Текст книги "Дорога забытого знания (СИ)"

Автор книги: Орди Тадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

   Моя сила увеличивалась с каждым новым вопросом, хрупким выводом, как это всегда бывает, когда узнаешь или придумываешь что-то новое. Именно такие истории мы мечтали услышать каждый раз, когда шли в трактир. Я чувствовала себя величайшим магом, способным играть ледяными глыбами в пламенном море. И в то же время горячо жалела о том, что полученная сила уже начинает понемногу таять.

  Глава 5

   Я встала с первыми лучами солнца.

   Сила била весенним ключом. Хотелось бежать быстрее лани, приподняться на пару сантиметров над землей. Нужно сдержать ребяческие порывы, это первый за новую жизнь шанс пройти Испытание. Вероятно, возможность снова получить столько ресурса представится нескоро ― интересные рассказчики не гуляют стаями по Нелоуджу. Не следует расходовать силу по пустякам, Институт ждет.

   Эмми сидела на кровати, отмачивала перепачканные въевшейся краской руки в ванночке с жидкостью подозрительно зеленоватого цвета.

   ― Пока, Эмми, ― сказала я.

   ― Ты куда? ― с любопытством спросила подруга.

   ― Пройдусь по делам, ― неопределенно ответила я, ― возможно задержусь. Слушай, держи мою бирку, спаси ужин, пожалуйста. Я, наверное, не успею вернуться.

   ― Если ужин родился в нашей столовой, его уже ничего не спасет, ― пробормотала Эмми, но кивнула в сторону своей кровати. ― Кидай бирку сюда, у меня руки заняты.

   Прощаться не стала. Пройду ― девчонки узнают. Институт ежемесячно оглашает сводку поступивших на городской площади, поздравляет семьи новых сотрудников, приглашает талантливую молодежь попробовать свои силы. Подруги всегда следят за объявлениями, азартно обсуждают бывших стертых и шутливо подзадоривают друг друга: "А не махнуть бы и нам?"

   Путь в Институт лежал через субботнюю ярмарку. Я быстро пробиралась через шумную разношерстную толпу, ловила обрывки разговоров.

   Над прилавками с горячей выпечкой поднимался пар, изумительно пахло сдобой. Аромат ванили, корицы и шоколада заставил мой желудок жалобно скрутиться. Я достала кошелек. Не нужно было пересчитывать содержимое ― последние семь медяков, зарплата будет послезавтра. Помнила ясно, как свои пять пальцев ― уже несколько раз хотела истратить, но сдерживалась. Плохо ходить без гроша в кармане. Но с другой стороны, я иду в Институт. Если попаду в таинственную цитадель знания, то меньше всего буду волноваться о зарплате в цеху. Если не попаду... Я предпочитала об этом не думать, потому что имеющие хождение в народе легенды были удивительно пессимистичны на этот счет.

   ― Булочку с корицей, вот эту, ― я протянула торговке свои медяки.

   ― Семь, ― она пересчитала и подала восхитительно горячую выпечку.

   Я отошла на несколько шагов, поднесла булку ко рту и краем глаза увидела щуплого мальчишку у соседнего прилавка. Тонкие пальцы на детской руке на мгновение скрестились в странном жесте. Мелькнула тень своеобразного родства и мои пальцы непроизвольно переплелись в другом, ответном жесте. Это был странный момент ― я не помнила ничего, связанного с продемонстрированными жестами. Ни единый проблеск понимания не разбавил пустоту в памяти, но я поняла сразу и окончательно, что мы с мальчишкой находимся по одну сторону невидимых баррикад, а все остальные добропорядочные горожане ― по другую. Заключен союз, мимолетный, но надежный, мы можем доверять друг другу, хотя цель непродолжительной кооперации оставалась на туманных задворках прошлого.

   Я все еще смотрела на перепачканную детскую руку, когда мальчишка быстрым, непринужденным движением схватил такую же булку и отступил назад, растворяясь в толпе. Моментально отвела глаза, чтобы не привлекать внимания, но было уже поздно. Торговка выскочила из-за прилавка и схватила мальчика за руку, заставив согнуться пополам от боли.

