Текст книги "Отражение стрекозы (СИ)"

Автор книги: Мира Качи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 15. Отрывок из новеллы: Йенгук

Мое первое детское воспоминание связано с мамой. Она подняла меня на руки, и я почувствовал запах подгорелой травы, чайных листьев и морской соли. Спустя много лет он всё ещё не отпускал до конца. Мне пришлось ужасно сильно держать себя в руках, когда я почувствовал его снова. Слабо, видоизменено, но настолько запах был родным, что осознание пришло не сразу.

«Её больше нет».

Мамы не было в живых как пятнадцать лет. Я до сих пор помню тот день, когда маленьким ребенком стоял рядом с ее постелью и смотрел на практически мертвеца. Ее глаза и волосы не блестели как раньше. После каждого вздоха она кашляла, но чаще всего страдала от судорог. Самым ужасном являлось то, что мама уже не могла сфокусировать на мне взгляд, да и скорее всего узнать. Больше всего на свете мне хотелось снова услышать её ласковое «мой рысенок Йен-а».

– Мама…

Воспоминания детства с каждым разом смывались все больше, но лицо больной матери навсегда засело в голове.

…

– Ахаха, молодой господин, ты думал, это болезнь? – после пятого дня смерти мамы мне встретилась в коридоре главного дома вместе с преданными до гроба служанками вторая жена отца – Сук Нами. Так как уже не было главной жены, генерал Ким изменил статус наложницы.

– А что это, если не болезнь, наложница Сук? Что вы сделали с моей мамой?

Её лицо скривилось. Эта женщина никогда не любила обращение «наложница». Родившись в семье министра общественных работ, она росла в любви и заботе. После того, как я покинул дом в пятнадцать лет, то смог узнать о её маленьких неприятных секретах. Министр Сук Тэбом постоянно покрывал дочь, когда та избивала до крови слуг или убирала конкуренток, желавших стать наложницами отца. Любила ли она генерала Ким или притворялась, мне не хотелось знать, главным моментом в моей памяти являлось признание наложницы в тот день.

Все в том же коридоре она приблизилась к моему уху и ехидно шепнула:

– Твоя мама получила наказание за то, что не знала меры. Я же ей всего лишь помогла, подарив вино реальгар. Знаешь, сынок, умную фразу, что заразу убивают заразой.

Сжав кулаки, я спрятал дрожащие руки. Как наследник мне приходилось выпивать немного яда каждый день, дабы в будущем иметь иммунитет. Вино реальгар входил в этот список, потому что алкоголь настаивался вместе с минералом, состоящим из мышьяка. Пока до меня доходило полностью жестокое осознание произошедшего, я невольно засмотрелся на ккотщин наложницы Сук. Зелёные. Цвет клана Ким. С того дня я поклялся отомстить отцу и его новой любви, с того дня я готовился к свободе, с того дня я возненавидел зеленый цвет.

Глава 16. Бессовестное пари, которое может решить судьбу

Я не выдержала и дала пощечину Йенгуку, совсем не понимая, что это может как-либо повлиять в будущем на наше возвращение домой. Ладонь в свою очередь адски горела, да и понятно почему: в своей жизни меня ещё никогда не злили так сильно, чтобы кого-то ударить. До этого момента.

Главный герой удивился и подергал челюстью, чтобы проверить её на сохранность. Хани и Муён же стояли в полном шоке.

– Оказывается, среди нас есть и кошка, – посмотрев на меня, объявил без всякой злобы Йенгук.

– Ты дурак? – вырвалось из меня.

Я хотела добавить ещё пару ласковых слов, как забытые демоны напомнили о себе. Встретившись с главным героем и его помощником, мы совсем расслабились и забыли о них.

– Так вот вы где, милашки! – промурлыкал один из пьяных янбанов. Вдвоем полураздетые они быстро оказались вплотную к нам.

– Мы сказали вам, что не кисэн, – морщась, выдала факт Хани.

– Ой, да кого это волнует, – пискляво произнес второй янбан с острым лицом.

– Нас! – выдала я.

– Да прекрати уже, милая.

