Текст книги "В двух шагах от мечты (СИ)"
Автор книги: Меня зовут Лис
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
– Катастрофы не произошло? – вопросительно поднимает он бровь.
– Нет, жива и вполне здорова, – улыбаюсь я, и Пит притягивает меня, оставляя на губах быстрый поцелуй.
Я смотрю на пару, принимающую поздравления и рассыпающую счастливые улыбки.
– А где они будут жить? – спрашиваю я, указывая на его брата со своей невестой.
– У Мел нет братьев и сестёр, и дом гораздо больше нашего, так что она хотела, чтобы брат переехал к ним. Признаться честно, мы все этого хотели, – посмеиваясь, добавляет парень.
– Но он упёрся как баран: «Мужчина не должен уходить к своей невесте», – низким твердым басом пародирует он брата. – Так что… теперь они будут жить у нас.
– Это также означает, что в доме больше нет гостиной, – добавляет Рай, неожиданно подкравшись к нам со спины.
Он просовывает свою голову между нами и тихо говорит Питу:
– Как думаешь, сколько времени пройдёт, прежде, чем мать окончательно её доконает, и Мел убедит его съехать к её предкам?
– Даю две недели, – отвечает Пит, и братья одновременно заливаются смехом.
Мы стоим на дорожке возле моего дома и обнимаем друг друга. Никто из нас не желает отпускать первым. Я прижимаюсь к Питу, вдыхаю аромат его кожи и целую в шею. Мягкое касание и ничего больше.
– Ты помнишь, какой завтра день? – Пит приподнимает мою голову и, склонившись ближе, скользит взглядом по моему лицу.
– Разве я могу забыть, – завтра будет девять месяцев, как мы начали встречаться.
– Давай проведём этот день вдвоем. Только ты и я, в «нашем» доме.
– Разве мы и так не проводим этот день всегда вместе? – спрашиваю я удивленно.
– Я имел ввиду… останься со мной… ночью… если хочешь… – он заглядывает мне в глаза, и его губы прижимаются к моим в нежном мягком поцелуе. Он как будто говорит поцелуем: “До завтра”. Нежно поглаживает пальцем щеку и отпускает меня.
========== Глава 7. Китнисс ==========
Я медленно поднимаюсь с закрытыми глазами по лестнице “нашего дома”, именно так мы прозвали его между собой. Пит аккуратно ведёт меня за руку.
– Во что я ввязываюсь? – бурчу я, споткнувшись об очередную ступеньку.
– В то, из чего уже не выпутаешься, – отвечает он.
Дверь за нами закрывается, лишая комнату естественного освещения. Было бы неплохо, если бы присутствовал внутренний свет, но его нет. Зажигать лампы мы не рискуем, чтобы миротворцы не заметили, что в доме кто-то есть.
Пит осторожно отпускает руку и шепчет: «Открывай».
Я поняла, что мы в спальне, еще до того, как распахнула глаза. Половицы на входе тут скрипят совсем по-особенному, он, конечно, об этом не догадывается, но я – то все слышу.
Часть мебели так и не вывезли, просто накрыли широкими белыми простынями. Двери закрыты, шторы задернуты, кровать убрана белоснежным бельем, по периметру комната украшена букетами полевых цветов, на столике горит пара свечек, подчеркивая детали и отбрасывая длинные тени на все вокруг.
На этот раз над нами висит какое-то ожидание, которое должно быть исполнено до того, как мы выйдем из спальни утром.
Подхожу к Питу, и он протягивает ко мне руку. Кладёт её мне на затылок и запутывается пальцами в волосах.
– Я хотел сказать, что в такой день как сегодня…
– Давай ты больше не будешь говорить, – шепотом перебиваю я.
Он улыбается, наклоняется ко мне и легко целует в губы, а я поднимаю лицо ему навстречу. Он нежно ласкает меня, прежде чем приоткрыть рот языком. Его рука крепко сжимает мои волосы – коленки подгибаются, в лёгких заканчивается воздух, а глаза накрывает пелена.
Доверяю ли я ему настолько? «Доверяю», – говорит мое сердце.
