Текст книги "В поисках цели (СИ)"

Автор книги: Мир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 21 – Хроморучка

Похоже я в больничке поселился надолго. И похоже, это будет очень веселое и познавательное время препровождение. В смысле – скучное. Чем тут вообще можно заняться бедному мне?! Ладно хоть болтать не запретили! И я уже всех задрал своими бородатыми анекдотами и байками из прошлых жизней. Меня никто не слушает! Но я всё равно болтаю, ибо это тут, единственное развлечение.

Заменяю телеги, на машины, коней – на мотоциклы, гоблинов на гопников, а орков на быков… И меня всё рано никто не слушает. Даже врачи, что только кивают, пропуская всё сквозь свои головы, как сквозь пустые трубы в дни планового отключения воды.

– Эх, ручка моя ручка! – посмотрел я на свою по-прежнему синею руку, с белыми пальцами – Заживай скорее, я домой хочу.

Мне надоело эксплуатировать родителей столь по-чёрному! И поэтому я эксплуатирую их еще сильнее, заставляя таскать мне в больницу продукты с магазина. Кормят тут, неплохо, но мало, а мне для скорейшего восстановления, нужны килограммы!

– Четыре кило яблок, два кило сыра, шпик… с килограмм. И молока! – сверкнул я глазами в сторону маман, что старательно записывала мой «рецепт счастья» в блокнот – Побольше!

Правда я на сто процентов уверен, что она принесет мне от силы половину, а скорее всего – бутерброд и банан. Хотя может и докинуть чего своего, иногда супер полезного – мяска домашнего вареного! Ммм… Иногда не очень – колбасы «из туалетной бумаги». Отец, напротив, притащит все строго по списку, недометнув даже до очевидного – есть мясо без хлеба?! Гры. И почти гарантированно превысит норму, еле доперев поклажу. Принесет и десять и двадцать, обретясь в подобия ослика…

– Что? То есть как?! Как это понимать?! – донесся из коридора голос отца, и дверь туда тут же закрылась его рукой, а дальнейшие слова заглушил топот набоек сапогов по бетону.

– Еще что-нибудь хочешь? – посмотрела внимательно и любя на меня мать, а я, подумав, помотал головой.

И еле сдержался, чтобы не начать изображать из себя кошку, вылизывая собственную ногу. А ведь я так частенько делаю! На потеху публике – двум старым бабкам, что кажется на пожизненно прописаны в данной палате.

– Выздоравливай! – поцеловала родительница меня в макушку, а я заметил, сколь сильно осунулось её лицо за эти дни.

Объедаю я их, объедаю, Но единственное, чем я могу им помочь – как можно скорее встать на ноги – заставить врачей поверить, что я могу встать! Но это сложено, учитывая их аппаратуру, мои скудные знания о ней, и возможности заглядывать вовнутрь тел, даже не вскрывая.

Это сложно! И от того… люди в халатах всё так же смотрят, слушают, тыкают, ковыряются где попало, мажут мазями, ставят уколы, многие из которых болезненные, другие – вредные, что я уже устал выслушивать отповедь от почек, и проповеди печени, и ставят вопросы ампутации. Правда тут же их снимают, но легче от этого никому не становится.

Особенно когда мне назначают новую странную процедуру, на которую я не знаю, как реагировать. Или просвечивать новым неизвестным, или не опознанным сразу, оборудованием, на котором я не знаю, что они должны увидеть в итоге. Ведь банальная Сила, для меня банальная, активизированная в том или ином участке тела, на снимки того же банального рентгена, для них банального! Будет выглядеть засвеченным белым пятном. Хотя узнал я об этом, только вчера – полезно иногда подслушивать чужие разговоры! И выносить из них свои выводы.

И это еще хорошо, что я знал о существовании в этом мире аппаратов для просвечивания костей и просмотра органов еще до того как под них угодил! И даже не стал думать о возможности отрастить себе лишний орган другой. И что, пусть не думая об этом, и в таком ключе, но подсознательно помня, фильтр для дыхания расположил высоко в трахее, а не в самих легких – иначе бы на снимках флюорографа там была бы опухоль.

