Текст книги "Отражение стрекозы (СИ)"

Автор книги: Мира Качи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Сон Хани подумала также, поэтому было неудивительно, когда мы встретились взглядом.

– Теперь точно спросим про Сору?

– Точно!

***

Как и ожидалось, местные люди при упоминании девочки отказывались говорить, либо бросали фразы: «она была сиротой», «нет друзей», «была необщительна», а после по-быстрому сбегали.

– Чует моя жопа, что это не спроста.

– Как по канонам хоррора, она станет проклятием из-за неприятия обществом.

– Давай, не будем, Мирэ, – обнимала и потирала руки от мурашек писательница.

– Вам страшно?

– Нет, а тебя?

– Немного.

– Мне тоже.

– Вы же сказали…

Сон Хани меня специально проигнорировала и завернула на маленькую торговую улицу деревни. Мы продолжили расспрашивать людей, упоминая уже других жертв из списка. Наш травник, дом которого нам предоставили, оказался милым старичком. Мальчик из слов Дальги – примерным сыном, а сын старосты готовился унаследовать управление деревней. Какая-то связь была, но слабая. Еще нам рассказали про местную легенду Ильсуп. Ее рассказала бабушка, продававшая жаренные каштаны. Не сказать, что она сошла с ума, но проходившие мимо жители косились на неё.

– Вы точно хотите выслушать местную сумасшедшую?

– О чем вы, бабушка, вы никакая не сумасшедшая, – по-доброму, с искренностью успокаивала ее Хани. Видимо, старая женщина напомнила кого-то для госпожи.

Старушка все мялась, смотрела на дряхлые руки и молчала. Госпожа Сон решила предложить выгодную сделку:

– Бабушка, а давайте сделаем так. Я обменяю у вас все каштаны на фрукты и овощи, а вы расскажете нам то, что хотели.

Сон Хани взяла один из плодов и потрясла в руке. Старая женщина не порадовалась, напротив взгрустнула.

– Не нужно брать то, чего душа не просит.

– А почему нет, я вот хотела сегодня как раз съесть много, очень много орехов, – я вклинилась в разговор.

– Хорошо, но только оставьте мне пять каштанов на продажу.

– Договорились! – мы вместе с Сон Хани произнесли.

…

– Изначально Ильсуп звали не какую-то деревушку, построенную рядом с густым лесом, а девушка. Это была молодая, полная сил добрая госпожа. Красота, благородство, таланты и звонкий пронзительный смех – отличали ее от других ровесниц. Отец и мать гордились, сестры и подруги завидовали, а мужчины безумно влюблялись. Однажды в их местность прибыл молодой янбан из многоуважаемой семьи. Большинство девушек повлюблялись в него, в том числе и сестры Ильсуп. Сама же девушка думала: «Как можно любить кого-то так сильно из-за красивого личика?». Спустя пару дней после прибытия янбана они случайно встретились на празднике ее отца.

«Я никогда не видел такой нежной и хрупкой девушки, можно ли мне продолжить с вами общение?», – предложил молодой янбан, поговорив с Ильсуп краткие десять минут.

Девушка не отказала, но и сразу не согласилась. Только через пять дней полных ухаживаний от молодого янбана Ильсуп приняла предложение, а через месяц деревня услышала об их свадьбе.

Сестры Ильсуп рассвирепели и подготовили хороший подарок на свадьбу.

«Почему это мы еще ей ничего не подарили? Надо это исправить».

От имени ее лучшего друга и вечного воздыхателя, они отправили Ильсуп послание с просьбой прийти в безлюдный, заброшенный храм. Наивная девушка поверила и одна, ночью, отправилась в место из письма. Так, в прохладную мартовскую ночь, сестры испортили лицо Ильсуп. Когда она заходила в храм, – они вместе, ради совместного наслаждения, плеснули в сестру воду, привезенную из кислотного мамгукского озера.

Ильсуп сначала не поняла, что с ней произошло, а потом услышала свой крик, вырывающейся со всей мочи из груди. Днем стража нашла девушку у храма и отнесла в дом. Родители ужаснулись, а лекари отказывались ей помогать, говоря: «уже поздно». Когда Ильсуп проснулась от рыданий личной служанки, увидела свое лицо в мутно-желтом зеркале. Она сильно заплакала, потому что больше не было привычного милого лица. Кислота разъела черты лица и теперь выделялись лишь черные, как смоль, глаза.