Я скольжу ладонями по его груди и чувствую биение сердца через футболку. Оно стучит так же быстро, как и моё.
Наши взгляды пересекаются.
– Разрешаешь? – шепотом спрашивает он.
Я молча киваю, а потом его губы вновь захватывают мои. У меня кружится голова, чувствую, что тело больше мне не принадлежит. Пит опускает меня на кровать, осторожно берет мои руки в свои широкие ладони, переплетает наши пальцы и подняв их к голове, прижимает к матрасу. Его язык с таким чувством скользит по моему, с каким, Пит обычно смотрит мне в глаза. Прожигая насквозь.
Давление в ладони исчезает, потому что парень проводит пальцами по всей длине руки до самой талии. Его губы перемещаются на шею и вновь возвращаются назад. Он целует меня и одновременно медленно скользит рукой под кофту. Я резко выдыхаю.
– Если ты захочешь, я остановлюсь в любой момент, – предупреждает он.
Я ничего не отвечаю, а просто притягиваю его, вновь плавясь под напором ласковых рук.
Пит снимает через голову сначала свою, потом мою кофту и откидывает их за спину. Его затуманенный взгляд падает мне на грудь, скрытую за черным гладким бельем. Он улыбается, обводя пальцами его ровные контуры. Накрывает ладонью и большим пальцем поглаживает ткань. Но проходит всего секунда, и я вздрагиваю, потому что следующее его прикосновение чувствую уже кожей. Все тело тут же напрягается: я не хочу, чтобы он все увидел. Никто еще не видел все.
– Любимая, – говорит он, скользя губами по моему телу. – Не бойся, хорошо?
Меня всегда раздражали ласковые обращения, но, из уст Пита они воспринимаются иначе.
Запустив пальцы в волосы, я изгибаюсь в его руках, провожу ладонями по шее и дальше по спине. С громким стоном выдыхаю, когда он тянет вниз лямки моего бюстгальтера. Его губы прямо там, двигаются по моим изгибам и пальцы оттягивают белье ниже… ниже… ниже…
Кожей чувствую прохладный воздух, но мои глаза плотно закрыты, поэтому я не вижу выражение его лица. Я чувствую, как он без остановки целует мою грудь, скользя по ней языком, посасывая, покусывая и наслаждаясь этим.
Его рука движется вниз, поглаживая мои бедра, стягивая брюки, останавливается на самом краю трусиков… и я перестаю дышать.
Его руки, его пальцы… они медленно проскальзывают под тонкую ткань, и я слышу свой стон. Пит притягивает меня ближе, едва прикасаясь к моим губам, чтобы ловить мои вздохи, и вновь скользит рукой под белье. Его рука двигается плавно и медленно, находя заветные точки и зажигая внутри меня сотни маленьких костров. Я полностью теряю счет времени, извиваясь на белых простынях. Через мое тело проходит дрожь, и я рассыпаюсь на миллион мелких кусочков.
Мои глаза по-прежнему закрыты, но я слышу, как его брюки падают вниз, когда пряжка ремня звонко ударяется о деревянный пол. Чувствую его руки на своих бедрах, как он цепляет пальцами трусики и тянет их вниз.
– Китнисс, пожалуйста, открой глаза.
Я медленно опускаю взгляд и смотрю на него.
– Я люблю тебя, – шепчет Пит, и как только эти слова достигают моего сердца, накрывает меня в глубоком поцелуе.
В следующий миг все тело напрягается от резкой боли, которая рвет на части, когда Пит входит в меня, но спустя несколько мгновений боль превращается всего лишь в неудобство. А еще через минуту – в наслаждение.
Вздохи превращаются в стоны, разбивающиеся о стены темной спальни, плавные движения – в резкие столкновения, заставляющие старую кровать недовольно скрипеть. Как будто наши души переплелись, и часть его оказалась во мне, а моя – в нем. Понимаю, что это единственное и самое глубокое чувство, которым я когда-либо делилась с другим человеком.
Мы лежим рядом, руки Пита нежно обнимают меня, прижимая мою спину к его груди.
