Текст книги "Нелюбовь (СИ)"
Автор книги: outlines
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Я не обязана перед тобой отчитываться, и ни перед кем другим. Если я что-то должна, то только Ваньке, и наши проблемы мы решим сами. Кого бы я не захотела сделать счастливым, это только моё дело.
Внутри у неё всё дрожало: она ещё никогда прежде не говорила с Ягуном в таком тоне, никогда не ссорилась с ним настолько серьёзно. Всё в ней протестовало против этого, однако Таня понимала – настало время, когда она должна заявить о том, что имеет право на личное счастье, что она не обязана выпрашивать на это разрешения или одобрения.
– Знаешь, – произнёс Ягун тихо, так, что она едва расслышала его слова в галдящей сутолоке Зала, – когда Катя ждала ребёнка, мы думали, что это будет девочка. Тебя поразило, что я назвал свой магвазин в твою честь, но это мелочь. Я хотел назвать в честь тебя свою дочь, так сильно я любил тебя и уважал. А сейчас… я даже не знаю, Таня. Ты по-прежнему дорога мне, ты мой друг, но я больше не узнаю тебя.
Девушка помолчала, прежде чем ответить.
– Может, в этом всё дело? Вы все ожидали от меня определённого поведения и определённых действий, ни разу не поинтересовавшись, как я на самом деле хотела поступить, чего я хочу. Я давала всем жить своей жизнью, тогда как собственную выстраивала в соответствии с возложенными на меня ожиданиями, в угоду всем остальным. Не нужно называть в мою честь детей, не нужно делать из меня кумира. Мне не нужна такая ответственность. Просто дайте мне жить так, как я хочу, верните мне право быть счастливой.
Когда она выходила из больших двустворчатых дверей, спину ей всё ещё жёг потрясённый взгляд друга.
***
В тот же вечер после тренировки Таня сама улетела на Лысую Гору. Она сильно сомневалась, что после их разговора, закончившегося на довольно жёсткой и категорично ноте, Ягун исполнит её просьбу и привезёт нужную книгу. Да она и сама бы ничего от него не приняла, по крайней мере до тех пор, пока не остынет. К тому же, ей необходимо было развеяться.
Поэтому, освежившись и натянув любимые джинсы со свитером, девушка пролетела через Гардарику и взяла курс на северо-запад. Контрабас вспарывал воздух узким носом, под днищем проносились блестящая гладь воды. Уверенно ведя смычком, Таня ловила воздушные потоки, раскачиваясь на них, как на волнах. Эйфория полёта вымела из её головы все мысли, там не осталось ни обиды, ни усталости, только лёгкая, приятная грусть.
Когда девушка прибыла на место, небо над Лысой Горой подёрнулось розовыми предзакатными облаками. Здесь буйно и пышно цвело лето, в воздухе разливался упоительный аромат цветов, и на контрасте с этим великолепием по древним плитам города расхаживали порой не самые приятные представители магического мира.
Жизнь в городе, как всегда, бурлила. Снизившись на одной из улиц, Таня стала уверенно лавировать между близко стоящими домами, пробираясь к нужной лавке. Вслед ей летели порой проклятия, порой не самые приличные предложения, но девушка не обращала на это внимания. Тот, кто хоть раз окунался в жизнь этого местечка, ничему не удивляется, никогда не задаёт вопросы. Лысая Гора была источником, – адской смесью адреналина, беззакония и грязного очарования – из которого все напивались досыта.
Покупка нужной книги не заняла много времени. Покинув лавку, Таня огляделась по сторонам и дошла до конца улицы. Завернув за угол, она вышла к площади и уткнулась взглядом в новую блестящую витрину. Над входом сияли золотые буквы: «Летай, как Гроттер. Магвазин полётного снаряжения». За плотным стеклом сияли новенькие пылесосы, последние модели мётел, а также большой список недавно поступивших в продажу редких и специфичных средств передвижения.
Сердце Тани кольнуло раскаянием: она пожалела о ссоре с другом. Всё-таки, он действительно любил её, они через столькое прошли вместе, столько пережили, так много раз выручали друг друга. И поругались так серьёзно, наверное, впервые в жизни. И из-за кого – из-за Бейбарсова!
