Текст книги "Уж замуж невтерпеж (СИ)"

Автор книги: Mihoshi

Суть сей речи, в целом, ясна, но попросите меня повторить и объяснить значение того или иного слова, и я буду только краснеть от стыда.

– И что делать? – робко пискнула Сирин.

Похоже, до кого-то стало доходить понимание опасности похода за подвигом и возлюбленным.

– А ничего, – порадовал всех эльф. – Аномалию уже кто-то изменил – перенаправил потоки, сделав из спирали кольцо, вон щиты магические по краю и внутри поляны сверкают. Поэтому попавшие на поляну и умирают. Способ убийства горгонитов затерялся в веках. У кого-нибудь есть предложения по существу?

Предложений не было. Мы просто стояли и растеряно переглядывались в надежде заметить озарение в глазах соседа. Как же, размечтались!

– Эфиан, мне, конечно, далеко до некоторых гениев, но объясни: если в этом твоем потоке энергии-времени человек и прочая застывают, потом умирают, то как щиты поставили внутрь? – Жармю стал более пристально разглядывать аномалию.

Верный вопрос задает молодой человек.

– Подумаешь, нашел проблему, – отмахнулся эльф. – Может туннель прорыли, может портал сотворили. Хотя последнее маловероятно и слишком много сил забирает. С другой стороны, если у какого-то умника хватило терпения разбираться в векторах направлений потоков, то почему бы ему не поломать голову, а может и другие части тела над техническим воплощением замысла?

– Но что может удержать энергию? – продолжал допытываться Жармю.

– Золото, естественно, – пожал плечами Эфиан. – В сплаве с радунитом. Идеальное магическое зеркало получается.

Радунит. Золото. Ну, конечно же! То-то у меня странные ощущения на языке: будто пила сладкий чай, да вдруг решила еще сладости добавить, а нечаянно бухнула целую ложку соли. Пиктоли называют это р ейд-ноу у– «золотая радуга», но правильней «радужное золото». Дорогое удовольствие получается: мало что чистейшее золото немалых денег стоит (забавно: за золото платить золотом), радунит достать сложно (со слов папа на радунитовых рудниках охрана серьезная) и опять-таки недешево, так еще надо найти того умельца, что сумеет соединить их. И я не шучу. Золото должно вначале полностью расплавиться, потом из него льют лист, наслаивая один поток на другой. Когда сердцевина листа начинает застывать, а последний слой еще напоминает кисель, нужно добавлять расплавленный радунит. Видели когда-нибудь, как глазурью заливают пирог? А представьте, что поверхность должна быть идеально гладкой! И делать надо это быстро, чтобы радунит успел переплестись с расплавленным золотом, добавляя тому радужных бликов. Теперь понимаете, почему это так дорого? Но кто-то не пожалел денег и поставил щиты здесь, в заброшенном лесу, близ затерявшейся деревеньки. На неприятные мысли наводит поляна.

А еще почему-то вспомнился колдун, напакостивший в Цивилово – селении на пути к Кенелю.

Странный шум сперва показался отзвуком далекой грозы, вовсю бушующей на востоке. Но только сперва.

– Горгониты, – подтвердил наши опасения эльф.

Равнодушия в его голосе больше не было, одна обреченность. И никто не виноват – сами пришли.

– Должно же быть решение! – в отчаянии прошептал Жармю, глядя на приближающихся тварей.

«Дома остаться!» – хотелось рыкнуть в ответ, но делу это не поможет, значит, смысла не имеет.

– Я не знаю его, – честно признался Эфиан, вставая так, чтобы прикрыть друга.

Попытка искупить вину? Только не он виноват, а кое-кто другой, в бессильной злобе сжимающий рукоять меча.

Пришло время прощаться?

– Знаешь, дни, проведенные с тобой в дороге, были золотыми, – чуть слышно шепчет эльф другу, будто подслушав мои мысли.

– Золотыми… А раньше говорил, – начал было рыцарь, но вдруг оборвал себя и с надеждой уставился на поляну. – Золото… Эфиан, ты же говорил, золото и радунит создают собой идеальное магическое зеркало. Такое зеркало способно спасти от взгляда горгонита? – парень едва не подпрыгивал от нетерпения.

– Ну… В идеале – да, только на практике не проверяли… – задумчиво протянул Эфиан, только и он загорелся идеей.

– Значит, нам нужен щит с поляны! – и Жармю решил не ограничиваться словами, сделав пару шагов по тропинке.

