Текст книги "Delicate (ЛП)"

Я была только на одних похоронах. Наверное, в этом мне повезло. Но тогда, на тех похоронах, я смогла осознать, насколько прекрасна жизнь, даже если все идет из рук вон плохо снова и снова, жизнь все равно надо ценить. Мне было десять лет, когда Кортни Лонгботтом сбила машина, и она мгновенно умерла. Я никогда не забуду лицо Невилла на похоронах. Я никогда не видела, чтобы живой человек выглядел, как мертвый. Он просто тупо смотрел в пустоту, ничего не слыша, ничего не видя. Его жена умерла. Саймон, которому тогда было всего восемь, потерял мать, и я даже не могла себе представить, что же он чувствовал. Моя семья могла отгородиться от меня, но я не могла даже представить себе жизнь без родных. Бедный Саймон просто сидел рядом с гробом Кортни и плакал все время. Джеймс, Ал и я пытались поговорить с ним, но все было бесполезно. Он не мог говорить.

Те похороны тоже были маггловскими, ведь Кортни не была волшебницей. Невилл познакомился с ней во время путешествия по Европе после окончания седьмого курса Хогвартса. Со слов мамы, он занимался исследованием какого-то растения по Гербологии, кажется, это самая сумасшедшая идея, которая могла только прийти ему в голову. Кортни была англичанкой, хотя Невилл встретил ее в Австрии. И пусть Кортни умерла шесть лет назад, я до сих пор прекрасно ее помню. Она была очень жизнерадостной и смелой – полная противоположность Невиллу. Но они прекрасно подходили друг другу. Ее смерть была настолько внезапной, что потребовалось еще несколько месяцев, чтобы смириться… То есть смириться всем нам, кроме Саймона. Он-то знал, что лишился матери мгновенно.

Когда мы с Малфоем входим в церковь, держась за руки (абсолютно платонически), первое, что я замечаю – это стоящий перед алтарем гроб. И на меня вдруг накатывает грусть, хотя я не знала эту женщину. Наверное, я просто вспомнила Кортни… И дядю Фреда, и Ремуса, и Тонкс и всех, кто уже не с нами. Может быть, это и есть синдром похорон. Они заставляют тебя задуматься о грустном и начать ценить мелочи. Мы с Малфоем занимаем свои места в последнем ряду церкви. Служба уже длиться около трех четвертых часа, но я сомневаюсь, что Малфой хотя бы что-нибудь слышал. Он просто смотрел на свои ноги все это время. Людей было немного, я бы сказала, что человек тридцать, не больше. Когда служба заканчивается, четверо мужчин в костюмах поднимают гроб и выносят его из церкви, и все присутствующие выстраиваются за ними в шеренгу и тоже покидают церковь. Я беру Малфоя за руку и направляюсь следом за ними. В этот момент мне становится интересно, а он хоть осознает, что происходит вокруг.

Мы с Малфоем покидаем церковь последними. Миссис Хэллин хоронят на церковном кладбище. После того, как священники говорит прощальные слова, гроб опускают в землю и люди начинают расходиться, пока не остаемся только мы с Малфоем и парень нашего возраста. Парень не такой высокий, как Малфой, его волосы темно-коричневые, а лицо округлое. Он не плачет, но его лицо совершенно ничего не выражает. Затем он крестится и разворачивается, чтобы уйти.

– Даррен, – окликает его Малфой, и парень оборачивается. Его лицо озаряет горькая улыбка, когда он узнает Малфоя.

– Скорпиус Малфой, – произносит он, и направляется к нам. Они обмениваются рукопожатием и улыбаются друг другу. Я могу предположить, что это тот самый внук, с которым, как рассказывал Скорпиус, он дружил. Подождите… Что я только что сейчас сказала… Скорпиус? – Ну, а ты как? Парень, я бы тебя не узнал!