Вздрогнув, дочь Леопольда Гроттера отошла от магвазина и двинулась вглубь площади, разглядывая выставленные в витринах других лавок товары. Она подумала, что Ягун, возможно, в чём-то прав: она слегка помешалась на Глебе. Он царил в её душе, и он начал завладевать её сердцем. Как заразная болезнь, он распространялся всё дальше, прорастал всё глубже, и от этого не было лекарства.
Но назвать это чувство словами, облечь его в знакомую форму Таня не могла, не хотела, не смела. Ей казалось, что это станет катастрофой, началом конца. Ведь Бейбарсов – это ужас и мрак безлунной ночи, хищник, загадка, которую невозможно отгадать. Даже потерявший дар и изменившийся в лучшую сторону, он всё ещё был опасен настолько же, насколько притягателен. Какую бы игру она не затеяла – он победит. Где бы ни укрылась – он найдёт. Это не Ванька, с которым всё было просто и понятно – быть с Глебом значило вечно ходить по краю, балансировать над пропастью с кипящей лавой. Однако…
…не это ли было ей нужно?
Может, настала пора признать, что спокойная жизнь и простой мужчина не для неё?
Все эти размышления ничего не проясняли для Тани, только запутывали её ещё больше. Вот и сейчас она, разозлившись на себя, развернула в руках контрабас, намереваясь лететь обратно, когда в витрине ближайшей лавки, торгующей прессой, увидела знакомую яркую обложку. «Сплетни и Бредни», гласили кислотные буквы, а под ними во весь разворот были изображены… они с Глебом.
На негнущихся ногах Таня приблизилась вплотную к стеклу. Расплатившись с хитро улыбающейся ведьмой, она схватила журнал и быстрым шагом свернула в тихий переулок. Девушка прислонилась к ближайшему дому и лихорадочно перелистывала страницы в поисках нужной статьи. В глаза ей бросился заголовок: «Старая любовь не забывается: Таня Гроттер и Глеб Бейбарсов – что связывает знаменитую драконболистку и бывшего некромага?».
Дальше следовал большой текст:
«Все мы помним страсти, кипевшие в Тибидохсе несколько лет назад. Тогда за любовным треугольником Бейбарсов-Гроттер-Валялкин не следил разве что ленивый. Роковой красавчик-некромаг, появившийся в школе на старших курсах, разбил не одно девичье сердце. Однако его собственное, кажется, всегда принадлежало только одной девушке: рыжеволосой оторве Татьяне Леопольдовне Гроттер. Эта история оборвалась на самой пиковой и печальной ноте: Бейбарсов потерял некромагический дар и исчез из поля нашего зрения, а Гроттер уехала в сибирскую глушь с ветеринаром Валялкиным, также лишившимся магии. Год назад парочка даже обручилась, однако теперь до нас дошли слухи, что некогда самая крепкая пара Тибидохса распалась, и виной тому вновь объявившийся Глеб Бейбарсов. Теперь это уже не чванливый мальчик-вуду с замашками тирана, а молодой мужчина, практикующий светлую магию. Вот так поворот, правда? Говорят, что он и Таня Гроттер теперь вместе работают в Тибидохсе. Интересно, а чем они занимаются в свободное от работы время? Наши читатели уже давно поделились на два лагеря: кто-то считает, что горбатого могила исправит, и высокомерный, жестокий Бейбарсов не пара всеобщей любимице Гроттер. Другие же, напротив, говорят, что скучный и пресный, как мокрый картон, Валялкин не сможет дать Татьяне то, что ей нужно. Наша редакция, признаемся честно, уже давно и безоговорочно признала пару Бейбарсов-Гроттер единственно возможной. Оба яркие, неординарные, талантливые и красивые! Поэтому мы будем ждать свежих сплетен, а также от всей души надеяться, что вскоре в магическом мире станет на одну знаменитую семью больше!».
Статья сопровождалась десятком удачно подобранных фотографий времён их студенчества. Таня помнила, при каких обстоятельствах была сделана каждая из них: почти все либо на драконбольном поле, либо на школьных мероприятиях – и ни одна не показывала чего-то неподобающего. Напротив, они с Глебом находились друг от друга на приличном расстоянии и занимались какими-то совершенно рутинными вещами, но глядя сейчас на фотографии со стороны, девушка не могла не признать, что между ней и Глебом искрил воздух. Взгляды, которые они бросали друг на друга, поворот головы, движение руки – всё было пропитано тайным, интимнейшим смыслом, который был доступен только им двоим.
