Текст книги "Нелюбовь (СИ)"

Автор книги: outlines

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

***

Мы случились однажды – больше мы не смогли,

и весна отказалась просить за нас.

Платье мокнет в студеной твоей воде,

не пуская под кожу смертельных фраз,

губы бережно повторяют:

все рассветы творятся только в живой душе,

остальное лишь тени, лишенные Божьих глаз,

Остальное – лишь тени, лишенные Божьих глаз…

И твоя вода меня накрывает.

(Катарина Султанова. Мы случились однажды)

Калинов мост – Блеснёт

Первое, что Таня увидела, открыв глаза – испуганные лица Ваньки и Ягуна, склонившиеся над ней. Высоко над их головами висело свинцовое небо. Дождь прекратился. Голоса друзей долетали до неё как будто издалека. Девушка попробовала пошевелиться и ощутила, как правую сторону тела обожгло болью. Но в целом, она была в порядке, если не считать головокружения и ноющей шеи.

Цепляясь за руку Ваньки, она с трудом села и огляделась: вокруг стоял смог, с неба летел пепел. На земле лежали обломки склепов, сломанные мётлы и покорёженные пылесосы, её контрабас, потерявший одну струну и покрытый копотью. Вздрогнув, Таня заметила рядом несколько тел и прикрыла глаза, боясь узнать в одном из них того, кто спас её.

– Где он? – прошептала девушка разбитыми губами. – Где Глеб?

Ягун мотнул головой куда-то в сторону. Таня посмотрела в указанном направлении. Там, над лежащим без сознания Бейбарсовым, склонилась Ягге, уже успевшая быстрым и цепким взглядом окинуть внука. На её плечах не было привычной старой шали, а лицо озабоченно хмурилось. Таня рванулась туда, но обожжённое плечо прострелило болью, и перед глазами замелькали тёмные точки.

– Танька, погоди, давай ты в себя для начала придёшь, – озабоченно пробормотал Ягун.

– Ты не понимаешь, мне надо к нему… – она предприняла ещё одну попытку.

На этот раз у неё получилось: молчаливый Ванька приподнял девушку и позволил опереться на себя, осторожно подводя к Глебу. И чем ближе они подходили, тем сильнее билось её сердце. Голова, лицо и грудь Бейбарсова были залиты кровью. Чёрные волосы слиплись, глаза были закрыты, а правая нога неестественно вывернута.

Сердце Тани запнулось.

– Он жив? – выдавила она.

Ягге подняла голову и оглядела её хмурым взглядом:

– Жив.

Больше она ничего не добавила, потому что их уже окружили оставшиеся боевые маги. С трибун к ним быстрым шагом спешил Сарданапал, а за ним семенил Бессмертник, сжимавший в руках длинную цепочку. Таня пригляделась и поняла: это был Амулет сотни магов.

При приближении главы Тибидохса магнетизеры кинули взгляд на Кощеева, тот неохотно кивнул, и они расступились. Академик быстро осмотрел Глеба и, наклонившись, о чём-то быстро заговорил с Ягге.

Подошедший Бессмертник с пренебрежением оглядел лежавшего на земле Глеба и стоящих вокруг молодых магов, а затем скрипучим голосом обратился к Сарданапалу:

– Вот видите, академик, всего этого можно было бы избежать, если бы вы сразу отдали нам Амулет и выдали Бейбарсова.

Сарданапал медленно повернулся к нему, и Таня поразилась холодному огню презрения и гнева, что зажёгся в его глазах.

– Всего этого можно было бы избежать, если бы Магщество не думало, что оно умнее всех, – размеренно заговорил он. Заметив, что Бессмертник задохнулся от возмущения, академик поднял руку, не давая ему сказать ни слова: – Да, если бы вы дали мне возможность объясниться, то узнали бы, что я собирался отдать вам артефакт. Вот только он не стал бы очередным сокровищем в вашем хранилище. Этот медальон – пустышка. Проверьте, если хотите – ваш уровень магии позволит вам это сделать.