Стоит говорить, что эльф вновь клещом повис на друге, и, на сей раз, ему удалось его свалить?

– Совсем сдурел?! Забыл, о чем я говорил? Ты там умрешь! – гневный вопль эльфа всего лишь на миг опередил громовой раскат.

А гроза все ближе. Как и горгониты.

– Так я ж внутрь и не пойду. С краю щит сниму и сразу назад, – пытался вырваться из цепких объятий (Сирин обзавидуется и будет дуться после, если выживем) друга Жармю.

– Угу, а вдруг снимешь? Ты подумал: куда направится поток тогда?

Судя по притихшему рыцарю, он об этом даже не задумывался. Всевышний, а ведь чудо было так близко!

Чудо… Близко… Чуть ближе горгонитов, чей крик перекрывает грохочущий громовой барабан. Совсем они меня заморочили. Я же пиктоли! А что лучше всего может делать пиктоли? Правильно, с золотом управляться. Главное чтобы услышало. Кто ж знает, как поведет оно себя в этих потоках, про которые эльф говорил.

Зову. Тихо-тихо. Не отвечает. А время уходит. Сирин рассматривает что-то под ногами. Жармю вытащил меч из ножен, будто он может тут помочь. Эльф лихорадочно озирается по сторонам в поисках чуда, пытаясь магией пробиться к внутренним щитам. А чудо близко. Только сбыться ему сложно.

Приходится призывать громче, сильнее, быстрее. И чудо свершается. Но описать его не могу – все случилось одновременно. Один из щитов засиял ясным солнышком, утренним туманом заклубился и исчез, чтобы появиться в шаге от нас. Эфиан и Жармю подхватили щит, оказавшийся приличного размера – с головы до пят укрыть сможет. Горгониты показались над верхушками деревьев, красуясь в свете молний. И Сирин с криком: «В этой яме можно спрятаться!» столкнула всех нас действительно в яму (а это уже традиция – прятаться по всяческим ямам и оврагам). Ребята успели щитом, словно крышкой, прикрыть наше убежище.

Гневный вопль горгонитов смолк на самой высокой ноте. Смолк и гром. Стало так тихо, что можно было услышать собственное дыхание и стук сердца. Как тогда сказал огои? Кабы замужем не пропасть? Это чем ближе к мужу, тем больше неприятностей попадается на пути? Второй раз такой неприятности мне не пережить…

Осторожно, боясь лишний раз вздохнуть, парни сдвинули золотой щит и стали оглядывать поляну. Поскольку застывать каменной куклой никто не собирался, мы с Сирин тоже высунули любопытные носы.

Три горгонита. Вспоминая рассказы эльфа, остается только удивляться, как до сих пор люди живы в Скамме и окрестных деревнях да селах. Горгониты здесь недавно? Понятия не имею и вряд ли узнаю. Даже если бы они могли говорить, сейчас…

Ужас бывает разным: покрытый шерстью, запутавшийся в водорослях, с когтями в ладонь и зубами в три ряда. А горгониты были… странными. Обтянутые кожей кости, белесые крылья, словно продолжение тела. Как и положено, когти и зубы страшные. Но ужасней всего глаза: огромные, в полголовы, без зрачков и абсолютно зеленые – даже в ночной темноте можно разглядеть их блеск. У страха глаза велики, гласит народная мудрость. Что ж, это правда. Даже сейчас страшно было смотреть в их глаза: а вдруг веко дрогнет и тогда все, можно ни о чем не заботиться, потому что тебя уже не будет.

Гроза прошла стороной, подарив на прощание несколько крупных капель. Сил возвращаться в деревню не было. Собственно просто стоять тоже было тяжело, посему все относительно удачно плюхнулись на землю – только под Жармю что-то обиженно тренькнуло, и через миг парень явил нашим взорам лютню. Откуда здесь она? Наверняка среди жертв горгонитов или аномалии найдется музыкант, в недобрый час решивший сократить дорогу лесом. Хм, может привести в пример эльфу, дабы перестал таскать нас по дебрям всяким?

Жармю бережно провел руками по струнам лютни, и те отозвались серебристым перезвоном. Хороший мастер делал – звук чистый, словно вчера настраивали. Парень поудобней перехватил лютню, устроил ее на коленях и стал перебирать струны. Чтобы через миг запеть:

 
– Небо —
Ты меня не ждешь.
Мне бы
Превратиться в дождь,
Что вот-вот сорвется.
Слезы —
Капельки мечты,
Грезы,
Ускользнут от пустоты
И из памяти сотрутся.
Солнце
Скрылось в тучи черноте,
Сердце
В наступившей темноте
Разрывается от боли.
Всполох
Первый грозовой,
Колос
Первый дождевой.
Не принять иной мне доли,
Чтобы
Превратиться в дождь.
Небо —
Ты меня не ждешь.
 

