Текст книги "Дорога забытого знания (СИ)"

Автор книги: Орди Тадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

   ― Я пас, ― сказал Эрин. Селена и Рой поддержали гитариста. Я удивилась, это не было похоже на друзей, всегда любознательных и обуреваемых жаждой движения. Может быть, я чего-то не знала и стоило проявить деликатность, оставить Кима одного? Я посмотрела вверх. Петляющая горная тропинка, обрамленная колючим кустарником, и на высоте примерно четырехсот метров ― узкая белая линия, как будто нарисованная мелом по растительности. «Интересно, что это?», ― подумала я, ― «Белый песок? Цветы? Если приглядеться, больше похоже на растительность. Но кто и зачем это здесь сделал?»

   К черту деликатность. Это же Каресские горы. Где-то здесь древние народы называли что-то словом Коори, отсюда вернулся, сохранив память, сын семьи Морей из мечты Лори. На вершине должен быть ключ, или хотя бы замочная скважина, в которую можно заглянуть.

   И все-таки страшно. После встречи с тварями я начала опасаться собственных тайн. Из скважины запросто могло вытянуться смертоносное щупальце. "Не дрейфь", ― сказала словами Роя про себя.

   ― Я с тобой, ― заявила вслух.

   ― Это самое удивительное место на нашей планете, ― сказал Ким. ― Хотя не уверен, что тебе понравится.

   ― Я люблю удивительные места.

   ― Знаю, ― ответил музыкант. ― Но и ты можешь испугаться.

   ― Отлично. Дай мне почувствовать это.

   Бравада всегда помогала прийти в себя. Встать перед зеркалом, поднять руки в победном жесте ― и можно встречаться со страхом. Известный приём. Но как быть, если пугает отражение?

   Ким задорно подмигнул, показалось, что он рад компании, хотя явно чего-то не договаривает. Первые несколько часов путь был утомительным, но обычным ― мы шли по узкой тропке, уклон которой становился все выше и мышцы бедра потихоньку начинали давать о себе знать. Ким задал быстрый темп, и постепенно разговоры сошли на нет, оставляя место размеренному дыханию в такт шагам. Изредка встречались невысокие кряжистые сосны, широко раскинувшие узловатую сетку корней. В бесценной тени под их кроной можно было перевести дух. От жары стучало в ушах, хотя мы вышли спустя несколько минут после кровавого рассвета.

   Воздух становился легким и разреженным, уменьшенная концентрация кислорода вызывала определенный дискомфорт. Словно угадав мои мысли, Ким устроил получасовой привал, во время которого, впрочем, запретил ложиться: «Лучше сохрани минимальную физическую активность», ― подчеркнул он, ― «Сделай легкую растяжку, попей воды, иначе будет сложно продолжать». Мы перекусили орехами и сухофруктами, и Ким протянул горсть синих терпких ягод, которые успел собрать, пока я отдыхала.

   Дальше становилось сложнее, иногда камни срывались из-под ног и довольно долго летели вниз. Я начала бессознательно цепляться за покрытые шипами ветки кустарника, и не могла удержаться, чтобы не страховать себя ресурсом. Щиколотки покрылись сложной сеткой неглубоких порезов, а штанины приобрели угрожающий орнамент из колючих шариков цепкого горного репейника.

   ― Ты неплохо справляешься для первого раза в горах, ― оценил Ким. ― Как самочувствие?

   ― Нормально, ― пожала плечами я. ― Устала, но бывало и хуже.

   ― Дальше будет сложнее. Но дело не в этом. Видишь белые цветы? ― показал он.

   Только сейчас я окончательно поняла, что странная ровная белая полоса была высажена цветами, нежными, как цветок вьюнка, с тончайшими широкими белыми лепестками.

   ― Это ипомея разделительная, в простонародье разделяющий вьюнок, ― Ким сорвал цветок и нежные листья тут же поникли, потеряв всякое очарование, стали похожи на слежавшуюся паутину. ― Дальше не действует ресурс.

   ― Что? ― я остановилась.

   ― Ты никогда не слышала легенды про Каресские горы? ― удивился он.

