Текст книги "Нелюбовь (СИ)"

Автор книги: outlines

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Прислонившись затылком к прохладному дереву, Глеб слушал удаляющиеся шаги Тани. Если он сейчас пойдёт в мужскую душевую, если хоть шаг сделает по коридору, всё будет кончено. Он не сможет сдержаться, наплюёт на всё и…

Он мужчина, в конце концов! Он любит эту женщину, он хочет её. А Гроттер тоже удумала – в платьях тут расхаживает, совсем уже!

Злость нисколько не остудила его пылкость, скорее наоборот. В ярости бросив на кровать ножны с кинжалом, Глеб опустился на колени и, пошарив по полу, выудил на свет до боли знакомую початую бутылку. Бело-красная этикетка смутно выделялась в темноте. Он зажёг лампу и глотнул из горла, слегка поморщившись.

Бывший некромаг поклялся себе бросить пить, не взяв в рот ни капли с тех пор, как Сарданапал сообщил ему о грядущих событиях и начал тренировать. Но как тут бросишь, когда рядом постоянно дразнящим призраком маячит вездесущая рыжеволосая ведьма!

У двери послышалось какое-то шуршание. Бейбарсов быстрым шагом пересёк комнату и резко распахнул дверь, однако там никого не оказалось. Он нахмурился и уже хотел вернуться к себе, когда увидел на пороге глянцевый прямоугольник. Быстро проверив его на наличие сглаза или порчи, Глеб наклонился и поднял с пола нечто, оказавшееся журналом. «Сплетни и бредни», значилось на обложке, с которой на него смотрело два знакомых лица: его собственное и Тани Гроттер.

Захлопнув дверь, мужчина подошёл к столу с горящей лампой, чтобы получше разглядеть фотографию. На ней они были изображены совсем юными, ещё до выпускного. Он развернул журнал на нужной странице и пробежал глазами статью. «Старая любовь не забывается?»… Глеб сделал ещё пару глотков из бутылки, молча разглядывая другие снимки, сопровождавшие текст. Он сидел так довольно долго, а потом вскочил и, смяв журнал кулаком, в гневе отбросил его куда-то в сторону.

В тот же момент в дверь спальни кто-то постучал.

– Ну, сейчас я пошлю тебя к Лигулу на рога, – раздражённо пробормотал Глеб, думая, что это неизвестный, подбросивший ему журнал. – Какого чёрта ты шляешься возле моей двери! Таня?…

На пороге действительно стояла она, по-прежнему сжимающая в руках мочалку и абсолютно сухое полотенце. Судя по всему, до душевых она если и дошла, то явно забыла, зачем.

– Можно мне войти? – растерянно поинтересовалась девушка, будто сама не до конца понимая, зачем ей это нужно.

Глеб неслышно выдохнул.

Он на взводе, потный и злой. На лице трёхдневная щетина, под глазом синяк. А она такая прекрасная, такая нежная в этом дурацком сарафане в полоску, и волосы, собранные в узел, на висках кудрявятся от влажности.

Он же знал, что нельзя этого делать.

Глеб, стой на месте.

Не подходи к ней, не трогай её.

Не впускай её в комнату.

Эти мысли испуганными птицами пронеслись в его голове за доли секунды, а потом он, слегка посторонившись, пропустил Таню внутрь и закрыл за ней дверь.

***

Они неловко стояли на пороге. Девушка с любопытством оглядывала комнату. Бейбарсову показалось, что в её глазах мелькнуло удивление. Когда она всё-таки решилась окинуть взглядом его самого, то сразу заметила бутылку, которую он всё ещё сжимал в руке. Глеб отставил её на стол, ощущая досаду и сожаление: он предпочёл бы, чтобы Таня не знала о том, что он выпивает.

А затем её взгляд остановился на скомканном журнале, валяющемся у стены. Зрачки девушки расширились.

– Не знала, что ты читаешь жёлтую прессу, – с досадой сказала она, первой нарушив молчание.

– Я не читаю. – Его голос хрипел, и он сомневался, что это пройдёт, пока Таня в комнате. – Его подбросили мне под дверь. Кстати, ты не видела никого, когда шла сюда?

