Текст книги "Нелюбовь (СИ)"

Автор книги: outlines

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Сначала, услышав всё, что высказал ему Сарданапал, Бейбарсов впал в слепую ярость. Боль поражения и горечь потери слились в сплошную красную пелену, застилавшую глаза. Если бы не рана, не позволявшая ему встать, бывший некромаг разорвал бы всех, кто оказался поблизости, голыми руками – так велики был его гнев, его злость, его ненависть.

А потом всё разом прекратилось. Слова академика долетали до Глеба, будто сквозь вату. Куда-то вдруг пропали все эмоции, выцвели все краски. И тогда неизбежным призраком пришло оно.

О т ч а я н и е.

Накрыло его своими липкими ручками, запечатало рот и закрыло глаза.

И это было хуже всего. Хуже ненависти, хуже ярости. Потому что именно этим словом Глеб мог описать Тартар. Сосущее, серое, безнадежное отчаяние. Он остался в живых, ему дали невероятный шанс начать всё сначала. Люди куда более достойные и благородные, чем он, были лишены такого дара. Но Бейбарсов не был способен оценить его по достоинству. Всё вокруг него покрылось серым пеплом безразличия.

Как только он оправился от раны, то простился с Жанной и Леной, которые пытались удержать его или хотя бы узнать, что он намерен делать, и отправился в Нижний Новгород. На первое время Сарданапал выдал ему немного лопухоидных денег, чтобы он смог встать на ноги. Бейбарсов понятия не имел, что он будет делать и как собирается жить дальше. Со своими дальними родственниками он видеться не собирался, поэтому, приехав в город, раскинувшийся над Окой и Волгой, он снял у какого-то водилы на вокзале старую дешевую квартиру и три дня сидел на продавленном диване, почти не шевелясь.

Он ничего не ел и почти не пил. Организм, и без того истощённый после тяжелой борьбы за жизнь, больше не укрепленный даром некромагии, сдал на третьи сутки вечером, и Глеб потерял сознание. Очнулся он на том же самом диване, свесившись над подлокотником, как безвольная кукла. Голова кружилась, его трясло.

За несколько суток пройдя все известные стадии принятия неизбежного, Бейбарсов смог изобрести новую – стадию скотины. Он начал пить. В жизни прежде не пробовавший водку, бывший некромаг на двадцать первом году жизни смог, наконец, оценить все её преимущества. Теперь он методично травил себя. Просыпался ближе к обеду, на автомате умывался и шёл в магазин, стоящий за углом. Возвращался обратно с пакетом, в котором гремело бутылки две-три. Надирался до нечеловеческого состояния и засыпал прямо там, где упадет. А на следующий день всё повторялось.

Несмотря на пережитое, молодое и выносливое тело не подводило его, и Глеб продержался месяц в условиях, в которых любой другой уже давно сыграл бы в ящик. Так продолжалось до тех пор, пока его не отыскали Жанна с Леной. Разозленные и обеспокоенные донельзя тем, что от него ни слуху, ни духу, некромагини, хоть и не связанные больше с Глебом общим даром, по-прежнему чувствовали его, только уже не по магическому, а по эмоциональному шлейфу.

Прибыв в Нижний и отыскав замызганную квартирку на окраине города, девушки обнаружили бывшего некромага валяющимся в коридоре. Он был небрит, осунулся, давно не стиранная одежда висела на нём грязным мешком.

– Вот же свинья! – не выдержала Ленка Свеколт.

Жанна укоризненно посмотрела на неё, но возражать не стала. Запах в тесной квартирке стоял такой, что, едва переступив порог, они синхронно зажали носы. Бегло оценив обстановку и убедившись, что Глеб живой, девушки переглянулись и, тяжело вздохнув, принялись за работу.

Для начала они с трудом оттащили тяжелого парня в крохотный грязный санузел. Бейбарсов всё ещё не приходил в себя, и голова его безвольно моталась из стороны в сторону, пока девушки общими усилиями погружали его в ржавую ванну. Жанна, краснея, стянула с Глеба пропахшую потом рубашку, а Ленка выдохнула и до упора выкрутила кран с холодной водой. Лейка душа фыркнула, выдавая жалкую струйку, и Свеколт направила на неё перстень.

