Текст книги "Уж замуж невтерпеж (СИ)"

Автор книги: Mihoshi

Да, фигура колоритная – из тех, что бочкообразными именуются, а вот разума…

– Тебе, тебе, кас… – чуть было не ляпнула «касатик». – Что совсем не любит? – я решила проявить сочувствие.

– Угу… – хлюпнул носом парень.

– А с чего это она? – кивнула в сторону закрытого окна.

– Да был тут с неделю назад один… – зло сплюнул Кашела.

– Правда? – я изо всех сил удерживала маску сочувствия на лице.

– Ну! Прям рыцарь… Весь из себя… На черном коне… С мечом…

– Долго гостил? – сочувствующе выдохнула я.

– Да не… дня три пробыл, да в Рыбки намылился, Миф онька, мельника сын, слыхал, у него там встреча была назначена, дескать, к сроку надо успеть! – фыркнул Кашела.

– Да… неприятно… Но ты не теряйся: рыцарь был, да уехал и вряд ли еще приедет, – а в душе маленькая-маленькая надежда, что он вернется.

– Эт точно: он у ведуна и старосты спрашивал дорогу на Кормовц ы, а там и до Еженского тракта недалече! – со знанием дела, будто бы он чуть ли не каждый день по этой дороге ездил, кивнул Кашела.

– Мда… Ну бывай, – все что могла, я узнала, можно попробовать уснуть.

– А…

Вот что Кашела подразумевал под своим «А», мне было совершенно неинтересно, поэтому я закрыла окно и плюхнулась на кровать: веки отяжелели, тело стало вялым – похоже сон пришел и ко мне…

Лично для меня утро выдалось вполне терпимым: могло быть и лучшим, только опять сон странный приснился. Это все от предсказаний Шейны, да страхов девичьих. Глупости это, вот! Хорошо, что рано вставать не пришлось. Трышенским женщинам повезло меньше: коров и коз никто не отменял, да хлеб свежий, и завтрак тоже. Как же они умудрились встать? Не знаю, но видимо у них получилось, потому как по комнатам разносился аромат горячего хлеба. Эх, почти как дома… Может бросить все и домой вернуться?

– Где же ты, принц мой, супруг долгожданный?.. – пролепетала во сне Сирин.

Мда, не получится вернуться сейчас: сама ведь решила с супругом своим разобраться. Ну уеду домой, а кто перед волхвом тогда стоять будет? Кто его вообще отменить церемонию заставит? Правильно, больше некому. Значит, пора собираться в путь.

Прощание с трышенскими женщинами вышло трогательным, даже немного слезливым: на окраине деревни они махали нам вслед платками да косынками. Сирин тоже хлюпала носом, клятвенно обещая как-нибудь, когда-нибудь еще раз посетить Трышенку. Как знать, быть может и сдержит слово. Со мной такого прощания не было: боялись, что именно попрощаются, а не махнут рукой до встречи – знать не забыли вчерашнее гадание. Обидно немного, но не знаю почему. Ладно, что уж теперь жалеть. Главное не это – я ведь нашла подтверждение тому, что Фларимон был здесь, что едет он в Шуюк. Чего ж еще?

Дорога шелковой лентой ложится под копыта лошадей, всадники дремлют в седле, а я опять размышляю. Над чем? Эх, знала бы, сказала. Так – обо всем и ни о чем. По большей части вспоминаются обрывки баллад да стихов старинных. И все как один печальные.

 
«Что можно рассказать о смерти?
Что никому ее не избежать?
Что в нашей жизни круговерти
Любой из нас себе судья и сам палач?
Что каждый день стремится к краю,
Все ближе к пропасти летит?
Что запредельного не знаю?
Что сердце бедное там не болит?
Что тишина ночей и гомон дней
Когда-то будет недоступен?
Что не узреть тогда людей?
Что веко глаз опустит,
Чтоб не открыться никогда?
Да, рассказать возможно лишь такое,
Такая уж у нас судьба,
Такое сложное и всё простое…»
 

Тоскливо почему-то на душе, будто… обидел кто, а чем и как не знаю. Будто чувствую беду, но не знаю с какой ее стороны ждать. Сирин что ли разбудить? Пусть хоть трещоткой трещит, все лучше этой тишины. Одинокой тишины. Тишины предчувствия.