Девушка отрицательно мотнула головой. По тому, как она смотрела на журнал, Глеб догадался, что ей известно содержание статьи. Возможно, им стоило поговорить об этом, но бывший некромаг не мог найти в себе силы, чтобы поднять эту тему. Несколько глотков крепкого алкоголя на голодный желудок сделали своё дело, и голова начала слегка кружиться.

– Таня, что ты хотела? – устало спросил он.

Она сделала несколько шагов вперёд и пристально посмотрела ему в глаза:

– Я пришла спросить напрямую: ты ищешь какой-то важный тёмный артефакт?

Бейбарсов моментально протрезвел. Откуда она узнала? Окинув её быстрым взглядом, он заметил, что девушка по-прежнему сжимает в руках свои банные принадлежности: костяшки её пальцев побелели от напряжения. Выходит, она ждала его ответа и волновалась, а значит, Таня знает далеко не всё. Однако врать или что-то придумывать сейчас у Глеба не было ни сил, ни желания. Поэтому он просто поинтересовался:

– С чего ты это взяла?

– Я видела книги, которые ты брал в библиотеке. Почти все они о теории ратной магии, о тёмных артефактах и способах их укрытия и защиты. Я видела, как ты пару раз заходил в запретный фонд. Видела, что ты много времени проводишь с академиком в Битвенном зале.

Глеб старался ничем не выказать изумления. Оказывается, пока он ходил около неё и подбирал слюни, как подросток, Гроттер успела выяснить почти всё о том, чем он занимается! Он облокотился на стол, сложив руки на груди и вскинув бровь.

– Ну допустим. Дальше-то что?

Казалось, Таня растерялась. Видимо, она думала, что он просто даст ей честный ответ.

– Я хочу знать, чем ты занимаешься и почему.

– Зачем тебе это? – его голос был напряжённым, вибрирующим.

– Потому что… – она запнулась, – потому что мне не всё равно.

Глеб смотрел на неё мгновение, растянувшееся в вечность. На то, как твёрдо Таня сжала губы после произнесённых слов, будто одновременно жалела о сказанном и бросала этим вызов. Как она сделала лёгкое, едва уловимое движение ему навстречу. Как в глазах её мелькнуло то, что он видел лишь однажды: болезненную, страшную тоску – точно таким же взглядом она смотрела на него, когда он покинул её после матча со сборной вечности.

Всё это длилось буквально секунду, а в следующую они уже с грохотом впечатались в дверь, к которой он оттеснил Таню. Она выронила мочалку и полотенце, которые упали куда-то им в ноги. Он слышал её сбивчивый шёпот, кажется, она просила его подождать, но он не мог…

Глеб хорошо помнил, как впервые поцеловал её – как будто нырнул с головой в холодную прорубь. Они стояли под дождём, губы Тани были влажными и дрожащими, а его – сухими и напористыми. Он помнил, как неистово колотилось в груди сердце, как весь остальной мир сузился до размеров крохотной пылинки: подуй на неё – и она исчезнет. Помнил, что успел лишь скользнуть языком по её нижней губе, когда Таня оттолкнула его – в её расширенных зрачках плескалось потрясение, стыд и… жажда большего.

Эти безжалостные подробности много лет терзали бывшего некромага днём и ночью, воспоминание о первом поцелуе с его рыжеволосой мечтой оставило глубокие зарубки в памяти, заставляя переживать всё снова и снова в надежде, что однажды это удастся повторить, вновь испытать те же острые, пронзительные ощущения и что когда-нибудь он перестанет умирать и заново рождаться при первом прикосновении любимых губ.

Но вот он вновь целовал Таню Гроттер, целовал уже не первый раз, однако облегчение не наступало. Ему хотелось ещё, и ещё, и ещё. Глеб обхватил её шею ладонью, пытаясь углубить поцелуй, но Таня слегка повернула голову, упираясь ладонями в его обнажённую грудь.

– Глеб, пожалуйста, подожди, давай поговорим…

С него было довольно разговоров. Решив пойти другим путём, Бейбарсов склонился, приникая к впадинке у основания её горла. Таня дёрнулась, зажатая между ним и твёрдой поверхностью двери.

– О чём ты хочешь поговорить, ммм? – его голос звучал глухо.

– Это всё… неправильно, так нельзя…

Глеб вскинул голову, прищурившись:

– Тебя тянет ко мне, не отрицай этого. И всегда тянуло. Я чувствовал это тогда и чувствую сейчас.

