Текст книги "Дорога забытого знания (СИ)"

Автор книги: Орди Тадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

   ― Не работает. Я не влияю на вероятность рядом с вами. Вы влияете, похоже, потому что распределение какое-то сбитое.

   ― Я ничего не делаю, ― подняла руки я, и вспомнила про подарок Элеоноры. Медленно и демонстративно положила на стол левую руку и приподняла вверх указательный палец с кольцом. Илин уставился на перстень невероятным взглядом, протянул руку и зачем-то потрогал теплый металл.

   ― Это иррилиум? ― спросил он, ― И к чему это? Откуда он у вас? Вы его украли?

   ― Нет, не крала, ― не удивилась предположению я. ― А дело может быть в свойствах кольца?

   Веснушчатое лицо просветлело:

   ― А как давно вы им владеете?

   ― Сегодня получила. Около часа назад.

   Илин не спросил, как и откуда, только задумчиво смотрел на кольцо. ― Значит дело в иррилиуме, ― наконец сказал он. ― А почему бы нет? Я всегда думал, что легендарный металл как-то влияет на вероятность, когда становится зеленым. Ведь что иначе есть предопределенная судьба, чем практически достоверная вероятность события?

   ― Но оно не зеленое, ― заметила я.

   ― Да, ― согласился профессор. ― Видимо, оно начинает действовать сразу, как только попадает к человеку. Почему бы не предположить ― хотя бы на одно мгновение ― что оно не предсказывает судьбу, а меняет ее? Что оно управляет владельцем, пусть не всегда, но на тех поворотах, в которых оно заинтересовано?

   ― То есть это оно меняет вероятностное поле вокруг меня? ― уточнила я, в горле пересохло. ― Это же не только монетки выпадают не так, как следует?

   ― Боюсь что да, ― согласился Илин. ― Вы понимаете, это выглядит логично. Вот вы надели кольцо, оно золотое с багровым отливом, значит, что вам еще жить и здравствовать больше трех дней, верно?

   ― Верно, ― кивнула я. ― По крайней мере, мне рассказывали то же самое.

   ― И тут вдруг на вас падает кирпич, ― продолжил свою мысль Илин, ― случайно, понимаете? Глупый такой кирпич, и слепой, багрового кольца не видит, в иррилиум не верит. И вы рраз ― и умираете. Ну или законы физики нарушаются. Профессор с размаха хлопнул по столу, иллюстрируя озвученную мысль. Звук эхом отразился от стен пустого помещения, почудилось даже, что отозвался на несколько этажей вверх и вниз. Я вздрогнула, сцепила пальцы, тихо сказала:

   ― Я слышала, что владельцы колец выживали в самых невероятных обстоятельствах.

   Хотелось привести хоть какое-то возражение, как будто это могло освободить меня от нависшего рока.

   ― Да, ― сказал Илин, ― выживали по удивительному стечению обстоятельств, но не вопреки законам физики и физиологии. А по воле случая. Один шанс на миллион. Но что, если это был не шанс? Если происходили только предопределенные кольцом и практически достоверные события?

   "Практически достоверные... Как же тогда сказал Эрин", ― подумала я, ― "Что жизнь теряет элемент риска и значительную долю свободы. Как-то так. Интересно, он догадывался, насколько прав?".

   ― И тогда мы приходим к выводу, что кольцо защищает вас от случайностей, причем уже сейчас. Что-то вас ждет, и оно, похоже, неизбежно. Кольцо контролирует вероятностное поле вокруг вас, оно идеально защищает вашу жизнь, вы застрахованы от любого катаклизма, но я не знаю, ― рыжий профессор замолчал на мгновение, а потом резко и отчетливо сказал, ― Но я не знаю, насколько вы сами внутри этого поля свободны в выборе.

   Стало страшно, по-настоящему страшно, как будто захлопнулась последняя страница моей книги, и кто-то пишет продолжение, а я продолжаю играть, не замечая, что сценарист ― уже не я. Я глубоко вдохнула, пытаясь заставить непослушные губы говорить.

   ― Не хочу, ― выдохнула я. ― А если я сниму кольцо? Подарю? Продам?