Толстый янбан сильно сжал моё запястье и начал тащить к себе в комнату. Второй же пытался сделать тоже самое с Хани. Меня кинуло в жар, а сердцебиение отдавало в горле. Я была готова бороться за жизнь и сопротивляться, но страх не хотел отпускать моё сознание. Когда толстый янбан напряг сил, и я подумала об ужасном конце, за секунду до момента х появился легкий ветерок с приятным ароматом груши, мёда и мяты, а с ним тот, кто его принес. Йенгук встал рядом со мной и схватил запястья пьяного аристократа. С правой стороны же Муён закрыл спиной Хани от другого извращенца.

– Ты что делаешь, малец? – разозлился янбан.

Главный герой сжал запястье сильнее, и тот начал опускаться на колени от боли в руке.

– Сукин сын, ты что не знаешь, кто я? Да я… – пытался угрожать пьяный аристократ, пока Йенгук его не перебил:

– Мне плевать, кто ты. Хоть король… – Он ещё сильнее нажал на руку так, что янбан развалился на полу, – хоть червяк. Но никто не смеет при мне угрожать другому, тем более человеку с меньшей властью, – спокойно, но со сдержанным отвращением четко проговаривал Йенгук.

– Д-да кто ты в-вообще такой? – пытался спросить пьяный аристократ.

– Господин Ким, вы же не собираетесь сегодня испачкаться? Вам бы отдохнуть после Кояна, – беспокоился Муён.

– Коян… – повторила я шепотом.

«Их убили!» – мелькнула внезапно похожая мысль с Хани. Я поняла это по тому, как мы одновременно посмотрели друг другу в глаза.

Второй янбан с острым лицом начал что-то вспоминать.

– Точно… Чжонхён, посмотри на его подвеску!

Сквозь боль толстый янбан прищурился к подвеске, что висела на поясе Йенгука. Она представляла из себя длинную шелковую персикового цвета нитку, в которой посередине располагалось кольцо из фиолетового нефрита с внутренним узелком цветка, по бокам камень закрывали тканевые мугунхва, а в конце шла пушистая кисточка. Толстый янбан распознал символику подвески Йенгука, и его глаза округлились как пятьсот вон. Пьяный аристократ, несмотря на боль в запястье, сразу же стал кланяться в ноги главному герою и умолять его:

– Слуга Он Чжонхён просит наказать его за все злодеяния. Убейте меня, господин инспектор Ким. Прошу убейте!

– Убейте нас, господин! – присоединился к другу за компанию второй янбан. Он не понимал, что происходит, но верил действиям друга Чжонхёна.

Йенгук презрительно фыркнул.

– Шин, позови стражников и сделай им теплый прием.

– Вот же, тигр, не успел подойти, а ты уже раздаешь приказы, Йенгук. – К нам подходил Шин, пришедший из угла коридора. Нежные женские черты и распущенные розовато-желтые – цвета японского персика – волосы, выделяли его не менее, чем главного героя. К слову, Шин в данный момент не был одет и накрашен как кисэн. Высокий в светло-голубом мужском ханбоке и курящий длинную трубку он походил на топ-модель.

Шин приблизился к Йенгуку и с прищуром уставился на двух янбанов:

– Йенгук, если ты хочешь их казнить, то так сразу и говори. Твоё лицо палача сразу тебя выдает.

– Это не мне решать.

– Хорошо-хорошо.

Стоило Шину дунуть в свисток, который он достал из запаха, как прибежали стражники.

– Этих двоих отведите под стражу к главному инспектору. Про причину вы знаете, что сказать. Все как обычно.

– Слушаемся! – повиновались стражники и увели двух пьяных янбанов в неизвестную сторону.

Шин возмущенно выдохнул дым и только после этого нас заметил.

– А это кто? – используя трубку как указку, указывал то на меня, то на Хани.

Йенгук без эмоций глянул на нас и выдал:

– Гости.

…

Главный герой заставил пойти за ним и Муёном в подготовленную ранее Шином комнату. Она была небольшой, но уютной, вмещая всего лишь столик с белым чайником, чашами: три для питья и одна с якгва – с традиционными корейскими медовыми печеньями в форме цветка, низкий комод и висящий сверху свиток с выведенной аккуратным корейским почерком фразой «Золотая цикада сбрасывает оболочку».

– Присаживайтесь, госпожи, – по-доброму обратился Муён.

Мы вместе сели за столик, пока Йенгук что-то нашептывал Шину. Тот в свою очередь кивнул и ушел. Главный герой вошел в комнату, предварительно закрыв дверь, но садиться не спешил. Он взирал на нас, скрестив руки.