В Латр ир въехали мы ближе к вечеру – сказывался девичник вчерашний. Сильно подозреваю, братья Феве отнюдь не отдыхали в наше отсутствие. Ну не зря же по утру у старосты нос синий был! Да и Феве слегка помятыми выглядели. Однако доказать не могу, да и не хочется, по правде говоря. Главной моей заботой было найти Фларимона. А еще купить новый плащ. Увы, но в прежнем не так тепло по утру и холодными ночами. Именно поэтому, едва устроившись в небольшой гостинице – Сирин опять укуталась в плащ с ног до головы, изображая сплошную загадку – на окраине городка, я поспешила в лавку портного. Откуда дорогу знаю? Пришлось спросить. А кто кроме золота даст верный ответ? Верно, никто. Пришлось опять к золотому дару обращаться – давно я соли на языке не чувствовала.

Лавка нашлась сразу: большая вывеска в виде ножниц, на кольцах которых выбит вензель гильдии местных портных. Мэтр Проль – владелец лавки – оказался седым, как лунь, старичком, но с цепким, словно у молодца, взглядом. Он не стал поспешно предлагать свой товар, терпеливо ожидая моих слов. Выслушав же, тоже не торопился. Степенно снял мерки, покопался в груде готовых плащей и, поцокав недовольно языком, заявил:

– Нужного, увы, нет. Но вот к утру я закончу подшивать два плаща, один из которых вам будет впору.

– До утра я никуда и не тороплюсь, – я позволила себе улыбку: ночью не собираюсь муженька искать, время есть.

– И замечательно, – кивнул мэтр Проль, берясь за иголку. – Через час после рассвета приходите, будет готово. Только запомните, на вашем поверху узор из фиалок пущен.

Опять фиалки? Не многовато ли?

Попрощавшись с мэтром, я направилась сразу в гостиницу: гуляний хватило еще вчера, на приключения не тянуло, узнавать что-либо не стала – не хотелось терять надежду.

Вечер уж давно спустился на улицы, прохожих почти не было – это и пугало, и успокаивало. Пугало, потому как раз нет, значит, чего-то опасаются. Успокаивало – меньше с золотом общаться придется.

– Тетенька, тетенька, дай монетку! – грязная ладошка ухватилась за край плаща, вырывая из клубка домыслов и рассуждений.

Мне кажется, или такое уже было?

– На, держи, – бросаю в протянутую ладонь целый серебряник.

Ишь, расщедрилась. Но я так хочу.

– Ох, тетенька! Спасибочки вам огромное! Мне только единожды, как раз давеча такую деньгу большую дали! – восторженно охнул чумазый мальчишка (все-таки факелы с магической подпиткой на улицах города – великое дело).

– Купец, наверное, таровитый, – не могу удержаться от улыбки, глядя на восторг мальчика.

– Не-э, рыцарь. Всамделишный! У него конь огромный, черный, будто сама ночь. И меч, прям как в сказках про Янко-королевича!

– Так уж и рыцарь? Настоящий? Седоусый, небось…

– А вот и нет! – радостно воскликнул мальчишка. – Молодой еще. Но рыцарь точно: сам городской голова ему кланялся. А дочка евойная влюбилась сразу же в него.

– Красивый значит?

– Наверное, – пожал плечами малыш, крепко сжимая в кулаке монету. – Волосы длинные, каштановые – у многих похожие. Но глаза у него не такие, ни у кого раньше не видал – фиалковые!

Фиалковые? Это же… А монетку мальчишке дали давеча… вчера… Неужели?..

– Спасибо, тетенька! – поклонился в пояс мальчик и со всех ног рванул куда-то вниз по улице.

Очень надеюсь, что домой.

О чем это я? Всевышний, он же рядом… Быть может даже в Латрире! Нет… Это было бы слишком хорошо, похоже на чудо. Куда бежать искать его? Как? Когда? Снова вопросы без ответов… И страх – липкий, горький. Чего я страшусь? Все того же… Да что же это?..

Слезы рекой хлынули по щекам. Глупо? Не спорю. Мне сейчас вообще все глупым кажется. Подсказал бы кто, совет дал… Не факт, что последую, но иногда надо услышать собственные мысли с чужих уст. Но у кого спросить?

Естественно, у золота. Да не совета, а узнать: в городе ли Фларимон или покинул Латрир. И не хочется, но… Это ведь только мне и надо.

