Текст книги "Уж замуж невтерпеж (СИ)"

Автор книги: Mihoshi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– И это плохо? – вопрошаю, хотя хочется зажмуриться от удовольствия и просто помолчать, насладиться чаем, сдобой.

– Как сказать… Ну… Э-э… – замялся с ответом мэтр Бек. – А впрочем, к вечеру здесь много народу соберется. Сейчас все ж в городке пелюваней, небось к наатцехште в очередь выстроились.

Опять наатцхешта! Третий раз за один день… Ой, неспроста все это, неспроста.

– А… вы сами у нее были? – стараюсь говорить безразлично, будто из праздного любопытства интересуюсь.

– Был, – кивает мэтр, а на губах улыбка – слегка загадочная, немного рассеянная. – И сюда она приходила… Дельный совет дала: побольше леденцов фиолетовых, что с виноградным вкусом, на прилавок выставить, да запастись ими. И ведь как в воду глядела: в один день враз размели, будто и не было стеклянной бадьи, еще с утра полной, всегда ж так и стоявшей. Знала, что советовала.

Еще бы наатцхешта и не знала, что советовать!

– Так наатцхешта давно в Давро? – голос все-таки дрогнул, когда спрашивала.

Значит леденцы виноградные, фиолетовые… Эх, точно – Фларимон был в Давро. Что ж, это хорошо – все указывает, Фларимон совсем недавно побывал в городе. Ведь не сказал же мэтр Бек, что леденцы месяц назад скупили. А если и наатцхешта с недавних пор в Давро…

– Ну… почитай уж недели три. Люди, да и нелюди – что гномы, что эльфы, что русалки – всё идут и идут к шатру. А отказаться хотя бы выслушать их она не вправе, хотя и может – все-таки наатцхешта, а не гадалка балаганная. Ты бы сходила к ней, вдруг что дельное присоветует, – как бы невзначай бросил под конец мэтр.

У меня на лице написаны наличие проблем и потребность в совете, дабы разрешить их? Да и почему советы? Ведь наатцхешта тем и отличается от тцхешты, что не советы дает, а чудеса творит. Может ли она сотворить для меня маленькое чудо в виде явления Фларимона пред мои грозны очи? Можно даже без Лойрита (ну, да, не слишком хорошие отношения у нас сложились: то я его боялась, то он меня, но я его все же больше, да и вредней Лойрит меня намного). Так почему бы не сходить?

– Наверное, наверное… А далеко это? – спрашиваю, уткнувшись носом в чай – мне почему-то совсем не хочется показывать свой интерес мэтру Беку: да, он тоже пиктоли, да, он вполне доброжелателен ко мне, но… И так уж много народу в курсе моих проблем.

– Не так чтобы, всего полчаса ходьбы от северных ворот. Правда на воротах очередь может быть – я ведь говорил уже, что к наатцхеште все еще идут за советом.

– Но почему за советом? Чудо никому не нужно?

– Чудо… Все боятся верить в саму возможность чудес, а их исполнение и подавно, – мягко улыбнулся мэтр.

Хотелось бы возразить, но так оно и есть: желают многого, но стоит исполнению желания мелькнуть на горизонте, как страх охватывает душу, проникает до самых глубин сердца, и сразу же забываешь, что ведь именно этого желал. Запутано? Возможно, да только все именно так. Ведь исполнение желания и есть чудо.

– Спасибо за совет, почтенный мэтр. Я… последую ему.

– Ну да, только по-своему. Иного от дочери Арани и не жди, – лукаво усмехнулся мэтр Бек.

Оп, это что еще за сюрприз? Откуда он знает маман?

Расспросить почтенного мэтра о столь важных для меня знакомствах не получилось: шумной стайкой в лавку вбежали девушки, вслед за ними притопали добры молодцы (сговорились, не иначе!), потом налетела детвора с нянюшками, и мэтр Бек поспешил за прилавок, призвав на помощь трех работников и двух работниц. Волей-неволей мне пришлось покинуть лавку, уповая, что еще представится случай побеседовать с мэтром.