– Давайте отрежем голову и хвост. Вы… – он указал подбородком на меня, – ударили янбана-инспектора, то есть меня. Из этого следует то, что вы должны быть наказаны. А вы… – в этот раз главный герой показал на Хани, – её не остановили, за что тоже являетесь соучастником преступления.

То, что у нас у троих упала челюсть ничего не сказать.

– Подождите немного… – я встала и подошла к нему. – Что вы хотите этим сказать? Вы оскорбили нас, а теперь хотите наказать. Даже после того, что вы видели ранее?

– Ага.

– Господин Ким, это…

Ким Йенгук остановил его на полуслове.

– За оскорбления меня вы должны быть завернуты в бамбуковую циновку и избиты палками… Но если вы докажете, что не бесполезные шаманки, то обвинение будут сняты.

Наши челюсти чуть больше никогда не смогли бы подняться.

«Он что бессмертный?»

– Господин Ким, – Хани впервые подала голос после произошедшего. – То, что мы не бесполезные могут доказать и наши посетители, так зачем вам нужно тратить столько сил на проверку? – Писательница поднялась и встала рядом со мной.

Йенгук не шевельнулся ни разу.

– Может, потому, что деятельность шаманок контролируется королевской семьей и без их права никто не может помогать людям с помощью богов?

– Чего? – мы с Хани хором удивились. Подруга явно не знала об этом, хотя по сути вроде как она писала сюжет или же точнее видела.

– Если вы не подали разрешение на шаманскую деятельность в департамент обрядов, то ваша деятельность считается незаконной и подлежит наказанию, – рассказал Муён.

– Даже если мы помогали людям, – по-щенячьи я спросила у него.

– Это не важно, так как доказать будет невозможно. Много раз поддельные шаманки и паксу платили людям за ложь для получения разрешения, вследствие чего пострадало много людей. По этой причине теперь свидетели должны быть из чиновников, ученых или по крайней мере янбанов, получивших помощь.

– А к-когда это приняли? – поинтересовалась Сон Хани.

– Две недели назад.

Хани нервно засмеялась.

– Итак заключим спор? Если вы выиграете, то избежите наказание. Проиграете, должны будете получить порку или того хуже исполнить мое желание, – предлагал главный герой.

Я повернулась к нему и хотела уже обматерить, но безвольно остановилась. Йенгук хитро улыбался, чуть показывая зубы. По-настоящему улыбался, даже глазами, показывая морщинки. Даже сам Муён стал протирать глаза от увиденной картины. Длилось это недолго, всего пару секунд.

– Завтра в час дракона встречаемся на постоялом дворе бабушки Чха. Он тут один, поэтому случайно не попадете в еще один дом кисэн.

Мы обе сглотнули. Это было неизвестное и скорее всего опасное дело, поскольку обычно не бывало скучных деньков у главных героев книг. Но если бы мы не согласились, то могли бы потерять шанс на возвращение домой. Лучше уж так, чем быть в древнекорейской тюрьме, хоть и в придуманном мире.

– Договорились! – выражая уверенность, воскликнула Хани

У Йенгука хитро заблестели глаза, и он хмыкнул. Его лицо выражало лишь одно: «они проиграют пари».

В комнате стоял накал страстей, до тех пор, пока Шин с грохотом не зашел в нее, держа поднос с бинтами и тыквой-горлянкой, имеющей надпись «алкоголь». Как оказалось потом, Ким Йенгук попросил друга принести лекарство для моей ладони и его щеки.

– Разве я не чудесный молодой инспектор? Все-таки обычно в таких случаях руку отсекают, а я даю шанс ее полечить, – бессовестно нахваливал себя главный герой. Он притворился, что ему плохо из-за больной щеки – которая даже не распухла – а помощники подыгрывали ему.

– Господин Ким, не умирайте!

– Йенгук, я всегда буду помнить тебя… – с печалью поклонился Шин.

– Какой же ты настоящий придурок, господин Ким! – вырвалось из моего рта.

Глава 17. Душевные переживания: Хани

«Не думала, что мой герой может быть таким сексуальным, но и в то же время мудаком. Эх, надо же было мне брать персонажа с типажом милый с главной героиней, демон с другими», – размышляла поздней ночью, я лёжа на полу.

Я глубоко вздохнула. Ветер слабо коснулся моих распущенных волос. За пару недель в Михве красная краска полностью смылась и даже блонд стал незамедлительно отходить.