Сверкнула красная искра, и на Глеба сверху обрушился целый Ниагарский водопад. Однако он так давно был в запое, что даже от ледяного душа не сразу пришел в себя. Лена несколько раз хлестнула его по заросшим щекам, и только тогда Бейбарсов приоткрыл налитые кровью глаза и с трудом сфокусировал их на девушке.

– Очухался? – холодно поинтересовалась Свеколт.

Глеб попытался закрыться руками от тугих холодных струй воды, хрипло выкрикивая не самые эстетические фразы.

– Не ругайся! – прикрикнула на него Жанна.

Ленка же молча и методично поливала бывшего некромага, время от времени направляя лейку ему в рот, чтобы хоть ненадолго заткнуть поток брани. В конце концов, решив, что с него хватит, Свеколт закрутила кран, и вместе они довели насквозь промокшего и дрожащего Глеба до комнаты. Там он рухнул на заботливо расстеленный Жанной диван и снова захрапел.

– Ну и что нам с ним делать? – спросила Аббатикова почему-то шепотом, прикрывая парня комковатым одеялом.

Ленка задумчиво рассматривала мокрую темную макушку – Глеб заснул в нелепой позе, уткнувшись лицом вниз– и хмурилась.

– Пока не знаю, – призналась она. – Но нельзя бросать его в таком состоянии. Он не выкарабкается сам. Он просто не захочет, – добавила Свеколт, выходя из комнаты и направляясь на кухню.

В этой части квартиры бардак был самым неимоверным: грязная раковина, липкая столешница шатающегося стола и куча бутылок с дешевой водкой, выстроившихся вдоль стены. Оглядев всё это великолепие, девушки в который раз за последние полчаса вздохнули и принялись за работу. Вскоре кухня приобрела более-менее жилой вид, сантехника засверкала чистотой, а морозный воздух, проникавший через открытое окно, постепенно выветривал из квартиры застоявшийся запах перегара и грязи.

Закончив уборку, Ленка расстелила на столе старую цыганскую шаль. Перед ними возникло несколько горшочков с рагу, тарелка вяленого мяса и пара кубков с вином. Молчавшая всё это время Жанна нарушила тишину:

– Ты думаешь, он вообще когда-нибудь оправится?

Свеколт внимательно посмотрела на неё и, отпив из кубка, кивнула:

– Да. Просто ему нужно время. Представь себя на его месте? Мне, если честно, сложно даже подумать о себе, полностью лишившейся магии.

– Я не об этом говорю, – помотала головой Аббатикова. – Я говорю о ней.

Ленка замерла. Медленно дожевала кусок мяса и неожиданно спросила:

– А ты?

Жанна поняла, что она имела в виду, и печально улыбнулась:

– Я уже оправилась. Я смирилась, потому что осознала, что невозможно указать чужому сердцу нужное направлении. Но я не Глеб. Я надеялась, что после Тартара и потери магии он… ну, знаешь, проклятье спало, и он столько всего навидался, что его чувства постепенно затухнут. Но я чувствую его – ты ведь тоже чувствуешь!

– Потому что это больше не имеет отношения к проклятью старухи, если вообще когда-то имело, – тихо возразила Лена, тряхнув цветными косами. – Даже если чувства Глеба и были когда-то основаны на магическом внушении, с годами их первопричина стерлась. Теперь же, когда Глеб лишился дара, можно с уверенностью сказать: его любовь к Тане имеет совершенно естественную природу. Это чувство – его собственное, никем не навязанное и не сфабрикованное.

На какое-время в кухне воцарилось молчание, а потом Жанна добавила так тихо, что Ленка едва расслышала её слова:

– Знаешь, я одновременно и понимаю Таню и не понимаю вовсе. Дело даже не в том, кто именно её любит, а в том, как! Она ведь могла бы дать ему шанс теперь, когда у него появилась возможность начать всё заново. Я вижу, я точно вижу, что она… что у них ещё не всё кончено.

Свеколт вскинула голову:

– Что именно ты видишь?

Жанна помотала головой, допивая вино:

– Ничего конкретного. Только то, что их пути ещё пересекутся. Она не забыла его, – грустно прибавила девушка.

