Текст книги "Хроники потомков Триединых. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Ник Лаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– Она скоро придет? – Огромный, широкоплечий человек в накинутом на голову вишневом шапероне вальяжно расположился на широкой деревянной скамье. Пиво он пил большими глотками, периодически стряхивая пену с длинных, светлых усов. Широкие ладони были покрыты шрамами и судорожно сжимались, грозя раздавить и без того щербатую, покрытую паутиной трещин посуду. – Надоело ждать эту сучку.

– Скоро, Посох, скоро. – Сидевший напротив худой, с козлиной бородкой собеседник, в глубоко надетой зеленой фетровой шляпе, насмешливо усмехнулся. – Успокойся и пей свое пиво.

– Хреновое оно здесь. – Гигант скинул капюшон и с неодобрением посмотрел на съежившегося под его взглядом хозяина. Затем поставил на стол задребезжавшую кружку и пробасил. – Эй, колченогий пень, признайся, что разбавляешь свое пиво?

– Как можно? – Побледневший Ригор, тут же захромал к своим единственным гостям, угодливо кланяясь и комкая в руках грязное полотенце. Он догадывался, кто сегодня заглянул к нему на огонек, и от этих мыслей становилось настолько страшно, что мысли путались, руки дрожали, а тело пробивал холодный пот.

– Отстань от него. – Третий гость в потертом, синем колпаке брезгливо вытер, приставшие к пальцам жирные крошки и улыбнулся подошедшему хозяину. – Ты дружок встанька снова за стойку и не лезь сюда. А на этого, – он указал худым пальцем на Посоха, не обращай пока внимание. Вот когда наш брат придет к тебе один, без нас, – синий колпак хихикнул, – вот тогда стоит поволноваться. – Он лукаво взглянул на посеревшего и едва стоявшего на ногах хозяина харчевни и сжалился. – За это беспокойство, – он обвел рукой пустое пространство вокруг, – получишь в этом месяце скидку. Но только в этом.

В дверь тихонько постучали. Через мгновение плохо смазанные петли заскрипели и в образовавшуюся щель просунулась лохматая голова, показавшая два грязных пальца со сломанными ногтями. Так же быстро она исчезла. Троица переглянулась.

– Наконец-то, – капюшон улыбнулся, продемонстрировав длинные, желтые зубы. – Приперлась шлюшка.

– Наши люди везде? – Козлобородый вопросительно посмотрел на синего колпака. Тот кивнул.

– Да. Под контролем вся Помойка. Посох? Ты своих людей расставил?

– Конечно. По периметру. Если подстава, предупредят загодя.

Через несколько минут раздались быстрые шаги, дверь раскрылась и на пороге показалась еще молодая женщина. Ярко накрашенная и броско одетая она выглядела значительно старше своих двадцати пяти. Легкие морщинки на узком лбу, круги под глазами не могла скрыть ни какая косметика. Быстро подойдя к сидевшей троице, она остановилась, держа на руках большой, завернутый в грязное тряпье сверток. Женщина часто дышала и глядела на трех мужчин испуганными, влажными от сдерживаемых слез сильно подведенными глазами.

Синий колпак прищурился. Перед ним стояла типичная шлюха и, по-видимому, шлюха опытная. – Не бойся Алва. Подойди ближе, – он поманил ее пальцем с длинным, оточенным ногтем. – Прежняя властность в его голосе почти исчезла, сменившись лаской и почти нежностью.– Подойди милочка. Ты принесла то, что обещала?

Он повернулся к громиле, – Уведи хозяина. И помолчав мгновение, тихо добавил – Не убивай, просто выведи отсюда. Он все равно ни чего не понял. Хромой еще может понадобиться, да и место хорошее. – Колпак холодно улыбнулся.

Посох быстро направился к замершему Ригору. Тот кожей почувствовал, что в его харчевне происходит что-то очень важное. Нечто такое, за что он может мгновенно, здесь и сейчас лишится имущества и даже жизни. Поэтому поняв без каких-либо слов, смысл красноречивого взгляда и последовавший быстрый кивок широкого подбородка, он поспешил выскользнуть на улицу. Убедившись, что дверь за хозяином закрылась, великан подошел к собравшимся и, нависнув тяжелой глыбой над женщиной пророкотал: – Все сделано. Заканчиваем и разбегаемся?