Внезапно в глаза ей бросилась до боли знакомая картина: море людей на трибунах, она, зависшая над полем на контрабасе, и одинокая ступа напротив. Черноволосый юноша в ступе что-то говорит ей, и лицо Тани искажено таким страданием, какого она никогда больше не испытывала.
Эта боль прошлого настигла её, как запоздавшая кара, столько лет спустя, здесь, в мрачных закоулках Лысой Горы.
В голове вдруг вспыхнули чьи-то слова: «Ты не плакала, ты рыдала. Смотрела, как он уходит, и рыдала!». Девушка сжала виски. Кто и когда сказал ей это? Или она слышала это во сне? Сон…
Перед внутренним взором Тани плотным облаком возник призрак Недолеченной Дамы, заламывающей руки. «Мне приснилось, что ты плачешь. Ты смотрела, как он уходит. Я видела только спину… Ты смотрела и рыдала, ты была такой подавленной!».
Резко вынырнув из воспоминаний, дочь Леопольда Гроттера захлопнула журнал и спрятала его под свитер. У неё кружилась голова, перед глазами всё плыло, но она упрямо взобралась на контрабас и взмахнула смычком, направляя инструмент вверх, в начавшее постепенно темнеть небо.
Она летела, и щёки обжигали горячие слёзы, будто тоже запоздавшие, непролитые там, на драконбольном поле несколько лет назад, когда тот, кого она вопреки всему полюбила, покинул её, как ей казалось, навсегда.
***
По дороге домой её застал страшный ливень. Контрабас швыряло из стороны сторону, Таня с трудом удерживала в руках скользкий смычок.
Однако под конец полёта шторм превратился в обычную летнюю грозу, и когда она, выкрикнув «Грааль Гардарика!», пролетела над Буяном, высоко в небе вспыхнули две самые настоящие, не магические радуги.
Уставшая, вымотанная и насквозь промокшая, она влетела в открытое окно своей спальни. На полу под подоконником набежала небольшая лужа, но Таня не обратила на неё никакого внимания. Трясущимися руками она задрала футболку и вытащила на свет яркий глянцевый прямоугольник. Журнал остался абсолютно сухим, защищённый специальным заклинанием от бытовой порчи, которое входило в его стоимость.
Проведя рукой по обложке, девушка ещё раз прочла выведенные ярко-красным буквы: «Старая любовь не забывается».
Любовь?…
Слава Древниру, что «Сплетни и Бредни» невозможно достать в сибирской глуши, и Ванька никогда не прочитает эту статью. И хотя противный голосок шептал, что тогда, возможно, всё стало бы гораздо проще, решившись само собой, Таня заставила его замолчать. Она по-прежнему дорожила Ванькой, любила его и боялась причинить боль. Девушка не хотела, чтобы он узнал – не таким образом, не сейчас, когда она сама ещё не вполне понимает, к чему всё идёт и почему так случилось.
Правда ли, что это началось так давно? Тогда, во дворе Тибидохса, когда в школу прибыли три соединённых общим даром некромага? А для Глеба… для Глеба, выходит, всё началось ещё раньше, за много лет до того дня, когда Таня впервые его увидела?
Вопросы, выходящие далеко за пределы её сознания, понимания, возможностей. И было только два человека, способных пролить свет на то, что происходило и будет происходить. Причём один из них находился за много километров от Буяна, а другой… был мёртв.
Таня поднялась, вышла из комнаты и пересекла длинный коридор со множеством выходящих в него дверей. За первым же поворотом она заметила, как от стены отделилось нечто, похожее на серое прозрачное покрывало – из древних камней выплыла Недолеченная Дама. Количество бантиков и рюш на её платье не поддавалось исчислению. На голове кокетливо сидела шляпка с длинным павлиньим пером.
– А я ищу вас, – осторожно сказала Таня, решив первой начать разговор.
