Текст книги "Дорога забытого знания (СИ)"

Автор книги: Орди Тадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

   Лори замолчала и обвела нас торжествующим взглядом, но рассказ не впечатлил. Каждая стертая мечтает быть узнанной, обрести семью, историю и прошлое. Ее грёза оказалась слишком шаблонной, разочарование оказалось сложно скрыть. Рассказанной истории не хватало интересных и мудрых деталей, из которых приятно извлечь ресурс теплым весенним утром.

   ― Девочки, моя мечта имеет больше общего с реальностью, чем вы думаете, ― сказала Лори, недоверчиво подняла брови Зиэн. ― Я слышала легенду.

   ― Какую? ― Эмми подалась вперед.

   ― Легенду про то, как враждовали две знатные семьи...

   ― Эта легенда стара как мир, ― сказала Зиэн.

   ― Нет, другая. Возможно, это были те же две семьи, но счастливая пара, ― сказала Лори, ― потому что ее стерли, но никто и предположить не мог, что она встречалась с младшим сыном семьи Морей. Поэтому он помнил ее, ― Лори была не самой лучшей рассказчицей, путалась в местоимениях, порой забегала вперед. ― Он уехал куда-то в Карреские горы, а когда он вернулся, ее не было. Она пропала из дома, из памяти людей, и даже когда он от отчаяния начал задавать вопросы, выдавая свою тайную страсть к дочери Рианти, но не получил никаких ответов, кроме недоуменных и осуждающих взглядов. Он был безутешен, он бродил по улицам и искал, и однажды он зашел в ювелирную лавку и увидел украшение, которое довело его отчаяние до предела. Все время, с первой встречи с ней, он искал идеальное кольцо, то, которое подошло бы ей, но ни одно не соответствовало ее очарованию. А сейчас он нашел это кольцо, прямо здесь, в самом центре Нелоуджа, только вот ее уже нет, и как будто не было на этом свете. Он пожелал видеть ювелира, чтобы узнать, как тот придумал это кольцо, что вдохновило его, может быть, кто? А когда он увидел ювелира, все стало на свои места. Ювелиром оказалась она, бывшая гордая дочь Рианти, она не помнила ничего о нем, но это была она, до кончиков пальцев, до трогательного наклона головы.

   Лори увлеченно описывала, как богатый вельможа завоевывал любовь девушки-ювелира, и как ему удалось жениться на ней, потому что для семьи Морей даже простой ювелир была предпочтительней дочери дома Рианти, а я задумалась. Если в этой легенде есть хоть какое-то зерно правды, значит могут остаться свидетели... Но ведь не может же быть, чтобы Стирающий перебирал все связи, которые были у жертвы, и удалял малейшие следы памяти. Тогда должно быть очень, очень много свидетелей ― торговцы из мелких лавок, троюродные тети, нищие, которым жертва подавала милостыню и десятки других. И все-таки, любая легенда имеет свои корни. Хотя, истоком легенды Лори может оказаться отчаянное желание каждого из нас найти след своего прошлого.

   Из размышлений меня вырвал голос Зиэн: «Кори, твоя очередь, мы ждем».

   Я с сожалением поняла, что пропустила историю Эмми. Впрочем, подруга все равно еще расскажет избранную фантазию несколько раз.

   ― У меня довольно простая мечта, ― я улыбнулась, ― Но я украшу рассказ деталями, которые собирала два месяца. Вы знаете мои привычки. Я буду каждый день ходить в библиотеку с размеренностью и непреклонностью отлаженного часового механизма. В один из дней обнаружу старую, потрепанную книжку за блестящими томами популярных романов. Ветхая обложка сохранит запах затерянных архивов, выцветшие страницы будут манить и притягивать взгляд. Я изучу найденную книгу в одиночестве, смакуя каждое слово, как гурман ― изысканное блюдо. Книга окажется древним учебником философии, содержащим столько удивительных и глубоких мыслей, что он заставит меня не просто подумать, а пересмотреть взгляд на мир в целом. Когда голова будет переполнена ресурсом до краев, я пойду в Институт. Утверждают, что есть только один шанс попасть туда, поэтому не стоит идти просто так. Говорят, едва ты переступаешь ворота, начинается испытание. Некоторые шептали, что нужно вызвать на себя молнию и выжить, другие ― что нужно пройти через огонь невредимой, но никто не знает наверняка. Впрочем, все байки сходятся в одном ― либо ты проходишь Испытание, либо исчезаешь. По крайней мере, тех, кто не прошел, никто и никогда не встречал.