«Почему я?» – повторяла себе каждый день Ильсуп.

Семья молодого янбана, узнав об увечьях будущей невесты, сразу же отменила свадьбу. Сестры вдвойне радовались, так как их чудесная сестра больше никогда не смогла бы выйти замуж. Молодой янбан в свою очередь однажды ночью пробрался в комнату бедняжки и воспользовался ей.

«Если не смотреть в лицо, то все будет прекрасно, – выдал он после сделанного. – Радуйся, что я дал тебе шанс испытать такое в жизни, Ильсуп. Если не я, то кто, – он усмехнулся и свободно ушёл через дверь».

Молодой янбан в родном городе давно имел клеймо «цветочного вора», но, разумеется, большинство господ из деревень об этом не знали, потому многие девушки пострадали от этого мерзавца.

«Почему я?» – снова стала повторять Ильсуп изо дня в день.

Никто не мог помочь бедняжке: родители имели меньше власти, чем семья молодого янбана, а подруг подговорили сестры Ильсуп, и они перестали с ней общаться. Только лучший друг остался с ней. Его сердце постоянно болело из-за страданий возлюбленной.

В конце концов Ильсуп решила оставить бренный мир:

«Я убегу в Тихий лес и покончу там со всем».

Через пять дней, в полнолуние, она тайком сбежала в лес за смертью. Шел дождь, но, поскальзываясь в грязи, девушка продолжала идти. Холодный металл шпильки обжигал кожу. На полпути Ильсуп почувствовала себя странно. Вокруг стало кружить, а голова заболела. Сделав пару шагов, девушку вырвало.

«Что со мной? – подумала она, опираясь на дерево – Я же не беременна?» – пришла неожиданная мысль.

Все эти дни Ильсуп постоянно хотела спать, ела больше, чем обычно, и ее постоянно рвало. Пока она думала, – девушку нашел её друг. Он отвел Ильсуп в домик, стоявшей в глубине леса.

«Тэсон, возможно, я ношу ребенка под сердцем. Ты все еще хочешь помогать мне?»

«Конечно, Ильсуп! Я тебя никогда не брошу».

Прошло девять месяцев, как Ильсуп сбежала из дома и стала жить в лесном домике. Она, действительно, была беременна, а Тэсон, как и обещал, постоянно ей помогал. Через пару дней в морозный декабрьский день Ильсуп начала рожать. Её друг нашел лекаря, который бы скрыл роды, для этого он много заплатил хва из заработанных на продаже мяса денег.

«Давайте тужитесь, тужитесь!» – кричал старый лекарь.

Ильсуп сильно кричала: боль была невыносимее, чем растворения лица или нападения от янбана. Девушка чувствовала, что могла не дожить. Спустя четырнадцать часов ребенок наконец-то вышел.

«Почему я?» – в последний раз подумала Ильсуп и умерла.

Тэсон сильно горевал по лучшей подруге. Её тело он закопал где-то в лесу и поставил на могиле небольшую башенку из камней, в память о любимой. Перед могилой Ильсуп Тэсон пообещал позаботится о её ребенке. Парень не стал искать для него приемную семью или знакомить с бабушкой и дедушкой, вместо этого он сам усыновил дитя.

Неожиданно для всех Тэсон спустя много лет усердной работы стал старостой деревни и переименовал её в «Ильсуп». Что насчет настоящей девушки, то за ней закрепилось имя «санщильмёнгви́», означающее «демон с потерянным лицом». Всё из-за слухов местных жителей, которые утверждали о том, что видели или даже пострадали от нее. Она всегда появлялась внезапно из воздуха и задавала лишь один вопрос: «Я красивая?». Смотря на уродливое лицо, люди часто мешкались. Если сказать «да», то она вырывала глаза, а если «нет», то – сердце. Был способ спастись, но никто о нем не знал, кроме мертвого Тэсона, что одним вечером увидел санщильмёнгви.

***

Ночь. Луна все еще оставалась кроваво-красной и освещала деревья поблизости. Казалось, что все вокруг кровоточило. В деревни лунный свет менялся на обычный цвет, но стоило подойти к проклятому лесу, как атмосфера превращалась в ужастик. Мы с госпожой стояли напротив стороны леса, где находилась хижина паксу Ок, и топтались на месте.