Лена задумалась, перебирая пальцами зелёную косу, а затем пробормотала:

– Я тоже не до конца понимаю Гроттер, но отчасти всё же уважаю её выбор. Видишь ли, она достаточно хорошо изучила Бейбарсова-некромага, чтобы осознавать: они не смогут быть вместе. Прежний Глеб – это огонь и страсть, бурление эмоций, усиленное некромагическим даром. Было бы ему достаточно лишь Тани? Простой, спокойной жизни? Дети, совместная старость? Нет. Он весь был как натянутая огненная стрела, выпущенная в цель. До всего случившегося ему было бы мало простой Тани, простой любви и простой жизни.

– А сейчас?

Ленка перестала теребить косу и залпом опрокинула в себя остатки вина:

– А вот это хороший вопрос. Всё будет зависеть от того, какой путь изберет Глеб теперь. Пока, судя по всему, он решил помереть от пьянства.

***

Глеб Бейбарсов не спал.

Он лежал на продавленном диване, дрожа от похмелья и холода. Контрастный душ Ленки практически испарил алкогольной дурман, и мысли Глеба немного прояснились. Подогнув колени и обняв мокрую подушку, он позволил эмоциям вести его по просторам собственной души.

Он думал.

Он вспоминал.

Глеб Бейбарсов никому никогда не говорил о том, что с ним сделали годы, проведенные в плену у старухи. Ленка и Жанна видели всё сами. А остальные…

Они испугались бы, почувствовав даже десятую часть его боли. Они ужаснулись бы, поняв, в каком страхе он жил, узнав столько отчаяния, сколько испытал он.

О да, среди них он был изгоем. Лена и Жанна вписались в новый мир, потому что они были стабильнее, сильнее духом. А Глеб, гораздо более одаренный, решительный, страдал болезнью, которой страдали все подобные ему яркие личности – непомерным тщеславием.

Он был испуган. Он был зол. И он был одинок, потому что прошлое жило в нём и обрекало на это. Бейбарсов хотела власти и величия, хотел выпустить наружу всю страсть, что кипела в нём, подобно лаве, хотел доказать, что ничего не боится и ему никто не нужен.

Кроме неё.

Когда его похитили, перечеркнув разом беззаботное детство и всю жизнь, он остался совсем один. У него никого не было. Среди того нескончаемого ужаса, в котором жили юные некромаги, Глеб забыл всё: себя, свою семью, свои цели и желания. Он забыл, зачем вообще существует, направив все силы на одну лишь цель: выжить и не сломаться. И всё, что держало его на плаву, не давая пойти ко дну, был огонёк надежды: Таня Гроттер. Её волосы цвета пламени, её болотный взгляд, её задорная улыбка. Всё то, что он видел в чане старухе и во что безоглядно влюбился.

Он без конца рисовал лицо девушки, не в силах остановиться. Глеб смутно понимал, что это не Таня. Что-то в заломе бровей, в глазах и поджатых губах раскрывало другого человека, надевшего на себя личину Тани Гроттер. Но он упорно продолжал рисовать. И вот однажды, уже после того, как развеялась магия Локона и он ушел от Лизы, после того, как он встретил Таню у Серого Камня и целовал её до рассвета, Глеб смог нарисовать её настоящую. Он понял это, едва сделал последний штрих – этот рисунок был самым светлым, самым прекрасным из всех, что он когда-либо создавал. С него будто лился свет, который всегда согревал Бейбарсова при виде Тани.

Именно тогда Глеб поцеловал её рисунок и навеки вручил ей своё сердце.

***

Когда бывший некромаг, пошатываясь, возник на пороге кухни, Ленка и Жанна о чём-то тихо шептались. При его появлении выражение их лиц неуловимо изменилось, но даже заторможенный мозг Бейбарсова подметил: они говорили о нём.

– Добрый вечер! Добро пожаловать в мою скромную обитель, – хрипло усмехнулся он и поморщился.

Горло царапало, как наждачной бумагой.

– Спасибо за душ, кажется, я заработал воспаление лёгких, – добавил парень, осторожно присаживаясь на хлипкий стул и с интересом разглядывая расстеленную шаль.

Ленка Свеколт картинно выгнула бровь и шлепнула его по руке, протянувшейся к кубку с вином:

– А вот этого ты не попробуешь ещё очень и очень долго! Держи, тебе нужно поесть, – и она подтолкнула к нему горшочек с рагу.