– О чем ты думаешь? – спрашиваю я, разворачиваясь и заглядывая в любимые небесные глаза.
– Наверно, жду пока проснусь. – Он улыбается и притягивает меня крепче. – Я ведь сплю, да?
Его губы прикасаются к моему виску. Он оставляет нежный поцелуй на моей коже. Настолько мягкий, что кажется – это гораздо больше, чем просто поцелуй. Это словно обещание, и я бы все отдала, чтобы продлить этот момент навечно.
========== Глава 8. Пит ==========
Мы вместе идем к центральной площади перед домом Правосудия. Крепко обнимаю любимую, обещая найти ее сразу после того, как всё это закончится. Она отпускает мою руку, и мы расходимся в разные стороны, каждый к той группе, в которой он должен сегодня стоять.
Я подхожу к месту сбора самых старших. Сегодня моя последняя Жатва. Толпа на площади все прибывает. Становится жарко, и уже к полудню нечем дышать. Все напряжены, как и обычно. Большинство из собравшихся здесь сегодня вздохнет спокойно на год вперёд, и только две семьи не смогут уснуть, пытаясь пережить несколько следующих недель.
Оглядываюсь по сторонам. Вижу Гейла, стоящего на пару рядов позади меня. Китнисс – в центре старшей группы девушек, Прим – впереди с ребятами её возраста.
Некоторые люди говорят, что глубоко внутри у них появляется предчувствие, когда должно произойти что-то плохое. Видимо, не в случае с Жатвой. Любой, стоящий здесь, наверняка ощущает это всепоглощающее чувство безысходности. Я чувствую его всем телом. От волосков на руках через кожу оно проникает прямо в кости. И с каждой секундой, приближающей стрелку к отметке в два часа, становится тяжелее.
Как только пробивают часы, мэр начинает свою обычную речь. За шесть лет, что участвую в Жатве, я выучил её наизусть. Мысли крутятся в голове, так что я не слышу ни фильм, ни гимн, ни ежегодный бесполезный трёп сопровождающей нашего дистрикта Эффи Тринкет. Замираю, задерживая дыхание, только когда она выходит к микрофону с бумажкой в руках.
«Пожалуйста…
Только не она…», – шепчу я про себя.
Но в следующий миг все внутри сжимается. Ведь это действительно не она. Это Прим.
Сердце больно бьётся, пытаясь вырваться из запершего его внутрь тела, ведь я знаю, что будет дальше. Она не позволит! Не отпустит её!
– Я доброволец, я хочу участвовать в играх! – кричит Китнисс, как будто боясь, что её могут не услышать.
Ее голос разрывает тишину, густой пеленой висящую над площадью. Слышно лишь тихий плач Прим и легкий шепот в толпе. Китнисс не показывает ни грамма эмоций, шагая по дорожке, ведущей на сцену. Высоко держа голову, она поднимается, чтобы занять свое место.
Эффи Тринкет начинает что-то очень восторженно тараторить о том, столько лет в нашем дистрикте не было ни одного добровольца, но дальше я не могу разобрать ни одного слова. Я смотрю на неё, она смотрит на меня, и весь мир вокруг не двигается.
– А теперь мальчики, – щебечет Эффи и ныряет рукой в шар с листками.
Стоило мне подумать, что хуже уже ничего быть не может, как толпа вокруг расступается, и сотни глаз смотрят прямо на меня, потому что имя, которое она назвала, принадлежит мне.
Я даже не удивлён. «Какая ирония», – думаю я. Всегда боялся быть выбранным, но именно в этот миг я готов, действительно, готов встать рядом с ней.
Не успеваю сделать и двух шагов к сцене, как позади раздаётся уверенное: “Есть доброволец!”
Останавливаюсь, озираясь в поисках того, кто решил занять моё место. Сквозь толпу стоящих парней уверенным шагом к выходу пробирается Гейл.
«Какого чёрта, Хоторн! Что ты творишь?» – проносится в моей голове.
– Я возражаю! – выкрикиваю я как можно громче, и выхожу на дорожку, ведущую к сцене. – Жребий пал на меня, и я хочу сам участвовать в играх!
