Текст книги "В двух шагах от мечты (СИ)"

Автор книги: Меня зовут Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Я со всей силы зажмуриваю глаза и зарываюсь с головой в постель, судорожно хватаясь за одеяло. Мои плечи сотрясаются от рыданий, которые я безуспешно пыталась сдержать. И я снова проваливаюсь в бездну отчаянья.

***

Моя жизнь в Тринадцатом превратилась в бесконечную череду людей, интересующихся, лучше ли мне. Прошло два дня, а я все еще здесь, сижу на больничной койке. Так что, нет, мне определенно не лучше.

Хорошая новость лишь в том, что мы с Энни отлично поладили. Я не рассказываю соседке о семье и о Пите, да ей и не нужно об этом знать: она и без того всё время выглядит грустной. Креста в свою очередь ничего не говорит мне о своем прошлом, и так даже проще. Могу сказать наверняка: раз оно связано с Играми, оно хуже, чем мое.

Я слышала, как медсестры в коридорах сплетничают о ней: у девушки нет семьи: мать с отцом погибли давным-давно, и ее воспитывала бабушка, но и она умерла несколько лет назад, оставив внучку в этом мире совсем одну. Но в основном они сплетничают о парне, который её навещает. В такие моменты глаза девчонок в белых халатах загораются каким-то восторженным огоньком и все, что я могу разобрать в череде их томных вздохов лишь бесконечные эпитеты, восхваляющие еще одного Победителя из Четвертого. Финник Одейр, невыносимо привлекательный и манерный молодой человек, по всей видимости, очень часто навещал Энни до моего появления тут, раз настолько запомнился персоналу госпиталя. Ну как персоналу… Девушкам.

Я смотрю, как она грустно скользит взглядом по его фотографии и прячет обратно под книжный переплет.

– Прости, – выпаливаю я, наблюдая за ее действиями.

– За что?

– За твоего парня. Он… он перестал приходить с момента моего поступления, и если это из-за меня, если я вам мешаю, прости.

Она садится рядом, нежно гладит мою руку и улыбается:

– Все хорошо. Не выдумывай. Он просто занят, вот и все. Финник в Капитолии, единственный из приближенных Сноу, кто остался у нас во дворце. Поэтому сейчас он редко приезжает.

– Мне жаль, заметно, как ты по нему скучаешь, – тихо говорю я, – наверное, не следует говорить о грустном, иначе я опять расклеюсь.

– Тогда нам лучше почитать, – улыбается Энни и начинает читать вслух лежащий у нее на коленях роман о морских приключениях.

Кажется, она просто счастлива, что рядом с ней кто–то есть. Возможно, из–за этого мы и ладим. Два одиночества, нашедшие друг друга в огромном море жизни, как корабли на обложке ее книги. Для меня эта девушка до сих пор остается загадкой. Пока она читает, я изучаю ее лицо с тонкими аккуратными чертами, её длинные пальцы, и пытаюсь понять: почему она здесь. Все в Тринадцатом знают Энни, но никто не говорит, что у нее за болезнь. Она не ранена, не чихает и не кашляет, на ней нет бинтов, швов или других повреждений. За исключением того факта, что она слишком бледная и худая, на вид она абсолютно здорова. Видимо, ее раны, как и мои, спрятаны глубоко внутри, поэтому их не видно.

Я практически начинаю засыпать под монотонное бормотание моей соседки, когда дверь в палату распахивается и на пороге появляется Джоанна Мейсон собственной персоной. И зачем только ее сюда принесло?

– О, доктор, как Вы? Что нового в городе чокнутых? – кричит она в коридор, высунув голову из палаты наружу. Её голос отражается от стен звонким эхом.

– На самом деле ничего особенного, мисс Мейсон, – слышно, как отвечает ей врач, делающий обход. – Все неприятности, происходящие здесь, неожиданно и загадочно прекратились, как только Вас выписали после ранения.

– Ах, ну, что я могу сказать? Видимо, совпадение.

– Вы пришли навестить мисс Кресту?

– Ага, – говорит она и, громко хлопая, закрывает позади себя дверь.

