Текст книги "Отражение стрекозы (СИ)"

Автор книги: Мира Качи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 22. Древний мозговой штурм

После полученной информации мы с Йенгуком непременно направились в гостевой дом госпожи Чха, чтобы обсудить сегодняшний прогресс. Мне не терпелось рассказать Хани о своем видении, месте убийства и возможных зацепок.

«Ранее я думала, что не смогу ужиться с таким грубым и холодным типом, как главный герой. Но спустя время… я смогла привыкнуть к нему, хм. Может, все-таки он и не такой уж придурок».

– Ты уже влюбилась в меня? – прервал мысли Йенгук, ошеломив вопросом.

– Чё?

«Неа, он все-таки придурок. Я слишком поспешила с описанием».

– Тогда почему так долго смотришь на меня, если не влюбилась? – Он ухмыльнулся, как только я отвернулась от его лица. Сама не заметила, как невольно глазела на него, пока думала.

Щёки горели от стыда. Надо же было так попасться. Он вскользь сам посмотрел на меня и выдал:

– Я, конечно, не против, смотри сколько хочешь. Но помни, если будешь ты, то и я тоже.

От слов Йенгука стало жарче. Я решила проигнорировать его ответ, да и взгляд хитрых глаз, которые теперь разглядывали меня.

«Чёрт, чёрт, чёрт!»

– Мирэ! – позвала Хани совсем близко.

Пытаясь не замечать Йенгука, мы дошли до постоялого двора. Я так была рада этому факту.

– Хани!

Я чуть ли не вприпрыжку побежала к ней. Мы обнялись, будто не виделись сто лет. Потом уже в тени дерева я заметила Хваён и Муёна. Оба находились в метре друг от друга. Они не сразу отреагировали, потому что с Хани мы встретились почти что у ворот. Она ждала меня.

– Мирэ, давай пойдем к нам! – С горящими глазами она сказала, начиная направлять домой.

– Что случилось?

– Это срочно! Нам надо поговорить вдвоём.

– Чего стоим у порога, агащи? – показался Йенгук у ворот, вмешавшись в диалог. Он больше не улыбался, вернув обычный вид ледышки.

– Ну, это… – Йенгук запутал мысли Хани, и она немного зависла.

– Тогда идем внутрь. Там удобнее!

Йенгук легонько дотронулся до наших спин и привел в центр двора. Слишком быстро, если так порассуждать. Сам же зачем-то вернулся к воротам.

«Он это специально сделал или мне показалось?»

– Госпожа Мирэ! – оживилась Хваён и подбежала к нам. Её лицо выглядело изможденным, а глаза, напротив, горели живостью. – Как ваше расследование?

– М? – выгнув бровь, не от радости удивился Йенгук. На расстояние он как животное услышал фразу. – Муён, у меня к тебе разговор! – последовал серьезный тон вдалеке.

Муён подрасстроился и, словно иллюзия, казалось, у него опустились щенячье уши и хвост. Я пару раз поморгала глазами, и всё вернулось на место. Муён подошел к Йенгуку, пока тот в ожидание молчал.

– Мирэ! – за меня схватились по обе руки Хани и Хваён. Они посмотрели в глаза друг другу.

– Хваён, тебе что-то надо от моей помощницы?

«Как-то грубо, Хани».

– Я хотела обсудить то, что сегодня увидела… – Хваён опустила голову, прикрывая разочарование на лице.

– Вот как, – продолжила холодным тоном Хани. Она редко говорила так.

– Может, тогда мы вместе пойдем домой и попьем чая?

Мне не хотелось портить наши отношения всего лишь из-за одного важного разговора. Если он, конечно, не зависел от наших жизней.

– Можете выпить чаю здесь, – лениво предложил Йенгук, подойдя к нам с отчитанным Муёном. Мы с недоверием посмотрели на него. – А что насчет вас, госпожа из дома Мин…

– Мирэ, – шепнула Хани и отвела в сторонку, убрав легко руку Хваён. Та испугалась его слов и медленно поднимала взгляд, боясь натолкнуться со зверем во плоти. – Сейчас начнется!