Врачи бедняги и так пострадали от странного утолщения, темного и непонятного, не прослушиваемого и не прощупываемого, но видного на снимках грудной клетки. И не знаю, к чему они в конце концов пришли, и кто спас меня от нового рентгена, но снимки сами, ко мне в ручонки так и не попали. Всю степень утолщения я вычислил сугубо с разговоров и бесед, и легкой паники врачей – они с чего-то думали, что у меня там батарейка!

И со мной у них подобное, судя по реакциям и мордам, происходит регулярно. Не хватает врачам ни опыта, ни знаний, ни фантазии, чтобы понять мои анализы, снимки, диаграммы. Чешут репы, косятся… да хоть бы объяснили мне, что там нужно видеть! Инструкцию бы дали! Вон как с ЭЭГ всё супер гладко вышло! И ни каких дополнительных тестов и бесконечной сдачи жидкостей.

– Привет Саша, как себя чувствуешь? – впорхнула в палату молоденькая медсестра.

Что каждое утро притаскивает нам, больным, таблетки и…

– Опять за кровью? – закатал я рукав левой руки, печально вздыхая.

И оголяя синюшную вену. Что я вообще-то могу обратить в нормальную за час! За два, сделать глазу незаметной. А за пару дней – иглонепробиваймой! Могу в принципе и так иглы плавить прямо внутри, пусть это и нанесет мне не маленько урона, из-за каплей расплавленного метала прямо в крови, а не морщится, когда мне из неё откачивает! Могу, но делаю иначе, отдавая дитятку, часть себя, утекающею по тонкой трубке в прозрачную колбу…

Вообще-то нет! Уже нет! Там отработка! Не совсем шлак, гадость, токсины, и мертвечина – я как бы ни в силах чисто волей и разумом фильтровать себе кровь! Для этого есть почки! Что отошлют ненужное куда подальше и без моего участия. Да я уж лучше волосики на голове танцевать заставлю, и то попроще цель! Но живых клеток в этой крови нет

Вернее, в ней нет тех клеток, что разумом легко контролируются. Преданных солдат, и надежных посыльных. Тех, что легко подчиняются, и безоговорочно выполняют команду – из тела ни ногой! Ну а до остальных – и дела нет.

Пущай себе катятся на все четыре стороны предатели! Они мне не столь важны как верные бойцы, что носятся по кровотоку, делая, что потребуются, выполняя, что пожелаю. Таких терять при текущем балансе сил, да ради какого-то анализа на сахар?! Неприемлемо!

Так что там, в немаленьком для маленького меня шприце, сейчас и в основном… обезличенная жидкость? Наполнитель? Где-то что-то я о подобном читал, но… уже не помню. Не отложилось в памяти, спуталось с иными понятиями. Для анализа состава крови и этого более чем достаточно, ведь все химические элементы там те же, что и во всей остальной красной жидкости тела. Да и цвет что надо – бордовый!

– Ну вот и все – улыбнулась мне медсестра, прижимая ватку и сгибая мою руку в локте.

Я улыбнулся, довольный своей игрой, и лег-развалился на койке, исподтишка наблюдая, как ворчливые бабки, словесно плюя на всё и вся, сначала, делятся с общественностью своим великим мнением:

– А вот ты знаешь, милочка….

Потом, жидкостями:

– Вот это утрешнее, а это – ночное.

А затем – пьют таблетки:

– Ну, будем!

Бедная медсестра! По-моему, в общении со мной она морально отдыхает, и готовится, к неминуемому грядущему.

А что кстати такая молодуха тут делает? Из всего персонала больницы, если исключить тройку пареньков за сложным оборудованием, что непонятно чем за ним занимаются. И какой фигней почти всегда страдают. И пары студенток-аспиранток-практиканток, не знаю я, кто они такие точно, но уверен, что не постоянные работницы больнички. Эта леди-медсестра, без кольца на пальце, и с внешностью настоящей модели, тут определенно самая молодая! С отрывом лет этак на двадцать от самых неопытных в жизни.

А уж по красоте внешности, походке, и стройности в талии – тут вообще никого и рядом даже быть не может! Даже средь посетителей-пациентов. Да и голос что надо, и характер, и грудь… подозрительная она какая-то! У меня паранойя.

– Она нежизнеспособна. – вырвал мой слух из болтовни двух врачих, что стоя у окошка в палату, обычно занавешенного шторкой, еще совсем недавно обсуждали перспективу покупки машины и автомата – Совсем.

