Текст книги "Монастырь дьявола (СИ)"

Автор книги: Монастырь св. Элана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Рене! – раздалось совсем близко. – Рене, перестань дергаться!

Кайло включил воду.

– Сначала надо промыть глаза. Вот так... Рене! Да постой ты на месте, я ничего тебе не сделаю, дьявол тебя подери!

С трудом одолев приступ паники, Рей замерла. Его большая ладонь осторожно и нежно ее умывала. Пальцы касались легко, но уверено, и глаза наконец перестало щипать.

– Вот молодец… Теперь наклонись, я полью тебе на голову.

Рей заставила себя склониться над раковиной. Она вспомнила, что на полке рядом лежали ножницы. Если что, она сможет ими воспользоваться….

На голову полилась теплая вода. Пальцы Кайло снова осторожно, бережно касались ее волос, шеи, смывая пену.

– Готово, – глухо сказал он, убрав руку – И вытри здесь все. Ты устроил потоп.

Он вышел из ванной. Рей наконец перевела дыхание. Что это было? Передышка перед очередным явлением адского сержанта? Попытка приручить пугливого, как дикий зверек, Рене?

Ощущение прикосновения теплой ладони, которая так уверенно и нежно ее умывала, никак не уходило, и у Рей снова горели щеки.

За ужином мессир был задумчив. Время от времени она ловила на себе его взгляд, но не осмеливалась посмотреть в ответ. Велев сесть за стол напротив, он наконец спросил у Рене выученные высказывания верховного лидера, но явно не вслушивался в то, что она говорила. Потом, когда с едой было покончено, вручил одну из книг (не “Приказ 66”) и отправил в каморку: читать и готовить пересказ к завтрашнему дню.

Ну что ж… Пересказ так пересказ. Сегодня она проведет вечер с книгой, пусть даже наверняка невыносимо нудной. Так даже лучше. После неожиданных и жутких секретов подземной капеллы, Рей все никак не могла прийти в себя. Отвратительный сладковатый запах чудился ей везде…

Чтение должно успокоить.

Она поудобнее устроилась на матрасе, открыла книгу. И словно снова оказалась в университете. Проанализировать текст, выделить основные элементы идеологии, отметить черты культа, согласно определению Брайана Уилсона… По старой университетской привычке ей тут же захотелось чего-нибудь погрызть. Обычно во время учебы она набивала полные карманы самыми разными снеками, леденцами и орехами.

Машинально сунув руку в карман, Рей нащупала какие-то раскрошившиеся кусочки. Не глядя взяла один, другой... Рене Морель не может пересказывать текст так, как его пересказала бы Рей Сидьес с ее магистерской степенью. Нет. Надо… По-другому. Надо…

Она вдруг с удивлением поняла, что и правда смотрит на текст по-другому. Восприятие словно раздвоилось. Она как будто отстраненно анализировала текст, как привыкла делать, и… вместе с тем испытывала что-то странное. В груди все сильнее разливалось радостное тепло, а по коже пробежали мурашки необъяснимого восторга, как бывало, когда она слушала любимую музыку. Да, вот оно! Религиозное волнение, восхищение неофита перед учеными словесами, истовая вера в написанное… То, что надо! Именно то, что надо!

Радостное возбуждение, как после отлично сданного экзамена, вдруг накрыло ее с головой. Ее распирало от восторга, легкости, растущей энергии, уверенности в своих силах. Желание вскочить и делать, немедленно что-то делать было таким сильным, что Рей и правда встала на ноги. Глубоко вздохнула. Так! Нельзя упускать это состояние, эту невероятную ясность ума, эту открывшуюся вдруг способность: одновременно анализировать и смотреть на все глазами Рене, чувствовать, что движет людьми в этой секте. Если… если она сейчас обо всем расспросит брата Дофельда, то наверняка сможет и в его бреде вычленить рациональное зерно. Надо просто его немного подпоить! Ясно – время пришло.

Рей выбралась из каморки. Свет не горел, видимо, приор уже уснул. Дверь в его спальню была плотно прикрыта. На всякий случай проверив стилет, она обулась, выглянула в общий коридор – никого.