Начиналась первая встреча двух главных героев. В самом начале, где-то по пути выхода из леса, мы поспорили. Настолько это было глупо, что сразу же забылось. Мы ставили на то, как главные герои отреагируют, встретившись впервые. Я понимала, что скорее всё будет как в манхвах и новеллах, где отсутствовали искра, буря, эмоции, поэтому ставила на это. Хани же досталась любовь с первого взгляда. Однако, честно сказать, первой сделала выбор подруга. У меня не оставалось вариантов.

«Но и ставить на одно – глупо».

Хваён наконец подняла взгляд прямо на Йенгука. Он посмотрел на неё. В то же время ветер решил подыграть главным героям и начал ласкать их лица и волосы. Один из локонов Хваён попал в глаз и закрыл от Йенгука.

«Что сделает в этот момент главный герой, Ким Йенгук: отодвинет мешающие волосы и уберет за ухо или приблизится ближе, создавая тень, и даст героине самой убрать локон?

Продолжение серии вы узнаете в следующем эпиз…»

Ничего. Ким Йенгук, именуемый главный героям новеллы «Крик сороки», не помог Мин Хваён, будущей по сюжету его возлюбленной. Ноль реакции. Не тень создать, не помочь убрать волосы, не даже посмотреть, как она мучается, хотя после такого иногда лучше уничтожить новеллу, чем дальше читать про супертоксичного мужчину.

«Ким Йенгук официально снят с должности главного героя, потому что вместо помощи героини повернулся к Муёну, чтобы что-то спросить. Заседание закончено!

Подождите, судья. Тут ошибка! Ким Йенгук не может быть обычным персонажем, потому что сюжет крутится вокруг него.

Упс, ошибка! Исправляемся, господа! Мин Хваён, так называемая в кругах главная героиня, официально уволена. Расходимся!

Госпожа-судья, а как же… Судья?..»

Я кашлянула, выкинув из головы придуманный суд над героями. До чего же порой доводят фантазии.

– Абсурд или логичность, госпожа-писательница?

– На самом деле я и сама не знаю. Для меня это тоже была игра. Всё по-честному. Ты выиграла, я проиграла.

– Как это не знаешь? Ты разве не прописывала эту встречу?

– Только отрывками, а, возможно, и парой слов. Теперь я должна тебе новый телефон…

– Про модель я уже говорила – не забудь обещание.

– Обижаешь, помощница Ким, ты только…

– О, и пока не забыл, госпожа Ким и Сон. Чтобы за вами лучше следить, вы должны переехать в постоялый двор госпожи Чха. Не нужно соблазнять тигра, – вскользь завершил разговор Йенгук и направился внутрь. Он безэмоционально прошёл мимо Хваён, не оглядываясь. Хваён продолжила стоять на месте, поправляя от смущения чхиму.

Муён, в свою очередь, подошёл ближе и как можно тише объяснил:

– Гостевой дом госпожи Чха на самом деле принадлежит господину Киму, а госпожа Чха – нанятая служанка, поэтому не злитесь на господина и отдыхайте с удобством.

– А что означало его фраза про тигра? – я невольно спросила, недоумевая.

Муён чуть ли не сразу раскололся, но отличный контроль за языком, которому могли бы позавидовать многие, остановил молодого парня.

– Господин Ким говорил про господина Квона. Вы же знаете его прозвище? – Вместе с Хани мы кивнули. Муён продолжил, дабы завершить мысль: – Не то чтобы господин Квон плохой, но по какой-то причине господин…

– Муён, ты где? – прервал Муёна требовательный вопрос Йенгука, останавливая помощника от чего-то важного, чего он хотел скрыть.

– Мне пора бежать, – заволновался Муён. Поклонившись нам троим, он мигом влетел в крыло здания, куда зашёл недавно его господин.

– Мутно как-то…

– И не говори, Мирэ. Но хотя бы не в тюрьму отправляют.

Я подошла к Хваён и взяла за руку.

– Теперь не о чем беспокоиться и далеко ходить не надо. Поговорим за чаем, Хваён?

Хваён дернулась от удивления, выскальзывая от собственных мыслей. Видимо, сильно напугалась Йенгука. Придет ли конец мира из-за разрыва канона?

– Согласна на чай? – повторила я, потому как вдруг она до этого ничего не услышала, находясь в раздумьях.

– Да, – ответила Хваён, и по её щекам потекли слёзы.

…

Госпожа Чха лично довела нас до комнаты, где можно было отдохнуть и побеседовать. В конце располагались низкий столик и бумажная раздвижная дверь в сад. На стенах висели рисунки нарциссов и двух бабочек над цветами.

