым, что через сотню-другую лет тебя объявят сказкой для ребятни.

– Неужели вам действительно больше тысячи лет? – не удержалась Мэйлинн.

– Так гласят легенды, – рассмеялся Каладиус. – Но я чувствую, что через какое-то время между нами не будет тайн, так что должен признаться, что легенды несколько преувеличивают. Если быть более точным, то где-то на триста лет. Мне всего что-то около семисот пятидесяти. Точнее, увы, сказать не сумею. Просто когда ты молод и амбициозен, тебе хочется заявить о себе в полный голос. Вот я и приписал себе лишних триста лет в своё время, чтобы производить большее впечатление. Ну а теперь-то уж это дела столь минувших лет, что давным-давно даже те, кто знали мой истинный возраст, забыли об этом, а скорее вообще перестали думать обо мне. Ведь это лиррийские магини – ну зачем им забивать голову каким-то человеческим колдуном?

– Вы знаете, что мы прибыли к вам за помощью, – Мэйлинн решила не терять времени.

– Конечно знаю, – быстро перебил Каладиус. – Но я вижу, что некоторая помощь необходима вам прямо сейчас. И я вполне неблагоразумно дал вовлечь себя в беседу, хотя должен был немедленно направляться с вами в лабораторию, ибо вижу, что вы серьёзно больны. Но что поделаешь – я так редко могу наслаждаться обществом гостей... Однако же, – перебил сам себя волшебник. – Я снова начинаю болтать. Прошу вас, друг мой Кол, друг мой Бин, располагайтесь. Ешьте, пейте, отдыхайте. Мои слуги исполнят любую вашу просьбу. А мы с госпожой Мэйлинн направимся в мою лабораторию, если она не возражает.

– Конечно, я не возражаю, – ответила Мэйлинн. – Надеюсь, вы сможете мне помочь.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – блеснул улыбкой маг. – Ведь я же – легендарный Каладиус.

***

Наступило утро. По крайней мере, Бин проснулся, и по его ощущениям было утро. В подземном дворце, понятное дело, время по солнцу определить было нельзя. Бин от души потянулся. Он лежал в кровати в небольшой, лаконично обставленной комнате. Собственно говоря, кроме кровати и пары стульев, на которых сейчас была в беспорядке набросана его одежда, никакой другой мебели не было. Пара лампадок, таких же, как и везде – довольно ярких и бездымных – светилось по углам, разгоняя мрак. Где-то слышались голоса, и Бин решил, что пора вставать. Несмотря на то, что вчера вечером он весьма плотно поужинал, сейчас он чувствовал, что с удовольствием бы не менее плотно позавтракал.

Одевшись и кое-как пригладив пятерней всклокоченные волосы, Бин вышел за дверь. Он оказался в большом круглом холле. В этот холл выходило около дюжины дверей, расположенных по одной стороне, а на другой стороне было огромное окно, освещавшее холл мягким светом. Бина очень удивило, что в пустыне имелся такой шикарный водопад, на который выходило это окно. Но спустя мгновение он вдруг осознал, что находится сейчас глубоко под землёй, и, следовательно, никакого водопада он бы не смог увидеть, даже будь он рядом. Окно явно было магическим.

– Впечатляет, да? – услышал он голос Кола.

Приятель сидел на мягком кожаном диване в центре холла. Диван этот представлял собой незамкнутое кольцо, причём сидеть можно было как с внутренней его стороны, так и с внешней. Внутри него стоял круглый стол чёрного дерева, на котором дымился завтрак.

– Впечатляет, – согласился Бин, подсаживаясь к столу и хватая из огромной тарелки что-то неизвестное, но чрезвычайно, как выяснилось, вкусное.

– Не так, конечно, как твой храп, – хмыкнул Кол. – Нет, серьёзно, друг, ты что – специально этому где-то учился? Я, знаешь ли, слышал в своей жизни немало храпунов, пока ютился по казармам. Но всем им до тебя далеко. Ты – просто король храпунов! Сомневаюсь, что обитатели дворца сегодня хоть на миг сомкнули глаза.

Бин сидел с набитым ртом и молча принимал сомнительные похвалы друга. Он давно приучился пропускать колкости Кола мимо ушей, и сейчас лишь следил за тем, чтобы рот не пустел. Он брал какие-то неведомые яства то с одной, то с другой тарелки, и заталкивал их в рот. Одни из них были сладкими, другие – солёными или даже горьковатыми. Но все неизменно были вкусны, причём что в отдельности, что все вместе.

– Интересно, как там дела у Мэйлинн, – задумчиво сказал Кол, откидываясь на мягкую спинку.