– Ты пришла, Джоанна, – щебечет морская красавица и оплетает тонкие руки вокруг ее шеи, словно ветви ивы.

– Разве я могла оставить тебя одну в этом удручающем крае белых стен и запаха хлорки, – стискивая ее в объятиях, отвечает Мейсон. – Но теперь у тебя хоть компания появилась. Скучно больше не будет.

Она разворачивается ко мне, и я отмечаю ее взгляд – в нем есть какая-то сила и серьезность, словно Победительница Дистрикта-7 на десятилетия старше, чем на самом деле.

– Что ж ты, птичка, еще даже не успела начать, а уже в больничке прохлаждаешься, – издевательским тоном говорит она, обращаясь на этот раз ко мне.

– Кажется, это не твое дело, – сурово отвечаю я.

– Ого, у птички прорезались зубки! – снова ухмыляется Джоанна, накручивая на палец прядь тёмных, как смоль, волос.

– По-моему, я сказала тебе оставить меня в покое, – произношу я как можно более невозмутимым тоном, стараясь не реагировать на её колкость.

– Да ладно тебе, не злись, – нараспев тянет она. – Я всегда такая – не принимай на свой счет. Мы еще подружимся, вот увидишь.

Очень сомневаюсь, что я когда-то смогу спокойно общаться с этой ненормальной без угрозы вновь поцапаться.

– Ты раздражаешь, – сквозь зубы цежу я.

– Что ж, это, дорогая моя, не новость! – Мейсон нагло приземляется на край моей кровати и неожиданно хватает меня за руку. – Нас всех тут уничтожили, – она заглядывает мне прямо в глаза, наклоняясь ближе, и я вижу всю глубину отчаяния, скрытую за броней сарказма и издевок, – так что, чем быстрее ты перестанешь себя жалеть, тем легче будет выбраться из этого ада. Я видела, что ты боец, поэтому хватит сопли на кулак наматывать! Ты считаешь меня чокнутой, повернутой на Восстании? Поверь мне, не все войны ведутся из-за власти, месть – тоже неплохой повод!

– Не надо, Джо, не приставай к Китнисс, – защищает меня соседка, – Ты принесла то, что я просила?

Она тут же разворачивает корпус в сторону Энни, словно не было пары минут откровения между нами, и вновь, будто издеваясь над происходящим, широко растягивает улыбку.

– Ты имеешь в виду ту вещь, которой я угрожала яйцам медбрата в прошлый раз? – саркастически интересуется Победительница из Седьмого. – Конечно, принесла. Эти изверги-врачи не позволяют держать тут никаких острых предметов, так что спрячь хорошенько, рыжая попка, для самообороны пригодится.

Она ныряет рукой в карман куртки и, подмигивая, достает оттуда небольшие металлические ножницы.

– Мне не нужна оборона, Джо, –улыбаясь говорит Энни. – Мне нужно лишь подстричь челку, ты мне поможешь? – спрашивает у нее Креста, пропуская гладкие пряди, падающие на глаза, между пальцев.

Мейсон делает наигранно грустные глаза и, припечатывая инструмент ладонью к столу, делает пару шагов в сторону выхода.

– Прости, но это не по моей части, дорогуша. Мое оружие – топор, с более мелкими предметами я справляюсь с трудом. Могу и покалечить ненароком. Попроси свою новую соседку. Надо же ей хоть как-то настроение поднять.

Она протягивает руку к двери, как вдруг полотно резко распахивается, чуть не ударив Победительницу по лицу, но Джоанна вовремя отскакивает назад. Нужно признаться, я впечатлена быстротой ее реакции. В дверях появляется Гейл.

– Ты чуть меня не убил, олух несчастный, – она добавляет ещё пару “крепких” слов и резко бьет его кулаком по плечу.

– Прошу прощения, – извиняясь, Хоторн отходит с дороги, освобождая ей путь. Мейсон оборачивается и, бросив оценивающий взгляд на напарника, подмигивая, выдает самую неожиданную фразу.

– Классная задница!

Всегда считала, что Гейла невозможно смутить, но, кажется, ей это удалось. Я что действительно сейчас улыбаюсь?

– Но с твоим красавчиком, разумеется, не сравнится, – переводя взгляд на Энни, снисходительно добавляет она.