– Рисунки подбирал господин Ким? – внезапно спросила Хани у госпожи Чха, указывая на свиток с бабочками. Старушка сначала немного удивилась, но, посмотрев на стены, чуть ухмыльнулась.

– Господин не выбирал украшения для комнаты, господин всего лишь выбрал комнату.

Хани и госпожа Чха странно переглянулись, тихо улыбнувшись, и больше не продолжили тему.

– Тогда я пойду, госпожи. В скором времени вам подадут чай, – объявила служанка и ушла из комнаты.

Хани стала опускаться рядом со столиком, Хваён повторила за ней. Я решила помедлить и, стоя, ещё раз всмотреться в рисунки на стенах. Мягкими мазками мастерски написанные цветными красками цветы и не менее грубые бабочки. Внизу у каждого на бумаге стояла красная печать – подпись художника. Сколько бы ни приглядывалась, ничего странного не находила.

– Разве есть что-то необычное в обычных красивых рисунках?

Хани невольно громко пустила смешок. Она заметила мой пристальный взгляд и отвернулась к закрытой двери.

– Хм. – От внезапного любопытства я повернулась к Хваён, желая немедленно узнать информацию. – А ты, Хваён, знаешь, что означают эти рисунки?

Хваён присмотрелась к ближайшему свитку – на правую сторону стены – и молча думала. В конце она сдалась, вздохнув.

– К несчастью, не могу помочь, госпожа Мирэ. Я плохо понимаю искусство Мамгука. Если бы тут был мой старший брат Гюбом, то он бы определенно помог. Извините, госпожа Мирэ.

Хваён расстроилась и, как обычно в своей манере, опустила голову. В этом она походила чем-то на Муёна. Я стала махать руками, успокаивая её:

– Не расстраивайся, тут ничего такого нет. Я всего лишь хотела знать, в чем их подвох. Верно, госпожа Сон? – я перекинулась на Хани, ожидая наконец-то ответа.

– Что-то тут жарковато немного, надо приоткрыть дверь, – Хани «незаметно» сменила тему. В хитрости ей точно не было равных.

Я с сожалением сдалась и присела на место посередине Хваён и Хани. Как удачно, служанка пришла с чаем в этот момент, не развивая тягущую атмосферу перекидывания мячика темы.

– Госпожи, можно зайти?

Хани разрешила, и служанка принесла горячий чай и пунъоппан. Мои глаза от удивления настолько расширились, что зрение, казалось, во много раз улучшилось. Я взяла мучную рыбку и удостоверилась в реальность увиденного.

«Откуда здесь уличная сеульская вафля, точнее, он же изначально японский? Откуда?»

– Госпожа Мирэ, вам не нравится пунъоппан? Мне позвать служанку?

– Не… не в этом дело. – Я взяла сладкого леща и показала ей. – У вас давно готовят пунъоппан, Хваён?

Хани всё слышала и, как хомяк, с удовольствием в обе щёки ела сладость и следила за шоу «А что это?». Временами она попивала чай.

– Давно ли едим пунъоппан в Хватане? Не так давно, наверное. Пару лет назад ван и послы из Дэиля пришли к соглашению мира, вся столица праздновала. Тогда дэильские торговцы впервые показали пунъоппан. Праздник длился три дня, и за это время очередь за ней не уменьшалась.

– Вот как… Эй, Хани, да ты всё съешь! Тут всего три штуки осталось.

– Ты жалеешь для меня еду? Их всего-то было восемь.

– Вот верно! Ты съела пять. Тебе не стыдно, хомяк?

Пока мы дрались за тарелку, Хваён вновь запустила мозговой процесс. Порой ей приходилось больше времени, чтобы понять нас. От современных привычек и фразочек все-таки нелегко избавиться. И вот она, не найдя логических связей, как маленький ребенок поинтересовалась:

– А что такое хомяк?

Мы перестали драться и с шоком взглянули на неё.

– Тут вообще есть хомяки? – как можно тише спросила я у Хани. Жить в неизвестном мире, тем более похожим на древнюю Корею, мог превратить меня в настоящего бомжа. Хоть я и прожила восемь лет в Корее, плюсом пару годков в младенчестве, это не увеличивало знаний по истории, культуре и мифологии. Мне всегда приходилось сдерживаться от английского, чтобы внезапно меня не сочли ведьмой. Поэтому в таких вещах я однозначно доверяла Хани. Как писательница, она знала намного больше, чем среднестатистический человек. Такова сила написания сюжетов.

