Текст книги "Дорога забытого знания (СИ)"

Автор книги: Орди Тадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

   Все долгие месяцы с момента пробуждения я боялась. Плыла по течению, подстраивалась под обстоятельства ― потому что боялась взглянуть себе в глаза. Воровке. Убийце. Стертой, вероятно, за дело.

   Но больше не боюсь. Время идти вперед.

   Проснулась я на рассвете, в округлой хижине с деревянным каркасом, обмазанным глиной. Ким сидел рядом. Почему-то он всегда просыпался первым, ждал, смотрел, оберегал.

   Сильный и большой, на ложе из сухих трав, с татуировкой на левой руке.

   ― Ким, что значит твоя татуировка? ― спросила я.

   ― Честность, ― пожал плечами Ким. ― Правда, подкожная, подноготная.

   Я кивнула. Хорошо быть честным с самим собой. Мне нужно в Институт. Узнать прошлое. Отомстить. В конце концов, я такая, какая есть.

   ― Ким, а когда мы вернемся в Нелоудж? ― спросила я, задумчиво перебирая сухие колосья.

   ― Я боялся, что ты именно об этом спросишь, ― кивнул Ким и сел. ― Даже не хотел вести тебя к Саи-Но.

   Я удивилась, подняла глаза:

   ― Ты знаешь, что я поняла?

   ― Догадываюсь, ― кивнул он, ― жалко, в глубине души надеялся, что дорога тебя вылечила. Еще четыре месяца пути, семь выступлений, и мы на месте.

   ― Долго...

   ― Мы не торопимся обычно, ты же знаешь. Дорога это цель, а не средство. Кстати, у меня есть для тебя подарок.

   ― Какой? ― удивилась я.

   ― Самый лучший. Книга. Она спрятана в фургоне, на полке слева, за набором инструментов.

   ― Ух ты! ― восхитилась я. ― А что за книга?

   ― История, ― пожал плечами он. ― А какая еще у меня может быть книга? Тебе понравится.

   ― Вечером посмотрю, ― потянулась я.

   ― Не сегодня. Когда соберешься уходить, чтобы у тебя было достаточно ресурса..

   Что-то во мне сжалось.

   ― Ким, ― почти жалобно попросила я, ― пойдем со мной. У тебя достаточно сил, чтобы пройти в Институт, там шикарная библиотека. Ты сможешь поискать материалы по истории Нелоуджа.

   ― Нет, ― покачал головой он. ― Я смогу пройти, но не смогу остаться. Если захочу поработать, то лучше остановлюсь у затерянных. По крайней мере там действительно можно работать над тем, что интересно. Но я артист, а не ученый, на самом деле. Я просто собираю истории и не претендую на анализ и систематизацию. Мне нечего делать в Институте.

   Я опустила голову. И без слов было ясно, что это мой путь, только мой.

   ― Ты вернешься, ― уверенно сказал он. ― Ты такая же, как я, на самом деле. Дорога у тебя в крови, готов поспорить, что не задержишься на одном месте надолго. С успехом или с провалом, но ты вернешься. Я буду тебя ждать.

   Мы не говорили об этом больше. Обсуждали выступления и даже продумывали план турне по Морэну, у морского побережья, о котором так грезил Рой, шутили и смеялись, но знали ― я в это турне уже не поеду.

   Солнце уже стояло в зените, когда мы вышли из хижины. Мне было горько, но легко. Будущее, которое прошлое, ждало за ближайшим поворотом. И я больше не боялась смотреть ему в глаза.

   За изгородью из колючки хоронили вчерашнюю козу. Животному повезло меньше, и даже мясо после ритуала считается несъедобным.

   Красивые люди красиво прощались. Напутственно желали здоровья, кивали свысока.

   Как потомки богов провожают смертных.

  Глава 37

   Через трое суток мы приехали в Серебряный город. Край, звенящий металлом ― прекрасное место для расставания. Последний совместный концерт, завершающее уютное приключение.