Голос звучит ровно, без надрыва, с той самой щемящей нежностью и искренностью, заставляя замирать сердца. Какие таланты, оказывается, скрываются под маской недовольства и раздражения.

– Неплохо-неплохо. Даже очень. Если судьба не будет к тебе благосклонна, сможешь зарабатывать на жизнь в образе менестреля, – ухмыльнулся Эфиан, пряча за ехидством грусть и непрошенные слезы.

– О, какая похвала. В прошлый раз провозгласил трубадуром, – тут же ответил Жармю.

– Трубадур, менестрель? А разве это не одно? – только Сирин умеет строить такие недоуменно-обиженные рожицы.

– Трубадур – вольный певец, балагур и шутник. От него не ждут героических баллад и сказаний. Но и вечно дурачиться ему не с руки, по званию не положено – на то шуты да скоморохи имеются. А менестрель, он больше на праздниках что-то шибко умное и величественное поет, да ежемесячные взносы в Гильдию менестрелей платит, – как всегда пояснил эльф.

Да какая разница?! Мы ведь живы. И сами же себя спасли, дружно приложив руки к оному делу.

Рассиживаться долго нам не дали: гроза ушла, но дождик передумал и решил вернуться, с мрачной решимостью припустив, грозясь затянуться до утра. Хотя до рассвета не так уж и долго осталось, как я подозреваю.

– Ты очень вовремя успел справиться с золотом. Только в следующий раз не тяни так долго, – прошептал Жармю другу и пошел вперед, намечая дорогу.

Эльф даже замер.

– Это не я… – испуганной птахой сорвались с губ слова.

Не ты. Только и я правды не скажу. Во всяком случае, сейчас. Может, когда-нибудь за чашкой ароматного чая в родовом замке. О чем я думаю? Не бывать такому никогда. Странные мысли меня посещают. Видимо от того, что приходится пробираться по мертвому лесу да еще в дождь, ночью и по холоду. А еще идти и идти.

В деревне нас не встречали песнями и плясками. И не чествовали как победителей. Во-первых, о победе никто не знал, кроме участников «великого» сражения (точнее великолепного и удачного прятания), да и поляну никто не отменял. Во-вторых, деревня спала, лишь в редких домах светились окна – готовились к похоронам.

Гюлхалум тоже не спала, все еще хлопоча у печи. Увидела нас, охнула и едва не рухнула на пол – ребята вовремя подскочили, успев подхватить и усадить на табурет. Женщина тихонько заплакала, закрывая рот руками, боясь, что рыдания вырвутся наружу. Да и сына разбудить не хотела.

– Гюли, все будет хорошо, теперь все будет хорошо, – я пыталась успокоить ее, присев рядом. – Правда-правда.

Только ей не верилось. И я ее понимаю, но объяснить всего не могу. А как объяснить глупую доблесть Жармю, знания Эфиана, случайную удачу Сирин и мои способности? Ни к чему ей знать все это.

Потихоньку Гюлхалум успокоилась и, наконец, заметила наш внешний вид. Поросята, дорвавшиеся до большой лужи, и то чище выглядели. Хозяйка сразу засуетилась, доставая чистые льняные полотенца, попутно грея воду и командуя нами. Спорить совсем не хотелось. Было только одно желание: поскорей окунуться в горячую воду, чтобы пар поднимался над бадьей, а потом завернуться в теплое одеяло и клубком под оным свернуться.

В моем случае желаемое редко исполняется. Но я сама решила остаться на кухне, а не забраться в кровать. Не могу, правда. Ведь только сейчас пришло осознание того, что те люди-камни умерли. Они мертвы и никогда не вернутся к семьям, друзьям, домой. Да, я знала это, но знать и понять, точнее принять – разные вещи. Мне хотелось спать, но едва закрываю глаза, как каменные куклы встают во всей красе. Уж лучше делом заняться, тем более, когда помощь придется кстати.

