Текст книги "Монастырь дьявола (СИ)"

Автор книги: Монастырь св. Элана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Она кивнула.

– Договорились. Ужинать будете дома, мессир Пух?

Дома… Ну пусть хоть так. Хоть в шутку, хоть временно, у них будет общий дом.

– Нет. Твое послушание на сегодня, брат Пятачок, – сурово сказал он, – не дать ужину пропасть, понятно?

– Я вас не подведу, мессир, не извольте сомневаться!

Он стоял у подземного хода, прислонившись к холодной каменной стене, и напряженно вглядывался в темноту. Еще угадывались очертания деревьев, неприветливо обступающих монастырь. Да, дьявол был там, в подземельях, и все же… лес пугал. Точнее, вызывал чувство странной тревоги, которую сложно было объяснить рационально. Как будто из тьмы кто-то тоже вглядывался, рассматривал его самого. Следил… Бен краем глаза уловил какое-то движение, резко обернулся – впереди как будто мелькнула большая тень и тут же исчезла. Он всматривался, напрягая зрение. Олень? Может быть. Или… Он поймал себя на том, что затаил дыхание, а сердце бешено колотилось. Выдохнул, успокаиваясь. Нет, наверняка просто померещилось.

Чтобы стряхнуть наваждение, он сделал несколько шагов – прошелся вперед, потом назад, разминая затекшие ноги. Посмотрел на часы. Время так медленно тянулось, как будто… Он даже усмехнулся этому совершенно забытому чувству, которое, кажется, осталось где-то в далекой прошлой жизни. Как будто у него свидание с Рей. Он и правда уже предвкушал, как сейчас увидит ее сияющие глаза, короткие встрепанные волосы, улыбку. И волновался как мальчишка.

Да уж, не хватало только букета. Поискать, что ли, в темном ноябрьском лесу хоть что-нибудь, что сошло бы за цветок? Самое время вытаскивать на свет божий давно забытые навыки ухаживания, конечно. Самое время…

Он вдруг споткнулся, почувствовав под ногой что-то мягкое, и наклонился, пытаясь понять, что это. Черт! Мертвая птица. Щегол? В темноте было не понять, но похоже. Бен отскочил, пытаясь прогнать дурное предчувствие, мысль о том, что птичка напоминает…

Наконец среди камней послышался скрип, шебуршание. Он подошел ближе, протянул Рей руку, чтобы помочь выбраться.

– Тебе никто по пути не встретился?

– Нет, все прошло гладко. – Она отряхнулась и огляделась. – До хижины далеко?

– Примерно полчаса. Фонарик включать рано, – прошептал он, протягивая ей руку. – Держись пока за меня. Глаза скоро привыкнут.

Рей продолжала за него держаться на протяжении всего пути, и Бен запретил себе думать о том, как она будет себя вести, когда обо всем узнает. Постарался сосредоточиться на настоящем: на касании ее руки, звуках ее шагов. На том, что его отчаянно смелый и бескомпромиссно добрый брат Пятачок идет с ним по ночному лесу навстречу приключениям и опасностям. Бен усмехнулся. Похоже, по дружбе он истосковался не меньше, чем по… сексу, с нажимом сказал он сам себе, суеверно избегая других, возможно, более подходящих, но куда более опасных слов. Он сам не заметил, как немного замедлил шаг, чтобы хоть как-то продлить эти мгновения рядом. После того, как она узнает правду, все изменится навсегда…

Наконец луч фонарика, который он включил, когда они забрели в чащу, выхватил из тьмы силуэт небольшого покосившегося дома. Старого, но вполне еще крепкого. Рей с интересом его разглядывала.

– Добро пожаловать. – Бен, звякнув ключами, открыл перед ней дверь. – Постой тут, я сейчас зажгу свет.

В крошечной комнатке было сыро. Нашарив спички на полке, он зажег старую керосиновую лампу, ее свет осветил маленькую комнатку: стол с двумя стульями, шкафчик у стены, сундук, льняную занавеску, прикрывающую вход в крошечный закуток с кроватью.

– Садись, я сейчас, – сказал он, обернувшись к Рей.