   ― Слышала что-то, ― попыталась вспомнить я. Кажется, Лори рассказывала про принца, который был в горах, когда стерли его возлюбленную. Так это правда? Вот в чем ключ? ― Ты хочешь сказать, что здесь не произойдет ничего из того, что я представлю?

   ― Я хочу сказать, что здесь не работает ментальная сила. Если упадешь, остается надеяться только на свои руки и ноги.

   ― С ума сойти, ― тихо сказала я, ― Так вот почему не пошли остальные.

   Я испытывала странную, не знакомую ранее нерешительность. То ли страх, то ли сомнение, но я не позволила себе вникать в это ощущение.

   ― Да, это неуютное чувство. Эрин поднялся однажды, и заявил, что с него хватит, ― прокомментировал Ким. Всё он понимал без слов. ― Ты тоже можешь вернуться, я провожу. Не сказал внизу, потому что ты не смогла бы оценить, раз не помнишь или не знаешь гор. Сейчас понимаешь лучше, какой подъем предстоит преодолеть.

   ― Понимаю, ― кивнула я, чувствуя странное беспокойство в желудке, ― Но хочу идти дальше.

   Лицо Кима просветлело. «А ты мне нравишься все больше», ― отметил он.

   Где-то через час я, наконец, свыклась с мыслью, что нахожусь на высоте нескольких сотен метров над землей без малейшей страховки. Подъем, впрочем, не впечатлил бы бывалых скалолазов ― большую часть пути мы по-прежнему шли, только теперь медленнее. Пригибались под порывами жесткого ветра, иногда приходилось цепляться за камни и редкие жесткие корни, на ощупь находить опору для ног. В особо сложных местах Ким забирался первый, помогал, спуская небольшой отрезок каната, или просто страховал. Физическая усталость вытеснила моральное напряжение, и я с радостью отметила, что страха больше нет, хотя по-прежнему чувствовала себя неуютно. Беззащитной.

   Но стоило оглянуться, и я видела мир настолько захватывающий, что все остальное не имело значения. Извилистой змейкой вилась далеко внизу река, а на уровне глаз парили громадные гордые птицы. Неужели я никогда раньше не была в горах?

   ― Наверху у меня живет друг, ― сказал Ким во время очередной короткой передышки. ― Он странный и иногда кажется, что не от мира сего. Он работал в Институте, кстати, это уникальный шанс задать пару вопросов, если у тебя есть.

   Разумеется, вопросы у меня были. Последние метры оказались самыми сложными, и на один безумный момент показалось, что я сейчас сорвусь ― ноги потеряли опору, и камень под правой рукой предательски зашатался. Ветер ударил в спину, прижимая к скале. Страх, острый, как лезвие кинжала, поднялся от желудка к горлу. Я издала сдавленный звук, но Ким вовремя очутился рядом. Два раза ветер заставлял распластаться по скале, цепляясь побелевшими пальцами в цельную, нерушимую породу.

   Когда я наконец-то выпрямилась в полный рост на плато, к которому мы шли, ползли и карабкались целый день, пьянящая гордость ударила в голову, обжигающими парами развеивая остатки страха, допаминовой цепью приковывая к новому чувству. От вида внизу захватывало дух и свежий порывистый ветер бил в лицо, как победное знамя. Ким обнял меня за талию и повернул спиной к обрыву, а сам так не оторвал взгляд от разворачивающегося вида. В глазах музыканта горел азарт горного хищника, снежного барса, настигшего добычу.

  Глава 33

   Боковым зрением я увидела приближающегося высокого старика с серебристо-белой бородой. Незнакомец улыбался.

   ― Да у меня гости! ― обрадовался он, радушно раскидывая руки. ― И какие!

   ― Здравствуй, Ри, ― Ким повернулся и улыбнулся одними глазами. ― Я рад.

   ― Ким, ― покачал головой подошедший, ― как я давно тебя не видел, мальчик мой. Дай посмотрю.

   Отшельник отступил на шаг и склонил голову набок, как любопытная птица. Ветер играл добротной тканью видавшего виды плаща, странным образом оставляя величественную бороду неприкосновенной. Ри Никль ― Ким говорил о нем по пути в гору ― был бос, и длинные узловатые пальцы ног, изогнувшись, цеплялись за каменистую возвышенность, как птичьи когти.