   ― Стража! ― завопила она, что есть мочи, ― Вор! Вор!

   Мальчишка поднял голову и посмотрел на меня. В восточных, пронзительно зеленых глазах читалась отчаянная мольба о помощи и возмущение. И голод. Я подбежала к торговке, схватила за рукав:

   ― Подождите! Пожалуйста, давайте договоримся без стражи.

   ― И что ты можешь мне предложить? ― хмыкнула она.

   Я протянула свою булку, вывернула карманы. Огрызок карандаша, пустой кошелек, сшитый из подола старой юбки, железная скрепка, которую я подобрала однажды по дороге в надежде сделать из нее шпильку для волос.

   ― И это все? ― уничижительно спросила она, ― да я на помойку отношу вещи ценнее.

   Я побледнела, мальчишка стоял не шевелясь. Только смотрел, не отрываясь, в глазах мольба и надежда.

   ― Я могу, ― сказала я, ― могу... ― мучительно стараясь придумать что-нибудь, что я могу.

   Раскрасить вам куклу? Рассказать вашей дочери старинную историю про оборотней? Ресурс распирал лоб, кровь пульсировала в висках. Убить ― могла и отлично представляла, как это сделать. В деталях, без ненависти и эмоций. Просто знала, что могу и рассмотрела этот вариант. Но вокруг уже собралась толпа, это не изменило бы участи мальчика, но явно изменило бы мою. Я попыталась повлиять на мысли торговки, но не смогла ― я абсолютно не представляла, как мыслит эта женщина, чужая и чуждая. Психологическое вмешательство требовало опыта и образования, которого у меня не было. Так и стояла, сильная и беспомощная, как лев в клетке, перебирала неуместные варианты. Эмми бы не колебалась, Эмми бы сделала что-то, только что? Я честно пыталась думать, как Эмми, быть доброй, искать компромисс, когда подошли четверо стражников.

   ― Вор? ― спросили у торговки.

   ― Да, ― коротко ответила та, и двое взяли мальчика под локти и потащили прочь. Он уже не смотрел в мою сторону. Отчаянно и бессмысленно пытался вырваться из железной хватки стражей.

   ― Куда его понесли? Что с ним сделают? ― спросила я.

   ― Да будто ты не знаешь, ― хмыкнула она, ― на площадь, отрубят руку.

   Я захлебнулась воздухом. Не знала. Эта часть моей памяти, видимо, была подчищена, или я жила легкой жизнью в лепестках роз, где люди не воруют и не отрубают друг другу конечности за еду.

   ― Что?! ― тупо переспросила я. ― Как ты могла?!

   Кровь бросилась женщине в лицо:

   ― Да кто ты такая, чтобы сметь меня осуждать? Ты сама ничем не лучше, из этого притона! Вас самих бы не мешало бросить в темницу. Бродят тут среди честных людей, суют нос, куда не просят. Или ты заодно с вором была, а?

   ― Что? ― я бросилась вперед, чьи-то руки удерживали меня от удара. ― Я стертая, а вот вы...

   ― Я знаю, кто ты, ― сказала она. ― Только вы тут бродите с пустыми кошельками и полными головами.

   Ярость пульсирует уже не в висках, а ниже. В ногах ― привычная тяжесть, вес перераспределен для создания импульса. Так нельзя, нужно себя контролировать, от стертых ждут слов. Дерутся воры в подворотнях. Сражаются сотрудники Института, но следуют четкому регламенту при самообороне и нападении. Правильно будет спросить.

   ― Тогда почему? ― голос звучит глухо. ― И где эта площадь, на которую они его потащили?

   ― Потому что так проще, ― услышала я тихий, но властный голос у себя над ухом. ― Проще поверить, что есть причины.

   ― Здорово, ― сказала я. ― Знаю. Плевать. Вы знаете, где эта площадь?

   Я развернулась и увидела интеллигентную старушку в шляпке, с седыми буклями, в высоких шелковых перчатках на сухих руках. Не хватает маленького пуделя для полной завершенности образа.

   ― Где? ― повторила я.

   Старушка испытующе посмотрела мне в глаза. Ярость опадает сухими листьями, мокрым снегом. В старых глазах ― навязчивое свербящее молчание. Контроль над эмоциями, то, чем я никогда не владела.