Осторожно опускаюсь на колени – неизвестно еще чем все закончится, сколько сил уйдет. Прислушиваюсь к еле слышным бормотаниям монет. Неразговорчивые какие-то они к ночи стали. Ну что же ты, злотник потертый? Почему молчишь? Даже на жизнь не жалуешься… А вы, золотарии новенькие, чего притихли? Хоть кто-нибудь ответьте мне!

«Зачем шумишь?»

Что это?.. Ох… Да ведь то мне перстень городского головы отвечает. Мда, сам – невеличка, а гонору…

«Спрашивала чего?»

Спрашивала, родимый, спрашивала…

«А нам отвечать не хочется!» – ехидный голос-то какой!

Не хочется отвечать? Ну ничего, сейчас захотите!..

Вы слышали, как зимой ветер ломает тополя? Страшный треск, дикий крик, миг… и годами стоявшее дерево медленно клонится к земле в последнем поклоне. И никакие мольбы, слезы и стоны не в силах помочь – сильнее ветер, жестче… А видели, как река по весне лед крушит? Ослепительная белизна радуется солнцу, играя солнечными зайчиками. Но вот стремительные воды взламывают корку, крошевом разметая льды. И не помогут слезы-капельки оттепели…

Я и не думала, что могу быть такой. Не знала. Не хотела. Возможно, все это просто слова и оправдания. Но не стоило мне перечить, не стоило.

«Пощади, госпожа… Помилуй!» – снова перстень, только ехидства совсем не осталось, лишь страх и раболепие.

– Где и когда? – больше слов и не надо: они поймут, о ком вопрошаю.

«Он друга ждал… Вчера на вечерней заре должен был выехать из города. Большего не знаем, клянусь Всевышним!»

Уехал… Опять опоздала.

«Прости, госпожа, не гневайся…»

– Всевышний простит. Будьте покойны, – губы еле слышно шепчут странные слова, но для золота Латрира они – отпущение грехов.

Если бы все так просто было для меня. Что же теперь делать? Бежать за ним? Надеясь увидеть и страшась встретить? Всевышний, молю тебя, вразуми меня глупую, несчастную…

– Не спеши… – прошептал ветер, будто отвечая на мою мольбу.

– Потерпи… – подмигнули звезды в вышине.

– Утра жди… – улыбнулась луна.

Утра? Как там говорят? Утро вечера мудрей. Вот-вот, доживу до утра, а там…

Беспокойная ночь сменилась беспокойным утром. Мне бы бежать за ним во след, да боязно, страшно. А еще ведь и Сирин рядом. Сама я забыла уж за плащ, но она-то помнила. Пришлось в лавку ехать.

Видно судьба у меня такая: все время догонять. Кого еще? Знала бы. Бедняга Проль уснул под утро, а его подмастерье перепутал все и отдал мой плащ какому-то рыцарю. Быть может я и не стала бы гнаться за ним, махнув рукой на плащ и деньги, уплаченные за него, но вот Сирин… Командирский рык на Феве, грозный взгляд на Зорьку, и мы уже мчимся к городским воротам: по словам подмастерья рыцарь не мог далеко уехать, быть может, только до окраины города. Угум, знать бы еще как выглядит этот человек, а то всего описания: высокий, кучерявый, на старом плаще танцующий бес вышит (ой-ей, это что ж за чудо такое? Никогда не видела раньше бесов, причем танцующих!). Вот и разглядываем теперь всех встречных и поперечных на предмет столь оригинального плаща.

– Ну не мог же он так быстро из города выехать?! – воскликнула уж в который раз Благочестивая.

Почему бы и нет? Если конь хороший, всадник налегке, да еще и утром прохожих не так много, то вполне возможно.

– А вот там не он случайно? – махнул рукой куда-то влево один из близнецов.

– Где? – мы с Сирин даже в стременах приподнялись.

– За ворота как раз выехал, – пояснил Феве.

– Вперед!

Ох, Сирин точно в королевские войска надобно с такими талантами!

Как нас стражники не задержали, посчитав за преступников, не знаю. Чудо, наверное. А все благодаря Сирин. Вот только толку с этого… За воротами нигде не было видно того рыцаря. Но и тут Благочестивая руки не опустила (видимо она, как о своем плаще, заботилась о моей покупке): послав Феве по двум тропкам в обход Латрира, своего коня направила на Еженский тракт. Мне же достался Вивронский тракт.