Она прикрыла за собой дверь и прошла к столу, а Бен принялся возиться со старой чугунной печкой – без источника тепла они тут продрогнут до костей. К счастью, запаса дров еще было достаточно. Маз позаботилась и о том, чтобы принести ворох сухих газет и щепки для растопки. Пламя быстро занялось, в комнатке тут же стало светлее.

Из шкафчика Бен достал папку с документами и бутылку кальвадоса с двумя стаканами. На окне в свернутом термопакете лежала еда: копченое мясо, твердый сыр, несколько ломтей хлеба. Маз знала, что он иногда здесь ночует, и регулярно пополняла запас провизии.

– Присаживайся. Тут пока сыро. Дать тебе плед?

Рей кивнула. Он вытащил плед из сундука, набросил ей на плечи. Она тут же закуталась поплотнее. Бен со вздохом сел за стол напротив, придвинул закуску на середину, налил кальвадоса Рей и себе.

Сделал глоток, ощущая, как в желудке разливается тепло.

– Как в сказке, – вдруг сказала Рей.

– Что?

– Ну, это все. Бедная сиротка, в смысле, я, страшный черный лес, почти полная луна, у-у-у! Таинственная старая избушка! И главное… – она улыбнулась, взглянув на него блестящими глазами так… многозначительно, что у него подпрыгнуло сердце, – чудовище в маске, которое вдруг оказалось вовсе не чудовищем, а…

Чудовище… Монстр с порченой кровью, который прикидывается нормальным…

Он больше не мог. Черт возьми, зачем она это сказала? Зачем она так это сказала?!

– Нет, – отрезал он, поставив стакан так, что почти стукнул им по столу. Резко встал, шагнул к маленькому окошку, наполовину занавешенному тканью. Глянул во тьму – ничего не было видно, на стекле лишь слабо отражался свет от керосиновой лампы, горевшей на столе. Как бы он ни пытался оттянуть этот разговор, как бы ни обманывал самого себя, что лучше сначала поговорить про расследование, показать ей карты, – он знал, что все равно придется сказать правду. Видимо, лучше сразу, пока боль не станет совсем невыносимой…

– Что… нет? – недоуменно переспросила Рей.

– Не оказалось. Я чудовище, Рей.

– Бен, хватит! Зачем так… Я знаю, что тебе приходилось изображать фанатика, но право же…

– Дело не в этом!

– А… в чем? Я не понимаю.

Он молча шагнул к шкафу, достал собранные документы и пистолет. Положил на стол рядом с ней. Сел. И наконец нашел в себе силы поднять на неё глаза.

Рей смотрела удивленно, но не испуганно. Даже с интересом. Что ж… Сейчас ее вера в друзей-партнеров окончательно рухнет.

– Я позвал тебя сюда в том числе и потому, что… должен тебе признаться. – Слова давались с трудом. Он сглотнул, собираясь с духом. – Я просил тебя уйти из монастыря не только из-за того, что тут тебе грозит опасность. Но и потому, что… опасность представляю я сам.

Бен отпил немного кальвадоса, чувствуя, как крепкий алкоголь обжигает горло.

– У меня… я… я являюсь носителем очень редкой генной мутации. Она неактивна. Пока. Но под влиянием некоторых не известных мне факторов, в частности, я полагаю – сильного стресса, она может активизироваться. Сначала…

Голос почему-то дрогнул, он сделал еще один глоток.

– Сначала носитель мутации испытывает паранойю и неконтролируемую ярость, желание убивать, уничтожать, разрушать. Тормоза полностью отказывают, хотя он и не теряет способности что-то просчитывать и планировать, чтобы нанести как можно больший вред. На некоторое время он превращается в изворотливое, жестокое и неостановимое чудовище, для которого нет ничего святого… А потом… после… впадает в кататоническое состояние. И один из признаков, что мутация активировалась, – зрачки становятся желтыми.

Еще глоток. Бен смотрел в стакан, избегая поднимать глаза на Рей. Заметил только, что она тоже пригубила кальвадос и взяла кусочек мяса.