   Название вело корни от легендарного, небольшого и очень опасного озера серебра, расположенного всего в тридцати километрах от поселения. Большая часть культуры и промышленности города была связана с этим невероятным природным явлением. Даже в общественной библиотеке, как говорят, можно найти в свободном доступе настоящие учебники, описывающие физические и химические свойства серебра и объективно доказывающие невозможность существования этого металла в виде озера.

   Мы приехали в пять утра, Ким намеренно торопил водителей весь прошедший день и с традиционной бешеной скоростью гнал фургоны ночью. С первыми лучами занимающегося над городскими воротами рассвета Ким разбудил нас, помятых и невыспавшихся, и радостно объявил, что на сей раз успели. Эрин сонно выругался в ответ, Рой пробубнил, что ему как бы это вообще не сдался этот серый город в такое серое утро, что ничуть не омрачило энтузиазма ночного гонщика.

   ― Мы всего второй раз здесь, и в прошлую поездку так и не попали в город, ― объяснил он, ― Местные очень ценят утреннее время. С пяти до шести открываются центральные ворота и всех гостей впускают в город. До семи утра длится время завтрака, открыты таверны, в семь начинается рабочий день и в три заканчивается. В четыре вечера будем давать концерт, а в шесть город закрывается, чужаки вежливо выдворяются за пределы. Даже гостиница, видишь, ― Ким показал на массивное приземистое здание, неподалеку от которого привычной аркой стояли припаркованные фургоны, ― расположена за пределами города. Еще чужаков не пускают в город по субботам, по религиозным праздникам, по четным четвергам и еще по десятку столь же убедительных причин. Но надеюсь, что сегодня повезет.

   ― Звучит заманчиво, ― зевнула я, натягивая через голову платье. Наспех причесала волосы под нетерпеливым взглядом Кима и зашнуровала высокие кожаные ботинки. ― Готова.

   ― Люди, ― крикнул Ким, ― мы ушли. Присоединяйтесь, если проснетесь.

   Из соседнего фургона вышла Селена, как всегда подтянутая и аккуратная: «Я с вами», из другого выскочил Эрин, лохматый, но довольный. Рой, похоже, предпочел отоспаться.

   Ворота, украшенные богатой серебряной инкрустацией, ждали посетителей, распахнутые настежь. Впрочем, ни охраны, ни толпы желающих проникнуть в город чужаков вблизи не наблюдалось, и мы беспрепятственно прошли в город. Улицы пустовали и потрясали геометрической стройностью. На любом перекрестке весь город просматривался насквозь, от восточной городской стены до западной и от северных ворот, через которые мы зашли, до южных. Дома были приземистые и преимущественно серые с тонкой фиолетовой отделкой, ни люди, ни гостеприимные таверны на глаза не попадались. Иногда вдалеке виднелись закутанные в серое фигуры, с неизменным поднятым капюшоном. При виде нашей чужеродно шумной и яркой компании местные переходили на другую сторону улицы и сворачивали в очередной проулок. Мы притихли, как-то съежились, разом и не сговариваясь.

   Ночью выпал неожиданно ранний первый снег, покрыл улицы и еще зеленые листья легкой белой вуалью. Мы прошли еще два перекрестка и оказались на широкой площади правее центральной дороги. В середине бил красивый геометрический фонтан ― обычный, с водой, ничего серебряного. Впрочем, вода выглядела чарующе неуместно на фоне выпавшего снега и сковавшего землю первого льда.

   Почти у каждого дома росли цветы, нежные и экзотические, явно южные. Между клумбами танцевали оросительные фонтанчики замысловатых форм. «Это же сколько ресурса нужно», ― невольно подумала я. Красиво, конечно, особенно на фоне снега, но уж очень нерационально. Даже на демонстрацию силы не тянет, то есть понятно, конечно, что это требует силы, но с другой стороны, это же цветы.

   А еще было чисто. Может быть, конечно, это ощущение давал первый снег, но здесь таилось что-то еще. Ни единый осенний листик не танцевал хаотично в потоках ветра в этом городе, когда за пределами все дороги скрывались под мягким желтым ковром. Все выглядело правильным, геометрическим, выдержанным в едином, строгом и сером стиле, и даже экзотические цветы распустились невыносимо, безукоризненно симметрично.