   ― Знаю, ― наконец ответила она. ― И покажу. Но сначала выслушай.

   ― Не могу, ― отчаянно сказала я. ― Некогда, вы же слышали.

   С мальчишкой был заключен союз. Я гарантировала нечто, и теперь догадываюсь, что именно: безопасность. Свободу маневра. Только вот я оказалась неспособна исполнить невольное обещание.

   ― Сейчас ты ничего не сможешь сделать, ― отрезала старушка. ― Смотри.

   Она вытащила из кармана листок настоящей белой бумаги и карандаш, и начала рисовать. На бумаге появилась лента, разбитая на ячейки, указатель над одной из клеток.

   ― Причем здесь это?

   Бешенство сменилось раздражением, но ответственность за проваленную сделку не отступила. В любой другой день я бы отдала свой ужин за то, чтобы встретить человека, который просто так будет дарить информацию. Любую, тем более такую необычную. Сама встреча со странной старушкой была информацией, которую стоило обдумать. Но не здесь, не сейчас ― сейчас я должна была выяснить, где находится эта чертова площадь, и бежать туда, пока не стало слишком поздно.

   ― Ты еще не понимаешь, ― сказала старушка. Начала писать символы с индексами, стрелки переходов.

   Старушка говорила много, с размеренной дикцией профессионального лектора. Слова я узнавала, но никак не могла сосредоточиться и уловить общий смысл. Что-то о правилах перехода, клеточных автоматах и детерминированных состояниях. Явно новая и возможно любопытная информация, но мой мозг как будто скрылся под слоем толстой, звукоизолирующей ваты.

   Я глубоко вдохнула, закрыла глаза и размеренно досчитала до десяти. Голос старушки стал не громче назойливого жужжания комара, этические терзания наконец-то отступили, разум прояснился. Старушка замолчала, ожидая моего внимания, и продолжила пояснения тем же размеренным тоном, без следа раздражения. Сориентироваться было сложно, часть лекции осталась в ватной пустоте, но когда женщина начала приводить примеры, смысл речи стал ясен. Никакого отношения к создавшейся ситуации предложенный материал не имел, но это была весьма элегантная и элементарная теория, обладающая значительным потенциалом для получения ресурса. Я поняла концепцию как-то вдруг, разом, и почувствовала знакомый прилив силы, но не остановилась. Старушка безмолвно набросала еще набор правил и протянула карандаш. Несколько действий, движений, вычислений. Восхитительная концепция, универсальная абстрактная машина, в которой по шагам можно выполнить любой вычислительный алгоритм.

   Красивый материал, из тех, что входят в золотой фонд Института. Зиэн рассказывала, что есть такое знание ― можно изложить идею за пять минут, а ресурс потом извлекать еще недели две. Королевской щедрости подарок, ментальный бриллиант. Взятка, чтобы забыть про мальчика? Нужно было излагать условия до сделки, возможно, я бы согласилась. А сейчас ничто не мешает убежать на поиски ― в таком состоянии и пятерка стражей меня не остановит.

   Но странная старушка имела другие планы. Убедилась, что лекция принесла результат, и тронула меня за рукав:

   ― Пойдем. Пора.

   Когда мы подошли, толпа уже расходилась. Пара девушек имела заплаканный вид, но в большинстве своем люди были веселы и возбуждены. Обсуждали представление, бешено жестикулировали. "Ты видел, как он взмахнул руками?" ― спрашивал щеголеватого вида подросток у своего приятеля. ― "Как будто пытался догнать...". Потухшая, застарелая злость играючи провела грязным ногтем изнутри. Я все еще не хотела верить вопреки очевидным фактам, что все уже произошло, казалось, что фантастическая старушка не допустила бы этого. Дело даже не в мальчике ― вдруг поняла я. Первична именно ненависть к тем, кто по другую сторону баррикад.

   ― Спокойно, ― старушка сжала мне руку. ― Не трать ресурс, ты найдешь другое применение.

   Еще три метра, и я увидела мальчика. Он был там, в самом центре расходящейся толпы, привязанный к столбу, в широко распахнутых глазах застыл ужас.