– Я знаю об этом, потому что такая же мутация была у моего деда. И она стала активной. Внезапно, вдруг, как будто без причины. Он начал с убийства собственной жены, которая… Бабушка была больна, что-то аутоиммунное, насколько я понимаю. Он искал любые средства, чтобы ее вылечить. И… Палпатин сумел его убедить, что сможет ей помочь. Собственно, так дед и попал в секту – чтобы ее спасти. Любил ее безумно. И она же стала его первой жертвой…. Потом уже был тот автобус с детьми и “Альдераан”... Родители, конечно, знали об этом и до скандала в прессе, но скрывали это от меня. Хотя и боялись… Пытались… научить меня управлять своими эмоциями. Медитации, йога, психологи, сколько я себя помню. И анализы крови раз в полгода. Я… очень удивился, когда узнал, что это нужно не всем детям. Мои родители изо всех сил старались сохранить иллюзию нормальности. Но… если держишь в комнате слона, все равно будешь на него натыкаться. Все эти опасливые взгляды, шепотки, что я “так на него похож”, что “это может произойти в любой момент”, что я “опять себя не контролирую”! Из меня пытались вырастить бесстрастного отрешенного будду, а я был обычным ребенком и…

Еще глоток. Надо бы остановиться. Прежде чем начнет ей жаловаться на свое детство, наверняка куда более благополучное, чем у нее. К тому же он давно не пил, и его может развезти. Рей настойчиво придвинула ему закуску, и Бен машинально отломил кусок хлеба.

– Когда во время муниципальных выборов кто-то вбросил информацию о том, чьей дочерью была на самом деле лидирующая на тот момент кандидат в мэры Парижа… Я попытался добиться от нее правды, но, возможно, это был неподходящий момент для откровений. Это был настоящий ад! Я был в ужасе, я просто не верил, не мог представить… несмотря на все рассказы Люка о том, что Палпатин специально довел деда до срыва, а потом все время пичкал какими-то наркотиками. Что он похитил самого Люка, пытал его и убил бы, если бы не Вейдер, который уничтожил Палпатина, пожертвовав собой… Ну, ты в курсе, это мусолили по всем каналам… Так. О чем я говорил… Ах да. Мать сказала, что мне лучше на время уехать от скандала, что она все объяснит потом, что мне не надо волноваться… Но я-то чувствовал фальшь! И этот ужас в ее глазах, когда она просила меня успокоиться… В общем, я взломал ящик стола в ее кабинете и нашел свое медицинское досье.

Бен, все еще не глядя на Рей, подвинул к ней папку.

– Тут все данные, посмотри, если хочешь. Все мои анализы были сделаны в лаборатории дяди. Там же были его пометки о возможных факторах, которые могут активировать мутацию. Я поехал к Люку в институт уже на взводе. Разговор начался на повышенных тонах, а потом… Я помню, что схватил его за руку. И… просто впал в неконтролируемую ярость. Я не знаю, что на меня нашло. Не помнил себя, не понимал, что делаю, будто это был не я… Да, я вспыльчив и часто несдержан, но чтобы настолько!

Он перевел дух. Ну вот, почти всё.

– Когда я пришел в себя в разгромленной лаборатории… Нас как-то растащили. Я помнил только невнятные обрывки произошедшего, как вспышками – крики, драка… Люк, который с искаженным от ярости лицом кидается на меня, размахивая скальпелем… Люк! Который всегда был таким уравновешенным, доброжелательным... Знаешь, такой вечный оптимист, который старается видеть в людях только хорошее, истово верит в научный прогресс и так далее. Словно он тоже был не в себе. Сначала я испугался, что со мной произошло то же, что и с дедом, что внезапный приступ ярости и частичная потеря памяти – это активировавшаяся мутация. Но нет, я был абсолютно нормален… И до сих пор до конца не знаю, что же на самом деле произошло между мной и Люком…