– В смысле? – ответила вторая, стоящая в пол оборота подле этого подглядывательного устройства, тетка, и явно как-то напряглась, теряя все блаженно-расслабленное выражение тела и лица вместе со мной.

Я весь обратился в слух – тут как погляжу полезно поработать ушами за врачами! Пусть я и в их речи зачастую понимаю лишь чуть больше, чем в их писанине.

– А вот так! Не знаю! У неё аллергия – бросила в мою сторону взгляд первая модам, а именно тетенька заведующая местным банком крови и из меня её же жадно дающая каждый день, а то и по два раза – вообще на все! Даже на физраствор – вновь зырк на мою персону.

Это они там что, обо мне? – подумал я, продолжая сидеть, и пялиться на них, что в прочем, никого похоже не смущает. Хоть бы занавесили шторочки для приличия! Они там столь тяжелые и плотные, что сквозь них не то что свет, а даже звук не проникает! Хотя мне это не на руку…

– Смеёшься, да? – кивок в моём направлении – Она же вон, сидит.

– Сидит, лежит, ползет… да я устала уже делать повторные тесты!

– Хм. А Князев упорно утверждает, что у неё рак, и все ждет от тебя биопсии.

– Ага. Рак, пиелонефрит, цирроз, пневмоторакс ну и конечно – СПИД. Вот только она сидит там, а мы тут, и…

Наступила пауза беседы, во время которой обе тетеньки молча уставились на меня сквозь окно. А… они как бы в курсе, что я их слышу? Не считая что вижу. Стекло то тоненькое, и вообще это наглость!

И я помахал им ручкой, улыбаясь как последний придурок, глядя на их любопытные-сурово-озадаченные мордахи.

– И в случае чего, моей свои под всеми этими диагнозами ты не увидишь. – опомнилась наконец королева лаборатории и вновь замолчала на долгое время – А ты знаешь, что тут начнется, если с ней что случится?

– Знаю. Её батя оказался широкого профиля человек – Князев это на себе уже испытал. – не меняя выражения лица и все так же смотря на меня, кажется даже не моргая, ответила главврач – И что делать? – наконец соизволила отвернутся карга.

– Выписывай её нафиг! Пока еще чего недоброго не случилась, и вой до кремля не поднялся из-за какой-то малолетки.

И меня выписали. Типо хромающего, правда я сразу исцелился, стонущего, и с типо плохо работающей рукой, но… впрочем, к этому моменту я и так в больничке уже провел без дня декаду, наглотался всякого и… вообще-то так и остался на больничном! Пусть и уже в условиях тепличных – дома!

– Миленькая моя родименькая подушечка! Я видела тебя всего однажды, но безмерно снова рада видеть! – плюхнулся я на свою кровать, утыкаясь в подушку.

Покрутился, пофырчал, перевернулся, осмотрелся. Понял, что в квартире не только подушка никак не изменилась.

– Ну и когда вы тут ремонт будете делать, а?! – услышал голос тетушке из коридора, входящей как всегда – без стука и приглашения – Сырой бетон, голые стены, о! – увидела она меня – Я гляжу, болезненную-то выписали!

– Тетушка! – строго сказал отец.

– Антонина Петровна – заискивающе, но тоже строго сказала мать.

– Чего?!

– Ну, не видите… как сможем, так и сделаем!

– Как сможем, тфу! Ребёнку нужны нормальные условия! Обои хоть поклейте! – сказала, и ушла, шепнув «раздолбаи!» пред самым закрытием двери.

Родители переглянулись, но комментировать сие никак не стали.

А уже вечером вновь прибывшая тетка предложила мне временно пожить у неё. Я был против. Предки – согласились. И вот я в хатке у старушке, к счастью – не на раскладушке. Тетка болтает без умолку пытаясь выдать у меня всё, что только можно, я – молчу партизаном, родители затеяли ремонт. Для того собственно меня и отселили – чтобы не дышал я пылью! А справятся ли, они, без меня?

– Лежи! Тебе сейчас нельзя ходить! – остановила тетка – Так врач сказал! А врачей надо слушаться! На вот, поешь перловой кашки, врачи рекомендуют.