   Трактир, впрочем, был обычный, и только серебряные столовые приборы напоминали о том, где мы находимся. Столики и барная стойка пустовали, и я отметила, как обескуражен Ким, который обожал новых людей, и искренне надеялся узнать хоть что-то об истории этого загадочного места. Да что там, последнюю неделю он только об этом и говорил: «Там крепостная стена вокруг города, ― пояснял он, ― которую постоянно обходит патруль. Часовые сменяются по времени, используют специальные, постоянно меняющиеся, позывные; все дееспособное население владеет оружием. Горожане воевали, много и жестоко, это видно невооруженным глазом, такой опыт не дается просто так. А я не могу найти никаких, даже мизерных и недостоверных сведений про битвы или конфликты, все соседние города существуют мирно, все, что у меня есть ― это пара нелепых слухов!»

   На звук вышел трактирщик собственной персоной и проводил нас к дальнему столику у настолько безупречно чистого окна, что я не удержалась и протянула руку, проверяя наличие стекла в раме. Стекло было.

   ― Как идут дела в столь ранний час? ― приветливо спросил Эрин.

   ― Спасибо, хорошо, ― сдержанно ответил тот, басовито растягивая слова. ― Кофе-то не желаете?

   ― Вообще не очень, я бы выпил чаю.

   Эрин, как и я, любил ароматные чаи с травами, но трактирщик оказался неожиданно настойчивым. Всплеснул большими холеными руками в неискреннем сожалении, покачал головой, посетовал:

   ― Вчера закончился нормальный чай-то. Только сегерская бурда осталась. Но зато есть замечательный кофе, горький, ароматный. Могу подать с шоколадом. Отлично помогает отогнать сны.

   ― Раз так, давайте кофе, ― кивнул Эрин.

   Мы заказали еду и по чашке кофе, и в рекордно быстрое время миловидная официантка принесла изумительно пахнущее жаркое в горшочках и задержалась, благосклонно отвечая на ухаживания Эрина. Кофе был обычный, только очень крепкий.

   Узнать и увидеть в городе не удалось почти ничего. Никто, кроме официантки и трактирщика с нами разговаривать не стал, все отвечали угрюмо и односложно. Это противоречило элементарному смыслу, ведь мы были путниками, начиненными историями и информацией, которая открывала почти все двери в обычных городах.

   Без десяти семь люди наконец-то вышли из домов, и озабоченным, почти строевым шагом двинулись в сторону южного выхода из города, ведущего к озеру. Мы приникли к стеклу, пытаясь разглядеть местных обитателей. Ртутные переливы одежды отвлекали внимание от нездорового серого оттенка кожи. Я украдкой взглянула на официантку. Даже в полумраке трактира было видно, что кожа на открытых участках тоже обладает специфичным оттенком, соответствующим сероватой окраске слизистой глаза.

  Глава 38

   Последний, Серебряный концерт был красивый. Я старалась, как могла. Заплетала дождевые струи в серебристые косы, закручивала скрипичным ключом звуки, добавляла эффекты за пределами видимости и слышимости. Создавала симфонии для обоняния и осязания.

   Пыталась превзойти саму себя. Ребяческое желание, чтобы вспомнили добрым словом, назвали незаменимой. Смешно.

   После концерта скрестила ноги на кровати в фургоне, откинулась, достала карандаш. Нарисовала на выцветшей карте завершающий штрих ― от Каресских гор до Серебряного города. Все-таки длинный мы проделали путь, тысяч пять километров. Извилистый, петляющий, волнующий. Лучшее время моей жизни, не дорога ― песня. Дорожный романс, путевая баллада.

   Напротив сидела официантка, которую все-таки сумел вытащить из города в гости Эрин. Хорошо, что я не одна сегодня. Хватит сил не прощаться вслух, сохранить лицо, уйти, как пришла ― просто. Без обязательств и сантиментов.