Итак, идти к наатцхеште? Но вечереет уже, да и ногам отдых нужен. Нет, не просто так все это. Как говорил Назир? «Не зря ты прибыла в город в то же время, что и она». Вдруг и впрямь не зря. Мне все кажется, судьба сталкивала меня весь день со столь разными личностями ради одного – встречи с наатцхештой. Что ж, с меня не убудет, если последую советам новых знакомых.

Толпа у северных ворот не так уж и велика, но весьма активна: кто поет, кто пляшет, а кто и погадать предлагает. Особенно усердной оказалась босая малявка в цветастом платье и ярко-алом платке, все норовящем сползти с черных кудрявых волос.

– А дай монетку, погадаю! – завлекала девчонка, подражая взрослым товаркам, практикующим рядом.

– Зачем?

– За судьбу расскажу, за любовь большую, за кручину великую, да беду неминучую!

– Любовь имеется в наличии, кручина – была, знаю, а если беда неминучая, так какой толк о ней рассказывать? Все равно ж не миновать ее.

– А… – малявка растерялась, проглотив заготовленную речевку. – Почем знаешь, что не минует? Вот расскажу, и придумаешь, как миновать. Дай монетку!

– Ах, я еще и придумывать должна? Нетушки, не надо мне такого гадания.

– А… я… тогда на свидание погадаю!

– Но оно у меня и так будет.

– А на любовь?

– Уже есть, я же говорила, не надобно.

– А вдруг печальная?

– Я и не спорю.

– Но может и счастливая?

– Ты бы решила, какая она у меня: печальная или счастливая.

– Дай монетку, и всю правду скажу, – ехидно заулыбалась малявка.

– Правду… А что такое правда? Ты знаешь?

Я не думала пугать девчонку или философствовать, но ее приставания утомили, мало того, еще и задерживали на пути к наатцхеште. Кстати, а если…

– Может тогда спросить у наатцхешты, что есть правда?

– Тты… идешь к наа… Ну к ней? – сразу смутилась, скорее даже испугалась малявка.

– Да, – вообще-то я все еще не уверена, но не исповедоваться же перед первой встречной, тем более дитятей, собравшейся надуть меня на пару монет: мне не жаль денег, мне жаль себя обманывать.

– Вот и иди! – неожиданно выдала девчонка, сердито шмыгнув носом, и решительно пошла прочь.

Что ж, вот и пойду.

То ли сгущающиеся сумерки, то ли усталость дня разогнали посетителей-просителей: у шатра наатцхешты стояли лишь двое сумрачных парней, гадавших на монетке заходить внутрь или не заходить. И пока они увлеченно подкидывали монету раз в десятый (и это только при мне!), я проскользнула поближе к входу. Честно говоря, ожидала увидеть у полотняной двери какого-нибудь верзилу или шустрого менялу, собирающего деньги за вход в шатер к наатцхеште, но никого не было. Что ж, наатцхешта сама назначает плату.

Нечего тянуть – пора. На миг мне показалось, что над входом в шатер будто мелькнули выведенные на эльфийский манер (ну, тот самый который считается таковым) удивительные слова: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Но мне это верно только показалось.

Тишина и покой царили в шатре. А может даже и скука. За несколькими занавесями, сплетающимися в настоящий лабиринт, обнаружилось некое подобие комнаты: на полу циновки, покрытые вязаными ковриками, три непонятно на что подвешенные лампы с мигающими язычками свечей, повсюду разбросаны подушки, а в центре, едва возвышаясь над полом, стоит круглый столик. Напротив входа на больших красно-коричневых подушках сидела… девушка. Вполне обычная, между прочим. Немногим старше меня, быть может лет на пять-шесть. Округлое лицо, кудрявые золотисто-рыжие волосы чуть ниже плеч, слегка полноватая фигура, не то каре-зеленые, не то серо-зеленые глаза. Как смогла столько рассмотреть? Все просто: бурча под нос что-то непонятное, девушка поднялась, одергивая простую юбку и кофту с вышивкой на рукавах, что носят крестьянки по праздникам, и сделала несколько шагов мне навстречу.

– И? – Да и голос у нее вполне обычный, иных слов не подберу.

– Наатцхешта? – уточнила я.

– А кто же еще? – усмехнулась девушка, потягиваясь, как кошка.

– Э… точно?

– Что, не похожа? – выгнула бровь наатцхешта (и впрямь: кто может еще здесь быть?!).