   Эмми охнула, Зиэн задумчиво кивала: «Это верно, я тоже слышала аналогичные легенды»

   ― Я пройду испытание. Я соберу десятки легенд, буду тренировать тело и ресурс, и пойду в Институт только тогда, когда сила будет максимальна, а информация переполнит память. Это лучший из шансов, и я его не упущу. В Институте буду делать вид, что заинтересована в работе и знаниях, и даже власти ― хотя политическое влияние меня волнует меньше всего, а вот интерес к знаниям имитировать не придется. Но в свободные минуты я буду ходить по пустынным коридорам, разговаривать с коллегами, поварами, случайными прохожими, и по кусочкам собирать мозаику слухов. И когда поиски увенчаются успехом, выяснится, что я стояла на грани некоего научного открытия. Парой слов обмолвится обиженный садовник, черновики передаст мрачный дворецкий... Часть исходных данных сохранится в архивах бескрайней библиотеки Института, и я продолжу оставленное исследование, чтобы таки получить то забытое знание, за путь к которому изувечили мою память. Следы приведут к грандиозному открытию, которое даст столько силы, что больше никто и никогда не посмеет лишить меня прошлого.

   ― Ты думаешь, что была ученой? ― спросила Лори.

   ― А кем же еще? ― вместо меня ответила Зиэн. ― Кори держит себя, как аристократка, но есть много лишних деталей.

   Лишних деталей было больше, чем догадывалась Зиэн. Все знали, что занятия спортом являются привилегией Института и моим хобби. Многие советовались со мной, как правильно собирать травы, предотвращающие зачатие и вызывающие яркие сны, и отдавали взамен бешеные объемы любопытной информации.

   Но еще я знала, как перешить старую тряпку и уложить драпировки, чтобы обноски смотрелись элегантным платьем. Знала, в каком состоянии должна быть просроченная еда, чтобы можно было съесть и не отравиться; как ударить мужчину, чтобы тот не смог никого преследовать добрые сутки; и как избить любого человека, чтобы не осталось следов. Я не гордилась этими знаниями и никогда не афишировала перед подругами, но подобные факты были частью моей песни, которую нельзя выкинуть, не испортив мелодии. Я не была аристократкой, и мой путь в Институт в предыдущей жизни изобиловал сомнительными приключениями. Но я была сотрудницей Института. Моё тщательно проработанное тело и ментальная сила говорили об этом, знание дифференциального исчисления не оставляло иных вариантов.

   Вечером я заглянула в комнату к Зиэн. Художница сидела спиной к двери и расчесывала непослушные кудри. Она обернулась на звук открывающейся двери и вопросительно улыбнулась.

   ― Зиэн, ― спросила я, ― а что ты думаешь про легенду Лори?

   ― Не верю, ― покачала головой художница, ― Стирание не может работать так. Но я тоже пару раз слышала, что остались люди, которые помнят, в одной легенде это был бродячий торговец, в другой ― цирковая артистка. Не знаю, в чем тут соль, но дыма без огня не бывает. Может быть, расстояние имеет значение.

  Глава 9

   Лето пролетело незаметно, я будто расправила крылья после долгого заточения. Вырывалась с работы, быстро съедала бурду, именуемую ужином, и убегала за границы реабилитационного центра. Иногда ходила в библиотеку, читала веселые боевики для обмена и бесед с парнями, или любовные романы, чтобы порадовать Лори. Часто бегала за город, в красивый и ухоженный сосновый лес неподалеку, с симметрично посаженными деревьями и негустым подлеском. Иногда между сосен встречались небольшие островки молодых кудрявых берез, свежие и уютные, как оазисы в пустыне. В лесу потрясающе пахло хвойной свежестью, где-то падали ветки, стучал дятел, пели птицы. На одном гектаре этого леса было больше жизни и радости, чем во всем Нелоудже вместе взятом, и казалось, что час времени в этом лесу возвращал в меня жизнь, потерянную за день в цеху.