   Девушку звали Дари и она была красивая, несмотря на сероватый оттенок кожи, а может даже благодаря ему ― днем официантка, а вечером ― фея дождя. Хрупкая, серебристо серая, с точеными изящными чертами лица и мелодичным голосом ― про такую могли слагать песни древние менестрели. Дари потрясенно осматривала фургон и моё скудное имущество ― запасное платье, костюм для выступлений, большую металлическую чашку и два комплекта белья.

   ― И все? ― недоверчиво спросила девушка. ― Как ты можешь так жить?

   ― А что еще нужно? ― пожала плечами я.

   ― Куча всего! ― Дари развела руки. ― Шторы на окна, живые цветы, уютное кресло, картины на стены, косметика, теплая одежда, обувь, памятные сувениры...

   ― У меня где-то был срез сердечной сосны, ― сказала я, ― Но, кажется, я его потеряла.

   ― Как? ― в голосе прозвучал самый настоящий ужас. ― У тебя что, совсем нет чувств? Ни единой памятной вещи!

   ― У меня есть чувства, ― обиделась я. ― И самое главное ― чувство свободы. Мне нравится, когда все нужные вещи могут поместиться в походную котомку. А остальное... Остальное я помню.

   ― А зачем помещать вещи в походную котомку? ― возмутилась Дари. ― Ты и так все время в пути, разве не так?

   Я задумалась, подбирая слова. Сказала вслух через силу, сквозь зубы, как магические слова, заклинание материализации. Раз произнесенный приговор приобретал ясность и окончательность:

   ― Мне нравится здесь, но я не смогу остаться надолго. Я должна доделать нечто важное, уладить. Не всегда можно остановиться там, где уютно. Это право сначала нужно заслужить.

   Дари понимающе кивнула, пожала плечами:

   ― Бывает.

   ― Расскажи лучше о себе, ― попросила я. ― О вас, точнее. Я не могу понять ― эти крепостные стены, строгие часы посещения для чужаков, абсолютная закрытость ночью ― и вдруг ты, совершенно одна, молодая хрупкая девушка сидишь здесь и не похоже, чтобы ты чего-то опасалась. Ты супер-воин? Ты владеешь совершенными боевыми искусствами?

   Она улыбнулась, явно польщенная моими предположениями, а затем грустно помотала головой.

   ― Я чужая здесь. Я приехала из Нелоуджа, когда мне было пятнадцать. Родители погибли, а здесь живет тётя. Я не успела впитать местные страхи, и мне осточертело жить в сером, носить серое. ― Раздраженно объяснила девушка, закинула ногу на ногу, задумчиво потерла колено.

   ― А почему ты не уедешь? ― спросила я.

   ― Там у меня ничего нет, и никого, ― равнодушно сказала Дари. ― А здесь очень богатый город. Чужаков не любят, зарплата у официантов, как у библиотекарей в Нелоудже. Скоплю денег и уеду.

   Я кивнула. Хороший, практичный подход, достойный уважения. Уедет отсюда лет через пять, богатая, свободная и независимая, куда захочет, когда захочет.

   ― И все-таки, ― продолжила я, ― что скажет твоя тетя? Разве у вас не запрещено выходить за пределы городских стен на ночь?

   ― Нет, конечно, ― удивилась она. ― А ты откуда, у вас что, запрещено?

   ― Я из Нелоуджа, ― ответила я. ― Просто не понимаю местный уклад.

   ― Да нет, ― протянула Дари, ― запретов нет, ходи куда хочешь, это все просто сны.

   ― Сны? ― я подняла брови.

   ― Сны. Понимаешь, серебро активизирует ресурс в бессознательном состоянии. Очень часто сны становятся явью. Ты не представляешь, какие жуткие кошмары могут сниться интеллигентным с виду людям, очень много людей вокруг озера погибло, пока мы сообразили, что к чему.

   ― С ума сойти, ― ужаснулась я и вспомнила свои сны, в которых Селена оказывалась жутким оборотнем с огромными когтями, и я убивала ее, а потом понимала, что ее зеленая кровь разлилась по фургонам и все, кого я знаю, начинают рычать и набрасываться на меня. ― Нам надо отсюда убираться. Ты реально отчаянная, что к нам пришла.