На сцене заметно замешательство. Никогда прежде стены дворца Правосудия не видели трех добровольцев одновременно. Гейл тоже застыл на месте, не понимая, подниматься ему или нет.
– Молодой человек, ваше желание участвовать в играх очень похвально, – мелодичным голосом тянет Тринкет, – но по правилам, если вызывается доброволец, то Ваша кандидатура автоматически снимается.
– Но я против! – резко выкрикиваю я.
– А Вы знаете, сколько желающих защищать честь родного дома, например, во Втором? Там ребята заранее в мэрии записываются в списки добровольцев, ведь это огромный почет представлять свой дистрикт! Но… – добавляет она, делая паузу и улыбаясь так, как будто хочет сообщить мне самую прекрасную новость в моей жизни, – Вы можете попытать удачу в следующем году!
– Да плевать мне на это дурацкое правило! – раздражаюсь я еще больше.
Боковым зрением замечаю, как два миротворца выдвинулись в мою сторону. Вскидываю руки вверх, показывая, что сдаюсь и отступаю.
– Все, я успокоился! – резко бросаю я: не хватало еще и за решетку попасть.
Внутри все бушует, разрывается и в тот же миг сгорает. Я не могу отпустить ее!
– Поднимайтесь, поднимайтесь, юноша, – машет Эффи рукой Гейлу и рассыпается в овациях.
Гейл взбирается на сцену, уверенно глядя перед собой. Я слышу, как мэр просит поприветствовать двух смелых добровольцев из Дистрикта-12! Эффи пищит от восторга, всё время повторяя что по уровню накала страстей мы, наконец, не уступаем лучшим дистриктам Панема.
Мэр зачитывает процедуры, касающиеся Жатвы, а я неотрывно смотрю на мою девочку. В её глазах плещется страх, она пытается скрыть его за маской уверенности, но я вижу, что на самом деле творится в её душе.
Как только формальности соблюдены, на сцену поднимается сразу несколько миротворцев и уводят под руки новоизбранных трибутов. Китнисс отбивается, крича, что не попрощалась, и я слышу, как один из миротворцев выкрикивает, что по новому приказу не положено!
Ловлю на себе взгляд Гейла: он указывает в сторону их матерей, которые стоят сбоку от толпы и, обнявшись, тихо плачут. Киваю ему, обещая, что позабочусь о них. Это меньшее, что я могу теперь сделать.
Домой мы идём в полном молчании. Даже мать, которая обычно не может удержаться от комментариев о выбранных трибутах, сегодня не произносит ни слова.
Захожу в пекарню, беру две булки хлеба и быстрым шагом иду в сторону Шлака.
«Не думать. Не думать. Не думать», – без умолку стучит в голове.
*
С тех пор, как начались эти чертовы игры, я практически не сплю. Не ем, не могу спокойно работать: моя жизнь превратилась в кошмар. Хотя нам не показывают всего, но, даже мельком увидев ее на экране, я спокойно выдыхаю: она жива. Телевизор в нашей гостиной работает, не выключаясь ни на минуту.
Впервые за много лет в дистрикте заговорили о том, что в этом году мы можем победить, даже моя мать пару дней назад сказала: “Твоя девчонка – прирожденная убийца и, возможно, вернется домой, окруженная славой и деньгами”. Не знаю, радоваться ее словам или огорчаться.
Со всех ног я бегу домой, подгоняемый утренней прохладой, чтобы увидеть, что с ней все в порядке. Я только от Хейзел Хоторн. Гейл был единственным добытчиком в этой семье, поэтому, когда он уехал, эту задачу пришлось взять на себя мне. По крайней мере, Хейзел – не гордая, она не отвергает никакую помощь, принимая все с благодарностью, что признаться, значительно облегчает мою задачу.
“О чем ты думал, Гейл, – так и хочется мне спросить у охотника, – оставляя мать одну справляться с тремя детьми, практически без средств к существованию.”