– Мирэ, прежде чем мы отправимся в опасный путь, я хочу честно признаться: я фанатею по к-попу, ненавижу зеленый цвет и… я хочу с тобой дружить. Если мы выживем сегодня, могу ли я стать твоей подругой? – Мирэ повернулась в мою сторону и искренне ждала ответа. На фоне красного лунного цвета ее глаза блестели и были красивее, чем обычно.

– Конечно, госпожа Сон.

– Если так, то используй панмаль[4] и зови меня уже по имени.

– Кхоль[5], Хани!

[4] Панмаль (반말) – неформальный, невежливый стиль корейского языка, наподобие нашего «ты». Используется среди близких людей, родственников, ниже по статусу и возрасту людей.

[5] Кхоль (콜) – договорились, отлично, конечно

…

Не сразу, а с пятой попытки мы зашли в Тихий лес. Шаг за шагом мы все более соглашались с названием места: здесь и вправду не пели птицы или не шуршали лапки животных.

– Как тогда мы заметили кроликов?

– Думаю, в той части леса не все так плачевно как тут. Ты разве не чувствуешь давление?

Я остановилась и пыталась понять, что чувствую.

– Кажется, что душно, но ни дождя, ни туч нет.

– В том и дело. Я, конечно, не настоящая шаманка, но знаю точно: в хороших местах редко бывает плохо.

Согласившись на слова, я продолжила идти с Хани. В середине пути деревьев становилось все больше и выше, а их корни – массивнее и запутаннее. Ночью без фонарика было плохо, но если мы взяли бы хотя один мелкий факел, то стали первыми в списке агви на съедение. Справа промелькнула чья-то тень, и мои нервы стали натягиваться.

«Боже, мы идем на злобного духа, при этом не имея каких-либо сил, кроме мешочка с травами да оберегом. Хоть бы не умереть».

– Чувствуя, что мы совсем рядом, – настороженно шепнула Хани.

– Я красивая? – раздался звонкий голос напротив нас. Его издала женщина с глубокими как от огня шрамами, покрывающими всю поверхность лица, в красном ханбоке, похожим на ханьфу из-за верхней кофты, доходящей до колен и имеющую пояс.

На лице Хани читался или страх, или обида, что после ее слов снова появился тот, кто мог легко убить нас одним взглядом. Я не знала, что делать так быстро, как заметила улыбку писательницы.

– А мы красивые?

Я округлила глаза и удивленно посмотрела на неё, а санщильмёнгви тем более. Ей явно еще не задавали таких вопросов после стольких веков.

– Так что, мы красивые? – повторила Хани. Я бы подумала, что она в смятение и пытается найти решение. Но пока она заговаривала агви, незаметно пальцем указывала на мой рукав. В него я положила пучжок от паксу Ок.

«Она хочет…»

Хани дала еще один знак – быстрое подмигивание правого глаза. Я поняла и также незаметно кивнула. Резко достав оберег и рванув, с трясущимися руками побежала к лицу санщильмёнгви. Сначала все было как надо, но затем она среагировала в последнюю секунду и взмахом руки вызвала сильный ветер. Как острое лезвие он порезал мне щёку и ужасно глубоко поранил предплечье. Кровь хлынула незамедлительно, и мне пришлось сесть на корточки. Хани ужаснулась при виде меня и повернулась к злобному духу. Мне казалось, что я чувствовала весь гнев писательницы.

– Неужели вы думали, что все так просто? Дайте подумать: был ли когда-нибудь человек, что поранил меня. Ой, нет! – агви театрально похлопала в ладоши и рассмеялась.

Хани тоже решила действовать. Пока санщильмёнгви отвлеклась, у нее был прекрасный шанс. Травы, разумеется, не имели такой силы как у пучжока, но если паксу их дал, – значит, что они могли помочь. Хани в одну секунду подобралась близко к Ильсуп и попыталась кинуть травы. Агви легко отошла в сторону и её ничего не задело, ни один лепесток или веточка. От неудачи Хани испугалась и чуть подвернула ногу, вернувшись в прямое положение. Санщильмёнгви же подождала идеальный момент и, вызвав снова ветер, кинула ее резко в массивное дерево. Я услышала, как у Хани хрустнула спина.