   ― Нет, не переживай ты, ― равнодушно сказала непробиваемая официантка. ― С твоими снами ничего не случится. У тебя зрачки белые и кожа нормальная, сравни с моей.

   ― Ах вот в чем дело, ― протянула я. ― Вы заражены.

   ― Это серебро, постоянно, ― сказала она, ― в воздухе, в воде. Мы здоровы на самом деле, ничего не меняется, кроме цвета кожи, слизистых и снов.

   ― А как вы с этим справляетесь? ― уточнила я. ― Со снами?

   ― Мы выгнали из города всех, кто видел особенно яркие кошмары. И, конечно, в городе установлен режим гигиены сна ― вечером каждый житель тратит ресурс до нуля. Принято приводить в порядок свой дом и часть улицы, до зеркального блеска, поддерживать фонтаны, растения из чужого климата. Каждый следит за соседом, ведь если у того увял сад или плохо почищено окно ― он мог забыть про гигиену сна, и стать источником кошмара для всего города.

   ― Как-то бездарно. Не хотела бы я тут жить, ― прокомментировала я. Не знаю, что мне больше не понравилось, возможность исполнения снов, или соседи, которые наблюдают за чистотой моих окон. ― Но зачем тогда стены?

   Дари посмотрела на меня, как на ребенка, который не понимает очевидного запрета и раздельно произнесла:

   ― Целый город людей, ресурс у которых на нуле, не считая пары охранников. Как ты думаешь, зачем стены?

   Я кивнула: «Точно», стало неловко за свою недогадливость.

   ― Теперь твоя очередь, ― требовательно сказала практичная официантка. ― У тебя за спиной длинная дорога, расскажи мне что-нибудь равноценное.

   Я улыбнулась, это так напомнило мне Нелоудж, уселась удобнее. В дороге накопилось множество историй, и сегодня стоило облечь приключения в слова. Отблагодарить, запомнить, озвучить. Потрогать и обнять на прощание лучшие моменты. Погрузиться в стук колес. Стать ветром.

   Вечером, у костра, Ким пел. Длинные пальцы перебирали струны, руки обнимали гриф и обнаженная девушка, изображенная на корпусе гитары, танцевала в отблесках огня. Всегда великолепная, всегда изящная незнакомка, скрывающая лицо. Душа музыки. Струны звучали её голосом, и как легендарная русалка, схематичная девушка звала на сомнительные подвиги, искушала, толкала вперед.

   Сегодня Ким пел для меня.

   Он пел, и воспоминания окружали теплым роем ― настоящие, живые.

   Он пел, а я чувствовала влажный ветер на лице.

   Он пел, и слышались трели лесных птиц.

   Он брал аккорд, и земля уходила из-под ног, оставляя безграничную свободу первого полета.

   Он шептал, и мурашки бежали по спине, будили дремучие инстинкты, я прятала глаза.

   Он перебирал струны, а на языке чувствовался соленый вкус крови и буйная тревожная радость последней драки.

   Он играл, и стучали колеса, сменялись пейзажи, города и закаты.

   Он пел, и новые приключения звали вперед.

   Он не бил на жалость, не будил тоску, не напоминал о раскаянии. Не прощался. Не просил.

   А я все-таки плакала.

   Он пел.

   Дари и музыканты сидели молча, то ли оценивая новую песню, то ли погрузившись в размышления. Тексты Ким всегда писал сам и редкими вечерами представлял новые слова на суд друзей. Сразу никто и никогда не комментировал. Критика просыпалась утром, вместе с трезвым рассудком и здоровой иронией. Ночью песни обращались только к чувствам.

  Глава 39

   На следующий день музыканты давали повторный концерт, но я осталась в фургоне. Вчера, после часа взаимных рассказов Дари ответила еще на несколько важных вопросов и теперь я знала достаточно. Первый снег не оставлял выбора. Пора. Время истекло.