Мне удалось избежать проблем с правосудием. Скандал замяли, ущерб возместили. Я ушёл из дома. Постарался по возможности избегать контактов с людьми. Сначала жил в коттедже, который принадлежал бабушке. Тут, в Нормандии. За мной приехал отец, пытался уговорить вернуться. Сказал, что Люк сразу после инцидента уехал якобы работать над монографией не то в Исландию, не то в Ирландию и на связь не выходит. Что сам отец не верил в то, что дело в мутации. По его мнению, Палпатин просто планомерно сводил деда с ума, а желтые глаза и чуть ли не сверхспособности – это все досужие выдумки журналистов. Но он рассказал, что Палпатин вкалывал что-то и Люку, отчего тот и потерял руку… Я… не понимал, что происходит, кому верить. Мне нужна была правда, а не просьбы успокоиться и понять! В общем, я отказался возвращаться. Съехал из коттеджа, чтоб больше никто из родственников меня не нашел, и снял комнату недалеко от Кана. Пытался как-то выяснить про деда… Мне не давал покоя один документ из моего досье. Там был список странных химических веществ и пометка “Палпатин?” Были ли это те наркотики, которые он давал деду? Знал ли Палпатин что-то о мутации? Зачем вообще дед ему понадобился? Почему он похитил Люка? Я чувствовал, что если пойму, что произошло тогда, то… пойму, что происходит со мной. И я стал искать следы секты, может быть, кого-то, кто тоже там был и что-то видел… И тут со мной связалась Маз.

Рей кивнула и сделала глоток.

– И выяснилось, что секта Палпатина никуда не исчезла. Просто сменила название. Что Сноук продолжает его дело. И юридически все устроено так ловко и грамотно, что не подкопаешься… Да и вроде бы нет пострадавших, никто не подает в суд, все тихо и мирно. Но на самом деле все продолжается… И тогда я решил закончить то, что начал мой дед. Убить эту тварь – полдела, это было бы легко, но я хочу уничтожить всю эту паучью сеть, чтобы и духу от нее не осталось. Обнародовать все факты, привести неоспоримые доказательства творящегося здесь ада. Пока я ещё в своём уме. – Бен горько усмехнулся. – Но все, что я тут делаю, не отменяют того факта, что я монстр с порченой кровью, Рей. Бомба замедленного действия, понимаешь? Поэтому, пожалйста… обещай мне, что как только ты увидишь, что… что мои глаза стали желтыми… – Он вздохнул и все-таки закончил: – …ты тут же меня пристрелишь.

====== Глава 5 ======

Рей смотрела прямо на него, и в её взгляде не было ни страха, ни жалости. Только… понимание? Принятие? Благодарность за то, что сказал правду и доверился ей?

Она вдруг потянулась через стол и накрыла его руку своей.

Бен замер.

Потрескивал разгоревшийся огонь в печке, в комнатке как будто стало теплее. И ему самому тоже стало тепло. От огня, от выпитого, оттого, что Рей не испугалась, не зачуралась и не убежала от него? Он и сам не знал. Внутреннее напряжение отпустило разом, и его неожиданно и стремительно развезло от хмеля, накрыло так, что не хотелось шевелиться. Только сидеть тут, с ней, только держать ее руку… И пусть эта минута длится вечно.

– Ты не монстр, – тихо сказала Рей. – Может быть, для кого-то… Ну, бог им судья. Но не для меня. Не для меня, Бен.

– Но…

Она покачала головой, не давая ему возражать.

– Мне очень хорошо понятно, почему ты решил, что ты буквально готовая взорваться бомба, изгой, которому нужно бежать от людей. Я… в каком-то смысле и сама это пережила. Убеждение, – она сделала большой глоток и горько усмехнулась. – Твердое убеждение других людей. Которое становится и твоим собственным. Потому что тебя никто не понимает, а некоторые даже сторонятся… Считают ненормальным, сумасшедшим, неправильным…

Бен изумленно уставился на нее, но она на него не смотрела.

– Ты сейчас рассказал мне о своем прошлом, и… мы с тобой на самом деле очень похожи, Бен, – с тяжелым вздохом сказала она после паузы. – Ты все время был один на один со своей тайной, и я… в каком-то смысле тоже. Я рано осталась сиротой, потому что мои родители… Все говорили, что они просто от меня избавились. Посадили в автобус, а сами вышли, как только я уснула. Написали записку, что не могут больше… обо мне заботиться и просили их не искать.

Она снова отхлебнула из стакана. Бен не перебивал, слушал ее молча, со все возрастающим удивлением и… гневом. Рей считала себя изгоем? Ненормальной?.. Кто-то плохо к ней относился?.. Просто в голове не укладывалось… И ее родители! Как они могли, черт возьми? Как?