Всего-то делов: отрезать от теста кусок с половину ладони да бросать в кипящее в котле масло. Пара минут, и маканец можно доставать, укладывая к десяткам таких же уже хранящихся в плетеном коробе. В Скамме на похоронах принято раздавать такие лепешки всем пришедшим помянуть усопшего. Нет, об этом я думать не буду. Я вообще думать не буду, только действовать. Раз – нож отхватывает кусок теста. Два – бросаю в котел. Три – в кипящем масле золотистой корочкой покрывается маканец. Четыре – достаю лепешку и бросаю в короб. И все повторяется с начала.

Гюлхалум рядом: новое тесто замешивает. До рассвета еще два короба заполнить надо. А с моей помощью еще и на рябиново-кленовый взвар время останется. Я ж никуда не тороплюсь. Пока не тороплюсь.

Видела б меня Сирин, только нос обиженно сморщила бы. Мол, я ее учу-учу, даже лично косу заплетаю, а она все не понимает какое благородство ей оказывают. Кстати о косе: волосы-то за лето и осень отросли, до середины спины спускаются, так что и днем заплетать придется. А то вид неопрятный будет, да и мешаются, вон как сейчас. Хорошо еще Гюли косынку повязала, с лица пряди непоседливые убрать.

И косынка не из мадаполама. Нет, не думать, не думать. Раз – и вновь нож рыбкой плещется в руке.

Будить меня рано никто не стал. Да и как будить, если только на рассвете спать легла? Зато мы с Гюли успели все сделать. А еще устала так, что никаких снов не снилось. Нет, вру – сон был, но из тех, что оставляют легкое чувство грусти, что не явью был и уже закончился.

Просыпаться не очень хочется. Дождь барабанит в закрытые ставенки, выстукивая одному ему известную песню. Не слишком веселой получается она. С другой стороны, веселиться не жаждется. Только вздыхать, что опять нужно собираться в дорогу, наверняка размытую, расхлябанную. Того и гляди, завязнуть можно.

Но ехать надо. Куда? Да хоть в Патк ол – город в трех лигах от деревни. Говорят, там можно купить все, что угодно. Еду, одежду, магию, сведения. Последние бы совсем не помешали, иначе смысла путешествовать нет: не погулять же еду, а мужа ищу.

Поиск. Дорога. Привыкла я к ним, будто всю жизнь так жила. Пора отвыкать: холода близятся, зима вот-вот на порог пожалует, и ехать по снегу в неизвестность не самое мудрое занятие. Да, я и так мудростью не блещу, но и совсем с ума не сошла. Хотя если вспомнить вчерашние приключения, и приключения недельной давности, и месячной… Можно в здравости рассудка засомневаться.

Блинный аромат пробирается в комнату, выманивая из кровати. И когда Гюлхалум только успела? А она, поди, совсем не ложилась, ушла к вдовице – помочь чем да и пособолезновать.

Значит, и мне пора вставать. Что ж, здравствуй новый день…

Из уроков папа по градоустройству помню: бывают просто города, города-крепости, города-государства. А Паткол – город-базар. И этим все сказано. Улочки изгибаются подковой (собственно на старом листигском Паткол и значит «подкова»), оставляя центр города на откуп базару. И проще обойти город по дуге, чтобы попасть из одного конца в другой, чем на прямую, через базар. А еще в городе все только и делают, что продают: не важно что и кому, главное продать – девиз местных жителей. За редким исключением можно встретить мастеровых.

Жизнь в Патколе затихает лишь на пару часов. Задолго до рассвета шумные торговцы доставляют товар к заранее купленным стойкам и лоткам. А у городских стен в это время уже вовсю ведут торг перекупщики с нежелающими стоять лишний час на базаре. Есть и те, кто не хочет сдавать вдвое дешевле и готов простоять хоть целый день, но продать по своей цене. А потому они с ночи занимают места у ворот, чтобы до рассвета пройти в город.

Но и ночью шум в городе не смолкает: магические факелы горят не в пример лучше обычных, да и не подвластны прихотливому ветру, то играющему в догонялки с флагами на Большой Сходной, то накрывающему улицы не самыми приятными ароматами с городской мусорки. Одни торгаши убирают товар в схроны, другие занимают их места, и торговля вновь идет по заведенному кругу. И лишь к трем часам после полуночи, когда Главные Часы на Большой Сходной отбивают положенное, город затихает, ненадолго засыпая, чтобы через час с небольшим пробудиться к новому дню.