   Иногда просто забиралась на старую ель и смотрела со смутной тоской на караваны, которые приближались по дороге к городу. Наблюдала, как крутятся колеса, слушала, как шумит дорога, чувствовала, как весь лес замирает, прислушиваясь. И всё казалось, что я перепутала ― мое место не здесь, я должна смотреть на мелькающие ветви из кузова мчащегося фургона.

   Интересно, умею ли я телепортироваться? В принципе, этим навыком владеют многие, не только сотрудники Института, но и любопытные горожане. Всего-то и нужно ― закрыть глаза и представить себя в другом месте. Детально так представить, обстоятельно ― с незнакомым местом не прокатит. Что толку уметь телепортироваться, если ты бывала только в реабилитационном центре, трактире на перекрестке и воскресной ярмарке? Перемещение потребует больше ресурса, чем можно извлечь из рассказов случайных странников.

   Вот если бы прокатиться по этим пыльным узким лесным дорогам, увидеть и почувствовать города и поселки, что скрываются за поворотом...

   В лесу хорошо было думать на отстраненные темы. Здесь самые красивые и хрупкие легенды казались достоверными. Лори рассказывала на прошлой неделе про удивительную девушку, которой мягко порекомендовали из цеха уйти. Яркий художественный талант, быстрый карьерный рост в цеху и изумительные способности к передаче портретного сходства. Кроме того, у нее обнаружилась незаурядная память. Девушка за один месяц миновала все ступени подмастерьев и начала разрабатывать собственные модели. В галерее отклоненных работ появились шаржи на угрюмого аристократа, живущего в замке на севере города, румяные подруги по цеху в лубочном исполнении, наша начальница, похожая на сову, но при этом очень узнаваемая, гость, приезжавший с заказом на три минуты. А потом ― еще нескольких вельмож, в изысканных одеяниях, с фамильными чертами лиц и при этом абсолютно неизвестных никому. По цеху пошли слухи, что новая мастерица рисует прошлое ― слишком убедительны были новые образы, слишком достоверны старые. Тогда-то Ноэр и подыскала ей высокооплачиваемую работу в городе, вышивальщицей. Дело замяли, спорные модели зашкурили и на них нарисовали медведей ― на испорченных заготовках всегда рисуют животных, потому что человеческие лица выполняются по дереву.

   Впрочем, сначала эта девушка, как и все мы, рисовала популярные льстивые карикатуры на директора Института и ведущих сотрудников ― преувеличенно красивых, идеальных кукол, управляющих стихиями. Такие модели пользовались особой популярностью, на сюжеты с участием правительства приходили постоянные и высокооплачиваемые заказы. Лицо директора смотрело с сувенирной полки в любом доме, где есть дети, исполняло ведущие партии в играх и увенчивало стандартные наборы дипломатических и туристических подарков. Зиэн сказала как-то, что подобные возвышенные изображения неприятно пахнут идеологией. Впрочем, наша подруга всегда была достаточно прагматична и рисовала все, за что хорошо платили, вне зависимости от подтекста.

   А я просто не задумывалась. Хотя могла бы ― абсолютно, неестественно свободная ― без долгов, без привязанностей, без прошлого. Но катилась по проторенной колее, тренировалась, словно подспудно готовила себя к чему-то. Не знала, впрочем, решусь ли на осуществление своей мечты конца зимы, или это была просто история, чтобы заставить гореть огонь внутри. Размеренная жизнь в реабилитационном центре затягивала, на самом деле, там были друзья, крыша над головой, еда, и даже немного денег на развлечения. Смутное ощущение восхищения этими простыми радостями давало понять, что далеко не все годы моей жизни до стирания проходили так безоблачно. Порой я даже страшилась перемен, хотя подсознательно была готова в любой момент встретить любое приключение, окунуться с головой и не оглядываться назад. Но искалеченная память нуждалась в этом годе реабилитации, чтобы накопить хоть немного знаний, немного своей истории, чтобы найти немного себя. Ведь где нет знаний, там нет и смелости. Где нет прошлого, там нет и будущего.