– Не очень, – созналась я в своих сомнениях.

– А так?

Миг, до боли короткий, до невозможного незаметный, и передо мной стоит… Госпожа Зимы. Высокая, в ослепительно белых одеждах, сплошь расшитых серебряными искрами, хрустальные бусы играют холодным огнем на шее и груди, стеклянные бусины, словно капли льда, мягко светятся в белоснежных волосах, уложенных крупными локонами вокруг головы. Серебряные ресницы, льдисто-голубые губы и снежно-белые глаза.

– Ик… и… не… уверена… – заикаясь и спотыкаясь, выдавила я.

– Может так?

Я ведь и глазом не моргнула, а пред моим взором совсем иной персонаж. Огненно-рыжие кудри, непокорные даже в тугих косах, спускаются до земли. Багряные, с желто-зелеными искрами глаза в обрамлении каштановых ресниц. Россыпь веснушек, солнечная улыбка. Широкое платье, будто сотканное из листвы, да венок весенних цветов на голове. Хозяйка Природы? Ох, Всевышний… я…

– Внешность – не самое главное, она может меняться и ничего не значить, – глубоким голосом поведала… девушка в крестьянском наряде.

– Ух… Это я уже поняла, – вполне связно и четко удалось мне сказать.

Да, я прекрасно усвоила, надеюсь, урок, но смена лиц, масок – слишком стремительна.

– Итак, что привело тебя ко мне?

– Меня зовут Эредет и я… – а вот дальше не знаю что сказать.

Ну не выпалить же, мол, ищу мужа, он не то чтобы меня бросил, но я его теперь бросить хочу, только на законных основаниях.

– И что, Вёснушка?

– Я – Эредет! – обижено поправляю.

– Уф, ну я и говорю: чего хочешь, Весна, Вёснушка! – наатцхешта пожала плечами с таким видом, будто я пыталась уверить ее, что солнце зеленое. – О, ты не знаешь, что означает твое имя? – неподдельно изумилась она.

Хм, а я думала, наатцхеште известно все. Хотя, что она говорит о моем имени?

– Имя как имя, меня так нарекли…

– Родители, точнее мама, потому как ты родилась весной, так долго ожидаемой в тот год. Эредет – Весна, это ведь на одном из языков вашего мира, вообще-то.

– Быть того не может! Я… далеко не все, конечно, языки знаю, но родители сказали бы. Или… это мертвый язык!

– Язык не умер, пока на нем говорят, – покачала головой наатцхешта. – А на счет «знали-сказали»: как бы ты назвала свою дочь? А сына?

– Дочь – Иболия, сына – Хольд, – не раздумывая, брякнула я и только потом сообразила что сказала.

– Фиалка и Месяц. Красиво, нежно, словно частичка души. Что, впрочем, так и есть. Но ты ведь не одна в семье?

– Два брата и сестра, – пролепетала я: сердце билось так, словно выпрыгнуть собралось, страх липким туманом окутал с головы до ног.

А как иначе? Ведь я не только, с ходу назвала имена детей, о которых даже не думала (у меня их и в проекте нет!), так еще и столь неожиданные. Что более невероятно – еще до слов наатцхешты я знала: Иболия – фиалка, а Хольд – месяц. Но откуда?

– И как зовут?

– Старшего – Сарга…

– Янтарь. У него, наверное, глаза янтарного цвета?

– Да… Близнецов…

– Тель и Тели, – на миг задумавшись, выдала девушка.

Ей не надо было боле ничего говорить, я и сама знала: что Тель, что Тели, все одно – зима. Все верно, в тот год зима стояла снежная – снега намело до верхнего края окон, морозная – прорубь на озере замерзала, едва ее открывали, а близнецы родились в самую большую метель. Им имена тоже маман дала. А она сама, то есть… Арани – золото. И откуда я знаю? Не могу сказать, просто так есть. Быть может я тоже чуточку, самую малость тцхешта?

– Не стоит пугаться, эти знания – часть тебя, часть твоего мира. Да-да, именно так. Ведь это сам мир дает знания тцхеште, а наатцхеште и чудить позволяет, – улыбнулась наатцехшта, возвращаясь на подушки. – Присаживайся, в ногах правды нет.