Резким движением руки распахиваю двери и влетаю внутрь. Скидываю ботинки и забегаю в комнату, по пути чуть не сбивая напольный горшок с цветами. Братья, увидев меня, соскакивают со своих мест, и нервно переглядываются.
По их взгляду я сразу замечаю, что-то не так. Внутри моментально поднимается паника.
– Пит, послушай, – начинает Уилл.
– Что случилось? С ней что-то произошло? – выкрикиваю я, цепляясь за последние остатки самообладания.
Он опускает глаза и мешкает с ответом.
– Да что, вашу мать, случилось!– ору я.
– Она исчезла, Пит…
========== Глава 9. Китнисс ==========
Я медленно иду за Эффи Тринкет, которая явилась, чтобы сопроводить меня на ужин. Мы шагаем по узкому качающемуся коридору в шикарный вагон-ресторан, отделанный деревянными полированными панелями.
Гейл уже ждет нас за столом. Он сидит, облокотившись о спинку мягкого кресла, разглядывая проносящиеся мимо окон поезда размытые образы.
– Хеймитч, наверное, уже в баре, – бормочет Эффи, – я приведу его. А вы пока располагайтесь.
Она семенит в своих туфлях на тонком высоком каблуке обратно, так что её платье подскакивает от каждого шага. Дверь отъезжает в сторону и вслед за ней закрывается.
– Должно быть, ты доволен собой? – плюхаюсь в кресло напротив напарника и беру в руки стоящий на столе стакан с соком.
– Более чем, – отвечает он безразлично и складывает руки на груди. Хоторн всегда так делает, когда не хочет ни с кем разговаривать.
– Зачем Гейл? А как же твоя семья? Кто о них позаботится? – начинаю повышать голос, потому что злюсь. На него, на игры, на случай, на эту жизнь за то, что так несправедливо поступает со всеми нами.
– Будем надеяться, что слово твоего парня чего-то стоит: он пообещал мне помогать им. К тому же с Мелларком у тебя не было бы шансов.
– Ты не можешь знать наверняка, – резко одергиваю его я.
– Ты бы смогла пережить его смерть? – Гейл вопросительно заглядывает мне прямо в глаза. – Да и боец из него никудышный, если начистоту. А мы с тобой сильнее всех этих выскочек из богатых дистриктов, ты же знаешь это. Вместе мы сможем победить.
– Не мы, Гейл, а только один из нас, забыл? – перебиваю я его.
– И это будешь ты, – говорит он спокойно. – Вернёшься к нему и будешь жить, за нас двоих. Главное, не забудь про уговор – мою семью не оставляйте.
В купе, пошатываясь, вваливается поддатый Хеймитч.
– Я не пропустил ужин? – интересуется он заплетающимся языком.
Ментор щёлкает пальцами и вокруг нас начинают сновать туда-сюда слуги-капитолийцы, накрывающие на стол. Передо мной возникает большой поднос с едой. Я никогда не видела столько вкусных блюд одновременно в одном месте.
– Первостатейное было шоу, кстати, – делая глоток из серебряной фляжки, бормочет ментор, заваливаясь в мягкое кресло. – Кто-нибудь объяснит мне: с чего бы это младший пекарь так в добровольцы рвался?
– Он её парень, – сквозь зубы цедит Гейл.
– А ты тогда кто? – удивлённо спрашивает Эбернети, тыкая вилкой в его сторону.
– Друг… – кручу в руках стакан с апельсиновым соком. Думаю, что он апельсиновый.
– Обалдеть можно, как сложно все у вас закручено, – Хеймитч давится от смеха, – впервые вижу сразу троих, так отчаянно стремящихся умереть. Должно быть, в вашем треугольнике все совсем захирело!
Меня переполняет жуткая ненависть к этому человеку. Неудивительно, что ребята из нашего дистрикта никогда не побеждают. Интересно, с каким звуком этот стакан разобьется об его голову?
– А вы, значит, будете советы нам давать? – бросаю я ему презрительно.