   Иначе я не могу объяснить, почему именно к концу этого года в моей жизни произошли самые значительные перемены, не раньше и не позже. Как обычно, все началось с историй...

  Глава 10

   Пятница еще не наступила, и подруги предпочитали проводить вечера в Каморках, отсыпаясь перед рабочим днем, но я решила сходить одна в трактир и выменять парочку историй. Однообразные будни в цеху съели остатки воображения, мне снились нарисованные лица с одинаковыми яблоками, а пальцы заржавели щепотью, сжимающей кисть. Я должна была вдохнуть дорожный ветер, пусть даже робкий сквозняк из чужих рассказов.

   Посчастливилось, уже через десять минут двери распахнулись, в трактир вошел одинокоий немолодой визитер с узловатым посохом. От этого старика веяло ароматом удивительной истории, он выглядел, как часть истории и он был, наверняка, историей сам по себе. Новоприбывший гость неожиданно споткнулся о порог, и я в ту же секунду оказалась рядом, извлекая все возможности из выпавшего шанса.

   ― Осторожней, ― сказала я, ― здесь высокие пороги и невкусный эль. Но зато замечательное красное морэнское, позвольте вас угостить и рассказать пару местных баек к ужину?

   Путник улыбнулся в бороду, улыбка у него была широкая и располагающая:

   ― Конечно, дочка, я с радостью потолкую с тобой. Ты расскажешь мне, чего следует остерегаться здесь, а я расскажу тебе историю, в которой ты нуждаешься.

   Я провела старика к своему столику в углу, заказала бокал вина ему и бокал воды себе и села напротив. К вину я заказала ломоть свежего белого сыра, потому что мне ужасно хотелось есть. Сыр был восхитительный, сливочный и нежно пах грибами, я откусывала его маленькими кусочками и наслаждалась редким для меня яством. Он стоил, как вход в библиотеку, но сегодня слабость победила меня, и я променяла пищу для духа на праздник живота.

   ― Угощайтесь, ― предложила я, ― это очень свежее, молодое вино. Оно еще не приобрело богатый и изысканный аромат выдержанных морэнских вин, который так ценят гурманы и воспевают сомелье, но оно пьется легко, как сок, и наполняет душу радостью, а истории ― эпитетами.

   ― Мои истории не нуждаются в эпитетах, ― сказал старик, ― они и так обращаются к душе напрямую.

   ― Расскажите такую, ― попросила я. ― Мой ресурс как раз нуждается в хорошей истории после небольшого приключения.

   ― Конечно, ― согласился путник, и посмотрел мне в глаза. И вдруг отшатнулся, будто заглянул в яму со змеями, посмотрел еще раз, отвел взгляд.

   ― Я расскажу тебе историю, ― сказал старик, и я заметила, что голос его изменился. ― Сказку.

   Я не ответила ― пыталась понять, что могло произвести на путника столь отталкивающее впечатление. Предпочла промолчать. Гость повертел в руках посох, будто бы намереваясь встать, но затем все же отставил узловатое дерево в сторону. Глухим и поучительным голосом начал рассказывать, глядя в сторону.

   ― Все звери в джунглях, от маленькой глупой мартышки до большого и мудрого льва знают, что нельзя охотиться на человека. Им не нужны законы или напоминания, они понимают необходимость запрета без слов. Человек опасен и злопамятен, он может истребить все племя за одного своего детеныша.

   Но нет правил без исключений. Один шакал всегда хотел попробовать человечину ― просто так, из любопытства. Однажды он нашел умирающую красивую львицу, добил её, съел плоть и надел шкуру. И чужая кожа пришлась падальщику настолько впору, что львы приняли его за своего. Вожак стаи влюбился в шакала в львиной шкуре до потери здравого смысла, и тогда шакал подговорил льва убить человека. Лев долго не соглашался, но шакал был умен и хитер, и смог уговорить льва. Лев все же убил человека, и угостил шакала.