– Есть, но ещё не одомашнены.

«В ней можно было не сомневаться. Как и то, что…»

– Тогда ты точно знаешь значения рисунков, Хани! Быстро рассказала, что это?

– Ай-яй, громко же, Мирэ! – Хани, надувшись, стала потирать ухо. Она хотела сматериться во всю силу мата, но сдержалась перед маленькой Хваён. – Да не знаю я, не знаю!

– Правда, что ли? – недоумевала я от неожиданного признания.

«Не лжет ли она?»

– Ха-ха, – засмеялась Хваён, придерживая ладонью рот. Было такое корейское правило этикета: не показывать глубоко рот и зубы во время смеха или поедания пищи.

«Михва похожа на Корею. Неудивительно, что привычки такие же».

От заразительного смеха Хваён мы засмеялись втроём.

***

(Йенгук)

Я перебирал документы с накопившимися делами, что принёс Муён. Их нужно было закончить в ближайшее время, чтобы полностью сосредоточиться на убийствах. Родственники убитых янбанов постоянно присылали письма во дворец с требованием решить дело быстрее. Моё влияние и статус был не мал, поэтому по большей части страдали чиновники рангом ниже. В такой ситуации идеально подходило выражение: «Киты дерутся, а у креветок спины трещат[1]». Не хотелось бы однажды проснуться с ножом в спине.

[1] Киты дерутся, а у креветок спины трещат (고래 싸움에 새우 둥 터진다) – означает, что при столкновение сильных, страдают подчиненные.

«Посмотрите, этот демон Хосок решил убить меня. Решил свалить все проблемы мне, отигреть».

Я прикрыл лицо от начинающейся боли в голове. Опустив взгляд, из всех свитков один выделялся сильнее. Раскрыв его и прочитав отчёт Шина, я не мог поверить глазам.

«Как я мог забыть об этом? Совсем отвлекся, находясь в окружении странных шаманок. Надо подумать. – Муён бесшумно зашёл в комнату и поставил на стол новые дела. – Однако прежде решим старое. – Спокойно, как мог, я вздохнул, успокаивая внутренний огонь».

– Господин, вам принести макколи?

Я посмотрел на него, готовясь дать положительный ответ, как издалека послышался женский смех. Среди них выделялся один.

«При мне она ещё так не смеялась… Каково это быть её единственным вниманием? Смогу ли я привлечь её?»

– Господин Ким, мне попросить их прекратить шуметь?

– Не надо. Нам надо побыстрее разобраться с этой кучей.

Вместе мы посмотрели на будущую работу, готовую сломать стол. Женский смех прекратился, и головная боль стала накапливаться. Муён невольно скривил лицо, честно показывая чувства наружу.

– Не хмурься, Муён, быстрее постареешь. Эту роль я беру на себя, – заново прочитав отчёт Шина, внезапно пришла гениальная идея, способная подольше провести времени с ней.

«Однажды посмотри на меня с искренней улыбкой, даже если она и не будет иметь отношение ко мне».

***

– Это так смущающе говорить в первый раз кому-то, но я до сих пор не могу свыкнуться с тем, что вижу будущее через сновидения. Поэтому на рынке я так глупо убежала, захватив брата: я увидела нашу встречу во сне. И на мосту с Мирэ тоже видела… – призналась Хваён, держа меж двух ладоней пиалу с остывшим чаем, пока мы чуть не подавились от шока.

«Стоп, тут же ничего нет удивительного. Это рассказывалось в сцене Чхильсока», – я осторожно вытерла платком рот от жидкости.

– А ещё… – По лицу Хваён было видно, что она и хотела что-то рассказать, и в то же время не могла перебороть страх осуждения с нашей стороны одновременно. – Госпожа Сон недавно узнала об одном прошлом предсказании, а вы, госпожа Мирэ?

Я сначала не поняла, о чем идет речь, но после пришло осознание, что она об убийстве сына пэкчжона. Чтобы Хваён могла дальше без боязни раскрыть истинные чувства, мне пришлось скрыть правду и покачать отрицательно головой. С моей стороны, я также не хотела портить отношения между Хани и главной героиней. У меня не было права влезать туда, куда не следует.