   ― Ты помолодел, ― наконец заключил он. ― И наконец-то оправился. Конечно, ― Ри подмигнул мне. ― Ты забыл ту и снова нашел музу. Девушки идут на пользу мальчикам.

   Я удивилась. Ни сам Ким, ни кто-либо другой в группе никогда не упоминал, что у него была девушка, с которой связаны болезненные воспоминания. Нет, разумеется, Ким периодически проводил вечера с фанатками, как Эрин, музыканты редко страдают от одиночества, но чтобы какая-то особая, единственная?

   ― Я никого не пытался забыть. Я и в прошлый раз говорил тебе, ― искренне, но равнодушно сказал Ким.

   ― Как скажешь, ― кивнул старик.

   Не думаю, что Ким стал врать из-за меня. Я не стала бы ревновать к прошлому и к воспоминаниям, и точно знала, что в душе музыканта нахожусь где-то после дороги. Если откровенно, то мне нравилась искренняя непринужденность спонтанных отношений, отсутствие обязательств и тягучих признаний. В безудержной свободе, прилагающейся к пустому багажу воспоминаний, есть много достоинств, и я собиралась примерить все, прежде чем свяжу руки сантиментами.

   Мы прошли к небольшой известковой пещере, у входа в которую теплился костер. Старик жестом пригласил сесть и протянул кусок восхитительного хлеба из грубой муки, Ким насадил душистый ломоть на прутик и поднял над огнем. Сзади веяло холодом.

   ― Как тебя зовут, дитя? ― обратился ко мне Ри Никль.

   ― Кори, ― произнесла я, нарочито выделяя второй слог. ― У вас не возникает ассоциаций?

   Вспомнился Рагел, сбивчивые слова о старике, что знает смысл имен.

   ― Хороший вопрос, девочка моя, ― покачал головой отшельник, снова похожий на мудрую птицу. Хлопнул ладонями по коленям. ― Отличный вопрос! В точку. Интересно, кто дал тебе такое имя.

   ― Что вы имеете в виду? ― поразилась я, почувствовав знакомый аромат тайны. Той пыльной завесы, скрывающей прошлое, которая должна хоть немного приоткрыться. Багровой кулисы, отгораживающей гримерку, где спрятались ответы на незаданные вопросы. Поёжилась.

   Хочу ли я знать больше, чем знаю сейчас? Ответ, такой очевидный в первые дни, становился все более смутным. Словно настоящая "я" буду вынуждена вернуть физический облик восставшему прошлому, растворившись в небытие. Проигравшая незнакомка, знавшая воровские законы, умевшая драться и убивать, внушала страх. Сложно ассоциировать себя с расплывчатой мрачной тенью.

   ― Кори, на старом языке Карессы ― это место, в которое нельзя попасть. Есть легенда, что когда боги рисовали единое знание, они спрятали Изображение именно там, вот так вот, дитя. Затем окружили сакральный артефакт высокими, непроходимыми горами и отменили возможность использования любой силы здесь. Оно, Кори, вон там, ― отшельник показал туда, где облака скрывали даже не вершины, а добрую половину гор. Коричнево-серый, плотный, как крепостная стена и отвесный неприступный хребет вызывал благоговейный восторг, переходящий в ужас.

   Старик сидел, скрестив ноги, и задумчиво шевелил узловатыми пальцами. Возможно, в лабиринтах рассудка отшельника мудрые мысли стремительно искали взаимосвязи, плели безупречные логические цепочки, строили дедуктивные и индуктивные гипотезы. Возможно, старик просто считал скалистых ласточек.

   Не исключено, что Ри Никль уже в тот теплый ветреный день понял, как влияет предшествующий оборот колеса жизни на следующий виток. Может статься, старик решил, что вмешательство нарушит равномерное распределение справедливости и счел нужным ответить лишь на те вопросы, которые я сумею озвучить. Может быть, впрочем, отшельник сказал всё, что знал.

   Встреча на горном плато не была случайной, как и многие до неё. Колесо крутилось, пружины распрямлялись. Предначертанный путь открывался впереди, прямой и безальтернативный, как подъемный мост. А мне все виделись петляющие лесные тропки с бессчетным количеством поворотов.