   ― Не знаю, ― пожал плечами неумолимый профессор. ― Это не работает, когда металл становится зеленым, в истории есть несколько подтверждений. Мне особенно запомнилась история про императора Модока Третьего Морэнского. Когда кольцо позеленело, он выбросил его в Ниржацкий водопад, расположенный в тридцати километрах от дворца. Выбросил сам, никому не доверил. Вернулся во дворец и через три дня умер от сердечного приступа.

   ― А кольцо? ― спросила я.

   ― А кольцо нашли под подушкой в императорской спальне, ― Илин взмахнул рукой. ― Оказалось, перстень проглотила рыба, рыбу поймали браконьеры и продали жене главного камердинера, как в детских сказках. Когда она разделала рыбу и обнаружила кольцо, камердинер, не задумываясь ни на мгновение, унес его в императорские покои. Зачем? ― спросил Илин, и, не дав мне вставить слова, продолжил сам, ― Оказалось, он был приверженцем древнего культа предопределенности. Искренне верил, что нарушение естественного хода событий ведет к катастрофе и, как он признался на дознании, сам собирался убить императора через три дня, даже если бы кольцо не обнаружили. Кажется, камердинера все равно казнили, императора народ любил ― редкое явление в истории.

   Я опустила голову. Для императора, про которого я только что узнала, отсутствовала всякая надежда. Только два варианта смерти.

   ― Но моё кольцо не зеленое, ― пересохшими губами сказала я во второй раз.

   ― Верно, ― согласился Илин, ― про багряное ― не ясно. Тот, кто вам его отдал ― жив?

   ― Жива и здравствует, насколько мне известно. По крайней мере так было час назад.

   Илин удовлетворенно кивнул.

   ― Это уже что-то. Любопытное явление, я бы с удовольствием поэкспериментировал с кольцом и с вами. Если оно меняет вероятность, значит, у него тоже есть цель. Работать со мной будете? ― снова, как в первый день, спросил профессор.

   ― Буду, ― сказала я. ― Хотя вы знаете, иллириум стоит кучу денег. Забирайте его, проведите эксперименты сами и продайте.

   Я попыталась снять кольцо, но роковой подарок застрял на суставе, и я дернула с отчаянием, больно, и почти добилась успеха. Я еще держала перстень между большим и указательным пальцем правой руки, когда багряный цвет резко и необратимо сменился ярко, неоново зеленым.

   Я до боли сжала металл, опустила голову, сцепив зубы. Потом медленно надела обратно. Теперь уже все равно. Пусть будет. Хотя бы точно запомню три последние дня.

   Я подняла взгляд на Илина. Профессор смотрел на меня, и в его глазах, впервые после разговора в оранжерее, не было ни раздражения, ни разочарования. Только огромная жалость.

   ― Кори, я попытаюсь помочь, ― сказал он. ― У меня есть идея, нужно только проверить кое-что...

   Он говорил тихо и осторожно, как с безнадежно больным человеком, но утешающий тон не задевал. Я понимала где-то в глубине души, что сейчас, за оставшиеся три дня неплохо бы узнать свое прошлое, чтобы было о чем жалеть, но хотелось не этого. Хотелось в фургон, к Киму, и спать. Чтобы стучали колеса, чтобы ехать вдаль, и чтобы свежий весенний ветер очистил легкие от едкого аромата фенхеля. Это был бы лучший конец, и я не знала, что останавливает меня, что мешает телепортироваться и провести последние три дня так, как я этого хочу.

  Глава 60

   Через час я телепортировалась на равнину, окружающую поселение стагеров. Илин предположил, что иррилиум может стремиться к исходному месторождению ― как ртуть собирается в одну большую каплю, так и этот металл может стремиться к единению, только по более сложной схеме. Мятежный профессор, неожиданно ставший очень заботливым и дружелюбным, показал мне карту с отмеченной схемой исторического передвижения иррилиумных колец. Получалось, что изначально перстни были развезены по всему миру, потом начали потихоньку стягиваться в Нелоудж, а потом исчезать, все, кроме последних двух. Предпоследнее, видимо, у меня на пальце, а последнее на севере города у могущественного и эксцентричного аристократа. Поэтому Илин предложил посетить месторождение металла, а потом попытаться пробиться к нелюдимому вельможе и посмотреть, не изменит ли кольцо цвет.