– Но я знала… помнила… отрывочно, очень смутно, но помнила!.. Что мы жили где-то в лесу. Родители прятали меня и прятались сами. Я не знаю точно. Помню только, что они все время боялись… чего-то. Точнее кого-то. Я с самого раннего детства знала, что есть кто-то очень страшный, кто может прийти и меня забрать, что надо вести себя тихо и прятаться. Еще как только научилась говорить, я все время повторяла “Пап Лотин”, но родители боялись произносить его имя и, когда я стала старше, то стала просто называть его “он”. “Он” стал тогда для меня реальным, я поняла, что это не какое-то выдуманное чудовище, а настоящий ужас, который всегда был где-то рядом с моей семьей... Но это еще не все. “Он” не был частью прошлого, хотя официально считалось, что он мертв. Я помню, что видела его! Видела совершенно точно!..

– Этого… Пап Лотина? Так. Погоди. Ты имеешь в виду… Палпатина? – осторожно спросил Бен.

– Да! – выпалила она так, как будто он собирался спорить. – И по срокам – тогда, когда все думали, что его уже давно нет в живых!

В глазах у Рей блестели слезы.

– Это из-за него погибли мои родители. Они меня спрятали, устроили все это, чтобы защитить! Он зачем-то искал меня, и они боялись, что найдёт, поэтому отправили меня в никуда, чтобы и самим не знать, если вдруг он… если он попытался выбить из них это. Он их убил, иначе бы они за мной вернулись. Но мне никто никогда не верил. Кто будет слушать маленькую глупую девочку? Что может рассказать ребенок? Я ведь даже не свидетель… Детские слова ничего не значат. Девочка все выдумывает, это травма, родители просто выкинули ее, как мусор, вот она и свихнулась, да-да, конечно! Сначала было ещё ничего, меня просто… пытались переключать на другое, убеждали в том, что мне все это приснилось… Совали в руки куклу и отправляли смотреть мультики. Ну или жаловались социальному работнику. А потом я попала в одну семью и… быстро научилась держать язык за зубами.

Рей с досадой пристукнула кулаком по столу, так что стаканы звякнули.

– Только если я и свихнулась, то как раз от этого. Оттого, что никто не хотел слушать… Все считали это выдумкой или ложными воспоминаниями. Да, я помню не все, помню смутно, но некоторые образы…

Она вздохнула. Бену очень хотелось ее утешить, но он понимал, что она рассказала еще не все.

– Один образ как будто все время ускользал. Как дежавю: вроде чувствуешь – вот оно, но поймать никак не можешь. То ли сон, то ли просто видение… там было что-то такое… то ли снег, то ли туман, то ли облако брызг. Я знала только, что оно точно связано с Палпатином и с тем местом, где мы жили с родителями. И вот… я нашла твой блокнот… И там был рисунок – горячий источник, окруженный паром.

Бен вздрогнул. Она нашла его блокнот? Черт! Как? Там же… Черт! От воспоминания о том, как он рисовал ее губы, как растушевывал пальцем штрихи и что при этом представлял, стало жарко. “Спокойно, – сказал он сам себе. – Спокойно. Последнее, что ее сейчас волнует, – это твои фантазии… Если она не посчитала тебя маньяком-сталкером…”

– Да, здесь есть источник, – кивнул он. – Необычный. Горячий, что удивительно для этих краев.

Бен снова встал, отошел к шкафчику и вытащил свои старые блокноты. Все рисунки он держал здесь, в безопасном месте, оставляя в монастыре только один скетчбук – пока тот не заканчивался. Значит… Рей догадалась влезть в стойло Силансьез? Каким-то образом смогла узнать, где искать? Как? Господи, она с каждым разом все больше его удивляла и восхищала…

– Вот, смотри. – Он разложил перед ней рисунки. – Я его много раз рисовал, он такой… как будто притягивает и не отпускает. Фотографической точности, конечно, нет, почему-то, когда его рисуешь, он словно… сам диктует тебе, как нужно его увидеть. Но у меня есть и старое фото… – Он порылся в папке с бумагами. – Я собирал все про эти места, почему-то оно меня зацепило…

Она взглянула на фото, потом снова на его рисунки.

– Да… – тихо выдохнула она, ведя пальцем по бумаге. – Я помню… Именно так. Не знаю, как объяснить. Я видела этот источник.

У Бена сжалось сердце, когда Рей подняла на него глаза, полные слез. Столько горечи было в ее взгляде.