   ― Вы хотите сказать, что там никто и никогда не бывал? А с другой стороны нельзя зайти? ― поразилась я.

   ― Легендарное Кори окружено горами со всех сторон, дочка, ― сказал Ри Никль. ― Защищено цельными, без единой зацепки, отвесными склонами из монолитной гладкой породы. Заслонено сотнями мрачных легенд. Чтобы попасть в закрытую долину, нужны непревзойденные скалолазы, лишенные суеверий. Люди, которые могут работать без ресурса, то есть без страховки ― а это самые сложные горы в мире. Даже с помощью ментальной силы ресурса и то считанные единицы взялись бы за такой подъем. Еще, пожалуй, тут бы мог справиться летательный аппарат, который работает без ресурса.

   ― А это возможно? ― удивилась я.

   ― Конечно, возможно, ― сказал он, ― птицы же летают.

   ― Но почему тогда его еще не изобрели? Это было бы шикарным открытием.

   ― Может быть, и изобрели, но не построили, ― пожал плечами отшельник. ― Девочка, пойми, чистое изобретение дает больше ресурса, чем подбор материалов, подгонка деталей и построение рабочей модели. Если вдуматься, у нас странный мир, в котором фундаментальные науки преобладают над прикладными. Мы знаем состав почвы планет, которые вращаются вокруг далеких звезд, способны поменять направление рек, нас привлекают преобразования над полями циклических мультипликативных чисел, но абсолютно не интересует обеспечение простейшего рациона для всех жителей королевства. Это тоже можно сделать с помощью науки, ты знаешь.

   Какое-то время мы сидели молча. Промелькнула странная мысль, что никто в обозримой памяти не называл меня дочкой. Солнце грело непривычно тепло после долгих пасмурных дней. Отражалось от заснеженных вершин ближайших гор так ярко, что больно было смотреть.

   ― А если туда телепортироваться? ― спросила я.

   ― Подумай, малышка, ― покачал головой старик. ― Невероятно сложно телепортироваться туда, где ты не был. Особенно в неизведанное место, когда даже приблизительно не можешь представить, что скрывается за пятном на карте. Но основная проблема не в пути туда. Никто точно не уверен, работает ли ресурс в легендарном заповеднике. Так что это отчаянный шаг, для тех, кто готов не вернуться назад. Возможно, легендарные маги отправились туда в конце своего пути, но не осталось даже историй.

   Видимо, на моем лице очень отчетливо проступило разочарование.

   ― Не грусти, девочка, ― сказал Ри Никль, улыбнулся в бороду. ― От недоступности ответа твое имя становится еще красивее. Пойдем, я покажу вид, от которого у тебя захватит дух, ― предложил Ри Никль, ― Ким обожает это место, поймешь почему.

   Отшельник уверенно подошёл к выступающему краю плато, чуть правее подъема, который мы с Кимом одолели часов ранее. Под небольшим, открытым буйным ветрам балконом, гора круто уходила вниз. Разделяла реальность, предъявляла для изучения смертельную грань. Еще два шага ― и мы стоим у невероятной высоты обрыва. Можно увидеть извилистую тропку, по которой мы поднимались, знакомые фургоны ― маленькие яркие точки, лес, расчерченный сеткой дорог и бурную горную реку внизу, похожую на серебристую змею. Больше всего раскинувшийся лес похож на роскошную карту, что висят в кабинетах у королей, когда маршалы обсуждают планы завоеваний ― яркую, детальную, но все же двумерную копию настоящего мира. В ушах свистит ветер, такой свежий и свободный, какой невозможно встретить в низине.

   ― Ким говорил, ― осторожно сказала я, ― что вы были в Институте.

   ― Был, ― согласился отшельник, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца и мечущегося ветра, ― Но не обольщай себя надеждами. Оттуда не так просто уйти.

   ― Вы же ушли? ― сказала я.

   ― Ушел. Так получилось, что про меня все забыли.

   Ри Никль замолчал и отвернулся, явно не желая давать лишних пояснений.

   ― Хорошо, ― громко сказала я, перекрикивая ветер. ― А как туда попасть? С остальным разберусь по ситуации.

   ― Попасть ― проще, ― снова согласился отшельник.