Глеб обиженно нахмурился:

– Мне бы сейчас лучше бульон…

– Бульон тебе жена готовить будет! – отрезала Ленка.

Раздраженно глянув на неё, Бейбарсов стал через силу запихивать в себя ложку за ложкой. Прожевав, он откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула и прикрыл глаза.

– Ну и как вы меня нашли?

Жанна, до этого молчавшая, ответила:

– Ты всё ещё наш брат, Глеб. Мы тебя чувствуем.

Приоткрыв один глаз, он какое-то время рассматривал «сестричек». В ответ они как-то странно поглядывали на него. Бейбарсов нахмурился и пригладил волосы, а потом вдруг сообразил, что сидит перед ними в одних джинсах, всё ещё влажных после водных процедур.

– Эээ… Прошу прощения, но вы куда-то дели мою единственную рубашку, – хмыкнул он.

Ленка Свеколт фыркнула, перебрасывая ему чистую рубашку и искрой из перстня высушивая джинсы:

– Бейбарсов, твоя волосатая грудь никого не смущает. Мы смотрим на другое.

– Ба! – одеваясь, насмешливо воскликнул Глеб, за что получил от Жанны уже по другой руке.

– Заканчивай придуриваться! – шикнула она. – Твои глаза… Мы на них смотрим.

Парень резко перестал смеяться и пожал плечами: ну глаза и глаза. Поначалу он сам был немного удивлен, увидев в зеркале не привычные зрачки-колодцы. А потом он вовсе перестал смотреть на своё отражение, так что изменившийся цвет радужки его не смущал.

– Ну надо же, – шептала Лена, заглядывая к нему в глаза с профессиональным интересом окулиста. – Я, сказать по правде, сама уже не помню свой цвет. И твой, Жаннка, тоже.

– У меня они почти такие же, какие сейчас – чёрные, только блестящие, – грустно сказала Аббатикова.

– Так, хватит, – Глебу надоело это разглядывание, и он локтем отодвинул Ленку от своего лица. – Давайте поговорим о чём-нибудь другом.

– Давай! – подозрительно охотно согласилась Свеколт. – Что ты думаешь делать дальше?

Глеб собрал остатки рагу чёрной краюхой и усмехнулся:

– Планирую выставить вас и наведаться в круглосуточный за углом.

Девушки переглянулись и возвели глаза к потолку.

– Я всё вижу, – проинформировал их Глеб.

– Интересно, каким образом, – фыркнула Жанна.

– Я слишком хорошо вас знаю, – отрезал бывший некромаг, попробовав незаметно протянуть руку к вину.

Разумеется, Ленка была настороже, и он снова получил по рукам. Отставив кубок в сторону, чтобы он не мозолил Бейбарсову глаза, она наклонилась к нему:

– Что с тобой происходит?

Глеб впервые за всё это время прямо взглянул на неё и усмехнулся:

– Ты серьёзно?

Свеколт нахмурилась:

– Хорошо, я перефразирую вопрос. Почему ты не пытаешься бороться с тем, что с тобой происходит?

На кухне воцарилось долгое молчание, и некромагини думали, что уже не услышат ответ. Но он прозвучал, тихий и отчаянный:

– Потому что я не могу. И потому что я не хочу…

***

Ленка и Жанна уехали из Нижнего Новгорода весной, когда мартовская капель уже сменилась апрельскими паводками. Они оставили Глеба совсем не таким, каким обнаружили несколько месяцев назад: он снял новую квартиру, в том же районе, но гораздо более приличную, с хорошим ремонтом и двумя комнатами. Он больше не пил, начал бегать по утрам, стремясь вернуть былую физическую форму и разработать ногу, раненую обломком косы.

В армию его, кстати, не взяли. Однако вовсе не из-за травмы, а по причине… близорукости. Ленка с Жанной ещё недели две хохотали над ним, даже пытались всучить огромные уродливые очки в чёрной роговой оправе, которые Глеб тут же выкинул в мусорку.

Спустя две недели после выхода из запоя бывший некромаг развеселил девчонок ещё больше, устроившись на работу в… Макдональдс.

– Ничего смешного нет, – недовольно объяснял он покатывающимся от хохота некромагиням. – Без образования в лопухоидном мире делать нечего, а жить на что-то надо. Так что я решил подать документы в художественное училище, буду совмещать.