– Видела, – повторила она твердо и шмыгнула носом.

– Поэтому ты здесь? – спросил он тихо.

Она кивнула.

– Единственное, чего я хочу, – это узнать правду. И… наказать виновных, если кто-то еще остался в живых.

В молчании оба отпили по глотку кальвадоса. Бен смотрел на дно стакана, где в неверном свете огня золотилась огненная крепкая жидкость, и пытался осмыслить все, что только что услышал.

Ему показалось, что Рей всхлипнула. Или нет? Она сидела, тоже глядя в своей стакан, и Бен протянул руку – как и она после его исповеди – накрыл ее пальцы своими.

– Ты не одинока, – сказал он тихо. – Я тебе верю.

Как будто электрическая искра пробежала от ее руки к его. Оба смотрели друг на друга не отрываясь, глаза в глаза; время как будто остановилось: в этом было что-то такое мучительно прекрасное и необъяснимое, что дух захватывало и…

Снаружи, за стеной раздался отчетливый громкий шорох. Словно кто-то касался стены. Рей вздрогнула, оглянулась на окно, и Бен очнулся.

– Мы же не заперлись, – полувопросительно шепнула она.

Он отрицательно мотнул головой, быстро встал. Рей тоже поднялась, достала фонарик. Взяв со стола пистолет, Бен задул керосиновую лампу, решительно пересек маленькую комнатку и чуть приоткрыл незапертую дверь.

В лицо тут же дохнуло промозглой сыростью. У самого порога густыми слоями стлался туман, в неярком свете диодного фонарика было видно, как он растекается, расползается, бесконечно и непрестанно меняет форму, как какое-то фантастическое существо. Ничего невозможно было разглядеть, почти не угадывались даже черные стволы деревьев, казалось, будто они тоже движутся – то приближаются, то удаляются.

– Какой-нибудь ночной зверь, – неопределенно сказал Бен и, быстро закрыв дверь, запер ее на ключ. – Уф…

Сама идея выглядывать в темноту показалась ему идиотской. Что они там собирались разглядывать? Зачем? Надо было сразу запереть дверь! Да, похоже, все-таки не стоило столько пить…

– Уф, – подтвердила Рей и поежилась. Выяснять, что таилось за дверью в этом зловещем тумане, у нее тоже явно не было никакого желания – Это наверняка был Слонопотам, но мы в домике.

Она взяла один из его блокнотов и начала листать.

– Там… – поспешно сказал Бен, – некоторые вещи… Это… скажем так, метафоры. …

– Того, что ты живешь в аду? Твоих собственных демонов?

Бен кивнул.

– Я, кажется, нигде и никогда не испытывал такой потребности рисовать, как здесь, – усмехнулся он. – Но это еще и своего рода дневник. Пропавшие люди, мои размышления… Черная дверь, которая не давала мне покоя…

Рей перевернула страницу и вдруг замерла. Бен вгляделся в рисунок.

– Его звали Финн, – пояснил он. – Финн Дьома. Ему… удалось убежать, когда я пытался его вывести и передать Маз. Он был не в себе, как и все остальные. Думаю, он погиб. Где-то тут, в лесу, я так его и не нашел.

– Он жив, – тихо сказала Рей. – Я с ним говорила. И… после этого я окончательно решила проникнуть в монастырь.

Бен смотрел на нее и не мог отвести взгляда. Она была такой… такой невозможно красивой. Тусклый свет керосиновой лампы смягчал черты лица, отблески пламени, разгоревшегося в печке, играли на ее встрепанных волосах, и все это делало ее похожей на какую-то сказочную принцессу. Которая добровольно захотела остаться с чудовищем и разделить его одиночество…

Нарисовать бы ее такой… Или… Ему снова стало жарко от мгновенного видения – Рей позирует ему обнаженная, только в старинных в украшениях его бабушки, там, в коттедже… Что за черт! Надо взять себя в руки! Он понимал, что его развезло от алкоголя, что сила воли просто отключилась. Она тут исповедуется, а он…

– Что ты так смотришь? – вдруг спросила Рей. – Хочешь меня нарисовать?

– А ты бы хотела, чтобы я тебя нарисовал? – Это вырвалось само, он не успел себя остановить, и голос прозвучал так низко и томно.