   Я не буду это описывать. Не хочу. Я могу убить человека голыми руками, с применением ресурса, разумеется. Но никогда, ни за что не трону ребенка. Это за гранью добра и зла.

   ― Ты! ― прошипела я. ― Я опоздала из-за тебя и твоих автоматов!

   Я повернулась к старушке, но той уже не было на месте. Разумеется.

   Никто не остановил меня, когда я вскочила на сколоченный из грубых досок помост. Зеленые пронзительные глаза смотрели насквозь. Не видели. Ненавидели.

   И я ненавидела тоже. Не помнила, кого и за что, но осязала ненависть мальчишки и разделяла на первобытном уровне, не требующем подтверждения фактами. Враг твоего врага ― друг. Который доверился, потому что чувствовал так же. Но мы снова проиграли, как и тогда, в прошлом, проиграл кто-то очень дорогой мне.

   И я знала, что эксперимент обречен на провал, но должна была попытаться. С отвращением взяла безвольный обрубок, приставила к окровавленной культе и закрыла глаза. Отстранилась от окружающей реальности, представила текущую через пальцы силу. Сейчас много силы, липким клеем соединяет кость с костью, сухожилие с сухожилием, что там еще? Черт возьми, люди трупы препарируют, чтобы понимать, как всё устроено, а я полезла, дура стоеросовая. Но ведь я сейчас заряжена ресурсом по уши, как копилка у полоумного скупердяя. Реплантация в первые часы требует на пятьдесят процентов меньше силы. Смогу, нужно верить что смогу. Ресурс опустошается, снижается до абсолютного нуля и еще совсем немного. Глупо, бездарно, бессмысленно.

   До последнего мне хотелось не лечить, а убивать.

  Глава 6

   Я очнулась на своей кровати в Каморках, было тепло и восхитительно пахло едой. Открыла глаза, увидела, как озарилось улыбкой круглое лицо Эмми.

   ― Наконец-то! ― обрадовалась соседка. ― Я уже начала беспокоиться. Ты всю ночь мечешься и никак не придешь в себя.

   ― Как я здесь очутилась? ― с трудом спросила я пересохшими губами.

   ― Тебя принесли вчера какие-то уличные мальчишки, пятеро. В пролом, наверное, пролезли, дело-то нехитрое, и тебя протащили. Аккуратно, даже платье не порвали. И ведь догадались, откуда ты! Сказали еще, что ты шептала мое имя. ― Соседка польщено улыбнулась. ― Орали тут под окнами "Эмми, Эмми", пока я не проснулась и не увидела тебя. Их прогнала стража, ― пояснила она. ― Но, кстати, я видела одного мальчишку, когда утром ходила в лавку. По-моему, он так и караулил всю ночь у двери. Спрашивал как ты, и просил передать вот это, ― Эмми протянула булку с корицей.

   Я сглотнула.

   ― Эмми, как он выглядел?

   ― Я запомнила только глаза, ― ответила подруга, ― огромные, пронзительно зеленые, а под ними огромные синяки. А, еще на правой руке какой-то странный шрам в области запястья. Жутковатый мальчик, и вообще я бы советовала тебе искать кавалеров постарше, ― неловко пошутила она, ― я сварила тебе куриный бульон.

   Я замолчала на минуту, не в силах говорить. Значит, получилось. Ментальный бриллиант. Можно было бы Испытание пройти и еще неделю ерундой заниматься. Попробовала вспомнить лекцию ― всё понятно. Ни единого вопроса не осталось, все мне старушка разжевала. Больше ни капли не извлечь.

   В ушах звенело, язык пересох, восхитительная история от странника и лекция загадочной старушки ― все псу под хвост. Моментальный порыв, нерациональная ненависть. И ― снова здравствуй общежитие, в цеху куклы знания заждались, яблоко ― краплаком, а листочек ― зеленым. Тьфу. Поход в Институт откладывается до следующей найденной истории, то есть на неопределенный срок.

   Может, удастся еще хоть что-нибудь выжать из той лекции, перепродать кому-нибудь? Кажется, парень из соседнего цеха интересуется подобными техническими изысками. Вдруг найдет достойную информацию в обмен.