Глава Магщества подозрительно сузил свои страшные глаза, а затем выпустил из перстня красную искру, прошептав какое-то заклинание. Амулет окутало потрескивающее алое свечение, а через секунду погасло. Кощеев уставился на покачивающийся в его руках Амулет неверящим взглядом, а потом повернул к собеседнику искажённое яростью лицо:

– Вы подменили его! Оставили настоящий Амулет себе, а мне подсунули пустышку!

– По-вашему, я настолько глуп? Мне прекрасно известно, что вы можете обыскать школу от верхушек башен до подвалов. И я не буду возражать, если вы вознамеритесь, однако поверьте мне – артефакта вы не найдёте. Потому что его не существует. Это одна большая химера.

Таня видела, как постепенно на лице Бессмертника, напоминающем обтянутую кожей черепушку, проступает понимание, что Сарданапал прав. Но это нисколько не умалило его гнев – наоборот, глава Магщества рассвирепел ещё больше.

– Что ж, в таком случае, я забираю Бейбарсова, и мы улетаем. Но имейте в виду, академик: если я узнаю, что вы обманули меня…

– Уверяю вас, я бы не посмел. И да, я с радостью провожу вас на выход, господа, вот только Глеб Бейбарсов останется здесь. По той простой причине, что вы хотите судить раненого и невиновного.

– Невиновного?! – прошипел Кощеев. – Вы что, забыли историю с Танталом? Забыли, что он сделал с нашими людьми, с разведчиками? Что он угодил в Тартар и сумел оттуда выбраться?

– Не забыл, – покачал головой академик. – Только всё перечисленное совершил молодой некромаг, которого больше нет. Здесь же, – он указал на по-прежнему лежащего без сознания Глеба, – находится светлый маг, искупивший свои грехи. И я лично беру его под свою защиту.

Бессмертник скривил губы в злобной усмешке и повёл костлявой рукой вокруг:

– Хотите сказать, что это работа светлого мага? Вы видите, что он натворил?

– Вы сами вынудили невиновного человека защищать свою жизнь и свободу. Будь я на его месте, поступил бы точно так же.

– Он использовал ратную магию! Запрещённую магию! – не успокаивался глава Магщества.

– Методы боевых пешек, находящихся под вашей протекцией, тоже далеки от законных, – спокойно заметил Сарданапал, но его цветные усы начали беспокойно подрагивать.

– Они защищали интересы Магщества и выполняли мой приказ!

– Что ж, могу сказать то же самое: Глеб Бейбарсов выполнял мой приказ и защищал школу!

Таня почувствовала, как воздух густеет. Два сильных мага были готовы к тому, чтобы вступить в открытую схватку. Что неизбежно произошло бы, но в этот момент в небе, закрытом тучами, полыхнули семь радуг Гардарики. Все присутствующие завороженно уставились вверх: яркие цветные полосы не гасли долгих десять секунд. А потом прямо посреди образованного магами круга материализовались трое: высокий плечистый мужчина в кожаной куртке, смуглый юноша и темноволосая девушка в переливающемся нагруднике.

Появление нежданных гостей было встречено гробовым молчанием: все смотрели на них, а они, в свою очередь, оглядывали побоище. Таня заметила, как рука девушки непроизвольно дёрнулась и застыла: будто она сжала в ладони что-то невидимое.

Первым опомнился одетый как байкер мужчина. Шагнув вперёд, он сурово посмотрел сначала на Бессмертника, а потом перевёл на Сарданапала смягчившийся, но по-прежнему требовательный взгляд:

– Что здесь произошло?

Глава Тибидохса в нескольких предложениях изложил суть дела. Таня не знала, кем был незнакомец, но при этом ощущала, что он не маг, а кто-то явно больший. Это стало ещё очевидней, когда девушка заметила, как магнетизеры опасливо пятятся от него. Даже Бессмертник отступил на несколько шагов, явно собираясь улизнуть, но ему не позволили этого сделать. Резко развернувшись, байкер молча протянул руку, и глава Магщества, всё поняв, вложил ему в ладонь бесполезный теперь Амулет. При соприкосновении сухой ручонки Кощеева с кожей незнакомца по телу первого прошла дрожь.