Да, вот только жить на одной лишь кашке? Хм… хоть бы суп сварила для приличия! И мяска чутка купила, чтоб порадовать больную дитятку. Иль фруктов. Иль чего-нибудь кроме…

– Тебе нельзя! Там везде химия! Ешь кашку! Она полезная! Цельные злаки, мм… ешь! Что за избалованный ребенок.

И так далее, и тому подобное. И я в это не верю! Даже на упаковке быстрой кашки написан целый набор химических элементов. А уж в реальности… мама! Забери меня обратно! Я яблок хочу! И супчика на рёбрышках… мама… но у них там, пыль, грязь, и кипит ремонт. Я с ними и не вижусь толком! Тетка, не дает.

– Если есть время болтать, то есть время и на ремонт! А ну марш обои клеить!

– Но мы уже поклеили…

– А что там тогда осталось?

– Пол…

– Ну вот брысь линолеум стелить!

– Но его только завтра привезут!

– Ну так готовитесь к его приезду! Что, дел, что ли нет? Ну вот! То-тоже! А ну брысь от сюда! Девочке пойкой нужен. Да дорогая?

– Н-нет!

– Мрх – строго взглянула она на меня, и понял – останусь без ужина.

Карга старая! Зарезать тебя уже готов! И как родители это терпят? Тяжела же судьба взрослого! Хоть вечно оставайся ребенком.

– Моя рука, моя рука…

Но вскоре ремонт закончился, и я – всплыл из отрешенного состояния медитации, сравнимого со сном с отрытыми глазами – ведьма престарелая, поставила себе настоящей целью мне ролики на шарики сменить! Что даже монотонно-синхронное «да-даканье» в ответах на запросы «ты слушаешь? Слышишь что я тебе говарю!?» не срабатывает – просекает! Надо иногда что-то философское выдавать, иначе…

– Ты что спишь? А ну не спи! Вот же дети сейчас бестолковые пошли! А ну проснись, кому говорю! – старательно растормошила меня бабка, с особым цинизмом стискивая все еще цветастую руку, что в маечки без рукавов, так и кричит о своей жизнитрёпанности – Ночью спать будешь, болезная! Днем спать вредно!

И я, наконец, вернулся в квартиру к родителям. В квартиру, где голые стены сменили местами криво наклеенные обои, что провоняла краской, кажется на несколько сантиметров в глубь бетона, и где по по-прежнему нет нормальной мебели. Зато тут есть они! Мои дорогие!

– Родители! – обнял я маму с папой, а прибывавшая тут же тетушка презрительно фыркнула и удалилась восвояси.

А защёлкнувшей за её спиной новый замок заставил меня злорадно усмехнутся. СВОБОДА!

– «Дцынь-дцынь», «дцынь-дцынь» – зазвенел звонок через мгновенье.

Открывать пошел отец, печально вздыхая по пути, слушая непрекращающеюся трель.

– Это что такое?! Это как понимать?! – наехала тетка сразу на племянника, стоило двери приоткрыться.

Да она батька практически с ног сшибала! Влетев в квартиру взбешённым ураганом и набросившись, на замок. А потом на отца:

– Вы тут живёте в моей квартире! Делаете что хотите, вон, ремонт какой ужасный сделали! Так еще и новый замок воткнули?!

– Тетушка…

– Меня, в мой дом же пускать не хотите?!

– Мы же вроде договорились?!

– Чего?! Договорились?! Так! А ну живо ключи! Или выметайтесь от сюда немедля! НЕМЕДЛЯ! Или я звоню в полицию! И тебя, кстати, твои дружки-оборотни не спасут! Уволят! – разошлась она не на шутку, краснея как спелый томат – Вышвырнут из органов и погоны сорвут! И по этапу поедешь за нарушение! За избиение! – схватилось она за сердце – У меня тут все соседи подтвердят! А ну живо ключи! Не то и тебя и твою сучку… – отец достал свои ключи, старушка, с невиданной для своего возраста прытью, пожелала вцепиться во всю связку разом.

– Куда! – но отец оказался быстрее, отдернув руки, начав снимать с общей связки один лишь ключ от квартиры.

– Ах! Ох, – застонала-завздыхала тетка вновь хватаясь за сердце и сгибаясь в пол себя, будь то реально получила удар. – Ты, щенок…

– На! – отец отдал ей ключ.