«Без современных шампуней, бальзамов и масок даже естественный цвет волос может вернутся».

Внезапно нахлынули воспоминания про моих выдуманных детей-персонажей.

«Волосы у Йен-а такие блестящие, иссиня-черные, а у Муёна обгоревшие каштановые с легкой кудрявостью. Если подумать, то точно ли Йенгук, Хваён или другие – вымышленные герои, что если это все-таки не мои фантазия, а мир, что на самом деле существует?..»

Я помотала головой и повернулась на правый бок в сторону Мирэ.

«Хани, ты сошла с ума! Не может быть такого: ты продумала сюжет, писала арки, расписывала персонажей, их одежду, вкусы… О, тигр, Хани, кого ты хочешь обмануть. – Я снова с тяжестью вздохнула. – Мирэ так спокойно спит, несмотря на новые проблемы вокруг. Сколько не думала, но я всегда ощущаю рядом яблочный запах с молоком, прям как молочный коктейль. Мирэ, что же ты скрываешь, раз так необычно пахнешь?» – последняя мысль сопровождалась внутренним смехом. За все время нахождения здесь Мирэ почти не каждый день ела с удовольствием яблоки.

Не сумев заснуть, я в итоге вышла во внутренний двор. Второй причиной было не мешать дальше спать подруге.

«Подруга… у меня теперь есть хороший друг, который, надеюсь, не бросит меня в беде. Снова».

С первого дня Мирэ смогла меня удивить. Что-то в её внешности зацепило меня, как будто я уже видела подругу раньше, а спустя пару дней совместной работы, поняла, что мы хорошо ладим из-за похожих характеров. Любопытство, рвение узнать и попробовать новое, поддержка… От прошлых помощников я не ощущала такой отдаче. Может быть, из-за моего непопулярности или непредсказуемости.

На самом делу друзей у меня было много, но после окончания университета я заперлась дома и только писала, писала и ещё раз писала до дедлайнов, чтобы не потерять заинтересованность к своим новеллам. Любовь читателей достаточно непредсказуемая тема: одно произведение, обладающее морем неточностей и глупостей, могла получить много любви и признание, в то время как книга, написанная по-настоящему интересно с проработанным сюжетом и персонажами, пылилась на книжных складах или более обидное – в интернете, где работа терялась среди других миллионов рукописей.

«Что ж, мне не хватало времени связываться с друзьями, вот они и решили меня тоже не беспокоить по пустякам. Однако теперь я в чужом мире, и все-таки честно, если бы не Мирэ, то я бы реально сдохла от нахлынувшей социофобии без возможности перезапустить игру. Ким Мирэ-щи теперь я официально могу звать тебя лучшей подругой. Хоть даже если ты можешь этого и не узнать».

Я потянулась и вдохнула ночной воздух. Давно я не чувствовала себя такой счастливой, хоть сейчас мы и находимся в шатком положение.

– Ммм, какой двор, как же хорошо, что Хосок нашел нам приличный дом в столице. Даже не верится. Эх, какой же он все-таки хитрый филин. Боится же, что мы перейдем на сторону его конкурента – О Кёниля.

О Кёниль, старший сын древнего торгового рода О, всегда соревновался с Хосоком на получение большей прибыли, а тот в свою очередь игнорировал молодого торговца и продолжал изводить Йенгука. Только к двадцати двум годам Кёниль смог привлечь внимание всех, особенно его важного врага номер один. Старший сын О обручился с младшей принцессой – Ван Саран, который на тот момент исполнилось десять лет. Недавно мы видели указ от Чхомок вана, запрещающий рано выходить замуж и жениться. Скорее всего он сделал это ради любимой дочери от фаворитки-наложницы. Так что теперь О Кёнилю нужно было или подождать невесту до совершеннолетия, или найти новую выгодную партию.

В любом случае Хосок, действительно, подобрал нам хороший дом. Мы жили одни – что само по себе взволновало в первую очередь – но рядом находился патруль стражников, из-за чего становилось менее беспокойно. Никто не мешал или следил за нашими действиями, никто не выпрашивал личную информацию или плевался завидно на чужое имущество, как бы произошло в современном мире. Однако, несмотря на всё, Квон Хосок разбивал сердца девушкам чаще, чем михванцы успевали говорить: «о, тигр». Фальшиво улыбаясь и ласково флиртуя, он легко заманивал их в постель. После одной ночи Хосок больше с ними не имел дела, если только они не участвовали в его плане по завоеванию мирового рынка торговли.