   Я бы не сказала, что идея казалась очень перспективной, но за неимением лучшей я немного почитала, чтобы восполнить ресурс и телепортировалась. Буквы расплывались перед глазами, смысл ускользал. Почему-то хотелось смириться и ждать. Трое суток, это совсем немного. Можно выспаться... Посмотреть десяток добрых и уютных снов.

   Но все-таки собралась, сжала кулаки так, что ногти оставили багровые следы на ладонях. Вспомнила белую пустыню, по которой шли музыканты, подшучивали и рассуждали про иллириум. Кольца замыкаются, сужаются по спирали, это естественно. В конце всегда приходишь к началу, просто с другой стороны. Надо вспомнить и представить. Мне всегда сложно давались визуальные образы. Песок, как пепел. Кратеры, как пламя. Горы, как головы змея.

   Получилось. Напряжение из глаз ушло, равновесие вернулось.

   Была светлая ночь, и белый песок в сиянии луны светился неприятным мертвенным светом. Я подошла к обломку скалы, на который показывал Эрин. Приложила кольцо к монолитной породе, ожидая чего-то ― взаимодействия, магнетизма. Но ничего не произошло. Металл светился вместе с песком, зеленый и ядовитый, как южное насекомое.

   На скале сверкнул маленький электрический разряд, потом другой, чуть правее. Зазубренная мысль на краю сознания постучалась в висок. "Сверчки", ― вспомнила я, ― "Вампиры. Точно. И здесь они водятся. Запасают, значит, в грозу разряд, и давай его друг у друга воровать. С потерями. С небольшими такими потерями, которые можно описать..."

   Стоп.

   Передача энергии. Сверчки. Уравнения. Вампиры, о которых твердил сумасшедший профессор.

   Все неожиданно сложилось в моем воспаленном мозгу в пугающую, гротескную картину. Я быстро телепортировалась под дверь кабинета закрытой группы профессора Керона. Застыла, еще раз проверяя странную цепочку совпадений, больную логику обреченного мозга.

   Я не успела продумать план, не смогла подвести гармоничную черту, как дверь открылась. Из кабинета, чуть не стукнув меня по носу, вышла Нирайя. Ничего она не ожидала, насвистывала радостно. И, вероятно, уже ставила греться чайник в своем воображении и накладывала в узорчатые тарелки домашний ужин.

   За дверью ждал рок. У судьбы была внешность основоположницы гуманизма Неис Морэнской, мутный рассудок беспамятной Кори и болезненно искаженное вероятностное поле.

   За дверью стояла я.

   Схватила девушку за плечи, втолкнула назад в темный кабинет, ресурсом закрывая рот. Угрюмая заместительница вырывалась, но я была сильней и уверенней. Почти автоматически ― полезный сценический опыт ― направила в испуганное лицо яркий свет и тихим, ровным голосом спросила:

   ― Над чем работает ваша исследовательская группа? Честно и быстро. У тебя три минуты. Не ори, ― и сняла молчание с её рта.

   ― Кто вы? ― прошептала Нирайя.

   Но я уже не слушала слова, а смотрела ясный и четкий видеоряд её мыслей, чувствуя, как холодеют пальцы. Вот Керон стоит, нагнувшись над слабо освещенным столом. В руках шкафообразный профессор держит небольшой металлический ящик, в ящике плотно утрамбованы исписанные бумаги. Керон жестикулирует, объясняя, откуда взялись материалы. На бумагах ― уравнения, описания, химические соединения. Некоторые листы оборваны или скомканы. На одной из бумаг ― та самая схема сверчка со стрелочками и подписями, которую я дважды видела сегодня.

   Вот молчаливые лаборанты разбирают принесенные листки, расправляют скомканные, бурно жестикулируют, и дни сменяют друг друга ― эксперименты, проверка, ссоры и наконец, окончательные эксперименты. У лаборантов пропадает что-то важное, они ищут, кричат друг на друга, роняют пробирки, Нирайя тычет в лицо щуплому парню график посещения, но постепенно всё приходит к какому-то неведомому мне консенсусу.