– Хани! – я, не думая, крикнула. Силы покидали меня, тело тяжелело, а в глазах начинало темнеть.

– Если бы не он, Великий Владыка змей, то я бы не стояла здесь. Как же все-таки прекрасно иметь силы! – злобная Ильсуп снова рассмеялась.

«Владыка змей? Что же это за мудак такой? Мое время кончается – надо что-то сделать или я умру, оставив Хани тут одну».

У Хани, хоть и была в бессознание, но у неё медленно поднималась грудная клетка. Это облегчало ношу. Незаметно я сжала кулак, чтобы проверить пучжок. Когда санщильмёнгви направила свою руку ко мне, то я на всякий сжала ладонь покрепче. Кровь продолжала течь, и я боялась, что пучжок потеряет силу.

«Это мой последний шанс!»

У меня все еще оставалось немного сил на побег, но оставить умирать здесь Хани, я не могла. За две недели мы вправду подружились. К тому же наши интересы совпадали на девяносто, а то и сто процентов.

– Что такое, Сора?

Пока я раздумывала, а агви нахваливала себе, к ней подошла высокая, угловатая с косичками девочка. Она что-то шепнула Ильсуп и та злобно улыбнулась.

– Отлично! Скоро можно будет сварить суп из глаз и сердец. Мне не хватает пару девичьих, поэтому как раз можно будет начать с вас!

Санщильмёнгви стала идти в нашу сторону, а девочка осталась позади. Её глаза имели мертвенный вид, а радужки – серый цвет.

В последний раз я повернулась к Хани. Одна за другой появлялись капли слез, а сердце стучало невыносимо больно.

«Хани…»

Я заметила, как девушка двигает пальцами. До прибытия Ильсуп я немедля подбежала к ней.

– Хани… – хрипом я проговорила ее имя.

– Мирэ, я поняла. Нам нужно вместе использовать наши предметы, а потом произнести заклинание как в сказках. – Из ее рта немного потекла кровь. – Я, видимо, подвернула лодыжку, поэтому не смогу подойти близко.

– Хорошо-хорошо, что мне нужно сделать?

– Когда эта щипсэги подойдет ближе, я кину в нее травы, а ты быстро пучжок на её лоб и, бац, заклинание.

– Ок, но какое?

– Ты поймешь.

Я не успела подумать, потому что Ильсуп была уже в метре от нас. Хани крикнула: «Лови, тварь!», резко встала, наклонилась вперед и кинула ей травы в лицо. Я незамедлительно, с острой болью, последовала за писательницей и с хлопком прикрепила амулет на лицо.

– Очищение! – крикнула из всех сил Хани, а после я повторила за ней.

Санщильмёнгви не поняла, что происходит: резкая боль захватило все её тело, а после оно стало сверкать. От сильной яркости света мы закрыли глаза. В итоге мертвая Ильсуп исчезла в свете.

***

– О, тигр! Дорогой!

– Сын!

– Отец!

– Любимый!

Вернувшихся из Тихого леса радостно встречали родственники. После исчезновения Ильсуп, Сора пришла в себя и показала дорогу в хижину, где пропавшие люди лежали связанные в бессознание на полу. Мы разбудили первым травника, и он оказал нам первую помощь из подручных материалов.

– Жить будем?

– Будем, Мирэ. Кстати… – Она повернулась ко мне. – Ты же теперь моя подружка, а?

– Конечно, госпожа Сон! – я хитро улыбнулась.

– Эй!

– Простите, – перебил наш разговор дедушка Чханам. – Дорогие шаманки, спасибо вам, что спасли моего сына. – Уже точно бывший староста деревни поблагодарил со слезами на глазах.

– Мы же обещали вам…

– Верно, Мирэ, – ответила Дальги.

– Дальги, ты же должна быть дома?

– Дедушка, тут мой папа – как я могу не встретить его?

– Точно, отец. Не волнуйся: она уже у нас взрослая, – сказал молодой мужчина с бородой и взял дочку на руки. Это был Чхакчжом – нынешний староста деревни.

– Ну раз ты так говоришь…

– Не могу передать словами, как мы вам благодарны. – Он провел взглядом на жителей. Они смотрели на нас со слезами и улыбками на лице. – Вы не хотите остаться здесь жить? Мы вам построим храм, будем приносить еду и молиться каждый день за вас.