– Значит госпожа Сон вам не рассказала… – пробормотала Хваён. Она вновь немного призадумалась и, сложив два плюс два, продолжила с более уверенным тоном: – Госпожа Мирэ, во время Чхильсока я нашла убитого мальчика, и в этом мне помогло предсказание из сна.

– Правда?

– К несчастью, я до сих пор хорошо помню тот праздник. Мне ещё так не повезло. Когда я в страхе пыталась уйти от мертвого мальчика, упала в обморок.

– Обморок? – Хани сощурилась. Снова рассхождения с её черновиком.

– Угу, благо мне помогли, и я не пострадала сильно.

– А кто это был? – не сдавалась Хани. Она готовилась свериться с примерными зарисовками сцены.

– Это ещё одна загадка в моей жизни. Я не помню, кто это был. Врач сказал, что это могло случится из-за сильного шока. А так, то я бы с радостью отблагодарила своего спасителя…

***

Чтобы продолжить личный разговор с Хани, мы решили вновь перекусить. Перед этим мы проводили Хваён до ворот, Хани предлагала отвести её до дома, но та наотрез отказалась. Главная героиня поклонилась нам и упорхнула домой так, что не прошло и пяти минут.

В комнату зашла одна из служанок, принесла нам новый горячий чай и инчжольми[2]. В этот раз чай пахнул женьшенем, кедровыми орехами и медом, а рисовые пироги были настолько мягкими на вкус, что таяли во рту.

[2] Инчжольми (인절미) – корейские рисовые пироги, которые сделаны из клейкой рисовой муки и посыпаны измельченных в порошок сушёных добавок, например, соевых бобов.

– Хваён теперь будет нам помогать, – выпалила Хани, не подготовив мои бедные нервные клетки. Она выбирала глазами более вкусный кусок для себя и, найдя такой, сразу же схватила.

– Что, она захотела быть с нами? Почему тогда раньше не сказала?

– Я не могла ей отказать. Она же мой ребёнок, чавк… В принципе, она и в действительности ребёнок. А не сказала тебе, чавк… – Хани откусила ещё раз. – Может, из-за стеснения. Ты же для нее теперь пример. – Она доела свой инчжольми и чуть-чуть облизала сильно испачкавшийся большой палец. Последнее слово Хани выделила явно невоодушевленно, с ноткой ревности.

– Ох, надеюсь, это не повлияет на сюжет… Стоп, ты обижаешься?

– Точно, я об этом не подумала, – подруга задумалась, проигнорировав вопрос.

– Нууу, Хани… – Хотела я показать разочарование, но не удержалась и рассмеялась: – Ты бы видела сейчас своё лицо.

Хани фыркнула в ответ, скрестив недовольно руки.

– Ты что, реально обиделась на Хваён?

– С чего ты решила? – пыталась не показывать истинные мысли Хани, выражая их в эмоциональности мимики и тона в словах.

«Если бы мы попали в современный детектив, то Хани могла бы не пройти и первого допроса. Всё, что не сказано, она выражает лицом».

– С того, как ты вела себя с ней? Это было офигеть как холодно. Я никогда не видела тебя такой за все наши путешествие и работу.

Хани задумалась, начав хрумкать взятое только что инчжольми. Она отвернулась от моего внимательного взгляда и уперлась в одну точку пола, думая о том, что ответить.

«В чем-то Хани и Хваён походят, когда молчат для раздумий».

– Тебе честно сказать или нет?

– Честно! Я жду от тебя честность. Иначе я тоже стану врединой и буду все скрывать, – я надулась в ожидание реакции подруги.

Хани лишь ухмыльнулась и продолжила есть. Кто-то явно переборщил в поедании сладкого и мог такими темпами съесть мою часть сладостей.

– Ты же не собираешься лгать? Вон как улыбаешься! Да и оставь мне немного всё-таки рисового пирога, Хани: я тоже хочу попробовать его!

– Я не со-би-раюсь лгать. – Хани доела кусок пирога и перестала тянуться к тарелке. – Всего лишь кое-что вспомнилось из прошлого. Удивительно. – Она подняла голову и призналась: – Мне обидно в какой-то мере, что для нашей дружбы понадобилось время, а с Хваён ты сразу стала подругами. Это оскорбляет мои чувства. – С серьезным лицом Хани ждала того, что я скажу.