   Снова начинаются проверки и синтез активного вещества. Вот лаборанты переписывают на чистые листы задания для математика, чтобы тот смог восстановить пропавшие материалы, и Керон идет открывать мне дверь.

   Я просматриваю последние воспоминания несколько раз, чтобы исключить возможность ошибки, а потом разворачиваюсь, выхожу в коридор и прислоняюсь спиной к двери.

  Глава 61

   Я не хотела этого знать.

   Но не хотела забывать тоже.

   Я просто хотела, чтобы этого не было, но оно есть.

   И теперь только я знаю, что группа из трех не самых привлекательных фанатиков стоит на пороге величайшего изобретения ― насильственного трансфера ресурса. Вампиризма ресурса, проще говоря.

   И они уже тоже понимают, к чему подошли. Осталось сделать последний рывок, исправить последние ошибки, и все будет готово.

   И Элеонора тоже начеку, недаром сегодня состоялась странная аудиенция. Я роль шпиона до конца доиграть не успею, иррилиум не ошибается, но директор направит еще кого-нибудь, в крайнем случае, придет сама. Успеет или опоздает? Кому достанется главный куш? Кем будет человек, который сможет воровать ресурс у других, не считаясь с желаниями? Или их будет несколько? Жестоких, беспринципных и непобедимых?

   И причем здесь я? У меня хватает своих проблем. Своего стертого прошлого, предопределенного будущего.

   Отошла от двери, прислонилась лбом к окну напротив. На улице лил дождь, крупные темные капли колотили по стеклу. Я услышала быстрые шаркающие шаги в конце коридора и повернулась. От слабо освещенного входа стремительно приближалась слегка согбенная фигура, и я неожиданно узнала ночную гостью. Интеллигентная старушка с седыми буклями. Та самая, с ярмарки, которая рассказывала про конечные автоматы.

   ― Вы? ― спросила я. ― Что вы тут делаете?

   ― Работаю, ― тихо, и слегка испуганно, как мне показалось, ответила старушка. Она не подала виду, что узнала меня.

   ― Я должна вас поблагодарить, ― так же тихо сказала я. ― А почему?

   Уточнять вопрос не стала, загадочная гостья поймет и так. Я сама не знала, что хочу узнать ― почему она помогла мне на ярмарке? Или почему она здесь сейчас? Или почему я здесь сейчас, и на пальце светится неоново зеленое кольцо...

   ― Потому что некоторые старые люди очень любят свою семью и хотят помнить лица внуков, ― ответила старушка. ― Это не значит, что старики со всем согласны, или не знают, что бывает по-другому, но они трусливы. И все, что они могут сделать, это помочь молодым и свободным, которым нечего терять.

   Я кивнула. Я поняла.

   ― Спасибо, ― сказала я, ― вы снова мне помогли. Я знаю, что делать.

   Я была молода. Я была свободна. И мне абсолютно нечего было терять.

   Когда старушка скрылась за поворотом, я развернулась и зашла обратно в кабинет. Дверь оказалась не заперта, только накинута навесная цепочка ― полсекунды на снятие. У полки с пробирками стояла и что-то переливала дрожащими руками Нирайя. Из бесцветного хвостика заместительницы выбились волосы, на спине выступали трогательные и беззащитные лопатки. Смешной, глупый человечек. Пара считанных мыслей, ни единого синяка ― а она уже в панике, совершает судорожные телодвижения, забывает об элементарных замках. И туда же, суется в мощнейшую интригу. Когда эксперимент завершили, Нирайю бы все равно убрали первой. Я тоже начну с неё. Естественный ход событий не будет нарушен.

   Я знала, что нужно сделать.

   ― Нирайя, ― сказала я, ― посмотри на меня.

   Девушка повернулась, в расширенных зрачках светился испуг. Нет, не вину скрывал вечно отведенный взгляд ассистентки, а страх. Она чувствовала развязку, животные инстинкты советовали бежать от добычи, что не по зубам. А цивилизованность... Что там, какие прагматичные мотивы заставили девушку работать с огнем? Скоро узнаю. Это ничего не изменит.