Откуда столько знаю? Что-то поведал Эфиан – этот кладезь премудростей, будь он неладен. А что-то и сама видела. Например, ночной город. В Паткол мы приехали уже после захода солнца, всерьез опасаясь заночевать под городскими стенами. Однако въездные ворота были распахнуты, лишь стражников было поболе (со слов Эфиана), да плату за проезд брали в повышенном размере – с каждого по золотарию получилось. Не знаю почему, но Сирин весьма удивилась наличию золотых монет в моем кошельке. И что такого? Вроде бы ничего, только Благочестивая надула губы и обиженно отвернулась, первой проехав в ворота.

Найти приличный постоялый двор не получилось: в хороших все места уже заняты, в плохих за постой брали невероятно дорого. В какой-то миг промелькнула мысль, что лучше бы заночевали у городских стен. Причем думала так не я одна: Жармю, кажется, даже что-то пробормотал по этому поводу. Услышал его, правда, только эльф, и то благодаря знаменитому и не раз поминаемому мной слуху. Жаль, способности ориентирования на местности не столь же великолепны у Эфиана, как слух.

Трактир «Лапотник» встретил пьяным угаром: в общей зале шла большая гулянка по поводу чьего-то не то дня рождения, не то крестин. Пьяными были даже пауки, устало свесившиеся с потолка прямо на столы. Только этого никто не замечал: гогот, крики и прочий шум, изображающий веселье, перекрывал все и вся. Главное – вино не заканчивалось, а большего и не надо, считали отмечающие.

Нам бы плюнуть на все и поискать другое место, но силы практически истощились, хотелось и есть, и спать, причем второго больше. Да и лошадям надо было дать отдых, а вот конюшня при трактире оказалась приличного состояния, с уже наполненными зерном кормушками и чистой водой в поилках. Понятное дело, Зорька первой добралась до корма, остальным только догонять ее и оставалось. А раз лошади были пристроены, идти куда-то еще было неразумно, да и не хотелось – я же говорила, устали все.

С трудом добившись ключей от комнат где-то в районе чердака (да ладно, не впервой там отдыхать) у хозяина (то ли пьян, то ли весел так), мы молчком разбрелись по комнатам. Как ложилась спать Сирин – не помню, поскольку просто упала на кровать и тут же уснула. Наверняка обиделась на меня, в который уж раз.

Утро выдалось пасмурным, серым и столь же тяжелым, как у тех бедняг, мучающихся похмельем после вчерашней гулянки. Мне даже показалось, что и я принимала участие в сем дивном действии, иначе с чего так голова болит?

Нет, я не жалуюсь, не плачусь. Просто хандрю. Иногда ведь и мне можно. Наверное… Просто я устала от дороги, очень устала. А еще от неизвестности. Хоть волком вой. Тем самым, что изображен на гербе славного города Паткол.

Интересное дело, а откуда в комнате флаг с гербом Паткола? Что-то я не припомню, висел он тут с ночи или нет. Да и белых с кружевом простыней на кровати не заметила. Каюсь, заснула практически сразу, но не могла же я забыть наличие рюшечек и простенького плетения кружев! Или…

– Госпожа-леди Эредет, проснитесь, пожалуйста, – тонкий девичий голосок отвлек меня от разборок с воспоминаниями или отсутствием оных.

Оглядываюсь на голос. У резных с медными бляхами дверей стоит молоденькая служанка. Белоснежный накрахмаленный передник, такая же косынка говорят о невысоком статусе девушки, но и не на низшей ступени прислуги она стоит, раз в белом ходит.

– Да? – то ли спрашиваю, то ли еще чего, на самом же деле пытаюсь понять, где это я на самом деле нахожусь.

– Господин маншт арф [13]13
  Манштарф – должность заместителя управителя города по части охраны.


[Закрыть]приносит свои извинения, что решился разбудить, но к госпоже пришли, – смущаясь и краснея, а оттого тараторя как сорока, девушка передала слова своего господина.

Ой-ей, а с каких это пор я в гостях у манштарфа? Нет, не подумайте, что я с ума сошла, во всяком случае, пока. Вот только в гости к столь видным господам просто так не попадают. Обычно с ним встречаются подозрительные личности, коих городу стоит опасаться, а посему их из маншт арфии прямиком отправляют в тюрьму. Но я именно в гостях, о чем говорит чистая и весьма удобная, надо сказать, постель, вежливое обращение служанки и прочие мелочи вроде выстиранной одежды на вешалке у шкафа, начищенных до блеска сапог неподалеку и целой корзины яблок и груш на прикроватном столике.

– Кто-то важный пришел? – решаю уточнить, пока есть возможность не отвечать и изображать благородную даму.