Девушка надавила на его плечи, вынуждая чуть отступить. Её глаза заволокло туманом желания, но она упрямо покачала головой.

– Неважно, что ты или я чувствуем. У меня есть обязательства перед Ванькой, перед друзьями. Я не могу так просто…

Глеб оборвал её, вновь рванувшись вперёд, запечатывая ей рот. Он слышал, как она мычит, снова пытаясь что-то сказать, и усилил напор, вынуждая девушку разомкнуть губы. Он жадно, почти грубо вторгся в её рот, и в нём на секунду вспыхнула радость, когда Таня почти мгновенно ответила.

Но затем он вспомнил слова, произнесённые ею секунду назад: «У меня есть обязательства перед Ванькой».

Валялкин, её жених.

Тот, к кому Глеб прежде ревновал неистовей всего, тот, кто отнял у него магию и любимую женщину. И его пронзила старая злость – едкая, желчная: не он был Таниной первой любовью, не он был тем, кто забрал её девственность, кто надел ей на палец кольцо.

Эта внезапная ярость вдруг подавила желание. Разорвав поцелуй, он склонил голову, обдавая Танину шею дыханием, в котором чувствовались пары водки.

– У тебя тоже расширяются зрачки и учащается пульс, стоит твоему жениху просто посмотреть на тебя? Ты так же растекаешься по стене, когда он целует тебя за ухом? —шепнул он, слегка касаясь губами её прохладной мочки.

– Прекрати… Прекрати! – задыхалась Таня.

– Что, Валялкин не может завести тебя одними словами?

– У Ваньки нет твоего опыта! Он не перетрахал в своё время половину Тибидохса!

Глеб усмехнулся:

– Никто бы ему и не дал. Да и, тем более, вы же хранили свой цветок друг для друга.

Звук пощёчины разлетелся по комнате гулким эхом. От удара у него дёрнулась голова. Бейбарсов медленно повернулся к Тане, вжимающейся в дверь: её губы прыгали. Он схватил руку девушки и, поднеся к лицу, нежно поцеловал пылающую ладонь, наблюдая, как у неё перехватывает дыхание.

– Никогда не смей поднимать на меня руку, ты поняла? – тихо процедил он. – Тем более в ответ на правду.

Глеб уже хотел разжать пальцы, как вдруг взгляд его упал на тонкий безымянный палец. Кольцо, подаренное Валялкиным, исчезло. Бывший некромаг пристально взглянул на Таню, задавая молчаливый вопрос.

Осторожно высвободив дрожащую руку, Таня скользнула в сторону, к окну, глядя на погружённый во тьму Тибидохский парк. Когда послышался её голос, он звучал безжизненно и устало:

– Мы с Ванькой расстались. Я думаю, что мы расстались… Не знаю, как объяснить, чтобы ты понял. Он просто дал мне свободу принять решение. Переложил на меня всю ответственность, – горько закончила она.

Глеб помолчал какое-то время, а потом насмешливо произнёс:

– Представляю, какой это для тебя стресс. Ведь обычно это твоя прерогатива.

– О чём ты?

Он резко обернулся, чувствуя, как в нём опять закипает гнев.

– Я о том, Таня, что ты сама любишь спихивать ответственность за важные поступки на других. Ты любила своего Валялкина и одновременно была увлечена мной, но у тебя духу не хватило осмелиться и сделать выбор. В итоге всё было решено за тебя, и тебе было удобно сначала наслаждаться своей жизнью в глуши, а потом страдать от того, что всё не так, как тебе мечталось. И снова ты не сумела принять решение, предоставив это неприятное дело Ивану: это ведь он смог разрубить узел, в который ты запутала наши жизни. Ты и меня держала на привязи, с одной стороны, красиво изображая жертву одержимого некромага, а с другой, не желая отпускать. Когда-нибудь, я надеюсь, тебе надоест заниматься ерундой, и ты решишься на что-то.

– Мне кажется, после матча со сборной вечности я объяснила свои чувства, – девушка шагнула вперёд, будто стараясь убедить его в своей правоте, – я дала тебе понять, что сделала выбор.