   И месть не заставила себя ждать. Люди убили льва, и всю стаю, и еще две соседних в придачу, а шакал успел скинуть львиную шкуру и сбежать. Но люди заподозрили, что в истории замешан кто-то еще, и уже идут по его следам.

   Старик замолчал. Я подождала немного, затем спросила:

   ― И это все?

   ― Да, ― односложно ответил он.

   ― Не поняла, ― осторожно сказала я, ― почему вы рассказали мне эту сказку. Даже ресурс не могу извлечь, ни одного вывода!

   ― Когда читаешь историю, представляешь главного героя с глазами своего мужа, ― сказал старик. ― Когда описываешь фантастические цветы, они пахнут ромашками под твоим окном. Эта история сшита по твоим меркам, даже если кажется, что жмёт в груди.

   Я замерла на мгновение. Поняла слова, но не могла поверить. Как сквозь мыльный пузырь видела ― старик подошел к стойке, резко бросил трактирщику горсть монет и вышел.

   Нет. Этот интеллигентный старик не мог обозвать девушку шакалом, потому что не понравились глаза. Должно быть что-то еще.

   Он знал меня.

   Я вскочила, резко бросила трактирщику:

   ― Сколько?

   ― Старик все оплатил, ― ответил тот, и я опрометью бросилась в сторону двери.

   Не принял мое угощение, значит, ― подумала уже на бегу. Бежала быстрее, чем способен человек, подгоняла шаги ресурсом. У поворота замерла, дорога раздваивалась и тропинки скрывались за вековыми деревьями. Если ошибусь, то упущу невероятный шанс, если уже не упустила.

   Затравленно огляделась и увидела щуплого аристократа в зеленом шелковом камзоле. Юноша небрежно прислонился к могучему дубу, мял в пальцах придорожный цветок. В глазах ― скука, ждет кого-то уже давно.

   ― Куда он пошел? ― спросила я требовательно, чуть не переходя на крик.

   ― Кто ― он? ― Испуганно уточнил вельможа. ― Я все скажу, объясните только...

   Некогда было объяснять. Я проникла в мысли юноши легко, даже не задумываясь о том, что делаю. Увидела себя его глазами, высокую, сильную, помешанную. Потом ― телохранителя, которого он отослал так недавно и так напрасно. И наконец ― старика, медленно бредущего направо.

   Я тут же отпустила перепуганного вельможу, оставив на холёном запястье отпечатки ногтей. Побежала следом за загадочным рассказчиком, отчаянно быстро.

   Старик не успел уйти далеко, я догнала его в три сильных рывка.

   ― Кто я? ― почти прорычала в седой затылок. ― Вы знали меня! Скажите!

   Схватила за плечо, развернула к себе лицом. Странник скривился от боли, посмотрел с ненавистью. Я с трудом перебирала спутанные мысли старика, на лбу выступила испарина.

   Я видела лица, много лиц, много мест, пожар, бледную девушку без сознания с каплями крови на лице.

   ― Я не знаю тебя, ― криво ухмыльнулся старик, ― не ищи. Но я знаю таких, как ты.

   Среди калейдоскопа лиц высветилось одно, красивая блондинка с тонкими неприятными губами. Смутно знакомая, но ничего общего со мной. Она улыбалась.

   Старик развернулся и пошел прочь, не добавив ни слова. А я осталась стоять молча, безучастная и истощенная, не в силах сделать ни шага. Не сдвинулась с места и тогда, когда услышала в конце дорожки крики: «Это она! Вот она, держите ее».

  Глава 11

   Я снова перерасходовала ресурс, но на этот раз рядом не дежурила заботливая Эмми. Меня почти деликатно поместили в светлую камеру с высоким потолком и узким зарешеченным окном. Безмолвный страж усадил меня на дощатую койку, я откинулась на прохладную каменную стену и тут же потеряла сознание.

   Чудилось, что я в пустыне, прокусываю себе вену и пью кровь из собственной руки. Когда очнулась, во рту пересохло так сильно, что даже вдох доставлял боль. Язык был сухой и неприятно касался нёба. Рядом с кушеткой стоял керамический кувшин, но дотянуться до стола оказалось не так просто. Получилось только с третьей попытки, часть воды выплеснулась на каменный пол. Я выпила не меньше литра и снова впала в забытье. С тех пор я приходила в себя, пила, и снова падала в какую-то темную яму, будто воздух был пропитан хлороформом.