Присесть? А куда? Уж не…

– Нет ее и выше, но все-таки приземляйся, – похлопала девушка по «соседней» подушке, выглядевшей так, будто сейчас из-под нее кто-то выскочит.

Была, не была. Хотя сюрпризов на сегодняшний день мне вполне хватило.

– Так что тебя привело ко мне? – повторила свой вопрос наатцхешта.

– Я… ищу… человека одного… – слова даются с трудом, будто по капле выдавливаю. – Знаю, он отправился на Вью-Зелейн. Было это больше месяца назад. И я опасаюсь, что его там уже нет.

– Правильно опасаешься, – кивнула наатцхешта.

Ох… Сердце замерло, будто и не стучало никогда, будто и не было его. Тогда почему так больно? Фларимона нет уже на острове, и я не представляю где его искать. Ведь знала, предполагала! Но нет, надо было сойти с ума и отправиться непонятно куда непонятно зачем. Могла же поехать домой или хотя бы присоединиться к родителям, но я сама выбрала дорогу в никуда.

– И чего нос повесила? Ну, нет его здесь, значит, он где-то в другом месте, – пожала плечами наатцхешта: равнодушно, будто так и надо.

Впрочем, ей и так не должно быть дела до меня. Это я пришла к ней с вопросом, с просьбой.

– И я даже знаю где, – как ни в чем не бывало продолжила девушка.

Но… это же все меняет! Нет, спрашивать где он не буду: какой толк, если я все равно пока доберусь, он вновь уедет. Так почему бы не попросить о чуде?

– Вы можете перенести меня туда? К нему… – затаив дыхание, робко, несмело спрашиваю.

– Могу. Но не буду.

– Почему? – у меня глаза, наверное, размером с тарелку стали от изумления.

– Не хочу, – зевнув, поведала наатцхешта.

Как это: «не хочу»? Да у меня в голове такое не укладывается! И если миг назад я дрожала от страха и робости, сейчас гнев алой волной взлетал до небес. Вот сейчас как сменю ипостась!..

– Не понимаешь? Не хочу – и все тут, влом мне. К тому же отправь я тебя сейчас туда, все будет слишком просто, и ты не поймешь, для чего с тобой всё это случилось, почему вы встретились, поженились. Да, я знаю, вас поженили против вашей воли в Старом Лесу. А против воли ли? Догадываюсь, ты хочешь отменить обряд. Но так ли это? Настоящее ли это твое желание? Я могу сказать, где он будет через две недели, и ты как раз успеешь добраться до назначенного места.

– Где будет? Зачем? Это значит, что мне опять придется отправиться в путь. Опять дорога… Для чего? И так у меня это лето с осенью – одно сплошное путешествие!

– Хм, дорога… А что это? Что как не жизнь? Вспомни, всегда говорят: выбрать путь, на жизненном пути, свершить путь. Путь – это дорога. У всякой дороги свое очарование, своя загадка, и каждая дорога куда-нибудь приведет. Пока ты не знаешь, куда ведет твоя дорога, но у тебя хватило смелости последовать по ней.

Смелости? Вряд ли, скорей уж глупости, причем неимоверной. И я еще смеялась над героинями книг кузины, сама же повторила их действия с точностью до запятой.

– Ты задаешь вопросы, но не находишь на них ответы. Пока. Впрочем, многое ты уже знаешь, просто не понимаешь, что это и есть ответ.

– Я знаю? Кроме золота, я ничего не знаю! – попыталась горько возразить, а вышел заурядный всхлип.

– Ой ли? А как насчет верховой езды? А умение путешествовать? Находить общий язык с совершенно незнакомыми людьми? Считаешь, Назир с каждым мог болтать целый час или рассказать любому о своих ошибках? Или Аггея запросто приняла бы любого с распростертыми объятиями?

Я уже не удивляюсь: меня не пугает, что наатцхешта так много знает обо мне, на то она и наатцхешта, однако.

– Можно подумать, все эти приключения свалились на мою голову, только чтобы я… повзрослела? – нет, это не удивление в моем голосе звучит, скорее горечь.