Челюсти Бина перестали перемалывать пищу. Чувство стыда, что он даже не вспомнил о Мэйлинн, укололо его в самое сердце. Однако вслед за ним тут же появились оправдания: действительно, не каждый день оказываешься в волшебном дворце самого легендарного мага в мире!

– Угу, – только и выдавил он, схватив бокал, чтобы поскорее проглотить еду.

– Я думаю, что нужно навестить Каладиуса, – вставая, сказал Кол. Бин поспешно вскочил за ним.

Тут открылась одна из дверей, и в холл вошёл слуга. Он обратился к ним с какой-то фразой на баининском. Кол что-то ответил. Тогда слуга, судя по тону, что-то почтительно возразил. Кол, кивнув, сел. Бин, ничего не понимая, просто плюхнулся следом:

– В чём дело?

– Слуга просил передать, что мессир Каладиус вскоре сам навестит нас, и просил подождать.

– Понятно. Значит, будем ждать, – ответил Бин и, подумав немного, взял со стола ещё кусочек чего-то сладенького.

Ждать мессира Каладиуса пришлось не меньше часа. За это время Бин успел дважды подкрепиться, благо слуги не уносили тарелки со снедью, а также детально изучить пейзаж за магическим окном. Ожидание заметно тяготило его. Кол же, как и всякий бывалый солдат, привык к многочасовым ожиданиям, поэтому просто сидел, безучастно глядя в окно, и думая о чём-то своём. Разговаривать не хотелось ни тому, ни другому.

– Ну что, господа мои, как выспались? – послышался голос мага, а вслед за ним возник и сам Каладиус, выйдя из одной из дверей, которые, как и все двери в этом дворце, открывались абсолютно бесшумно.

– Спасибо, хорошо, – ответил, вставая Кол.

– Да уж, я слышал, – хитро поглядывая на Бина, ответил волшебник. – Мои слуги доложили мне, что на дворец напала целая стая пустынных львов.

Кол залился весёлым смехом, к которому присоединился и сам Каладиус, Бин же стоял, потупившись и покраснев, готовый провалиться сквозь землю.

– Ну-ну, не обижайтесь на меня, любезный мой господин Бин, – примирительно подняв руки, воскликнул маг. – Как по мне, то любое умение, доведённое до совершенства, должно вызывать лишь глубокое восхищение.

Новый взрыв смеха, а Бин покраснел так, что в ушах зашумело, а в глазах выступили слёзы.

– Что там с нашей Мэйлинн? – отсмеявшись, спросил Кол.

– С ней всё в порядке, – тут же ответил Каладиус. – И она, думаю, сейчас сама вам об этом скажет.

И действительно, почти в ту же секунду в холл вошла лирра. Вошла сама, без поддержки. И хотя походка была ещё не совсем уверенной, совершенно очевидным было то, что Мэйлинн чувствовала себя значительно лучше. Лихорадочный румянец последних дней покинул её ввалившиеся щеки. А на обветренных губах вновь играла улыбка.

– Мэй! – забыв обо всем, Бин бросился навстречу лирре, заключая её в объятия. Мгновением позже их обоих заграбастал в свои объятия Кол.

– Наконец-то ты в порядке! – кричал он в самое ухо лирре.

– Да уж, спасибо мессиру Каладиусу! – легонько отстраняясь, ответила Мэйлинн. – Да не кричи же ты так, а то я оглохну! – засмеялась она.

– Ну, вы, увальни, дайте даме присесть! – прикрикнул Каладиус. – Она ещё довольно слаба.

Бин с Колом под руки отвели Мэйлинн к дивану и стали наперебой рекомендовать угощения. Бин, который перепробовал уже всё не по одному разу, подносил лирре то одно, то второе. К их полному счастью Мэйлинн не отказывалась ни от чего. Она откусывала от подносимых ей кусков, не боясь испачкать лицо и пальцы, мычала, закатив глаза, чтобы выразить восхищение, и смотрела на присутствующих счастливыми глазами. В ответ её прожигали две пары обожающих глаз.

– Ну что, теперь, я полагаю, нам нужно поговорить? – взял инициативу на себя Каладиус, видя, что присутствующие изнывают от желания задавать вопросы. – Спрашивайте, и я стану отвечать по возможности полно и ясно.

– Я излечилась? – тут же спросила Мэйлинн, взглянув старому волшебнику в глаза.

– Нет, – спокойно ответил Каладиус. – И сомневаюсь, что ваше излечение вообще возможно. Полное излечение, я имею в виду. Мне удалось лишь купировать вашу... гм... болезнь, но, уж будьте уверены, я это сделал на совесть.

– Ясно, – Мэйлинн стоически приняла это известие. – А что вообще со мной было и чего мне ждать в будущем?