Да только и там никого нет. Хотя я могу ошибаться: дорога виляла не хуже испуганного зайца, то и дело прячась за деревьями. Сзади послышался стук копыт – видимо у Сирин с Феве тоже ничего. Ох, а впереди-то кто? Двое, на холеных конях… А у одного всадника что-то мелькает на плаще. Никак бес танцующий?

– Зорька, ну давай же скорей. Иначе меня Сирин со свету сживет! И чего ей этот плащ дался?

Лошадка хоть и прибавила ходу, да все равно не догнать мне всадников.

– Э-эй! Подождите! Э-ге-эй!!! – изо всех сил кричу им вдогонку.

Хвала Всевышнему, услышали, вон ведь придержали коней. А Зорька, воодушевившись вдруг, выказала удивительную прыть. Еще чуть-чуть и…

– Постойте, пожалуйста… – уже не кричу, а только хриплю. – Вы… э… плащ…

– Что там с плащом? – недовольно фыркает всадник на черном коне, поворачиваясь ко мне.

Ох… Волосы каштановые, а глаза… Вот я и догнала рыцаря с фиалковыми глазами…

Часть 3 «Кабы замужем не пропасть…»

Оправдывая свое имя, д ождень зарядил дождями да моросью. Хорошо, хоть не ливнями. Но ночлег в дороге от этого лучше не становится: вечная сырость, холод, пронизывающий до костей, слякоть, чавкающая под копытами лошадей – мрачная картина. Будто в насмешку к полудню из-за туч показывается солнце на какой-то час: мелькнет лучами, подразнит теплом и вновь спрячется. Согреться и не успеваешь.

Правда, сегодня еще в обед мрячило, но вечером тучи растаяли сизой дымкой. К ночи совсем разъяснилось, да только стоит ли этому радоваться, ведь так и мороз ударить может. А что хуже для путника на открытой местности – мороз или дождь – судить сложно: оба хороши.

– Эредет, что приуныла? Пойдем к костру, похлебка уже почти готова, – словно из-под земли передо мной вырос Эфи ан.

– Иду, – мрачно киваю, с недовольным кряхтением поднимаясь – ноги затекли от долго сидения на земле.

Эфиан молча подает руку, зная, что сейчас от помощи не откажусь.

Кто такой Эфиан? Ох… Была у меня неприятность одна в Латрире, точнее за стенами города: рыцарю какому-то отдали мой плащ, Сирин решила догнать его, а уж когда догнали… Идеал старостиной дочки Гдыси и благодетель латрирского мальчишки с весьма приметными глазами был совсем не Фларимон, а Жарм ю– молодой человек лет двадцати (по мне так парень еще!). Да, волосы у него цвета шоколада, но скорее молочного листигского, еще и волнистые в придачу: под тяжестью волос локоны ложатся крупные, но у висков короткие прядки завиваются мелкими кольцами. Да, глаза фиалковые, но светлей, чем у супруга моего, почти темно-сиреневые. В общем, ошибочка вышла. Тем паче, при знакомстве Жармю вел себя весьма надменно, даже грубо, совсем не так, как Фларимон. Впрочем, новый знакомый и сейчас не лучше. По поводу плаща тогда очень удивился, возмущался долго, еле-еле уговорили отдать. Кстати, вышивка на его плаще совсем не танцующий бес, а летящий феникс – это я успела рассмотреть, пока друг уговаривал Жармю успокоиться и отдать мне мою покупку. Собственно, Эфиан и есть друг Жармю. Эльф, и этим многое сказано. Высокий, красивый – стандартное описание для эльфа, – все же чем-то отличался от своих сородичей. Волосы бледно серебристо-желтые – иных слов и не найду – в косу затейливую заплетенные, точно колос пшеничный, всегда уравновешенный, в то же время готовый улыбнуться смешному и сожалеть грустному, он казался старше всех, кого я знала. Но самое удивительное в нем – это глаза: сине-карие. Да-да, именно так: по ободку черно-коричневые, потом светлее, а к середине становятся полночно-синими. Не так уж много эльфов я и видела – только в Давро, в порту, но таких глаз не замечала. А еще у эльфов совсем не длинные уши, какие принято рисовать в книгах и на гравюрах. Скорее слегка с вытянутыми кончиками, как у кошек. Если подумать, то и сам Эфиан напоминал кота: в меру ласковый, в меру вежливый, но всегда блюдет собственные интересы. Знать бы еще какой интерес сподвиг его на путешествие с нами: нет, они не собираются сопровождать нас постоянно, но до Хл едвига едем вместе – так было решено вскоре после знакомства.