– Вполне возможно. Вспомни себя в начале пути. (Ой, даже вспоминать стыдно все мои оханья-аханья!) И какая ты ныне? Но не узнаешь ответа, пока не пойдешь до конца! – пафосно, словно пастырь на проповеди, закончила наатцхешта свою речь. Закончила и сама смутилась.

Наши взгляды встретились и мы… расхохотались, будто смешинка в рот попала. Хотя над чем смеялись, и сами не знали.

– Так, отставить! – все еще хихикая, заявила девушка минут через пять нашего совместного гогота. – Мне еще путь тебе рассказать надо, а дело к ужину – я есть хочу.

– Путь… дорога… Ладно, куда теперь занесет моего благоверного? – утирая слезы от смеха, почти ровным голосом поинтересовалась я (как еще за ответ расплачиваться-то буду?).

– Значит так. На северо-западе Фелитии есть небольшой городок – Шуюк, что на реке Спорной стоит.

– А почему Спорная? На ней споры разрешали? Или поделить не могли?

– Кто его знает? – хихикнула наатцхешта (да, действительно: кто знает?). – Не важно. Муж твой, Фларимон кажется, направляется именно туда. Возможно, у тебя получится перехватить его еще на пути к городу, хотя и не обязательно. Есть малюсенький шанс, но он не велик, что Фларимон свернет на Кичмай, а не в Шуюк – придется поспрашивать местных.

– А поточней нельзя? – шмыгаю носом, дабы разжалобить предсказательницу.

– Нельзя-а-а! Зато я тебе попутчиков нашла, – довольно заулыбалась наатцхешта.

– А они нужны?

– Пригодятся, поверь: не сейчас, так позже. Так вот, в той таверне, что и ты, остановились трое: девушка и два парня – охранники ее. Ты и сама их видела.

Ага, та самая таинственная троица!

– Они утром к восточным воротам отправятся, но не с рассветом. Совет мой – ехать с ними: считай, что у девицы уж очень хорошая карта тех мест, куда тебе надо. Девица, правда, с заморочками разными, но ты девушка умная, справишься.

Ничего себе совет.

– А может не надо? – я попыталась вяло воспротивиться судьбе.

В ответ наатцхешта оглядела меня, причмокнула губами и решительно выдала:

– Надо, не отвертишься.

Уже у «выхода» (он же «вход») я вспомнила, что наатцхешта так ничего и не сказала о плате.

– Плата за совет. В чем она? – вопрос получился путаным, впрочем, как и мои чувства в данный момент.

– Плата… Будь счастлива… – голос наатцхешты был глубок и низок, словно эхом отразился от скал, а ее глаза… Зелень, невероятная, яркая, зелень самых первых листьев, еще не раскрывшихся, но уже поющих гимн весне.

Нет, она совсем не так молода, как кажется, ведь столетья мудрости отражаются в ее глазах. И почему мне кажется, что недосказанными остались слова «за нас обеих»?

Ночь в таверне прошла на диво спокойно, быть может еще потому, что свое чудо я таки получила: выходя из шатра наатцхешты, я оказалась в снятой на ночь комнате, а посему не пришлось видеть происходящего в зале таверны. Судя по звукам, происходило там нечто похожее на спор Брийс и Кумела. Да мне было все равно, главное – меня не трогали и ладно.

Рассвет выдался туманным, чересчур тихим, будто город отсыпался после больших праздников, не спеша заняться делом. Потом послышался грохот тележек, громкие разговоры торговцев, спешащих в порт за рыбой – день начинался.

На восточных воротах искомую троицу я не застала, поскольку Зорька наотрез отказалась перейти в галоп – с утра мне было выказано все недовольство моим поведением, видимо, кормили мою лошадку не очень. Точнее она просто проигнорировала мои приказы. С другой стороны, вчерашний спуск к морю не прошел бесследно: царапины на ногах и хромота задней левой (почему именно ее – не знаю) заставили меня покраснеть – если б не мое желание увидеть море, ничего бы с Зорькой не случилось. К тому же мне не хотелось покидать Давро, не попрощавшись с мэтром Беком. С самого утра в его лавке царило оживление, так что расспросить о знакомстве с маман не получилось, но, будто в утешение, мэтр придарил полотняный мешочек с чурчхелой персиковой, сливовой и грушевой.

