Текст книги "Хроники потомков Триединых. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Ник Лаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

– Ты Толд родился в рубашке, – любила говаривать покойная матушка. В отставку он вышел, как только отслужил положенный срок. А через двенадцать лет случилась эта заварушка с Матрэлами. Бройд поморщился, вспоминая седую голову своего Патрона, выставленную вместе с шестью десятками таких же упрямцев на стенах Мистара. Почти все его друзья, оставшиеся на службе, отказались приносить присягу канцлеру и вливаться в ряды Стражей. Так что этот жирный подонок смог разжиться лишь отрядами наемников, да немногочисленными оруженосцами и сержантами из числа клятвопреступников. Их и сейчас поминают недобрым словом на границе. Мэтр сплюнул на пол подкатившую к горлу желчь. Как знать, продолжай он служить, возможно, и его голова стояла бы между каменных зубцов северной столицы. Но за то время, что сержант Толд Бройд оставил Смелых, он не только успел обзавестись тремя прелестными дочерьми, но и изрядно остыть в своей преданности идеалам Братства. Разумеется, не все здешние ветераны были осторожны в своих словах и поступках как он. Немало из них, особенно отставных рыцарей, поплатилось за свои крамольные речи, тюремным заключением, а то и головой. Самых беспокойных и преданных Младшим Владыкам, как потом понял Бройд, изолировали заранее. Впрочем, пересажать всех нелояльных Голдуенам местных землевладельцев было невозможно. Слишком многие из них, здесь на севере, как и на еще более беспокойном юге были связаны с Матрэлами тысячами нитей, являясь их сервиторами, родственниками или вассалами. Но время было тревожное. То чем всегда гордились, считая великой наградой и милостью от Триединых – Дар Младшего и принадлежность к Братству внезапно стали чем-то постыдным и непристойным. Бройд тяжело задышал и заворочился. Гнев душил, поднимаясь к горлу тяжелыми толчками и заставляя сердце гулко стучать о ребра. «Его не тронули. Его, мать твою, не тронули». Подвернувшийся под руку кубок отлетел в сторону, гулко стуча по дощатому полу. «Ээээх». За ним, конечно, незаметно присматривали, но, ни чего не обнаружив, в итоге отстали. Он был взбешен расправой над Магистром и его сыном, но собственная жизнь и благополучие родных оказалась для него дороже. Важнее чести и долга. Бройдон зажмурился до боли в веках.

– Я уже поднимаюсь, – по лестнице послышались легкие шаги Даи. – Я всех отослала, так что нам никто не помешает.

Мэтр тряхнул гривой седых волос, отгоняя тяжелые воспоминания. Он распахнул дверь и улыбнулся, предвкушая предстоящее удовольствие. Раскрыл руки и... волна ярости заставила его отступить в глубь комнаты, согнуться и зарычать. Подзабытый Зов Владыки вливался раскаленным потоком в глотку, распирая грудь и выжигая внутренности. Беззвучно крича, Бройд поднял голову и увидел широко раскрытые глаза служанки. Она смотрела на него с ужасом, прижав ладони к лицу.

– Он здесь, – отставной сержант надрывно захрипел, выплевывая каждое слово. – Мой Повелитель вернулся.

•••

В эту ночь главный корокоттарь Руфус Тэймер не спал вообще. Его помощники уже видели девятый сон, а он в который раз проверял своих беспокойных подопечных. До последнего с ним был лишь старший сын, которому он надеялся передать свою должность. Однако недавно он и его отправил в постель. «Пусть поспит. Бедный мальчик, совсем вымотался», – нежностью подумал мэтр. – «Он бесконечно любит этих чудовищ, которые едва глядят на него. Мы для них лишь безгласные поставщики еды, которых они терпят. Сможет ли он стать тем, кем хочет?» – Движением головы он отогнал ненужные мысли. О будущем Полди он подумает в другой раз. Сегодня на это нет времени. Этот день не заладился еще с утра. Уже во время утренней кормежки корокотты волновались, грызлись между собой. Доминантная самка едва не задрала молодого самца, которому ненароком покосился на ее кость. Точнее на тот бараний мосол, что она оставила детенышам. Мэтр Тэймер привстал на цыпочки и заглянул в зарешеченное толстыми железными прутьями окошко, больше напоминавшее амбразуру. Ни чего не изменилось. Покрытая короткой, песочного цвета шерстью доминантная самка продолжала стоять в центре вольера для детенышей. По грудь высокому мужчине она на пол ладони возвышалась над обступившими её со всех сторон сестрами. Громадные черно-серые самцы сидели поодаль, изредка встревожено порыкивая друг на друга.