– Какая ты догадливая, солнышко, – он запихивает в рот большой кусок и, пережевывая, осматривает нас с напарником. – Парень-то у нас красавчик, высокий, суровый – спрос на него хороший будет. А вот ты, детка… стилисты, конечно, над тобой поработают, но ты уж смени это выражение на лице, а то оно у тебя все время такое, будто ты тухлую белку съела.
Мне так и хочется проткнуть чем-нибудь этого старого пьяницу, чтоб он, наконец, закрыл рот, но я молчу и злобно тыкаю вилкой в лосося на моей тарелке, представляя вместо него ментора.
– Не списывайте нас слишком рано со счетов, мистер Эбернети, – твердо заявляет Гейл, – мы вдвоём, наверное, самые лучшие охотники во всем дистрикте.
– Единственные, – бурчу я вдогонку, ковыряясь в своей тарелке.
Кажется, что его взгляд на мгновение проясняется и трезвеет.
– Вы серьёзно? Не могу поверить, неужто мне, наконец, попалась пара бойцов? – он радостно вскидывает руки, задевая стакан с соком и разливая его на стол и свои брюки. – Твою ж мать, – ругается Хеймитч, оглядываясь по сторонам, – куда все безгласые подевались, когда они нужны? Мне необходимо переодеться.
Ментор поднимается и, шатаясь, выходит из купе, при этом умудрившись едва не растянуться, зацепившись ногой за ковер.
Я тяжело вздыхаю. Слишком много событий для одного дня.
– Как же все сложно… – я откидываюсь на спинку кресла и, запрокинув голову, закрываю глаза.
– А по-моему все просто, Кискисс, поэтому я сейчас здесь с тобой, – Хоторн делает паузу. – Надеялся, что ты, в конце концов, поймёшь…
– Пойму что, Гейл? – но напарник уже ничего не отвечает, а просто встаёт и покидает вагон.
*
Нетвердо стою, держась за борта шикарно украшенной колесницы, запряженной статными чёрными лошадьми. Я облачена в самый поразительный, а может статься, самый убийственный наряд за всю историю Игр.
Из дверей лифта, выходит напарник, одетый в точно такой же костюм. Заметно, что стилисты поработали над ним. Его прежде неровно торчащие волосы идеально подстрижены и приведены в дерзкий беспорядок, широкие черные брови уложены, а его костюм, похожий на мерцающий уголь сияет и переливается в вечернем свете. Гейл уже выглядит как победитель, он своим взглядом как будто говорит, что превыше всех присутствующих здесь. До самого Капитолия мы с ним толком не разговаривали. После нашей беседы в поезде, он закрылся в своем купе и почти не выходил до прибытия.
– Значит, горим? – спрашивает напарник.
– По всей видимости, да, ну, хоть голыми не выпустили, – отвечаю я.
Гейл взбирается на колесницу и становится рядом со мной, он берет мою руку в свою большую ладонь, и это ощущается так естественно. Словно нет этой многотысячной вопящей толпы, будто мы снова в лесу, плечом к плечу, друг для друга.
При нашем появлении зрительный зал ахает, потом восхищенно ревет и скандирует: «Двенадцатый, двенадцатый!» Все взгляды обращены в нашу сторону, остальные колесницы забыты. Я вижу нас на огромном экране. Мы выглядим потрясающе: в вечерних сумерках лица сияют отблесками огня, а горящие накидки оставляют за собой шлейф искр. Единственная пара которая выглядит настолько сильно, гармонично, и угрожающе одновременно, что ни у кого больше не останется сомнений, что самый слабый дистрикт наконец составит достойную конкуренцию прославленным лидерам.
На тренировки мы ходим вместе, хотя и там практически не разговариваем. Обстоятельства, в которые мы сами себя заключили, как будто воздвигли между нами невидимую стену, которую не желаем пробить ни я, ни он. Неизбежность, нависшая тяжелым бременем над нашими головами, отдаляет нас дальше и дальше друг от друга.
Я стараюсь не думать об играх. Не могу представить, как я посмотрю Хейзел в глаза, если вернусь одна, я просто не смогу смириться с потерей своего напарника, не выдержу. После смерти отца только он всегда был рядом, стал той опорой, которая помогала мне не упасть в самые темные времена нашей жизни. Теперь все это отобрали.