– Скажи, Сирин всегда так странно ведет себя? – прервал мои мысли Эфиан.

– В каком смысле «странно»? – уточняю на всякий случай, хотя догадываюсь, о чем это эльф спрашивает.

– Едва мы приближаемся к какому-нибудь поселению, как она кутается в свой плащ. Сирин скрывается от властей?

– Э… честь девичью блюдет, – невнятно бурчу, но не зря говорят «эльфийский слух» – Эфиан таки разобрал слова.

– Честь? Но…

Эх, если бы это было так легко понять. Даже старейшим эльфам не под силу разгадать загадочную девичью душу, а уж девичьи поступки… Нет, он ведь догадывается, что таким образом Сирин старается выглядеть загадочней, чтобы привлечь внимание мужчин, но почему именно этим – ему невдомек.

– Пойдем, а то сейчас все Феве съедят!

Вот уж кто остался верен себе во всем: их не смущает высокомерие Жармю, всезнание Эфиана – как ели, так и едят.

Эльф молча кивнул, с затуманенным взором шагая рядом – видимо все еще о Сирин думает. Что ж, Всевышний в помощь.

На ночлег мы устроились у подножия небольшого холма: и лошадкам какой-никакой корм – трава еще не вся высохла, местами даже зеленая, будто ранней весной, и нам небольшая защита от ветерка. Кашеварить не стала принципиально: я могу и не раз уже варила (ладно бы в старой компании, где больше никто не умел, так и с новыми попутчиками похожее твориться), но ведь не обязанность же?! Сирин не умеет и учиться не спешит. Пришлось взяться за котелок… Жармю. Да-да, именно ему. Эфиан очень ловко отвертелся, припомнив другу какую-то Миуду-кружевницу. Тяжко вздохнув, будто прощаясь с белым светом, едва не пустив скупую мужскую слезу, Жармю подхватил котелок, мешочек с крупой, деревянную ложку и отправился к разожженному мной костру.

– Воду забыл, мастер, – ехидно бросил ему вслед эльф, за что и схлопотал небезызвестной деревянной ложкой аккурат по лбу.

Лоб остался цел, а ложка треснула. Пришлось мне рыться в ридикюле в поисках маленького ковшика, купленного в М еэринке – небольшом селе на Еженском тракте. Чем мне этот ковшик приглянулся, сказать не могу: неглубокий, деревянный, без вычурной росписи – только на ручке веточка плюща выточена, не был он особо ярким и необходимым. Но купила все-таки. А теперь ох как пригодился.

И вот, наконец, ужин готов. Выглядело это не очень, хотя запах был неплох.

– Что это? – Эфиан недоуменно воззрился на коричневую массу в котелке.

– Для похлебки воды было мало, специй много, крупы как положено, – небрежно пожал плечами Жармю, уверенно зачерпывая ковшиком собственное творение и плюхая его в свою плошку.

– И это ты считаешь оправданием? – возмутился эльф.

– Приятного аппетита, – вместо пояснений ответил молодой человек, отправляя в рот первую ложку варева.

Все заворожено следили за ним. Вот он тщательно прожевал варево, покатал на языке и проглотил. В стане царила полная тишина, изредка нарушаемая треском веток в костре. Но никто не отрывал взора от Жармю, ожидая какого-нибудь подвоха.

– Хм, перцу маловато, но с солью не переборщил, – прокомментировал парень.

Близнецы решились первыми: переглянувшись, осенили себя кругом большим [7]7
  Большой круг и малый круг – ритуальное движение для верующих во Всевышнего. Большой круг – «очерчивается» от головы до пояса на длину вытянутой руки. Малый круг – «очерчивается» вокруг сердца, размером в ладонь.


[Закрыть](первый раз на моей памяти – не считала их особо верующими) и решительно шлепнули в свои плошки по ковшику. Теперь внимательно следили за ними: как жевали, как глотали, как оценивали. Собственно словесной оценки и не было, все показали действия: братья наперегонки бросились к котелку, соревнуясь, кто первым ухватит ковшик. Дружное чавканье Феве соблазнило и нас с Сирин.

Дольше всех сомневался Эфиан. Он долго принюхивался к вареву в котелке, разглядывал его на свет (чуть в костер ковшик не уронил!), примерялся и так, и этак.