Виляя бедрами и бормоча себе под нос что-то о том, что все симпатичные парни вечно достаются безмозглым, она скрывается за дверью, и нам слышно только, как еще один врач становится жертвой ее острого языка.

– Не буду вам мешать, – быстро проговаривает Энни и, спрыгивая на пол, босиком убегает из палаты.

– Постой, – кричу я, – обувь хоть надень… – но ее уже и след простыл.

Гейл долго мнется на пороге, не решаясь подойти. Его руки по обычаю засунуты в карманы, а взгляд пытается отыскать изъяны в стыках кафельной плитки под подошвами грубых ботинок.

Мы разговариваем без слов. Когда он, наконец, поднимает взгляд, в его глазах сожаление и стыд. За то, что все случилось именно так… а у меня – боль и гнев, по тем же причинам. Если бы я могла залезть в какую-нибудь дыру и просидеть там до конца своих дней, так бы и сделала. Но имею ли право?

– Не смотри на меня так, – нарушая повисшую тишину, тихо говорит напарник. – Я даже не мог предположить… – он запинается, но мне не нужно больше слов, потому что я знаю – это правда. Гейл может быть жестким или прямым, но он всегда был честен со мной.

Прямо сейчас я хочу наорать на него, ударить, просто развернуться и сбежать, но понимаю, что это нечестно. Ведь он не виноват в моих потерях. Не виноват и в том, что его семья спаслась, когда моя рассыпалась пеплом. Так сложилось… Просто удача вновь оказалась не на моей стороне.

Я чересчур привыкла рассчитывать на его плечо, доверять ему как себе, поэтому я не могу позволить жизни отобрать у меня еще и Гейла. Теперь мы вместе обязаны нести это бремя. Поэтому единственные верные слова, которые я могу прошептать: «Я на тебя не сержусь».

========== Глава 7. Тодд ==========

Опять пустой!

С резким металлическим скрипом я захлопываю крышку почтового ящика. Уже практически без надежды. Год закончился, так и не выполнив ни одного из своих обещаний. Просто перелистнул страницу, оторвал лист и пустил по ветру, оставив меня разбираться с проблемами самостоятельно.

В тот день, когда подошвы наших ботинок в последний раз касались черных дорог Двенадцатого, брат пообещал, что сообщит, если вдруг Китнисс вернётся, или он узнает что-то о ней с Гейлом. Уже десять месяцев я каждый день начинаю и заканчиваю день, проверяя почту, но ящик неизменно пуст. Убежать из Капитолия задача почти невыполнимая, и то, что ни от одного из них нет совершенно никаких вестей только подкрепляет мои дурные мысли.

Каждый Божий день, опуская крышку этой бесполезной металлической коробки, я заставляю себя жить дальше. Нельзя продолжать посыпать голову пеплом, оставшимся от собственных чувств в надежде вернуть прежние времена. Нужно

быть сильнее, не позволять воспоминаниям тянуть тебя на дно отчаяния. Ведь всё налаживается.

Пару месяцев назад умер хозяин пекарни, оставив дело на жену и дочь. Место освободилось, так что я вновь оказался в родной стихии печей и запаха свежей сдобы. То был самый счастливый день моей новой жизни, когда вернувшись домой со смены, я с размаху закинул топор в сарай, понимая, что больше брать его в руки мне не придется.

Джеки три дня в неделю помогает в бакалейной лавке. Её работа приносит пусть небольшой, но все же доход, так что жить стало легче. Иногда ей тоже бывает сложно, слишком рано пришлось повзрослеть. В такие дни я просто вызываю её на разговор и молча слушаю до тех пор, пока Жаклин не выговорится. А потом прижимаю к себе, приговаривая: «Всё будет хорошо. Я с тобой». И она, как правило, возвращается к жизни, обнимая меня в ответ.

Я аккуратно ступаю на постриженный газон, проверяю растущую возле дома вишню. Ветер срывает белые лепестки с еще совсем молодого дерева и подбрасывает их словно конфетти, осыпая меня с головы до ног.