Мы не сразу ответили. Наша главная цель была – не найти здесь дом, а напротив выбраться отсюда.

– Это очень мило с вашей стороны, но мы должны уйти, – нарушила тишину Хани. – Есть еще многие люди, которым мы должны помочь. Разве вы не согласны?

Все люди здесь кивнули.

– Но все-таки можем ли мы помочь с чем-то? Боги, да и наша совесть, ах, тигр, на нас разозлятся, если мы ничего не сделаем…

– Что вы, вы как раз можете нам помочь! – Я улыбнулась.

***

Когда мы сели на повозку, и она стала двигаться, то нас провожали многие. Наш дальнейший путь был в Самсу – в небольшой город, находящийся в западно-южной части Михвы. Торговец из этой местности, услышав про наше избавление от злого духа, сразу согласился нас подвезти. «В Самсе тоже есть кому помочь, поэтому не благодарите», – лишь сказал он.

– Надеюсь, там не будет такого же жуткого демона…

– Не должно, мы как раз приедем к веселью.

– Какой-то праздник?

– Ага! День рождение бабушки Хваён.

– Той самой гг?

Хани с бока повернулась ко мне лицом и как будто стрельнула из ружья:

– Бинго!

– То есть поэтому ты меня не остановила?

– Возможно, но я считаю, что у тебя хорошая чуйка, поэтому доверяю.

– Чё?

– Мирэ!.. Шаманка Сон!..

Мы обернулись. За нами бежала Дальги. В руках она держала корзинку, что превышала размер ее рук.

– Шаманка Сон!..

– Дальги-я. – Я протянула руки.

Торговец услышал голос дочки старосты и немного замедлил лошадь. Дальги подбежала ближе, и я успела забрать корзинку.

– Спасибо, – успела я только сказать до восстановления скорости повозки.

Дальги, отдав корзинку, остановилась на дороге и начала махать:

– Удачи!

Хани отодвинула грубую ткань корзинки. Мы увидели там немного еды, пару жаренных каштанов, тыквенную сосуд в форме груши с водой и записку, в которой гласилось:

«Спасибо вам, дорогие! Теперь моя прабабушка может покоится с миром. Она не была злой, но негатив от местных жителей и тот человек заставили восстать ее из могилы. На самом деле раньше она не пугала людей, только после прибытия незнакомца она стала другой. Посмотрите сейчас на луну у леса, она снова стала обычной, а значит вы спасли нашу деревню от бо́льшего зла. Я приготовила вам пару подарков, угощайтесь и будьте осторожны».

Читая записку, мы как раз проезжали мимо Тихого леса. На небе красовался привычный притягательный серп из луны. Вдалеке в тени деревьев мы заметили бабушку-торговку и девочку Сору. Они держались за руки и провожали нас улыбками.

– Тогда почему именно этих людей забрала Ильсуп? – невзначай я спросила.

– Потому что каждый из них лишился дорогого им человека.

– Тогда почему не забрали дедушку или ачжуму? – Я взглянула на Хани.

– Потому что кому-то была нужна именно их молодая кровь…

Глава 9. Поручение от богини

«Вижу белую цаплю

На тихой осенней реке;

Словно иней, слетела

И плавает там, вдалеке…»

Ли Бо «Белая цапля»[1]

[1] перевод А. И. Гитовича

Мы прибыли в Самсу за полночь. Ранее староста дал нам немного денег, поэтому мы смогли заплатить за комнату в постоялом дворе, а потом вырубиться от усталости.

К несчастью, люди прознали о нас быстрее, чем мы могли представить, поэтому хороший отдых перед дальнейшем путешествие нам только снился. Видимо, тот дедушка-торговец всем разболтал о шаманках, которых он подвез недавно. Три дня, с утра до ночи, мы принимали клиентов: то надо помолиться за сына пьяницу, то благословить на замужество некрасивую дочку, то помочь со спиной дедушки, думающий, что его проклял недруг-сосед – и продолжающийся список таких необычно-обычных просьб. Хозяйка постоялого двора хитро решила на этом подзаработать, по этой причине дала нам чистую и уютную комнату на первом этаже, где каждый мог увидеть, как у нее хорошо находиться путникам. Ещё она приносила свежие фрукты, блюда и напитки, чтобы показать, какая она добрая и щедрая хозяйка. И как бы это не выглядело фальшиво, желающих остаться в её постоялом дворе, действительно, стало выше крыше.