Рей неожиданно вспыхнула.

– Лучше я тебя нарисую!... Мессир Пух… – Она вскочила и тут же покачнулась, схватилась за шкаф. – Я тоже… Могу! Где тут у тебя… эти… карандаши или чем ты…

Он тоже поднялся.

– Я же хотел тебе показать… документы…

– Я что-то такая пьяная, – сообщила она, вдруг хихикнув, и, снова покачнувшись, схватилась для равновесия за его предплечье. – Как мы так напились…

– Тогда лучше ложиться спать… – протянул Бен, чувствуя, что его как будто еще сильнее накрыло хмелем. – Завтра на рассвете уже нужно вернуться в монастырь. Поэтому иди в кровать, я сейчас достану одеяло. Можешь еще и пледом сверху укрыться для тепла. Хотя в комнате вроде бы…

– А ты? – перебила Рей, вглядываясь ему в глаза снизу вверх.

Зрачки у нее были расширены, и в полутьме комнаты, освещенной теперь только огнем в печке, ее глаза казались огромными и очень темными.

– А я на полу, – начал было Бен.

– Ах, ну конечно! – громко фыркнула она. – Именно так я и думала! Но только нате-ка выкусите, мессир, спать вы будете со мной на кровати!

– Зачем тогда спрашивала, – усмехнулся Бен, глядя на нее с улыбкой.

– Если ты тут думаешь играть в рыцаря, то можешь положить между нами меч, – продолжала Рей, глаза у нее возбужденно блестели.

– Меч?

– Ну, если опасаешься, что будешь покушаться на мою честь или я на твою, – хихикнула она снова. – Как в средневековых романах. «И они разделили ложе, и чтобы сохранить честь девы, он положил между ними меч…»

– Что-то я не помню таких романов, – хмыкнул Бен и полез в шкаф за одеялами. – Хотя я их в принципе не особо читал…

– Ну, не романы, – досадливо отмахнулась Рей. – Просто обычай такой… У тебя есть меч?

Она отдернула занавеску и плюхнулась на кровать, откинулась назад, опершись руками на матрас. Краем сознания Бен отметил, что язык у нее совсем заплетается. Впрочем, и сам он был не сильно трезвее… Мысли путались все сильнее, перед глазами все расплывалось. Тепло от печки, хмель, усталость – все навалилось разом.

– У меня нет меча, – сообщил он, изучая содержимое шкафа. – Там у тебя два… этих… подушки? Могу принести еще, если… не хватает.

– Два… меча... подушки… две… – Рей уже встала на четвереньки, заглянула в изголовье кровати под покрывало, и Бен на мгновение прикрыл глаза, потому что вид ее хорошенькой задницы был сейчас совершенно невыносим. – Несите лучше сюба… седя сюдасе… себя сюда, сэр Лось Здоровенный!

Бен фыркнул, бросил на кровать два одеяла и взял уже снятое Рей тонкое покрывало.

– Меня посвятили в рыцари, а я и не заметил. Тебе дать еще плед?

– У тебя был бы меч и щит такой… – продолжала болтать она, совершенно его не слушая. – С рогами… и девиз…

– Щит с рогами?

– Ну, ты же сэр Лось, поэтому щит, и меч, и…

– Так, Рей, все… залезай под одеяло.

– Ты тоже!

– Я тоже, – согласился он, скидывая ботинки, и нырнул в постель.

Чуть отсыревшую, прохладную, с влажноватым бельем, пахнущим затхлостью и старым деревом. Впрочем, они сейчас быстро согреются, подумал Бен отстраненно. Вдвоем…

Он накрылся одеялом, Рей возилась рядом, устраивая себе ямку поудобнее. Кажется, она совсем замерзла – Бен придвинулся к ней, чтоб поделиться с ней своим теплом.

– Ну что… Спокойной ночи, брат Пятачок?