Я посадил ее год назад маленьким тонким черенком, а теперь она высокая, раскидистая и одуряюще пахнет. Пока лишь пустоцвет, но еще несколько лет, и этот кустик станет взрослым деревом, способным приносить плоды.

Из подворотни ко мне навстречу несется пушистый рыжий кот, трется о ноги, выпрашивая что-нибудь вкусное, но не получив ничего взамен подаренной ласке, скрывается в кустах возле дома. Жаклин подобрала это мохнатое создание пару месяцев назад беспомощным котенком. Я не стал противиться. Она символично назвала его Лютик Второй. И хотя имя и звучит по-королевски, на самом деле он тот ещё оборванец.

– Ты видел, соседи наконец-то продали дом, – говорит Джеки, раскладывая сочное жаркое по тарелкам. – Скоро недалеко от нас появятся новички, и я уже знаю кто. Они переедут сегодня.

– И откуда же? – её способность так быстро узнавать происходящее вокруг не перестает меня поражать.

– Сын новых хозяев заходил сегодня в лавку. Мы очень любезно побеседовали. Его зовут Септимус. И он милый, – на последнем слове она так восхищенно улыбается, поднимая плечи, что я невольно застываю, не донося ложку до рта.

На лице девушки застывает так не свойственное ей мечтательно-дурацкое выражение, и она, полуприкрыв глаза, замирает, уставившись в одну точку. Щелкаю пальцами перед её носом, заставляя вернуться с небес на землю и отодвигая стул, взглядом приглашаю присоединиться к трапезе.

– Ну и дурацкое имя, – думаю я, со злостью пережевывая кусок мяса. – Похоже на венерическую болезнь.

Следующие пару часов она порхает по кухне, натирая и без того чистые шкафчики, то и дело бросая взгляд на часы и выглядывая в окно.

Наглый тип, представлявшийся по описанию Жаклин “милым парнем”, явился после ужина, потоптался по моей лужайке и, подперев боком забор, застрял у дома на целый час.

Я кручусь на кухне, ставя тесто для хлеба на завтра, хотя на самом деле поглядываю за Джеки. За время моего вынужденного наблюдения я понял, что этот парень мне не нравится. А вот ей, кажется, очень даже.

Отец говорил, что отношение мужчины видно по тому, как он смотрит на девушку в тот момент, когда она на него не смотрит. Жаль, что Жаклин не видит того, что вижу я.

Нет, он, безусловно, привлекательный. Высокий блондин с зелеными глазами, но судя по его речам, ужасно самовлюбленный и высокомерный тип, а коротко одним словом – «говнюк». Меня охватывает всеобъемлющее желание защитить ее – только я понятия не имею, как это сделать, не вызывая подозрений.

Я стряхиваю с рук муку и выхожу во двор прямиком к молодой паре. Останавливаюсь напротив незваного гостя и протягиваю руку.

– Тодд Янг, – приветствую я его кратко.

Парень поднимает подбородок и поправляет воротник рубашки так, будто она его душит.

– Приятно познакомиться, – он протягивает руку, – Септимус Ромили.

Я смотрю на него, пытаясь оставаться спокойным снаружи, но мысленно уже выталкиваю его за дверь сарая и с грохотом ее захлопываю, повесив сверху амбарный замок.

– Очень необычное имя, – лишь могу добавить я.

– Оно означает «Седьмой», что довольно престижно в рамках данного дистрикта, не находите. Ведь имя, как ничто другое, влияет на качества, присущие его хозяину. А тут, как негде в Панеме, в почёте всегда была твёрдость характера, мужество и отвага.

Мне требуется несколько секунд, чтобы переварить сказанное этим олухом, и даже тогда, все, что я могу выдавить, лишь:

– Ясно… – хотя в голове так и звучит вопрос: «Интересно, как ты с утра оторвал голову от подушки с таким-то размером эго?»

Оглядываюсь на Джеки. Она умоляет меня глазами не делать ничего глупого, и я чудом выдавливаю улыбку.

– Как тебе на новом месте? – стараюсь говорить как можно любезнее.