– Я тоже ищу тебя, дорогуша, – томным голосом известила Дама. – Мне показалось, что на губе у меня выскочил герпес, и я вспомнила, что ты тоже подцепила эту болячку, помнится, года три назад.
– Не было у меня никогда герпеса! – возмутилась девушка.
Недолеченная Дама погрозила ей прозрачным пальцем:
– Меня не проведёшь, душенька! Эта болячка любвеобильных подростков мне известна очень хорошо, я уже несколько столетий вижу её признаки на лицах юных учеников Тибидохса!
– Допустим, но у вас я никакого герпеса не наблюдаю, – хмыкнула Таня.
– Он затянулся к обеду. И как раз в это время я вспомнила вторую причину, по которой хотела отыскать тебя. Мне приснился сон. Мне приснилось, что ты плачешь.
Дочь Леопольда Гроттера напряглась. Однажды она уже слышала эти слова, тогда сон Недолеченной Дамы сбылся – Таня смотрела, как Глеб уходил, и её душили слёзы.
– Просто плачу? И всё?
Привидение слегка колыхнулось в воздухе, когда по коридору промчался сквозняк.
– Нет, ты плакала, глядя на какого-то человека. Этот человек стоял перед тобой на коленях.
Девушке стало не по себе. Кто это был? Глеб, просящий прощения? Ванька, умоляющий вернуться к нему? В этот момент Недолеченная Дама, всколыхнув свои пышные юбки, стала неспешно удаляться прочь.
– Подождите! Постойте, прошу! Несколько лет назад вы предрекли мне, что я никогда не стану женой того, кого люблю, – Танин голос надломился. – Что вы имели в виду?
Недолеченная Дама повернулась к ней, вскинув брови:
– Милочка, я похожа на гадалку? Иногда я вижу что-то, но трактовать эти видения – уволь. Они и без того вызывают у меня такую страшную головную боль, что Вольдемару приходится всю ночь ставить мне примочки.
– Вы тогда что-то видели, что-то конкретное?
Призрачная женщина улетала всё дальше, и Таня уже почти бежала за ней.
– Всё, что я знаю – это что пророчества правдивы в определенный момент времени. Тогда мои слова были предсказанием. Теперь же твоя судьба совершила вираж, и сила этих слов исчезла.
– Так значит, пророчество не сбудется?
– Ты стала женой того, кого любишь? – хмыкнула супруга Ржевского и, не дожидаясь ответа, медленно втянулась в ближайшую стену.
Девушка резко остановилась, уставившись в безликий серый камень. Что именно видела Дама? Тогда Таня была уверена, что любит Ваньку – выходит, в тот момент Дама предрекла, что Тане никогда не выйдет за Валялкина. А если… если предположить, что на самом деле в её сердце большее место занимал Бейбарсов, значит, Дама предвидела, что Таня останется с Ванькой, и не станет женой Глеба.
Всё это оказалось правдой… и одновременно неправдой. Это было тогда, но выходило, что сейчас пророчество потеряло свою силу, ведь обстоятельства жизни Тани действительно резко изменились. И сказанные когда-то слова, правдивые на тот момент времени, теперь стали всего лишь пафосной обёрткой для пустоты. Всё определяют судьба и время. Судьба и время…
Сорвавшись с места, Таня кинулась назад в свою комнату. Вытащив из-под кровати потёртый футляр из драконьей кожи, она достала оттуда зудильник и протерла потускневший экран всё ещё не просохшей футболкой. Внезапно проснувшийся перстень недовольно проскрипел голосом деда:
– Чего ты, интересно, добиваешься? Что хочешь услышать?
Закусив губу, девушка покачала головой, ничего не ответив. Как она могла объяснить своё поведение кому-то, если сама до конца не разобралась в том, что с ней происходит? Хотя какой-то червячок в голове и твердил, будто это всё самообман… Но даже если и так! Всё, чего она сейчас хотела – это понять, что именно привело к нынешним событиям, и какую роль в этом играет темноволосый мужчина с горящим взглядом?
Отбросив со лба мокрые пряди, Таня решительно сделала вызов.
– Manifestum non eget probatione*, – снова пробурчал перстень и замолчал.