Бросив на артефакт беглый взгляд, байкер небрежно перебросил его юноше, и тот ловко поймал медальон. Таня ощутила непонятное беспокойство: юноша чем-то напомнил ей Глеба – такой же высокий, смуглый, жилистый. Но, приглядевшись, она ахнула – на неё смотрели знакомые, чёрные зрачки-колодцы. Это был некромаг. Но стоящая рядом хорошенькая девушка смотрела на него без страха и презрения, лишь с притаившейся на дне глаз грустью.

Развернувшись к Бессмертнику, байкер окинул его с ног до головы презрительным взглядом, и над полем раздался его густой бас, причём Таня могла бы поклясться, что для этого он не применял магии:

– Видимо, настало время нам вмешаться. Я официально уведомляю вашу конторку, что Глеб Бейбарсов теперь светлый маг. Силы ему были возвращены больше года назад, и за него поручились Прозрачные Сферы.

Рокот пронёсся над толпой, когда все услышали последние слова. Прозрачные Сферы. Силы, внушающие благоговение и трепет.

– Отныне любое посягательство на свободу этого мага будет означать посягательство в нашу сторону, а у вас, я надеюсь, не хватит глупости сделать подобное.

Если Бессмертник и был разозлён, то ничем не показал этого, лишь закивал своей черепушкой, а затем подал знак своим прихвостням. Боевые маги, обходя за полсотни метров хранителя Прозрачных Сфер, потянулись за своим предводителем, и вскоре единственный уцелевший в битве склеп с жалкими остатками магнетизеров на борту исчез в грозовых тучах, раскинувшихся над Буяном.

Боковым зрением Таня заметила сбоку какое-то движение. Повернув голову, она увидела, что к ним через всё поле спешит перепуганная девушка с развевающимися на ветру белокурыми волосами. Это была Катя Лоткова. С разбегу бросившись в объятия мужа, она сжала его так крепко, что лицо играющего комментатора покраснело. Её плечи дрожали.

– Ну будет тебе, будет, слышишь… – Ягун смущенно прижал жену к себе.

Гурий Пуппер, опустившись на колени возле тела Кенг-Кинга, растерянно гладил его большую чешуйчатую голову. Маги ошарашенно переглядывались, пытаясь оценить масштаб произошедшего. Они стояли, залитые кровью и дождём, и вокруг бушевала уже другая буря – буря грядущих перемен.

***

Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай.

Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый.

Умой меня, замотай мне повязкой марлевой

Дурную, неостывающую башку.

Укрой меня, побаюкай, поуговаривай,

Дай грога или какого другого варева;

Потрогай; не кожа – пламя; у ока карего

Смола закипает; все изнутри пожгу.

Такая вступила осень под сердце точненько –

Пьешь горькую, превращаешься в полуночника,

Мешком оседаешь в угол, без позвоночника,

Как будто не шел – волок себя на горбу.

Да гложут любовь-волчица, тоска-захватчица –

Стучит, кровоточит, снится; поманит – спрячется;

Так муторно, что и хочется – а не плачется,

Лишь брови ломает, скобкой кривит губу.

Становишься громогласной и необузданной,

И мечешься так, что пот выступает бусиной

У кромки волос.

Останься еще. Побудь со мной.

И не отводи целительные глаза.

(Вера Полозкова. Пшшш)

Агата Кристи, Би 2, Lumen – Мы Не Ангелы, Парень

Глеб очнулся только на следующее утро. Осмотревший его Эссиорх – так звали хранителя Прозрачных Сфер – сделал только одно: провёл рукой над изломанным телом, и от жуткого хруста выпрямленного позвоночника всем стало не по себе. После этого он позволил унести бывшего некромага с поля, сказав, что опасности для его жизни нет, и Бейбарсов сможет восстановиться сам, нужно только время.

Но когда Глеб открыл глаза впервые, он ещё не знал, чем закончился бой. Он не знал, что почти всю ночь магспиранты, преподаватели и даже невидимки провели на драконбольном поле, устраняя разрушительные последствия битвы. Как с помощью Сарданапала и Медузии массивное тело Кенг-Кинга опустили в бушующие волны океана, и оно погрузилось на дно. Как до самого утра в кабинете главы школы горел свет – там он совещался с прибывшими незнакомцами. Он не знал, что Таня почти всё это время безвылазно сидела у его постели, меняя компрессы на его горячем лбу, и как она уснула, уронив всё ещё покрытую пеплом голову на одеяло.