– Это вполне съедобно, даже немного вкусно, – не вытерпел Жармю.

– А я вот подожду, пока полчаса пройдет, если никто не умрет за это время, значит и правда съедобно, – пояснил свои действия эльф.

Жармю с сомнением поглядел на пустеющий котелок, что-то посчитал и небрежно пожал плечами:

– Твое право. Только не ворчи потом, что тебе ничего не досталось.

Осенний костер, словно солнышко в эту пору: не больно-то греет, да и то лишь один бок, повернутый к огню. А зимой еще хуже: сколько веток не бросай, теплее не будет. Но что вообще может согреть в мороз? Не знаю. Эх, похоже, у меня опять череда вопросов, ответов на которые снова нет. Ночь давно опустилась на землю, спутники мои спокойно спят, ко мне же сон и на миг заглянуть не хочет. А ведь с вечера я даже дремать начала. Видно голос у Эфиана такой. Он им играет, словно жонглер шарами на празднике вертит: то менестрелем говорит, то скоморохом, то будто колыбельную напевает.

Говорили не так уж и много, по большей части Сирин и Эфиан. Первая все задавала вопросы, второй отвечал на них да истории всякие рассказывал. Истории о звездах…

– Только зимой в руках Всадника можно заметить копье: солнце недолго землю освещает, вот Всадник и хранит ночной покой живых существ. Словно в память об ушедшем лете на востоке зимними ночами расцветает Роза. А рядом Ива клонит свои ветви к земле. Рысь же будто хочет перепрыгнуть Звездную радугу, чтобы поймать Птаху.

Хороший рассказчик Эфиан, ему бы баллады да гимны петь. А вот поди ж ты, с нами возиться: с терпением, спокойствием, радушием. И откуда силы берутся? Ведь десятый, если не двадцатый раз отвечает на вопросы Сирин. И ладно бы дельные вопросы были, все так – глупости да баловство: что эта звезда предсказывает, что та. А могут ли звезды предсказать судьбу? Ведь они там, далеко-далеко, и нет им дела до земных страстей. Они просто светят, просто несут свой свет в бесконечность. Жаль, это не мои слова: папа когда-то где-то прочитал сию мудрость. А так бы хотелось задать им вопрос, зная, что получишь ответ. Но почему бы и нет? Раньше ведь спрашивала. Пусть ответ не всегда понятен был, не сразу сбывалось, но Звездная радуга сияет над головой, будто специально подмигивает. Тем более вопрос один есть – важнее некуда: где теперь искать Фларимона.

Осторожно выбираюсь из теплого кокона плащей (с дрожью аж вспоминаю, как Жармю отдавал новый плащ: будто из милости великой. И почему сразу не отдать, ведь мы его плащ привезли?). Так, все вроде бы спят, даже один из близнецов, несущий вахту у костра, тихонько посапывает. Интересно, вот то, что говорят об эльфийском слухе, байки или правда? Надеюсь, на сей раз все обойдется.

А ночь-то холодней, чем мне думалось. Надо было натянуть старый и новый плащи на себя. Но что теперь вздыхать, тем более если оба остались у костра – хотела место теплым сохранить. Глупая, ей-ей! В неверном свете нарождающейся луны мало что разглядеть можно, зато звезды не затмевает. И у какой звезды вопрошать?

– Всевышний… Прошу о помощи…

Нет, так не пойдет. Нужно решительней и не столь плаксиво. Угум, легко советовать, а вот сказать… Но не успела я и рта раскрыть, как из-за кустов шагах в пяти послышался шум. Нежданные гости просто так, или кто закусить нами решил?

– Вот уж бу-бу-бу… А я как бу-бу-бу… – слов понять нельзя, но непохоже, что со злыми намерениями идут.

В темноте не очень разберешь, но мне кажется, это девушка, во всяком случае, личность женского роду. А кто может ходить по такой темени практически без страха? Ведьма или…

– Наатцхешта? – изумлению моему нет предела, ведь нежданная гостья – та самая наатцхешта, у которой я была в Давро.

– Нет, Снегурочка! – зло рыкнула наатцхешта, пытаясь выпутаться из плаща.

А это еще что за зверь такой? Ой-ей, носом чую – что-то будет.

– Ну, вот скажи: я что – справочное бюро? Или служба скорой помощи? – наатцхешта сердито воззрилась на меня – даже в темноте было видно как сверкают глаза.