«Всё же Квон Хосок не оповестил Йенгука о нас и не отправил в тюрьму как сумасшедших женщин. На этом уже огромное спасибо».

Сев на древнем пхёнсане[1] на улице, я начала всматриваться в звезды.

[1] Пхёнсан (평상) – корейский деревянный настил, сидение, кушетка. Он выглядит как низкий стол с ножками, где можно лежать, сидеть. Он может умещать три и более сидящих людей.

– Блестят как безумцы. Неужели вы тоже рады, звездочки? Ким Йенгук из-за своей гордости ты ведь так и не узнал бы в новелле, как любит Хваён звезды, если бы не Шин. Хотя сейчас мне уже должно быть все равно, ведь в новой, нынешней версии тебя заинтересовала другая, и с ней ты ведёшь себя по-другому, по-настоящему, не фальшивя чувствами. Даже хоть она сразу и не поняла твои намерения. Только… Я глаз натяну тебе на жопу и заставлю моргать, если ты обидишь её! Реально это сделаю! – Хани представляла лицо Йенгука в небе и угрожающе показывала кулак. Перестав думать о плохом, я расслабила руки, голову и легла на пхёнсан.

– Но если он все-таки не выдуманный, то как тогда наша травма может быть похожа.

Звезды ярко сверкали, и слышался только стрекот цикад, да шолох падающих листьев.

– Мама…

***

– Мама, мама, посмотли, что я сделала!

Одно из ярких воспоминаний туманного детства был момент примерно в пять-шесть лет. Тогда я подбежала к маме, показывая какую-то поделку с нитками. Восторженно восклицая от нахлынувшей радости, я продолжала тыкать предметов. Мама посмотрела на меня и легко улыбнулась. Она взяла меня на колени.

– О, что тут у тебя, малышка Хани-я?

Пока мама рассматривала мою кривую поделку, я глядела на неё. Спустя столько лет лицо совсем стёрлось из воспоминаний, которую не могли восполнить фотографии. Их совсем не осталось из-за мачехи, решившей их в один день сжечь.

– Хани-я, – продолжала нежно мама.

Я совсем не помнила, что мама говорила, но её чистая, искренняя улыбка отпечаталось в памяти навсегда.

– Не забудь показать…

***

– Ты чего не спишь, онни?

Я опомнилась, вернувшись в реальность. Холодный ветер разогнался, покачивая неслабо листья деревьев.

«Про кого это мама говорила?»

– Сон не идёт, а ты?

– Кошмары…

«Возможно, ей сейчас трудно о них говорить. То, что случилось с ней на улице Поздней юности, её состояние…»

Я подумала, что смогу наконец-то развеселить часто грустную Мирэ, но её лицо посреди улицы взволновало сильнее. Она стояла и игнорировала всех вокруг, задумавшись о своём. Как будто в пустоту смотрела, ничего не выражая. В то же время от Мирэ чувствовалось тревожное чувство.

«Хорошо, что всякие безделушки смогли на немного отвлечь её».

– Как помощница, ты не жалеешь о выборе? – мне очень захотелось спросить. Сколько бы я не пыталась закрыться от людей, приходилось все равно общаться с коллегами из издательства и площадки.

Мирэ сразу не ответила и присела рядом со мной, накрыв половиной одеяла.

– Я видела в офисе много тех, кто не хотел с тобой работать. Они часто кричали или ругались. Если хочешь знать моё мнение, то… – Она с улыбкой посмотрела на меня, стараясь полностью передать чувства. – Мне писец как нравится! Я не жалею о том, что госпожа Сок дала шанс побыть твоей помощницей, Хани.

– Госпожа Сок говоришь? Она хорошая, но бывает так строга и пугающе. Брр. – Я потёрлась как будто от появившихся мурашек.

– Хех, это правда. А как же корректор Чжон?

– Не упоминай эту жестокую женщину рядом со мной, пожалуйста. Она настолько застряла в прошлом, что пришлось работать с господином Мином. Он похож на типичного несоциального сараримана, но отлично понимает современный сленг. Я реально устала объяснять сто раз госпоже Чжон, что радушный пук – это сленг китайских фанатов, а не пук единорога.

– Как интересно, ха-ха. Радушный пук, я не могу.