Появившееся на экране лицо Жанны Аббатиковой выражало удивление, но под этой наброшенной сверху маской Тане привиделось нечто похожее на… сбывшееся ожидание. Будто некромагиня знала, что рано или поздно она ответит на этот звонок. И последнее окончательно убедило Таню в правильности принятого решения.
– Таня? – полувопросительно-полуприветственно произнесла Жанна. За её спиной виднелось открытое окно, выходящее в цветущий сад. – Как поживаешь?
– Поживаю почти безвылазно на драконбольном поле. Сплю на зрительских скамьях. Обедаю в раздевалке.
Аббатикова улыбнулась:
– Да, я слышала, впереди важный матч. Тут тоже все только о нём и говорят.
– Тут? – не поняла Таня.
– Я сейчас в Магфорде, гощу у Ленки и Шурасика, – пояснила Жанна. – Ленка изучает жизнь известных английским некромагов, много мотается по стране… ну и я с ней за компанию.
– Вот как, – задумчиво пробормотала рыжеволосая ведьма, – а ты, случаем, не видела, как там тренируются невидимки?
– Нет, не видела, – засмеялась Аббатикова. – Я здесь на поле-то ни разу не была. И потом, кажется, ты позвонила мне совсем не для того, чтобы спросить о тактике игры соперника.
Ох уж эти некромаги! Они читают людей, как открытую книгу. Собравшись с духом, Таня призналась:
– Я хотела спросить… помнишь, несколько лет назад, когда Глеб, украв зеркало Тантала, скрывался от Магщества, ты гадала мне на его судьбу?
Ей показалось, что по лицу некромагини пробежала тень – а может, это были помехи в связи. Помолчав некоторое время, Жанна кивнула:
– Помню. Это было накануне матча со сборной вечности.
Сердце Тани заколотилось.
– Я хотела спросить, что ты тогда увидела?
Тёмная пустота зрачков впилась в неё, и даже на таком огромном расстоянии, через экран зудильника Таня ощутила странное, сосущее чувство, будто кто-то окунался в её мысли и чувства, в её разум, в самую сердцевину. Ответ прозвучал, как удар погребального колокола, и Таня не сразу поняла, что это раскат грома. Снова начиналась гроза.
– Я видела гибель Глеба.
Дочь Леопольда Гроттера прикрыла на мгновение глаза, пытаясь справиться с эмоциями, собрать в кучу разбегающиеся мысли.
– И причиной… причиной была я?
– Всему, что делал и делает Глеб, есть и была лишь одна причина – ты, Таня, – вздохнула Жанна. – Первая часть увиденного мной сбылась: Глеб был ранен осколком косы Смерти, побывал в Тартаре, потерял магию и даже самого себя. В каком-то смысле это можно назвать гибелью. Но также я увидела другое: судьба Глеба навсегда связана с тобой, независимо от твоих и его желаний. Как и твоя собственная… навсегда связана с ним.
Таня покачала головой, нахмурилась:
– Нет, ты… ты ошибаешься. Я невеста Ваньки, мы уже много лет вместе.
– Разве я сказала, что вы с Глебом непременно станете любовниками? – резонно заметила Жанна. – Ты невнимательно слушаешь: неважно, кто станет твоим мужем, или от кого ты родишь детей – Глеб всегда будет присутствовать в твоей жизни. Раз за разом судьба будет сталкивать вас. И до Ивана, и после него – всегда был и всегда будет Глеб. Ваши жизни так тесно сплелись, так плотно закрутились, что разорвать этот узел не силах уже даже вы сами.
У Тани кружилась голова. Выходит, что много лет назад мальчик, в котором кипели страсти, увидел её в чане ведьмы, и этим раз и навсегда изменил векторы их судеб. Она высказала это предположение вслух, наблюдая, как лицо Жанны расплывается в грустной улыбке.
– Отчасти так и есть. Понимаешь, любовь Глеба – особая любовь. Её нельзя игнорировать, нельзя оставаться к ней равнодушной. Мне ли не знать… Я ведь завидовала тебе, Таня, – тихо призналась Аббатикова. – Та детская любовь-привязанность, что я испытывала к нему, выросла вместе со мной, и постепенно я свыклась с тем, что его собственное сердце никогда не будет принадлежать мне. Но это не уберегло меня от зависти. Прости меня за это. Сейчас всё прошло, и я давно со всем смирилась, однако свет, которым зажигаются твои глаза при упоминании имени Глеба, мне хорошо знаком: мои глаза уже много лет горят точно так же.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Таня, поразившись хрипу собственного голоса.