– Тише Гроза, тише. – Завораживавшие кроваво-красные глаза, без какого либо намека на зрачки метнулись к окошку. Самка хрипло зарычала, хлеща тонким, коротким хвостом по пятнистой шкуре. – Что с тобой происходит? Успокойся, – мэтр Тэймер пытался говорить ласково и терпеливо. Но с корокоттами такой номер не пройдет. Словами их не утихомирить. Слишком умные, неукротимые и безжалостные. Долгоживущие и не испытывающие ни к кому привязанности, кроме потомков Младшего. Доброта и мягкость для них, что тряпка для быка. И еще страх. Главный корокоттарь вздохнул и привычно пошел проверить замок на двери из каменного дуба, обитую толстыми железными полосами. Говорят, нет в этом мире ни чего, что устояло бы перед челюстями этих жутких созданий, способных дробить камень и разрывать сталь. Руфус Тэймер в подобные небылицы не верил, но про невероятную силу пасти, открывавшейся почти параллельно длинному, бугристому черепу, знал не понаслышке. Сегодня корокотты волновались, будто предчувствовали что-то недоступное простому человеческому сознанию. Последний раз он видел такую тревогу у своих питомцев накануне ареста Матрэлов. Тогда их было так же невозможно успокоить. Корокотты и в лучшие времена не отличались мирным нравом. Лишь присутствие Магистра и Первого Рыцаря полностью меняло неугомонных и кровожадных созданий, которые моментально становились заискивающими и послушными. Они ластились, жались к ногам Младшего Владыки и его сына, разевая свои страшные пасти лишь в надежде лизнуть, даже не руку, а пыльный сапог своих Повелителей. Одного движения бровей хватало, чтобы свирепая доминантная самка ползала на брюхе, умильно поднимая морду и тыча холодным носом в жесткую ладонь.

Заключение под стражу Матрэлов стало шоком для сотен слуг, обслуживавших обитателей Железной Твердыни. Ни кто не знал, что происходит. Слухи, один тревожнее другого множились каждый день. Наконец, спустя неделю всю прислугу замка собрали во дворе и объявили о раскрытии заговора. Маленький человек в черной одежде пытливо расспрашивал всех о том, знали ли они готовящемся Магистром перевороте. Были ли они в курсе его планов по устранению императора? Разумеется, никто ни чего не знал. Заговоры, интриги, комплоты и восстания всегда происходили в высоких сферах. Это был удел знати, маленьких людей в них не посвящали. Поэтому от них быстро отстали. Впрочем, отца вместе с кастеляном Железной Твердыни еще не раз вызывали допросы, откуда он возвращался задумчивым и молчаливым. Мать ни о чем его не спрашивала. С того дня старший Тэймер сильно изменился. Прежде всегда спокойный и рассудительный, он стал раздражительным и нервным. Не прибавляли спокойствия отцу и оставшиеся на его попечении корокотты. Настроения своего Повелителя они всегда улавливали очень чутко. Поэтому неудивительно, что с момента ареста Его Смелости они впали в настоящую ярость. Гнев запертого в каменное узилище Младшего Владыки щедрым потоком изливался на стаю, вызывая у нее приступы иступленного бешенства. В течение двух месяцев просторное помещение корокоттарни ходило ходуном. Казалось, что еще одно усилие и громадный, сложенный из мощных валунов загон развалится как карточный домик. Мэтр Тэймер помнил, как его отец стоял перед каменной стеной, сжимая от бессилия кулаки, не зная, что делать, как успокоить тех, к кому он был искреннее привязан. В памяти навсегда остался нараставший ужас от громких, не смолкавших днем и ночью завываний, так напоминавших человеческие стоны и крики.