   Я медленно встала, тщательно зашнуровала ботинки и спрятала под платьем инкрустированный метательный нож. Затем забралась на кровать и потянулась за книгой на дальней полке. На обложке каллиграфическими буквами было выведено название: «Дважды пройденный путь». Вдруг вспомнилось ― у Кима же есть песня с похожим названием, которую упоминала Зиэн перед первым концертом. Я даже слышала, как музыканты ее исполняли, и потом дважды спрашивала Кима, о чем текст ― почти все песни музыкантов базировались на исторических фактах, или на довольно достоверных легендах, но он каждый раз ухитрялся как-то очень умело и непринужденно перевести тему беседы, и я забывала свой вопрос. Кажется, ответ сейчас передо мной.

   Это была подборка исторических фактов о некоей Эрлис, стертой и нашедшей себе дом в реабилитационном центре Нелоуджа в 815 году от Нарисованного Знания. «Подумать только, в восемьсот пятнадцатом, это восемьдесят лет тому назад, ― отметила я, ― сколько же времени существует этот центр.» Так вот, упомянутая Эрлис, судя по приведенным фактам, была просто одержима идеей о свободном распространении знаний. Это именно ей принадлежал спорный афоризм «Знание ― не хлеб, его не станет меньше, от того, что ты его разделишь с другом». Сейчас это высказывание, разумеется, опровергнуто Версиленом, который охарактеризовал ценность информации вероятностью достижения цели, на основании чего объективно доказывал, что в общем случае ценность информации обратно пропорциональна количеству людей, этой информацией владеющих. Исключением являлась ситуация, когда носитель заинтересован в распространении информации, в связи с рекламным или идеологическим характером оной. Этот трактат Версилена, кстати, являлся одной из немногих серьезных доступных в общественной библиотеке книг, и поэтому я его изучила от корки до корки, и местами могла цитировать.

   Однако Эрлис оказалась личностью харизматичной и к тому же обладала незаурядным даром убеждения, что, в сочетании с пустотой и бесцельностью существования большинства стертых, породило беспрецедентное по своим масштабам общественное движение, которое быстро охватило весь реабилитационный центр и распространилось за его пределы. Так как большинство стертых обладали определенным багажом знаний, пусть неполных и разрозненных, они смогли за вполне приемлемое время создать собственную публичную библиотеку, доступ в которую изначально был абсолютно открытым, по идейным соображениям, но затем все-таки пришлось установить правило добровольного взноса, так как труд по созданию библиотеки потребовал слишком большой отдачи от активных участников, и они потеряли свою основную работу. Потом эта Эрлис куда-то пропала, добровольный взнос сменился обязательным, и его размер постепенно свел на нет интерес ко всей идее, а библиотека, выращенная на коленке, перекочевала в Институт. История довольно занимательная, но не сильно яркая.

   Больший интерес представляла вторая часть книги, в которой автор приводил сведения о графине Мерейской, происходившей из захудалого аристократического рода, владеющего небольшими землями в окрестностях Нелоуджа. Указанная графиня родилась в 785 году от Нарисованного Знания, в возрасте двадцати шести лет похоронила своих престарелых родителей, которые за всю свою жизнь детей не имели, а вот в пятьдесят лет скопили достаточно средств, обратились в Институт, и получили счастье вырастить дочку, которую все принимали за внучку. Девочка, выросшая своевольной в атмосфере бесконечной любви и обожания родителей, возжелала прославить свое имя и заодно облагодетельствовать обездоленных людей, не имеющих доступа к ресурсоемкой информации. Привыкшая к материальному выражению обожания графиня настоятельно рекомендовала всем, кто считал себя признательным ей за бесплатную силу, писать, рисовать, сочинять и распространять легенды о ней. Бесплатная библиотека привлекла достаточно путешественников и местной интеллигенции, не дошедшей до Института, и поэтому даже когда графиня бесследно пропала, истории и картины, ее описывающие, сохранились в весьма достойном количестве.