Глеб горько усмехнулся:

– Ты ведь даже тогда не смогла нормально признаться мне. «Почти люблю» – вот что ты сказала, как будто оставляя себе возможность для отступления, как будто чувства – это нечто, требующее публичных доказательств, а ты ещё не до конца решила любовное уравнение. А я всегда мог сказать правду, и смогу снова. Таня, я люблю тебя! – в отчаянии выкрикнул он, не сумев удержать это внутри, и девушка вздрогнула, как если бы он тоже ударил её. – Я болен тобой так давно, что уже не помню себя другим, прежним, хозяином собственных чувств. Я не помню жизни без тебя и не хочу ничего знать о ней.

Наступила тишина. В гулкости каменных стен она казалась оглушающей. Бывший некромаг знал, как сейчас важно предоставить Тане выбор – вот он, тот самый момент, который определит всё.

Если он первым сделает шаг, то потеряет её. Поэтому Бейбарсов стоял на месте, до боли сжав кулаки, ощущая, как от духоты и выпитого кружится голова. Он стёр из взгляда все чувства, выражение его лица стало бесстрастным.

Он стоял, чувствуя себя обнажённым, ведь фактически так и было – он предлагал себя Тане, предлагал таким, какой он есть.

Пожалуйста, пусть она узнает меня, поймёт меня, почувствует меня.

Пусть она полюбит меня.

И когда Таня решительно шагнула к нему, сердце Глеба оглушительно стукнуло где-то в горле.

Он не верил глазам, которые смотрели на рыжую макушку, спрятавшуюся у него на груди. Не верил рукам, которые обнимали узкую спину, пальцам, которые приподняли подбородок девушки. Не верил губам, которые с пронзительной нежностью приникли к её щеке.

Он замер так, надеясь, что, если ему это снится, он умрёт во сне.

Но секунды шли, подгоняя неумолимое время, а Глеб не просыпался. Он всё так же обнимал Таню, ощущая её сцепленные руки у себя на талии, чувствовал обнажённой грудью неровную материю её сарафана, и её лёгкое частое дыхание на своей шее.

Наконец, он отстранился, пристально вглядываясь в лицо девушки, ища в нём признаки того, что это был всего лишь порыв, и сейчас она откажется от своих слов, вновь покинет его.

Однако и этого не случилось. Таня смотрела на него снизу вверх грустно и нежно, а потом тихо сказала:

– Я никуда не уйду, Глеб. Я здесь, с тобой. И прошу тебя только об одной вещи: дай мне время. Не для того, чтобы определиться – я сделала это только что. Просто мне трудно свыкнуться со всем, что происходит: с моими чувствами, с моими мыслями. С тем, что большая и важная часть моей жизни остаётся позади. С тем, что я причиню Ваньке боль. Нет, не перебивай меня, послушай… Ванька всегда будет важной частью меня, и ты со временем с этим смиришься. Как я смирилась с тем, что ты успел натворить, с тем, кем ты прежде являлся. Я люблю Ваньку… не так, как тебя, но всё же люблю. Я ещё не до конца во всём разобралась, но непременно сделаю это. Ты просто будь рядом и не торопи меня.

Глеб выслушал её, внимательно анализируя каждое слово. И хотя эгоист в нём жаждал прямо сейчас закрыть этот вопрос, Бейбарсов понимал, что Таня права. В конце концов, прежде он столькое заставил её пережить, что теперь она тоже может ещё немного помучить его. И он кивнул, наклоняясь и касаясь губами её прикрывшихся век.

– Хорошо, Таня.

Откровенно говоря, он пошёл бы на любые её условия, сделал бы так, как она сказала. Он готов был внимать ей, исполнять её капризы, терпеть её издёвки. Он позволил бы вить из него верёвки, топтать его. И как хорошо, что Таня не подозревала, какой огромной властью на самом деле обладает над ними. В этот момент Глеб пообещал себе, что сделает всё, чтобы она никогда этого не узнала – не подозревая, что он сам обладает над ней ничуть не меньшей властью.

– Расскажи мне, – послышался в полутьме её голос. – Расскажи мне всё. Что именно происходит?