   ― Ты знала, с чем играешь, ― сказала я. ― Нельзя, чтобы это знание просочилось в мир.

   Я могла бы стереть только знания об эксперименте. Рискнуть, оставить шанс, что критичные данные однажды всплывут в искаженной памяти. Можно вырезать слово из книги, но смысл всегда можно угадать по контексту. По ассоциациям, звукам и запахам, которые я не смогу учесть. Ассистентка не вспомнит всего, конечно, но ставки слишком высоки. Нужно закончить с этим. Навсегда.

   Я проникла в мысли Нирайи, начиная с раннего детства. Расплывчатые пятна с теплыми голосами, мама, которая заплетает девочке косичку, первая собака с перебитой лапой, первая подруга... Она была не плохим человеком, эта девушка, и не хорошим, самым обыкновенным. Из воспоминаний улыбались друзья и хмурились недруги, вытирал о фартук руки любимый кондитер, качала головой соседка, вечно сующая нос в не свое дело.

   А потом появился Керон, большой и уверенный, как отсутствующий отец. Знающий ответы на все вопросы, уважающий её трудолюбие и равнодушный к сбитой набок челке. Она его любила то ли дочерней, то ли собачьей любовью, не смея сказать и слово поперек. Аккуратно разбирала материалы, вымарывала опасные комментарии, когда Керон легкомысленно собирался нести исходные бумаги Илину. Нирайя одна боялась за всех ― и за любимого профессора, и за тщедушного второго лаборанта, и, конечно, за себя.

   Чужой страх ― темный, вязкий; любовь ― ограниченная, покорная. Смолой заполнили уголки моего сознания, скрутили зрение клаустрофобией. Я не знала такого оттенка чувств раньше, мой собственный страх был острым и смешанным с ненавистью. Любовь, как костер, горела лишь при доступе кислорода.

   Взяла себя в руки, выгнала чужие чувства на задний план.

   И снова стала перебирать все связи, тщательно вытирая любые напоминания о Нирайе. Длинная и кропотливая работа, как изготовить парик. Каждое воспоминание, случайная встреча ― как волосок. Но ломать не строить, чужая память раскинулась чистой лентой. Я расфокусировала сознание, удаляя по десятку связей за раз, не вглядываясь и не оглядываясь.

   Добавила годы, добавила боль, и поверила, что заместительница не существовала. Девушка сопротивлялась сначала, но я забрала весь доступный ресурс, и жертва села, бессильно и безропотно ожидая окончания.

   После удаления автобиографической памяти я сняла с девушки лабораторную мантию во избежание лишних вопросов в реабилитационном центре и телепортировала бессознательное тело на поляну у Нелоуджа, откуда забирали стертых.

   Затем отошла к стене и села ждать остальных.

   Я заподозрила еще одну вещь там, на поляне у стагеров. Вспомнила слова человека посетившего камеру, когда я отсиживала короткий срок: "А это, видимо, была совсем неправильная мысль" и неожиданно быстрое восстановление после визита. Вспомнила мертвое лицо наемника, и вот сейчас, после того, что узнала от Нирайи, я наконец сложила два и два.

   Это исследование проводилось не первый раз, и в прошлый раз дело довели до конца. Вещество, позволяющее воровать ресурс, создано.

   И оно во мне.

  Глава 62

   Я не спала и не думала. Молча сидела на полу и ждала профессора Керона и Тони. Неподвижная и спокойная, как скала, из которой добыли иррилиум. Я перебирала детские воспоминания Нирайи, и это успокаивало, как будто у меня появилась часть детства. Времени оставалось не так много, чужая жизнь была самым бесцельным расходом бесценных минут, но я ничего не могла поделать.

   Когда Керон и второй лаборант пришли, я стерла их тоже. Воспоминания ученых, накладываясь на память Нирайи, создали странную смесь в моей голове. Отсутствие личной памяти дало благодатную почву, и я стояла, переполненная ресурсом и чужим детством, ненастоящая и опасная, как отравленная собственным ядом змея.