   Эмми смотрела большими счастливыми глазами. Удивительный человек ― ей главное, почувствовать себя нужной. Сегодня полночи не спала из-за меня, и даже не требует объяснений.

   ― Спасибо, Эмми, ― наконец я заставила себя сказать, преодолев раздражение. Вежливость звучит приторно, но подруга принимает все за чистую монету, улыбается до ушей. ― Я влипла в небольшую историю, пришлось перерасходовать ресурс, чтобы всё исправить. Не рассчитала силы. Ты просто чудо, правда.

   ― Не стоит благодарности. Ты бы сделала то же самое.

   "Да конечно, ― подумала я. ― Добрые поступки ― это мой конек, прямо-таки. Хотя куда бы делась? Но я бы обязательно потребовала всю историю целиком. Не из любопытства ― для восстановления сил".

   ― Ты же просидела со мной всю ночь, а еще кучу денег потратила на суп... Как я смогу тебя отблагодарить?

   Я не ожидала ответа, но подруга сказала:

   ― Очень просто, на самом деле. Давай, я тебе больше не должна?

   ― Что? А ты была мне должна?

   ― Да, за объяснение в первый день? ― возмутилась Эмми.

   В голове еще было мутно, и я не сразу сообразила, о чем речь. Потом вспомнила ― Эмми забыла некоторые бытовые способы применения ресурса для нагревания воды и приготовления пищи. Оказывается, так бывает довольно часто, но в приемном покое ничего не разъясняют. Мне повезло ― нужные навыки сохранились, и я быстро продемонстрировала соседке необходимые трюки, не забыв стандартную присказку ― "Знание имеет свою цену". Подруге ответить было нечем, и мы сошлись на том, что она расскажет мне что-нибудь взамен позже.

   ― Точно, ― покраснела я. ― Но это же ерунда, ты рассказываешь такое новеньким бесплатно. А на меня потратила деньги. Сварила бульон! ― для меня в этом было что-то нереально уютное и заботливое. Доброта, как она есть. То, что мне просто не пришло бы в голову.

   ― Бульон ― ерунда, а я не люблю быть должна, ― упрямо возразила подруга.

   ― Хорошо, ― согласилась я, невольно подумав, как долго же она помнила и пыталась найти равноценную информацию, чтобы отплатить. Повезло ― не придется отдавать деньгами, не люблю тратиться на еду. Лекция про ресурс возместилась с процентами. Может и мальчишка окупится когда-нибудь...

  Глава 7

   После роскошного рассказа странника прошло уже больше недели, а я все еще сожалела о бездарно потраченном ментальном бриллианте. Несколько раз пыталась симулировать вычисления на абстрактной машине, но момент озарения был упущен ― ресурс не прибавлялся. Поэтому я снова отправилась в скудную городскую библиотеку, чтобы хоть немного пополнить запас силы.

   На улице власть уже захватила зима. Грязноватый мокрый снег замаскировал неровные газоны, очертил узоры на черепичных крышах и медленно таял в черных лужах на дороге. Воздух был холодный и чистый.

   Стемнело три часа назад ― я засиделась сегодня в библиотеке допоздна, должна признать, что и боевики бывают жутко увлекательными. Иногда я завидую мужчинам, их естественной, органичной агрессивности.

   Домой бежала с легким ускорением, погрузившись в размышления, и не сразу заметила, как дорогу перегородили двое.

   Один, высокий мужчина в безразмерных лохмотьях, шагнул вперед, сократив расстояние между нами до полуметра. Второй, судя по очертаниям ― подросток, довольно щуплый, остался позади.

   Ночь выдалась темная, почти безлунная, и я отчетливо видела только глаза на темном, то ли смуглом, то ли грязном лице. Стало неуютно, я внутренне сжалась, но не отступила. Затем вспомнила жест, который показал на рынке мальчишка, сложила пальцы соответствующим образом и подняла руку.

   Мужчина резко и сильно схватил меня за запястье, поднял кисть до уровня глаз и слегка повернул, словно разглядывая.