«Она стала более милее, чем была. И она из-за этого переживала? Но, возможно, я бы чувствовала тоже самое».

– Ты так думаешь? Я давно перестала понимать грань между знакомыми и друзьями, да и коллегами в общем и целом, но, думаю, мы стали друзьями сразу же в третий день знакомства. Прямо как говорят: «Если человек тебе по судьбе, то вы встретитесь три раза».

– Но это немного другое, – взвыла Хани. – Нужно случайно встретиться, а тут выходило специально и по работе. – Она расстроилась сильнее.

– Обычно да, случайно. С другой стороны, люди могут быть настолько одержимы, что создают эти самые встречи. Никогда не знаешь, кто друг, а кто враг. Я-то думала, что, действительно, друзья, а ты отрицаешь нашу ментальную связь.

Для правдивости слов я отвернулась от неё, прихлебывая теплым чаем. Напиток чем-то напоминал лечебный чай.

– Ну, я… это… – Хани смутилась, подбирая слова. В этот раз наиболее осторожно.

«Мышка попалась в капкан, хе-хе», – злорадствовало внутреннее я.

– Ты снова победила. Прости за глупые слова. Больше не буду так.

– Это не глупые слова, но и тоже не накручивай себя. А то стальные нервы останутся только у ледышки Йенгука.

Хани подбодрилась и чуть рассмеялась, я же вместе с ней. Атмосфера вновь стала не натянутой, а расслабленной, несмотря на сюжетный бардак, окружающий нас.

– Знаешь, Мирэ, стоило только захотеть попасть в новеллу, как, вжух, ты уже сидишь с главным героем-красавчиком и ешь вкусную еду на фоне красивого пейзажа, а протагонисты, злобно хихикая, записывают твоё имя красными чернилами в воображаемый список жертв. Что ж, я совсем не жалею о своём желании. К тому же я смогла познакомиться с тобой.

– Это точно…

Спустя полчаса с чаепития мы поняли, что так и не обсудили сегодняшнее расследование.

– Ты видела призраков?

– Скорее да, чем нет. По виду они напоминали огненные формы в виде людей.

– Что они показали?

– Я видела цикл за циклом, как они разговаривали, пили чай, а потом их убили. Это не главное, мы нашли улику благодаря помощи Йенгука.

– И твоей, потому что ты видела призраков.

– Любопытно. Я могу использовать изгоняющую силу, а ты – видеть призраков. Ты раньше их видела?

Я начала перебирать старинные полки с воспоминаниями. Родной дом в пригороде Нью-Йорка, переезд в Сеул, авария, школа, университет… Никогда раньше у меня не проявлялись мистические силы.

«Смогла ли я с помощью них поговорить с сестрой или хотя бы увидеть её дух?»

– Абсолютно уверена, что нет.

– Я тоже нет. Чем же послужил катализатор? Ладно, потом, что насчет улики?

– Я без понятия, что там. Йенгук не показал.

– Вот хитрый лис! Муён тоже бы скрыл многое, но за нами пошла Хваён, и не получилось.

– Я хочу узнать, что именно ты увидела, но прежде скажу кратко, что удалось узнать.

– Хорошо, давай.

– Жертвы – два мужчины. Один – неизвестный янбан с неместным видом, второй – отец мясника. Янбан ему что-то показал, и тот разозлился, а потом расплакался. Улика осталась у Йенгука, но странное тут больше в том, что труп янбана исчез.

– Исчез труп? Зачем это чжамчжаригви, если тут дело в демоне, разумеется. Как думаешь, мог бы убить столько людей человек?

– Я не эксперт, а больше, конечно, диванный критик, но почему не смог бы? Насмотревшись тру-краймов[3], понимаешь, что убийцы и не на такое способны.

[3] True crime – жанр документальных видео/фильмов/сериалов и т. д про криминальные преступления.

– И то верно… – Хани тяжело вздохнула. – Значит, не исключаем, что убийца притворяется чжамчжаригви.

– Точно, Хани. Я его видела!

– Кого? – не поняла сразу Хани.

– Чжамчжаригви, разумеется! Как ты и описывала. Он быстро исчез, поэтому я не смогла его детальнее рассмотреть. А до этого с места, откуда я его увидела, стояла Хваён.