И слова вроде бы знакомые, но о чем она говорит – непонятно. Возможно, звезды тоже не поняли ее слов, но интересно стало и им: серебристо-голубой свет скользнул по полянке, на которой мы стояли, чуть-чуть рассеяв темноту. Хм, на память я вроде не жалуюсь, но нынче наатцхешта выглядела иначе, чем в тот раз. Походный наряд из кожаной куртки да теплых штанов, длинный плащ, накинутый на плечи, из-под которого выглядывает белая рубашка с кружевной отделкой по краям, на тонких запястьях витые шнурки-браслеты, короткие вьющиеся волосы, не достающие до плеч. Жаль, цвета глаз не рассмотреть. Но что-то подсказывает мне, в них сияет зелень самых первых листьев, еще не раскрывшихся, но уже поющих гимн весне. А еще что-то подсказывает, сердится наатцхешта на меня. И чем я ее прогневила?

– Странные вы – люди. Сколько не говори, сколько не убеждай, все одно – нужно самим шлепнуться в лужу, упасть в яму, в общем, шишек набить и только тогда поверить в сказанное, – возмущенно начала наатцхешта.

– Э… это из-за того, что я опоздала в Шуюк? – робко вопрошаю, ожидая урагана в ответ.

– Не только. Ну, почему ты вечно сомневаешься в себе? Почему думаешь о себе хуже, чем есть на самом деле? – наатцхешта уперла руки в бока.

– Я? Хуже? – изумляюсь неожиданному повороту разговора.

– Да, ты. Кто ж еще? Уж точно не Сирин, – хмыкает наатцхешта в ответ.

Ничего не понимаю… Даже ноги ослабели, так и хочется плюхнуться на землю – иной-то опоры нет.

– Ты меняешься, взрослеешь, но все еще… Как бы это сказать? Видишь себя такой, какой была, но не есть.

Ой, бедная моя голова: что-то я совсем запуталась. Или это кто-то другой запутался.

– А мы сейчас точно обо мне говорим?

– Эх, точно-точно… Но, видимо, без толку, – махнула рукой наатцхешта. – Сколько тебя не убеждай, пока сама не увидишь, не поверишь.

– А как можно увидеть себя, если нет зеркала? – вроде бред полнейший несу, но… мы понимаем друг друга.

– И то верно, – печально вздыхает наатцхешта.

Хм, я уж грешным делом решила, сейчас она, словно балаганный фокусник, вытащит из кармана зеркальце и подарит его мне.

– Послушай, все это нужно и важно, но ведь проблемы и в другом.

Верно заметила наатцхешта: проблемы именно в другом – где мне Фларимона теперь искать.

– Скорее уж проблема. Одна она, точнее он, – тяжело вздыхаю в такт своим мыслям.

– Ну, это еще как посмотреть, – хмыкнула наатцхешта. – Я знаю, ты хотела бы знать, где теперь твой супруг, но… Давно замечено, все зависит только от тебя: какой путь выбрать, кого с собой в дорогу взять, как поступить – решаешь ты и только ты. Видно, тебе самой придется искать его. Да, я могу подсказать, но толку? Именно, что толку нет: пока сама не узнаешь, ничего не получается. И это не мои выдумки. Сама посуди: тебе все время будто кто подсказывает, но решение принять ты должна. А иначе не на верный путь вступаешь.

И опять права наатцхешта – могла же я сразу догадаться, что рыцарь, за которым следую, не Фларимон: характер не тот, да и конь у него черный. Да-да, черный, а Лойрит вообще-то гнедой масти. Вот и получается, что я не туда ехала. Где же с Фларимоном мы разминулись? Хоть назад возвращайся в Давро и заново начинай путь!

– А может… мне домой вернуться? – сказала и сама удивилась своим словам.

– Может и вернуться, – пожимает плечами наатцхешта, задумчиво вглядываясь в ночное небо.

Вот это да… Ночь откровений? Или непредвиденных решений?

– Пойми: судьба – то, что ты делаешь, то, как ты поступаешь. Решишь ехать домой – езжай, захочешь отправиться дальше – смелей. Все будет так, как ты хочешь.

– А разве наши судьбы не предопределены, не даны нам с рождения? Чем еще тогда объяснить все происходящее?

– Ну… происходящее… И бредом Неспящих, [8]8
  Неспящие – по фелитийским поверьям так именовали себя первые помощники Старой Матери, охранявшие, но порой ограждавшие жизнь от самой жизни.