– Ачжума Пэк стала бы железной леди в нашем мире, – однажды заметила Хани, в чем я совершенно согласилась.

Но мы и не жаловались, потому что таким образом могли услышать слухи из других городов, получить свежие кимчхи или редко, конечно, от приходивших денег, что было не менее приятно.

***

Спустя три дня нашего пребывания в Михве, выдуманном мире Хани, начались проблемы.

– Как же так? – расстроенно выдохнула Хани.

– Что такое, онни[2]?

[2] Онни – старшая сестра со стороны девушки. Может использоваться для подруги, которая старше

Я зашла в комнату и увидела, как у подруги начались красные дни.

– Не знаю, радоваться мне или плакать, что у меня тоже будет такая проблема.

– Можешь помочь?

В течения дня я помогала Хани не умереть от стресса. От посетителей в эти дни мы, разумеется, отказались. Ачжума Пэк от этого немного приуныла, но, поняв, что может побыстрее устранить (облегчить) боль, решила нам помогать и во всем советовать. Такой жест доброй воли смог немного растопить предубеждения к хозяйке постоялого двора. Соединив современное мышление и традиционные методы, пазл для первой помощи попаданок – или как язык не повернется сказать «исекайнутых» – сошелся. Прокладки мы заменили пухом между двумя сшитыми кусками ткани, боль ниже живота лечили цветочным чаем и прикладыванием теплой, заранее нагретой водяным паром, тряпкой, а перепады настроения – разговорами.

– Никогда бы не подумала, что тебе тоже нравятся Sulmunlit. Кто твой биас[3]?

[3] Биас – любимый член группы

– Хм, это секретная информация, но… это Сонхи.

– Ну, блин, вот тут мы разошлись: мой любимчик – это Чхинха оппа.

– А тебе кто нравится среди актеров? Мой любимый – Ким Сок…

– Чжин! Что ж, я тогда не понимаю, где наши пути разошлись. Может… Хваю…

– Ги! Тогда Магическая…

– битва! Хм, ёще одна сексапиль…

– ная дуреха! Обожаю эту манхву, хоть она и старая! Сейчас будет песня ман…

– се! Севентин навсегда засели в моей души. Перейдем к самому сложному. На раз-два-три скажем любимое блюдо. Раз-два-три!

– Чачжанъмён! – крикнули мы вместе, а потом рассмеялись.

И так мы продолжили весь вечер, пока не уснули в один из обычных августовских дней.

…

Чуть прохладная из-за ветерка лунная ночь. Приятный шелест падающих листьев с деревьев. Стрекот цикад, находящихся где-то вдалеке. Атмосфера не предсказывала что-либо опасного.

– Ааа! – прорезал тишину крик Хани.

Я разлепила глаза и посмотрела на писательницу. Она спала напротив меня, в сторону выходящих во двор дверей, оклеенных рисовой бумагой. На её животе стояла черная змея с ушами и со светящимися голубыми глазами. Существо смотрела на Хани, но каких-либо движений больше не совершала. Как вдруг она заговорила по-человечески: ровным, мягким и спокойным голосом:

– Не бойтесь, дети! Это я – госпожа Опщин – решила вас проведать.

– Опщин? – всё ещё не понимала я, протирая глаза.

«Сон или не сон? Вот в чем вопрос».

Змея посмотрела то в мою сторону, то на Хани и вздохнула. Она переместилась на пол между нами и стала объяснять:

– Я предполагала, что вы можете обо мне не знать, так как из другого мира. Но я не злюсь на вас, поэтому представляюсь. Меня зовут Опщин, и я михванская богиня богатства!

Богиня-змея восторженно виляла кончиком хвоста и ждала бурной реакции. Однако мы продолжали сидеть под одеялом и смотреть на нее с неким подозрением.

– Эх, ладно. – Хвостик богини перестал биться об пол. – Я пришла сюда не просто так. Сейчас вы работаете шаманками, что записывает вас в обязательном порядке в список богов на поручения. Вы мне нужны для одного важного дела!