– По старинным рецептам, без всяких ниток, не то, что у некоторых, – с гордостью поведал мэтр (видимо, те самые некоторые – это мэтр Гали).

Если бы экзотическая сладость могла помочь мне… Пришлось уйти ни с чем, тем более, что я должна была спешить.

На перекрестье Еженского и Килимского трактов путники и обнаружились: девица спорила с парнями, куда именно ехать надо, как мне показалось. Между прочим, нынче она не стала кутаться в черный плащ, подставив пока еще теплым солнечным лучам золотые локоны. Найти-то я их нашла, а вот как напроситься в попутчики?! Эх, и почему наатцхешта об этом не сказала?

Глава 7

Вы когда-нибудь пытались начать разговор, совершенно не зная как говорить? Нет, не о чем говорить – это известно: напроситься в попутчики, и даже не с кем говорить – девушка и ее сопровождающие. Именно как. Пытались? Вот и я нет. А надо.

Неспешно приближаюсь к спорящей группе (быстрее и не получится – нечего было к морю как оглашенная скакать!), полагаясь на удачу, а может даже чудо. Ох, а мои предположения о споре оказались неверными: на самом деле троица отчаянно препиралась со стражниками, устроившими на развилке почти настоящий пост. До «настоящего» не хватало каменных башен, да раскрашенной в алый и синий цвета заградительной цепи. Остальное наличествовало: пара небритых стражников, увлеченно требующих с путников плату за проезд, некое подобие пушки (настоящей действующей я, конечно, не видела, но на городскую стену в Патире по праздникам выкатывали три больших пушки, из которых торжественно палили три раза: во славу Всевышнего, во благо короля и за процветание Фелитии), парочка устрашающих алебард, а главное – три сторожевых призрака. Кто бы мог подумать, что у этих нечистых на руку субъектов на службе могут быть призраки, да еще и сторожевые. По рассказам папа, только тот, кто чист сердцем и душой, может призвать потерянные души на службу. История довольно запутанная, как, впрочем, и многое другое в нашем королевстве. Потерянные души воинов обладают силой, способной защитить невинного, покарать злодея, уберечь от недоброго сражения (а бывают ли добрые сражения вообще?). По правде говоря, таких призраков правильнее называть стражниками, но людская молва окрестила их сторожевыми. Но призракам все равно: суета сего мира не для них. Спросите: как же тогда защита, наказание и прочее? В самой душе воина, ведь обида не имеет формы, не имеет тела, поэтому ее и чувствуют призраки. Впрочем, глядя на мерцающих бледно-желтым и светло-зеленым сторожевых призраков на посту, не виделось в них защитников справедливости и чести, зато ярко проглядывали черты стоящих рядом стражников. Уж не бывшие ли сослуживцы? Почему бы и нет?

– А с вас, девушка, четыре злотника! – захихикал стражник слева.

– С меня? Да вы… Да я… Как смеете чинить препятствия на пути благородной дамы?! – возмутилась в который уж, наверное, раз девица.

– Так и быть, за благородность накинем еще три злотника! – в открытую разаржался стражник справа.

С чего они такие смелые? Призраки же рядом, вот и хорохорятся. Это моя Зорька даже не смотрит на них, а уж дрожать от страха и не думает. А лошади девушки и ее спутников хрипят, трясут гривами и все норовят пуститься вскачь. И пусть перегорожена лишь дорога – от призраков не убежишь. Интересно, а с меня сколько потребуют? Нет, платить я не собираюсь, всего лишь любопытствую.

– О, еще один путник! Путница… – обрадовался стражник слева. – И сколько с нее брать?

– Невзрачная она какая-то… семью серебряниками отделается, – решил стражник справа.

Больше ничего не хотят? И сказать-то не могу что на меня нашло, да только решительно сползла с седла (насколько вообще возможно решительно сползти), сдернула свернутый дорожный плащ, вытащенный из ридикюля в ожидании дождя, расстелила на дороге и аккуратно уселась на него. Все, включая призраков, зачаровано следили за моими действиями: еще бы, так ведь никто не поступал раньше. Эх, только бы получилось!..

– Э, девка глупая, чего удумала? – решил поинтересоваться стражник справа – видимо, самый сообразительный в компании.