   ― Ты кто такая? ― спросил мужчина. ― Откуда знаешь наши знаки?

   Мне стоило титанических усилий не вырвать руку, но страшно уже не было. Я злилась, но почему-то знала, что сила на моей стороне. Только вот мрачный мужчина об этом и представления не имел. Начинать драку самой не хотелось, и я решила поговорить.

   ― Стертая, ― выплюнула ответ я. ― Не враг. Мы на одной стороне.

   ― Ерунда. Воровок не стирают. Им рубят руки или вешают, зависит от дерзости и настроения судей.

   ― Я не вру, ― нужно держаться нагло и убедительно. Глаза в глаза, между подбородком и грудью можно поставить ладонь, кулаки сжаты.

   ― Никто из группы тебя не узнал, только мальчишка утверждает, что ты спасла ему руку. Но ведь сначала ты его подставила, верно?

   ― Нет, конечно, ― возмутилась я. ― Зачем мне это? Мальчишку заметили, потому что он был неосторожен, я просто оказалась рядом.

   ― Затем, чтобы завоевать доверие. И естественно влиться в группу. Ты же этого хочешь, верно?

   Вообще, я на месте вора рассуждала бы так же. В озвученной теории была логика ― воров действительно не стирают, для обитателя реабилитационного центра это очевидно. Мои подруги ― наивные и циничные, добрые и среднестатистические ― все одинаково нелегко приспосабливались к бытовым сложностям, имели ярко выраженные аристократические привычки. Институт же действительно принимал самые разнообразные меры для обеспечения порядка в Нелоудже и руководство вполне могло отправить шпиона в крупную воровскую группировку для полного уничтожения изнутри.

   И все же, логическая цепочка имела один, но весьма существенный изъян ― я не являлась шпионом. Впрочем, все это было не так важно, как время. Я думала долго, слишком долго для невинного человека в глазах разбойника.

   В следующее мгновение снег обжигающе ударил в лицо и руки, набился в рот, почему-то соленый. Я сплюнула чем-то темным, подняла голову, оперлась на горящие кулаки. Мужчина смотрел с расстояния примерно в метр, небрежно отряхивая правую руку, и ждал, когда я поднимусь.

   Он начал первый, и я была даже рада возможности сбросить подспудное напряжение, накопленное от нахождения в странной обстановке реабилитационного центра. Избавиться на время от стереотипной и подсознательно чуждой морали. Наконец-то ударить с размаха, с оттяжкой, на выдохе.

   Движение руки началось почти расслабленно, и только в последний момент я добавила акцент, сильный импульс, зародившийся в ступнях и прокатившийся по телу, как при взмахе кнута. Все мышцы и сухожилия сконцентрировались в этом единственном молниеносном броске, усиленном ресурсом на несколько десятков килограммов. Удар пришелся точно в грудь, в середину, в центр воображаемой линии, и мужчина издал сдавленный полустон-полувздох и рухнул на снег.

   Импульс, форсированный ресурсом ― страшная мощь. Мало кто умеет объединять ментальную силу и волнообразную передачу усилия по всем группам мышц. Подобный удар даже выглядит внушительно, разбойнику потребуется не меньше часа, чтобы прийти в сознание, и я не удивилась, когда стоящий позади подросток развернулся и начал улепетывать со всех ног.

   Догонять его я не стала. Разочарование смешалось с морозным воздухом запахом неразорвавшейся хлопушки. Никакого сопротивления, упал с одного удара, а еще взрослый мужик. Нужно было использовать меньше ресурса. Начали зудеть содранные костяшки пальцев, и саднила губа. В общежитие я брела медленно, обдумывая происшествие, чтобы накопить достаточно сил для маскировки ссадин. Рассказывать о драке Эмми не хотелось. Никогда не смогу признаться подруге, что сама провоцировала разбойника, потому что хотела драться. И только укоризненный взгляд светлых глаз на веснушчатой физиономии перед внутренним взором помешал мне ударить первой.