Новый раскат грома сотряс небо. Стены замка дрогнули. По экрану зудильника вновь прошла рябь, и изображение Жанны стало мерцать, исчезая.
– Думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что это значит, – сквозь помехи донеслось до Тани. – Все понимают, осталось лишь признаться самой себе…
С новым ударом грома связь прервалась. Таня сидела на полу, прислонившись спиной к кровати. Крупные капли забарабанили по окнам, врезаясь в крошащиеся от времени стены Тибидохса. Из парка потянуло влажной землёй, после нескольких дней засухи напоенной живительной влагой. Тяжелые капли разбивались о листья парковых деревьев. Воздух, насыщенный озоном, пьянил, как молодое вино.
Девушка задыхалась. Во влажной духоте комнаты она воскрешала картинки из прошлого, свои эмоции и мысли. Было ли ей когда-нибудь плевать? Нет. Всё, что угодно, но равнодушия к Глебу в её сердце не было никогда. Возможно ли, что теперь все противоречивые чувства, что он будил в ней, соединились, превратившись во что-то иное?
Она не впервые услышала о гибели Глеба. Не впервые эти слова кольнули её затаённой болью. Но впервые после них всё потеряло краски.
Таня в отчаянии ударила кулаком по полу. Проклятый, проклятый Бейбарсов! Чёртов Бейбарсов! Неужели он всё-таки добился своего, и она…
…она разрывалась на части от боли, задыхалась от нежности, от желания. Она плакала. Цеплялась за свои худые плечи и плакала, плакала, плакала. Как он был ей нужен! Будто вся нужда, которую он испытывал к ней тогда, спустя годы перешла к Тане. Он заразил её этой нуждой.
Их всегда что-то разделяло. Чужие судьбы, непредвиденные события. Огненная полоса в Зале Двух Стихий. Танино упрямство, жестокость Глеба.
Её футболка была влажной. Её ресницы, промокшие от слёз. Её пальцы, которыми она ласкала себя, думая о мягких чёрных волосах, которые перебирала когда-то.
А летняя гроза всё бушевала за окном, внося ещё большее смятение в её и без того запутанные эмоции.
И земля тоже была влажной, мягкой, тёплой.
Комментарий к 11. Влажность
* Очевидное не нуждается в доказательстве.
========== 12. Царство гнева ==========
***
Любовь моя! Ты нож в руке зажала,
Но от тебя мне даже смерть сладка,
И я умру, целуя сталь кинжала.
(Хоакин Лоренсо Луасес)
***
Гордые оба – знаю.
Вместе – как на войне.
Только – усмешка злая —
выбора просто нет:
С новыми – не забыться,
Новых – не полюбить.
Мне без тебя не сбыться.
Мне без тебя не быть.
Сколько ни будь с другими
Да ни дразни судьбу —
Вот оно – твое имя,
Словно клеймо на лбу.
(Вера Полозкова)
Наутилус Помпилиус – Зверь
Перекрёсток – Пожары и дожди
Би-2 – Её глаза
***
– Кто учил тебя так сражаться? Своей горячностью ты только даёшь сопернику преимущество! А ведь это всего лишь морок!
Глеб, тяжело дыша, поднялся на ноги. В голове что-то неприятно пульсировало, ушибленные рёбра саднили, наливаясь синяками. «Всего лишь морок», выглядевший, как здоровенный детина, уже принял боевую стойку, сжимая в руках огромный двуручный меч, и явно готовился вновь напасть на бывшего некромага.
Эта тренировка оказалась самой выматывающей за последнюю неделю. Они находились в Битвенном зале уже больше четырёх часов, где Сарданапал учил его тому, что полагаться на одно лишь кольцо – значит заведомо проиграть битву. Глеб прежде немного владел холодным оружием, однако ему никогда прежде не приходилось применять его наравне с заклинаниями.
– Давай ещё раз! – непоколебимо изрёк академик. – Представь, что защищаешь не себя, представь, что опасность грозит кому-то другому.