Собственно по рождению и замужеству я отношусь к благородным дамам, только не часто позволяю себе ею быть. Да и скучно это порой, очень скучно.

Вместо ответа девушка так закивала головой, что появились опасения, как бы она шею себе не свернула.

– Но… пришедший сможет подождать немного времени, которого хватит на чашечку чая с булочкой? – лукаво подмигиваю служанке, и та меня понимает.

Еще бы: не часто выпадает возможность дать прочувствовать всю значимость женщин вообще, а потому девушка со мной солидарна и готова помочь продлить ожидания пришедшего. Правда ненадолго, поскольку, юркнув мышкой за дверь, она буквально тут же появилась вновь с подносом.

Пышущий жаром чайник источал тонкий горьковато-сладкий аромат чая. Да-да, настоящего, того самого – из засушенных черно-коричневых листьев, что привозят только с южных границ Листига. Дорогое удовольствие, однако. Я согласна и на меньшее: липовый чай или малиновый вполне подойдет. Но, как я уже имела возможность убедиться, в Аломе чаем именуют только чай, а все остальное – взвары, отвары, настои. Надо будет поинтересоваться на этот счет у эльфа, но и так догадываюсь, без Святой Иоланды в деле поименования всех завариваемых напитков не обошлось.

– Спасибо, – тепло улыбаюсь девушке в благодарность за расторопность и понимание.

– Госпоже-леди помочь одеться? – решается проявить инициативу служанка.

– Нет, не стоит, сама справлюсь, – тут же отметаю ее предложение.

Чтобы меня кто-то одевал? После Старого Леса и известного вам действа в нем стараюсь всячески избегать подобных ситуаций. Мало ли, да и вспоминать о церемонии не хочется.

А девушка явно расстроилась, еще расплачется. Надо бы хоть имя узнать, неудобно как-то просто так обращаться.

– Но я была бы очень тебе благодарна, если б ты помогла мне волосы в косу заплести, – спешу хоть как-то исправить положение.

И получается: на губах девушки вновь улыбка, глаза прямо-таки сверкают от счастья. С чего такая радость? А про косу я серьезно: Сирин рядом нет, у самой же далеко не всегда ровно получается, чаще вкривь и вкось, то и дело пряди распадаются. И как только Эфиан и Жармю с волосами управляются? Помнится, эльф как-то другу помогал косу плести, видимо так и обходятся. И тут же в голове возникает вопрос: а кто помогает Фларимону? Всевышний, я что, ревную? Ничего себе!

– Чай слишком горячий? – служанка испуганно смотрит на меня, того и гляди побежит за новой чашкой.

– Нет, в самый раз. Удовольствие растягиваю. И торопиться совсем не хочется, – многозначительно подмигиваю.

Интересно, кто же все-таки пришел, раз девушка согласна со мной?

Все когда-нибудь заканчивается, вот и терпение гостя могло быть не беспредельным. Поэтому пришлось выбираться из кровати, одеваться и идти на встречу. А еще очень уж хотелось узнать, точнее, вспомнить события прошедшей ночи. Ну как же я попала в дом к самому манштарфу? Да и встретиться с ним как умудрилась?

В большой светлой комнате (то ли гостиная, то ли еще что – сложно судить по обстановке) меня ожидали двое. Первый – мужчина средних лет, в наряде бравого вояки, коим он, видимо, и был, что лишний раз подтверждали лихо закрученные усы, – показался мне знакомым. Кажется, это и есть гостеприимный хозяин – манштарф Паткола. Второй же… И почему я не удивлена? Эфиан собственной персоной.

– А вот и она! – радостно и даже как-то с облегчением воскликнул манштарф, бодрым шагом направляясь ко мне. – Доброго утра, госпожа-леди Эредет. Как спалось? – слишком любезно поинтересовался манштарф.

Ой, да что же вчера было-то, раз такое обращение?

– Х-хорошо… – буквально выдавливаю из себя, поспешно отступая от манштарфа, а то еще в порыве любезности снесет.

– А вот господин благородный эльф переживал и сомневался, – то ли ябедничая, то ли оправдываясь, выдал мужчина. – И как я его не убеждал, что вам у нас хорошо, не верил, сам хотел убедиться.

Ну, судя по взгляду, которым меня наградил господин благородный эльф (ничего себе обращение, попроще нельзя было?), волновался он по другому поводу: моя беспечность – а как иначе я попала в дом манштарфа? – доставляет ему лишние волнения, поскольку взял одним махом под охрану и ответственность, позволив ехать с ним и Жармю. Быть может, стоит напроситься в гости к манштарфу на длительный срок?