– Неплохо, вообще-то мы с Севера: там более продвинутый район в плане инфраструктуры, но отца перевели но другую службу, и добираться слишком далеко, жаль тут мало хороших домов – выбрать почти не из чего. Заметно, что на юге очень простые и милые люди. Я лишь первый день здесь, а уже успел познакомиться с мисс Янг, – он посылает ей отвратительно широкую улыбку, вероятно, самую обольстительную на какую только способен.

Пора с ним заканчивать.

– Миссис Янг, – язвительно поправлю я и, обвив рукой её талию, притягиваю Жаклин к себе. Не знаю, действую ли я так, потому что собственник или из желания защитить. В любом случае, мне не нравится мысль, что этот тип еще хоть раз появится перед моим домом.

Хотел бы я закупорить его выражение лица в данный момент в бутылку и открывать ее каждый раз, когда захочу хорошенько посмеяться.

Джеки щиплет меня за спиной с такой силой, что я едва не подпрыгиваю от неожиданности.

Парень явно растерян, не этого он ожидал, приходя сегодня сюда, поэтому быстро распрощавшись, «Седьмой» ретируется вниз по улице, а Жаклин, резко развернувшись, гневно шагает обратно в дом. Я следую за ней, уже представляя последствия своей выходки. На всякий случай хватаю с забора сохнущий таз и прикрываюсь им как щитом.

– Ты теперь намерен каждый удобный раз этот номер с замужеством проворачивать?! – практически выплевывает она мне в лицо, лишь дверь закрывается за моей спиной.

Девушка разворачивается, и в её глазах загорается немой вопрос: «Ты действительно такой придурок или прикидываешься?». Мы переглядываемся пару секунд, оценивая реакцию друг друга. Она злится, а мне смешно, но я держусь изо всех сил, пытаясь сохранить виноватое выражение на лице.

– Прости, не смог сдержаться, – оправдываюсь я, следуя за ней в гостиную. – Кстати, ты знала, что имя Тодд означает «Лис»? Так что, как сказал твой «милый знакомый», я тут ни при чём. Это все новая личность негативно влияет на мое поведение.

– Да? А я думала оно означает «Негодяй»! – Жаклин передёргивает мои слова, хмуро сдвинув брови. Сложив руки на груди она падает на стоящий в центре комнаты диван.

– Это значение используется реже, – улыбаюсь я, отбивая рукой летящую в мою сторону подушку. – Да брось, Джекс, поверь моему опыту, это не вариант для тебя. Ты совсем не разбираешься в парнях.

– Зато ты, как я вижу, отлично в них разбираешься, – сердито ворчит она.

– Ну, все-таки я мужчина. Да у него же на лице написано все, что ему от девушки нужно. Такая как ты должна встретить кого-то более достойного. Того, кто будет смотреть на тебя как на самое дорогое сокровище, – и я начинаю перечислять всё то, что, по моему мнению, делает мужчину непригодным для свиданий с ней, а она лишь закатывает глаза.

– Уверена, если сложить все те качества, о которых ты говоришь, в мире не останется ни одного парня, с кем бы я могла встречаться, – сокрушается она.

– Не драматизируй. Тебе всего семнадцать. Успеешь ещё на свидания набегаться. Да и сосед – это не лучший вариант, – говорю я, поглядывая на часы, и скрываюсь за дверью небольшого шкафа, стаскивая футболку.

– А что тебя в соседских парнях не устраивает? – вопрошает она, следуя за мной из гостиной, – теперь дискриминация всех особей мужского пола будет еще и по месту жительства?

– Я переодеваюсь! – кричу ей из комнаты, и она застывает на пороге, не сдвигаясь больше ни на шаг. – А против соседей я лишь по одной причине. Мы тут на не совсем легальных правах, так что, мало ли как может случиться, не стоит вызывать дополнительных подозрений.

Я выхожу из спальни, достаю свою единственную пару кед и, завязывая шнурки двойным узлом, выхожу на улицу. Между ног в дом сразу же проскальзывает Лютик, задевая меня своим пушистым хвостом.

– Опять ночная смена? – спрашивает Жаклин, подавая мне легкую куртку через порог.

– Ага, – бурчу я, – ты же знаешь, у нас в пекарне половина работников – девушки, не им же по ночам работать. Да и платят чуть побольше.