Подняв голову, чтобы размять затёкшую шею, Глеб увидел потемневшие от времени деревянные балки потолка, терявшегося в вышине. По спине и вискам ручьями струился пот, разбитая губа ныла. Глубоко вдохнув, мужчина собрался с мыслями и сжал длинный кинжал с широким, острым лезвием. Он воскресил в себе ярость всех драк и битв, в которых ему довелось побывать. Зазвенели напряжённые, усталые мышцы, исчезла из глаз пелена боли.
Морок напротив поиграл огромными бицепсами. Бейбарсов подобрался, когда детина бросился на него. Резко поднырнув под руку со вскинутым мечом, он ушёл от прямого удара и, отступив, полоснул противника по спине. Тот развернулся, открыв рот в беззвучном крике, и вновь атаковал.
Глеб ещё не успел достаточно разорвать дистанцию. Поняв, что морок слишком близко и неудачно стоит для того, чтобы моментально нанести ему удар, он прокрутился, уходя вниз и влево, подрезая сухожилие на ноге противника. Тот рухнул на одно колено. Бейбарсов хотел добить его коротким колющим ударом, однако заметил, что руки детины пусты. Инстинкты управляли его реакцией гораздо быстрее, поэтому он резко обернулся. Выпущенный заклинанием огромный меч, вращаясь, летел к нему. Ещё пара секунд – и голова бывшего некромага слетела бы с плеч. Однако за мгновение до этого произошло сразу две вещи. Вскинув руку, Глеб выкрикнул:
– Искрис фронтис максимус! – выпуская из перстня яркую тёмную искру.
И одновременно обратным хватом нанёс уже поднимавшемуся сопернику огромную рваную рану напротив сердца. Уже почти коснувшаяся Глеба сталь клинка встретилась с заклинанием и рассыпалась прахом. Детина с грохотом упал на каменный пол, разделённый на три части чёрными и белыми плитами.
Повернувшись, Бейбарсов встретился с одобрительным взглядом Сарданапала. Его белоснежная борода обвилась вокруг шеи, подобно меховому воротнику.
– Недурно, – произнёс старый маг, и из его уст это была наивысшая похвала. – Итак, сегодня ты наглядно убедился в том, какие преимущества даёт спаренное ведение боя. Разумеется, подобная тактика требует опыта, навыков и незаурядных умений, но при этом она безусловно эффективна. Ты всё ещё изучаешь теорию ратной магии?
Глеб кивнул, пытаясь отдышаться.
– Что ж, думаю, на этом академических знаний пока достаточно. В следующие несколько дней я предлагаю тебе немного отдохнуть от книг и сосредоточиться на практической стороне вопроса: наши занятия теперь будут носить исключительно прикладной характер, что потребует очень много сил. Поэтому мы закончим на сегодня. Отдохни, – Сарданапал улыбнулся, – сходи на свидание с девушкой – наш парк прекрасен в это время года. Главное, не забрести в болота, хмыри навряд ли будут оценены как романтическая составляющая.
Глеб усмехнулся, подбирая с пола рубашку и натягивая её на вспотевшее тело:
– Романтике, даже самой неординарной, я сейчас предпочитаю сон.
Академик щёлкнул пальцами, и лежащий на полу морок исчез.
– Должен сказать, я тебя хорошо понимаю. И одобряю. Лучше сосредоточить всю энергию на то, чтобы выиграть в предстоящей схватке.
Уж взявшись за ручку двери, Бейбарсов с сомнением поинтересовался:
– Думаете, в случае победы прекратятся попытки тёмных магов одержать верх?
Сарданапал нахмурился, а потом загадочно улыбнулся:
– Нет, разумеется. Но, возможно, тебе станет легче, потому что ты будешь уже не один.
***
Ночью Тибидохс напоминал одновременно терем богатого купца и таинственную крепость с сокровищами. Глеб неспешно шагал по гулким коридорам, вспоминая, как любил гулять здесь ещё в бытность студентом. Навстречу ему не попадалось ни живой души, ни мёртвой. Призраки и нежить давно изучили характер Бейбарсова и не желали попасть под Дрыгус-брыгус.