Тетка вцеплюсь в ключ. Что тут же исчез где-то в кармане, спрятавшимся в складках необъятного платья. Зыркнула на нас злобным взглядом и удалилась, громко хлопнув дверью. Минут через пять, когда родители еще не успели выдохнуть, вернулась, открыв дверь свежо полученным «паролём», и проорала во всю глотку, засунув внутрь только голову:

– И что бы и звуку от вас не слышала! – и вновь хлопнула дверью, с такой силой, что по стеклу на кухне пошла длинная трещина.

– Мама, давай вернемся домой? – обратился я к матери, стоявшей за моей спиной.

– Нет дочь, мы не вернемся. – ответила она, поглаживая меня по волосам – Теперь это наш дом, и мы теперь тут живем. Да дорогой? – переключилась на мужа.

– Угу. – кивнул он – Только квартирку боюсь, придется поискать другую – и оглянулся на дверь, а я почувствовал, что мама, уже практически плачет.

Глава 22 – Запах свободы

Свободы, не настало. Покоя – тоже. Все же, большую часть времени мама и папа вынуждены проводить на работе, уходя в шесть, а приходя… как придется. А тетка – нет. Я думал, что смогу утекать каждый день в школу, а потом болтаться где-нибудь – общаться с ней мне не охота совсем – она не дает сосредоточиться на восстановлении, буквально контролируя каждый шаг. Но в школу меня не отправили.

Новый снимок рентгена, что мне даже показали – выглядит жутко! Будто мои косточки реально вынули из тела и обвели по контуру. Показал, что трещина в бедре никуда не делась. И вообще даже не изменилась. Ну, еще бы ожидать иного! Хех. Так что, чуть не закатав в гипс целиком, меня отправили еще на недельный отпуск.

Что после был продлен еще на неделю, за которую я сумел уже окончательно и по нормальному восстановиться, избавившись и от трещин, и от лишних узлов на связках и сосудах. Обновил кожу на руках и на ноге, перестроил иммунную систему под климат и агрессивную среду города, и в целом – привел в себя в порядок, окончательно распрощавшись со всеми атрибутами «больного ребенка».

Зато тетка за эту неделю довела мать до настоящей истерики, так что мы все же съехали с её квартиры, бросив буквально всё. Провели ночь в приюте с собаками, поспав маленько на лежанке из сена и фуфайки – ностальгия! И временно вселились в служебную милицейскую хату.

В квартиру, в которой совсем недавно, не позже недели, кого-то убили. Пристрелили. Пахнет порохом, кровью, в одной из комнат остался след дивана и ковра, которых нет, и даже присутствует дырочка от пули в прочной бетонной стене.

– Стреляли с калаша. Почти в упор. Большая часть пуль застряла в теле на диване, а одна – отец поковырял дырку.

– А ничего что ты её ковыряешь? – указал я взглядом на выбоину под обоями.

– Все улики уже сняли. И даже отмыли, как ведёшь.

– Кровью всё равно воняет. – не согласился я с таким постулатом.

– Да, что верно то верно. Стоп! А ты откуда знаешь, как кровь пахнет?

Смешной вопрос для того, кто всего-то пару недель забрал свою дочь из больницы с хирургического отделения. Но я не буду банальным! И скорчив обиженную гримасу уперев руки в бока, отвечу по оригинальней:

– Пап! Ну я-ж ребенок! Синяки, царапины, ссадины… тебе же мама рассказывала, как я в начальной школе дралась по поводу и без?

– Да уж, рассказывала. И про то, как ты мальчиком себя считала до третьего класса, тоже.

Упс.

– Ихихи – почесал я свою правую лопатку – было дело.

– Почему перестало?

– Ну так – многозначительно указал я на собственное тело смотря на мужчину снизу вверх.

– Сиськи у тебя до сих пор не наросли – не оценил папаша.

– Народ! Идемте кушать! – заглянула в комнату ма, при фартуке и с поварёшкой.

И мы пошли ужинать, и думать, как нам жить дальше. Вернее, они, стали думать, а я тупо есть. Ибо лезть в их взрослые разговоры со своим велико мнением – себе дороже. Не оценят. Я для них вдруг стал… просто ребенком.