Тусклый утренний свет в первые секунды показался ему резким до боли, и он замычал, пытаясь привстать. Таня сразу же вскочила и аккуратно, но твёрдо заставила его опуститься на подушки. Глеб приоткрыл потрескавшиеся губы, но не смог выдавить из себя ни звука. Девушка всё поняла и, осторожно приподняв его голову, поднесла ко рту стакан с водой. Когда он, напившись, бессильно упал на подушку, она положила ему на лоб прохладную руку и, слабо улыбнувшись, прошептала:

– Спи.

Он повиновался. Весь день Глеб то проваливался в какой-то липкий полубред, то вновь выныривал на поверхность, и тогда он смутно слышал голоса, знакомые голоса, которые беспокоились о нём: Ленка, Жанна, Сарданапал. Ягге, иногда Ягун или Шурасик, кое-кто из невидимок.

Но потом его опять забирал к себе кошмар, в котором он снова боролся за свою жизнь, и тогда Глеба прошивало страшное, дикое ощущение, что всё произошедшее с ним за последние полтора года – сон, что он вновь лежит, оправляясь от раны, нанесённой осколком косы Мамзелькиной, что он лишился магии, потерял смысл жизни, что он вновь одинок и несчастен. И тогда в этом кромешном аду, в этой тьме он начинался метаться и бредить, он искал и звал лишь одну – и когда его лица касалась её ладонь, когда он слышал её тихий успокаивающий шёпот, то в душе бывшего некромага разливался покой, и он засыпал на несколько часов спокойным сном, чтобы затем вновь погрузиться в дебри кошмара.

Так продолжалось до вечера следующего дня, когда Бейбарсов пришёл в себя и посмотрел вокруг уже осмысленным взглядом. Он по-прежнему находился в магпункте. Комната была погружена в полумрак, освещённая лишь десятком свечей. Других пациентов рядом не было – все койки, кроме его, стояли аккуратно застеленными. Рядом с ним в кресле спала Таня, а с другой стороны от кровати стояла Ягге, менявшая ему бинты.

Заметив, что он проснулся, она улыбнулась и покачала головой:

– Помнится, когда я лечила тебя ещё в бытность некромагом, всё диву давалась – и как эта зараза так на вас действует, что нигошеньки вам не делается. А теперь вижу, ты сам по себе крепкий малый. Вон как тебя переломало, и ничего, живёшь. Оно, конечно, тебе подсобили чуток, но ты всё равно боец.

Глеб разлепил пересохшие губы и спросил надтреснутым голосом:

– А как остальные?

– Вот она тебе сейчас и расскажет, – подмигнула колдунья, указывая вбок и собирая испачканные бинты.

Повернувшись, Бейбарсов увидел, что Таня, проснувшись, смотрит на него. Её лицо было усталым и осунувшимся, но в глазах искрилась улыбка. Дождавшись, пока Ягге скроется за ширмой, девушка наклонилась и коснулась рукой его лба, а когда хотела убрать, он поймал ладошку и поднёс к губам.

– Спасибо, – прохрипел Глеб. – спасибо, что была со мной, что…

Он хотела сказать ей, как сильно боялся за неё, как читал ответный страх в её глазах, как благодарен за то, что она осталась с ним до конца и готова была погибнуть, сказать, какая она глупая, глупая Танька, рисковавшая своей драгоценной жизнью ради него – хотел, но слова застряли у него в горле.

– Это я должна благодарить тебя, – покачала она головой. – Ты спас меня.

– Таня, – Глеб пристально посмотрел на неё, не позволяя забрать руку, которую он прижал к своей щеке, – твоя жизнь бесценна, и не только для меня.

Так они и сидели – он, не отрывавшей от неё взгляда, и она, склонившаяся к нему. Её ладонь становилась всё теплее по мере того, как шли минуты и тёк рассказ о произошедшем. Бейбарсов же всё больше хмурился, а когда узнал, что дракон невидимок погиб, придавленный склепами, которые сбил он, Глеб, его лицо помрачнело.