– Мантры петь буду!

– Зачем? – разинули рты оба.

Отвечать не стала, потому как принялась за дело…

На слух я пожаловаться никогда не могла: не то чтобы такой уж невероятный, но распознать пение жаворонка и щегла способна. А вот голос… То ли кошки по весне орут, то ли псы на луну воют. А уж с закрытым ртом петь, да еще и мантры! Теперь я понимаю наставника Назира. И полностью согласна с его словами по поводу защиты крепости. Ну, крепость мне, положим, защищать и не надо, но напугать нападающих, то есть стражников-вымогателей очень даже.

Результат превзошел ожидания: стражники катались по земле, зажав уши и тихо поскуливая, два призрака тряпочками бултыхались у земли, третий – практически растаял. Правда, и троица находилась несколько в непотребном состоянии: народ свесился с лошадей, прикрыв уши руками, и тихонько подвывал катающимся стражникам. Лошадкам тоже не повезло, возможно, они даже подумывали, что призраки – это не так уж и плохо, но их мнения никто не спрашивал. В который уж раз порадовалась своему удачному приобретению Зорьки: она все так же равнодушно взирала на окружающих.

Эх, придется приводить всех в чувство. Ну, не совсем всех.

– Э-эй! Девушка! Очнитесь! – еле отцепив пальцы, прокричала я прямо в ухо девице – почему-то я ни на миг не усомнилась, что она главная в троице, да и наатцхешта об этом говорила.

– Что? Я умерла уже? – пролепетала девица.

– Нет. А хотите? – вежливо интересуюсь.

– Не надо… – прохрипела она в ответ, возвращаясь в седло.

– Надо бы ноги уносить отсюда поскорей, пока эти не пришли в себя, – киваю на стражников.

– Верно, верно… Феве! Подъем! – зычный крик у девицы получился, прям как у меня мантры.

Молодые люди из сопровождения оклемались довольно быстро, видимо, девицы очень боялись. Встряхнувшись, будто вынырнув из воды, подхватили поводья, всем своим видом демонстрируя готовность продолжить путь. Невероятно, но ребята – близнецы! Будто в зеркало смотришь! Впрочем, нет у меня времени разглядывать спутников своих будущих: следует прислушаться к своим же словам и поспешить прочь.

Осторожно пробравшись меж лежащих стражников и прочих заграждений, троица пришпорила лошадей. Осознав важность момента, Зорька тоже ускорила бег – тот факт, что я чуть-чуть сменила ипостась, наверное, не в счет.

Когда стены Давро окончательно скрылись за очередным поворотом тракта, все разом решили перевести дух. Стоило бы познакомиться, но у меня, как и в самом начале, даже мысли не было с чего начать. Девица просто спасла положение, решив вознести благодарность Всевышнему и мне.

– Благодарю тебя, о незнакомая дева, за спасение наших жизней! Мы безмерно рады ниспосланной встрече. Промысел Всевышнего привел тебя в тот страшный миг нам на помощь! – тоном, будто читает героические баллады (те самые, которые папа хотел заставить читать меня), воскликнула девица, прижав руку к сердцу. – Скажи же нам имя свое, дабы смогли мы восхвалять его в молитвах наших.

Я тоже могу говорить столь высокопарно и пафосно: всякому научена – и деревенскому говору, и городскому наречию, и придворной словесности – дочь дворянина, как никак. Видимо именно поэтому в моей речи обычно всё смешивается, постоянно переплетаясь. Но деревенский говор больше сквозит.

– Эредет, – мда, кратка до неприличия, да что поделать: выдавать имя родителей не хочу, а Фларимона не знаю.

– Милая Эредет, спасительница! Проси чего желаешь за спасение наше! – все тем же тоном воскликнула девица, но потом жутко деловым и вполне обычным добавила – В разумных пределах, естественно.

Не удивление, а смех рвался наружу: именно такой я представляла собой эту девицу, когда размышляла о словах наатцхешты.

– Мне ничего не нужно, – я покачала головой. – Но быть может, мы едем в одном направлении, и я не откажусь от таких попутчиков как вы.

– О… – девица неожиданно смешалась.

И как это понимать? Уж не с тайной ли миссией они едут в Шуюк? Поэтому и маскарад давешний был?