[Закрыть]и проклятьем старой карги, и прихотью забытых богов, по-всякому можно. Но ведь все это будут только слова. Судьба – это нить, а вот какой узор ты ею вышьешь, зависит от тебя. Нить судьбы или жизнь – называй, как хочешь – в твоих руках, а не каких-то таинственных сил.

– Если слишком мудреный узор вышивать, никакой нити не хватит. Значит и жизнь короткой окажется.

– И такое может быть. Но скажи, что ты сделаешь, если узор закончен, а нить осталась?

– Отрежу, – отвечаю, не думая, но понимая, что не о вышивании говорим.

– Именно. Так и жизнь обрывается: если дела все свершены, дорога пройдена до последнего поворота, зачем же тогда жить?..

Сколько времени прошло с начала разговора не знаю, да и не хочется. Наверное, слишком хорошо сидим на высохшем стволе поваленного дерева, укрывшись одним плащом и глядя на звезды. Мы и спорили, и молчали, но все время понимали друг друга. Странное дело, она же – наатцхешта, та, что знает все в этом мире, ведь сам мир рассказывает ей все. И я, которая не знает почти ничего. А то, что знает, умудряется забывать.

– Все знать невозможно: обязательно найдется кто-то, с кем ты незнаком, или дом, в котором ты еще не был, – словно в ответ на мои мысли тихо произнесла наатцхешта. – Даже мир не знает, что ждет его завтра. Люди, эльфы, гномы, кхири, да мало ли кто – каждый поступает по-своему, и знать желания и мысли каждого невозможно. Даже мир не все знает. Да и неинтересно это: как жить, если заранее знаешь, где найдешь счастье, а где упадешь? Зачем тогда вообще пускаться в путь?

 
– Мой путь далек и беспределен,
Мой сон недолог и тревожен,
Но я готов опять пуститься в путь,
Не беспокоясь о пути ничуть!
Когда тоска накроет как волна,
Когда слезами, горестью душа полна,
Я в путь отправлюсь неизвестный,
Пусть даже в край небесный
Или в подземные хоромы,
Не прихватив и пук соломы,
Чтобы смягчить паденья миг…
Все неизвестное – лишь счастья лик…
 

Вот уж не думала, что эта старая баллада запомнилась мне.

– Хм, очень верно. Ты даже не представляешь, насколько верно, – выдохнула наатцхешта.

И почему мне кажется, ей столько лет, сколько всем моим спутникам вместе взятым? Ну, за исключением Эфиана, быть может.

– Эх, засиделись мы что-то. Пора бы и честь знать. Тем более обеим нам дорога дальняя предстоит, – внезапно поднялась наатцхешта, встряхиваясь, точно кошка.

– Может, погреешься у костра? Отдохнешь? Сама ведь сказала, что дальняя дорога ожидает.

– Было бы неплохо, да только там у тебя эльф обретается. Тоже мне – острый эльфийский слух, да рядом пушки палить будут, а они и не проснутся, – сердито буркнула наатцхешта, кутаясь в плащ, будто только сейчас почувствовав холод.

– А ты… неравнодушна к эльфам, – вывод напрашивался сам собой.

– Я? Ну, скажешь еще. Да я… – стала возмущаться наатцхешта, но потом резко оборвала себя. – Стоп. Как ты сказала? Неравнодушна? Мда, так и есть, ты всего лишь констатировала факт, а уж каждый додумывает в меру своей распущенности.

Если кто что и понял, то точно не я. Нет, общий смысл уловила, но некоторые слова мне совсем незнакомы.

– Спросить можно? – робко вопрошаю, не ожидая, впрочем, ответа.

– Давай, – а голос у наатцхешты уже спокойный, ровный.

– Почему такие чувства к эльфам? – спросила и аж голову втянула от страха: и кто меня за язык тянет такое спрашивать?

– Кхе… Самое странное, ничего личного. Никто из их рода меня не предал, не пытался убить или еще что. Просто… Слишком много высокомерия в них, презрения к тем, кто не такой, как они. А уж об их всезнайстве и говорить не стоит. И ладно бы знали, нет, они думают, что знают, а на самом деле знание нередко прячется от них, – честно ответила наатцехшта.

– Эфиан не такой, – вновь сорвалось с языка.

– Не такой? А давно ли ты его знаешь? – ироничный, даже слегка надменный взгляд в мою сторону.