   ― Люди говорят, что пройти не просто. Что нужно вызвать молнию, настоящую, на себя, и выжить. А еще говорят, что есть только одна попытка.

   ― Про одну попытку ― правда. Про молнию ― зависит от твоего воображения.

   ― В смысле? ― уточнила я. ― Я сама придумываю себе испытание?

   ― Почти, ― кивнул он. ― Твое подсознание придумывает.

   ― Страхи?

   ― Зачем же страхи? ― удивился он, ― Испытание. Препятствия. Что отличает настоящего ученого от обычного человека?

   ― Ум?

   ― Что такое ум, девочка, подумай? ― возразил отшельник. ― Слишком общий ответ. Фантазия и дерзость. Возможно, придется преодолевать страхи тоже, но не исключено, что все будет очень мирно. Один человек решал кроссворд на испытании.

   ― Серьезно? ― подняла я брови.

   ― Говорят, ― пожал плечами Ри Никль.

   ― И он прошел?

   ― Нет.

   ― Он не смог решить кроссворд, составленный в его подсознании?

   ― Не в этом дело, ― сказал Ри. ― Значение имеет не результат, не цель ― цель у всех одна: попасть в Институт. Дочка, пойми, значение имеет лишь путь, то, что ты способна и готова сделать.

   В этом была логика, но мне абсолютно не нравилась мысль преодоления препятствий, которые может учинить мое подсознание. Я вспомнила тварей и поежилась ― почему их было трое? Я совсем ничего про себя не знаю. На что я способна, где мой предел, насколько эластичны границы морали? Я заглянула вниз, ветер свистел в ушах и мягко подталкивал к обрыву. К соседней вершине подошло облако, оно было на уровне глаз, такое же обыденное, как ежедневный утренний туман. Мне подумалось, что кусты внизу похожи на цветную капусту, и эта бытовая аналогия сделала весь пейзаж будто бы доступным для понимания, мне захотелось почувствовать его высоту, почувствовать всю силу ветра. Я слегка наклонилась вперед, рискуя потерять баланс.

   ― Хочешь ― прыгай, ― предложил Ри Никль.

   ― Но как? ― спросила я. ― Здесь же не работает ресурс, это самоубийство.

   ― Здесь ― не работает, ― подтвердил он. ― Мы на высоте около восьмисот метров над уровнем моря.

   ― Ого, ― восхитилась я.

   ― Да... Смотри, ― он указал на тропку по которой мы поднимались, ― видишь, где изменилась растительность?

   Это трудно было не заметить, даже отсюда разделительная линия вьюнков между миром, где действует ресурс и царством отшельника выглядела неестественно четкой, как будто бы высаженной садовником, питающим нездоровую страсть к геометрии.

   ― Она проходит на уровне примерно четырехсот метров, половина высоты.

   Я кивнула.

   ― Это значит, девочка моя, что первые четыреста метров ты падаешь свободно, а потом появляется ресурс, и ты тормозишь падение.

   ― Вау, ― я выдохнула. ― Это вообще возможно?

   ― Еще как! ― вмешался Ким, серые глаза горели, как у мальчишки. ― Я всегда здесь прыгаю. Рискнешь?

   ― Рискну, ― кивнула, принимая безумный вызов.

   ― Когда прыгнешь, считай до десяти, ― озабоченно сказал Ри Никль. ― Лучше так: пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два... А не то протараторишь слишком быстро, и только потом пытайся задействовать ресурс. Начнешь раньше ― запаникуешь, и не сумеешь сосредоточиться вовремя. И группируйся, чтобы полет был контролируемым. Дочка, аккуратней, прошу тебя.

   Странная смесь отеческой заботы и обыденности, с которой старик рекомендовал прыжок в ощерившуюся горными выступами бездну, смешила и умиляла. Нигде, кроме Дороги, нельзя встретить таких людей.

   ― Поняла, ― кивнула я, мой желудок скрутился в тугой узелок и кажется, хотел спастись из меня. ― Что еще?

   ― Когда будешь приземляться, займи вертикальное положение, сведи ноги вместе и смотри не вниз, а на линию горизонта. Особенно если будешь приземляться не в реку.

   ― Почему не под ноги? ― удивилась я. ― А как я пойму, что земля близко?