– У меня с утра работа в магазине, так что, как вернешься, не теряй, – она разворачивается и уходит обратно в гостиную все ещё обиженная на мою подлую выходку. «Ничего, – твержу я себе, – это ей только на пользу».

– Хорошо, тогда до завтра, – кричу я вслед её спине и, не получив ответа, сворачиваю в сторону торгового квартала.

Седьмой поделен на несколько округов. Мы живем в южном, здесь же и работаем, а чтобы добраться до центра или севера придется воспользоваться автобусом. Общественный транспорт ходит редко и стоит недешево, так что ноги остаются единственным доступным большинству жителей вариантом. Хотя мы в Двенадцатом привыкли к долгим прогулкам, поэтому я не жалуюсь.

Я шагаю вдоль главной улицы, разглядывая постройки, перемежаемые то и дело вклинившимися между ними деревьями, будто пытающимися просочиться в город и отвоевать себе дополнительную территорию. Тёплый вечерний воздух приятно щекочет лицо, а солнечный диск размазывает остатки света по раскрашенному яркими красками небу. Ещё пара всполохов, пара мгновений жизни, вырванных у ночи, и огненный шар полностью скроется за кромкой леса, погружая долину во тьму.

Я крепче сжимаю в ладони плотную Капитолийскую бумажку – мой пропуск на улицу после захода солнца. Комендантский час – не шутка, и если попадёшься, то светит десяток ударов плетью, а так как работа в пекарне идёт круглосуточно, мне выписали специальное разрешение.

Я прохожу через самый центр округа, по которому всего пару часов назад туда-сюда сновали люди. Теперь же здесь тихо. Ставни закрыты, занавески задернуты. Город медленно погружается во тьму.

Еще несколько метров, и я на крыльце пекарни. Подхожу ближе и вновь сворачиваю направо. Моя смена лишь через два часа.

Дорога устремляется к самой дальней постройке на улице: ко входу ведет лестница, а над крышей на шпиле развевается небольшой флаг. Панема, разумеется. Я останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам.

Здание из потемневшего серого дерева словно затаилось в конце небольшого проулка. Днем тут торгуют одеждой, в основном рабочей. Швейный цех находится сзади в небольшой пристройке. Сейчас магазин закрыт, стекло завешено длинной материей, чтобы нельзя было заглянуть внутрь. Обычная лавка, коих сотни в этом промышленном городе. Может, я не прав, но мне кажется, что главный оплот Восстания Панема мог бы выбрать себе штаб-квартиру пороскошнее.

Проверив нет ли кого-то рядом, быстро обхожу здание и исчезаю в густых кустах, закрывающих черный вход от случайных глаз. Поблизости хрустит гравий, и я отодвигаюсь в тень.

Черные рабочие штаны, как у каждого второго в этом месте, толстовка, коротко подстриженные темные волосы, парень оглядывается назад, проверяя, нет ли кого поблизости.

Я выхожу из укрытия.

– Обычно мне говорят, что я слишком громко топаю, но ты, Хорст, похоже, меня и в этом обошел.

Он ухмыляется и набирает несколько цифр на небольшом дисплее, установленном на двери. Парень называет пароль, и мы вместе входим внутрь.

Обычно я хорошо разбираюсь в намереньях людей, но Хорста с его темными глазами и суровым выражением лица невозможно прочитать. Всегда приходится гадать, что у него на уме. Он редко рассказывает о себе, как каждый из нас, впрочем, но мы сумели, если не подружиться, то хотя бы стать неплохими напарниками.

Окидываю взглядом помещение, я здесь впервые: повсюду расставлены рабочие столы, стулья, доски с таблицами и картами, списки зданий и объектов военного назначения. В центре комнаты небольшой монитор.

Собрание уже в полном сборе, никто не обращает внимания, когда мы с напарником входим внутрь. Взгляды народа устремлены на голографическую проекцию на свободной бетонной стене. На экране президент Тринадцатого, Альма Коин, дает краткие указания, рассказывая новичкам о принципах борьбы с политическим строем Капитолия.