  Глава 8

   Драка оказалась последним приключением на долгие месяцы. Зимой обитателям реабилитационного центра настоятельно не рекомендовали выходить в город без теплой одежды, а ей мы с Эмми запастись не успели. Босоножки и сарафаны на снегу ― привилегия аристократии и знати. Вот и пришлось нам ограничиться редкими вылазками в город, чтобы не дразнить горожан без необходимости. В трактиры ходили по очереди, заимствуя зимнюю униформу у старожилов. Но и там редко удавалось услышать любопытные истории ― странников стало меньше, да и чутье на хорошие рассказы ослабло. После невольного заточения мы кидались на первого попавшегося словоохотливого путника и с восторгом слушали о чем угодно, лишь бы это происходило за пределами реабилитационного центра.

   А праздник конца зимы заставил себя ждать. Все уже подготовили свои подарочные истории мечты, а сменяющий дождь все не шел и не шел, но однажды утром мы наконец-то проснулись от долгожданного звука ливня. Это был не обычный весенний дождь, а ливень конца зимы. Он будет идти три дня, а потом выглянет яркое жаркое солнце и зима исчезнет, так, как будто ее не было, и только холодные грязные ручьи на сияющих улицах будут напоминать о том, что здесь еще совсем недавно лежал снег.

   Этот ливень ознаменовывал начало праздника ― никто не работал в эти три дня, все собирались, пили горячий глинтвейн и делились соответствующими случаю мечтами. Это было замечательное по-домашнему уютное событие. Едва ли в прошлой жизни, до стирания, мне доводилось отмечать столь семейно и многолюдно.

   Первый день праздновали в цеху, утомительно и официально. Мечты были подчищены и раскрашены под стать геометрическим гирляндам. Художники говорили о том, чтобы рисовать чище и быстрее, мастера грезили о новых идеях, шпаклевщики ― о куклах без изъянов. Начальство загадывало, чтобы подчиненные не болели, не ели и желательно не спали.

   Были и подарки. Очередная порция фактов из городской библиотеки. По большей части, незначительных, но потенциально практичных ― способы ухода за ипомеей декоративной, технология шлифования мягкой древесины. Ресурс удавалось извлечь далеко не из всех сообщений, да и тот тратили сразу же на декоративные дожди, сияющие сотнями миниатюрных звездочек ― один из любимых атрибутов праздника. Мне нравилось экспериментировать с иллюзиями и отвлекать уже немного уставших художников необычными спиралями и завихрениями в фантомном ливне.

   Второй день праздновали в каморках, в коридоре. Там собрались обитатели мужского и женского крыла, дешевый глинтвейн лился рекой, и мечты были уже не такие выхолощенные, но по-прежнему практичные и приземленные. Мы загадывали, чтобы в столовой вкусно кормили, чтобы крыша не текла, вставать попозже. Женщины мечтали о мужчинах, мужчины о женщинах. Глинтвейн сделал свое дело и у некоторых счастливчиков мечты сбылись. Ни ресурса, ни фантазий на иллюзии уже не осталось, но облупленные стены были искусно затянуты выращенными за две ночи декоративными лианами. Одна из художниц, видимо, имела в прошлой жизни богатый опыт ландшафтного дизайна, и умела с использованием ресурса вырастить почти что угодно и где угодно. Каждый год к празднику она декорировала коридор в выбранном географическом стиле. Вчера мы растили морэнскую флору из семян, скупленных у южных путешественников за сказочные истории.

   Третий день мы отмечали вчетвером. К этому времени приберегались настоящие, сокровенные грезы. Зиэн и Лори сидели на моей кровати, а я расположилась на полу, растягивая неподатливые после двух дней празднования мышцы. Мы были слегка уставшие и охрипшие после праздника и пили больше воды, чем глинтвейна. Пришел час дарить подарки, делиться сокровенными мечтами. Это были не цели, которые нужно достигать, а мечты-истории, сочиненные за недели до празднования, вовсе не рассчитанные на то, чтобы когда-то сбыться. Мне нравилась эта традиция. Она не только заряжала ресурсом к началу весны, но и заставляла задуматься, понять, чего ты хочешь на самом деле. Когда живешь изо дня в день по одному и тому же сценарию, ходишь по одному и тому же маршруту и видишь одних и тех же людей, то начинаешь порой забывать, кто ты есть. Это так просто, забыть, кто ты есть. Проще, чем выкинуть старое платье, быстрее, чем закрыть прочитанную книгу. Особенно для нас, для стертых, у которых нет прошлого, нет настоящих привязанностей, родителей, братьев, сестер. Когда забываешь себя, ты сам становишься частью маршрута, деталью интерьера ― работником на работе, хорошим арендатором в общежитии, едоком в столовой. Чтобы быть кем-то большим, стоит иногда придумывать мечту.