Разумеется, он догадывался, что без жертв такое побоище не обойдётся, и всё же что-то скребло у него в груди. Он не сразу понял, что именно, и только когда поймал Танин взгляд, осознал: он боялся осуждения. Её осуждения. Но ничего такого не было в каре-зелёных глазах, под которыми залегли тёмные круги. Лишь усталость, уже знакомая ему грусть и – облегчение. От того, что всё позади, и те, кого она любит, живы.

– А остальные? Игроки и те, кто пострадал? – наконец поинтересовался Бейбарсов, когда рассказ иссяк.

– Все отделались ушибами да несерьёзными переломами. Правда, Шейх Спиря принял на себя проклятье, который Ягге сняла в первый же вечер, и сейчас он уже на пару с Каримом опять травит анекдоты на арабском. Коля тоже жив-здоров, но недельку-другую ему придётся походить на костылях.

– Рада?

– Её выхаживают Тарарах и Ванька. Соловей по пятнадцать раз в день заходит проверить, как проходит лечение, и он уже совсем извёл их обоих, – улыбнулась девушка и удивлённо вскинула брови, заметив, как он ощупывает её пристальным взглядом. – Со мной всё в порядке, Глеб. Ожоги уже заживают, спасибо Ягге и волшебной мази, которую притащил Ванька.

– Я всё ещё не могу поверить в то, как ты рисковала, – покачал он головой.

Девушка вдруг порывисто потянулась к нему и прошептала:

– Ты идиот, Бейбарсов.

Он ощутил знакомый, такой родной, такой Танькин запах и прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Бывший некромаг знал, что фраза «Ты идиот» означает на её языке «Я люблю тебя». В этот момент двери магпункта открылись, из холла донеслись голоса, а затем на пороге показались Ленка и Жанна. За ними топал улыбающийся Ягун.

Сёстры бросились обнимать Глеба: Жанна – восторженно, Лена – более сдержанно, но с не меньшей радостью. Играющий комментатор подал ему руку, качая головой:

– Я, конечно, всегда знал, что ты отчаянный, но чтоб настолько. В последние дни в магвостях твердят лишь о том, что случилось на первом за последние несколько лет матче сборных Тибидохса и Магфорда, и главное блюдо у них – ты!

Бывший некромаг ухмыльнулся, пытаясь устроиться поудобнее, но в этот момент спину прострелило болью, и он, задыхаясь, упал обратно на подушки. Казалось, только сейчас его тело обрело вдруг чувствительность, и он ощутил, как ныли ушибленные от приземления на дракона бёдра, как горела свезённая от трения о жёсткую чешую кожа и как трещала разбитая голова.

– Не вставай! – одновременно прикрикнули на него три женских голоса, и Бейбарсов глянул на Ягуна в поисках поддержки, но тот только развёл руками, мол, я против них не попру, брат.

– Тебе уже сказали, кто залатал тебе позвоночник? – поинтересовалась Ленка.

Глеб кивнул.

– Не представляю, что бы мы делали, если бы не этот Хранитель, – вздохнула Таня.

– Мы с Леной могли выпрямить перелом, – спокойно заявила Жанна.

Свеколт кивнула в ответ на невысказанный вопрос Тани:

– Да, некромаги и не такие травмы лечили. Но я рада, что этого удалось избежать – ведь в противном случае пришлось бы осквернить твою светлую сущность некромагией, дорогой братик.

– Они вдвоём и с Бессмертником, при должной подготовке, сумели бы что-нибудь сотворить, – заметил Глеб.

– Как это??

– Очень просто, он же наполовину труп. Я разбираюсь в стадиях разложения очень хорошо, поэтому поверьте мне, – сказал Глеб и добавил, глядя на скривившиеся лица Тани и Ягуна: – Пардон, это побочный продукт моей прежней профессии.

Он не стыдился своего прошлого и не собирался извиняться за него перед всем миром. Те, чьё прощение было ему важно, уже помиловали его.

Тут дверь снова открылась, и в магпункт зашёл румяный и улыбающийся Сарданапал. Ничто в его добродушном виде не говорило о том, что ещё сутки назад этот старый маг пылал гневом и готов был вступить в жестокую схватку.

Осмотрев собравшихся, он перевёл взгляд на Глеба:

– Ну здравствуй, секретное оружие Тибидохса.

Все присутствующие засмеялись. Все, кроме Бейбарсова, который недоуменно вскинул бровь.