Хорст и прочие преданы ей всей душой, но я, каждый раз слушая заученные речи, считаю, что слишком рано ей безоговорочно доверять. Наши руками она пытается проложить себе путь наверх, но мне плевать, я здесь не за этим. Мятежники же свято верят, что она сделает все то, о чем так пламенно вещает с экранов.

Прислоняюсь к двери плечом и присоединяюсь к просмотру агитационного материала. Трансляция заканчивается, и все испускают радостный клич. Почему в этот момент я всегда чувствую себя настолько мерзко?

Окидываю взглядом толпу. Многим нет даже семнадцати. Тринадцатый знает не понаслышке, что легче всего завладеть умами людей в те времена, когда сознанием каждого владеет растерянность и тревога. Засеяв эту благодатную молодую почву зёрнами страха и жаждой мести, можно собрать очень токсичный урожай и использовать его как оружие, поражающее любого противника.

– Что-то ты не очень рад, – толкая меня плечом, отмечает напарник. – Все еще не доверяешь нам, Янг, почему?

– Я никому не доверяю, – не лукавя, отвечаю я.

– Это понятно, в наше время сложно научиться верить людям, но ведь ты все еще здесь. Сколько уже месяцев я вынужден тебя терпеть? – несколько своеобразно шутит он, хотя доля правды в его словах имеется. Ведь именно Хорсту пришлось обучать меня владению оружием, стрельбе и прочей военной подготовке.

– Шесть. Уже шесть месяцев, – сухо констатирую я. – Сотни людей в разных дистриктах по всей стране вас поддерживают, поэтому мне остается лишь верить, что дорвавшись до власти, вы не сделаете поворот кругом.

– Поверь Янг, Тринадцатый изо всех сил постарается сдержать свои обещания. У них демократия, народ решает, скоро и у нас в дистриктах будет также.

– Время покажет, – тихо добавляю я. – Почему мы сегодня здесь? Обычно же нас собирали у лесопилки?

– Полковник приказал нам двоим явиться. Видимо, наконец, и для нас с тобой нашлось дело, – «полковником» мятежники называют руководителя сопротивления в Седьмом. На самом деле у него даже воинского звания нет, но имя прижилось, да так и оставили.

Не знаю, что именно понадобилось от меня, но, принимая решение присоединиться к Сопротивлению, я знал, что когда-то его лидеры потребуют отдать себя взамен. Раз за разом, собирая по крупицам до безумия тяжело достающуюся информацию, я хватаюсь за факты. Так уж у меня голова устроена. Что-то не сходится в исчезновении Китнисс и Гейла, и пока я не узнаю, что именно произошло, не смогу успокоиться. Поэтому я здесь.

Правда, моя подпольная деятельность не обходится без жертв, ведь больше всего на свете, я ненавижу лгать Жаклин. Каждый раз, покидая дом, я вынужден сочинять новый повод. Однако встречи проходят не так часто, поэтому девушка не догадывается, а мои гневные речи в адрес мятежников только подкрепляют её веру в мои неуклонные принципы. Ей здесь не место, а узнай она правду, сразу кинулась бы в самое пекло, поэтому изо дня в день я убеждаю себя, что моя ложь ей во благо.

Толпа вновь вскидывается в радостном кличе, и на её шум из-за двери закрытой комнаты выглядывает пожилой усатый командир со строгим лицом. Окидывая взглядом происходящее, он разворачивается к нам.

– Янг, Хорст?

– Так точно, – отвечаем мы хором, словно сговорившись.

– Следуйте за мной, – чеканит он сухо и резкими шагами удаляется вглубь по длинному коридору. – Двенадцать месяцев назад был сформирован этот объединенный штаб сопротивления, – начинает он рассказ, подкуривая сигарету, – который ставил цели перед более мелкими соединениями и по мере сил помогал Восстанию чем мог. Сейчас же основные задачи, которые возложены на нас – это разведка и подрывные работы.

Мы полубежим, полуидем следом за ним, стараясь не отставать.

– Как у вас с физикой и химией дела обстояли в школе? – задаёт он вопрос, выдыхая клубы дыма.

– Да вроде нормально, – переглядываемся мы.

– Отлично, потому что те знания вам понадобятся. Сегодня вам двоим назначат место и время занятий с инструктором. Уж поверьте, он вывернет вас на изнанку и заставит вспомнить даже то, чему вас и не учили. Вопросы есть?