– Рада, что тебе весело. А как тебе… менеджер Чхве?

«Как же неловко об этом спрашивать спустя столько лет».

– Ммм, как бы сказать. У меня такое ощущение, что вы были ближе, чем кажется. Скажу честно, я мечтала с ним подружится ради плюшек, но он ведь странный, правда же?

У меня не было слов. Она была совершенно права.

– Я… встречалась с ним, пока он не начал проявлять интерес к другим.

– Вот урод! – Мирэ так заволновалась, что аж встала с места. – Да я…

– Не стоит, уже поздно что-то делать, да и бесполезно. Сядь обратно, холодно же, – я перебила Мирэ. Мне не хотелось вновь раскрывать старые болячки.

– А, почему ты не уволилась, если такая неприятная ситуация, Хани? Ты же автор бестселлеров в Корее!

– Автор бестселлеров в Корее? Кроме дебютной работы, остальные новеллы не получали таких лавров. Получается, что у Мосян Тунсю дебютная работа спасает себя сама, а у меня, наоборот. – Я глубоко выдохнула.

– Хани, я долгое время фанатею по твоим книгам, они помогли мне справится со мно-о-о-гими проблемы в жизни. Поэтому видя то, как ты говоришь так о своих работах, хочется спросить. Почему ты решила писать новеллы?

– Почему решила, спрашиваешь… Наверное, потому что историями я могла залатать дыры в сердце. Как в чужом, так и своём. А ты, Мирэ, тебе вообще понравились первые двадцать глав «Крика сороки»?

Для новеллы я выбрала длинное, но значимое для сюжета название. "Ты помнишь, что в нашу первую встречу кричала сорока?", – это было первая написанная и произнесённая фраза Ким Йенгуком в прологе. Однако один из законов языка – экономия время речи, поэтому в жизни приходилось говорить грубо, но понятно: «Крик сороки».

Мирэ легко рассмеялась прежде, чем ответить.

– Ко-не-чно! Как и всегда, я влюбилась в текст, даже не законченный. Только сейчас я думаю, надо было быстрее читать, так как я успела прочитать всего тринадцать глав. Но в оправдание скажу, что в каждой главе почти два авторских листа. Тебе не жалко читателей, Хани? Так можно и проспать работу, – с грустным видом закончила Мирэ.

– Поэтому ты и опаздывала так часто?

«Что-то я не верю ей до конца, этому хитрому еноту».

– Бывало, разумеется, другая причина, но я честно-честно, клянусь пальцем Сукуны, поздно засыпала из-за твоей интересной рукописи или пропускала автобус, или поесть, или ещё что-то… Мои ттокпокки…

Я резко захотела задать ещё один вопрос, мучивший меня долгое время, но Мирэ как будто почувствовала мои сомнения, и своим ответом смогла как удивить, так и шокировать одновременно.

– Сон Хани, что бы ты не делала, я всегда буду на твоей стороне.

Невольно открыв рот, я не могла поверить.

– Даже если мы знакомы всего не более месяца?

– Даже если и так. Проведя с тобой безумные деньки, я поняла, что на тебя можно положиться. То, что ты не оставила меня на съедения Ильсуп уже о многом говорить! – после сказанного Мирэ засмеялась.

Я легонько ударила её боком за это. В ответ мне тоже захотелось пошутить, поэтому с серьезным лицом ответила:

– Прекрати, это же не смешно! Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ещё одна помощница от меня сбежала, вот и спасла. В последнее время трудно нанять помощника.

– Эй, Хани, это жестоко, ммм – фальшиво надув губы от обиды, Мирэ парировала. Она произнесла милым голоском, как у кореянок, болтающих с оппами, и отвернулась.

– Эх, а что я могу поделать, мое солнышко. Купить альбом BTS в Михве будет трудно, – специально понизив голос, как у молодого парня, продолжила сценку.

Мирэ не отреагировала. Сначала подумала, что она не услышала или не поняла шутку, но посмотрев поближе на её лицо, я поняла, что та сдерживает улыбку.

– Хани, ха, я не могу, ха-ха. Альбом BTS здесь… ха-ха. Сначала им надо демобилизоваться.

Мирэ рассмеялась до слёз, а я вместе с ней за компанию. Когда мы успокоились и совместно стали смотреть на звезды из меня невольно вышел шёпот:

– К сожалению, это только начало того, что может случитьсяв будущем.