   У меня еще было время. Очень много времени, достаточно, чтобы убить. Я аккуратно собрала все материалы, относящиеся к эксперименту, сложила в металлический ящик и сожгла. Когда бумаги сгорели, я перемешала пепел и выпустила в открытое окно. Вылила все, что было в пробирках, и уничтожила сосуды тоже в специальном пламени, температуру которого я подняла до тысячи градусов.

   Потом подумала немного, сидя в мягком кресле Керона, вспомнила мальчика, странную старушку, Илина с его оранжереей. Вспомнила ненависть, чьи глаза смотрели из зеркального камня в ритуальной могиле Саи-Но. У всего есть причина. Теперь я знаю, что у меня есть сила. Есть безнадежность. Рухнули последние этические барьеры.

   Иногда логика не нужна.

   Иногда чувства сохраняются лучше, чем воспоминания.

   Иногда ты совершаешь поступок, потому что так нужно, и ты не можешь иначе.

   Тогда кажется, что все предыдущие события ― всего лишь звенья в цепи, и только сейчас ты подошла к замку. А ненависть ― это ключ.

   Цель повторного существования.

   Моей целью была Элеонора.

   В конце концов, именно она сделала меня чудовищем. А кто еще мог?

   На пути встречалась охрана. Я забирала ресурс и шла дальше, не оборачиваясь и не ожидая сопротивления. Это требовало все меньше усилий, пока не стало происходить совершенно бесконтрольно, как рост волос. Я шла, ресурс увеличивался. Люди отшатывались. Никто не встал на пути.

   Я шла по геометрической середине коридора, моей силе нужно было больше пространства, чем физическому телу.

   Дверь директора была открыта настежь, я вошла и постучала в дверной косяк. Элеонора стояла спиной к окну, но я хотела, чтобы она повернулась. У нее были ясные голубые глаза, и я медленно, одно за другим достала все ее воспоминания. Она была исключительно одаренным магом, запас ресурса переполнил мозг, но не исключено, что часть пропала впустую, потому что я была не подготовлена для такого объема. Я никогда не была так сильна, я могла все, и не хотела ничего.

   Я просмотрела все воспоминания, всю жизнь за несколько минут. Остановилась, чтобы внимательнее посмотреть на тот момент, когда был подписан указ, рекомендующий отрубать ворам правую руку, но не налагать особенных наказаний за ментальные преступления, вроде чтения мыслей. "Одаренные люди нужны здесь", ― говорит директор. ― "Дайте срок год. Не объясняйте ничего. Сильный контроль не нужен, достаточно выборочных проверок. Гордость и любопытство в сочетании с интеллектом ― страшная сила. Они придут сами". Я рассмотрела расценки на восстановление ампутированных конечностей и прочих недугов. Как наяву видела, как Элеонора узнает сплетни с севера, про использование энергии огня, и как высылает туда группу наемников. Не самых сильных, но самых хитрых и жестоких. И как убийцы возвращаются и докладывают, кого и как они убрали, и директор брезгливо прерывает доклад, не желая знать деталей, а потом аккуратно и неторопливо стирает докладчиков. Я мельком глянула на программы моральной гармонизации поступающих в Институт, о которых смутно говорили психологи. "Как же это вы со мной-то просчитались", ― подумала я. ― "Как же вы меня не учли, не гармонизировали, это какая же фатальная промашка вышла. Да ведь я и сама не знала, ничего не планировала, это спонтанный подарок. Даже не знаю кому, и не хочу об этом думать. Надеюсь, что он будет добрее вас. Или благороднее. Или просто менее жадным". Я еще раз посмотрела на ценники, обновленные и дополненные, которые лежали на директорском столе.

   Сколько покалеченных жизней может стоить власть? Несколько сотен смертей от голода в неурожайный год; несколько десятков безнадежно больных детей; и неизбежный урожай жертв правосудия ― родных и близких тех детей, которые готовы пойти на все, чтобы добыть деньги и заплатить по счету, выставленному Институтом. Подписанному директором. И в этот момент я знала, что в списке жертв были и дорогие мне люди, месть не была абстрактной.

