Текст книги "Уж замуж невтерпеж (СИ)"

Автор книги: Mihoshi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

– Да не стойте! Дройдель кидайте! – разнесся над поляной зычный крик главаря.

Долго же он не вмешивался. Но постойте… Дройдель? И резкая горечь соли на языке – золото…

Папа настойчиво уговаривает братца засесть за старинные манускрипты, в буквальном смысле выцарапанные у кого-то из родственников. В случае папа это означает монотонное нудение одного слова: «Читай!» и больше ничего, какие бы фразы не летели в ответ. Да только Сарга минул одиннадцатый год, и он считает себя жуть как взрослым. А ведь с утра умчался с деревенскими мальчишками строить из старых досок шалаш: приставят к заброшенному сараю, где кусты разрослись, да травой закидают. Трава еще молодая, зеленая-зеленая, вот только назавтра она совсем пожухнет, никакой красоты в шалаше не останется и все на виду окажется. Да и шалаш ли это?

Убежал братец, книгу бросил. Толстую. С медными заклепками. И пусть на столе лежит: стоя не дотянешься, но вот если взобраться на стул, а потом на нем встать… От усердия высунув язык, с трудом переворачиваю книгу. Ой, какая красота… На обложке столько всего интересного. По центру рыцарь на коне, да только в нем нет никакого интереса – что я, рыцарей не видела? А вот вокруг – самый настоящий лес! Поверху плывут медные облака, а в них парит огромный орел: перышко к перышку, важный взгляд, грозный клюв – господин небес, не меньше. Внизу слева, среди елей и сосен притаился лис: большой, пушистый, хитрый – хозяин лесов, ей-ей. В правом нижнем углу, меж камней замерла змея: широкие кольца, большая голова, страшные глаза – царица змей. А еще в небесах среди облаков притаилась ласточка. В кустах за лисом заяц спрятался. У хвоста змеи ящерка замерла. И лебедь летит. А там медведь. И жук… Сколько же их? Всех не перечесть! Никогда не видела такого чуда. Ну, я ведь чудес вообще почти не видела…

Вот интересно, если такое только на обложке, то что ж внутри книги? С трудом открываю – тяжело, да и большая она. На самом первом листе нечто непонятное: то ли меч, то ли лук, то ли кинжал, а может все вместе да еще многое другое – не сильна я в оружии, это Сарга все о нем знает. Ну, не все, конечно, но для мальчишки очень даже много. Листаю, листаю, листаю – картинок все нет и нет. Да, я умею читать – по признанию папа великолепно. Я бы не стала верить его словам, но пастырь Никим тоже соглашается, важно кивая головой. Просто когда в книге есть картинки, читать интереснее: похожа ли картина на героев книги или просто так нарисована?

– Др о йдель… – взгляд цепляется за незнакомое и странное слово.

Дройдель… Слово, как орех, перекатывается во рту. Что это – дройдель?

– Дройдель – метательное оружие, напоминающее штопор: длинное тонкое лезвие с двухсторонней заточкой искривлено в спираль с почти незаметным крючком на конце. В «полете» начинает вращение, в результате чего, попадая в тело, штопором вкручивается в мышцы и кости. Извлечь дройдель без повреждений раненого практически невозможно: выкрутить в обратную сторону спираль если и удастся, двухстороннее лезвие слишком много поранит, а вырвать можно только с «мясом». Создателями дройделя вероятно являются жители королевства Мьюландия, технология изготовления утеряна вместе со сгинувшим народом. Предположительно, дройдели использовались для убиения дракона. Однако известны малые дройдели – размером со стандартный метательный дротик, срединные дройдели – размер колеблется от кинжала до одноручного меча, и большие дройдели – размером с заряд баллисты или гарпун для левиафанов. Именно по большим дройделям и определили, что первоначально оружие было создано против драконов. Механика полета непонятна, однако при броске, дройдель обязательно начинает вращение, останавливаясь, только глубоко впиваясь в тело.

Так это книга об оружии! А Сарга ее читать не хочет. Вот глупый!