– Так тебя называют во всех газетах и магвостях, – пояснил Ягун. – Говорю же, вокруг только и говорят, что о прошедшем бое и о русском колдуне, который разбомбил Магщество.

Бывший некромаг хмуро посматривал на Сарданапала, от души надеясь, что через денёк-другой вся эта шумиха утихнет. Он терпеть не мог сплетен и журналистов, обмусоливающих подробности чьих-то трагедий или удач.

– Итак, победа, – сказал академик, усаживаясь на предложенный Ягуном стул. – Пусть доставшаяся непросто, но победа.

– Вы думаете, они поверили нам? Насчёт Амулета? – с сомнением спросил Глеб.

– Нет, разумеется. Но им придётся, у них нет другого выхода. Произошедшее видели и слышали десятки, а теперь, благодаря трансляции, полмира узнало о том, что случилось. У Магщества больше нет оправданий в стиле «этого требует сообщество», потому что как раз оно приняло нового Глеба. И по факту у них не осталось больше претензий. По большому счёту, арест Глеба был лишь прикрытием – Бессмертнику нужен был Амулет.

– Ничего себе многоходовочку он замутил, – пробормотал играющий комментатор.

– Мне кажется, – заметила Ленка, – что эти события только ещё больше разозлили представителей Магщества. Разве не так?

– Несомненно, – кивнул Сарданапал, соглашаясь, – вот только это ничего не меняет. Бессмертник не посмеет пересечь черту, которую провёл Хранитель Прозрачных Сфер. К тому же, он встревожен тем, что у нас появился сильный боевой маг, обученный лично мной. Это означает, что в будущем армия, способная встать на защиту Тибидохса и света, будет шириться.

– Академик, а зачем Хранитель прилетел в Тибидохс? – поинтересовалась Таня.

– Дело в том, что наши с вами дела, друзья – это копошение мелких беспозвоночных по сравнению с тем, что творится в мире стражей. Надеюсь, имя Мефодия Буслаева всем знакомо? Так вот, через несколько месяцев ему предстоит дуэль с его наставником, Ареем.

От этой новости лица молодых магов вытянулись. Первым отмер Бейбарсов:

– Но это же верная смерть для Буслаева.

Глава школы усмехнулся:

– Кто-то сказал бы точно так же про тебя, если бы ещё полгода назад представил битву одного светлого, не до конца обученного колдуна против тренированных псов Магщества.

– Мне повезло, – заметил Глеб.

– Кто знает, может, и Буслаеву повезёт? В любом случае, для боя ему нужно собрать вместе три артефакта Древнира: его меч, ножны и щит. Меч принадлежит бывшему наследнику мрака, ножны они ищут, а вот щит… щит уже давным-давно спрятан в подвалах Тибидохса. Хранитель с помощниками прибыли, чтобы забрать его.

– И вы отдадите? – воскликнул Ягун.

– Я отдал бы в любом случае, – ответил академик. – А после того, как Эссиорх спас школу от ещё больших разрушений, тем более не откажу в помощи. Есть у кого-то ещё вопросы?

– Да, у меня, – неуверенно начала Таня. – Я… всё думала над тем, каким образом к Ваньке вернулись его силы, и не могла понять одного: как же закон о том, что магию, отданную добровольно, не возвращают?

Сарданапал усмехнулся:

– Таня, магия – это не арифметика. Здесь нет непреложных правил, требующих доказательств утверждений и догматики. Два года назад Глеб Бейбарсов был некромагом. Год назад он был лишённым магии человеком. Сегодня он светлый маг. – Подумав немного, академик улыбнулся и поправил себя: – Возможно, серый. Суть в том, что законы магии нарушались не раз в прошлом, и будут нарушаться в будущем. И разве он не прекрасен – этот мир тысяч вероятностей и возможностей, где человек может стать чародеем, а средоточие тьмы – искрой света?

Все замолчали, переводя взгляд на Глеба. Ему вновь стало не по себе, и он, поджав губы, раздражённо произнёс:

– Так, я не записывался в эту секту. И вообще, я болею, вот тут микстуры на тумбочке. Мне надо много спать. Подайте второе одеяло!