   Можно выжечь память, но чувства уничтожаются только с душой.

   Поэтому Элеонору я убила. Остановила сердце. Безболезненная и мгновенная смерть; отсутствие шанса на вторую жизнь.

   С нашей прошлой встречи прошло чуть больше семидесяти двух часов. Тогда кольцо на ее пальце было еще было багряным.

   Потом я стерла приближенных директора, всех до единого. Тех, кто давал бесценные советы, кто составлял указы, кто молча кивал, когда обновляли ценники. Удалила каждого из воспоминаний родных и друзей. Стерла из глаз их детей. Дочери и сыновья завтра проснутся сиротами, и не будут помнить, что когда-то было иначе.

   Некоторых советников я хотела убить. Но вспомнила тварей и не стала. Мой собственный конец был близок, а я еще не знала лицо поджидающей смерти. Три ― хорошее число, не стоит его менять.

   Потеря памяти ведь равносильна полному уничтожению? Не нужно глупых оправданий про привычки и физическое тело. Человек ― совокупность воспоминаний. Я ― это веснушки на лице Эмми, профиль Кима в движущемся фургоне, искаженное ужасом лицо наемника в ночной полутьме.

   Я откинулась на стену и оглядела просторный кабинет с мертвой женщиной у окна. Даже после смерти она была ослепительно прекрасна.

   Это была месть за детей, мучающихся от болезней, когда рядовой сотрудник Института может запросто вылечить любую хворь. Маленьких голодных воров с отрубленными руками и взрослых родителей с поломанными судьбами. А ведь на восстановление ресурса достаточно пары книг из первой секции библиотеки.

   Это был подарок Илину, который, кажется, способен что-то построить. Я ― не способна, но сейчас у меня сила, и я могу хотя бы разрушить.

   Свершившаяся месть обернулась удавкой вокруг шеи, чужая сила гирями утяжелила руки, тянула на дно, в покой. Уютная темнота в яме Саи-Но, могильная тишина и безмятежность. Если посмотреть в зеркало сейчас ― умру ли я, как та коза? Конечно, нет, три дня еще не истекли. Хорошо бы иметь песочные часы, рассчитанные ровно на семьдесят два часа. Можно было бы сесть и смотреть, как последние отведенные песчинки толпятся у узкого горлышка, торопясь на встречу с неизбежным.

   Все сходится, в конце концов. Преступление под джезраа ― смена власти. Народ знает больше, чем одна самоуверенная девушка без прошлого. Свой приговор я подписала давно. Некоторые вещи ― неотвратимы. И в глубине сознания шевелится темное удовлетворение.

   Я спустилась на первый этаж, в холл.

  Глава 63

   Меня слегка шатало. В голове было достаточно ресурса, чтобы расколоть землю под ногами, но недостаточно, чтобы стоять прямо. Оперлась о стену, в глазах темнело. Зазвенели стекла в конце коридора ― нечем было дышать. Но ветер не ворвался в темный холл, держался снаружи, не хотел касаться моих запятнанных рук.

   Мимо прошел молодой паренек с длинными неопрятными волосами.

   ― Вам помочь? ― спросил он издалека, но когда подошел ближе, резко изменил траекторию движения и обошел стороной.

   Почувствовала чужой испуг, ощутила, как увеличился ресурс. Значит опять. Неконтролируемо. Что же делать? Вернуться в лабораторию и попробовать найти материалы, избежавшие пожара, попытаться найти выход, узнать, как вывести это чертово вещество из моего организма?

   Там ничего не осталось. Я жгла сама, жгла на совесть.

   Я прикрыла глаза. "Кори, что ты наделала", ― сказал кто-то в голове голосом Кима, ― "Кори...". "Точно", ― подумала я. ― "Имя, место в которое нельзя попасть. Я могу телепортироваться туда, подумать". "Над чем здесь думать", ― устало ответил второй голос, похожий на Кима. "Не знаю", ― ответила я. ― "Но там не должно никого быть. Туда же нельзя попасть. А я смогу, у меня сейчас столько ресурса, что возможно перенестись в то место, в котором никто не бывал. И я не боюсь, чего теперь бояться?"