Синий колпак, не проронивший ни слова, пока Ригон не вышел за порог своей харчевни, повернулся к Посоху и медленно процедил:

– Угомонись. Здесь торопиться не стоит. А ты Алва присядь и расскажи, как все обстряпала, и покажи, – его голос замер, – кого ты нам принесла.

Женщина еще больше задрожала и присела на край скамьи. Испытывающий, гипнотический взгляд синего колпака, выворачивал ее на изнанку, подчинял, подавлял кричавший во весь голос инстинкт самосохранения.

– Я все сделала, как мне велели. Подсыпала Тейк тот порошок, что передали, а затем, – раздался приглушенный всхлип, – когда она уже не дышала я взяла его и пошла к вам. Она была уже холодная. Честно, честно. – Женщина подняла глаза, которые стремительно наливались слезами. – И хозяйка ни чего не видела.

– Хорошо милая. Очень хорошо. Ты поступила правильно. Теперь... дай на него посмотреть.

Алва медленно встала, положила сверток на стол и неловким движением попыталась откинуть верхние тряпки. Сверток вдруг неожиданно запищал.

– Ребенок точно от него, – голос козлобородого был напряжен. – Ты уверена?

– Да. Да. Конечно, – затараторила женщина. – Тейк мне его однажды показала и я узнала. Это точно он. Я уже видела его однажды в главном храме, он проходил почти рядом. Его нельзя спутать. Я могу поклясться...

– Не галди. – Посох положил тяжелую руку на плечо женщины и несильно сжал. Она вскрикнула не столько от боли, сколько от страха.

– Не пугай её брат, – козлобородый недовольно посмотрел на великана, а затем, повернувшись к женщине, печально улыбнулся. – Но ты понимаешь Алва, что если солгала... – Он многозначительно замолчал.

– Нет. Нет. Я не дура, что бы обманывать Кольцо. Передайте Совету Трех, что я сказала чистую правду. Вы им передадите? Пожалуйста?!

Сверток требовательно запищал. Зеленая шляпа, еще раз внимательно посмотрев на стоявшую пред ним до ужаса запуганную женщину. Затем наклонился и уже сам откинул последнюю тряпицу закрывавшую лицо ребенку. Плач прекратился.

– Подойди сюда брат. И уберите эту дуреху. Она сделала свое дело и пусть уходит.

Женщина благодарно посмотрела на козлобородого и, схватив протянутый Посохом туго набитый кошелек, попятилась к двери. Споткнувшись у порога, она повернулась и быстро юркнула за дверь.

– Они как ультрамарин, – впервые за вечер голос синего колпака по-настоящему смягчился, и в нем прозвучало что-то похожее на благоговение. – Я видел такой цвет только у своего Патрона.

Подошедший Посох нагнулся над свертком. – Мне говорили, что у младенцев глаза всегда голубые. Правда, у этого мальчишки они посинее будут. – Он выпрямился. – Слушай Дракон, ты же её просто так не отпустишь? – Посох плотоядно ухмыльнулся.

– Отпустить? – Синий колпак пожал плечами. – Конечно, нет. Я ни чего такого и не обещал. Эта потаскуха предала свою подружку. Продала за десять золотых. А мне подобные гадины очень не нравится. К тому же, я уверен, что она наследила. Так что сделай все по-быстрому и так, что бы её потом не узнали. Только без этих твоих штучек брат, режь только лицо.

Посох громогласно рассмеялся, дернул себя за усы и направился к выходу. – Думаю, сучку нужно наказать. Например, за опоздание. – Он облизнул губы, ухнул и вновь счастливо осклабился. – Я с ней быстро управлюсь.

Проводив его задумчивым взглядом, Дракон посмотрел на козлобородого.

– Ты против, брат?

– Нет. Просто боюсь, что он снова переусердствует. Ладно, хватит об этом. Нам нужна кормилица. Лучше две. Я осмотрю ребенка. Эта дурочка могла, что-то и скрыть. – Он развернул сверток полностью, убрал все тряпки, что вызвало внутри недовольное бульканье и плаксивое бормотание. Затем сощурился, наклонился к ребенку и вдруг, хлопнув себя по коленям, с чувством расхохотался.