   ― Смотри, пока будешь спускаться, ― уточнил он. ― Когда увидишь мелкие детали ― цветы, ветки ― значит, приземление скоро, отводи взгляд на горизонт и своди ноги, иначе сработает инстинкт пешехода, и ты потянешься к земле одной ногой. И тогда ты скорее всего ее сломаешь, потому что в воздухе скорость падения не чувствуется и едва ли ты ее снизишь до абсолютно безопасной. Кори, девочка, я буду ждать вашего следующего визита. Возможно, ты расскажешь мне больше про тайну имени.

   ― Идешь? ― спросил Ким, он уже не стоял на месте, а пританцовывал от нетерпения. ― Или лучше мне вперед?

   ― Иди первый, ― решила я, и он тут же разбежался.

   ― Пока, Ри! ― крикнул уже на бегу. ― Мы скоро приедем снова.

   Старик помахал рукой, отстраненно улыбаясь, будто он уже забыл о нас и стоял один на краю горного плато, наслаждаясь запахами лета. Ким сильно оттолкнулся от края и раскинул руки в стороны, как крылья. Солнечный свет переливался на коричневой, рельефной спине, а я крепко сжала кулаки, до боли вонзив ногти в ладонь. А потом Ким слегка дернулся в воздухе и почти завис, подчиняясь только ветру, но не гравитации, как пушинка одуванчика. Я выдохнула и подумала: «Зачем мне это нужно? Могу спуститься по тропинке, как пришли». Но я знала ответ в сердце, мне это было нужно, как дорога. Это чистое, светлое ощущение опасности, прозрачное, как солнечный луч на ветру ― без единой пылинки душевной тревоги. Это был зов приключения, и я не могла больше ждать.

   ― Пока, Ри, ― сказала я, отступая назад, ― спасибо!

   Я разбегаюсь, складываю руки на груди и прыгаю, точнее, поджимаю ноги. На сильный и уверенный прыжок, как у Кима, не хватает выдержки, страх в последний момент сковывает икры. «Пятьсот, чертова идиотка, где тут верх? двадцать один, какой же плотный ветер, пятьсот, так не бывает, двадцать, сучий потрох, два... Пятьсот мать его! тридцать», ― ору я и наконец-то, после десяти самых ярких и длинных секунд моей жизни, торможу.

   Я зависла между небом и землей, шум в ушах стих, и я могла слышать журчание реки далеко под ногами. Невероятная свобода, от гравитации, страха, сомнений заполняла легкие вместо кислорода, струилась по артериям. Я раскинула руки и увидела Кима, он уже снижался, но я не торопилась. Хотелось продлить удивительный миг безграничной свободы.

   Неожиданно быстро я поняла, что отчетливо вижу лицо Кима, он показывает в даль. Только тогда вспомнились наставления отшельника, я вытянулась в струну и моментально вошла в воду, от холодного удара захватило дыхание. Я вытянула руки вверх, сделала несколько сильных гребков, чтобы добраться до поверхности. Фыркнула, освободив дыхание, и рассмеялась от переполнявшей радости.

   Ким ждал в реке, близко к песчаному берегу. Его серые глаза смеялись тоже, он махал рукой ― «Сюда!» Я подплыла ближе, он подхватил меня на руки и понес. Мы выбрались из речки, подняв кучу брызг.

   Мы были мокрые насквозь, мы так уверенно стояли на твердой земле, свет искрился так ярко, будто это была картинка из детской книги о принцессах. Ким поднял меня над головой и подбросил легко, как ребенка. Все слова, ограничения, мрачные тайны прошлого и смутные загадки будущего не имели значения.

   Светило солнце и мы были живы. И на какой-то удивительный момент этого было достаточно.

  Глава 34

   Справа возвышалась огромная отвесная скала, и здесь было непривычно безветренно и тихо. Лишь иногда небольшие камни и комья земли срывались с вершины и падали вниз, с тихим шуршанием отскакивали от выступов. Под ногами лежали камни, много слоеных камней, с заостренными углами, вперемешку с шишками. Я представила белок, которые собирают шишки и строят, вопреки своим привычкам, дома из камней, ибо дупло на местных соснах, самая большая из которых имела толщину с мою руку, найти было проблематично.