– Для ч-чего? – спросила я. Хоть мы и уничтожили Ильсуп, настоящих сил у нас-то не было, как мы вообще могли помочь богини?

– Все очень легко! Вы должны пойти на праздник в дом Мин и помочь одному члену этой семьи.

Я сразу же встретилась взглядом с Хани.

«Нам же туда надо», – говорили наши глаза.

– Но как мы туда сможем попасть, госпожа Опщин? Мы не дочери янбанов и не торгуем чем-либо, – поинтересовалась Хани.

– А как тогда вы хотели попасть туда ранее?

«Спалились».

– Мы еще не… придумали, – призналась подруга, нервно почесывая затылок.

Богиня хмыкнула, если змеи вообще могли это делать.

– Конечно же, все очень легко. Вы отправитесь туда по воле богине, моей!

– Вы как-то посодействуйте нашему входу? – в этот раз спросила я.

– Ага. – Змея хитро улыбнулась и показала острые клыки. – Будьте готовы справится с любой задачей в доме Мин или вы умрете от чьей-либо руки! От богов тоже, – Опщин закончила и как в ни в чем не бывало ускользнула прочь в тень, оставив нас в недоумение.

– Ты сможешь пойти, Хани? Все еще сильно больно?

– Неа. – Она повернулась ко мне. – Думаю, богиня смогла облегчить боль, так как я чувствую себя намного лучше, чем последнюю неделю. И я готова свернуть горы ради моих деток! – воодушевилась писательница.

– Я бы тоже так хотела легко облегчить боль, – грустно вздохнув, я выдала.

– Ничего, все только впереди.

***

Вечером следующего дня – после того, как к нам пришла Опщин – наступил праздник – день рождения мамы отца Хваён. На торжество были приглашены многие семьи янбанов с их детьми, дружившими со старшими главой и его женой долгие годы. Продолжал дуть приятный ветерок, а на душе становилось легче из-за спада духоты.

Неподалеку мы стояли от высокого каменного забора с толстыми деревянными воротами, из которых слышались бренчания посуды, смех господ и музыка каягыма. Гости всё приезжали на паланкинах, а мы не спешили показываться на виду, продолжая смотреть на нарисованный на воротах дома клановый герб семьи Мин – ветки мэйхуа в небесном круге.

Каждая уважающая себя семья янбанов хотела обладать фамильным гербом, указывающим на древний, могущественный и почитаемым королевской семьей род. К несчастью для недавно разбогатевших торговцев или зарождающихся и набирающих политическую власть янбанов, его было не так просто получить. Из тысячи кланов всего сто родов получили официальные гербы. Как по велению богов, самые древние были у пять великих семей: у главного героя – клан Ким, с желтоглазой рысью на зеленом фоне; у главной героини – клан Мин; у лучшего друга Йенгука – клан Квон, белый филин с семечками граната на грушевом фоне; семья императрицы – клан Хван с розовой магнолией на темно-фиолетовом фоне и сама императорская семья Ван – цветок мугунхва на персиковом фоне. Что до остальных, то Сон Хани не успела рассказать, либо она не знала.

– Точно ли нас пустят? – я испуганно спросила у Хани.

– Абсолютно точно! Богиня позаботилась о нас, даже про одежду не забыла.

Мы стояли в новых шелковых ханбоках, подаренной Опщин. Мое светло-лимонное чогори с аметистовыми корым и ккытдон, манжетами, и бело-голубая чхима с вышитыми темно-синими цветами сочетались с нарядом Хани. На ней были одеты белое чогори с пришитыми тепло-коралловыми – корым обладала тем же оттенком – цветочками на нижней части воротника, охровый оттенок которого имели также и манжеты, и юбка. Сверху у писательницы висела кулька с воткнутой простой на вид светлой шпилькой с парой ниток, на конце которой висела небесная бусина на каждой, и с желтыми длинными серьгами, которые она не снимала со дня прибытия в этот мир. А у себя на голове я заплела с двух боков лба косички, в которые Хани вплела откуда-то взявшиеся ленты с тканевыми жасминами. Обувь нам подарили одинаковую – ккотщин с лотосами. Когда мы ранее, в постоялом дворе, стали рассматривать подарки, то заметили записку от богини: «Шаманки должны быть шаманками, поэтому не позорьте меня перед простолюдинами и другими богами».