Хорошая норка – подумал я, выудив из-под ванны автоматный патрон.

Новенький, в масле, еще и не думающий отсыревать лежа в воде под текущим сифоном. Хотя, он там пробыл от силы недели две – чего бы ему отсыревать? И масло ружейное с него еще не смылась – по его запаху я его и нашел – от бати вечно пахнет чем-то схожем, даже больше чем собаками.

Вернее – псиной от папки вообще не пахнет никогда! Другие запахи в разы покруче будут. И этот запах выглядел как роза средь помойки, как скунс средь клумбы… инородно! Как и сама мышиная норка в стыках бетонных плит, без единой трещинки, где и покоился этот патронщик.

И что мне теперь с ним делать? – почесал я свою репку, в спохватившись через миг – руки-то, того! В масле! И еще и в…

– Фи!

Чем-то, что обитает в канализациях. В каких-то отложениях, плесени, или…

– ФЕ!

В общем – в чем-то! В чем сейчас мои волосы тоже. К ним в принципе подобное не пристает, здоровый блеск они берут родом от гуся, но все же – и я поднес патрон ко рту.

Вытащил зубами из гильзы пулю, отложив её в сторонку, и открыв кран горячей воды – холодная тут как видно с постройки не водилась, старательно смочил весь порох.

Нафиг мне подобные сюрпризы в доме! – подумал со злостью, сменяя гильзу в нечто схожее со хлебным мякишем. Увидел почти выпавший капсюль, торчащий из мятого метала наружу, и пошёл на кухню за ножом.

Выковырял, спустил пулю и желтенький шарик метал масла и порах в унитаз, и принялся изучать «стрелковый детонатор» как под микроскопом. Нифига не понял, ибо не рентген, и коснулся его своей Силой.

– «Пах!»

– Вот…

Вот и какого фига я спустил целый патрон порах в унитаз?! Надо опять к отцу в тир напросится, как все наконец устаканиться и батька нормально устроится, а сейчас… хорошенько смыть все следы – вообще не известно кому принадлежал тот выстрел, каким образом он попал нам под ванну, и что нам за его нахождение могло грозить.

Всё же, мне вот совсем не хочется подставлять родителей под криминал. – подумал я, и выглянул в окно – там только что кого-то насильно затолкали в минивен. Но выехать со двора ребята не успели – путь им преградил серенький УАЗ, и ребята в одинаковых ботинках с автоматами наперевес.

Пальба? Нет! Все тихо, мирно, мордами в асфальт, и вот уже две машины с «пленными» почти бесшумно покидают двор. Идиллия! – растянулся я в улыбке, и отлип от окна, вернувшись к делу – делу поломойки! Пока родителей дома нет заняться все равно особо не чием.

Свою норму тренировок отпущенных на текущее здоровье я уже давно выполнил, а качество линолеума тут ужасное. И пыль, и грязь, и запахи, всё практически впитывается в него! И я не удивлюсь, если где еще валяются патроны к автоматическому оружию.

Интересно, каких соседей мы подтапливаем через тот крысиный ход?

– Саш, ты куда?

– Гулять. – похлопал я глазами, глядя на вышедшею в коридор из комнаты, к уже обувающемуся мне, мать.

– Не ходи! Поздно!

– Так и что? – не понял я подхода, и натянул наконец туплю, так и стоя до этого на одной ножке с полу надетой.

– Не ходи!

– Мам! – похлопал я глазами – Ну а когда мне еще гулять то, мам?! И так целыми днями взаперти сижу – погрузнел я, напоминая, что деверь родители уходя запирают с той стороны.

Я мог бы вскрыть замок! Но это бы потом было очевидно как день. Мог бы вынести дверь вместе с косяком! Она деревянная и хлипкая, и усиления для подобного потребовалась бы минимальное. Но я блин, законопослушен. И все те два дня, что мы живем в этой квартире, и не дёргался совершать вылазки во двор через окно.

– Не ходи. – вновь повторила мать, как заведенная, прижав меня к своей груди – Поздно уже, пойдем лучше посидим, поговорим.

Ага, поговорим, ага, посидим. Да вы ушатываетесь за день больше, чем конь за скачки! Чем марафонец за полсотни километров! А я тут торчу запертым в четырех стенах круглосуточно! И не то что бы сильно недоволен данным событием, но… ай, ладно!