– У меня все хорошо, – отвечает Малфой. – Я очень скучаю по твоей бабушке.

Даррен серьезно кивает:

– Спасибо. Она уже довольно давно болела. Я надеюсь, она теперь в лучшем месте, верно? – Малфой сосредоточенно кивает. – Ладно, а это кто?

Даррен внимательно рассматривает меня: его глаза скользят по моему животу и на его лице появляется скептическое выражение прежде, чем он снова встречается со мной взглядом.

– Ой, прости, Роза Уизли, – улыбаюсь я и пожимаю ему руку. Глаза Даррена изумленно расширяются, словно бы он узнает меня. Я искренне надеюсь, что это все же не так, потому что лично я вижу этого парня впервые в жизни.

– Роза Уизли? – смеется он. – Роза Уизли? – он смотрит на Скорпиуса, говоря это, и тот начинает стремительно краснеть. – Так вы значит вместе?

– О, нет, – быстро отвечаю я. – Мы просто друзья.

– Да, только друзья, – подтверждает Скорпиус… Или все же Малфой.

– Окей, – говорит он, продолжая улыбаться Скорпиусу, который смотрит в сторону, – мне надо идти, мама ждет в машине. Слушай, приятель, навести нас следующим летом. Нам столько надо наверстать. Приятно было познакомиться, Роза Уизли.

– Мне тоже, – отвечаю я, хотя совсем не уверена, что это действительно было так.

– Пока, Даррен, – говорит Скорпиус. – Прощайте, миссис Хэллин, – добавляет он, смотря на могилу. Он наколдовывает цветок (повезло, что ему уже исполнилось семнадцать) и кладет рядом с надгробной плитой.

– Тебя оставить на минуту? – спрашиваю я, и он кивает.

Я подхожу к карете и забираюсь внутрь. Менее чем через минуту, Скорпиус присоединяется ко мне, и лошадь начинает свой обратный путь в Хогвартс. Он выглядит немного более спокойным, чем на пути сюда. В этот раз мы сидим друг напротив друга, и я с любопытством смотрю на него, ведь в моей голове вертится довольно интересный вопрос.

– Почему Даррен меня знает? – спрашиваю я, и Скорпиус вновь краснеет по непонятным для меня причинам. Он что-то еле слышно бормочет, а потом вновь устремляет взгляд в окно. Я толкаю его ногой. – Да ладно тебе, откуда он меня знает? Разве я встречалась с ним раньше?

– Нет, насколько мне известно, – отвечает Скорпиус. Но в действительности его ответ не дает ничего.

– Скажи мне, – жалобно прошу я.

– Я… Наверное я упоминал о тебе раз или два в разговоре, вот и все, – небрежно говорит он.

– Но ты говорил, что вы не виделись с тех пор, как ты поступил в Хогвартс, – уточняю я.

– Я виделся с ним, – отвечает Скорпиус. – Летом как-то. Мы отдалились друг от друга, потому что пошли в разные школы и большую часть времени проводили порознь. Я не разговаривал с ним, начиная с лета после второго курса.

– Так что ты говорил обо мне? Наверное, это было что-то ужасное, если он так хорошо меня запомнил, – давлю я.

– Мисс Уизли, вы действительно очень настойчивы, – говорит Скорпиус, ухмыляясь.

– Я знаю, – отвечаю я. – Так что ты ему сказал?

Скорпиус закатывает глаза, вздыхает и смотрит на меня, и я сразу понимаю, что он сдался.

– Ничего плохого, – произносит он. – Просто… ерунду.

– Что за ерунду?

– Ну… ладно… я просто был немного в тебя влюблен после окончания первого курса, – быстро говорит Скорпиус. И я не могу не улыбнуться на это заявление. Он был влюблен в меня? Не в Дом? Почему я чувствую себя странно ликующей? – Эй, перестань ухмыляться, – протестует он.