– Не скучаешь? – чужой голос врывается в тишину библиотеки.

Дядя Савье н… Не такой уж и дядя, скорее дедушка – дядей он моему папа приходится, но все почему-то зовут его именно дядя Савьен.

– Почему я должна скучать? – я, правда, не понимаю.

– Ну… Здесь не с кем играть, – пытается объяснить дядя Савьен.

– Здесь есть книги, – пожимаю плечами: вроде взрослый, а не понимает.

– Значит, читаешь книги? – продолжает расспросы дядя.

– Читаю, – важно киваю головой.

– И эту читаешь? – он недоверчиво показывает на книгу, что лежит передо мной.

– Конечно. Не все понимаю, – вынуждена признаться, – но интересно-о-о!

– Да? – дядя Савьен явно озадачен. – Тебе это интересно?

– Угум. Вот тут про дройдель написано, что он летит и… вращается. Разве такое может быть?

– Может, может, – улыбается дядя. – Это все равно, что птица: она не должна летать по всем законам, но она не знает о них и спокойно летает. Так и дройдель: летит и вращается, хотя такое не слишком возможно…

Помнится, тогда мне хотелось самой увидеть дройдель, взять его в руки. Но потом… Потом были новые книги, новые интересные вещи. А вот пришлось столкнуться.

Крики только росли, набирая громкость и боль: кто-то, кому приказали, кинул дройдель, и теперь пиктоли… Был ли это рев? И да, и нет – знала бы иное слово, говорящее о чем-то большем, сильном, то сказала бы. Самое страшное – я чувствовала отголосок его боли. А еще соль на языке.

Казалось, это никогда не закончится. Но вот голоса стали стихать – разбойники покидали поляну. И пиктоли уходил с ними. Хотя скорее уж его утащили, быть может, даже на цепи.

Еще немного, и тишина опустилась на поляну. Звенящая, щемящая, испуганная. И оттого еще более страшная, нежели до их прихода. Хоть и трудно эльфу держать заклятье, но покинуть столь гостеприимную канаву он не спешит. А нам и вылезти, пока Эфиан не выберется, не получится. Вот так дружненько все и лежим.

Уханье совы стало полной неожиданностью. В голове завертелись мысли, то разбегаясь, то сталкиваясь, одним словом саму себя не понимаю: если есть сова, то уже вечер, но как вечер, если совсем недавно было утро, или это мы так долго от разбойников прятались, а может сове не спиться. Тем не менее, уханье совы послужило тем самым сигналом, который заставил нас выбраться из канавы. Признаться честно, вид был еще тот: Эфиана трясет как былинку, Сирин обвисла в глубоком обмороке на руках Жармю, сам Жармю подозрительно зеленой расцветки стал. Что уж обо мне говорить: видимо, выглядела я соответствующим образом – после таких событий-то!

– Надо… развести… костер… – слова эльфу давались с трудом. – Но… сперва уйти…

Жармю успел подставить плечо, чтобы Эфиан не упал. Да, друг на то и друг, чтобы быть рядом. И при этом Сирин он не уронил. А еще ведь лошади. Будто по команде на том же самом месте, что и раньше, появились кони. Я не самый большой специалист в лошадях, но даже мне заметно, как они напуганы. Но, на наше счастье, звуков никаких не издают.

Судя по тому, как Жармю решительно направился прочь с полянки, таща на себе Сирин и Эфиана (и как только это у него получается?), забота о наших лошадках должна лечь на мои плечи. А я же их боюсь вообще-то. Да, даже после пережитого страха, помню об этом.

Судьба явно решила быть более благосклонной, потому что лошадки без лишних нервов и возмущений послушались меня: коней Жармю и Эфиана пришлось вести в поводу, а Зорька спокойненько сама потопала за нами вслед. Лишним доказательством благосклонности Судьбы стало поведение лошадки Сирин, кажется Флафии: она покорно следовала за Зорькой, едва не вцепившись той в хвост, дабы не потеряться, так сказать на всякий случай.

Только вот что странно и тревожно – на поляне не было крови…

Поскольку дорогу выбирал Жармю, немудрено, что мы заблудились. Но высказаться от души по этому поводу не получится: он и так всю дорогу тащил на себе Сирин и Эфиана. То, что я занималась лошадьми, которых все еще боюсь и не напрасно, значения, увы, не имеет.

Даже совместными усилиями нам не удалось развести костер, а значит, от ночного холода придется спасаться иными способами. С другой стороны, костер мог привлечь разбойников. Но новой встречи не жаждется.

Как по волшебству, из дорожной сумки Жармю появились два теплых стеганых одеяла, с цветочной вышивкой по краю. Волшебство? Оно самое – в виде буслатовой торбы. Эх, могла бы и раньше догадаться, ведь лишних сумок у друзей не наблюдалось, а нужные вещи всегда оказывались под рукой. Интересно знать, откуда торба у Жармю, но я прекрасно понимаю, сейчас не лучшее время для расспросов. Хотя оно может вообще никогда не настать – с характером парня и нашими отношениями можно сказать наверняка.

– Укутай Сирин, – Жармю, не глядя, протянул мне одно из одеял.

А он не так уж и плох, если способен на проявление заботы по отношению к посторонним. Сам же Жармю принялся поудобней устраивать эльфа, закутав сперва его в только что вытащенное из торбы одеяло, а потом в теплый плащ. Верная мысль, однако: ночью холодно, а им вдвойне будет сложнее сохранить тепло. Посему я, молча, последовала его примеру.

Вот уж не думала, что Сирин такая тяжелая. Надо будет как-нибудь намекнуть по поводу веса благородных дам. Но шанс быть услышанной невелик. Радует одно: глубокий обморок сменился столь же глубоким сном – тревожным, тяжелым, но сном. Пусть спит, нежели бегает по лесу с криками или с вопросами ко мне и остальным пристает.

Сирин-то я укутала, а самой совсем не жарко: плащ не спасает от страха, от холода в сердце, костер не разжигаем, вот и приходиться дрожать. А еще все время возвращается одна и та же мысль: на поляне не было крови. Крики я слышала. Рев слышала. Но крови нет. Странно. Подозрительно.

– Эредет, – тихо окликнул меня Жармю.

Хм, даже непривычно слышать свое имя от него.

– Да? – также приглушенно отзываюсь.

– Вот, возьми, – не сказав больше ни слова, парень протянул мне лепешку.

И не думала, что так проголодалась. Медовая лепешка показалась вкуснейшим лакомством и была едва ли не мгновенно проглочена. Еще бы липового чая сюда. Да хоть просто горячей воды. Но костер разжигать нельзя (да и не получилось, если помните), его ведь можно заметить, учуять, а лишние неприятности нам не нужны. Нет, я не повторяюсь, просто пытаюсь себя то ли убедить, то ли успокоить. Выходит не очень.

Тихо в этом лесу, слишком тихо: ночных птиц не слышно, шелеста листьев тоже, будто все замерло в ожидании неприятностей. А в Солонцах в такие дни вопреки всем прогнозам обычно стоит хорошая погода, деревья только обряжаются в багряные и золотые наряды, с тихим звоном прощаясь с первыми листьями. Птицы поют песни осени: кто-то прощается с родными местами перед перелетом дальше на юг, кто-то приветствует затихающий лес, вернувшись сюда на зимовку. Алым пламенеют ягоды лисохвоста – горькие на вкус, но лишь до первого серьезного мороза, а после кисло-сладкие. Маленьким солнышком сияет солоника, наливаясь цветом и светом – еще чуть-чуть и деревенские девчонки будут возвращаться домой с лукошками, полными сладких ягод, чтобы зимой кисели да компоты варить. Но я не дома, и лес этот совсем на наш непохож. Уж там-то разбойников точно не водится. Зато тут…

И куда ж леший смотрит? Нет, я не спорю, что всякому лешему с человеком под силу справиться, а уж тем более с толпой, да еще и безумным пиктоли в придачу. Но вот закружить, заплутать, завести вглубь возможно. И опять же крови не было на той полянке.

Эфиан спит: беспокойно, тревожно, но глубоким сном, ресницы крыльями бабочки трепещут на впалых щеках, губы беспокойно шевелятся, но он спит. Сирин тоже почивает, возможно, даже более спокойным сном, во всяком случае, так сладко посапывать и клубочком сворачиваться при кошмарах вряд ли получится. А мы с Жармю не спим. И если он несет стражу, то я… Не могу заснуть. Наверное, от переживаний. Хотя какое там «наверное». Да еще это ощущение, будто кто-то смотрит на меня: взгляд пристальный, зовущий и в тоже время просящий.

Потихоньку оглядываюсь по сторонам – незачем Жармю понапрасну тревожить – и случайно замечаю два подозрительных золотистых огонька в зарослях слева от меня. Но это не золото однозначно – нет соли, нет ощущений. Тогда что? Глаза… Угу, два глаза, пристально глядящие на меня. Ой, что-то мне это не нравится, совсем не нравится. Даже если не разбойники и не обезумевший пиктоли, все равно негоже так глазеть. Всевышний, о чем это я?! Мало ли в этом лесу чудищ водиться? Надо Жармю предупредить.

Только взгляд этот… Он просит. О чем? Понятия не имею. Но вот если на миг отдаться на волю воображения, можно предположить – помощи хотят. Угу, нашли помощницу. Да я даже Жармю не смогла толком помочь (особенно когда вылила остатки воды на начавшие тлеть ветки), что уж говорить о незнакомых и подозрительных личностях.

А глаза так и смотрят. Может они отдельно от головы существуют? Всевышний, опять меня куда-то не туда занесло. И я даже могу сказать почему. Впрочем, вы и сами должны были догадаться. Настойчивый взгляд, даже настырный. Зовущий и просящий. И что мне делать? Да и из плаща не хочется выбираться: пригрелась уже, успокоилась.

– Ты куда? – шепот Жармю не стал громом с небес, но заставил вернуться на землю и вспомнить, что я не на прогулке.

– Надо, – рассказывать о глазах не буду.

– Что надо? – не успокаивается парень, и его можно понять.

– В кустики, по делам, – недовольно бурчу, причем абсолютную правду.

Вот только Жармю не то подумал, потому как покраснел – даже в слабом лунном свете заметно, засмущался и уткнулся носом в ворот плаща.

– Только… э… недолго… – не удержался от напутствия он.

– Как получится, – пожимаю плечами, вновь говоря только правду.

Я ведь не знаю, чего от меня хотят, и сколько времени уйдет на выяснение оного.

Все-таки кто бы что не говорил, а в лесу одной страшно. Можете меня, конечно, упрекнуть: дескать, как же раньше путешествовала в одиночку? А так и путешествовала: с чудищами не встречалась, разбойники Гудраша не обидели, везло одним словом. Зато сегодня «подвезло».

Так с какой радости меня несет не пойми куда?

– Я здесь… – то ли шепот, то ли шелест, то ли шорох.

– Где здесь? – стараюсь говорить уверенно, спокойно, а внутри все дрожит.

– Здесь… – снова шелест, но уже ближе и где-то слева.

Только в прятки играть мне и осталось. Может, пока не поздно, вернуться?

– Я здесь… – шелест совсем близко, у кучи опавших листьев.

И кто их так бережно и аккуратно собрал? Стоп, какие листья? Какая куча? Это же…

– Лес-Хаинэ… – бормочу, вместо положенного приветствия.

С другой стороны, со мной тоже не здоровались, не представились. Вот и я нервничать не буду.

– Помоги…

Можно порадоваться, что моя догадка оказалась верной. Только из меня помощник не самый лучший.

– Э… Лес-Хаинэ, мне кажется, вы не к той обратились за помощью, – начинаю речь об отказе издалека.

– Помоги, п ик'тол-и и, – куча листьев медленно, но верно, превращается в нечто человекоподобное, которое – о ужас! – знает древнее имя пиктоли.

Ой-ей! А это уже серьезно. Пик'тол-ии – даже самые древние старики не упомнят, когда так к нам обращались. Помнится только, было то очень-очень давно и вроде как вежливо-почтительная форма. По этому поводу маман не очень распространялась, видимо сама не знала.

– В чем помочь? – не хочется, а губы сами произносят нежеланные слова.

– Другому пик'тол-ии, – печальным, с отголоском слез, голосом выдает леший.

Так и есть: с глаз-бусинок скатываются слезы, мерцающие в ночи призрачными огоньками.

– Другому? – не понимаю сперва, но спустя миг, догадываюсь – пиктоли у разбойников.

Ну и дела! И как же я могу помочь?

– Да, другому, – леший согласно и довольно кивает: раз спрашиваю, значит, согласна помочь. – Он у лиходеев, что прячутся в моем лесу. Да ты и сама видела их.

Видела? Ничего подобного, но слышать слышала.

– Где они? – вопрос вполне логичный, не согласны?

– Там! Я покажу! – едва ли не подпрыгивает от радости леший.

Конечно, как же не радоваться, когда пообещали избавить от проблемы. И не важно, что обещать я ничего не обещала: раз не отказала, то согласилась. Наивно? Не спорю. Но действенно.

Леший продолжал что-то говорить, но я не слушала его. Почему? Дорога легко ложилась под ноги – еще бы леший в своем лесу и не смог дороги нормальной сделать, – и голова была занята совсем иными мыслями. На первый взгляд все по правилам, честь по чести: леший не требует от меня ничего, лишь просит, и я добровольно соглашаюсь выполнить его просьбу. Тогда почему меня одолевают сомнения? Нет, не спорю, что сомневаюсь во всем и во всех, а особенно в себе. Вечно раздумываю, понапрасну рассуждаю, не верю в собственные силы. Но сейчас совсем по-другому: какая-то мысль или вещь не дает покоя.

Вот леший – кто он? По идее хозяин леса. Хотя скорее смотритель: как садовник, как егерь, как стражник. Да-да, именно так. Ведь не создавал он лес, не сотворил жизнь в нем, но охраняет. И как у садовника крепкая палка да злая собака, так и у лешего есть свои способы спровадить из леса нежелательных гостей. Так почему он до сих пор не прогнал разбойников?

… А крови на поляне не было…

Не спорю: страшнее человека на самом деле никого нет. И это не предубеждение! Просто люди настолько жаждут власти, богатства, да вообще всего, что забывают о морали, о бесценности самой жизни. Возможно, я слишком пафосна в своих суждениях, но такое часто бывает. И пример у меня практически перед глазами. Ну, или скоро будет перед глазами – к разбойникам ведь иду. А у них хватило сил «привлечь» в свои ряды пиктоли.

Я уже говорила, что не всякий леший способен справиться с чужаком один на один, но вот завести в чащобу, заплутать на тропинках, заблудить в трех соснах – вполне. Пробовал ли здешний леший так поступить с разбойниками?

… А крови на поляне не было…

Возможно, на них это не подействовало. Но не один же раз это сделать можно! После недели плутания по болотам да чащобам враз из леса сбежали бы. Однако они явно прячутся в лесу. Причем удачно прячутся, ведь их поймать не могут.

… А крови на поляне не было…

И ни за что не поверю, будто леший не мог сбить их с дороги. А уж прятаться… Да без его ведома…

…А следов крови на поляне не было…

Ох! Не может быть! Но… Леший помогает разбойникам!

От столь невероятного предположения я даже споткнулась.

– Что случилось? – леший тут же кинулся ко мне.

– Зац-цеп-пилась… – еле выдавила из себя.

– А-а, – кивнул леший, помогая подняться.

Ой-ей! А это уже совсем плохо. И верно-то как получается: потому разбойников не могут найти, что леший им спрятаться помогает, так же, как прятать следы – ведь иначе кровь не могла с полянки исчезнуть! Что же это получается: он и меня им сдать решил? Но как? А закон?

А что закон? Тут как раз все в порядке: леший меня ни к чему не принуждает, лишнего не просит, золота не требует. Но разбойники, сумевшие полонить того пиктоли, наверняка способны справиться и со мной, тем более сил у меня немного. И когда разбойники поделятся с лешим добычей (и золотом в том числе) никакого нарушения не будет: леший ведь меня не принуждал.

Всевышний, как мне быть? Что сделать? Сбежать от лешего – бред полнейший, невозможно это в его лесу. Сразиться? Я похожа на сумасшедшую? И как вы себе это представляете? Сдаться и идти к разбойникам? Естественно нет! Тогда что?

На миг, всего лишь один, до боли короткий, но такой вечный, мне показалось… Не может быть. А вдруг? Деревья не просто шумели, они говорили. Сейчас разобрать их слов не могу, но в тот миг я поняла: попросить лес о защите. Нет, не так – обратиться к Лесу. Сама ведь утверждала, что леший – это вроде как смотритель. Значит, хозяин – кто-то иной. Лес – вот кто хозяин, сам себе господин и слуга.

«Не ищу выгоды корыстной. Не жажду власти ненужной. Не прошу богатства бессмысленного. А только во спасение о милости молю. Лишь о защите прошу…» – слова, начертанные на обложке старой книги, где читала про дройдель. В самый первый раз я их не заметила. Потом – не поняла. Теперь – знаю их смысл. Просить о защите у сущего – сложно и просто. Сложно: надо искренне верить, что помощь придет. Просто: надо просто поверить. Почему такие важные слова были на книге об оружии? Быть может потому, что не для убийцы она писалась, а для защитника. Сейчас не время об этом рассуждать, да и сил нет.

– Не ищу выгоды корыстной. Не жажду власти ненужной. Не прошу богатства бессмысленного. А только во спасение о милости молю. Лишь о защите прошу тебя – Лес. Ответь на призыв мой. Огради от чар злых. Не попусти предательству и беззаконию! – начинаю шептать, но голос набирают силу, словно молодое деревце: еще вчера семя, уже сегодня росток, а завтра – могучий великан.

Леший сверкнул алыми глазами, захрипел. И без того несимпатичная рожа исказилась ненавистью и злобой. Он уже изготовился к прыжку, но что-то его остановило. Что-то? Травинка… Всего лишь былинка – маленькая, слабенькая, но крепкая и сильная.

Сперва одна травинка, за ней другая. А тут и деревья ветвями коснулись предателя. Миг, и нет его. И тишина.

От избытка чувств не смогла устоять на ногах, совсем уж по-простецки шмякнувшись на землю – то-то бы Сирин возмущалась.

– Спасибо тебе, дитя, – голос, сотканный из шелеста листьев, шепота травы, перезвона ручейков, птичьих песен, раздался совсем рядом.

В страхе поднимаю глаза, а передо мной… То девчушка-озорница, то старуха-ведунья, то молодка-певунья – ее облик меняется каждый миг.

– Вы кто? – не очень вежливо получилось, но на всякие церемонии меня сейчас не хватит.

– Лешая, – все тот же голос леса.

Да, именно леса, всех его составляющих. И нечего удивляться: если есть леший, почему бы не быть лешей? Удивительней другое: если она есть, то почему тот леший хозяйничал в лесу? Но это уже не мое дело, как говорится в чужой избе свои порядки.

– Спасибо за помощь, дитя, – улыбается лешая.

– Э… да я… тут… – связного ответа не получается, только лепет.

– Твоя смелость и твое мужество еще понадобятся тебе на пути, – почему-то грустно вздыхает лешая.

– Это вы о чем? – ура, меня хватило на целую фразу.

– Твой путь долог, тревожен, но достоин. Не сворачивай с него. И не отказывай другим в помощи, – загадочно ответила лешая.

– Другим? Так мне тому пиктоли все-таки придется помогать?

– Придется, – согласно кивает лешая. – Кроме тебя никто не справится.

Вот только не надо меня на подвиги подбивать, я на них не способна.

– Я не знаю как ему помочь, – все еще надеюсь отвертеться от этой работенки.

– А как Лес о помощи просить знала? – хитро прищуривается девчушка-озорница и тут же старуха-ведунья ласково улыбается мне – Ты знаешь, просто не помнишь. Но придет время, и знания будут рядом.

Сказала и растаяла легким туманом.

Можно, конечно, сослаться, что дорогу не знаю, но явственный запах дыма путеводной ниточкой потянул за собой. Ладно, пойду вперед, все равно назад дороги не помню.

Устраиваясь на ночлег, разбойники не сильно отличаются от обычных путешественников: тот же костер в центре, те же охранники на ночь, те же плащи да одеяла. Только над их стоянкой мошкарой вьется страх, боль и ненависть. Возможно, мне все это чудится, спорить не буду. Ладно, это не так важно. Мне нужно найти пиктоли. Знать бы еще где искать. Разумней всего предположить, что его будут держать в пределах видимости, но не слишком близко к костру, к самим разбойникам. А такое место мне пока только одно видится – на противоположной стороне стоянки. Очень надеюсь, что сумею добраться туда, создавая не слишком много шума.

За прошедший день, да и ночь, пережила немало, и, казалось бы, страх должен был покинуть меня всерьез и надолго, помахав на прощание платочком. Ан нет, дрожу как последний лист на холодном ветру. Но то ли я приноровилась к легкому шагу, то ли лешая помогла (что вероятней всего), до пиктоли добралась тихо. И почти вплотную. Это самое «почти» заключалось в молоденьких елочках сплошным забором окружавших заключенного. Да я и сама запуталась в колючих ветвях старой ели.

Итак, я его нашла, я до него дошла. А дальше? Ответа нет, как и подсказки со стороны: самой разбираться придется. Но время не терпит, надо поторапливаться. Начнем с того, что… Пиктоли ведь не просто так обезумел, есть какая-то причина. И я даже догадываюсь какая – золото. Что вы делаете, когда камешек попадает в прохудившийся сапог? Естественно, достаете. А если не можете достать? Но камешек никуда не девается ведь, он упорно мешает, отвлекая от мудрых мыслей, доставляя массу неудобств. И после долгого дня в пути вы готовы голыми руками растерзать того, кто вновь пошлет вас в дорогу, причем немедленно, не позволив пыль стряхнуть с сапог. Ну, положим, пыль такой большой роли не играет, а вот камень, да-да, тот самый камешек, случайно попавший в сапог, все еще не покинул нового прибежища. Мораль ясна? Нет? Ну, как же! Все просто: по какой-то причине золото находится в теле пиктоли, достать его он не может, потому и теряет разум. В настоящий момент из золотых предметов в нем точно дройдель. Ох, и сложно вытащить его будет. А если он там не один… Так и убить недолго.

Но, честно говоря, я не представляю, как вообще можно вытащить дройдель! И это хуже всего. Только на раздумья времени нет. Приступим?

Ну, что безумные пиктоли бывают, я уже узнала. Однако безумное золото тоже встречается. Или оно от «хозяина» набралось? Вполне возможно, потому как на мой зов оно не то чтобы не отвечало, но такое выдавало, что… Впору краснеть и прятать уши. Ладно, пойдем с другой стороны, в смысле если золото вольности себе позволяет, то и мне придется забыть о вежливости и своих привычках.

– И чего ты там засело, дармоедное? – бурчу себе под нос, спешно стаскивая плащ и куртку – хоть что-то пусть целым останется после…

Больно… Это всегда больно, если думаешь о превращении, если ждешь его. И не имеет значения – полное превращение, или только часть тела меняется: рубашке можно сказать «прощай». Почему? Возможно, хотя никто не поклянется, что дело не просто в изменении кожи, костей, мышц – сущность меняется. Был человек, а стал пиктоли, например. Да, разум сохраняется, но ведь это разум пиктоли. Именно пиктоли, но никак не человека. И можно только радоваться, что думаем мы одинаково, ну или почти одинаково.

Нет больше слов. Нет просьб, а только приказы, даже один приказ. И золото ему подчиняется. Хотя куда оно денется? «Уйти, не причиняя вреда!» – так просто. И так невозможно сложно. Но я не желаю слушать оправданий, просто не желаю: надоело упрашивать, надоело смиряться. Я хочу! И плевать я хотела на особенности строения дройделя. Дядя Савьен любил повторять: «Если есть правило, значит должен быть способ его обойти – иначе не существует мир». Вот и сейчас надо правило обойти: можно вырвать только с плотью? – но почему надо вырывать? Золото… Снегом последним тай, водою вешней утекай, туманом утренним исчезай… Тай! Исчезай! Тай… Исчезай…

Забыв о сквернословии и надобности разыгрывать безумие, золото, словно кровь из раны, вытекало из тела пиктоли. Вниз, в землю, исчезая. Ну вот, можно слегка расслабиться, ведь полдела сделано. Почему полдела? А за самого пиктоли не забыли? То-то же, его от разбойников еще увести надо. Кстати, никто не знает, как разум возвращать? А? Эх, опять самой разбираться. Я ж не лекарь и даже не знахарь!

Но что-то я отвлеклась. Вон даже пиктоли прийти в себя успел. Хотя в этом слегка преувеличиваю: мутно-красные глаза, не узнавая ничего, пытались рассмотреть окружающий мир, вновь и вновь возвращаясь к моему укрытию. Инстинкт, тот самый, что позволяет узнать одному пиктоли другого. Придется открыться, слегка показавшись. Осторожно раздвигаю еловые лапы, и пиктоли тут же поворачивается в мою сторону. В его взгляде мало что можно разобрать, лично у меня вообще ничего не получается. Да это и не важно, ведь не мне, а ему надо понять меня.

«Уходи! Уходи отсюда прочь! Спаси себя!» – снова приказ. И ведь не закричишь, чтобы не разбудить разбойников, не выдать себя. Только глаза в глаза, только взглядом повелеть, приказать. И он послушал: медленно, будто после долгого сна (что тоже верно – разум ведь спал), пошатываясь, пиктоли побрел прочь. Куда? Понятия не имею. Но, судя по тому, что ни одна ветка не хрустнула под его ногами, да вообще никакого шума от его передвижения не было, знала лешая. Надеюсь, она спрячет пиктоли и поможет ему прийти в себя.

Все, подвигов на сегодня хватит, пора к своим возвращаться. А то еще Жармю на поиски отправиться, не приведи Всевышний, меня увидит в таком состоянии и… Что будет в этом случае, даже боюсь представить – и убить может.

Сирин спала. Спал и Эфиан. Жармю, естественно, бодрствовал, только нервничал еще больше. Именно его суровый взгляд встретил меня по возвращении и, конечно же, гневная отповедь:

– Где ты была? Ты хоть думаешь иногда? Мало было дневной встречи с разбойниками? Решила погеройствовать? Я вынужден был искать тебя, оставив друзей без защиты! Ты хоть это понимаешь?

– Как смогла, так и вернулась. Не все же, как мы хотим, получается, – постаралась как можно спокойней ответить, быстренько пробираясь к своему одеялу.

Главное, чтобы плащ не распахнулся! А то ведь его я скинуть успела, куртки только один рукав, а рубашка так на мне и осталась. И теперь последняя представляла собой сплошные лохмотья, куртка будто бы пережила встречу с диким зверем, и как я их утром буду переодевать, пока не представляю. Хорошо, запасные вещи есть. Иначе пришлось бы у Сирин занимать, а тогда не избежать расспросов.

Жармю еще что-то бурчал, но тихо, опасаясь разбудить друга или – что гораздо хуже – привлечь внимание разбойников. И пусть я уверена в защите лешей, объясняться с парнем совсем не желаю. Да и спать хочется.

Последняя связная мысль едва не лишила сна: Жармю сказал – «друзей»? Значит, Сирин он тоже причислил к своим друзьям?