– Как бы вам объяснить?.. – несколько смешался Каладиус. – Вот! Представьте, что мы, говоря утрированно, состоим из тела и души. Так вот тело ваше совершило перерождение, или, как называете его вы, лирры, – пробуждение, а вот душа – нет. Отсюда возник своеобразный парадокс, который и привёл к нарушению работы вашего организма. Очень опасный парадокс, должен вам сказать. Без преувеличения – великое счастье, что вы вовремя попали ко мне. Сомневаюсь, что вы протянули бы больше пары недель. Может, месяц. Да и то, скорее всего, бо́льшую часть этого времени вы провели бы в коме. Если опять вернуться к грубым аналогиям, то ваше тело просто исторгло бы неподходящую душу. Вы ведь знаете, что обычно тело лирры претерпевает весьма существенные физические изменения. В вашем случае этого не произошло, поскольку тело не может уничтожить себя само, а душа воспротивилась пробуждению. Если хотите, вы были похожи на роженицу, которая никак не может разрешиться от бремени. И так же, как она, должны были умереть.

– Значит, я обречена? – тихо спросила лирра, опустив голову. В комнате повисло гробовое молчание.

– Ну почему же сразу «обречена», милое дитя? – отозвался Каладиус. – Вовсе нет. Как я уже сказал, я купировал проблему. Я не в состоянии объяснить вам всё так, как есть на самом деле, поэтому вновь прибегну к упрощениям. Представьте, что после пробуждения ваше тело стало некой особой магической сущностью, или, скорее, в нём поселилась некая новая магическая сущность. А точнее, конечно, – пробудилась. Эта магическая сущность вступила в конфликт с вашей душой. И вот я, грубо говоря, изловил эту сущность и запечатал её в клетку внутри вашего тела. И клетка эта запечатана намертво – уверен, мои коллеги из Наэлирро отдали бы на отсечение все свои конечности, чтобы взглянуть на то, как я это сделал, – самодовольно усмехнулся маг. – То, что эта сущность навеки останется в вас – факт. И открыть клетку тоже возможно. Правда, это могу сделать только я. А я, как вы понимаете, этого никогда не сделаю. Так что вы теперь можете жить самой обычной жизнью, как вы жили до вашего пробуждения.

– Значит, я не стану магиней? – с лёгким разочарованием спросила Мэйлинн. Вот ведь странность: она никогда не хотела этого, а теперь вот чувствовала какую-то горечь утраты.

– Увы, – ответил Каладиус. – Конечно, вы будете ощущать какие-то вибрации возмущения, ибо вы – лирра, а лирры весьма чувствительны к этому. Но использовать возмущение вы не сможете.

– Да и хвала богам! – встрял Кол. – Не стоит об этом печалиться, подруга! Разве ты не убеждала нас, что никогда не хотела быть магиней? Вот, твоя детская мечта сбылась! Радуйся! А главное – ты теперь здорова!

– Согласен с моим другом Колом, – кивнул Каладиус. – Вы должны быть весьма благодарны, что мне удалось вам помочь. Не так много магов в нашем мире, способных на такое. Да и вообще – нам ещё повезло, что наш мир, скорее всего, находится довольно далеко от полюсов сферы, а иначе я мог бы оказаться бессилен.

– Как это? – глаза у Мэйлинн вновь загорелись, любознательность заглушила на время все остальные чувства. – Почему вы считаете, что наш мир находится далеко от полюсов? И почему в противном случае вы были бы бессильны?

– Ну, это, конечно, лишь мои мысли и рассуждения, но я почти уверен, что они верны, – охотно отозвался Каладиус. Было видно, что он истосковался по общению и возможности блеснуть своими знаниями. – Представьте себе – уж извините, я снова использую аналогию – два магнитных бруска. Если положить железную монетку рядом с одним из брусков, она притянется к нему, поскольку возмущение, создаваемое магнитом, в этой точке будет достаточно велико. Но если положить монетку строго посередине между двумя брусками, то она не сдвинется с места. На неё будут действовать одинаково две разнонаправленные силы, что, по сути, будет аналогично тому, как если бы на неё вовсе не действовала никакая сила. Этот мысленный эксперимент вполне может показать нам и то, как работает магия в нашей Сфере. Чем ближе мы будем приближаться к какому-то из полюсов, тем сильнее будет возмущение. И тем больше магии будет в мирах. Не удивлюсь, если в мирах, близких к полюсам, даже растения – и те способны распоряжаться магией. И уж конечно, в таких мирах пробудившаяся в вас сущность была бы куда как сильней, и справиться с нею у меня могло бы и не получиться. И, напротив, в мирах, близких к плоскости экватора Сферы, магии может не быть вовсе, или она будет в столь мизерных масштабах, что её невозможно будет использовать.