– Что там Веер? – Синий колпак встревожено обернулся.

Его собеседник, вытирая заслезившиеся глаза, со странным выражением глядел на счастливо угукающего младенца.

– Интересно. А почему мы все решили, что это будет мальчик?

1312 г. от Прихода Триединых.

Торния. Табар. Дворец Владык

"Магистр Норбер отличался великодушием,

которое с течением времени омрачил высокомерием и

жестокостью; так незаметно вползли в его душу пороки,

что он уже не мог отличить их от добродетели..."

Ульм Бальмер

«История торнийских императоров»

•••

– Ты обещал. – Обычно кроткий голос Матриарха был наполнен скорбью и гневом. – Почему ты приказал убить его? Неужели, ты думаешь, что я поверю в случайный выстрел? Этот стражник слишком хорошо попал.

– Клянусь Триедиными, Клеменция, я ни при чем. – Император был растерян и зол. – Лип провел расследование. Это придурка Норбер прикончил одним из первых. Его семья тоже убита. – Рейн поморщился. – Им всем перерезали горло. Ниточки оборваны, Торберт считает, что так оставшиеся на свободе Смелые отомстили за смерть Матрэлов.

– Я не верю. Не верю! Это тебе не могут врать, а ты и вся твоя семейка превосходные лгуны и лицемеры. Все вы одна шайка. Ты и Торберт готовы положить на алтарь власти всех и прежде всего потомков Младшего. – Лицо Матриарха налилось кровью. Она брызгала слюной и была настолько не похожа на себя, что император впервые испугался обычно столь мягкой и уступчивой Кузины. – Ах, да есть еще Аделинда. Эта змея, так и не смогла простить брату то, что мы все захотели побыстрее забыть. – Матриарх осеклась и, закрыв глаза ладонями, заплакала. – Что ты наделал Рейн? Ты не понимаешь, что наделал! Ты не понимаешь!!!

Император видел слезы Средней Владыки часто, но крупные капли, стекавшие по этому, морщинистому, но, как и в детстве покрытому крупными веснушками лицу, будто ударили его под дых. Сердце ухнуло куда-то вниз. Он тяжело опустился на колени и обнял Матриарха за давно уже округлившуюся талию. – Клянусь сестричка, если бы это было возможно, я бы поступил по-другому. Но сделанного не воротишь. Мне жаль Эверарда. Действительно жаль. – Он вскинул лицо и посмотрел прямо в заплаканные зеленые глаза. – Будь проклят Норбер с его заговором, в который он втянул собственного сына. Но разве могло быть иначе? Они слишком связаны между собой эти потомки Младшего. И при этом так похожи на своих ужасных корокотт, которые загрызут любого, кто обидит их детенышей.

– Ты этим бессовестно воспользовался. – Матриарх ласково погладила седые кудри. – Поднимись дурачок, кто-нибудь еще увидит.

– И что? Все знают, что я люблю тебя. А кто, скажи, тебя не любит? – Император поморщился. – Правда, мои колени уже не те, что тридцать лет назад и, боюсь, придется кого-то позвать, что бы помочь Его Величию подняться.

Матриарх рассмеялась. – Ты неисправим Рейн. Шутишь, даже когда тебе больно. В этом вы так похожи с Норбером.

– У него ни когда не было моего чувства юмора. – Император ухватился за протянутую руку и с трудом поднялся. – Но теперь мне не до шуток дорогая. Я не знаю, что делать. Впервые за полвека на троне я растерян настолько, что не представляю куда двигаться дальше и что предпринять. Известия о смерти Младшего Владыки и его сына уже достигли народа. Провинции волнуется. Три дня назад ко мне приходил посол от Альянса и угрожал войной. Эти северные варвары всегда выделяли Матрэлов. Когда-то те их остановили и отбросили на север. По-видимому, элуры до сих пор не понимают, как же у них это получилось. – Император горько усмехнулся. – Мне не найти на них управы. Вся надежда на Торберта с его Стражами. Хотя боевые фирды лишь в Смелых видели достойных противников. А если какой-нибудь фирдхер или годар, погибал от рук Магистра, радости было полные их кожаные штаны. – Он сдвинул брови и, выпучив глаза, прогнусавил: – Я иду в твои объятия о великая Однорукая. Я скрестил свой меч с твоим потомком, а потому готов возлечь с тобой, напиться хмельного меда и нажраться копченой кабанятины. Уттааа! Уттааа!