– Ты её тоже встретила? Как это? Подожди. Она сначала встретилась с вами…

– Только со мной.

– Так, встретилась только с тобой, ушла и в этот раз встретилась с нами. Правда, она пряталась. И не будь Муён чутким, мы бы не поняли о её слежке.

– Э-э, запутано как-то. Мы же говорили про судьбу до этого. Так это как раз и есть наша любимая судьбоносная третья встреча.

Хани лишь глубоко вздохнула.

– Окей, забудем. Пока про это забудем, иначе моя голова распухнет от загадок. Итак, сейчас. Сейчас только отпущу лишнее. – Хани закрыла глаза, медленно вдыхая и выдыхая воздух. – Я готова! – Распахнув глаза, в них стоял сосредоточенный взгляд. – Мы отправились с Муёном по списку Йенгука. Список оказался фигней, потому отбрасываем это. К слову, я узнала, что Йенгук официально усыновил Муёна. Теперь у парня все дороги открыты с таким опекуном…

– Ты же не будешь сейчас нахваливать Муёна или Йенгука?

– Нет, конечно! Хотя Муён так похож на Сонхи… Окей-окей, только не злись, перехожу к главному. Знаешь, я так хотела рассказать тебе об этом, что чуть по пути не забыла, как меня зовут.

– Ладно-ладно, потом об этом, что у тебя.

– Тогда скажу кратко. На месте преступления я нашла это. – Хани осторожно опустила руку в левый рукав и вытащила из него предмет, сжав кулак. Когда она раскрыла его и показала ближе, я увидела серебряную бусину.

– Это что-то значит? – я спросила с недоумением. Если и вспоминать прочитанные мною отрывки новеллы Хани, то мне никогда не попадались сцены с бусинами или тем более украшениями.

Хани округлила глаза и пару раз трясла бусину в ладони, будто бы это могло отправить её знания мне. В конце концов она сдалась и вздохнула от отчаяния, сжав ладонь.

– Ты что, не слушала меня, когда я говорила про королевский дворец?

Я удивилась словам Хани и начала перебирать воспоминания минувших дней. Было что-то про главных героев, часть про Хватан, жалобы на Хосока и мысли о еде, о дворце имелась общая информация, но уж точно не про серебряные бусины.

– Неа, не помню, Хани.

В такие моменты оставалось лишь тихо сидеть и слушать Сон сонсенним. Панда По никогда плохому не научит.

– Я же рассказывала тебе о ней, когда мы ехали в поезде. – Хани чуть приуныла, думая, что её никто не слушал.

– Если это было так давно, то определенно могу че-то и не помнить. А так, может, ты говорила мне, когда я спала? Ты мне в лицо рассказывала?

– Н-нет, ха-ха. – Смешок у Хани вышел натянутый и готовый в любую секунду сорваться, как струна. Она отвернулась на миг и кашлянула, пытаясь сменить тему: – Это не обычная бусина. Посмотри поближе.

Хани снова разжала ладонь, и мне пришлось напрячь все свое зрение, чтобы увидеть какой-то подвох в обычной серебряной бусине.

– Шпильку с серебряными бусинами носит одна опасная героиня, что живет во дворце. Её зовут Хэйшэ́, но для прикрытия она михванка Хёна́.

– И? Я такие бусины видела у многих торговцев и на головах у янбанок.

– Но… ты права, разумеется, Мирэ…

– Но твоя интуиция сказала, что это вещь Хёна?

– Скорее да, чем нет.

– Не расстраивайся, Хани. Если твоя догадка верна, то вскоре мы выясним это. С нами же сила главного героя! – я пыталась подбодрить Хани, готовую упасть на бочок и закрыться на неделю от всего мира. Всё, естественно, отражалось на её лице.

Прежде чем Хани окончательно не начала подготовку к становлению хикикомори, открылась дверь. На пороге стояла ачжума.

– Госпожа Ким и Сон, господин вызывает вас, – сообщила госпожа Чха. Она была старушкой, повидавшей многое, раз не удивилась, что её господин принял в дом посторонних незамужних девушек.

– Что-то важное, госпожа Чха? – грустно спросила Хани, рассматривая бусину в руке.

– Господин Ким отдал приказ позвать вас. Дела же господина мне не ведомы, да и личная жизнь хозяев не должна касаться прислуги.