– Господин манштарф был столь любезен, что решился потревожить ваш сон, госпожа-леди Эредет, дабы унять мое волнение, – ехидно произнес Эфиан, но манштарф не обратил на это внимание.

– Вот в… – мужчина запнулся, будто хотел сказать «в целостности и сохранности», но потом понял, как это может прозвучать.

– Госпожа-леди Эредет готова продолжить путь или решила почтить своим вниманием любезного манштарфа еще на один день? – продолжил ехидничать эльф.

– Госпожа-леди Эредет готова побить кое-кого, – бурчу себе под нос, чтобы через миг улыбнуться во весь рот – зря, что ли, за Сирин наблюдала. – Конечно же, я должна продолжить путь. Просто обязана. Да и как я могу отнимать драгоценное время любезного манштарфа, отвлекая его от городских дел? – наивно хлопаю глазами.

Эфиан не решился ответить на мой вопрос, хотя хотел. Что же его остановило? Ах, да, понимаю. Не ожидал он, что серая личность вроде меня, явно деревенского происхождения, решится ехидничать над ним. Да еще и это обращение: госпожа-леди. Заподозрил в благородстве родителей? Всевышний в помощь, я никогда обратного и не утверждала. Или наоборот: возмущен, что незаконно присвоила не принадлежащий мне титул? Так почему не спросить прямо или хотя бы обвинить в обмане?

Мда, что-то мое настроение колеблется от плохого к отрешенному. То готова равнодушно наблюдать за течением жизни вокруг меня, не принимая никакого участия в происходящем, то так и хочется какую-нибудь пакость устроить. Да что же такого ночью было?!

Тепло попрощавшись с манштарфом и пообещав при случае обязательно зайти в гости (главное не в качестве обвиняемых или подозреваемых), мы поспешно покинули гостеприимный дом. Нет, лично я особо не спешила – вновь накатил приступ отрешенности, зато эльф готов был бежать. И опять все возвращается к одному: что случилось ночью?

– Ничего не хочешь рассказать? – поинтересовался, словно невзначай, Эфиан, сбавив темп около Базарной площади.

– О чем? – спрашиваю для приличия, поскольку, во-первых, подозреваю что именно хотят услышать, во-вторых, мое внимание привлекли сапоги, хорошие такие, добротные.

– О своих ночных похождениях, госпожа-леди Эредет, – с издевкой бросил эльф.

И неизвестно как, но я понимаю – он обижен. На меня? Глупости.

– Если скажу, что ничего не помню, ты мне поверишь? – поворачиваюсь к эльфу и смотрю в глаза.

Сине-карие, пугающие, странные. Почему в них сверкает обида?

– Не знаю, уж слишком грандиозные свершения были, Паткол с рассвета бурлит, разнося от дома к дому все более невероятные слухи, – честно, но от того не менее ехидно, отвечает эльф.

– Слухи о грандиозных свершениях? А подробней нельзя? Ну, чтобы тоже быть в курсе дела, – пытаюсь невинно улыбнуться, состроив наивный взгляд.

Эльф пристально смотрит на меня, будто пытаясь понять – издеваюсь я или на голову ушиблена? Потом тяжко вздыхает – поверил во второе? – и нарочито безразличным тоном начинает рассказ.

– Люди расходятся во мнениях: то ли этой ночью поймали всю банду Жб анка-ш ухаря разом, то ли уважаемый господин манштарф случайно обнаружил украденные за прошедшие десять лет все твизны, [14]14
  Твизна – головной убор градоправителя, обильно украшенный золотом высокого качества, с завидным постоянством похищаемый из самых надежных хранилищ. Существует даже нечто вроде соревнования между именитыми мастерами воровского дела: едва ювелир передает градоправителю новую твизну, как она тут же похищается, выявляя таким образом самого ловкого, самого удачливого вора.


[Закрыть]то ли известного обманщика и вора Са икта – хозяина трактира на Гвоздевой улице – таки посетила старушка Смерть. Вот только единодушно говорят о причастности некой девицы, неприметной наружности и невзрачного вида, – продолжает насмехаться эльф.

– Ну, хоть не неписанной красы, – нахожу повод для радости.