– Это так мило, – смеюсь я. – Ты был совсем немножечко в меня влюблен! – я вновь толкаю его ногой, и он теперь правда выглядит здорово смущенным.

– Бьюсь об заклад, так мне казалось раньше, – говорит он, стараясь выглядеть крутым.

– Да ладно, – заключаю я, – время твоей первой детской влюбленности припало на первый курс! – он корчит мне рожицу и отворачивается к окну, делая вид, что он не в настроении. – Ой, я что, затронула больную тему?

– По крайней мере, я никогда не был влюблен в одного из АВВА.

Откуда он мог узнать?

– Как ты узнал об этом? – восклицаю я.

– Ты помнишь нашу игру в «Я никогда не…» на дне рождения Джеймса? – ухмыляется он.

– Честно говоря, я мало, что помню с вечеринки Джеймса, – признаюсь я. – Но я прекрасно помню момент этой игры, когда ты сказал, что был влюблен в профессора Чанг, например! Это ужасно, она ровесница дяди Гарри!

– У нее красивая грудь! – настаивает он.

– Она учитель! – вскрикиваю я от отвращения.

– Ну и что? Учителя тоже люди, – пожимает он плечами и достает пачку мини-лягушек из кармана. – Будешь? Ты же не завтракала.

Я беру одну из них, а затем щелчком пальцев отправляю фантик ему в голову.

– Как ты узнал, что я не завтракала?

– Я очень наблюдательный, – отвечает он и закидывает шоколад в рот. – Я знаю о каждом твоем шаге.

– Мой личный маньяк, – говорю я. – Я просто поражена.

Комфортное молчание царит между нами, пока карета преодолевает обратный путь до школы. Время от времени я вижу, что Малфой немного подавлен, но нет ничего, как мне кажется, что могло бы его подбодрить. Я лезу в сумочку, чтобы точно убедиться, что у меня нет ничего с собой, что могло бы его заставить улыбнуться или даже рассмеяться, а затем я нащупываю это – снимок с моего первого осмотра. Я никогда не показывала его ему. Захочет ли он его увидеть? Я думаю, что есть только один способ выяснить это.

– Хм, Скорпиус? – говорю я, признавая, что его имя с моих уст звучит довольно странно, учитывая, что я привыкла его называть «Малфой». Он смотрит на меня слегка удивленный тем фактом, что я обратилась к нему по имени. – Э-э… вот, – и я вручаю ему снимок. Его лицо остается невыразительным в течение нескольких секунд, а затем он расплывается в улыбке.

– Это… Это с обследования? – спрашивает он, выглядя немного напугано. Я перебираюсь на сидение к нему, чтобы смотреть на снимок вместе. Все это немного странно на данном этапе.

– Ага, снимок, – отвечаю я. – Смотри, у него нос.

Он поднимает бровь и вновь начинает рассматривать его. Скорпиус выглядит совершенно очарованным:

– Это самая крутая вещь в мире, – говорит он. – То есть… Я не вижу его, но он просто удивителен.

– Забирай, – решаюсь я.

– Правда? – спрашивает он.

– Да, храни его. Жаль, что я не показала его тебе раньше, – отвечаю я.

– Не важно, – говорит он еле слышно. – Роза, давай оставим ребенка.

========== Глава 18. Длинная ночь ==========

Иногда лучше сдержать тошноту, особенно после того, как кто-то сказал тебе, что хочет сохранить вашего ребенка… Особенно, если это все происходит на обратной дороге с похорон. Но когда я поступала так, как лучше?

Ну, думаю, это его уж точно отвлекло. Я ведь так и не дала никакого ответа. Могу сказать, что он действительно пытался не показать своего отвращения, вызванного моей внезапной рвотой, которое все равно отразилось у него на лице. В конце концов, меня стошнило прямо на его кожаные ботинки. Что же, могло быть и гораздо хуже. По крайней мере, лучше уж на ботинки, чем в лицо. Тогда было бы все ужасно.

Скорпиус возился с очищающими чарами, а я чувствовала себя просто ужасно на протяжении всей дороги, чтобы решиться вновь заговорить. Он ничего не сказал, видимо ожидая, что меня может еще раз на него стошнить. И когда мы прибыли в школу, я развернулась и ушла в спальню, чтобы просто прилечь. Где я теперь и нахожусь. Наступило уже послеобеденное время, но в спальне совершенно пусто. Я этому безумно рада, ведь мне нужно обдумать все, что сказал мне Скорпиус до моего фиаско с рвотой.

Он хочет оставить ребенка. Хочет, чтобы мы были родителями. Хочет, чтобы мы вместе меняли подгузники, кормили, купали, воспитывали его или ее, пока еще учимся? То есть, я хотела сказать, понимает ли Скорпиус, на что он обрекает себя? С детьми приятно общаться с расстояния десяти метров, а не когда вы должны о них заботиться каждую минуту, каждый день, это все не выглядит так уж и весело. Что если он или она заболеет? Я паникую в таких ситуациях. Когда Хьюго заразился ветрянкой, я позвонила маме и сказала, что Хью умирает, и она должна поторопиться домой, так что я почти не была рядом с ним в те дни. Я получила хорошую взбучку. Но что делать, если я не смогу почувствовать связи с ней или с ним? Что если меня поразит тяжелая форма после родовой депрессии, и я просто не захочу его или ее?

Что если я не такая, как моя мама?

Мне всего лишь шестнадцать. Ну, почти семнадцать, но это совсем не важно. Я считаю, что я еще слишком маленькая для этого. Я не говорю, что шестнадцатилетняя не может быть хорошей матерью. Я верю, что может. Я просто хочу сказать, что я еще не готова. Мое развитие еще где-то на уровне семи лет. Нет, это, конечно же, гораздо лучше, чем у Джеймса или Фреда, но все равно я еще слишком маленькая. И поэтому, когда моему ребенку будет семь, мое развитие станет где-то на уровне четырнадцати лет… И что тогда получается, у четырнадцатилетней матери есть семилетний ребенок?

Вот видите, это просто еще одно доказательство, что я не готова ко всему этому. Я не могу даже правильно расставить акценты в сложившейся ситуации, а все время скатываюсь в какие-то смешные крайности. Я скучаю по тем дням, когда я еще была нормальной. Хотя я никогда не была нормальной. Ну, когда это говорю, я имею в виду свою влюбленность в Тедди Люпина, раньше, хоть и знала, что у нас нет будущего, я пожирала книги (в прямом смысле этого слова и мама была очень огорчена этим фактом, но мне тогда было года три-четыре) и закрывалась в теплицах несколько раз… Но тем не менее я была нормальной. Ну, более нормальной, чем сейчас. Теперь же, я просто экс-книгоед, все также немного влюблена в Тедди, беременна, мои родители разошлись, у моего брата больше макияжа на лице, чем у меня, мои кузены становятся такими же замороченными, но их хотя бы не тошнит на друзей. Что со мной не так?

– Где ты была весь день?

Я даже не заметила Лауру Фелпс, зашедшую в спальню, кинувшую сумку на пол возле кровати и принявшуюся расчесывать волосы. Она была в своем обычном заносчивом настроении, тем более странным выглядел ее интерес к тому, где я была весь день.

– На похоронах, – отвечаю я.

– О, – говорит она. – Соболезную.

Вряд ли она говорила это искренне, но, тем не менее, мне было приятно услышать нечто подобное. Если бы она была обычным человеком, то подобное лицемерие мне было бы неприятно услышать, но зная Лауру, даже такое ее участие было просто поразительным.

– Все в порядке, – отвечаю я. – Я не знала этой женщины.