   В заключительной части автор наглядно доказывал, что графиня Мерейская и Эрлис являлись одним и тем же лицом, так что официально Эрлис оказалась первой и единственной стертой, чье прошлое было обнаружено. В заключении автор туманно намекал на то, что именно после этого инцидента в нашем обществе считается столь неприемлемой идея создания личных дневников и жизнеописаний еще живых людей, и приводил факты, что ряд примет, связанных с этим, вошел в нашу жизнь уже после восемьсот пятнадцатого года, и, вероятно, был насажден искусственно.

   «Так вот кого хотел видеть во мне Ким, ― подумала я. ― Вот почему он спрашивал про мои мысли насчет исследования. Но у меня нет никаких идей. Зато, быть может, свой путь я не повторяю».

   Я читаю быстро, потребовалось всего полчаса, чтобы ресурс стал заполнен на треть и книга закончилась. Я закинула подарок в котомку, в которой лежало остальное имущество, и медленно вышла из фургона. Дари вчера задала верный вопрос, но получила в ответ лишь половину правды. У меня было еще кое-что, больше и тяжелее всей походной котомки. Оно стоило дороже, чем может себе позволить девушка без гроша за душой, без дома и воспоминаний, и сейчас оно гнало меня прочь от моей любви, от дороги, от свободы, к какому-то мрачному испытанию, к раскопкам сомнительного прошлого, которое я хотела знать все меньше и меньше.

   Гордость.

   Отведенный на путешествия год истекал, и я не могла позволить, чтобы меня притащили в Институт, как нашкодившего котенка. Саи-Но помог найти смелость взглянуть в лицо правде. Теперь я готова идти.

   Я не оглядывалась.

  Глава 40

   На ходу проделывала упражнения, которым научила Селена ― натягивала заплатки на те места своей памяти, которые не хотела делать общим достоянием, представляла идеальный мир ― неисчерпаемая тема для поддержания уровня ресурса. И почему это не приходило в голову раньше?

   Я создала иллюзию, что на мне стандартный серебристо-серый плащ, популярный в этом городе. Плохонький, простенький фантом, но на расстоянии до трех метров сработает.

   Неподалеку играли барабаны. Большинство жителей города на концерте, и это прекрасно, к тому же у моих друзей отличное, стопроцентное алиби, на случай, если я провалюсь. А уж себя я как-нибудь вытащу. Я быстро направлялась в восточную, самую богатую часть города. Чуть в стороне от остальных, обрамленный роскошной плодоносящей виноградной лозой, стоял мрачный трехэтажный особняк, выкрашенный в традиционные серо-фиолетовые цвета.

   Здравствуй, Дарек Странный, Дарек Жадный, собирающийся продать свою собственную дочь за архаичные книги Морэна, ― подумала я, ― К тебе идут непрошенные гости.

   "Не признает чужих людей в доме, не держит охрану, в отличие от других аристократов, ― рассказывала Дари вчера. ― Странный тип. Про него ходит много легенд, тебе какую рассказать, пострашнее или пикантную?"

   Я выбрала страшную. Надеялась, что официантка мимоходом опишет планировку дома ― но все действие мрачной легенды развернулось на заднем дворе, и звучало настолько спекулятивно штампованно, что я не поверила ни одному слову. Там фигурировала какая-то хромая девочка-сиротка, которую Дарек однажды выгнал в ночь и поплатился за это душой.

   Не страшно, с одним вельможей я справлюсь, сколь бы силен и бездушен он ни был. Легкая добыча для той, на чьих руках кровь профессионального наёмника.

   Я усиленным трехметровым прыжком перемахнула через забор, пробежала пригнувшись к приземистой двери в подвал, закрытой массивным ржавым замком. Достала из волос шпильку и начала ковыряться в ключевине. Получалось медленно, я нервничала, на заднем дворе лаяли собаки и это мне не нравилось. Наконец, удалось подцепить язычок, замок щелкнул и сдался. "Спасибо, глупое прошлое", ― подумала я и проскользнула в подвал. Усилила обоняние. Пахло затхлостью, сыростью, плесенью. Нет, здесь умный хозяин держать книги не станет.

   Я заставила глаза видеть в темноте, как учили жители Рагела. На свежую голову, без мыльного пузыря от депривации сна, чувства обострились на удивление легко.