   "Хоть бы немного ресурса", ― думала я и прижимала горящие ладони к холодной стене, ― "самую малость, чтобы чуть подлечиться".

   Очнувшись в очередной раз, я увидела склонившегося над койкой высокого человек в мантии стража. Серые проницательные глаза выделялись на желтовато-сером, ничем не примечательном лице. Странный посетитель убрал мокрую от пота прядь волос с моего лба и, прищурившись, разглядывал лицо.

   ― Кто ты такая, в конце концов? ― спросил он, и, не дожидаясь ответа, проник в мои мысли. Это было пронзительно неприятно. Я видела, как гость вытаскивает и отбрасывает мои воспоминания ― первый день, первую мысль, проверку способностей, разговор с Эмми. Человек в капюшоне резко закончил контакт, возвращение к настоящему отозвалось вспышкой боли в голове.

   ― Ты сама не знаешь, ― сказал он. ― Тогда все ясно. Неважно. В течение этого года ты должна явиться в Институт.

   Я в отчаянии посмотрела на него, мысленно умоляя о какой-нибудь доступной информации, из которой можно было бы сделать простенький вывод и извлечь ресурс в текущем состоянии. Посетитель обернулся, как будто почувствовал взгляд. Пробормотал: "А это, видимо, была совсем неправильная мысль", ― а потом развернулся и вышел, стремительно, почти испуганно. Я снова впала в забытье, пытаясь представить себя в сознании. В бреду казалось, что запас ресурса возник из ниоткуда, перекочевал от гостя готовым к употреблению, нежданным даром. А потом я пришла в себя голодная и абсолютно здоровая.

   К моей несказанной радости, рядом с кувшином нашелся кусок ржаного хлеба. Кроме койки и стола в комнате имели место быть: стул, медный рукомойник с тазом и вешалка в углу. Троекратный обход камеры свидетельствовал, что диаметр помещения равен восьми шагам, а элементарная логика доказывала, что прошло не более суток. Отвратительно длинных суток, вынуждена признать. Больше всего хотелось в душ и есть, но вместо этого зашел страж и негромким вежливым голосом зачитал приговор. Мне надлежало провести здесь десять дней, и выплатить штраф. Большой штраф. Сорок золотых, я даже рассмеялась, когда услышала цифру. Даже если меня продать на дикий юг, я буду стоить меньше, по крайней мере сейчас, грязная и больная.

   Но, оказалось, эту проблему решили без моего участия ― реабилитационный центр оплатил долг за счет проживания. У меня теперь оставался всего месяц аренды, но по-прежнему никаких долгов. Я присвистнула, когда поняла, насколько элитным было гнездышко в каморках, но не испытала никаких чувств. Где-то в глубине души я не верила, что останусь там на целых пять лет, и потому казалось, что у меня отняли то, что мне никогда не принадлежало.

   Последующие девять дней оказались самыми длинными и скучными в моей новой жизни. Я металась по камере, пытаясь выжать хоть немного ресурса из рассуждений о том, кто ко мне приходил и зачем, но все мысли казались мне либо очевидными, либо не логичными и не приносили ни капли силы. Чем больше я думала, тем четче становилось ощущение, что некая важная деталь ускользает прямо из-под носа. То же действующее на нервы чувство незаконченности, что и в первый день.

   Вынужденное бездействие раздражало, бесило осознание того факта, что часть старательно увеличенной силы несомненно пропадет за девять дней проведенных в информационной изоляции, и немного напрягал холод в камере и дощатая койка. Впрочем, последние три пункта я приняла с удивительным спокойствием, и даже испытала удовлетворение, когда обнаружила, что в тюфяке нет клопов. Условия содержания мне показались даже комфортными: беленые известкой стены создавали ощущение чистоты, а щи со снетками, которые подавали в нечетные дни, оказались вкусными. Я проанализировала собственную неприхотливость и первый раз после пробуждения подумала ― может быть, и не нужно узнавать историю своей прошлой жизни целиком? Что я вообще хочу о себе знать? Кто меня стер и, главное, за что. А как я туда пришла ― это детали, и не факт, что лицеприятные.