Все дружно рассмеялись и потянулись к выходу, однако Таня задержалась ещё на несколько мгновений, наклонившись и чмокнув бывшего некромага в лоб. А потом не удержалась и шепнула:

– Скажи мне, прямо сейчас, прошу. Почему ты сделал это? Почему вернул магию Ваньке?

Его голос был тихим и спокойным, когда он произнёс:

– Я сделал это для тебя, Таня, потому что он дорог тебе. А ещё потому, что… – Глеб сцепил зубы, как будто не хотел или не мог вытолкнуть слова наружу, но всё же заставил себя выговорить, – потому что, чёрт возьми, он спас мне жизнь. И теперь я вернул ему долг.

***

Моя нежность, ты обратила меня в слепца, от смущения кровь закипает и бесится,

речь бессвязна как у младенца или глупца, чья улыбка честнее сонного полумесяца.

Я безделица, дочь одного купца, что растили чужие матери без отца,

колыбель на двоих, но без близнеца,

одинокое деревце у болотца.

Но когда ты проводишь пальцами вдоль крестца,

голос пьян, и довольная хрипотца

покрывает меня мурашками без конца – ни-ко-го. Только ты.

Я свиваюсь с тобой в дороги, ведущие прямо к солнцу.

(Катарина Султанова)

Мария Чайковская – Люблю

Таня часто возвращалась мыслями к тому, что произошло после матча с невидимками. И дело было не в её обожжённом плече, которое уже заживало, и не в пострадавшем контрабасе, уже починенном домовыми. Но картины боя, подобно непрекращающейся пытке, по-прежнему вставали перед её глазами: друзья под обстрелом красных искр, столбы огня, клубы дыма и пепел, падающий с неба; гигантский дракон, так и не очнувшийся от магии обездвиживающего мяча – мяча, заброшенного ей, Таней! – и погибший под обломками; другой дракон, камнем падающий вниз, увлекающий за собой её саму. И самое страшное – Глеб, лежащий на земле и залитый кровью.

В мире очень много магии, но при этом в одном конкретном человеке она всегда была дефицитной. Однако на поле дочь Леопольда Гроттера, смогла, наконец, увидеть, как много этой силы в Глебе – противоречивой, неоднородной, но мощь её была очень велика. Сарданапал был прав – в будущем Глеб может стать великим магом. Он уже сделал невероятное: построил удивительный симбиоз из светлой и темной магии, нося в себе этот противоречивый сгусток.

Накануне у них с Ванькой состоялся, наконец, долгожданный разговор. Таня не стала лукавить или пытаться что-то придумать – просто выложила Валялкину всё, как есть, не упуская почти ничего. Она протянула ему подаренное когда-то кольцо и рассказала правду в надежде на понимание и на то, что однажды он сможет её простить. Но Ванька, как всегда, оказался лучше – лучше её представлений о нём, и уж точно лучше неё самой.

– Таня, – он остановил путаное, сбивчивое извинение и мягко коснулся руки. – Тебе не нужно просить прощения, хотя я благодарен за то, что ты это сделала. Что же касается остального… Знаешь, я ведь как будто знал, предчувствовал, что именно так всё и закончится. С того самого дня, как Глеб прибыл на остров. И зная это, понимал, что так будет правильней всего. Но при этом не мог от тебя отказаться… Бейбарсов был зацикленным на тебе некромагом, моему же эгоизму не было оправданий.

– Ванька, из нас двоих эгоисткой всегда была я, – начала Таня, но он снова не дал ей договорить.

– Нет. Ты хотела быть счастливой, сделать счастливым меня, и ещё вдобавок всех вокруг. Я же думал в первую очередь о своём собственном счастье и убеждал себя, будто лучше знаю, что тебе нужно – а как же иначе, ведь я люблю тебя. Только вот определённые твои черты я любил больше, тогда как другие предпочитал либо не замечать, либо подавлять. Я хотел слепить из тебя ту, что сможет, отказавшись от всего, предав свои амбиции, засесть со мной в глуши и жить лишь моими мечтами. Но ты никогда не была такой девушкой. И мне стыдно Таня, как безумно стыдно, что я пытался загасить твой огонь, спрятать тебя от всего мира лишь для себя. Мира, который тебя любит, который способен дать тебе намного больше, чем я. И Бейбарсов – часть этого мира, самая важная его часть. Он всегда понимал тебя лучше других, всегда видел в тебе что-то, сокрытое от прочих глаз. Он знает твою душу, Таня, и любит её.