Глеб так и сделал. Он поведал ей обо всём, что произошло с тех пор, как она улетела с крыши высотки в Нижнем, умолчав лишь о своих чувствах, о боли, что стальными когтями разрывала его грудь. Остальные же события – как он поступил на службу в Тибидохс, как отыскивал тёмные артефакты, как узнал об Амулете сотни магов и чем грозит обнаружение этой вещицы не теми людьми – он выложил в подробностях, наблюдая, как изумлённо взлетают Танины брови. Однако под конец совершил оплошность, вскользь упомянув то, что Магщество хочет отправить его в Дубодам. Пришлось рассказать и об этом.

– Но ведь ты же больше не некромаг! – возмутилась Таня, сидя в кресле, которое в прошлый раз так полюбилось Сарданапалу.

– Какое это имеет значение? – пожал плечами Глеб. – На мне по-прежнему висят преступления, которые я совершил и за которые не ответил.

– Нет, – она коснулась его руки, – их совершил не ты. Это был другой человек, даже несколько других. Ты изменился, и ты сполна заплатил за то, что сделал когда-то.

– Ещё не сполна, – он слегка наклонился, чтобы заглянуть девушке в глаза, – и да, Таня, надеюсь, ты не строишь иллюзий по поводу того, насколько сильно я изменился?

Он увидел, как в её глазах промелькнули тени воспоминаний, – свежих, ярких – и она улыбнулась, покачав головой:

– Нет, конечно. И, сказать по правде, есть некоторые вещи, которые я хотела бы оставить неизменными.

– Например? – Бейбарсов склонился ещё ниже, так, что смог разглядеть собственное отражение в её расширившихся зрачках.

– Глеб, – пробормотала она, но мужчина уже накрыл её губы своими.

Его пьянило то, что происходило сейчас – осознание, что Таня хочет быть с ним, что она показала это действиями и словами, что он желает эту женщину и теперь это точно взаимно. Он опустился на колени, вклиниваясь между её ног, заставляя вжаться в спинку кресла. Губы Тани снова слегка подрагивали, она будто робела, отчего поцелуй казался ещё слаще, и Глеб скользнул языком дальше, глубже, ощущая, как тонкие пальцы девушки нырнули под рубашку и коснулись его груди.

Он рванулся вперёд, обхватывая руками её бёдра, потянул на себя. Разбитая губа ныла от боли. Что-то горячее ударило в позвоночник и потекло по венам, воспламеняя и без того горячую кровь, запуская волны наслаждения, прокатывающиеся по всему телу. Девушка внезапно обхватила его поясницу ногами, сцепила их, прижимаясь к нему крепче, и ахнула, когда Глеб резко подался к ней бёдрами.

– Таня, – выдохнул он со стоном, разрывая поцелуй и утыкаясь лбом в её грудь.

Нужно остановиться, прямо сейчас, пока это ещё возможно. Они просидели так какое-то время, пытаясь восстановить дыхание. Таня разжала ноги, но по-прежнему прижимала к себе его голову, тихонько перебирая волосы, и Глеб готов был урчать от удовольствия, что стало бы последней каплей унижения. Улыбнувшись своим мыслям, он поинтересовался:

– Итак, ты узнала всё, что хотела?

Он ощутил, как девушка глубоко вздохнула – поднялся и опустился её живот – и ответила:

– В общем и целом. Давай тезисно: Сарданапал хочет, чтобы ты нашёл Амулет сотни магов, а Магщество хочет засадить тебя в Дубодам, прикрываясь тем, что этого желает магическое общество.

– Да уж, все меня хотят, – усмехнулся Глеб и охнул – Таня в наказание больно дёрнула его за волосы. – Всё, всё, я пошутил! Суть, в общем-то, ты изложила верно, но только что это меняет?

– Всё, если ты ещё не заметил, – хмыкнула Таня. – Пока ты тут играл в затворника, я прочла книгу про самые тёмные артефакты всех времён, которую купила недавно на Лысой Горе. Это дало мне, пусть и скудные, но всё же знания. Я занималась ратной магией с Сарданапалом, пока ты лежал и собирался помирать в железнодорожной будке.

При этих словах Бейбарсов поднял голову с её колен и посмотрел Тане в глаза. Он ещё не знал, куда она ведёт, но начал догадываться.

– Я отлично летаю. Я, в конце концов, победила Чуму. В общем, я буду помогать тебе в поисках. Найдём артефакт, а потом и Магществом займёмся, – уверенно закончила девушка.