   Я усилием воли собрала расплывающиеся мысли, представила Каресские горы. Вспоминался отшельник, пещера, Ким.Он едет на верблюде, в руках держит кусочек мозаики, покрытый пылью: "Не хочу быть таким, как ты, " ― говорит он. ― "Я пою бесплатно. Горюю искренне. Умру один раз и навсегда". Я почувствовала, как по щекам катятся слезы. Сжала кулаки, отбросила фальшивые воспоминания, попыталась снова представить то место, в котором никто не бывал. Сердце гор. Сердце.Я стою на траве босыми ногами, в руках медальон из сердечной сосны, рядом, скрестив ноги, сидит Ким и цитирует куда-то в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь: «Если вдуматься, у нас странный мир. Мы знаем состав и свойства далеких звезд, но не можем сделать так, чтобы дети не умирали».Открыла глаза, посмотрела на покрытую зеленой известкой стену холодного холла. По стене шла трещина, прямо от пола и вверх, а потом изящно изгибалась вниз, как стебель ландыша.Я стою на поляне, вокруг цветут ландыши, насколько хватает взгляда. «Это тебе», ― говорит Ким. ― «Правда, красивые? Не хочу, чтобы цветы умирали в фургоне. Они родились на свободе и умрут здесь, но запомнят нас. Цветы не стирают память, когда больше не могут вынести бремя воспоминаний, и поэтому они всегда одинаковые. Настоящие».

   Я открыла глаза, но не видела ничего за пеленой слез. Представила себе то место, окруженное горами, по которым текут прозрачные стремительные ручьи. Над утопической долиной раскинулось чистое голубое небо, не знающее людей, над заснеженными вершинами парят непуганые птицы. И в следующий момент я была там.

   Я сидела на камнях у подножия горы, и прямо под ногами бежала быстрая и чистая река. В стремительном потоке, беззвучно открывая рот и едва шевеля плавниками, лениво двигалась крупная полосатая рыба.

   Напротив возвышался холм, точнее целая гора такого знакомого золота с багряным оттенком. Иррилиум. У отливающего на солнце подножия лежало три полуистлевших скелета, и не нужно было вглядываться, чтобы понять, что объединяет останки. Багряное кольцо.

   ― Так вот что тебе было нужно, ― прошептала я, обращаясь к кольцу, ― Ну и иди к черту.

   Сняла тонкий перстень, легко соскользнувший с пальца, и швырнула в гору. Металл мелодично звякнул, изменив свой цвет на багряный прямо в полете. "А ведь я не хотела снимать кольцо, пока не попала сюда", ― подумала я. ― "Знала ― бесполезно, но что стоило попробовать? Просто не хотела. Только сама ли? И Илин сказал, что незачем. Я должна была принести иррилиум сюда и снять здесь, и глупо думать, что решение принято мной". Я понимала, что меня должно это возмутить, но было все равно. Чувства атрофировались.

   Чуть ниже по течению был небольшой навес из камней, под которым лежало нечто инородное, слегка занесенное песком, но все еще бросающееся в глаза. Я встала и медленно подошла, как будто во сне, когда делаешь что-то вопреки воле, не в силах сойти со странного курса, заложенного твоим же воображением.

   Там, в песке, лежала плотно закупоренная бутылка, в которой свернулся лист плотной желтоватой тканевой бумаги. Разбила бутылку о камень, не думая, не строя пустых догадок, и медленно развернула лист.

   «Здравствуй, Кори», ― было написано быстрым, неразборчивым, уверенным почерком. Моим почерком. ― "Ты здесь, а значит, у меня все получилось. Ты чиста от подозрений и груза воспоминаний, и сильна, как никто и никогда прежде. Ты свободна!

   Я надеюсь, что ты счастлива, ведь ради этого все и затевалось. Ведь ты ― это я. Меня зовут Дени, но можешь оставаться Кори, если тебе понравилось новое имя. Место, в которое нельзя попасть. Ключ, имя и единственное наследство из прошлой жизни. Элегантно, не правда ли?