Нет, я серьезно: вот сказали бы, что причастна девица-краса, так не обо мне это, значит, и в памяти ничего не останется. Хотя я и сейчас не уверена, что события сегодняшней ночи запомнятся жителям и гостям Паткола – рано или поздно (по-моему, скорее рано, нежели поздно) произойдет что-то более яркое, будоражащее кровь, и все забудется.

– Можно подумать, внешность здесь играет какую-то роль, – отмахивается от моей фразы Эфиан.

– А если серьезно: что говорят?

– Серьезно?.. – ехидно протянул эльф, но все же рассказал.

С его слов (на самом деле опять же со слухов, с ночи гуляющих по городу, о прошедших событиях) выходило все как-то уж невероятно. Во всяком случае, в отношении меня.

Получалось следующее. С непонятно какого перепугу, я устроила погром в том самом трактире, где мы остановились на ночь. Но это не главное – подумаешь, разбита посуда, перевернуты столы и лавки, да посетители слегка побиты и покусаны. Нашелся кто-то больно умный, метнувшийся за стражей и даже приведший ее в трактир. Однако вскоре выяснилось, что стража мне не помеха, а пить они могут по бочонку за раз. Дальше больше: после выпитого, собравшихся потянуло на подвиги, и мы (я чуть ли не возглавляла толпу) отправились на поиски приключений, коих жаждали души и сердца (сказала бы я что там и чего жаждало, да ругаться неприлично). Приключения, как ни странно, нашлись – в виде банды разбойников и даже хуже: несколько безумцев решили подорвать большую часть базарных рядов, а поскольку практически весь Паткол из базара и состоит, то снести могли всех и вся. При моем деятельном участии доблестная стража повязала безумцев, побив для профилактики и подвернувшихся под руку горожан, после чего все дружно двинулись в манштарфию, где нас и встретил уважаемый манштарф.

Дальше я не слушала эльфа, вновь заглядевшись на сапоги. Добротные. Черные, но с небольшим цветным узором на голенище: серо-синие лоскутки по верху, розово-алые ниже, две черные бусинки – при желании в незатейливом узоре можно и горихвостку разглядеть. Может, купить? Зачем? Да просто так, все обновка на зиму будет.

Эфиан что-то рассказывает, ехидно усмехаясь чуть ли не через слово, но мне как-то даже все равно. Почему? То ли под влиянием рассказа, то ли время пришло, но я вспомнила. Все-все. Веселая ночка была, надо признаться: не раз и не два по краю ходить пришлось. А ведь начиналось все так мирно… Проснувшись среди ночи по банально-простой причине – в уборную захотелось, – тихо выскользнула из комнаты, заперев ее, подсунув ключ под дверь (трактир вроде бы и захудалый, а замки новомодные, внутрь двери вставленные, а не навесные, как обычно). Шум внизу не утихал, и я старалась казаться тенью, быть как можно незаметнее. И мне это удалось. Почти. На обратном пути углядели. Как? Понятия не имею. Только с большого перепоя один больно умный человек счел меня не за постояльца, а за девицу вольных нравов, громко приглашая в свою постель, обещая целый эймель за одну ночь. И такая злость меня взяла, что… Думаю, вы уже догадались – я призывала золото, точнее не призывала, а уговорила золотую монету выскользнуть из грязной ладони, дабы испуганным зайцем заметаться по трактиру. Вот потеха была следить за передвижениями нахала: на стол, под лавку, в камин, по головам. Вскоре всем стало не смешно – а кто будет смеяться, если ему отдавили ноги, ударили по рукам, разбили кружку на голове? – и нашлось новое развлечение: драка. Кто кого бил и за что не играло никакой роли, зато от души и со всей дури. Уставший от посетителей хозяин умудрился спрятаться сам, спрятать подавальщиц и кухонных, и даже меня. Наверняка работники с конюшни и побежали за стражей. На их и наше счастье десяток бравого Войла был поблизости, да и десятки Хейна и Саленса вовремя подоспели. Причем счастье оказалось взаимным: стражники разняли и утихомирили дерущихся, попутно обнаружив давно разыскиваемого разбойника – им оказался тот самый нахал, принявший меня за гулящую. Каким-то образом (не иначе, как трактирщик показал) стражники узнали о моем ненавязчивом участии – нет, об игре с золотом никто даже не подозревал, но вот с чего, а точнее кого началась свара, стало известно. Меня очень вежливо попросили проследовать в манштарфию в качестве свидетельницы произошедшего. Гадать об истинных намерениях стражников даже не собираюсь: к чему теперь переживать, если все повернулось иначе?