Вот тогда Жанна и Лена прекратили смеяться и посмотрели на него с радостью и неверием. Поздним вечером, лежа вдвоем на диване в соседней комнате, они ещё долго обсуждали случившееся, не в силах скрыть облегчение. Глеб оттаивал. Он возвращался к жизни. Так что, погостив у брата ещё немного, они вернулись каждая к своей жизни, между собой, разумеется, договорившись присматривать за ним.

Глеб же действительно решил двигаться дальше. Закопав осколки своего разбитого сердца так глубоко, как мог, он решительно стал выстраивать свою заново обретенную человеческую жизнь. Он ходил на работу, где, чувствуя себя клоуном, сотни раз в день выкрикивал «Свободная касса» и «Ваш капучино, приходите к нам ещё». Он готовился к поступлению в училище. Продолжил свои неизменные пробежки по утрам и даже стал периодически посещать секцию карате – вот что прочищало мозги лучше всего и дарило ему пусть временный, но всё же покой.

Чего Жанна и Лена не знали, так это того, что раз в месяц, в выходной день, Глеб покупал несколько бутылок водки, запирался в квартире и двое суток пил и кричал в подушку так, что к утру неизбежно срывал голос и не мог голосить на работе «Свободная касса!». Он кричал, затыкая себе рот, пил и кричал от злости, ярости, унижения, желания, любви. Отчаяние, владевшее им, как смертельная болезнь вцепилось в сердце клещом и не хотело отпускать. Чем больше Бейбарсов гнал от себя мысли о прошлом и девушке, оставшейся в нём, тем ярче вспыхивали воспоминания, тем сильнее они терзали его.

Но в понедельник он снова был в строю, свеж и бодр, и ничего, кроме хриплого голоса, не напоминало о том, что ещё накануне этот молодой мужчина умирал и распадался на части. В один из таких, наполненных выпивкой и яростью выходных на его кухне и возник нежданный гость из мира, который Глеб хотел и никак не мог оставить в прошлом.

***

Когда перед ним из ниоткуда появился этот невысокий смуглый парень, Глеб решил, что допился. Он спокойно смотрел на то, как незнакомец озирается по сторонам, а затем с вежливой улыбочкой садится напротив него на высокий барный стул.

Сжимая в руке наполовину опустошенную бутылку, – Бейбарсов пил прямо из горла, не утруждая себя плеснуть в стакан – он разглядывал новоприбывшего: молодой человек, скорее всего, его ровесник. У него был необычный приплюснутый нос, чем-то похожий на львиный, а лицо обрамляли светлые кудри.

– Привет, – поздоровался Глеб, спокойно пододвигая к гостю запечатанную бутылку водки.

Незнакомец усмехнулся:

– Вечер добрый! Благодарю за предложение, но я не пью.

– Я тоже не пью, я напиваюсь, – засмеялся бывший некромаг и глотнул из своей бутылки, даже не поморщившись.

Львиноносый внезапно схватил бутылку и стал вертеть её, с любопытством изучая этикетку. Глеб удивился:

– Что ты там ищешь?

– Да вот, пытаюсь понять, где тут написано «Средство, помогающее забыть рыжеволосых девчонок на контрабасах», – невозмутимо оповестил гость,

Бейбарсов резко опустил бутылку на стол и подался вперёд:

– Кто ты такой? Откуда ты знаешь?…

– Я всё про тебя знаю. Догадаешься, почему? Меня зовут Джаф, кстати.

Глеб мотнул головой. Нет, это определенно не галлюцинация. Пристально разглядывая незнакомца, он почувствовал, как в голове шевелится тень догадки. Он где-то уже видел этого парня, где очень-то очень далеко, очень глубоко…

– Ты страж мрака, – выдохнул Глеб.

Джаф удовлетворенно кивнул.

– Рад, что ты запомнил меня. Я тебя тоже запомнил. Ты вёл себя несколько громко, да и у нас про тебя многие знают. Жаль, что ты так к нам и не присоединился.

Бейбарсов нахмурился. Ему тоже было отчасти жаль.

– Чего тебе от меня надо? – хмуро спросил он.

– Пришел к тебе с предложением! – хлопнул в ладоши Джаф, и в его руке возникли четыре игральные карты.

Большие, размером с три обычных, и на каждой из них была изображена дама разной масти. Пиковая, смотрящая на мир с яростью и теребящая шапочку палача. Крестовая выполняла настолько невероятные акробатические трюки, насколько ей позволяли границы карты. Бубновая пряталась за стопкой книг, а червонная медленно развязывала шнурки корсета, призывно глядя по сторонам.

– Это что за ерунда? – хрипло поинтересовался Глеб.

– Итак, лотерея! – с энтузиазмом воскликнул страж, ловко крутя картами перед носом бывшего некромага. – Три карты – непременный выигрыш! Вытянешь крестовую – твои природные сила и ловкость увеличатся втрое! Бубновая – это сюрприз от мрака, какой, неизвестно! А червонная подарит такую привлекательность, что дамы будут буквально на животе за тобой ползти. Хотя не уверен, что тебе это нужно, – хмыкнул Джаф, разглядывая Глеба.

Даже будучи пьяным, считать Бейбарсов не разучился.

– А четвертая? – хмыкнул он.

Джаф поморщился, но ответил:

– Вытянешь пиковую – отдашь мне свой эйдос!

Глеб не удивился. Чего-то такого он ожидал. Интересно, этого львиноносого прислал к нему Лигул? Нет, вряд ли: он же ясно дал понять, что Бейбарсов ему ни к чему. Бывший некромаг хмыкнул, оценивая жуткую иронию: даже в Тартаре он никому не сдался. Что ж, вряд ли он выиграет что-то из перечисленного: против стража мрака Глеб теперь не мог противопоставить ровным счетом ничего, даже если он сейчас нарисует с десяток защитных рун, они так и останутся странными рисунками, и их мертвые контуры не вспыхнут, оживленные магией. А, будь что будет!… Возможно, если он лишится эйдоса, то сможет уйти из жизни легко и быстро, не обремененный больше тяготами совести и воспоминаний.

– Давай, раскидывай свой пасьянс! – кивнул Глеб.

Газа Джафа загорелись. Он видел, что этот парень совершенно потерял волю и смысл жизни, но эйдос его, подернутый пленкой безнадежности, был великолепен. Необычный, яркий, сияющий слепящим светом с одной стороны и погруженный в сероватый сумрак с другой. Страж мрака настолько был уверен в собственной победе и в беззащитности лопухоидов, что даже не стал страховаться какой-нибудь мухлёжной руной.

Ловко перетасовав в воздухе карты, Джаф разложил их на столешнице и отошел в сторону. Глеб внимательно посмотрел на все четыре. Он думал, что будет колебаться, хотя бы пытаться угадать или просто выдохнет перед тем, как схватить первую попавшуюся. Но его рукой точно руководила какая-то могущественная, чуждая сила: он просто знал, что брать нужно именно крайнюю слева. Едва его пальцы коснулись карты, в комнате раздался глухой колокольный удар. С замирающим сердцем Бейбарсов перевернул карту и увидел, как из-под завала книг ему машет рукой бубновая дама.

– Подарок от мрака! – недоверчиво воскликнул Джаф.

Он не мог поверить. Конечно, бывали случаи, когда лопухоиды у него что-то выигрывали, но в последний раз это было пару сотен лет назад. Вскинув руку, страж потянул за что-то и вытащил из ниоткуда широкую полоску ткани, напоминавшую клочок тумана. Ткань былая темно-серая, и Глебу чудились внутри какие-то взвихрения, похожие на столбы поднятой пыли.

– Что это? – спросил он, пока Джаф деловито собирал все карты, вырвав бубновую у него из пальцев.

– Это невероятная вещь! Мантия Сонного Паралича! Когда-то она принадлежала моему другу, но потом он… кхм… погиб, и мантия перешла к мраку.

– И что мне с ней делать? – поинтересовался Глеб, всё ещё не понимавший, что испытывает от выигрыша: облегчение или разочарование.

– С помощью этой вещицы, – Джаф помахал тряпкой, – ты можешь проникать в сны других людей.

– Проникать?

– Проникать. Подглядывать Менять и извращать, – шепотом подтвердил Джаф.

– Это всё здорово, конечно, – усмехнулся Бейбарсов, – но ты, видимо, забыл, что я лишен магии. Никуда проникать и ничего извращать я не смогу.

Страж мрака нетерпеливо мотнул головой:

– У тебя были способности ещё до того, как ты получил некромагический дар. Эти крохотные зачатки никуда не делись, они по-прежнему с тобой. Ничего значительного с таким мизерным количеством магии сделать невозможно, но тебе хватит этого запаса для того, чтобы воспользоваться подарком мрака. Всё, что нужно сделать, это надеть Мантию и лечь спать прямо в ней.

– Она мне не нужна, – буркнул Бейбарсов, возвращаясь к отставленной на время бутылке.

– Мрак не принимает назад свои дары. Только в очень редких случаях, – усмехнулся Джаф, смерив его презрительным взглядом. – Считай, что сегодня тебе повезло, бывший некромаг!

С этими словами страж растаял в воздухе. Мантия Сонного Паралича осталась лежать на полу.

Глеб до утра не сомкнул глаз. Он сверлил взглядом серую тряпицу, не решаясь приблизиться к ней или, тем более, коснуться. Он не боялся порчи или проклятий, которые могли быть наложены на артефакт мрака. Он боялся, что захочет надеть её.

Когда воскресное утро плавно перевалило за полдень, Глеб Бейбарсов спал на диване в гостиной, полностью одетый. Мантия мрака лежала, туго свернутая, на самой дальней полке большого шкафа.

***

Спустя две недели после этого происшествия Глеба навестила Ленка Свеколт. Он, не колеблясь, выложил ей всю историю. После того, как она наорала на него, обозвав идиотом, за то, что он трогал артефакт мрака, не зная, лежит ли на нём порча, что он не вызвал её сразу же и вообще согласился играть в эту игру, девушка немного успокоилась.

– Ты надевал её? – тихо спросила Лена, глядя на лежащую перед ними Мантию.

Она боялась услышать подтверждение и при этом была поражена, когда Бейбарсов хмуро мотнул головой.

– Я хотел. Безумно. До утра кусал кулаки и… в общем, кофе пил и не мог заснуть.

– Кофе, как же, – хмыкнула Свеколт.

Она смутно догадывалась, что он продолжает периодически выпивать, но боялась давить на Глеба. Во всяком случае, пока он держал себя в руках и не срывался. Вернее, пока его срывы носили довольно систематизированный и упорядоченный характер.

– Ты хочешь, чтобы я забрала её, – это был не вопрос.

Бейбарсов кивнул. Он смотрел в окно, выходящее на шумный проспект. Июнь был жарким, душным и пыльным, и находиться на улице дольше получаса было невыносимо. Неожиданно он почувствовал прикосновение к своей руке и удивленно опустил глаза.

– Глеб, ты поступил очень достойно, – тихо сказала Ленка, заглядывая ему в глаза.

Он усмехнулся и осторожно отнял свою руку:

– Да, я сам до сих пор удивлен. Пожалуй, пора завязывать с водкой, вопреки всем законам она делает из меня порядочного человека.

Свеколт только покачала головой. Интересно, сколько лет должно пройти, чтобы Глеб перестал скрывать свои лучшие качества или принижать их?

После отъезда Ленки жизнь молодого человека снова вошла в привычную колею: работа, дом, тренировки. Он сдал вступительные экзамены в художественное училище и как-то после зарплаты решил порадовать себя покупкой новых кистей и красок. Он рисовал теперь гораздо реже, в основном пейзажи, очень редко – людей, и никогда – девушек.

Стоя у витрины и прицениваясь, Глеб вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову, он увидел хорошенькую светловолосую девушку с грустными глазами.

– Глеб! – воскликнула она радостно и удивленно.

Ему понадобилось почти десять секунд, чтобы вспомнить:

– Алёна! Какими судьбами тут?

Девушка покраснела, неверяще глядя на него:

– Я в Лобач поступила! На биохимика!

– Ого! Здорово, – улыбнулся Бейбарсов.

– А ты что здесь делаешь?

– Я… я теперь тут живу. Решил перебраться… Вот, в училище поступил, – Глеб не знал, что ещё добавить.

Но Алёне этого, видимо, было более чем достаточно. Она улыбнулась ещё шире:

– Я так рада, что встретила тебя! Не хочешь прогуляться?

Глеб внимательно посмотрел на девушку и внезапно понял, что хочет. С того дня они стали регулярно гулять вместе. До заката болтались по Покровке, литрами пили холодные коктейли в уютных кафешках под зонтиками, хохотали над парнями, решившими искупнуться в фонтане, и смотрели на отплывающие от речного вокзала теплоходы. На их белых палубах люди радостно смеялись и махали руками.

Когда спустя неделю после их встречи Глеб проводил Алёну до её дома – оказалось, она живет недалеко от него, всего в четырёх кварталах – девушка неожиданно притянула его к себе и крепко поцеловала в губы, а потом, вспыхнув, прошептала «Извини!» и скрылась в подъезде.

Пока Бейбарсов шёл к своей квартире, он пытался проанализировать то, что чувствует. Алёна нравилась ему – она была симпатичной, милой, доброй. С ней было о чём поговорить, она любила посмеяться. И при этом смотрела на Глеба, как на своё личное солнце. Он знал этот взгляд – много лет он точно так же смотрел на Таню. И теперь бывший некромаг хорошо понимал, что чувствует человек, когда его целует тот, кого он не любит: ничего.

Дойдя до дома и в задумчивости поднявшись на свой этаж, Бейбарсов вдруг резко остановился: дверь в его квартиру была приоткрыта. Нагнувшись, он достал из высокого ботинка спрятанный там нож-бабочку: лишившись магии, мужчина мог защищать себя только так. Толкнув дверь, он острожно переступил порог, оказавшись в тёмной прихожей, и только хотел двинуться дальше, как лампочка под потолком зажглась, на мгновение ослепив его.

Когда же Глеб смог нормально видеть, то оказалось, что метрах в двух от него стоял приземистый коренастый мужчина в тёмно-сером жёстком плаще. Бросив взгляд на его опаленные ресницы и брови, Бейбарсов сразу понял, откуда явился гость. Сообразив, что своей «бабочкой» он сейчас может только консервы вскрывать, Глеб сунул её в карман и насмешливо приподнял брови:

– За последний месяц это уже второй приятный гость из славного местечка под названием Тартар! Чему обязан такой честью?

Незнакомец усмехнулся, обнажив неровные жёлтые зубы:

– Ты ведь хочешь вернуть магию, бывший некромаг?

Голос у него был скрипучий и сиплый, как будто он с трудом проталкивал слова через поврежденную глотку.

– Сразу с козырей, значит? – уточнил Глеб. – Допустим, хочу, только вот микроклимат в вашей фирме меня не очень устраивают.

– Может, ты заинтересуешься, когда узнаешь, чем конкретно занимается фирма и сколько в ней платят? – издевательски спросил тартарианец и распахнул свой плащ.

На шее у него висел необычный амулет: выпуклый стеклянный шар с красными прожилками, закованный в серебряный обод. Глебу хватило одного быстрого взгляд, чтобы понять: это был глаз. Глаз дракона. Бейбарсов скривился:

– Что ж, фирма и правда крупная. Не шарашкина контора. Однако слишком уж условия труда у вас нечеловеческие: жар, серная вонь, жизнь в бегах. Вам молоко за вредность не выдают?

Охотник за глазами понял, что над ним издеваются, и запахнул плащ, нехорошо сощурившись:

– Меня послали к тебе, памятуя твои прежние заслуги перед конторой, бывший некромаг. Лигул оказывает тебе невероятную честь, согласившись принять вновь в свои ряды и вернуть твой дар.

Бейбарсов невозмутимо кивнул. Внешне он выглядел абсолютно спокойным, но внутри уже вступили в борьбу его лучшие и худшие качества.

Магия, такая желанная, без которой он всё ещё не мог представить себе жизнь! Вот он, дар, только протяни руку – а там и могущество, и власть! Жизнь, полная приключений и захватывающих открытий! И возможность вернуть Таню – миллион возможностей, и он бы воспользовался всеми по очереди. Всё внутри горело, страсть, которую Глеб так упорно подавлял все прошедшие месяцы, вдруг неконтролируемо вырвалась на свободу, обжигая внутренности, зажигая пустой взгляд. Вот она, возможность, за которую прежний Глеб Бейбарсов ухватился бы, не раздумывая! Вот только…