“Спокойной ночи, мессир! Недолго вам осталось тут хозяйничать!” – торжествующе подумала она и выскользнула из квартиры.

Рей вышла из здания, прикрыв за собой дверь, – та протяжно скрипнула.

Снаружи было сыро и так холодно, что даже пар изо рта шел. Она огляделась.

Монастырь уже погрузился во тьму, только один фонарь еще горел у стены, отделяющей корпуса монахов высшего звена от келий послушников и простых монахов. Парящие над мокрой темной брусчаткой полосы тумана стелились в тусклом желтом свете, причудливо изменялись – это было так тревожно, неприютно и одиноко.

Рей посмотела наверх. Плотные облака, весь день закрывавшие небо, по-прежнему висели низко и угрожающе, и окутанная ими, словно коконом, полная луна плыла… как в луже крови.

Кровь… там кровь везде… Я смотрю иногда ночами, а руки красные… И луна… красная…

Рей, кажется, знала, почему луна бывает красной. Что-то в атмосфере… Или затмение? Солнце как-то по-особенному подсвечивает спутник Земли, необычное преломление света… Но Рене было страшно: красная луна не предвещала ничего хорошего. Поежившись и поплотнее натянув рукава рясы на руки, Рей быстрым шагом направилась к кухне.

Келья Митаки располагалась в пристройке рядом, но света в окнах не было. Спит? На всякий случай она постучала, но никто не открыл. Вряд ли спит. Свет в кельях отключают после отбоя, но это не значит, что все тут же ложатся спать. А брат Дофельд тем более может воспользоваться служебным положением, так что, скорее всего, сидит в трапезной. Иначе когда он успевает напиться?

Спрячься, Рене…

Скорее всего, он тоже не хочет оставаться дома в эту ночь. Если прятаться – то точно не в своей келье.

Рей обошла здание – так и есть! Тусклый огонек пробивался из маленького окошка под потолком. Она дернула старую дверь черного хода, осторожно проскользнула внутрь.

Жалко, что не было никакой бутылки, чтобы презентовать Митаке. Впрочем, как оказалось, с добычей выпивки он отлично справлялся и сам.

Старый подсвечник с тремя оплывшими свечами стоял на маленьком и темном деревянном столе, рядом с ним – бутылка кальвадоса. Брат Дофельд, притулившись к каменной стене, сидел на кованом мучном ларе и задумчиво смотрел на огонь.

– Рене!.. – вскинулся он изумленно.

– Да, это я, – шепотом отозвалась Рей. – Что-то не спится… Страшно почему-то.

Митака без слов приподнялся и взял с полки старый граненый стакан. Щедро налил кальвадоса и придвинул Рене.

– Присаживайся.

Рей устроилась напротив него на старом огромном бидоне, накрытом сверху какой-то деревяшкой. «Почти как в баре», – усмехнулась она про себя. – «Ну, значит, начнем откровения у стойки за стаканом горячительного».

Она выложила на стол из кармана раскрошившиеся кусочки. Кусочки чего-то... Хлеба? Почему-то она не могла вспомнить, откуда он у нее, помнила только, что вкус был интересный, пряный, травяной как будто. Наверное, стащила в трапезной и так и таскала в кармане… В доме у приора всегда было что поесть, так что обо всех этих стыренных кусочках она уже и забыла.

– Ночь сегодня страшная, – согласился Митака. – Полнолуние. Хоть и ненастье, и не видно ее всю, а я чувствую!..

Он залпом допил остатки из своего стакана и тут же налил еще.

Рей кивнула, тоже отпив глоток. Кальвадос был крепким, очень крепким, мгновенно обжег горло, и она быстро схватила кусочек пряной закуски – зажевать. В животе тут же стало тепло, и ей показалось, что в этой крошечной каморке за кухней даже как-то уютно.

– Скоро позовут, – грустно сказал брат Дофельд.

– Куда? – удивилась Рей.

– В ад… Я же… тоже становлюсь… тоже… путаюсь с дьяволом! Как они… когда они зовут и приказывают работать... Ты думаешь, почему я пью? Я видел! Видел!.. И не могу забыть!..

– Приора?