   Вставало солнце. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулись горные хребты. К фургонам мы вчера так и не вернулись, заночевали в уютной пещере неподалеку от реки.

   ― Это было восхитительно и интересно, ― сказала я. ― Подъем, прыжок, мое имя в центре гор. Почему ты сомневался, что мне понравится? Думал, испугаюсь?

   ― У тебя нет страха высоты, ― сказал Ким. ― Я должен был догадаться. Но ты одержима силой ради силы. Собираешь истории, порой совершенно не интересуясь содержанием, тренируешься, порой не получая никакого удовольствия. Мне казалось, что ты очень боишься остаться слабой, беззащитной, без ресурса.

   Кровь прилила к лицу. Правдивая оценка, возможно, но я никогда не признаюсь. Даже самой себе.

   ― Ты ошибался, ― легко сказала я, ― это было удивительное ощущение, из тех, которые никогда не поймешь, пока не попробуешь.

   ― Правда? ― Ким остановился. ― Высота тебя манит, прыжок понравился, но ведь что-то мешает двигаться дальше?

   Я молчала.

   ― Есть рядом одно место, ― Ким испытующе посмотрел в глаза. ― Там могут помочь разобраться в себе. И справиться с последствиями. Хочешь, дойдем?

   ― А вот это страшно, ― наконец, призналась я. ― Даже больше страшно, чем интересно.

   ― Я буду рядом.

   Еще одна горная тропа, на сей раз совсем пологая. Пластинчатый камень под ногами ― как ступеньки, в небольших углублениях ― зеленая вода. Пахло мокрым камнем, пихтами, любопытные птицы с шелестом садились на корявые стволы редких деревьев. Тропу пересекали узловатые крепкие корни, но трава была вытоптана. Постепенно ступени стали стертыми и симметричными. Стоячий душно-жаркий воздух пропитался напряженным ожиданием. Казалось, кто-то следит за нашим восхождением, контролирует каждый шаг. Ким продолжал идти размеренно и спокойно, прямо по середине тропы. Доверчивый, беззащитный. Мне хотелось спрятаться и осмотреться.

   Тропа перешла в плато неожиданно, и напряжение рассеялось, разлетелось по ветру звуком воздушных колокольчиков, детскими голосами, запахом дыма.

   ― Здравствуй, человек-певец, ― возник рядом желтокожий мужчина. ― Здравствуй, человек-женщина.

   Незнакомец был красив. Высокий, головы на две выше меня, с искусными рисунками на глянцевой коже, рельефной мускулатурой. Черные, как смоль, волосы заплетены в четыре длинные косы. Черты лица выразительные и правильные, а глаза синие, как юные васильки. Потомок богов, не иначе.

   Он смотрел снисходительно, даже немного презрительно, как на неразумных человеческих детей.

   ― Чего хотите, человеки?

   Ким шагнул вперед, сделал замысловатое движение левой рукой.

   ― Мир твоему народу, Саи-Но, ― произнес размеренно. ― Я буду тебе петь. Ты будешь лечить мою женщину.

   Красивый лоб богоподобного Саи-Но сморщился в непередаваемом мыслительном усилии.

   ― Петь хорошо, человек. Лечить стоит молодую козу. Что есть в обмен?

   ― В обмен есть много песен, сколько захочешь узнать. Будет сил держать ветер на много дней и ночей. Будешь знать новости из большого мира. И озерный камень.

   Ким достал из кармана зеркало. Саи-Но резким движением выхватил добычу, внимательно всмотрелся в отражение. Улыбнулся, кокетливо поправил волосы.

   ― Буду лечить. Будешь петь.

   У входа в селение росло раскидистое мифическое дерево. Джезраа. Миниатюрные, только проклюнувшиеся листья были покрыты клейкой смолой. Для всех растений осень и только у джезраа ― весна. Озимое дерево. Хотя нет, неправильно, озимые цветут весной, их просто сажают в зиму.

   ― Дерево мира, ― прошептал Ким. ― Под ним нельзя совершать преступлений.

   ― Почему? ― удивилась я, вспоминая успешную проделку с зеленоглазой мошенницей.

   ― Хотел бы я знать. Очередная забытая история Нелоуджа, ― пожал плечами музыкант.