Ночь по-прежнему оставалась его стихией: он упивался, дышал ею, подпитывался её загадочной и опасной сущностью. Ночь ласкала его, как любовница, обнимала своими тенями. Двойственная природа Бейбарсова в это время суток расцветала во всей красе.
Как и рискованные мысли. Мысли о том, как непросто вновь погружаться в некромагическое прошлое, окунаться в разложение и тлен, пытаясь отыскать там крупицы надежды на победу. Мысли о том, как выматывают его бесконечные тренировки, когда его жестокая сущность вырывается наружу, рождая ярость, ослепляя и заставляя терять разум, с горячностью кидаясь в бой.
Мысли о ней.
Таня была центром его усталости, страсти, гнева.
От неё теперь нигде не было спасения, в замке больше не осталось безопасных мест.
Она была слишком близко, провоцируя его сорваться – он уже сорвался, тогда, в библиотеке. При воспоминании о том, что он готов был плюнуть на всё и взять её прямо там, готов был умолять её позволить – при мысли об этом у Глеба сжимались кулаки. Каким жалким дураком он был!
Но всё же кое-что не давало бывшему некромагу покоя, а именно: Таня отвечала ему. Она ласкала его губы с не меньшим пылом, она подавалась навстречу его неконтролируемым толчкам, она хотела его. Возможно ли, что это желание относилось не только к его телу?… Возможно ли раздуть эту искру до пламени?
Мысленно он вернулся на несколько дней назад, когда, выбравшись на редкую прогулку, заметил летающие над драконбольным полем фигуры. Команда готовилась к предстоящему матчу со сборной Магфорда. Ноги сами понесли Глеба туда, к нагретому белому песку.
Он остановился в тени ангаров. Метрах в ста от него Соловей хрипло отдавал распоряжения, перемежая их руганью. Глеб запрокинул голову и сощурился. Худую фигурку на контрабасе он увидел почти сразу, и его сердце моментально ускорило ритм. Объективно или нет – в воздухе Таня была прекрасна.
Резкая, порывистая, гибкая, как натянутая тетива, она разрезала воздух, почти не держась за гриф инструмента, уходила в глубокий крен, старая обойти соперника, или, завладев мячом, резко проворачивалась на контрабасе и забрасывала мяч в глотку дракона, продолжая лететь спиной вперёд – знаменитый приём, который Таня не раз исполняла на его глазах.
Судя по всему, он пришёл на поле как раз под конец тренировки. Игроки постепенно снижались, выслушивая нотации тренера, одна лишь Таня оставалась наверху, зависнув почти под самым куполом поля и задумчиво глядя куда-то вдаль. Эта картина показалась Глебу смутно знакомой, а ещё через секунду его обожгло болезненное воспоминание.
«– Я почти люблю тебя!
– Я знаю.
– И что??
– Если огонь не погаснет, дерево сгорит. Поэтому огонь, любя дерево, должен уйти. Даже если уйти для огня значит лишиться пищи и умереть. Я оставляю тебя, потому что люблю. И буду любить вечно…».
Это была великая победа в великом матче, но для Глеба всё прочее стёрлось, и триумф собственной воли был уничтожен одним-единственным «люблю» из уст Тани Гроттер.
Развернувшись, он медленно покинул поле, так и не заметив, что вслед ему смотрят печальные каре-зелёные глаза.
А теперь он шёл по коридору, думая о том, что сам себя загнал в ловушку, в дикую, безвыходную ситуацию: он не мог быть с Таней, потому что она была несвободна, потому что она не любила его, потому что он боялся разрушить её, спалить дотла. И в то же время он не мыслил жизни без неё, вдали от неё, не мог представить её с другим мужчиной или себя с другой женщиной.
Его мысли зашли в тупик, как и длинный коридор, в конце которого находились душевые и несколько спален. Глеб уже подошёл к своей, когда дверь чуть поодаль открылась. Таня Гроттер в лёгком сарафане вышла из комнаты, сжимая в руках банные принадлежности. Заметив Глеба, она дёрнулась и застыла. Её взгляд пробежал по его блестевшей от пота груди, видневшейся в распахнутых полах рубашки. Бейбарсов жадно следил за её реакцией, и вот оно – два ярких красных пятна на скулах. Не сказав ни слова, он дёрнул ручку двери и скрылся во мраке своей спальни.