– Милая Эредет, мы путешествуем с важной целью (Будто я для собственного удовольствия, хотя и это верно), посему навряд ли наши пути совпадут.

– Возможно, не спорю. Но до ближайшего города?.. – попыталась навязаться я.

– О… – опять смутилась девица. – Мы… не знаем… какой город ближе… на нашем пути…

Это как же? Ведь наатцехшта говорила, что у них хорошая карта. А с хорошей картой даже такая непутевая путешественница как я смогла добраться до нужных мест.

– Мы заблудились, – встрял в беседу один из близнецов – с правой стороны от девицы.

– И не поймем по карте, где находимся, – поддержал его брат.

– Фев е! Молчать! – гаркнула девица.

– Вы не можете понять по карте, где находитесь?

– Ну… в общем… да, – кивнула девица, вновь входя в образ благородной и очень хрупкой дамы.

– Могу помочь: вы выехали из Давро и сейчас едете по Еженскому тракту на северо-запад Фелитии.

– Давро! Я же говорил! А ты все: «Плюгиль! Плюгиль!» – возрадовался правый близнец.

– Нет, это ты говорил: «Плюгиль! Плюгиль!», а я утверждал, что Давро, – возразил левый близнец.

Сколько бы они так пререкались, даже не представляю, но конец спору положила девица, рявкнув на близнецов: «Феве! Молчать!». Вот интересно, их так обоих зовут или все-таки это фамилия? Хм, непорядок: троица все еще не представилась.

– Позвольте узнать ваши имена, благородные странники, – я невольно перешла на велеречивую речь.

– Ох, позор мне вечный, – картинно всплеснула руками девица, едва не выпустив поводья. – И вы молчали! – кинула она весьма сердитый взгляд на близнецов, не поленившись повернуться сперва направо, а потом налево. – Зовут меня госпожа-леди Сир ин Благочестивая. Сопровождают же в пути братья Феве: Арист ан и Трист ан, – представилась и представила девица, не уточнив кто из близнецов кто.

Что ж, хоть имена знаю.

– Госпожа-леди Сирин…

– Благочестивая, – мгновенно добавила девица, не напрасно подозревая, что не стану этого говорить.

– Угу… Быть может последуем в Корош енек? На Еженском тракте это ближайший город. Есть, впрочем, и пара деревень, но едва ли в них будет постоялый двор.

– Коро…шенек… Вполне сносно звучит. Так и отправимся туда, милая Эредет, – мягко улыбнулась Сирин. И тут же рыкнула на близнецов – Феве! За мной!

Мда, чувствую, еще намаюсь я с ними. Ой, как намаюсь…

Таверна в Корошеньке была в единственном числе и чистотой не блистала. Правда, это было не столь существенно после долгого дня по не слишком удобной дороге: лишь после заката мы въехали в город – на местных стражников мантра оказала столь же замечательное воздействие, а Сирин с братьями Феве заранее закрыли уши. По пути Сирин поведала, что она – дочь благородного сэра Ульрика из восточных земель Фелитии, но живут они по большей части близ столицы, и что помолвлена с сыном лорда из северных земель, которого никогда не видела и к которому, собственно, направляется: едет инкогнито, потому как честь должна блюсти, беречь себя для жениха, но возможность встретить настоящую любовь в образе принца на белом коне не исключается. Мда, я еще считала героинь книжек кузины плодом больного воображения. Но яркий пример, или наглядное подтверждение, что и в жизни такое бывает, ехал бок о бок со мной. Хотя, кому говорить, а уж тем более осуждать – сама я ничуть не лучше.

Говорила Сирин много, по большей части тем самым придворным стилем, сбиваясь все же на обычную речь. Только наступающая прохлада сумерек, да солнце, почти скрывшееся за горизонтом, вынудили ее умолкнуть, и то ненадолго: искать ночлег в городе, а не устраиваться близ дороги, было решено единодушно, потому как осень все-таки, ночи холодные, утро туманное, да и дождь сорваться может, и Сирин переключилась на обсуждение этой темы, давая путанные и абсолютно ненужные указания близнецам. Потихоньку, исподволь, но меня стали мучить сомнения: быть может, стоило самой отправиться в Шуюк?