   Я не испытывала ни смущения, ни возмущения по поводу наложенного штрафа и заточения, но справедливость требует признать, что раскаяния не испытывала тоже. В глубине души вообще не связывала свой поступок и свое пребывание здесь. Просто обстоятельства изменились, и я радовалась, что это временно и считала дни. А чтобы не тратить время зря, я тренировалась до изнеможения, и за отсутствием информации для развития ментальной силы работала над физической. Разминалась, отжималась от грязного каменного пола на кулаках, лишая руки последних остатков женственности, приседала двадцатью разными способами ― с задержкой в крайних точках, медленно, с выпрыгиваниями, затем растягивала мышцы до боли и ложилась на койку изучать затейливый узор паутины, притаившейся в углу. Когда силы возвращались, я начинала снова.

   На пятый день заключения привычное одиночество нарушили ― у меня появилась сокамерница. Оборванная тощая девчушка, лет семнадцати, с изящными пальцами виртуозной мошенницы. В пронзительных, знакомых зеленых глазах мелькали лукавые искорки.

   Такие не попадаются случайно.

  Глава 12

   Девчонка ходила вокруг и изучала меня добрых три часа. Задавала каверзные вопросы, наводила иллюзии. Трижды создавала качественные фантомы и пыталась переключить мое внимание на морок. Потом, видимо, ресурс истощился ― новой информации я ей не давала ― и она села в углу.

   Я подошла к окну, девчонка тут же проскользнула сзади на пределе слышимости и поставила подножку. Стараясь не рассмеяться, я аккуратно переступила через хитрую ловушку и спросила напрямик:

   ― Что тебе от меня нужно?

   Девчонка тут же стала абсолютно серьезной, посмотрела зелеными глазищами и сказала:

   ― Поблагодарить.

   ― Что? ― у меня брови поползли вверх.

   Такого ответа я, признаться, не ожидала. Благодарность с другими поступками ассоциируется. Юная мошенница скорчила забавную физиономию и соблаговолила объяснить:

   ― Ты спасла моего брата, Аркина. Вылечила руку на ярмарке. Моментальное лечение в Институте стоит сорок золотых. Но сразу же мы бы не доставили ― никто не знал о проделке. Через сутки с нас бы содрали пятьдесят. Такие деньги есть только у мастера, но он бы не дал. Бе лечит только Старших, и то, если не попадаются, а получают травмы во время драк. Зачем ты это сделала? Кстати, меня зовут Орайя.

   ― Меня ― Кори. Твой брат показал жест, ― призналась я, посмотрела девчонке в глаза, чтобы заранее оценить реакцию на следующую фразу. ― Я на автомате показала ответный. Только вот смысл обмена жестами ― забыла, и поэтому свою часть сделки не выполнила. Вылечила, чтобы исправить ошибку.

   ― Значит, ты все-таки была своя, ― удовлетворенно кивнула девчонка, ― Хорошо, что не отнекиваешься, я сразу поняла. Но сейчас ― стертая. Честно стертая.

   Я кивнула и расслабилась. Нормальная реакция. Еще не хватало в тюрьме драться с девушкой.

   ― А мастер Бе тебя еще и избил, ― сочувственно продолжила Орайя. ― За Аркина.

   Брови снова поползли вверх. Избил, значит. Хотя, если подумать ― все логично. Не мог же воровской мастер признаться, что стертая девушка одержала верх. Объявил, что со мной разобрались, наказали, и больше никто меня не трогает. Сам мастер Бе, очевидно, свою ошибку понял.

   Преступные группировки почти не имеют дела с ресурсом. В большинстве торговых палаток стоят примитивные детекторы ― при использовании ресурса объект воздействия подсвечивается синим. Кое-где еще и противно пищит. Так что хочешь остаться незамеченным ― привыкай рассчитывать только на ловкость рук и наблюдательность. Поэтому и уважение у них держится на физической силе вкупе с интеллектом, конечно, а вот ментальные способности ничего не значат.