Бывший некромаг оперся рукой на одно колено, скептически рассматривая её лицо.

– Если я запрещу тебе, ты ведь меня всё равно не послушаешь? – спокойно уточнил он.

Таня улыбнулась и покачала головой. Видя её улыбку, он не смог сдержать ответной. Он позволил ей взять в ладони своё лицо, заглядывать в глаза, читать их. Позволил ей проникнуть в самую глубину того, чем он являлся, в самую сердцевину, напоминающую рваную рану – такой измученной была его душа. И когда он почувствовал внутри присутствие Тани, её тепла, её привязанности, страха, желания, нежности – тогда он понял, для чего пережил всё это.

Всё ради того, чтобы сейчас позволять Тане Гроттер гладить его голову.

Всё ради неё.

========== 13. Дети, подсказки и чудовища ==========

***

Ты его видел, он худ, улыбчив и чернобров. Кто из нас первый слетит с

резьбы, наломает дров? Кто из нас первый проснется мертвым, придет к

другому – повесткой, бледен и нарочит? Кто на сонное «я люблю тебя»

осечется и замолчит?

Ты его видел, – он худ, графичен, молочно-бел; я летаю над ним, как

вздорная Тинкер Белл. Он обнимает меня, заводит за ухо прядь – я одно

только «я боюсь тебя потерять».

(Вера Полозкова. Письмо Косте Бузину, в соседний дом)

***

День мерить от тебя до тебя, смерзаться

В столб соляной, прощаясь; аукать тьму.

Скольким еще баюкать тебя, мерзавца.

А колыбельных петь таких – никому.

Челку ерошить, ворот ровнять, как сыну.

Знать, как ты льнешь и ластишься, разозлив.

Скольким еще искать от тебя вакцину –

И только мне ее продавать в розлив.

Видишь – после тебя остается пустошь

В каждой глазнице, и наступает тишь.

«Я-то все жду, когда ты меня отпустишь.

Я-то все жду, когда ты меня простишь».

(Вера Полозкова. Чёлка)

Слот – Мёртвые Звёзды

Алиса Салтыкова – Момент

***

После того рокового полёта на Лысую Гору Таня не видела Ягуна. Пару раз она порывалась отыскать его и попросить прощения, но одёргивала себя: ей не за что извиняться. Да, возможно, она была немного резка, но внук Ягге тоже не стеснялся в выражениях. В конце концов, почти круглосуточные тренировки затянули её в водоворот рутины, и Таня уставала так, что сил ни на что другое не оставалось.

Кроме одной мысли, самой главной, имя которой, казалось, калёным железом было оттиснуто у неё на лбу.

Глеб.

Они почти не разговаривали. А если и перебрасывались парой ничего не значащих фраз, то хрупкая вежливость между ними казалась такой искусственной, что Тане хотелось морщиться.

Её маленькое расследование относительно деятельности главы Тибидохса и бывшего некромага принесло свои плоды, нужно было лишь прояснить некоторые вопросы. Если бы кто-то спросил Таню, какого Лигула она вообще в это вмешивается, ответом послужил бы недоумённый взгляд.

Потому что она Татьяна Леопольдовна Гроттер, победившая Чуму, не раз спасавшая магический мир. Потому что она может и хочет помочь в новой борьбе против зла.

Потому что она боится за одного упрямого, отвратительного, совсем ненужного ей человека.

В какой-то момент Тане даже стало слегка обидно, что Сарданапал не поделился с ней своими планами, а подключил одного лишь Бейбарсова. Для неё не было секретом, что она являлась любимицей академика, он оказывал ей большое доверие и не раз привлекал к важным и опасным миссиям. Должна была быть причина, по которой в этот раз он ничего ей не рассказал, и Таня была твёрдо намерена её выяснить. Однако перед этим у неё оставалось ещё два важных дела. И девушка не знала, на какое решиться сложнее.

Стоял душный вечер середины июля. После той памятной грозы на Буян снова вернулась засуха. Таня сидела на полу в своей комнате и, нахмурившись, листала учебник по сольфеджио. Ровным счётом ничего из этих бесконечных рядов нот ей было непонятно. Раздражённо захлопнув книгу, девушка отшвырнула её на кровать.

– Но-но! – «ожил» перстень. – Так обращаться с ценнейшим учебным пособием – это кощунство!