Знал бы он сколько у меня вопросов, и вряд ли этот человек в состоянии на все из них ответить. С руководителями такого уровня я ещё не сталкивался, поэтому решаю попытать удачу, задавая самый главный из них.

– Сэр, мы сейчас смотрели обращение президента Коин, и мне давно не дает покоя одна мысль, – начинаю я, стараясь не слишком показывать свою заинтересованность. – Можно ли как-то попасть в Тринадцатый?

– Никак. Да и зачем тебе это? – сухо отвечает полковник. – Они же живут под землей, будто в погребе. Поверь мне, Янг, там нечего делать.

– Мне нужно найти одного человека, – торопливо добавляю я, будто лимит моего времени сейчас закончится, – узнать, по крайней мере. Только никто из местных не может помочь.

– Единственный человек в Седьмом, имеющий разрешение на пребывание в Тринадцатом – это наш лидер – Джоанна Мейсон. Но она больше не посещает дистрикт, ибо ее портрет на каждом столбе. Слишком большой риск оказаться схваченной.

– А с ней как-то можно связаться?

– Тебя не учили, что есть такое слово, как субординация, Янг? Для начала сделай что-то полезное для общего дела сам, а потом уже поговорим.

– Да, я понял, – тараторю я. – Если от меня будет польза, я могу рассчитывать на Вашу помощь?

– Знаешь, мы тут предпочитаем говорить не «если», а «когда», – отрезает он.

Независимо от того нравится мне это или нет, полковник явно дает понять, что разговор окончен.

Встречаюсь взглядом с Хорстом и пожимаю плечами. Что ж, кажется, моя фронтовая служба в качестве диверсанта началась…

Комментарий к Глава 7. Тодд

Надеюсь, мои читатели не закидают меня тапками за то, что в прошлой главе я открыла не все намеренья Тодда относительно участия в Восстании. Но, как я и говорила, мыслей в его голове много, я просто пишу не все.

Фразу про бутылку я невероятно люблю, поэтому позаимствовала её и про токсичный урожай у Т. Фишер. Надеюсь, что она не будет против, очень уж хорошо они встали в текст.

========== Глава 8. Китнисс ==========

Противный вой будильника разносится по подземным этажам, заставляя даже мёртвых подняться. Открываю глаза и, потягиваясь, просовываю руку в специальный отсек. Расписание появляется на запястье, синими чернилами разлиновывая мой день на уже привычные дела. Сгребаю с полки ставший практически второй кожей комбинезон и медленно иду в уборную, чтобы привести себя в порядок.

В коридоре пока тихо, солдаты медленно подтягиваются в строй, покидая свои стальные берлоги и медленно вливаясь в человеческий поток. Так и я: двигаюсь вместе с просыпающимся дистриктом по узким выходам в сторону столовой.

Каждый день происходит одно и то же. Серые стены, серый пол, серая униформа, серые лица, не видящие белого света годами. Безличие бетона угнетает не хуже запертой клетки, но поездки в дистрикты строго запрещены, даже выход на поверхность нам не полагается. Мой крохотный старый домик в Шлаке теперь кажется роскошным дворцом, ведь стоило вырваться за забор, как преграды переставали существовать. За ограждением начиналась жизнь. И свобода. Здесь же мы с Гейлом словно опутаны той самой колючей проволокой, охранявшей когда-то границу дистрикта, куда не ступи – выхода нет.

Выбираться из Тринадцатого могут только избранные и то по роду своей деятельности. Мы же здесь обычные солдаты – слова не имеем, в решениях не участвуем, поэтому продолжаем просто жить и тренироваться изо дня в день. Привилегий, таких как у настоящих победителей, как Финик Одейр или Джоанна Мейсон, у нас нет. Не заслужили. Бити правда тоже не повезло, но в отличие от нас, его не отпускают по причине его исключительной ценности. Гений старается сильно не афишировать нашу дружбу потому, что именно благодаря его стараниям мы появились здесь. Не все считают честным то, что мы входим в звёздный отряд, даже не сразившись в играх. Да и плевать.