  Глава 35

   Ким пел до заката. Подбирал простые слова, рассказывал сложные истории. Мужчины ― все, как на подбор, красивые и синеглазые, собрались вокруг. Сидели на корточках, тянули из мехов козье молоко. Иногда переглядывались и хихикали, чесались и ерзали. Им было скучно. После десятка песен аборигенам, судя по всему, удалось накопить немного ресурса. На пальцах стали загораться зеленые огоньки, кто-то потерял равновесие от невидимого толчка и опрокинулся на спину ― мужчины играли. Саи-Но то шикал, то смеялся и сам включался в незатейливую игру.

   Женщины суетились позади. К изгороди из колючего кустарника привязали тощую козу с грязным мехом. Полногрудые девушки в набедренных повязках оплетали цветами нечто, с моего места не видимое, и заунывно пели под нос.

   Мне было тягостно. Томило невнятное предчувствие, пугали глупые красивые люди. Дурманил сладковатый дым от ритуального костра, в который бесконечные босоногие дети подкидывали сухие цветы.

   Наконец, музыка стихла, и красивый Саи-Но встал.

   ― Спасибо, человек-певец, ― высокомерно кивнул. ― Человек-женщина, пошли со мной.

   Я неуверенно встала. Две девушки подхватили меня за локти и повели к оплетенному цветами кругу. В центре зияла яма в человеческий рост. Я отшатнулась и освободила руки, попятилась.

   Ким положил руки мне на плечи, прошептал в ухо:

   ― Так надо. Я проходил через это. Процедура длится всего час, воздуха будет достаточно. Вождь даст тебе успокаивающий настой, паника уйдет.

   Я повернулась к нему. Родное лицо так близко, не может он желать мне зла. Или может? Никому не доверяй, ― звучит в голове чей-то голос. Чужой. Прошлое. Не верю прошлому, не хочу верить.

   ― Я буду рядом, ― пообещал Ким и отступил в толпу мужчин.

   Девушки оплели цветами мои щиколотки и стянули запястья. Стебли выглядели хрупкими, но пошевелиться я не могла. Меня усадили на большой плоский камень, подошла старушка.

   ― Пей, ― повелительно сказала она, глядя в глаза, поднесла к губам мех.

   Жидкость отвратительная. Горькое молоко с примесью чего-то знакомого, но непонятного.

   ― Молоко. И кровь из вены здорового быка. И спокойная трава, ― пояснила старая женщина.

   Тошнота поднялась к горлу, но я усилием воли подавила рефлекс и допила до дна. Без успокаивающей травы час не выдержать.

   Девушки начали петь. Они кружились вокруг в странном танце, руки сплетались ветвями плакучей ивы, капли пота на сером камне впитывались многолучевыми узорами, запах костра смешивался с жизнью. Сознание уходило, улетало, выпаривался страх, улеглось нетерпение.

   Хотелось темноты и тишины, нужно было думать. Много думать. Цепкие взгляды мешали, ветер был слишком настырный. Двое мужчин аккуратно подняли меня, поместили в уютную, спокойную яму. Потом туда же опустили козу. Животное спокойное, сонное, мудрое. Я не одна, это хорошо.

   Последнее, что я видела ― массивный, отполированный до зеркального блеска камень, закрывающий сумеречный свет.

   А потом наступил покой.

  Глава 36

   Вчера я видела свой страх. Не ужас, леденящий кровь. Не кошмар, сковывающий сердце. Мутное, тягостное чувство. В тишине, в полусне-полубреду, в уютном коконе бреда, отгороженная живым щитом из терпко пахнущей козы.

   Вчера я смотрела в глаза себе. Изображение расплывалось в кривом зеркале, смеялось злым смехом, по губам текла кровь, на руках была кровь. Сменялось образом тонкогубой блондинки из воспоминаний старика, что рассказал сказку про шакала. И снова обретало моё лицо, манило, приглашало.

   Вчера я видела свою ненависть. Черную, липкую, несмываемым пятном лежащую на руках. Я задолжала месть. Еще не знаю, кому, догадываюсь, за что. Но отражение в зеркале будет пугать и смеяться, пока я не пройду этот путь до конца.