Матриарх прикрыла ладонью прыгающие губы. – Прекрати Рейн. Сейчас же прекрати! – Она хлопнула его по спине. – Как тебе это удается? Я шла сюда разорвать тебя на клочки. Ты знаешь, меня сложно рассердить, но тебе и твоим фиолетовым это удалось. И вот я здесь и... смеюсь. Пусть сквозь слезы, но смеюсь.

– В этом мой Дар, Клема. Будь он неладен.

Услышав свое детское прозвище, Матриарх снова расплакалась.

– Это ни чего не меняет. Теперь больше нет ни Норбера, ни Эверарда. Мне рассказали как погиб Владыка. Как ты мог поступить с ним подобным образом?

Рейн IV бросил хмурый взгляд на Клеменцию. – А ты считаешь, что с ним можно было договорится? Вырвавшись из тюрьмы, он убивал бы направо и налево. Тысячи жертв, – император возвысил голос, – тысячи невинных жизней. И когда бы смогли его остановить?

– Но так нельзя, – растерянно произнесла Матриарх. – Он Младший Владыка. Неужели ты так и не смог его простить?

– Как я могу простить заговорщиков покушавшихся на мою жизнь и жизнь моих близких?

– Ты понял, о чем я. Не притворяйся. – Матриарх провела пальцами по безобразному шраму, пересекавшему правую сторону лица. – Всё сводишь старые счеты?!

– Прекрати Клеменция. – Император сердито нахмурился. – Дело не детских ссорах, это все поросло быльем и давно забылось. – Хотя нет, – он провел ладонью по щеке, – я, конечно, всё прекрасно помню. – Недовольство в его голосе нарастало. – Но не в этом дело. Младшие Владыки уже не нужны империи. Время бесстрашных воителей закончилось. – Император подошел к Матриарху совсем близко и положил руки на ее плечи. – Теперь мы с тобой будем строить новую Торнию. И это великое дело продолжат наши потомки. Вместе мы создадим ту империю, о которой когда-то мечтали Старший и Средняя. В ней уже не будет места потомкам Младшим Владыкам. Они умеют лишь разрушать, завоевывать и истреблять все живое вокруг себя. Но нам давно уже не нужны завоевания. Мы живем мирно с соседями.

– Ты только что говорил про элуров, готовых вновь напасть на наши северные границы.

– Уверен, что это временные трудности, в конце концов, мы сможем договориться – Император нетерпеливо махнул рукой и с воодушевлением продолжил: – Мне неприятны все те вещи, что пришлось совершить в последние три месяца. Не скрою, Лип откровенно провоцировал Норбера. Не раз с Его Смелостью говорила и Аделинда. Но в итоге этот гордец окончательно уверовал в собственную непогрешимость и сунул голову в петлю, которую мы с канцлером ему любезно подготовили. – Он широко улыбнулся. – Упрямый, глупый кролик.

– Которого вы выпотрошили и содрали кожу. Мне рассказывали про сьерра Одэ. Он просто сошел с ума и, думаю, не только от боли.

– С ним пришлось повозиться, хотя из Капитула сломался только он. – Император поморщился. – От него остался один обрубок, но он продолжал молчать. И тогда этот Гарено предложи привести на допрос его жену и дочь. Их раздели...

– Не хочу слышать эти мерзости, – Матриарх закрыла уши ладонями и отчаянно замотала головой.

– Ты готова оправдать и простить любого Клеменция, даже закоренелого преступника и бунтовщика – император уже не скрывал досады и раздражения. – Я не сторонник излишней жестокости, но что было делать в этой ситуации мне? Посоветуй! Сделать вид, что ни чего не было. Простить, что бы через год самому кормить вшей в тюремной камере. Молчишь?! Излишне совестливым в политике не место. Поэтому империей правят Голдуены, а не Генгеймы.

– Но зачем эти страшные пытки? Даже закоренелых преступников так не пытали как членов Братства, – в голосе Матриарха слушалось неприкрытое страдание. – Сколько раз я говорила с Липом, просила умерит пыл. Он же его племянник. Но Торберт так похож на тебя. Улыбнется, пообещает, успокоит, а потом мои целители приходят ко мне трясясь от ужаса, и рассказывают страшные вещи.

– А ты что хотела? Палате высоких лордов были нужны доказательства. Признание хотя бы одного члена Капитула стало бы важным свидетельством того, что в заговоре принял участие Младший Владыка. Бенбаль мне тоже нравился, но он заговорщик. – Император гневно сжал кулаки. – Проклятый Триедиными заговорщик!

– Ты ни чем не отличаешься от Норбера. Как и он, ты жесток и бессердечен.

– Моя жестокость служит во славу империи. Безжалостность к врагам Торнии необходима, в противном случае она тут же развалится.

– Поверь, Матрэлы говорят то же самое уже тысячу лет. – Матриарх горько рассмеялась. – Ну, может быть чуть менее убедительно. Но теперь их нет и все, что так или иначе связано с Младшими Владыками исчезнет. Что будет с их вассалами? А отставные рыцари? В провинции масса танов из числа отслуживших Братству свой срок рыцарей и сержантов. Да у нас половина дворян в молодости служила у Смелых в оруженосцах. О чем ты вообще думал?

– Хватит, хватит, – император сердито замахал руками. – Ты полагаешь, что я этого не знаю? Лояльных нам членов Братства, а это, как ты понимаешь, прежде всего, сержанты и оруженосцы рассуем по окраинным командорствам, которые передадим Стражам. Пусть занимаются привычным делам – воюют с аэрсами и эрулами. Провинциальное дворянство прошерстит Лип. Особенно среди отставников. Уверен, что больших проблем там не будет. С нашей знатью затруднений не возникло. Палата и Совет почти единогласно санкционировали процесс против Младших Владык и Братства.

– Разумеется. Ведь несогласные внезапно поумирали или оказались в имперской тюрьме.

Взгляд императора потяжелел: – Не зарывайся Клеменция. Наши хертинги и эрлы – это шакалы, готовые вонзить зубы в ослабевшего льва. Подставлять им собственные бока я не собираюсь.

На губах Матриарха появилась легкая улыбка: – Твои бока не прокусишь, даже если очень захотеть. – Она опустила голову и прошептала. – В конце концов, что делать с корокоттами?

– Ну уж их судьба не должна тебя волновать? Ты же их никогда не любила.

– Не любила, – Матриарх согласно кивнула. – Они так напоминают своих хозяев. Но без связывающей их дикую ярость воли Матрэлов они разорвут все, до чего смогут дотянуться.

Лицо Рейна IV стало холодным. – Их уничтожат прежде чем они нанесут хоть какой-нибудь вред. Я уже распорядился. Эти темные отродья по недоразумению стали священными животными.

– В народе их считают посланниками Младшего. Как и моих единорогов, их запрещено убивать.

– Император деланно рассмеялся. – Не сравнивай своих однорогих коров, с этими чудовищами. Лишь потомкам Младшего нравилось возиться с этими кровожадными монстрами.

Брошенное вскользь оскорбление было намеренным. Матриарх нахмурилась, однако решила не обострять отношения. Тем не менее, совсем смолчать она не могла

– Молоко этих, как ты говоришь, однорогих коров уже много лет продлевает твою жизнь.

– Извини, – в голосе императора слышалось непритворное раскаяние. – Я знаю это и благодарен тебе, твоим целителям и, – он поднял глаза к потолку и улыбнулся, – замечательным однорогим некоровам, за все, что вы делаете. Но, признай, что корокотты кровожадны и жестоки. Люди их боятся и поклоняются лишь по необходимости. Твоих единорогов любят, буквально молятся на них, несмотря на их пугливость и капризы. Мои грифоны благосклонно относятся ко всем людям и помогут любому, обратившемуся к ним за помощью. Они мудры, это воистину повелители всех животных. – Император воодушевился. Он расхаживал по залу, энергично жестикулировал, говорил горячо и убедительно.

– Осталось только их найти, – Матриарх мягко улыбнулась. – Ваших деймонов не видели уже пару столетии.

– Дела не в этом дорогая. – Казалось, недавние недоразумения и недомолвки между собеседниками благополучно забыты. – Пойми, что отношение народа к Владыкам и их деймонам схожи. Уважение и любовь к нашим милым зверюшкам – это уважение к императорской власти и любовь к твоему Ордену. Корокотты же вызывают только страх и ненависть, то есть те же чувства, что и их Повелители. Они нападают на отдаленные деревни, убивают их жителей и уничтожают скот. Люди шепчутся, что они порождения Четвертого и созданы Темным Орденом для...

– Прекрати говорить чепуху. – Матриарх раздраженно перебила императора. – Ты убеждаешь меня в том, во что сам не веришь. В природе, неприрученных их слишком мало. По крайней мере, я не слышала про диких корокотт. Кроме того, их стая всегда сопровождала Младших Владык в военных походах и стоила целой армии.

– В том то и дело, что таких походов уже давно не было. А между тем, эти гадкие твари съедают за неделю мяса столько, что хватило бы на пропитание в течение года доброй сотни человек. – Император прижал руки к груди. – Дело нужно довести до конца. Если мы уничтожили Матрэлов и Братство, то глупо оставлять в живых их жутких питомцев. Я не требую объявить корокотт вообще вне закона и методично уничтожать по всей Торнии. Пусть бегают себе где-то в отдаленных лесах. Речь идет только о тех животных, что находятся в Железной Твердыни.

Во время всей эмоциональной речи императора Матриарх не отрывала взгляда от его вдохновленного лица. – А ты изменился. Раньше я не замечала в тебе такой кровожадности. Ты готов выжечь каленым железом все, что напоминает тебе о наших младших кузенах.

Ее собеседник недовольно скривился и, отойдя к стене, провел пальцем по висевшему там старому гобелену.

– Как много пыли вокруг. Она повсюду. Даже странно. Здесь убирают каждый день, но пыль накапливается еще быстрее. – Рейн IV замолчал, продолжая водить пальцем по причудливому узору. Затем снова повернулся к Матриарху.

– У меня нет внуков, а мой сын воплощение всех слабостей Голдуенов. Водилик ленив, мстителен и развратен. Называешь жестоким!? Возможно. Но выбор у меня не велик. На кону судьба империи и фиолетовой династии.

– Выбор есть всегда. Главное, что бы он был сделан вовремя и верно.

Император отмахнулся. – Так говорят лишь те, перед кем этот выбор не стоит. -император замолчал и отвернулся.

– Ты же знаешь мне осталось недолго, – голос Рена Голдуена внезапно осип. – Если бы не искусство твоих целителей и молоко единорогов, я бы покинул этот свет уже давно. Я не цепляюсь за свою жизнь. Слишком много накопилось усталости. Хочется покоя. – Он невесело усмехнулся. – Но я не могу даже умереть, потому что мой наследник уже пять лет не может завести ребенка. Он развлекается на стороне, и Торберт постоянно следит, чтобы ни одна из его многочисленных шлюх не забеременела. Конечно, Адала делает вид, будто ни чего не происходит. Но мне так больно видеть эти ее улыбки, они больше напоминают гримасы.

– Может их стоит развести, – предложила Матриарх. – Я тебе много раз говорила, что она здорова и вполне способна к деторождению. Очевидно, Водилик ее просто не хочет. Потомкам Триединых нужно всерьез постараться, что бы заиметь потомство. Но учитывая, что кронпринц посещает свою супругу раз в полгода, шансов у бедной Адалы немного.

– У него кто-то есть в Помойке. Он наведывается туда каждую неделю. Торберт обещал подключить этого проныру Гарено и все узнать, но пока безрезультатно. Ладно, хватит об этом. – Император опустил голову и тихо спросил: – Как Джита?

– Ей плохо. Очень плохо.

– Я могу к ней пойти и объясниться.

– Ни к чему Рейн. – Клеменция покачала головой. – Не думаю, что это поможет. Боюсь Водилику со следующим Матриархом придется несладко. Но, – она пристально посмотрела на императора, – во всем нужно видеть и хорошую сторону. – Быстро подойдя к нему, Матриарх нагнулась и, воровато оглянувшись, прошептала на ухо несколько слов.

Императора сложно было поразить. Но от услышанных двух фраз он замер и затем стремительно побледнел. Трясущейся рукой Рейн IV вытер внезапно выступивший пот и потрясенно посмотрел на Кузину.

– Это точно?

– Да. – Матриарх была взволнована не меньше. – Ты понимаешь теперь ее чувства. Ее отношения к тебе, Торберту, Аделинде, Водилику. Нам придется вместе расхлебывать всю ту кашу, что мы заварили. Но, в любом случае, у нас появился шанс. Призрачная возможность все исправить или, – она подняла глаза на императора, – окончательно все погубить.

•••

1313 г. от Прихода Триединых

Торния. Дом Милосердия

"Своего супруга или супругу

глава рода Голдуенов выбирает

только лишь из числа обладающих

фиолетовым Даром...".

Законы Тиана I. Глава V

«Об императорской фамилии»

Тужься милая, тужься. Давай, чуть-чуть осталось. – Матриарх склонилась над лежащей на широкой кровати обнаженной женщиной с огромным, будто надутым животом. Её широко разведенные бедра мелко дрожали.

– Ууууу, – тонкий, пронзительный голос безостановочно выл на одной ноте. – Бооольно. Почемууу так больно. О Триединые. Мама, разве нельзя сделать так, чтобы я ничего не чувствовала, – роженица вцепилась пальцами в край белоснежной перины.

– Мы не должны пользоваться Даром при рождении наших наследников. – Клеменция в отчаянии всплеснула руками. – Последствия могут быть непредсказуемые. Потерпи и продолжай тужиться. Скоро появится головка, а там мы с Хилдой ухватимся и вытащим нашу малышку. – Стоявшая рядом ширококостная женщина согласно кивнула. – Конечно. Ваша мама права, делайте так, будто у Вас запор, – она наклонилась и вытерла куском корпии щедро катившийся со лба роженицы пот.

– У меня нет запора. После твоей клизмы, все, что во мне было, я оставила в ночном горшке.

Матриарх рассмеялась. – Вот видишь дорогая, ты шутишь. Это хороший признак. – Однако молодая женщина ее не слушала. Она лишь стонала, кусая до крови бледные губы.

– Отойдите Ваше Милосердие, – Хилда попыталась деликатно оттереть Матриарха от кровати, – давайте я попробую.

– Не мешай. Я приняла добрую сотню родов. Неужели я не помогу рождению собственной внучки?

– Вы видите, у Вас не получается. Я принимала Джиту и уж ее ребенка и подавно приму. Просто, – Хилда кивнула в сторону запрокинувшей голову и тяжело дышавшей роженицы, – у Вашей дочери слишком узкие бедра.

– Ты никого не принимала пустомеля, а просто стояла четырнадцатилетней дурехой с тазом теплой воды. И еще путалась у сестры Амелии под ногами – Клеменция сердито отмахнулась. – Не слушай ее родная, у тебя замечательные бедра. Ты тужься, тужься.

Хилда обиженно отвернулась, но попыток отодвинуть Матриараха не оставила. В результате вместо родовспоможения женщины начали энергично отпихивать друг друга от кровати.

– Не мешай Хилда, – слышалось сквозь глухие толчки и частое пыхтение. – Угораздило же тетку на старости лет выйди замуж за фиолетового.

Между тем, из голоса Хилды исчезли последние нотки почтения. – Ты сестрица не так и не там давишь. Нужно левее. И не трогай мою мать, она в любом случае была счастливее твоего мужа.

– И чем же? – взвилась Матриарх. – И вообще, не смей мне не тыкать. Я тебе в матери гожусь.

– Если уже совсем по справедливости, ты мне сестрица в бабушки годишься, – в голосе Хилды слышалась непередаваемая смесь язвительности и почтения.

– Мерзавка. Если бы не Джита, поганой метлой выгнала бы тебя отсюда.

– Остановитесь! Ну, хоть на время прекратите эти семейные склоки, – роженица привстала, но тут же упала навзничь и вновь громко, тягуче заголосила. – Ууууу. Где сьер Арно?

– Стоит за дверью, – Хилда сердито смахнула с потного лица непослушную прядь медно-красных волос. – Нечего ему здесь делать. Пусть лучше охраняет.

Она замолчала, однако вскоре вновь начали привычно перепираться с сестрой. Взаимные упреки прекратились лишь тогда, когда очередной, протяжный стон, внезапно был прерван тонким, пронзительным визгом.

– Девочка. Какая красивая, – Матриарх не скрывала слез. – И глазки зеленые. – Она растроганно посмотрела на дочь. – Приложи ее к груди. Да, да. Вот так. Пусть у мамы на груди полежит, а потом покажем всем мою внученьку. А ты боялась, что что-то пойдет не так. Слава Триединым, победила твоя кровь. – Она испуганно закашляла и покоившись на Хилду тут же зачастила: – Все ждут этого ребенка. Даже кронпринцесса, хотела приехать, а ты знаешь, что в ее положении лучше сидеть дома. – Клеменция счастливо, хотя и сквозь слезы улыбалась.

– Что-то я ни какой зелени в ее глазах не вижу. – Хилда заглянула через плечо новоиспеченной бабушки. – По-моему, они у нее голубые или даже, – она задумчиво рассматривала новорожденную, – какие-то серые.

– Тебя вообще не спрашивают, – Матриарх плечом оттолкнула кузину. – Принеси воду и пеленки. Нужно привести ребенка в порядок. – Она довольно потирала руки. – Нашу красотулю просто необходимо помыть перед ее первыми смотринами. – Она протянула руку к крошечному тельцу и ласково коснулась его. – Ути-ути-ути.

– Мама, всё закончилось? – женщина прижимала к груди звонко плачущего младенца. – А почему у меня все еще тянет и болит?

– Ничего милая. Легче поле вспахать, чем ребенка родить. Все у тебя там и должно болеть. Мы сейчас с Хилдой тебя подлечим. А то, что тянет – не страшно. Это послед. Он скоро выйдет.

Однако роженица неожиданно откинулась назад и снова громко закричала.

– Что ты родная? – Матриарх быстро нагнулась и погладила ладонью мокрую от слез щеку. – Что случилась?

Женщина утробно выдохнула, – Не знаю, внизу все еще очень больно, – и снова оглушительно заголосила, – Ууууу.

Хилда протиснулась мимо растерянной Клименции и, сунув ей в руки таз с водой, наклонилась над роженицей. – Кажется, дорогая сестрица ты повторно станешь бабушкой.

– Что? – Матриарх подскочила на месте.

– Что, что. Бери первого ребенка на руки, а я приму второго.

– Какого второго? – Матриарх продолжала растерянно стоять, сжимая в руках большой медный таз.

– Второго ребенка, – Хилда выругалась сквозь зубы. – О Триединые, ты, конечно, всегда соображала медленно, но сейчас это переходит уже всякие границы.

Матриарх послушно потянула руки за малышкой, которая вслед за матерью начала истошно вопить. – У потомков Средней не рождаются двойни, у них и двое детей появляется крайне редко.

– Знаю, знаю. Но всё, когда-то происходит впервые, – Хилда деловито ополаскивала в тазу руки. – Лучше займись ребенком, а я присмотрю за Джитой.

От прежней уверенности Матриарха не осталось и следа. Она еще крепче прижала к себе орущую внучку и испуганно глядела на выгибавшуюся от новых схваток дочь.

Хилда склонилась над стонущей женщиной и, проводя мягкими движениями по ее паху, приговаривала: – Давай девочка. Еще немного. В первый раз всегда тяжко. А второй, он завсегда полегче бывает. – Однако разметавшаяся на высоких подушках роженица её не слушала, а лишь низко и тяжело мычала, зажимая зубами внутреннюю сторону ладони.

– Сейчас, сейчас, – ласково ворковала сестра Хилда. – Вот она голубушка, показалась уже. Головка то у нас черненькая. Волосатая. – Она негромко рассмеялась. – Одна сестричка светленькая, другая темненькая. – Женщина в ответ лишь отчаянно взвыла от боли. – Что же это у нас? Плечики застряли. А ну поднимай ноги. Поднимай ноги тебе говорю! – Роженица послушно согнула бедра к животу. – Вот и славно. Так. Еще. – Сестра рывком стряхнула пот со лба и, обернувшись к Матриарху, прошептала: Вот и всё Ваше Милосердие. Со второй внучкой Вас.