– Тогда почему ты была на ее похоронах? – спросила Лаура, вздернув свои прекрасно выщипанные брови. Почему мои брови не могут быть такой же прекрасной формы? И губы, почему они не могут быть более пухлыми? А скулы более четкими? И волосы прямыми и темными?

– Друг моего друга, – говорю я.

– О, – снова бормочет она.

Как-то неудобно даже. Мы так вежливы друг с другом, что это даже кажется неправильным. Наверное, мы просто жалеем друг друга. Ведь мы обе были унижены на глазах у всей школы, и хотя она получила по заслугам, а я ни в чем ни была виновата, мне кажется, что у нас с ней все же есть нечто общее.

– Тебя искал Малфой, – словно случайно роняет она, пока подкрашивает блеском губы.

– М-м-м, – бормочу я. Мне и правда не хочется с ним говорить… ну, я хочу с ним поговорить, но не о детях.

– Я дала ему пароль, – добавляет она.

– Ты что? – восклицаю я. – Ты дала ему пароль от гостиной Гриффиндора?

– Ну, да, – пожимает она плечами, закатывая глаза, – я подумала, что это будет в норме вещей, учитывая, что он и так у нас в гостиной тусуется чуть ли не каждый день.

Это, конечно, так, но я надеялась скрыть от него изменение пароля. Лаура встает из-за туалетного столика и начинает рыться в гардеробе. Я впадаю в легкую панику, но ведь все будет хорошо, если я просто останусь в девичьей спальне. Парням сюда вход воспрещен.

Держи карман шире.

Тогда как Скорпиус попал в мою спальню в октябре? Я тогда была слишком пьяна, чтобы думать о подобном. Лаура сменила форму на черную юбку и красный топ и обула кожаные сапожки – это ее наряд на сегодняшнее свидание. Интересно, какая сердобольная душа ее пригласила. Но, если это не мои родственники, то меня это не интересует.

Лаура покидает спальню, оставляя после себя приторно-сладкий аромат. Я задергиваю балдахин вокруг кровати и начинаю поглаживать живот.

– Тебе так повезло, – вздыхаю я. – Ты там в безопасности и тепле, и тебе нет нужды ни о чем беспокоиться, верно? Ну, за исключением того, чтобы вновь пнуть меня, – я ощущаю легкий толчок… Может быть, он меня слышит? – Неужели ты и правда, хочешь родиться в семье Уизли, возможно самой странной из всех? Я имею в виду бабушку Молли. Она будет твоей прабабушкой… И еще у нее есть странное желание кормить людей до тех пор, пока они не лопнут. Альбус Поттер и прадед Артур полностью одержимы магглами. Дед даже оставил свои коллекционные вилки в завещании Алу. А у Джеймса мозг отшибло лет в пять. Твои дедушки и бабушки обмениваются смешными поцелуйчиками. И это учитывая, что я не упомянула дядю Перси.

– А ведь ты еще и Малфой, не стоит этого забывать. Твой дед не хочет, чтобы ты появлялся на свет, но я не думаю, что стану его слушать, – слезы катятся по моим щекам. – Ведь твой отец хочет, чтобы ты родился. И часть меня тоже этого очень хочет. Я знаю, ты внутри меня всего лишь несколько месяцев, но я так к тебе привыкла. Я даже не знаю, какого ты будешь пола, но у меня такое ощущение, что мы уже связаны, – я вновь на минуту замолкаю и чувствую еще один толчок. – Я имела в виду, что кажется начала угадывать с едой, которую ты любишь. На этой неделе это был лук-порей. Ты странный малый. Почему тебе не может нравиться карри? Я готова убить за карри, но каждый раз, когда я хоть один глазком смотрю в его сторону меня жутко начинает тошнить… А иногда и тошнит.

Я судорожно вытираю слезы.

– Как мне поступить? Как я могу родить тебя в семье, где отцы и матери ну просто закадычные «друзья»? Это не справедливо. Это ни для кого не справедливо.

*