– М-м-м… угу…

Бен приподнялся на локте и склонился над ней. Глаза у нее блестели, она смотрела на него неотрывно и вдруг облизнула губы. В полутьме, в тепле и уюте общей постели, в опьянении от хмеля и ее близости он потерял все ориентиры, контроль, рассудок. Его тянуло к ней неостановимо, неудержимо, невозможно – она была тут, совсем рядом, ее тепло, ее дыхание, ее сияющие глаза так близко, ее губы – здесь, вот, еще чуть-чуть и…

И он сделал это – нежно, едва ощутимо поцеловал ее, осторожно, неловко, а потом еще, и еще, легко, невесомо, как будто в шутку, и где-то на краю сознания билась мысль, что это же не считается, да? Можно же немного, совсем чуть-чуть, совсем… Но Рей вдруг тихо вздохнула, приоткрыла рот, и он больше не смог.

Не осталось уже никаких мыслей; он сам не заметил, как подмял ее под себя и уже со стоном прикусывал ее губы, толкался языком в ее рот, безумно, безудержно, а она отвечала – так же неистово, почти грубо.

Старая деревянная кровать жалобно скрипела под ними, но он не слышал. Осталась одна лишь жаркая невыносимая потребность, мучительная, невыносимая, застилающая сознание; одно лишь нестерпимое желание – быть с ней, насытиться ею, напитаться, взять себе ее всю, без остатка, сейчас, немедленно. Вся она была здесь, для него – сладкий, яблочный и медовый привкус алкоголя на ее губах, ее горячий рот, ее руки, обхватившие его за шею, ее раздвинувшиеся для него бедра, захватившие в плен его колено.

Она всхлипывала и стонала, притягивая его ближе к себе, шептала что-то невнятное между поцелуями, тянула его за волосы, зарываясь в них пальцами, выгибалась, подставляя ему шею. Бен скользнул губами ниже, к ключице, к теплой ложбинке груди под расстегнутой рубашкой…

Что-то было не так. Рей странно обмякла. Ее руки еще обнимали его, но уже слабо. Безвольно. Он поднял голову, пытаясь собрать всю силу воли, чтобы прогнать застилающую сознание дымку возбуждения.

Рей пьяна. Сильно. Она почти в отключке… А он…

– Бен… – шепнула она совсем заплетающимся языком. – Я х…хотела…

С силой закусив губу, он отпрянул, сел в постели. Осторожно повернул Рей на бок. Прикрыл одеялом. Потом поднялся, подошел к печке. Поворошил дрова, подкинул еще одно толстое полено.

В паху все пульсировало до боли. Бен прошелся босиком по холодным доскам пола. От окна к двери и обратно. Потер лицо.

Возбуждение медленно, по чуть-чуть уходило. С досадой отбросив постыдную мысль снять напряжение самостоятельно, он вернулся в постель. Укрылся одеялом и повернулся к Рей спиной.

====== Глава 6 ======

Он проснулся, как и планировал, едва начало светать. С трудом разлепив глаза, повернул голову и тут же ткнулся носом в короткие встрепанные волосы Рей. Ее рука была перекинута через него, колено лежало на его бедре – уютно посапывая, она прижималась к нему…

Черт. Черт-черт-черт! Он осторожно, стараясь не делать резких движений, высвободился из ее объятий и встал, почти с радостью ощутив утренний холод, заползающий под тонкую рубашку.

Рей что-то пробормотала во сне, заворочалась, пытаясь закутаться в одеяла. Надо было ее разбудить, но Бен никак не мог собраться с духом и посмотреть на нее. В голове неотступно свербела мысль о том, что он вчера позволил себе лишнего, воспользовался ее невменяемым состоянием… “Но она ведь сама этого хотела, разве нет? – прошептал внутренний голос. – Она с тобой флиртовала, она тебе отвечала, она…“

Я х…хотела…

Бен тряхнул головой, пытаясь пресечь постыдные самооправдания. Надо было просто остановиться, пока он хоть что-то соображал, лечь на пол, в конце концов! “Но ведь ничего же не произошло! – настойчиво продолжал все тот же голос. – Зачем так драматизировать? Всего-навсего поцелуй!”

Бен со вздохом натянул толстый свитер, рясу. Обулся. Достал из шкафа бутылку с водой и залпом выпил почти половину.

Нет, это не был “всего-навсего” поцелуй. Во-первых, во время “всего-навсего” поцелуев обычно не наваливаются на партнершу всем телом и не суют ей колено между ног. И во-вторых, не бывает ничего “всего-навсего” в отношениях с девушкой, которая… с которой… в которую ты влюбился, как последний идиот.