   Я решила, что подрывать авторитет главы воровской шайки не в моих интересах. Если расскажу своенравной девушке, как дело обстояло на самом деле, рискую нарваться на недоверие. А сохраню милый секрет ― при случае можно будет мастеру Бе предъявить.

   ― Все нормально, ― пожала я плечами.

   ― Это хорошо, ― согласилась девчонка. ― Бе сильно не бьет. Мастер просто демонстрирует, у кого сила.

   Девчонка почесала спутанные волосы, сплела изящные пальцы.

   ― Аркин ― единственный, кто у меня есть на этом свете, ― сказала она, глядя в сторону. ― Я пришла тебя отблагодарить.

   ― Не стоит благодарности, ― пожала я плечами. ― Мне осталось сидеть всего пять дней.

   ― Да я и не собираюсь тебя вытаскивать! ― возмутилась Орайя. ― Условия здесь райские, а сбежишь ― отыщут, как пить дать, и меня прихватят снова. Институтские же умеют искать по мыслям. Нафиг надо, сиди лучше. Ты стертая, хочешь знать прошлое, это же очевидно.

   ― Гм...

   Самонадеянная малышка. Интересно послушать, впрочем, что она может предложить. Я над этим три первых месяца безуспешно билась. Зеленоглазая гостья молча наблюдала из-под длинных опущенных ресниц ― ждала.

   ― Продолжай, ― потребовала я.

   ― Через восемь дней исследователь из приемного покоя Реабилитационного центра ― тот, который интервьюирует в первый день, дает имена ― встречается с представителями Института. Передает списки поступивших за год, назначенные имена и опись имущества, найденного при вас. Интересно?

   ― Еще как, ― восхитилась я. ― А ты откуда знаешь?

   ― Старшие рассказывали, что команда один раз уже воровала информацию у исследователя. Среди стертых был мужчина, который интересовал тогдашнего мастера. Дело оказалось пустышкой, но сценарий готов. Ваш Исследователь даже и не заподозрил ничего ― мы сделали копию и были таковы. Могу помочь тебе провернуть то же самое. Сейчас составим план, через восемь дней я тебя встречу.

   ― Идет, ― согласилась я. ― Только в центре никто не должен ничего заподозрить.

   ― Ты за кого меня принимаешь? ― возмутилась Орайя.

   ― За ту, которую упекли в камеру.

   Орайя фыркнула, выразительно раздула ноздри в притворном возмущении. Мимики было достаточно, но девчонке нужно было расставить все точки и навесить ярлыки:

   ― Угадай, почему мое заключение так удачно совпало с твоим? Вот я везучая, да? А ты ― простофиля.

   Оставшиеся пять дней пролетели, как пара часов. Мы обдумывали план ограбления, отрабатывали альтернативные схемы, составляли поминутную схему дела. Орайя удивлялась моему профессионализму ― обычные люди не привыкли работать со стертыми. Им кажется, что если человек не знает имен и явок, то он не помнит ничего. Это совсем не так. Навыки, отточенные в прошлой жизни, очевидно, в этой не пропадают.

   Интересно, можно ли уйти от судьбы? Стать кристально честной гражданкой, если твои руки умеют срезать кошелек за доли секунды.

   ― Давай еще раз, ― настойчиво сказала Орайя. ― Я выхожу вот отсюда...

  Глава 13

   В общежитии и на работе все знали всё. Казначей, выплативший мой штраф, рассказал Ноэр, та рассказала Зиэн, а Зиэн, ничтоже сумняшеся, продала эту информацию всем, кто пожелал купить. "Ты не в обиде, я надеюсь", ― сказала она, ― "В этом нет ничего такого, периодически находятся Стертые, которые переступают эту черту по незнанию. Материальное наказание обычно настолько строгое, насколько ты можешь себе позволить ― некоторые Стертые, работающие в шахтах, выплачивали по пять серебряных, но для них это было, пожалуй, даже тяжелее, чем тебе сорок золотых. Жалко, что тебе придется искать новую работу, но, в конце концов, ты же не умеешь рисовать, так что ты не так много теряешь".