«Непробиваемая женщина, то ли бояться, то ли уважать её».

Хани вновь глубоко вздохнула, не в силах сломать защиту ачжумы Чха. Однако к подруге пришла идея, которой она сразу же воспользовалась:

– Господин Ким запрещал вам отвечать на наши вопросы, госпожа Чха?

– Нет, госпожа Сон. Не могу также отметить, что вы можете обращаться ко мне в неформальном стиле, потому что мой статус ниже.

– Не нужно, госпожа Чха…

Госпожа Чха чуть сощурилась, недовольная или, скорее, не принимающая нарушений этикета, она поклонилась и вежливо попросила:

– Госпожа Сон и Ким, если вам неудобно разговаривать со мной неформально, то, прошу, называйте тогда ачжума Чха, а не госпожа Чха. Относитесь ко мне так же, как к бабушке.

Хани хотела задать ещё один вопрос, но взгляд ачжумы Чха пресёк все попытки «бунтарства».

– Хорошо, ачжума Чха. – Женщина выпрямила спину и одобрила глазами выбранную сторону Хани. – Раз вы сказали относиться к вам как к бабушке, то у нас же не должно быть секретов. Почему Йен… то есть господин Ким живёт здесь? – Схитрив или нет, Хани взяла просьбу ачжумы Чха и перевела на свой лад. Подруга оживилась, найдя способ сломать броню главной служанки Йенгука.

Ачжума Чха неожиданно расслабилась, до этого находясь в твёрдом панцире невозмутимости. Её глаза подобрели и чуть заслезились.

– Господин Йенгук называет это место моим постоялым двором, но в действительности это его дом, где господин живёт много лет.

То, как старушка Чха ласково назвала Йенгука, без акцента на фамилию, показывало её заботливую любовь, как у матери к сыну.

– Это такая отмазка с названием? – грубо поинтересовалась Хани, пробуя не замечать нынешнее временное изменение госпожи Чха.

«Сломав броню человека, не всегда значит получить удовлетворение. Эх, Хани, и ты меня ещё учишь человеческим отношениям», – заканчивая мысль, я поцокала по привычке, как делали многие корейцы.

– Возможно. Слугам не позволено влезать в частную жизнь хозяев, поэтому не могут вам сказать точно. Если вы желаете узнать, то спросите об этом самого господина Йенгука.

Ачжума Чха ушла из ностальгии и вновь создала непробиваемый панцирь вокруг души.

***

Повечерело, и небо залилось золотыми, фиолетовыми и розовыми красками. Птицы ещё пели, пока ветер дул небольшим порывом.

– Господин Ким, я привела госпожу Сон и Ким, как вы просили. У вас будут какие-нибудь новые указания?

– Нет, ачжума Чха. Вы можете идти отдыхать, – по отношению к ачжуме Йенгук также относился к ней хорошо, но если сравнивать их обоих, то господин проявлял больше чувств, чем его главная служанка.

– Но, господин Ким, чай…

– Нет, ачжума Чха. Иди отдыхай! Если мы захотим выпить или поужинать, то позовем другого слугу. Ты меня поняла? – Йенгук не злился, но явно пытался надавить на ачжуму Чха. Женщина пыталась не показывать усталость, но её трясущиеся руки выдавали её.

«Надеюсь, это не что-то серьезное», – ужасная мысль пришла, как внезапная морская волна. В прошлом я не раз видела больных пожилых людей в больнице, где лежала Намсун. От их вида хотелось заплакать и чем-то помочь, вспоминая влияние сестры на наши с родителями жизни.

– Хорошо, господин Ким. Однако после отдыха я вернусь. – Поклонившись, ачжума Чха отправилась в главное здание. Йенгук молча смотрел в спину главной служанки, осторожно следя за ней. Было видно, что у них близкие отношения.

Когда Йенгук повернулся к нам, то осмотрел всех сидевших за круглым столом: внимательный Муён слева от него, курящий Шин справа, я – напротив, а Хани рядом. Встреча проходила в большой квадратной беседке, стоявшей на толстых, крепких балках, где голову защищала деревянная крыша с изогнутыми краями. Йенгук поставил локоть на стол и оперся об лоб.

– Разве госпожа Мин не ушла куда-то домой? – невзначай спросил Йенгук в пустоту. Он все равно бы получил ответ, даже если и шепнул.