Мы недолго нервничали и стояли перед воротами Мин, потому что в один момент они открылись. Перед нами предстала хозяйка праздника.

– Что вы ждете дорогие гости, заходите!

Опирающаяся на трость из темно-красного дерева, маленькая, пухленькая, с красно-розовым ханбоком, имеющим золотую вышивку различных пестрых растений, и не менее ажурной вуалью на плечах она улыбалась, глядя на нас.

– Но… – только успела сказать Хани, как за нами встали служанки и повели внутрь, к женской половине дома.

…

Мы проходили как будто лабиринты: справа, слева, вперед, справа, справа. Все было так похоже, да и коридоры все не заканчивались.

– Думаешь, она нас съест? – ловко подойдя ко мне, шепнула Хани.

Развернувшись, я в шутку согласно кивнула.

– Эй! – Она стукнула меня.

Бабушка же втихую рассмеялась.

…

Наконец мы добрались до комнаты, наполненной звонким женским смехом и пахнущей вкусными яствами, цветочными духами и благовониями. Бабушка прошла вместе с нами вперед. Подождав окончательной тишины, она представила:

– Познакомьтесь, это недавно прибывшие сюда талантливые шаманки. Госпожа Сон и госпожа Ким!

Как по правилам, мы вежливо поклонились всем двадцати женщинам, что сейчас пялились на нас с недоумениемв тишине. Бабушка Хваён в это время велела развлекаться и удалилась со служанками в коридор. Хани уже готовилась к словесной атаке, как звонкий голос прозвучал эхом в комнате:

– Ха-ха-ха, приятно представиться, госпожи-шаманки. Меня зовут Хва Шинрё́, младшая дочь из семьи премьер-министра финансов Хва. – Вперед выскользнула худощавая девушка в морковном ханбоке с фальшивой улыбкой. Своими кошачьими глазами она быстро оглядела нас и, не найдя ничего опасного для своего статуса, расслабилась. Это ощущалось по последующему хмыку.

Мы поклонились.

– Это она потом влюбиться до беспамятства в гг, – шепотом проинформировала мне Хани. Мы улыбнулась в ответ Шинрё. – Она та еще сука, – продолжила подруга.

– Я заметила.

Мы снова улыбнулись ей.

– Раз уж пошло так, то я Мин Соа, единственная дочь премьер-министраМин. – Почти что пьяная в стельку, стукнула по груди бледно-розового чогори девушка.

– Зануда, любит деньги, кузина гг. – Все помогала Хани. Мы тоже ей вежливо поклонились.

Поднявшись с места, находящегося рядом с двумя дочерями высокопоставленных чиновников, уже представилась третья девушка:

– Я Ок Сэра́, старшая дочь министра церемоний и внучка тэчжехака[4] Ок, рада познакомиться, – без энтузиазма, улыбки или какой-либо эмоции на лице она произнесла. Холодный взгляд совсем не сочетался с ее круглым лицом, имеющим пухлые щеки. Тем более – бледно-пурпурно-синий ханбок, в который сегодня она была одета.

[4]Тэчжэхак (대제학) – главный академик. Это должность третьего ранга, в которой чиновник следит за королевской библиотекой, изучает конфуцианские учения, а также является советником короля.

– Бесчувственная, но честная.

– Знаешь, шаманка Сон, щекотно же шепчешь.

– Хочешь еще? – подруга зашевелила бровями. Я беспощадно отвернулась от нее под обиженное лицо.

– Приятно познакомиться, госпожа Ок.

– Теперь у вас не будет проблем со знакомствами, потому что вы знаете нас. – Ехидно улыбаясь, выдала Шинрё.

– Эт почему? – я закрыла ладонями рот. Взглянув на страдающий вид Хани, я поняла, что запустила страшный процесс.

– Как это еще почему? Мы три красавицы-гении Хватана. Самккот[5]!

[5] Самккот – это неологизм из слов сам – три по сино-корейскому счету и ккот – цветок.

Не сговариваясь, девушки встали в позу как у воительниц Сейлор. Слева встала Соа, держа маленькие весы в правой ладони, справа – Сэра с чистой кистью для каллиграфии в левой руке, а впереди – Шинрё с драгоценным цветком азалии на шпильке, собранной на голове. По очереди они стали хвалиться: