Текст книги "Уж замуж невтерпеж (СИ)"

Автор книги: Mihoshi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Та, естественно, ничего не ответила.

Помимо ридикюля, маман вручила мне увесистый кошелек с золотыми монетами и заставила запастись приличным количеством провианта. Видимо, она тоже опасается, что за два-три дня не доберусь до Давро. Вообще-то я сидела на Зорьке абсолютно готовая отправиться в путь. Но что-то не давало ни мне дернуть поводья, ни родителям вернуться в трактир и заняться собственными сборами.

– Вот, возьми, – неожиданно, сняв с руки, папа протянул серебряную печатку: в ободке витого шнура расцветала серебряная фиалка.

Ох, мне же ночью фиалки-то и снились! Огромные, темные-темные, они пьянили дивным ароматом. Так и звали коснуться нежных бархатных лепестков. А я… все не решалась: мне хотелось их сорвать, чтобы они были рядом, в букете ли, в венке – не знаю, но и боялась, что тогда они умрут. Что ж, вот я и вспомнила сон давешний.

– Надень поверх своего. Пусть лучше оно будет тайной, чтобы никто обидеть тебя не смог, – пояснил папа. Маман согласно кивнула, полностью одобряя поступок супруга.

Кольцо легко скользнуло по пальцу, полностью скрыв дубовый венок. И держалось, будто там и впрямь его место.

– Мне… пора… – внезапные слезы сдавили горло.

Нет, я не буду плакать, я сильная… Буду… когда-нибудь.

– Береги себя! – голоса родителей слились в один.

Я легко тронула поводья, потом вспомнила, что меня мучил один вопрос, на который папа вполне может ответить.

– А… Тванери, или как там его, называл тебя Златоглавым из-за цвета волос?

– Не совсем, – улыбнулся папа. – По золотому шлему, что я носил.

И без всякого предупреждения хлопнул Зорьку по крупу. От обиды лошадка резво припустила по дороге. Ой, я ж чуть не упала!

Золотой шлем? Но ведь папа говорил, что золотой шлем может носить только глава ордена!

Глава 6

Напрасно я не верила папа: Плутовской тракт и впрямь вывел меня в кратчайший срок к Давро. Собственно, до самого портового города оставалась пара лиг. Да, мне понадобилось не два дня, как предсказывал папа. Но три с половиной – тоже совсем неплохо.

Ох, по природе я вообще-то очень и очень спокойная. Да вы и сами могли это заметить. Но на последние месяцы пришлось столько невероятных событий, что я приобрела способность волноваться почти по любому поводу. А ведь обычно все бывает наоборот: насыщенность прожитых дней отбивает всякую охоту удивляться, изумляться, волноваться. Хотя в данном случае мое волнение было вполне понятно: я никогда не видела моря, и вот-вот оно предстанет передо мной. По рассказам папа я знаю, оно бывает синее, иногда зеленое, а в бурю и черным может быть. А еще море бывает соленым и пресным. Интересно, какое оно здесь? Вновь сожалею, что не уделяла должного внимания географии в детстве. А берег – песок или камни? Скорее всего, камни: дорога змеей петляла среди каменистых холмов, скорее даже гор. С чем можно их сравнить? Увы, но подходящих слов я не могла найти. Слоеный торт, что пекла маман на праздники? Слишком мягко, нежно, будто тает на губах. Постройки в Липово? Нет, они были темные, грубые. А здесь камни словно спешили обогнать друг друга, но на века застывали, не в силах сдвинуться вперед. Но проходил условленный срок, и они срывались вниз, осыпаясь не мелкими струйками, а бурным потоком. Как же дивен мир наш…

Странный запах… Соль, но не как у золота, горечь, но не от боли, и… свобода. Наверное, это и есть запах вольного ветра, вечного странника. Никогда раньше не знала ничего подобного. Что, впрочем, и неудивительно – я же говорила, что не видела моря. Зато слышала… И о дальних странствиях, и о вольном ветре, и о морских призраках. Нет, я совсем не боюсь последних, и отнюдь не потому, что не верю в них. Страшиться призраков – значит бояться собственной души. Ведь что такое призраки, как не потерянные души? Кем потерянные? Наверное, людьми, памятью сердец.

Всего несколько шагов за очередной поворот дороги, и передо мной в расщелине мелькает оно – море. Необъятное, ускользающее за горизонт, где-то пронзительно голубое, где-то тревожно серое, но все же бесконечно бирюзовое. Теперь я знаю, что такое «цвет морской волны». Но ни одна ткань в мире не сможет передать все богатство красок и тонкость полутонов настоящей морской волны.

Так и хочется коснуться его рукой!

Даже ко всему равнодушная, за исключением кормежки, Зорька проявила любопытство. Тряхнув гривой, переступив от искушения, кобыла резво поскакала в расщелину. Лети же скорей, неси меня к морю!

Ой-ей! Ну почему мне никто не сказал, что нельзя скакать по каменистым склонам, припорошенным песком? Как мы с Зорькой не разбились, ведает лишь Всевышний. Но напугались знатно. Камни рекой потекли из-под копыт лошадки, со зловещим шорохом устремившись вниз. Чудом можно считать небольшую площадку на склоне, собственно, на которой наше соскальзывание и остановилось. Фух… живые, целые и невредимые. Кажется.

Неловко соскользнув с седла, да перекинув поводья, на цыпочках, затаив дыхание, подхожу к краю площадки. Ну, если быть осторожными, то мы вполне можем спуститься. Зачем? Затем, что я хочу коснуться морских вод. Знаю, похожа в этом на малого ребенка, но не судите слишком строго, ведь когда-то и вы впервые увидели море.

Давро был похож и не похож одновременно на виденные ранее мною города. Шумный, бойкий, с манерностью в речах и взглядах – а чего еще ожидать от торгового города, спешащего жить. Но в то же время яркий, красочный, необычный: город располагался на склоне горы, и чтобы выйти со двора на улицу подчас приходится спускаться по крутой лестнице, а иногда и из дома с самого крыльца слезать надобно. Извилистые, если не сказать кривые улицы ручейками сбегают вниз, к морю. Дома растут ввысь, а не в ширину, будто стремясь соединиться в танце круговом. А что поделать – места, пригодного для жилья, мало, вот и вынуждены горожане возводить высокие дома.

Скорее всего, из-за скудости земли в Давро наличествовала всего одна платная конюшня. Мне пришлось едва ли не полгорода обойти в поисках постоялого двора, где можно было бы найти место и для меня, и для Зорьки. Только в четвертой хозяин сжалился и рассказал, что при тавернах – здешнее название трактиров и постоялых дворов – не держат конюшни, у богатых купцов свои за городом, а платная только одна. В ней Зорьку и пришлось оставить. В который уж раз возрадовалась, что она у меня такая спокойная: без лишних споров позволила отвести себя в стойло, где ее, впрочем, дожидалась кормушка с овсом.

Так, лошадку устроила, пора бы и о себе позаботиться. Благодаря золоту, что дала маман, можно было бы снять комнату даже в самой дорогой таверне. Но ведь мне как-то до Вью-Зелейн добираться надо. Пришлось еще поплутать по городу, дабы найти таверну не слишком близко к порту (сильно подозреваю, что там за ночь с постояльца берут весьма приличные деньги за не совсем приличные комнаты – близость моря, как-никак), но и не на окраине Давро. Везло мне не так, как в Мальбурге, пару раз даже пришлось воспользоваться золотым даром, чтобы расспросить монеты о хозяевах некоторых сомнительных заведений.

Таверна «У рыбака» не приглянулась с первого взгляда, со второго лучше она не стала, но аромат шкварчавшей на печи картошки, дурманом плывущий по обеденному залу, заставил вспомнить о голоде и о том, что сумки с едой остались у Зорьки – своей рассеянности объяснить не могу ничем, разве что усталостью. Против всех ожиданий старик-хозяин, неспешно куривший трубку в перерывах разговора с кем-то из постояльцев, много за комнату не потребовал, завтрак и обед полагался в качестве бесплатного приложения, а ужин необязательно было заказывать только на кухне таверны. Из окна комнатушки на третьем этаже виднелось море, постель была застелена чистым бельем, дверь запиралась на новенький, еще не очистившийся от смазки замок.

– Давеча тут гномы жили – пятеро на одной койке почивали. Всю ночь гуляли, даже засов с двери снесли. Пришлось менять, – пояснил хозяин на мою заинтересованность новым замком.

Пятеро? Мда… Видать, и среди гномов они малорослыми были.

Сгрузив вещи и проверив надежность щеколды на окне и замка на двери, поспешила вниз – есть уж очень хотелось.

Меню не блистало разнообразием, естественно, основным блюдом была рыба. Прикинув, что возиться с косточками мне невмоготу, остановила свой выбор на жареной картошке да свежем хлебе. И как тут не вспомнить об оставленных сумках? Но идти за ними лень.

Сидящие в зале мало обращали на меня внимание. Ну, путешествует девушка, ну, возможно одна, и что такого? Вон на ту непонятную троицу, где главной была явно девица, сплошь закутанная в черный плащ (и это в середине дня!), и то больше внимания обратили. По моему, уж если непременно хочешь привлечь к себе взоры, то стоит вести себя как можно загадочней, непонятней, с намеком на страшную тайну. А одинокая путница… Это лет триста назад свободно проехать по королевству могли лишь монахини да магички. И если вторые вполне могли дать отпор нежеланным собеседникам, первым оставалось лишь уповать на Всевышнего. Впрочем, бедовые головы всегда находились, а уж если умудрялись договориться… Немало костров горело тогда. Однако ж с годами женщины отвоевали право на свободу. Пусть и не такую большую, как у мужчин, но и крохе бываешь рад, когда каравай не предвидится. А ведь решил все один забавный в некоторой степени случай. Не в курсе? Ну как же… Эту историю знают даже дети! Так и быть, расскажу, все равно картошка слишком горяча. Очередной злодей-колдун мечтал захватить власть в Фелитии. Королевская стража не смогла найти его, даже когда черное заклятие стало окутывать королевский дворец. Наконец, один из придворных магов сумел отыскать колдуна – он обосновался в дворцовой кухне, что было весьма удобно: огромный очаг, легко поддерживающий большой огонь, нужный для заклинания, относительно спокойное место, да к тому же невероятная близость к цели. Проникнуть на кухню магам и стражникам, вооруженным зачарованными мечами, пиками и алебардами, не удалось – колдун успел поставить щит от всякого вмешательства с магическим участием. Все ярче разгорался огонь под котлом, все чернее становились линии демонического знака, вычерченные на каменном полу, все быстрее заклятие расплывалось по дворцу и даже столице. Защитники в ужасе смотрели на колдуна, не в силах помешать ему. Злодей уж праздновал победу, как вдруг… Дворцовые часы пробили четыре раза, и на кухню с последним звоном вошла старшая уборщица. Несмотря на преклонный возраст, баба Мраша обладала большой силой и невероятной любовью к чистоте. Увидав непотребство, устроенное колдуном, баба Мраша взъярилась не хуже дракона из сказок, подхватила любимое ведро и выплеснула его на огонь с криком: «Ты шо ж тут творишь, лопух деревенский?! Али дома порядку не учили?» и принялась гонять колдуна половой тряпкой. Говорят, после он целый день драил полы под строгим надзором старшей уборщицы, слезно умоляя стражников забрать его в темницу.

Все это байки, конечно, впрочем, имевшие место в действительности. После тогдашний монарх наградил бабу Мрашу почетным орденом королевских стражей и освободил от всяческой работы, наказав, чтобы героине каждый месяц выплачивали по двадцать злотников. Однако ж баба Мраша и после не отказалась от любимого ведра и тряпки, все также сражаясь за чистоту. На самом деле женщинам с кровью и болью приходилось доказывать, что они ничем не хуже мужчин: брались за самую тяжелую работу, подряжались везти грузы, доставляя их в точно назначенный срок, нанимались охранниками и стражниками, ловко обращаясь с луком, мечом и кинжалом. Не один год потребовался, чтобы мужчины приняли женщин в «свои» ряды. Да и то не до конца. Я, точнее мое замужество – яркий тому пример. Зато таким, как вошедшая в таверну женщина, любой окажет должное уважение, с почтением и усердием склонивши голову.

Высокая, стройная, смуглая, с черными косами, спускающимися до середины бедра – она могла бы привлечь мужчин, одним взглядом обещая блаженство. Однако ж она не стремилась к тому: весь ее наряд, нахмуренные брови и суровый взгляд говорили, дама серьезная и деловая. Мои догадки подтвердились: за соседним столиком двое рыбаков пробормотали, что дева (имени, увы, не расслышала) буквально на днях привела свой корабль в даврский порт. Хм, свой корабль? А не обратиться ли к ней, чтобы доставила меня на Вью-Зелейн? Нет, не буду торопиться: кто знает, что за характер у капитана.

Пока я размышляла о столь важных вещах, как женские права, картошка остыла до приемлемого состояния, а обеденный зал таверны пополнился еще четырьмя посетителями: грубые, обветренные морским воздухом мужчины, со слишком наглыми взглядами. Ох, боюсь, им нужны развлечения в виде драки, а не еда. Однако квартет заказал что-то вроде «бурух-кила» и цельный бочонок рома. Все, решено – быстренько доедаю и спешу в порт.

Я и не заметила, как в таверне разгорелся спор: все размышляла – зачем той девице надо было кутаться в черный плащ с головы до ног, да изображать всякую таинственность, поспешно покинув таверну, будто поле боя. Естественно, его зачинщиками была та самая компания, точнее один из мужиков в красном платке, который, между прочим, когда-то был в горошек, только от времени полинял. Не знаю с чего, но он пристал к деве-капитану, яростно что-то доказывая.

– Да я из ордена Золотого Дракона! Как ты смеешь катить вал на меня? – возмутился подвыпивший мужик – как я полагаю, заказанный бочонок уже наполовину пуст.

Так, пора делать ноги. Ох, чует мое сердце, до драки дело таки дойдет.

А дева лишь усмехнулась многозначительно, мол, знаем мы какой тут орден.

– Смотри же, неверующая! – мужик рванул рукав рубахи, выставляя на всеобщее обозрение татуировку на плече.

Верно, дракон, только обычный, да еще и неумехой наколотый: крылья как белье на просушку вывешенное, глаз вообще не видно, хвост больше на клюв похож.

– Сам рисовал? – спокойно поинтересовалась дева.

– Да ты…

О, мужика таки прорвало: он пустился в перечисления прегрешений не только девицы, но и всех ее родственников до девятого колена (ишь, как далеко забрался!), усердно доказывая правдивость своих слов.

– Врешь, – припечатала в ответ та. – Они своих драконов на показ не выставляют, да и не обычной краской нарисованы, а радун итом в кожу вплавлены.

А ведь права дева. У папа тоже есть дракон, как и у остальных из ордена. Только они на груди спрятаны. «Там, где сердце бьется!» – говорил папа. К тому же с первого взгляда татуировку и не разглядишь, но не только потому, что дракон мал. Все дело в радуните: особый металл, добываемый в единственном руднике на востоке Листига, он буквально прячется от глаз людских, лишь изредка сверкая радугой. Драконы словно прозрачные, только в минуты боя и радости играют красками.

О, какие пошли далее диалоги! Одним словом, не для моих ушей. Вовремя вспомнив, что за обед платить не надо, я не слишком поспешно, чтобы не привлекать излишнего внимания, двинулась на выход. Хозяин таверны все так же курил трубку, ведя с кем-то неспешный разговор. Мне бы пройти мимо, да заслушалась, глупая. Но ведь интересные вещи рассказывали.

– А на той неделе королевский скупщик весь жемчуг у Роморы выкупил. Да и Кхамуру стороной не обошел, – размеренным голосом выдавал хозяин.

– С чего бы такой спрос?

– Дык ведь свадьба грядет. Вроде как с женихом для наследницы определились и теперь готовятся к венчанию. А по обычаям платье невесты жемчугом изукрасить должно. Вот и скупают, – важно пояснил хозяин.

– Но столько-то зачем? На одно платье – двадцать мешков?

– Поговаривают, что и второго принца женить надумали – на сестре наследницы. Дескать, если чаво, да куда, то и заменить на престоле тех смогут. Кровь – не водица ж, однако.

Ого, похоже, похождения парней закончились. Жаль, наверное, их, но теперь хоть папа дергать не будут.

Ох, не надо было мне слушать разговоры, ведь собиралась же поскорей выйти! Нарастающий шум за спиной был ничем иным, как толпой посетителей под предводительством той девицы и того мужика. Словно бурный поток меня подхватил и понес к двери. Что же будет?!

А ничего и не было. В том смысле, что толпа вынесла меня из таверны и доставила на морской берег. Место было похоже на то, где я впервые увидела море, только вода была лилово-серой – в тон небу, затянутому тучами, да волны бешеным каскадом летели на берег. Что мы тут забыли? Ну, лично я – ничего, а остальные… Спор в таверне за правдивость слов того мужика дошел до точки, однако вместо ожидаемой мной драки народ сошелся на ином способе разрешения ссоры: Брийс (та девица) и Кумел (тот мужик) будут ловить волны. Признаюсь честно, меня смутил такой исход событий: ловить, да еще волны – как такое возможно? Но мир не без добрых людей, которые и просветили меня. Оказывается, на побережье с самого раннего возраста детвора учится ловить волну: нужно зайти в море, так, чтобы вода достигала плеч, и ждать волну; когда же волна накатит на тебя, надо выпрыгнуть из воды, причем на середину гребня. Объяснение вышло суховатым, но видимо потому, что практически все, связанное с морем, для меня тайна. Если все так просто, то в чем подвох?

В волнах… Все дело в волнах – они стремительно обрушивались на берег с грохотом камнепада, разбрызгивая белую пену. Но это ничуть не смутило спорщиков: скинув сапоги и куртки, они зашли в воду. Тяжело давался каждый шаг – волны так и хотели сбить с ног, протащить к берегу. Но вот они зашли по пояс. Как они определят, что вода достигает плеч, если волна идет за волной, поднимаясь все выше и выше? А они и не стали определять: просто шли, или уже плыли, дальше. Наконец остановились.

Сердце замирает в груди от страха: кажется, сейчас они скроются под водой, и разъяренная стихия вынесет их тела на берег, а может, утащит на дно морское. Но каждый раз они выпрыгивают, словно на крыльях взлетая над гребнем волны. Причем Брийс делает все изящней, легче, выше. И это не только мое мнение.

– Чисто русалка, вон как взлетает на волне! – восхищенно прошептал мужик в синем кафтане справа.

Русалка? Хм, а может… Но тогда…

– А уж жемчуга ее команда нашла в этом году, даже Пакеле столько не снилось! – таким же тоном ответил его сосед.

– Не иначе как у нее русалки в роду были, помяни мое слово.

Были, были, да не одни они. Собственно, в предках у девицы были рии ецкъо – еще один вид пиктоли. Не знаете и о таких? Ну, ничего удивительного, потому как рииецкъо совсем не любят о себе заявлять. Почему? Сложно сказать, возможно, опасаются, что их посчитают нечистью или даже нежитью. Происхождение рииецкъо таково. Целый клан западных пиктоли был вынужден бежать из родных мест, аж до юга. Обосноваться они решили у Цхейского моря. Долгое время пиктоли и тамошние русалки враждовали: первые не понимали русалочье племя, предпочитавшее жить в воде, боявшееся яркого солнца, напоминавшее расплавленное золото, вторые боялись чужаков, ожидая от них любых подлостей. Но есть такая штука – любовь. Сын одного из старейшин влюбился в русалку. Как, почему и когда – неизвестно, но так уж вышло. Вопреки всем страхам и опасениям друг друга они не убили, а прожили долгую и вполне счастливую жизнь. Со временем соседи стали родственниками, именно потомки пиктоли и русалок и стали именоваться рииецкъо – в их имени и рокот волн, и шепот песка, и крики чаек, во всяком случае, так гласит предание. Не могу сказать, что остальные кланы пиктоли осудили своих сородичей, но что-то явно было, раз и по сей день рииецкъо предпочитают избегать встреч с пиктоли. А почему нечисть или нежить? Ну… их вторая ипостась пострашнее моей будет: перепонки на пальцах с длинным когтями, плавники по краю ступней, гребень на спине, зеркальная чешуя с маленькими шипами, как говорила маман. Вместо золотого дара у них способность чувствовать и управлять жемчугом, о чем я знаю опять же со слов маман. Вот интересно, а откуда она это знает?

Брийс выиграла: легко ловя волну, выпрыгивая на самый гребень, едва ли не полностью, она запросто обошла Кумела, сбившегося на пятнадцатой волне. Однако она не остановилась сразу, поймав еще столько же волн, так сказать, на радость зрителям. Что ж, мне тут и раньше делать нечего было, теперь тем более. К тому же тучи явно устали удерживать влагу в себе, и первые капли уже скользнули по щеке, а ведь над морем дождь давно идет. Вдруг в прореху серо-лиловых туч выглянуло солнце, сверкнув золотистым лучом, и из моря стремительно взлетел в небеса радужный мост. Чудо, ей-ей!

– Хм, все как предсказала наатцх ешта! – восторженно воскликнул кто-то в толпе.

Большинство присутствующих тут же поддержали его согласным гомоном.

– Когда ж то было? – изумился один из моих «соседей».

– Когда в городок пелюв аней ходили, да на зверей иноземных любовались. Там же шатер ее стоял, в самой глубине. Мы все к ней зашли. А ты денег пожалел! – ответили ему друзья, да так радостно, что мне страшно стало: будто посещение шатра спасло их от смерти, которая теперь должна случиться с не решившимся пойти.

Хм, наатцхешта. Тцехшта – гадалка, предсказательница, та, что дает ответ на вопрос. А вот наатцхешта… Та, что дает ответ на вопрос и творит чудеса, почти волшебница. Откуда она? По слухам последняя наатцхешта умерла еще до рождения деда нынешнего правителя Фелитии. Почему же ныне не кричат на всех углах, что, хвала Всевышнему, вновь чудо посетило наше королевство? Возможно потому, что никакая не наатцхешта, а обычная мошенница вещает в шатре.

Ох, да что я на глупости всякие обращаю внимание? Мне ж из порта в порт надо, да поскорей! Того и гляди, дождь в ливень перейдет.

Если бы я впервые увидела море в порту, никакого восхищения, глубокого и искреннего восторга не было. Грязно-черная вода, серая пена, расплывающаяся у самого берега, дрейфующий от корабля к кораблю мусор, въедливый запах тухлой рыбы – кошмар, одним словом. Впрочем, чему я удивляюсь? Всякий город имеет сточную канаву, источающую не менее дивные ароматы. Правда, в Давро канава разрослась до размеров прибрежных вод. Печально, но так уж есть.

Поскольку Давро – торговый порт, все, что касалось распорядка отплытия кораблей, было на высоте – купцы не любят неточность и готовы заплатить лишнюю монету за порядок. В приземистом здании портового распорядителя обнаружились подробные указания о морских путях и кораблях. Оказывается, на Вью-Зелейн каждое утро с рассветом отправляется лодка, всего за два серебряника можно купить себе место на ней, а за накинутые сверху еще четыре перевезут и лошадь. Что ж, проблема практически решена, осталось дождаться завтрашнего утра.

Однако до утра еще далеко, есть время погулять по городу, а может даже заглянуть в шатерный городок пелюваней, как здесь называют бродячих циркачей. Все отвлекусь от навязчивой мысли, что Фларимона на острове давно уж след простыл.

Столпотворение у центрального выхода из порта – есть и такой: с коваными воротами, мощеной красным камнем лестницей и обязательными стражниками, собирающими предморскую подать (оказывается, есть морская подать – это для отплывающих и прибывающих и их грузов, а предморская – именно за вход на территорию порта), собственно делающими деньги из воздуха, – напомнило о недавнем споре Брийс и Кумела, особенно о желающих понаблюдать за ними. Мда, везде есть зеваки: и в городе, и в деревне, и в пути. Будет лежать камень у дороги, самый обычный, почти все пройдут, но хотя бы один встанет столбом и рот откроет: «Эвон чудо какое!», а уж если камень чуть-чуть непохож на своих собратьев, еще и других созывать станет. Но донесшиеся сквозь шум болтовни звуки музыки увлекли и меня.

Непохожие на песню, непохожие на плач, непохожие на гимн, они все-таки влекли, мягко увещевали закрыть глаза и душой воспарить в небо. Странно, непонятно, необычно. Сидящие прямо на земле полукругом люди в желтых и оранжевых нарядах пели, не раскрывая рта. Пели? Что это?

– Не слышали раньше мантры? – раздалось у меня над ухом.

Как я не вскрикнула и не подскочила, не знаю, право слово. Рядом стоял молодой мужчина, скорее даже парень: оранжево-красный балахон до земли, деревянные, свисающие до колен бусы на шее, лучистые карие глаза, приветливая улыбка, яркая менди в виде солнца на лбу и абсолютно лысая голова – именно в таком порядке вырисовывался образ незнакомца у меня. Кто это? А парень терпеливо ждет чего-то. Чего именно? Так, он же спросил у меня про… э-э… мантры?

– А что это – мма… – выговорить загадочное слово у меня так и не получилось.

– Мантра – песнь разума и души, обращенная к Напу, – ответил незнакомец, сохраняя всю ту же приветливую улыбку.

Иноверцы… Мигом вспомнился Старый Лес, а главное жители Дубового Града. Аж мороз пробрал от таких воспоминаний.

– Един Всевышний, – пробормотала я неизвестно к чему.

– Да, един, просто каждый верит по-своему. Жаль, не всегда и не все это понимают, – улыбка нежданного собеседника стала с грустинкой.

Именно такая улыбка была у пастыря Никима, когда он говорил о ссорах, спорах, тем паче войнах. Что-то дрогнуло в глубине сердца, души и…

Мы говорили с Наз иром уж больше часа. Назир – это тот самый парень, что спрашивал у меня про мантру. Искренне верящий в чудо, в волю Всевышнего, он был непохож на остальных обитателей Давро и чем-то, самую малость напоминал Фларимона. Он рассказывал о местах, где уже побывал, о своих собратьях, о своей вере. Он не просил следовать его путем, ни в коей мере, лишь убеждал найти свою дорогу. По сути, напф ени – поклоняющиеся Напу – верят во Всевышнего, только имя дали ему, немного иные обряды, немного иной взгляд на мир, но именно «немного».

– Не всякий послушник со стажем может так петь мантры, это как дар Напа, как его свет. Помню однажды я с рвением, достойным благих дел, пытался петь мантры, желая поделиться радостью с другими. Мой наставник, мудрейший человек, не стал меня останавливать, тем более ругать, лишь заметил, что разные бывают способы прославлять Всевышнего. Но своим пением я могу вполне помочь любому войску испугать противника!

– И в чем же мудрость? Ведь он оскорбил тебя, обидел.

– В том, что он смехом увлек меня, весельем показал, что я не прав. На это способен только мудрец, – с неизменно приветливой улыбкой ответил Назир.

А ведь он прав: посмеяться над собой, улыбнуться в ответ на оскорбление не всякий сможет.

– Но все это мои глупости, не обращай внимания! – замахал руками Назир. – Тебя что-то тревожит и мучает. Могу я помочь?

– Вряд ли. Я… – на миг мой голос дрогнул. – Видишь ли, на рассвете я отправлюсь на Вью-Зелейн, дабы найти… друга. Но меня не покидает сомнение, что я могу его уж там и не застать.

– Сомнения неспроста в душе твоей родились. Возможно, так оно и есть. Почему бы не спросить у наатцехшты? Пути Всевышнего неисповедимы, но не зря ты прибыла в город в то же время, что и она, – мягко посоветовал Назир.

Опять наатцехшта? Второй уж раз.

– Наверное… может быть…

Прощаться с Назиром не хотелось – похож он на Фларимона чертами характера: добродушием, внимательностью (и когда я такое успела разглядеть в своем блуждающем где-то супруге?), умением вести рассказ, но ему пора было отправляться в путь: корабль и так задержался на два дня из-за бури, бушевавшей в море. Возможно, я последую его совету – схожу к наатцехште. А пока есть время побродить по городу, ведь так и собиралась сделать.

Улочки Давро, с высоты птичьего полета, наверное, напоминали кружево: затейливое, но скорей запутанное. А уж ходить по ним – сплошное мучение: то расходятся под невероятным углом, то сплетаются похлеще узла, и в результате выйти можно совсем не туда, куда планируешь. Именно таким образом я оказалась на этой до странности тихой улочке. Давро буквально кипел, суета и суматоха царили повсюду, а здесь – тишина. Словно время замедлило бег, растворяясь в ароматах ванили и шоколада.

Соленый до горечи привкус золота едва не сбил с ног. Что это? Ах, да – лавка по правой стороне улицы. Блеск золотых украшений внутри стеклянной витрины соперничает с солнцем, да и внутри звонких желтых монет немало. Впрочем, не только монет: слышно как важничает золотая лопаточка перед «подругой», золотые ложки сплетничают не в меру, золотые вилки кичатся своей остротой. Нет, конечно, они не полностью золотые, лишь покрыты золотом, но гордости и величия на все монаршие регалии хватит. А уж мне соли на языке… Увы, но туда мне вход заказан, хотя так хотелось полакомиться свежей сдобой или ванильными корзиночками. Но почему я не могу зайти в лавку напротив?

Добротная деревянная дверь, медный колокольчик на входе и ощущение уюта, словно домой попала после долгой дороги. Сладкий запах дерева. Дерева! А не золота. Деревянные лопатки у деревянных подносов с кусочками тортов, деревянные ложки в деревянных бочонках с медом, деревянные вилки в деревянных чашах с пончиками и сладкими колечками. У кого может быть столько деревянных предметов? Не догадываетесь? У пиктоли, конечно же!

Почтенный мэтр Бек не был болтуном, но оказался весьма гостеприимным и радушным хозяином, не лезущим за словом в карман. Тот факт, что я тоже пиктоли, не сыграл большой роли – характер у Бека такой: каждый заслуживает уважения, пока не докажет обратного. Немного непонятная для меня философия, но… Каждый заслуживает уважения, пока не докажет обратного. Мы сидели за столиком у окна и наслаждались липовым чаем с ванильной сдобой. Можно было выбрать любую сладость – хоть слоеные косички с маком или лесным орехом, хоть сахарные рожки со сливочным кремом, хоть леденцовые фигурки, хоть знаменитый темный циймбальский шоколад (который я по известным причинам с некоторых пор не переношу!), но к липовому чаю только сдоба подходит.

– Лавка мэтра Гал и, ну та, что напротив, в принципе мой конкурент. Да только пристрастие Гали к золоту многим закрывает дверь в его заведение. И пусть в его завсегдатаях числятся богатые торговцы, даже градоправитель заглядывает порой за ромовыми пирогами, на свой кусок хлеба с маслом я вполне зарабатываю, – усмехнулся мэтр Бек, похлопывая себя по круглому животику.

Преуменьшает почтенный мэтр, тут не только на хлеб с маслом хватает. Лавка сладостей радует глаз обилием конфет, пирожных, булочек, засахаренных диковинных фруктов и прочего, а дивный аромат так и просит умоститься на резных стульях за круглыми столиками, при этом руки сами тянутся за кошельком. Впрочем, плата за удовольствие вполне приемлема, даже бедняк сможет отыскать монетку на леденец для ребенка.

– Хорошо здесь, конечно, только минутка свободная редко выдается, – вздохнул мэтр, помешивая ложкой чай.