   Беззвучно побежала по лестнице, ступая неестественно мягко. Было тихо и просторно, новое тщательно подогнанное дерево под ногами не издавало ни звука. Наконец, почувствовала запах, тот самый, несравненный. Пахло силой, знаниями ― книгами. Я пошла на запах и оказалась перед железной дверью с одной ручкой, без единого замка, без замочной скважины.

   "Здесь должна быть ловушка", ― подумала я, но руки, привыкшие действовать, уже потянулись к блестящей стальной ручке. "Зря", ― мелькнуло в голове, а на левом запястье ловко и сильно, как мышеловка, защелкнулся ресурсовый капкан.

   Примитивно. Элегантно.

   Хозяин уже наверняка в курсе, что в доме незваный гость, и не скрыться отсюда, разумеется, потому что капкан защищен от любого ресурсового воздействия. Не расплавить, не открыть ментальной силой.

   Физической ― можно, только как? У меня есть нож, но металлическую клешню не перепилить. Ампутировать руку и затем быстро прирастить конечность на место? Не успею, потребуется слишком много времени и сил, хозяин дома наверняка успеет вернуться. А я тут беспомощно свернусь в уголке, уже без капкана, но и без ресурса тоже.

   "Обязательно надо будет изучить медицину, когда попаду в Институт, ― подумала я, ― Позор быть такой беспомощной в том, что касается собственного тела. Но что же делать, что делать... Можно, конечно, признаться, что я из музыкантов. Жадный же этот Дарек, не зря его так называют, наверняка можно будет договориться. Только дорого выйдет, да и не хочу. Ушла уже, насовсем, сама ушла, и выпутываться надо тоже самостоятельно.

   Что делать, когда ты беспомощна, когда тебя сейчас схватят и потащат стражи... Какая-то смутная, связанная с забытыми затерянными мысль витала в голове, и никак не давалась в руки. Значит квадрат, и в центре него круг. Он заперт. Но из третьего измерения я легко его достаю. Вверх. А если, ― подумала я, ― Если..."

   Закрыла глаза. И попыталась представить то самое, четвертое измерение, про которое толковал моложавый старик в спрятанном раю. Получалось плохо. Отвлекал капкан и почти физическое ощущение утекающего времени.

   Успокоилась. Выдохнула. Как он там объяснял? Сходящиеся оси, квадрат, ощетинившийся множеством перпендикулярных плоскостей. Добавить немного ресурса для упрощения восприятия. Если ресурсом можно заставить себя бежать быстрее, то можно и разогнать воображение?

   В голове вспыхнул фейрверк озарения, мир стал черно-белым, фрагментарным и невыносимым для восприятия. Я сощурилась, минимизируя область зрения ― непонятные объекты отзывались гулкой болью позади глазниц. И вдруг увидела капкан, защищенный, проверенный и совершенный в трехмерном мире, но болезненно уязвимый с высоты нового понимания. Глупая, неуклюжая конструкция, можно просто вытащить руку, свободную и невредимую. Звякнули металлические оковы, затуманилось зрение.

   И мир вернулся. Обычный, разноцветный, и комично простой. Ресурса хватило, благодаря "Дважды пройденному пути", болезненные ощущения от перерасхода не ударили. Интересно, думал ли Ким, что я использую подаренную книгу для грабежа и побега домой. Догадывался, ― успокоила себя. ― Он хорошо меня знал".

   Я выдохнула. Забавная вышла махинация, стоит обдумать на досуге открывающиеся горизонты. Интересно, смогу ли повторить этот номер в спокойном состоянии? Ладно, посмотрим позже, сейчас часики тикают, нужно брать то, за чем пришла и убираться восвояси.

   Я осторожно заглянула в комнату и отшатнулась. В самом центре комнаты стояла моя полуобнаженная копия, слабо светящаяся в свете поднимающейся луны. Этого не может быть, ― подумала я. ― Обман зрения. Но кто там? Девушка, неподвижная, в темноте? Что скрывает Дарек Жадный в своем доме? Я прижалась к стене, закрыла глаза, собираясь с духом, и снова заглянула.