Горький ком в груди мешал девушке вдохнуть как следует. С одной стороны, слова Ваньки больно ранили её, бередили не успевшее оправиться от переживаний сердце – но при этом тут же залечивали, проливая бальзам истины.

– Теперь же мне есть за что поблагодарить Бейбарсова: за то, что он делает тебя счастливой, и за дар, который он вернул мне. Знаешь, я ведь… никогда не признавался тебе, что жалел. Я жалел о том, что отказался от магии. Не так, чтобы днями и ночами думать об этом, но… меня не покидало ощущение, будто из моего тела вырвали кусок. Боли я при этом не испытывал, и даже жить мог, но просто не знал, как. А ещё я много думал и вспоминал: думал о том, что, сколько бы дел ни наворотил Бейбарсов, в итоге я оказался не лучше. Он решил за нас двоих, связав зеркалом Тантала, и я поступил с ним не менее безжалостно, отказавшись от магии. Я знал, что делал, Таня – я хотел отомстить. За его попытки отнять тебя, за его напыщенность и уверенность в собственной правоте, за эгоизм и многое другое. Не знаю, может, отпечаток личности его и Тантала повлиял на меня таким образом, а может, во мне всегда было что-то подлое… В любом случае, я сделал тот, что сделал. И расплатился за это. А сейчас, наконец, я очистился. Мы с Глебом простили друг друга и залатали раны, что сами же и нанесли.

Таня смахивала невольные слёзы, слушая эту исповедь. Ей было не по себе оттого, что Ванька так страдал, а она этого не замечала. Ей было горько, что их отношения заканчиваются, и заканчиваются вот так – обоюдным признанием в том, что всё было ошибкой. Ванька прочёл эти мысли и покачал головой, легко сжимая её пальцы в своей ладони:

– Нет, Таня, нет. Не так. Что бы ни было в прошлом и что бы ни сулило нам грядущее, я ни о чём не жалею. Надеюсь, не жалеешь и ты.

Объятие, – крепкое, трепетное – завершило конец эпохи под названием «Танька и Ванька». Это было странно, это было грустно, но… это было правильно.

И Таня смогла ещё раз убедиться в этом, когда спустя час постучала в кабинет Сарданапала. За дверью, охраняемой золотым сфинксом, всё ещё находились визитёры: Хранитель, юноша-некромаг и девушка. Когда Таня вошла, разговоры стихли. Вперёд выступил Хранитель и подал ей руку:

– Так вот она какая, значит. Приятно встретить героиню войны, победившую Чуму-дель-Торт.

Девушка осторожно пожала огромную ладонь, ожидая, что под сводами Тибидохса привычно пронесётся раскатистое эхо, но этого не произошло: как будто смутная тень некромагини испугалась того, из чьих уст вырвалось её имя.

Следующей к Тане приблизилась девушка. К её ноге жалось смешное существо, похожее на гнома.

– Я Ирка, – сказала она; глаза её лучились какой-то необыкновенной добротой. – Слышала, что ты самая могущественная ведьма из всех живущих.

Таня ощутила силу, исходившую от девушки – во сто крат превышающую силу любого мага, – и подумала, что не ей говорить Тане о могуществе. Однако при этом она чувствовала, что девушка не была стражем.

– Валькирия?… – уточнила Таня, и девушка радостно кивнула.

Последним к ней подошёл молодой человек, и дочь Леопольда Гроттера в очередной раз поразилась его сходству с Глебом – такой же высокий, привлекательный, с иронично-непроницаемым выражением лица.

– Матвей, – он крепко пожал руку, задержав её ладонь в своей и пристально вглядываясь в глаза. – Я слышал о тебе от Глеба.

– Правда? – удивилась Таня, подумав, где и когда Бейбарсов успел познакомиться с этим некромагом.

– Да, – кивнул Матвей, – мы встретились ещё до того, как ему вернули магию. Я тогда немного помог ему прояснить мысли. Думаю, что смогу помочь и тебе.