– Дай разуться то хоть, мам!

Наконец-то меня выписали! А то я уже подумал, в конец отстану от школьной программы без учителей и учебников. Забуду, какого цвета небо, и солнце, и… а тут я на радостях, даже уговорил мать всё же записать меня на занятия в спортшколу! Пусть и пообещав «только смотреть». Ну не хочу я терять форму! Не хочу! Вернее, я её уже потерял, но надо наверстывать пока могу!

Так что «девочки» пошли по магазинам, пользуясь свободным от работы праздничным днем, и тем, что я вдруг оказывается да должен «выглядеть неотразимо!», а не как с деревни, с сена. Из приюта с собаками, и вообще «привет, я лохушка!». А единственный парень на селе – батя, укатил за вещами на квартиру к тетушке.

Шопинг… говорят, бабам нравится. Мне – ни хрена. Ну правильно, я ж не баба. Я – манекен!

– Не… не то! Не идет!

– А моё мнение тут кто-нибудь спросит? – высказался я на синхронное покачивание головы матери и продавщицы, опуская руки.

– Не а! – хором ответили они, улыбаясь вовсю ширь.

– Давай меряй следующее – добавила мать, и я со вздохом пошел наряжать себя в еще одно платье из кучки.

Но когда они чуть не поцапались друг с другом из-за спора какое платье на мне все же выглядит лучше, я все же получил право на выбор. И, хотя выбор ставился меж вещью «А» и тряпкой «Б», максимум меж всеми остальными буквами подобранной коллекции, я, гордо заявив:

– Вы дали мне право выбора? Так дайте выбирать!

Пошел шарашиться по всему магазину разом.

– Стремное, стремное, неудобное, лажа, фигня…

– Хи-хи – похихикали какие-то девушки, глядя на то, как я копаюсь в белье в одних трусах, проходя по ту сторону витрины.

– Хм – проигнорировал я их, и извлек со стеллажа брючный костюм.

Строго, элегантно, но… не хочу! Можно напялить джинсовый… – взглянул через ползала на отложенные шмотки – пацанский, дерзки, но… тоже не хочу. Если первое я порву, то второе порвет меня. А мне и так мозолей хватает.

– Хм. А что если не заворачиваться, и нарядится в платье?

Беленькое чистенькое, похожее на моё свадебное… что очень быстро станет серым! Черное! Точно! Не… на нем пыль видна еще сильнее. Тогда что? Цвета детского поноса? Шортики? На дворе ноябрь! И хотя тут, в столице, еще довольно так тепло, ну их в опу эти шорты! Под юбку то можно хотя бы колготки натянуть.

Арх! Голова кругом! Ну их в зад! Пойду выберу то, что мамка предложила и не буду парится.

Хотя не, то, что предложила продавщица, поэлегантней будет.

– Предательница – шепнула мне маман, расплачиваюсь за покупку.

Я пожал плечами, проигнорировав данный наезд. И почувствовал себя реальным предателем, увидев чек. Нет! Верните! Я перепутал! Я пошутил! Да я же себя, за такие деньги…

А дома еще и узнал, что хрен мы увидим, что из наших старых вещей. Тетка, чтоб ей до конца дней икалось! И сралось только через раз! Пустила туда уже каких-то квартирантов. И они естественно, уже прихватизировали все наши вещи, с особой любовью вцепившись в мои элитные костюмы для выступлений.

Еще бы не вцепились! Учитывая их стоимость, и качества материала. В общем – вновь магазин и непредвиденные расходы, ибо идти на гимнастику совсем без формы – ну это позор. Даже для меня – я ведь не собираюсь соблюдать данное матери обещание «просто смотреть!».

Из одежды у меня осталось только два комплекта – тот, что похуже, да на повседнев, и пахнет собаками – как батя умудряется постоянно с ними работать и совсем ими не пахнуть?! И тот, что новенький, свеженький, и мега дорогой. И ни в том, ни в другом, гимнастикой не позанимаешься. А в трусах – не разрешат.