«Почему приора?» – как-то отстраненно удивилась она самой себе, но мысли уже было не остановить. Какие же у него красивые губы… Так и хочется их попробовать. Потрогать пальцем… Поцеловать… Интересно, как он целуется?.. Если он прижмет ее к стенке… Как в тот раз. Веди себя хорошо. Наклонится. Ох… Так близко…близко... и…

– И приора тоже, – со вздохом сказал Митака.

Рей тряхнула головой, возвращаясь в реальность.

– А что ты видел? – Она еще хлебнула кальвадоса и снова зажевала кусочком пряного хлеба. – У приора?

Митака огляделся, бросил тревожный взгляд на окошко под потолком, а потом пересел так, чтобы оказаться в тени.

– А то про него говорят… всякое, – добавила Рей.

– Что “всякое”? – вдруг спросил Дофельд, как будто сам не рассказывал ей всяких ужасов.

Ужасов… Да, ужасов. Надо же выяснить… Вдруг Кайло действительно… И почему она… нет, почему он! Почему он такой, ведь если бы… если бы он был… Она снова тряхнула головой.

– Отец Армитаж намекал, что он… может себе позволить… – Она сделала круглые глаза. – Ну, это. Всякое. Ну, ты понимаешь... Это.

Дофельд вдруг фыркнул так, что забрызгал Рей кальвадосом.

– Если позволяет… считай, что тебе повезло. Не сразу, значит, отправит… Ты еще можешь…сбежать… – Он вдруг перешел на шепот, наклонившись к ней через стол. – Я видел тех, кого он… отработанных... один парнишка был голый… вообще, полностью без одежды.… и шел с приором ночью… я видел… я вышел отсюда уже заполночь, шел в келью... а они… там идут! Он в черном, а Клод голый и потому белый... И был как… как неживой, понимаешь? Потом покачнулся, чуть не упал, а приор вдруг вытянул руку. Как будто заколдовал… Подхватил его и понес… В свой подвал… я знаю, знаю…

– И ты больше его не видел? Этого парня?

Митака отрицательно помотал головой и уткнулся в свой стакан.

– Как и многих других… Клод… Клод Во его звали… Так что ты попал, Рене. Куда ни кинь… Беги, пока не поздно. Еще не прошла неделя… Может, он не будет тебя искать… На черной твари… в лесу…

– Ты говорил, что там, в подземной капелле, есть ад… – задумчиво протянула Рей, прогоняя настойчивое видение обнаженного до пояса приора в одних черных штанах посреди непонятного подвала. – Ад – это печь? И ты помогаешь… уничтожать тела?.. А что тогда рай?

– Ты видел печь? – тут же вскинулся Митака.

Рей кивнула.

– Рене… это очень… очень опасно! Не дай дьяволу тебя забрать!

Язык у него уже совсем заплетался. Рей тоже чувствовала, что захмелела буквально от двух глотков.

«Но я должна узнать про рай!» – настойчиво повторяла она себе, держась за эту мысль, как за ниточку, в наползающем пьяном тумане.

– Если ты видел ад, Рене… то и рай увидишь…

Тяжелая дубовая дверь все время расплывалась – Рей нашла ее просто каким-то чудом. Схватилась за холодную чугунную ручку, потянула на себя. Лестница тоже плыла куда-то, ступеньки уходили из-под ног, и она была счастлива наконец выбраться на площадку.

После нескольких неловких попыток Рей наконец нащупала скважину, вставила ключ и распахнула дверь в квартиру, радостно вдохнув полной грудью уютное домашнее тепло и… запах…

Кайло… он… так пахнет… терпкий аромат его туалетной воды, древесный запах шампуня и геля для душа, а еще что-то неуловимое, такое притягательное, расслабляющее… что просто…

А почему тут… светлей? Не так темно, как снаружи?

Рей покачнулась, пытаясь тихо закрыть дверь, споткнулась обо что-то… Сапоги приора? Да, он же… он же уже спал, когда она уходила!.. Она оглянулась на дверь спальни. Та была приоткрыта. Кажется, там горела настольная лампа. Или ночник? Она шагнула ближе. Да! Она же расследует. Она должна узнать. Должна узнать…

Рей толкнула дверь, переступила через порог и замерла. Приор, в одних штанах, с черным свитером в руках, который он, кажется, собирался в этот момент надевать, резко обернулся к ней.

– Рене!.. Черт, я уже…

Свитер упал на кровать, когда Рей сделала еще шаг и свалилась Кайло на грудь.

– Мессир… я….

Он прижал ее к себе одной рукой, а другой приподнял ее голову за подбородок, и она взглянула вверх, на него, пытаясь сосредоточиться. Что-то важное… Что-то…

Сосредоточенно нахмурившись, он легко коснулся губами ее лба. И нахмурился еще сильнее.

А ей всегда нравилось, как он сердится...

Да. Ад она видела. А рай...

Она должна узнать. Узнать, как он целуется… Какие же у него губы… и этот запах…

Он повернул ее к себе, обнял уже крепче. Провел по ее спине ладонью. От лопаток, к пояснице, ниже, еще… еще...

Рей почувствовала, как внутри все сладко дрогнуло, – обхватив его за шею, она приподнялась на цыпочках, потянулась к нему, но приор вдруг приподнял ее, так и не разжимая объятий, и переставил за порог спальни обратно в коридор.

Рей тихо застонала… как он пахнет… как она его хочет… мысль про голого послушника, которого Митака видел с ним ночью, вдруг уколола ее, как острая игла. Ну нет! Нет! Она докажет! Она расследует! Узнает!.. Не может быть, чтобы он… Но даже если и так, пусть, пусть прямо сейчас хоть с Рене…

Кайло прижимал ее к стене – так, как она хотела, как мечтала. И черные глаза смотрели прямо ей в глаза. Наклонился к ней... Его губы были так близко… Рей запустила пальцы в его густые волосы, перебирая мягкие пряди, потянулась к нему еще ближе.

– Мессир… я не могу больше! Я горю! Я… там ад, а тут… тут рай! С вами, мессир!

Отпустив его шею, она провела руками по его обнаженной груди. Пальцы сами собой скользнули ниже, коснулись пояса черных штанов.

Коридор вдруг резко поехал куда-то в сторону, и Рей увидела только протянутую к ней руку. А потом ее накрыла темнота.

И странное размеренное движение. От которого тошнило. Покачивание. Туда. Обратно. Туда…

Ад. Рай. Ад. Рай...

Рай…

====== Глава 12 ======

Рей проснулась с жуткой головной болью. Пить. Боже, как же хочется пить! Она кое-как приподнялась, пытаясь сообразить, где она и почему ей так плохо. Боль в виске запульсировала еще сильнее. Черт. Наверняка она проспала первую пару и... Так. Стоп. Какую пару! Она не в университете. Она... О... О!!!

Обрывочные воспоминания о вчерашней ночи начали всплывать по одному, потом хлынули потоком. К горлу подступила тошнота, и Рей, пошатываясь, бросилась к туалету. Ее стошнило желчью. Она кое-как нашла в себе силы умыться. Прислушалась. Тишина. Приора, очевидно, дома не было.

Боже, какая же она идиотка. Тупица. Как она могла так надраться и начать приставать к мужчине, которого подозревала в причастности к пыткам и убийствам? В насилии над такими же, как Рене, беззащитными послушниками? Борясь с вновь подступившей к горлу тошнотой, она стала себя осматривать.

Ее одежда была... в порядке. Повязка, стягивающая грудь, на месте. Белье... надето нормально. Никаких подозрительных пятен. Кроме следов ее собственного возбуждения. Между ног... чисто. Ничего не болит. Неужто... Неужто ей повезло, и приор не стал... О боже. Она сползла по стенке на пол и разрыдалась. От стыда, от страха, оттого, что никогда, скорее всего, не узнает правду о произошедшем этой ночью. Оттого, что почему-то глупо надеялась, что Кайло Рен не был таким уж мерзавцем… Что, может быть, его поведению найдется какое-то объяснение. Что Сноук его как-то вынудил, что он не виноват… Что рассказы Финна окажутся неправдой.

И ей было стыдно. Потому что она, единственная, кто верил Финну, теперь отчаянно пыталась оправдать его мучителя просто потому, что ее к этому мучителю влекло. Какая же она дура! Какая же… Подумать, допустить одну лишь мысль, что Финн бредил, что все его слова – просто выдумки больного сознания, и почему? Потому что у приора такие красивые, выразительные и грустные глаза? Потому что у него такой обволакивающий, словно бархатный, голос и такие теплые руки… Это она-то, которая считала себя особенной, не такой, как все, способной поверить в невероятное, бережно относиться к чувствам пострадавших и готовой рассмотреть и обдумать даже самые необъяснимые истории, которые они могли рассказать. Потому что сама знала, каково это – когда не верят, когда все твои слова объясняют психотравмой, ложными воспоминаниями, чем угодно еще. И теперь…

Какой же позор – докатиться до такого!

“Так. Хватит плакать и терзаться, – сказала она себе, – Ты жива, это главное. Соберись. Продолжай расследование. В память о родителях. Ты должна. Должна”. Каждая минута на счету. Вдруг он все же… залез к Рене в штаны и теперь знает ее секрет? Не паниковать! Только не паниковать!

Она с трудом поднялась с пола и пошла на кухню. Надо поставить вариться кофе, потом достать из своей тайной аптечки обезболивающее. Вот так, шаг за шагом. Она выживет. Она справится. Она разоблачит эту дьявольскую секту. Узнает, как все это связано с сектой Палпатина. Докажет, что ее собственные воспоминания – не выдумка, не бред травмированной девочки. Есть только дело. Только ее миссия.

На столе Рей нашла записку. Прищурилась, пытаясь хоть как-то сфокусироваться... Боже, как же болит голова... Записка, написанная удивительно изящным почерком, гласила:

Рене, у тебя температура. Аспирин в ванной, в шкафчике над раковиной. Оставайся дома. Если поймаю на улице – пеняй на себя. К.Р.

Температура? Оставайся дома? Что, черт возьми, это значило?

Внезапно она вспомнила, как приор коснулся губами ее лба, словно проверял, нет ли у нее температуры. Как странно... Ей действительно было жарко. Оттого, как сильно, как отчаянно она его хотела, от выпитого... Так. Стоп. Не так много она и выпила. Всего несколько глотков. И она закусывала. Каким-то хлебом. Лепешкой, которую ей дал отец Армитаж!

Она сунула руку в карман, но там было пусто. Осталась только пыль на внутренних швах подкладки. Рей поднесла к носу пальцы и принюхалась. Этот странный травяной запах... Что-то наркотическое? Черт. Черт! Этого следовало ожидать! Как она могла так глупо попасться! Не догадаться, не заметить очевидного! Наверняка послушникам тут дают что-то, что делает их психику более восприимчивой к манипуляциям. Что заставляет их так реагировать на слова Хакса. Что дает им дополнительные силы и способность не замечать спартанских условий, в которых приходится жить и… не реагировать на долбанутого приора, который орет, истерит и просто так, из желания показать свою власть, отнимает еду. Так, стоп. Если послушников тут сразу подсаживают на какую-то наркоту, то почему тогда мессир так ревностно отнимал у нее эти лепешки? Робкий голосок надежды опять начал ей шептать, что Кайло Рен, может быть, не такой уж злодей... Или просто любит, чтобы жертва сопротивлялась по-настоящему, возразил циничный голос разума. Или чтобы сдалась по-настоящему. Так интереснее, не правда ли? Но, в любом случае, в записке он обращался к ней как к Рене. И не потащил в свой адский подвал. Значит, он пока ее не разоблачил? Или… Она похолодела. “Оставайся дома”. Что если это ловушка? Что если приор знает теперь, что послушник Рене – девушка, и хочет обсудить со Сноуком, что с ней делать? Или – что еще хуже – собирается как-то использовать ее в своей непонятной игре?

Нет, оставаться дома точно нельзя! Нужно действовать, нужно… Скорее, скорее, да! Рей лихорадочно заметалась – отчаяние, стыд, злость на себя за то, что так глупо попалась, что сама по своей неосмотрительности загубила только-только начавшееся расследование, к которому так долго готовилась, – все это хлынуло разом, а еще и адская головная боль…

Она заставила себя сделать несколько вдохов и выдохов. Нет. Так нельзя. Паникой и необдуманностью она окончательно все испортит. Нужно собраться с духом и спокойно и трезво решить, что делать.

Мощное обезболивающее сделало свое дело: боль стала утихать. Рей сварила себе кофе, чудом не упустив все на плиту, села за стол. Глоток. Еще один. Да… Так лучше. Так гораздо лучше.

Самое разумное, что можно сейчас сделать, – сбежать. Вместе с драгоценной уликой. Этого точно будет достаточно, чтобы инициировать полноценное расследование с привлечением полиции. Попытаться выбраться за ворота? Но если отдан приказ не выпускать Рене… Нет. Или спрятаться в подвале, дождаться ночи и перелезть через стену?

Но тогда… тогда она не узнает главного. Не узнает про чудовище из своих детских кошмаров. Не докажет сама себе, что она была права все эти годы. Что родители… Что они… Что в их смерти виноват он. Что она видела то, что видела. Что никто не отказывался от нее, не бросал ее просто так, что она не должна сомневаться в собственной нормальности и адекватности, что может верить себе, а не всем этим бесчисленным психологам и социальным работникам, которые все детство и юность внушали ей обратное. Которые, может быть, даже желали ей добра, хотели, чтобы она жила нормальной человеческой жизнью. Но беда была в том, что жить нормальной жизнью после всего, что с ней было, она не могла. И давно уже поняла – никогда не сможет, пока не узнает правду.

И вот, после стольких лет сомнений, она наконец напала на след. Да, фантастический, неправдоподобный, и все же – след. Она не может просто так все бросить! Не может надеяться на кого-то другого…

Нет. Надо как-то сделать так, чтобы улика не пропала, даже если саму Рей поймают. И найти этот “рай”. Потому что, если секта Сноука была наследницей секты Палпатина, следы этого должны быть именно в “раю”. Возможно, отца-основателя тут почитают в какой-то форме. Возможно, тут есть какие-то изображения, тексты… Что угодно. Надо это найти. Да, это рискованно. Очень. Но разве не было рискованным пытаться проникнуть в секту под видом мальчика? Да, может быть, она просто злится на себя и хочет доказать, что способна довести дело до конца. Может быть, у нее просто нет тормозов, как ей не раз говорили. Может быть…

Так или иначе, решение принято. Надо действовать по порядку.

Захватив пару кусочков сахара, она вышла на улицу под мерзкий моросящий дождь. Интересно, сколько сейчас времени? Наверняка уже близко к полудню... Только бы успеть!

Низко надвинув капюшон, Рей быстро пошла к конюшне. Если повезет, там никого не будет и никто не спросит, что она тут забыла. В том, что там не будет приора, она была уверена – и не ошиблась.

В конюшне было пусто. Силансьёз стояла на месте, в своем деннике – впрочем, Рей и не надеялась, что лошади тут не будет. Ей было все равно – она не позволит страху перед черной тварью себя остановить. Пусть эта… скотина сама ее боится!

– Отвали, зараза, – сказала она, решительно открывая дверь в денник. – Я тебя не боюсь. Будешь выпендриваться, получишь по морде. Поняла?

Черная тварь, не особенно впечатлившись, оскалила зубы и дернула головой.

– Ладно, держи, – Рей достала из кармана украденный у приора сахар. – Откусишь мне пальцы, точно получишь по морде.

Силансьёз неожиданно аккуратно взяла теплыми губами сахар с ладони.

– Вот молодец.

«Моя хорошая девочка...» – всплыло в голове. А вместе с этими словами – снова стыд и отвращение к себе и… тоска. Снова позорная, раздирающая душу тоска по тому, чему не суждено было сбыться. И подступивший к горлу комок.

– Держи еще кусок. И отвали, поняла? Я не буду с тобой тут сюсюкаться, как… сама знаешь кто.

Так. Надо обыскать стойло. Может быть, где-то тут приор прячет свое… творчество. Рей отогнала мысль о зарисовках обнаженных послушников с натуры… Нельзя упускать шанс добыть еще одну важную улику. Но где он может что-то прятать? В тайнике под полом? В стене? Или...

– Да отвали ты! – скормив черной твари последний кусок, Рей наконец подошла к кормушке. Мессир явно часто баловал свою лошадь разными вкусными смесями, но сейчас там было пусто, если не считать шелухи от ячменя. Она пошарила руками снизу, сзади... Ага! Между стеной и краем кормушки было засунуто что-то, завернутое в пакет!

С трудом подавив торжествующий вопль, Рей извлекла из плотного пакета блокнот. Маленький черный скетчбук. Ну что ж, посмотрим, что вы тут прячете, мессир… Прислонившись к стене, она принялась листать страницы. Да, рисунки. Боже. Рей зажала рот рукой, чтобы ее не стошнило. Черным угольным карандашом были нарисованы искореженные, извивающиеся тела, искаженные болью лица. Воткнутые в плоть гвозди, распоротые животы, содранная кожа, оторванные конечности…

Она в ужасе листала дальше. Навесной замок. Дверь. Черная, заштрихованная с таким нажимом, что уголь даже размазался по соседней странице. Гроб. Коленопреклоненная фигура в капюшоне, к которой тянется скрюченная рука. Кто-то в черном – лицо закрыто маской, видны только страшные глаза… Это… он? Он так рисует себя?.. О боже…

Она листнула еще, но дальше страницы были пустыми, а потом неожиданно начались… черные. Что за черт? Рей взглянула на обрез скетчбука – сразу она этого не заметила, но блокнот был разделен на две части: половина страниц белая, половина черная. Так… Значит, что-то может быть с другой стороны? Она перевернула блокнот. Да, тоже рисунки – белым пастельным карандашом на черной бумаге.

Черная тварь. Много черной твари. Детально, с любовью прорисованная грива, красивый и грустный лошадиный глаз под длинными ресницами. Дальше какая-то птица. Ворон? Лес. Пушистые одуванчики, как живые, покачиваются на ветру. Какой-то водоем, окруженный деревьями, словно плывущий в тумане. Она невольно засмотрелась – белые линии на черном завораживали, казались неземными, волшебными, будто это были видения из забытых снов. Еще страница и… Рей чуть не выронила блокнот. Рене! То есть она. В профиль, анфас… Шея и ключицы, плавная линия плеча, растушеванная по краям, словно исчезающая в дымке. А вот она смотрит снизу вверх из-под ресниц, ее губы приоткрыты так, словно… Это его фантазия или она действительно смотрела на него… так? На следующей странице снова – ее приоткрытые губы крупным планом, так чувственно, так красиво выписанные. Рисунок тоже был немного растушеван, видимо, пальцем – рядом остался смазанный отпечаток. Рей вздрогнула, невольно прижав руку ко рту. Ей вдруг стало жарко. Как будто… как будто она вдруг ощутила это наяву – прикосновение его пальца к своим губам… как он ведет им, медленно, чувственно, любуясь, так что она невольно приоткрывает рот навстречу…

Черт! Она с ужасом одернула себя, ощущая ужасающий жгучий стыд. Как вообще, что она… Черт! Захлопнув блокнот, Рей убрала его в пакет и быстро засунула обратно за кормушку. Здесь пусто. Ничего нет. Можно было и не заходить, только время потеряла… Потому что хотела его понять. Хотела узнать, что он скрывает. Сказала себе, что это для дела. Но в итоге – пшик. Что ей дали эти ожившие на бумаге садистские фантазии? Лишнее подтверждение, что у него не все в порядке с головой?

И опять, опять все не складывалось в целостную картинку! Рисунки на черном были совсем другими. А ее портреты… чувственными. Красивыми. Светлыми. Если бы не белая часть блокнота, она… Она бы поверила, что…

Но почему он это скрывает? Почему? Черт, нет. Она не будет тут стоять и снова и снова думать о нем, пытаться найти ему оправдания и объяснения, хватит.

Рей решительно шагнула из денника и задвинула щеколду на двери. Прежде чем выйти из конюшни, она осторожно выглянула наружу – и не зря. Рядом стояли и о чем-то говорили два монаха. Один придерживал тачку, доверху нагруженную брикетами сена: видимо, собирался развозить лошадям.

Лучше было не показываться кому-то на глаза лишний раз: Рей не знала, не отдал ли приор приказ задержать Рене, если кто-то увидит его на территории. Она отодвинулась за выступ стены, пережидая.

– …лучше, брат, не обсуждать решения верховного лидера, – сказал один, явно продолжая какую-то мысль. – Он мудр, он знает, как лучше.

– Да… Ты прав, конечно же… Я и не собирался… – второй перешел на шепот, и Рей пришлось придвинуться к двери вплотную. – Я видел… Их увели вечера. Я… не думал, что Тидо выберут. Он же… спит вечно, злословит, спорил с отцом Армитажем…

– Ты хотел, чтоб выбрали тебя?

– Н-н-нет я… – в голосе монаха звучал ужас. – Нет, конечно. Я не готов. Не достоин. Я просто не понимаю… Кого…

– Оставь это верховному лидеру, брат. Только он знает, кто готов к подвижничеству, а кто нет… Ладно, пойду, еще столько дел…

– Ну, бог в помощь!

Рей отступила дальше, нырнула за дверь пустого денника. Монах, громыхая тачкой, прошел мимо нее. Предвкушающие обед лошади волновались – высовывали головы и громко ржали, а Силансьез вообще возмущенно стучала копытом в дверь своего стойла.

– Да иду я, иду!.. – ворчал монах, снимая пластиковые стяжки с брикетов сена. – И тебе, как всегда, больше всех надо…

Кидая по очереди брикеты лошадям через двери денников, он прошел вперед. Рей, еще раз оглянувшись и убедившись, что больше никого нет, выскользнула из конюшни.

Выдохнула. Теперь к Митаке.

Ждать пришлось долго. На кухне постоянно толпился народ. Рей, спрятавшаяся под столом в подсобке, не находила себе места. Что если приор вернется? Что если… Но делать было нечего. “Значит, – сказала она сама себе, – используем это время с пользой”. Нужно еще раз все обдумать.

Итак, Митаку иногда «вызывают в ад», где он работает на «дьявола» – то есть, судя по всему, его заставляют загружать тела в печь. Видимо, он не один такой, но на остальных действует наркота, которой тут всех подкармливают. А на него почему-то нет? Поэтому он что-то помнит? Ну, организмы у всех разные. К тому же он пьет… И много.

Он сказал про полнолуние, что это страшная ночь. Значит, эта работа в «аду» связана с лунным циклом? Почему? Рей отогнала некстати возникший образ приора, превращающегося в волка и воющего на луну.

Или это просто личные ассоциации брата Дофельда? И имеет ли ко всему этому отношение странное подвижничество, которого там боялся брат-конюх? И тот странный монах, перепачканный в земле?

Так или иначе, она знает, где “ад”. А вот где “рай”?

Ад… Рай… Мысли снова и снова возвращались к черно-белому блокноту приора. Белый ад… Черный рай? Или, скорее, ад – это тьма среди света, а рай – свет среди тьмы? Что-то она пропустила. Что-то, что лежало на поверхности. Как будто чего-то не хватало, чего-то…

Ад, о котором говорил Финн, о котором говорил Митака. Шприцы, трубки, провода… Ну конечно! Ад в блокноте приора был как будто… ненастоящим! Не нарисованным с натуры… Эти садистские картинки… Ее вдруг осенило. Она их видела! То есть не их, а похожие рисунки. Одна и та же тема, повторение одного и того же… Много раз. Классические адские муки, таких изображений полно в любой церкви, в любом музее! Да, экспрессивная манера приора сделала их пугающе реальными, но это было оно – ад, преисподняя, мучения падших душ. Не хватало только таких же классических чертей с вилами, крюками и котлами для грешников...

Так, хорошо, и что? Он рисовал не реальный местный ад, а образ ада? И что это значит? Как это объяснить? Адские муки… Фигура в капюшоне и тянущаяся к ней скрюченная рука. Он… рисовал себя? Свой собственный ад? Мучения, через которые он почему-то проходил добровольно?

О, это была опасная мысль. Снова попытки его понять, найти объяснения его поведению… “Если ты расслабишься, – напомнила себе Рей, – это может стоить тебе жизни.”

– Рене? – вдруг раздалось рядом, и она дернулась, больно ударившись головой об стол. – Что ты тут делаешь?