– Чем же оно такое ценное, дед? – удивилась Таня.

– Его написал я, – гордо оповестил скрипучий голос.

Девушка с сомнением покосилась на яркую обложку. «Аристарх Зервас. Всё, что нужно знать об игре на магических музыкальных инструментах», гласили полустёршиеся от времени буквы.

– Кажется, ты ошибся, – хмыкнула Таня.

– А вот и нет! Этот мелкий греческий жулик, Аристархишко, украл у меня почти законченную рукопись и опубликовал её, выдав за свою!

– Тебя послушать, так все только и делали, что воровали твои бесценные идеи! Ещё скажи, что и мир из первохаоса создал ты, а Творец просто свистнул твои наработки.

– Ну, это ты уже загнула, – пробурчал перстень недовольно.

Таня тем временем, изнемогая от жары, выскользнула из джинсов и футболки. Натянув свой старый сарафан в серо-белую полоску, она покрутилась перед зеркалом и пожала плечами. Ей было несвойственно обычное жеманство девушек, она смотрелась на своё отражение в крайне редких и необходимых случаях и далеко не каждый день. Рыжеволосая ведьма справедливо считала, что те, кто действительно заинтересуются ей, смогут разглядеть через обыденную обёртку. А внимание мужчин, клюющих лишь на внешность, ей и вовсе ни к чему.

Вот Ванька любил её всякую, хотя больше, надо признать, Таня нравилась ему в привычных джинсах и свитере. А Глеб смотрел на неё с восхищением вне зависимости от того, во что она была одета… Спохватившись, что мысли её снова потекли в направлении Бейбарсова, девушка показала язык своему отражению и тут же услышала звонок зудильника.

Экран зарябил, а потом на нём показалось лицо Гробыни Склеповой. Лысегорская ведущая явно чувствовала себя не очень хорошо: лицо по цвету почти слилось с зеленоватой стеной позади неё, ярко-розовые волосы забраны в небрежный пучок, из одежды – растянутая майка, явно с плеча Гуни. В обычное время в подобном виде застать Гробыню было практически невозможно. Таня забеспокоилась.

– Хэй, как дела?

Раздался шорох, потом какой-то скрип, а затем послышался капризный голос:

– Гроттерша, мы с тобой столько лет знакомы, а ты по-прежнему не научилась со мной здороваться! Сначала нужно выразить восхищение моей неземной красотой, подивиться сладости голоса, оценить новомодный маникюр, и только потом какделакать!

Таня с облегчением поняла, что, если Гробыня и собралась помирать, то точно не в ближайшее время. По-турецки усевшись на пол, она всё же решила выяснить причину непривычного облика подруги.

– Извини, но сегодня восхищений не будет. Выглядишь ты так себе, – хмыкнула девушка.

Какое-то время Гробыня скептически разглядывала её, будто надеясь, что Таня одумается и выдаст какой-никакой комплимент, но, так ничего и не дождавшись, вздохнула и призналась:

– Если это так, то вини во всём Гломова.

– Гуню? – удивилась рыжеволосая ведьма.

– А ты знаешь других Гломовых? Неа, Гуний такой один, к сожалению или к счастью, – задумчиво подытожила Склепова и с оглушительным шуршанием стала открывать коробку солёных крекеров в форме отрубленных голов.

Проглотив парочку, она вдруг скривилась. Раздался грохот, изображение на экране начало вращаться, а потом стало темно. Таня с недоумением потрясла зудильником, думая, что это помехи в связи, но нет – по ту сторону всё ещё раздавались какие-то шумы, потом послышалось потрескивание, и снова показалось лицо Склеповой, ещё более зелёное, чем прежде.

– Пардон, это последствия бурной тибидохской ночи.

Тут до Тани дошло:

– Ты что, снова беременна??

– Не надо так бурно выражать удивление, – хмыкнула Гробыня. – Такое бывает, представь себе, если ты регулярно спишь с мужчиной.

И в этот самый момент Таню прострелила мысль, такая внезапная, такая оглушающая, что девушка на время выпала из реальности.

Они с Ванькой никогда не предпринимали шагов по предотвращению беременности. Ни разу. И за несколько лет она так и не зачала. До сих пор девушка не придавала этому значения. Ей казалась естественной мысль о том, что когда-нибудь у них с Ванькой будут дети, но она никогда не задумывалась над тем, что это может произойти в обозримом будущем. Или не произойти никогда.