   Жизнь и здоровье всех действующих лиц ― негласное правило составления праздничной истории. Что-то вроде приметы: никто, никакой второстепенный персонаж, никакая мышь под плинтусом не должна умирать, чтобы мечта сбылась.

   Начала Зиэн, как самая старшая после Пробуждения. Ее мечта была прекрасна, она обладала колоритом Морэна и пахла пряностями.

   ― ... Там, ― говорила она и её руки сплетались, как причудливые змеи, ― однажды я на своем любимом верблюде отправлюсь в сердце ближайшей пустыни. В знойном воздухе будут танцевать чарующие миражи, сулящие райские оазисы, песок закружится в сумасшедшем ритме. Через шелковую повязку я вдохну сладковатый аромат ядовитой эуфорбии, который заставит верблюда слегка отклониться от заданного курса. В сотне метров от привычного пути я найду пещеру, в которую не ступала нога человека. Размеренно вдыхая затхлый воздух, я обнаружу нечто под нависшими мрачными сводами, под слоем песка и конденсированного времени. Дома я отправлюсь к лучшим реставраторам Морэна, которые тщательно счистят налет времен с моей находки. Это окажется небольшая вещица, всего в ладонь шириной, с нанесенным на поверхность миниатюрным изображением. Несмотря на прошедшие столетия рисунок сохранится все таким же ярким, завораживающим, живым. Он не будет меняться ни на йоту, но каждый день он будет выглядеть по новому, отвечая перепадам настроения и погоды ― всегда идеальный, всегда самый подходящий, как музыка в классической пьесе. Однажды я встану ночью, ― Зиэн мечтательно поправила волосы, она смотрела в никуда и была прекрасна, смуглая и увлеченная, ― и посмотрю на нее при лунном свете. Когда идеальные сочетания цветов перестанут отвлекать меня, я увижу в рисунке геометрическую четкость пропорций. Я не буду спать этой ночью, пытаясь понять ту логику, ту закономерность, которая делает прекрасными обычные геометрические изображения на найденной мозаике, и когда я уловлю суть... ― она улыбнулась, ― когда я уловлю суть, я смогу расписывать храмы. Потому что это будут те самые пропорции, которые использовались в великом Нарисованном Знании. Идеальные, правильные, которые наполняют рисунок легкостью, а душу восторгом.

   Мы молчали, загипнотизированные словами художницы. Мечта Зиэн была хороша, и даже абсолютная несбыточность фантазию не портила, а напротив, придавала горькое очарование, как аромат полыни.

   ― Об этом будет очень интересно думать, ― тихо сказала Лори, и клише прозвучало неуклюже, выдергивая нас в реальность из жаркой пустыни Зиэн.

   ― Я надеюсь, ― ответила она. ― Меня согревает эта мечта. Лори, давай теперь ты?

   Я не завидовала Лори, после восточной грезы Зиэн ее собственная имела все шансы выглядеть блеклой. Я не удивилась, когда уже на втором предложении в мечте подруги появился он ― загадочный и идеальный кавалер.

   ― Я помогу отвозить кукол в лавку в этот день, потому что учетчица неожиданно уедет на Юг. Рядом с лавкой я увижу его, ― Лори пустилась в длинное пространное описание его достоинств, и я погрузилась в свои мысли, когда меня отвлекло неожиданное заявление, ― И он узнает меня. Мы начали встречаться тайно, и никто, ни единая живая душа не знала об этом, а потом он неожиданно уехал, а я... ― она сглотнула, ― а я перешла дорогу кому то. Кто вычистил память мне, и всем, кто мог помнить обо мне. Но он не знал о Карэле (так звали принца в ее мечте), он не мог знать, и поэтому Карэл не забыл меня.