И вот настал день, когда корокотты окончательно обезумели. По словам отца, подобное он видел лишь однажды, когда скончался Магистр Мейнард. Но тогда Владыка Норбер быстро успокоил корокотт. Однако после его ареста это сделать было уже некому. Они оказывались от еды. Извивались в буйных припадках ярости. Саблевидные зубы выгрызали огромные куски дерева внутренних перегородок, царапали камень наружных стен. Огромная, окованная железом дверь, ведущая в глубь корокоттарни, трещала под натиском бросавшихся на нее десятков тел. Еще немного и она бы не устояла. Без Младшего Владыки с корокоттами не справится – это понимали все. Отец был вынужден сообщить о происходившем канцлеру. В тот же день, по приказу императора, прибыло несколько сот Стражей, закованных в кольчуги с головы до ног, вооруженных боевыми молотами и арбалетами. Всех оставшихся, немногочисленных обитателей Железной Твердыни для их же безопасности переправили в главный зал донжона.

Предстояла бойня. Немолодой капитан отдавал отрывистые приказы. Неожиданно тесные ряды солдат раздвинулись, пропуская молодую девушку, почти девчонку. Она подскочила к капитану и принялась ему что-то доказывать. Мэтр Тэймер, довольно хмыкнул. Она уже тогда ему понравилась. Огненно рыжие волосы, зеленый плащ, изумрудного цвета глаза. Удивительно, что он ее не признал. А вот отец, стоя перед узким окном на втором этаже главной башни, сразу же узнавающе охнул, – Что она здесь делает? – Он тогда спросил, кто она такая, почему капитан так низко поклонился, а все солдаты встали на колени. Отец не отвечал, прижимая лицо к окошку. Безумная надежда светилась в его глазах. А девчушка продолжала говорить, махала руками, а потом, внезапно повернувшись капитану спиной, зашагала в сторону двери, которая, казалось, вот-вот рухнет и лавина страшных зубов и когтей сметет всех, кто стоял во дворе замка. Он никогда не отличался высоким ростом, а шестнадцать лет и подавно. Приходилось вытягиваться, чтобы увидеть хотя бы часть того, что происходило внизу. Он видел, как капитан хотел схватить девчонку за широкий рукав бледно-зеленого платья, но в последний момент не решился. Так он и застыл в нелепой, неподобающей для седобородого ветерана позе с протянутой рукой в сторону удаляющейся маленькой фигурки.

– Что она делает? – отец побледнел так, что он испугался, как бы его не схватил удар. – Корокттты же разорвут ее.

В этот момент доска на двери треснула и в образовавшуюся щель просунулась лязгающая зубами морда. С нее капала слюна вперемежку с кровью. Жуткий вой огласил окрестности. Затрещало снова, потом еще, и дверь не выдержала. Ее остатки гулко падали на каменную дорожку, ведущую к донжону, а в образовавшуюся щель уже просунулась серо-коричневое, в полоску тело. Он узнал доминантную самку. Хотелось крикнуть, – Спасайся! Беги дурочка!!! – Но рот будто заклеили, а язык прилип к гортани. Он взглянул на отца. У того буквально волосы стояли дыбом, тело дрожало, а побледневшие губы шептали слова молитвы Триединым. Седой капитан вскинул арбалет.

– Не стрелять, – пронзительный крик разнесся по всему двору. – Я приказываю всем молчать и не двигаться. – Девчонка раскинула руки, с ужасом глядя на несущуюся ей навстречу воюющую смерть. Вслед за вожаком в постоянно расширявшуюся щель, которая уже напоминала темный, шевелящийся провал, протискивались все новые и новые корокотты. Доминантная самка, на мгновение остановившись, издала торжествующий рев, от которого кровь застыла в жилах. Руфус Тэймер прекрасно помнил те чувства, что обуревали его тогда. Страх, паника, ужас и давящее чувство безысходности. Разинув пасть, вожак стремительно неслась к своей беззащитной жертве. Он закрыл глаза не желая видеть разорванное в клочки тело. По щекам потекли невольные слезы. Удар сердца, еще один, еще. Отец рядом замычал и сжал его руку. Он приоткрыл глаза, и сквозь пелену слез увидел невиданную, фантастическую картину. Она и сейчас, спустя шестнадцать лет стояла у мэтра перед глазами.