Из небытия её вырвал голос Гробыни:

–…в общем, Танька, жизнь прекрасна! Не моя, конечно, но всё же. Кстати, ты слышала, что Лизон укатила куда-то на север?

– Зализина? – рассеянно уточнила Таня.

Склепова закатила глаза:

– Гроттерша, сегодня ты побила все рекорды по тупым вопросам и разом понизила айкью половины Тибидохса. Само собой, Зализина, другой такой нет! Ума не приложу, что она забыла посреди вечной мерзлоты, но не удивлюсь, если спустя какое-то время все полярные медведи переберутся сюда.

– Знаешь, я давно хотела спросить, – неожиданно для себя выдавила девушка, наплевав на предыдущую тему разговора, – что ты думаешь о Бейбарсове?

Брови лысегорской ведущей на мгновение взлетели вверх, но потом вернулись в обычное положение, и её лицо смягчилось, став таким, каким бывало лишь в минуты редкой откровенности и человечности.

– Что именно тебя интересует?

Таня пожала плечами: она сама толком не знала, что хочет услышать. Однако при этом отчётливо помнила, что Гробыня говорила, будто Глеб не подходит Тане. Озвучив это вслух, она увидела на лице Склеповой горькую улыбку.

– Я говорила так, Танька, потому что дико ревновала. Да ладно тебе, не делай вид, будто не знала! Бейбарсов всех девчонок с ума сводил, каждая хотела быть с ним. А он, как помешанный, сох по тебе. Я ревновала, – все ревновали – вот и болтала невесть что. А ещё… – Гробыня запнулась и не договорила.

– Что?

– Ещё я искренне считала, что этот некромаг с замашками тирана тебе не подходит. Я была уверена, что, даже если вы сойдётесь, то уже через неделю поубиваете друг друга. Но, Таня, – Склепова дождалась, пока подруга посмотрит на неё, и закончила фразу, – Бейбарсов больше не некромаг. Все мы видели, как сильно он изменился. Будто бы и прежний, а будто и нет. Ощущение, что из него удалили весь яд, который отравлял неплохого в сущности человека.

Дочь Леопольда Гроттера поразилась точности этого определения.

– И этот, новый Бейбарсов вполне мог бы стать для тебя идеальной парой. Кстати, судя по всему, не я одна так думаю, – и, потянувшись куда-то, Гробыня потрясла перед Таней тем самым злосчастным выпуском «Сплетен и Бредней», на обложке которого красовались они с Глебом. – Ты была обручена с Валялкиным, насколько я помню, ещё месяц назад. А теперь выясняется, что вы разошлись. Поэтому советую вопрос, адресованный мне, задать самой себе: что ты думаешь о Бейбарсове?

Таня вздохнула:

– Мы с Ванькой не разошлись… окончательно. Он просто дал мне карт бланш. А я не знаю, как правильно поступить.

– Ой, Гроттерша, ври, да не завирайся! Не знает она. Всё ты прекрасно знаешь!

– Ты не понимаешь! – воскликнула Таня в отчаянии. – Дело не в том, что я не хочу быть с Глебом! Тут другое. Я не хочу причинять боль Ваньке, не хочу разочаровывать друзей и… ну, других близких людей…

Под скептическим взглядом Гробыни девушка замолчала, теребя подол сарафана.

– Слушай, Танька, у меня нет времени на проблемы! Я хочу только двух вещей: погулять на вашей с Бейбарсовым свадьбе и чтобы меня перестало тошнить. Я всё сказала.

Однако, заметив, что Таню её слова не убедили, супруга Гуни тяжело вздохнула и спросила:

– Вот скажи, я хоть раз обращала внимание на мнение друзей и общественности? Правильно трясёшь головой, ни разу! А почему? Потому что общественное мнение – это мнение тех, кого не спрашивали. Не обижайся, но мне плевать, что думают другие о моей работе, моём муже и моей внешности по той простой причине, что это моя жизнь. Вообрази, как просто! Запомни: настоящие друзья примут твой выбор и порадуются, если ты будешь счастлива. А ты будешь счастлива с Бейбарсовым, точно тебе говорю! Упс, подожди…