Ну а на следующий день и с самого утра – экспресс квест «дойди до школы и останься чистым». КАК?! Ладно, есть методы, выворачивания ауры с натягиванием её на одежду. Совсем от грязи это не спасет, но режим гуся включит. Однако… я еще мелкий. Так что научный подход и дедовские бубны – плащик пленочный, сапоги резиновые, и идти в тени мамки, чтоб она прикрывала от брызг – дождь идет, однако! И вся та мерзкая пыль, что мучила мои легкие месяц назад, целиком обратилась в грязь.

Интерлюдия три

– Черт! Скоты… – ругался Николай Алексеевич, готовый биться головой об стену стоя в пустом коридоре.

Его уволили! Вот так просто взяли и вывернули из органов! И двух недель не прошло, как они перебрались в Москву, а все уже пошло наперекосяк. Все было так прекрасно при разговорах по телефону, всем был так нужен опытный кинолог, и всё на все были согласны даже в первую неделю его работы… пока он наконец не попал на личную встречу к своему непосредственному начальнику. И всех сразу как будто подменили.

Старый боров! Но, отношение, и внешний вид, это одно! Это – его проблема! А вот увольнение… это уже проблема семьи. И тут даже не столько в деньгах она, эта беда, сколько в, связях.

Союза нет? Знакомства ничего не решают? Да чертес-два! Только они и решают! Всегда решали и будут решать! Без связей, они бы из глубинки и в Москву бы никогда не попали! А уж устроится на нормальную работу, ребенка в школу, и жильё найти… никаких денег на взятки не хватит без нормальных связей! А его – уволили.

Как щенка! Как ненужный хлам! На пенсию отправили. Сказали «старый», уже приняв на его место какую молодую девчонку! Ага, старый! А что же тогда на месте начальника отдела делает семидесяти летний пень? А в управе боров полувековой? Да даже опер группой заведует ели ноги двигающий кадр! А ему только сорок! Сорок! Будет в январе. Он еще ого-го!

О-хо-хох! – простонал в душе уже теперь бывший кинолог, все же стукнув затылком об стену и вспоминая лицо своего уже бывшего начальника – Ты то тогда что делаешь на своей работе?! Свинья ты пенсионная! Ты ж её уже получаешь, эту свою пенсию! Да по тебе, с твоим телом и болезнями, уже все гробовщики плачут! Тебе ведь не гроб нужен, а два!

Но всё это лирика – взял себя в руки кажется постаревший за день на целых десять лет человек. Ведь на сборы дали всего день. Передачи всех дел и обязанностей, которые он еще не принял и в которые ещё даже не успел вступить. И на возврат казенного имущества, которое он опять-таки не успел получить – даже форма на нем еще старая, приве…

– Да. – взял трубку сотового телефона кинолог, на которую кто-то позвонил с неизвестного номера – Да, я. Да, знаю такую. Да, моя. Что?! Когда?! Сейчас буду.

Все дела и проблемы в миг стали несущественные, и Николай, вернув себе утраченные пару часов назад годы жизни, несмотря на проступившею свежую седину, строевым бегом, метнулся к выходу из отделения.

Ужас! Как такое может быть!? Как такое вообще могло случиться?! Как… кости целы – пришел к выводу беря себя в руки государев человек, внимательно изучая рентгеновские снимки – Правда они выглядят как то странно, будто… слегка опухшие, больше чем должны кости у девочки её возраста. Причем все кости враз. Но это – косяк аппаратуры. И рентгенолога – дедок на свой возраст хоть и не выглядит, молодцом держится! Но маразмам уже страдает точно. Всё какие-то нелепости и странности видит в обычном и понятном.

– Но трещины в костях все же есть. Тут, тут, тут, там и тут. – произнес Николай, тыкая сам для себя в темные волосинки на белых костях – Вот здесь, здесь, и здесь, здесь… боже! Да ей за раз досталось больше, чем мне за всю жизнь!

– Да, вы правы, бедные ребенок, иметь в столь юном возрасте остеодистрофию… – подошел сзади рентгенолог, но под взором кинолога моментально заткнулся.

И Николай подвышал пред лампой новые снимки – легких, и внутренних органов. И вновь не смог сдержать удивления – при том ударе, что пережила девочка – а врачи со скорой ему уже и весьма красочно расписали, как было дело, пока он ждал проявления снимков – должны быть серьёзные ушибы, внутренние кровоизлияния, смещения… но ничего этого нет!