В центре огромного круга из доброй сотни огромных тел стояла все та же медноволосая девчонка. А корокотты?! Все они лежали рядом в позе подчинения, поджав хвосты и уткнув носы в передние лапы. Доминантная самка, елозя брюхом пыль, пыталась подползти поближе. Девушка наклонилась и погладила ее за маленькими острыми ушами. Никогда не знавшая подобной ласки вожак перевернулась на спину и заурчала. Это горловое ворчание, к которому сразу же присоединилась вся стая, заполнила обширное пространство замкового двора, навязчиво влезая в уши незнакомым доселе звуком. В нем слышалось столько любви, признательности и верности, что у Руфуса тогда запершило в горле и в глазах вновь навернулись слезы. Огромный самец, в котором он узнал злобного и мстительного Забияку, решил воспользоваться случаем, подползти поближе и получить свою порцию ласки. Мгновенно обернувшаяся самка предостерегающе щелкнула зубами.

– Не смей, – звонкий девичий голос сразу же заставил Грозу послушно опустить морду вниз. – Он тоже хочет, что бы его погладили. – Довольный самец, кося багровым глазом на грозно ворчавшую самку, подполз еще ближе и замер, когда маленькие пальчики почесали ему загривок.

– Этого не может быть! Это невозможно! – лицо отца было белым как свежевыпавший снег. – Они не могут ее слушаться. В ней нет ни капли крови Младших Владык. – Он заломил руки. – Ни одной, даже крошечной.

– Кто она отец? – Мэтр Тэймер ухмыльнулся, вспоминая свое тогдашнее волнение. – Может это дочь мессы Аделинды?

Отец, хотя и оставался еще бледным, быстро успокоился. Он рассеяно покачал головой, задумался и довольно хмыкнул. – Пойдем сынок, кажется, у нас появилась новая Госпожа.

•••

1328 г. от Прихода Триединых

Торния. Ракта

"По столице уже давно ходят слухи, что после

смерти Владыки Норбера Триединые отвернулись

от чад своих и более не желают одаривать

их своей Милостью...".

Дневник табарского горожанина

Зима 1324 г.

– Отец Мартин! – Густой, раскатистый голос настойчиво вытаскивал из сладких объятий сна. – Отче просыпайтесь, пора уже – бас отца Йона зазвучал уже прямо над ухом, отскакивая от низких сводов маленькой комнатки исповедальни.

Отец Мартин приоткрыл один глаз и улыбнулся. – Я и не сплю дружище. Так, прикорнул чуток. – Невысокой и худой он выглядел полной противоположностью толстощекому и бочкообразному пономарю. – Уже собрались? – Он понимающе кивнул, и устало прикрыл глаза.

– С утра уже ждут. – Отец Йон с неудовольствием взглянул на настоятеля главного храма Ракты. Темные круги под глазами и обильная седина делали отца Мартина заметно старше своих сорока пяти.

– Вам бы поспать подольше.

Отец Мартин прижал ладони к глазам и шумно выдохнул. – Успеется. – Он рывком поднялся с кресла, пригладил коротко стриженные волосы и повернулся к своему шумному собеседнику.

– Говоришь, много народу?

– Порядочно. Одних претендентов три десятка. А с родственниками и знакомыми под полтысячи наберется. – Толстяк жизнерадостно захихикал, хотя его глаза оставались серьезными. – Все надеются, что теперь-то Ритуал пройдет успешно, тем более, что среди ребятни есть несколько многообещающих.

– Ты говорил это много раз? – тихо сказал отец Мартин.

Пономарь медленно почесал окладистую, со щедрой проседью бороду. – Уверен, что сегодня непременно получится. Среди ребят есть парочка таких, что без всякого Ритуала понятно – толк из них будет. – Он принялся обстоятельно рассказывать про юных претендентов, особенно выделяя Клоса Майли, сына местного торговца тканями.

– Мне о нем уже говорили, – нехотя заметил настоятель. – На пошлой неделе заходил его отец и туманно намекал, что в случае успеха он для храма не поскупится.

– Этот пройдоха уверен, что за мзду его семейству и Дар достанется, – возмущенно крякнул пономарь. – Старый дурень, только разозлит Триединых, а его обожаемый сынок останется на бобах.

– Я исповедовал Клоса пару раз. – Отец Мартин задумчиво мерил шагами небольшое помещение. – Он оставил впечатление, – настоятель слегка запнулся, – весьма благоразумного юноши.

– Мальчишка, в самом деле, умен и на редкость рассудителен. К нему прислушиваются даже его хитроумный папаша. – Отец Йон последовательно загибал короткие, толстые пальцы. – Думаю, у него есть все шансы. К тому же он голубоглазый, – заключил он.

– У будущего фиолетового до Ритуала могут быть глаза любого цвета, – возразил настоятель.

– У курицы, то же есть крылья, но она не летает. – Дородный пономарь громко рассмеялся. – Кареглазый претендент на фиолетовый Дар – это, это, – он нетерпеливо дернул себя за бороду – как голубоглазый красный.

Отец Мартин поморщился. – Подобные аналогии едва ли уместны. Выбор Триедиными неофитов скрыт от нас. Черноволосый может стать обладателем Милости Средней, а Дар Младшего проснуться в зеленоглазом. Дар может пробудиться в любом, в независимости от его внешности. О предрасположенности к нему мы можем судить лишь по косвенным признакам.

– И, тем не менее, цвет глаз один из них, – упрямо пробурчал отец Йон.

Настоятель не стал спорить, – Пусть будет так. Через несколько минут я спущусь в Зал Ритуала.

–Уверен, что на этот раз повезет хотя бы юному Майли, – категорично заявил отец Йон. – В прошлый раз Мейс Бойл был сам не свой. Я встретил его недавно, он до сих пор не придет в себя, хотя с того Ритуала прошло три года.

– «Ни кому не повезет. Ни сегодня, ни в следующий раз», – отец Мартин до боли зажмурил глаза, но заставил себя улыбнуться и обнадеживающе кивнуть. – Я то же надеюсь дружище, очень надеюсь.

– Ну, я пошел. Буду Вас в Зале дожидаться. – Уже дойдя до порога, пономарь вдруг звучно стукнул себя по лбу и вновь раскатисто рассмеялся. – Совсем забыл, там Вас мэтр Рордорф дожидается. – В этот момент отец Йон уже закрывал дощатую дверь, и потому не увидел, как заходили желваки на скулах настоятеля.

•••

– Я больше не буду прикрывать Вас, – острая, клинышком бородка настоятеля дрожала от возмущения. – В прошлый раз Вы говорили, что просите об этой услуге в последний раз.

– Прошу Вас успокойтесь. – Его собеседник примиряющее поднял небольшие, пухлые ладони. – Не стоит так беспокоится из-за пустяков. – Улыбка казалась приклеенной к тонким губам.

– Пустяков! – взвился настоятель. – Да если кто-то узнает о том, что я делаю..., – он не договорил, а горестно застонал и рухнул на стоявшее рядом кресло.

– Именно пустяков, – крючконосое лицо мэтра Рордорфа продолжало источать фальшивую любезность. – Ни кто, никогда ни о чем не догадается. Ваши отчеты идут напрямую человеку, который может прикрыть кого угодно и что угодно.

– Я не знаю, на кого Вы работаете. – Отец Мартин обхватил голову руками и замотал ею из стороны в сторону. – На Кольцо, Гарено или даже самого канцлера, но то, что Вы заставляете делать меня – это государственное преступление. Но я отвечу за него не только перед судом человеческим. – Пальцы настоятеля непроизвольно сотворили знак Триединых.

– Как же с Вами зелеными сложно, – глава тайной полиции Ракты уже не улыбался. – Сколько ненужного пафоса и душевных терзаний на пустом месте. – Тонкий перстень, с крупным аметистом согласно сверкнул. – Я сколько раз говорил, что Вам ни чего не грозит. Ни Вам, ни Вашим близким, – последние слова он произнес с особым нажимом, многозначительно поглядывая на разгорячившегося служителя Ордена.

Отец Мартин как-то сразу сжался и стал казаться еще меньше. – Вы обещали, – болотно-зеленые глаза предательски заблестели. – Вы дали слово, что семью моей сестры наши дела ни как не коснуться.

– Разумеется, – бледные губы снова изогнулись. – Три месяца назад Ваша прелестная племянница, – Хард Рордорф выразительно причмокнул, – вышла замуж за Симона Волрича. Тоже, кстати, очень милого юношу. И Вы же, конечно, хотите, чтобы контора его отца по-прежнему процветала? Не так ли? – Мэтр Рордорф уже не скрывал угрожающих ноток в своем голосе. Он подошел вплотную к настоятелю, стараясь поймать ускользавший взгляд. – И для этого Вы Отче будете делать все, что я Вам скажу. Все! Вам понятно?

– Что Вы хотите на этот раз? – Отец Мартин совсем пал духом.

– Того же, что и в прошлый. – Голубые глаза смотрели безжалостно и равнодушно. – Я слышал, что сыну мэтра Майли прочат большое будущее. Полагаю, что если в Вашем отчете Вы укажите, что Милость Старшего коснулась этого многообещающего молодого человека, ни чего страшного не произойдет. Согласитесь – это пустяшная услуга, ни чего Вам не стоящая.

– Кроме моей души, что прямиком отправится в объятия Падшего. – На лице настоятеля читалась невыразимые скорбь и отчаяние. – Я обманываю не только Её Милосердие. Я совершаю святотатство и оскорбляю Триединых.

– Не повторяйтесь, – мэтр Рордорф понимал, что его собеседник уже сдался, и потому старался не слишком на него давить. – Пути Триединых неисповедимы. Кто знает, может быть, к Вам меня направило провидение.

Отец Мартин горько усмехнулся. – Едва ли к Вашему визиту мэтр причастны Триединые. Скорее уж это воля Четвертого. – Негромкий смех заставил его поморщится. – Ну, в таком случае Падший играет на правой стороне.

•••

Клос Майли волновался. Хотя нет. Его мутило так, что он был готов проблеваться прямо на пороге древнего храма. Ракта был большим торговым городом и мнение здешних купцов значило немало. Отец наверняка постарался переговорить перед Ритуалом с местным настоятелем или даже с кем-то позначительнее. Поэтому он должен быт спокоен. Он будущий фиолетовый, а рассудок должен заменить ему чувства. Юноша истерично хихикнул.

– Сын мой, что случилось? – мягкая улыбка на лице низкорослого священника совершенно не вязалась с мрачной атмосферой . – Все будет в порядке, тебе нечего волноваться. – Подойдя вплотную к высокому, плотному подростку, отец Мартин поднял голову, вглядываясь в напряженное, со светлым пушком на щеках лицо. – «В других обстоятельствах у него были бы неплохие шансы».

– Я и не волнуюсь,– голубые глаза равнодушно глядели в сторону большой статуи Старшего. – Ни капельки Отче.

– Хорошо юный Майли. Такой настрой перед Ритуалом – это очень хорошо. А вот я с утра не нахожу себе места. – Застенчивая улыбка блуждала по худому лицу настоятеля. – Твой отец заходил ко мне, и мы с ним о многом говорили. Лицо мальчика было непроницаемо.

«Ни кто так не умеет прятать свои чувства как фиолетовые», – отец Мартин печально вздохнул и направился к небольшому алтарю. – Отец Йон, прошу тебя. – Пономарь вытащил из чистой тряпицы тонкий, длинный нож. – Приготовься дитя мое, – эта часть Ритуала никогда не нравилась отцу Мартину, но что поделать, если Триединым нужна кровь будущих неофитов. – Он поднес ланцет и быстрым, тренированным движением проткнул выступившую на локтевом сгибе голубую вену. Пономарь проворно поднес глиняную миску. – Через пару мгновений изумрудно-зеленая глазурованная емкость наполнилась кровью на четверть. – Достаточно, – тонкие пальцы поднесли к ранке смоченный в уксусе комок корпии. Юноша сморщился. – Потерпи и согни руку в локте. – Отец Мартин разогнулся и посмотрел на набившихся в Зал Ритуала людей. «Сегодня будет долгий день».

– Мы начнем с обретения красного Дара, – тихо произнес настоятель, заметив тень недовольства, пробежавшую по лицу Гундера Майли – высокого, всегда хмурого главы гильдии торговцев тканями. Милость Младшего давно уже не воспринималась как великая награда. После раскрытия заговора Матрэлов правительство многое сделало, чтобы запятнать и опорочить их приверженцев. Многие влиятельные красные и не только члены Братства были отправлены в изгнание или даже казнены. Даже здесь на юге, где Младшие Владыки всегда пользовались непререкаемым авторитетом и огромным влиянием, партия красных давно уже перестала на что-то влиять. Впрочем, просителей и жалобщиков у самого воинственного из Триединых ни сколько не уменьшилось. Пожалуй, даже увеличилось. «Уж слишком в беспокойные времена мы живем», – напомнил сам себе отец Мартин. Он снова покосился на старшего Майли, который на глазах мрачнел, и в своих темных одеждах все больше напоминал общипанного ворона. – Так всегда было принято, – извиняющее пробормотал настоятель и направился к огромной, каменной фигуре Младшего. Статуи Триединых изготавливались разными мастерами, но неизвестный скульптор, изваявший посланцев Неназываемого в главном святилище Ракты был выдающимся мастером. Молодое, безусое лицо, казалось живым, несмотря на паутину трещин, разошедшихся бесчисленными нитями по потемневшему от времени мрамору. Жесткая ухмылка приподняла концы полных, четко очерченных губ. Согласно традиции, Младший всегда изображался с оружием. В храме Ракты он стоял, облокотившись на длинное копье и кривым традиционным для аэрсов коротким мечом.

Взяв из рук подскочившего отца Йона миску, отец Мартин вылил часть крови Клоса Майли в большую каменную чашу. Сделанная цельного куска яшмы, цвета парной говядины она стояла прямо перед статуей Младшего. – Яви Милость детям своим. – И тут же за спиной раздалось многоголосым эхом: – Яви Милость детям своим. – Сотни пришедших сегодня в храм людей ждали чуда. Конечно, и во времена его молодости нередко все пришедшие на Ритуал претенденты уходили ни с чем. Но что бы за восемь лет и не одного неофита!? Такого еще не бывало. Он уже давно перестал размышлять о причинах происходившего несчастья. Нет, скорее катастрофы. А после того, как к нему с необычным предложением пожаловал мэтр Рордорф, запретил даже думать об этом. Ради себя и своих близких. Он не красный, чтобы лезть напролом, не страшась ни кого и ни чего. Лишь иногда украдкой задумывался о том, происходит ли что-то подобное в других городах Торнии и знает ли об этом Её Милосердие? Несмотря на царившую в храме духоту, настоятелю стало холодно. Он поежился. «Хватит рассусоливать», – одернул себя отец Мартин. Он в последний раз пробормотал скороговоркой: – Яви Милость детям своим. – И после того как затих отголосок общего хора повернулся к юноше. Делать скорбное лицо было не нужно. Клос старался не выдать своего облегчения, но это ему мало удавалось.

– Младший отказал тебе в своей Милости.

Статуя Средней была ниже всех и стояла по правую руку от Старшего. Скульптор попытался передать чувства любви и сострадания на миловидном лице и, по мнению отца Мартина, ему это прекрасно удалось. Женщина без возраста печально взирала с высоты в три человеческих роста на склоненные головы собравшихся. Ей можно было дать и двадцать и сорок лет. «Самая прекрасная женщина без возраста», – поправил он себя. Настоятель осторожно вылил треть постепенно свертывавшейся крови в нефритовую чашу. Парнишка явно не зеленый, но кто его знает. «Хватит, глупо надеяться», – он встретился с глазами мэтра Рордорфа, который в ответ холодно улыбнулся. Стиснув зубы, отец Мартин завел привычное: – Яви Милость детям своим. Средняя ожидаемо молчала. Клос Майли плотно сжав губы, стоял рядом. Отцу Мартину безумно захотелось утешать юношу. «Тебя ждет еще одно разочарование, и оно будет очень серьезным. Надеюсь, все же не самым большим в твоей жизни». – Он удержался от порыва и еле слышно произнес: – Остался Старший. Возможно, ты обретешь фиолетовый Дар. «Он не примет тебя, как и до этого не приняли Средняя и Младший». – Отец Мартин чуть не завыл от отчаяния. Не глядя, он выплеснул остатки крови перед статуей Старшего. Отвернувшись и зажмурив глаза, настоятель громким речитативом начал: – Яви Милость детям своим. – Хотелось верить, что печаль и уныние в его душе не слишком заметны в интонации голоса. Он выпрямился, сжал кулаки и почти пропел: – Яви Милость детям своим! Яви!

– Наконец то, – выдохнул стоявший рядом отец Йост. – Слава Триединым.

– Что? – настоятель повернулся к небольшому возвышению, на котором была установлена круглая фиала из чароита. Кровь в ней кипела и дымилась, а глаза неподвижно застывшего Клоса Майли окрасились в светло-фиолетовый цвет. Отец Мартин громко всхлипнул. Слезы непроизвольно покатились по его щекам. Он привалился к постаменту статуи и уже не стесняясь, навзрыд заплакал.

– Ну же, ну же. Что Вы так расклеились? – рядом неловко топтался отец Йост. – Нам еще тут возиться до самого вечера, – он заговорщически подмигнул, окатив настоятеля тяжелым запахом пива и чеснока.

В храме не смолкал удивленный гомон. К сыну спешил счастливый Гундер Майли. С другой стороны к новому фиолетовому проталкивался Хард Рордорф безуспешно пытавшийся под маской безразличия скрыть свое немалое удивление. Оттолкнув стоявшего перед собой полнотелого торговца, с жадным любопытством глядевшего на неофита, мэтр встал около Клоса Майли и поднял руку:

– Как глава Конклава в Ракте и обладатель фиолетового Дара я предлагаю Клосу Майли стать моим сервитором.

– Клос пока не определился, кто будет его Патроном, – вперед выступил старший Майли. – Возможно, он вообще поедет в Табар.

– Тогда Вам стоит поспешить, – глава тайной полиции не пытался скрыть раздражение. – Лишь присягнув Патрону, Ваш сын получит право пользоваться Даром. Со своей стороны я могу предложить юному неофиту свое покровительство.

– В любом случае мы подумаем, – уклонился от прямого ответа Гундер Майли. – Ему явно не хотелось связывать сына какими-либо обязательствами.

"Началось, – с непонятным облегчением подумал отец Мартин. – Он взглянул на встрепенувшегося начальника стражи – седобородого подкапитана, до этого равнодушно следившего за проходившим действом. Настоятель улыбнулся. «Надо будет завтра поговорить с Мейсом Бойлом и предложить ему пройти Ритуал повторно. А то в городском гарнизоне совсем красных не осталось».

•••

1328 г. от Прихода Триединых

Торния. Приграничье. Окрестности Вилладуна

"Все аэрсы, что перешли на службу Братства

или Союза Стражей должны отказаться от

прежнего родового имени и принять в качестве

нового – имя До, что в переводе с языка аэрсов

означает дважды рожденный...".

Законы Тиана I. Глава XXXI

«Об иноземцах на службе империи»

•••

Доминантная самка бежала рысью, огибая поваленные деревья и пробираясь, царапая бока, через густой кустарник. Уже скоро. Алый язык облизнул черно-коричневый нос. «Скорррооо». Самка утробно зарычала. Нетерпение нарастало. День назад она ощутила присутствие Повелителя. Совсем недалеко. Его ярость стала для нее путеводной нитью, за которую она уцепилась зубами и сердцем. Лишь раз в своей жизни, будучи молочным щенком, она чувствовала подобное. Тогда Зов неведомого Повелителя полный бешенного гнева, вызвал смятение в ее маленькой стае. Корокотты всегда терпеливы к детенышам и поэтому, играя с хвостом старой доминантной самки, она не ожидала удара могучей лапы. Он пришелся наискось, но без каких-либо усилий отбросил ее к концу поляны, где отдыхал после удачной охоты их немногочисленный прайд. Обиженно заскулив, она бросилась к материнскому боку, ища защиты и утешения. Однако ее мать – огромная горчичного цвета сука, постоянно бросавшая вызовы вожаку, не обратила на ее жалобный скулеж ни какого внимания, а подняв к небу уродливую морду, лишь тоскливо завыла. А потом Зов докатился и до нее, глупого годовалого последыша. Горе затопило ее маленькое сердце, и она поняла, звериным чутьем осознала, что произошло нечто ужасное. Не останавливаясь ни на мгновение, бегущая корокотта лязгнула зубами. Эти воспоминания душили, сжимали все внутри, заставляя горло выдавливать хриплое рычание. В том Зове чувствовалась страшная ярость, чудовищная боль, безумная ненависть. Корокотта гневно завыла, заставляя лесных обитателей прятаться в норах, испуганно вжиматься в молодую весеннюю траву. Тот Зов она запомнила навсегда. Повелитель, что испустил его, не просил о помощи, а лишь в бессильной ярости излил в окружавшее пространство свою безмерную боль.