Я смотрю как он, быстро перебирая пальцами, плетет сеть в секции вязания узлов и мое сердце ноет. Я так хорошо знаю эти руки, так ловко устанавливающие силки и так крепко держащие рукоять лука… Но через секунду я вспоминаю Пита и Прим и понимаю, что не могу позволить себе умереть. Чем дольше я об этом думаю, тем в большую ловушку загоняю собственный разум.
Профи из первого и второго посматривают на нас с опасением, другие же стараются и вовсе держаться подальше. Мы оба не из тех, кто легко заводит друзей, тем более в таком месте, как это.
Когда приходит время индивидуальных показов перед распорядителями игр, мы вдвоем зарабатываем по одиннадцать баллов, заполучив при этом врагов в лице всех остальных трибутов. Но мне плевать. В любом случае они собирались нас убить, так пусть хоть расклад будет в нашу сторону.
Я иду по коридору последнего этажа в тренировочном центре. Скоро должен начаться ужин, но гостиная ещё пуста, лишь Хеймитч дремлет в кресле, уже успев где-то надраться. В последнее время он чрезвычайно счастлив: впервые за двадцать четыре года его работы в качестве ментора, Дистрикт-12 возглавляет первые строчки всех турнирных таблиц.
Навстречу ко мне выходит Гейл. Он неожиданно резко хватает меня за руку и тянет в сторону своей комнаты. Напарник заталкивает меня внутрь и захлопывает дверь.
– Надо поговорить, – начинают он.
– Неужели, ты наконец снизошел до разговора со мной, – язвлю я, пытаюсь задеть его посильнее. Не знаю, почему злюсь на него, ведь он загнан в тот же угол, что и я сама.
В ответ он лишь сгребает меня в охапку, как маленького ребёнка, и тащит в ванную.
– Отпусти, – пытаюсь оттолкнуться от парня, но тщетно. Он слишком тяжёлый и сильный.
Гейл заталкивает меня в узкую душевую, заходит сам и включает воду. Нас окатывает мощным потоком – вся моя одежда и волосы тут же намокают.
– Ты совсем спятил, Гейл? – я начинаю отбиваться от него и кричать. Пытаюсь ударить в живот, но он грубо хватает мои руки и припечатывает к стене, чтобы я не могла достать его.
– Успокойся уже: не собираюсь я с тобой ничего делать, – шепчет он прямо мне на ухо. – Только здесь можно поговорить. Это единственное место в комнате, где нет прослушивающих устройств.
– О чем ты?
– Выслушай меня, хорошо, – он наконец отпускает меня. – Я разговаривал сегодня с ментором из третьего дистрикта, его зовут Бити Литье, он вчера вечером приходил к Хеймитчу. Он видел наше выступление и хочет нам помочь. Это началось, Китнисс, наконец-то началось, – его глаза загораются каким-то отчаянно диким огнем.
– Что началось? – не понимаю я.
– Люди поднимаются, Кискисс. Им нужны такие, как мы. У них нет никого из Двенадцатого, кроме Эбернети, но от него толку мало. Шансы небольшие, но всё же есть: мы сможем сбежать с игр.
========== Глава 10. Пит ==========
После того, что произошло, я весь день не нахожу себе места. Китнисс и Гейл, как будто растворились в воздухе: они пропали с арены, со всех сводок информации по трибутам, с рейтингов. Словно Дистрикт–12 никогда и не участвовал в играх.
Я продумываю сотни вариантов развития событий. “Они не могли умереть, – убеждаю я себя раз за разом, – Капитолий бы обязательно сделал из этого шоу”. В душе надеюсь, что им удалось сбежать, но каким образом я даже не могу предположить. Как далеко смогут они уйти в случае побега?
Внутри борются два противоположных чувства, раздирая когтями и без того ноющую душу. Я рад, что она не одна, что рядом с ней есть кто-то. Ладно, не кто-то, глупо не признавать, что Гейл действительно лучший из возможных вариантов для выживания на смертельной Арене. Но в мою голову постоянно лезут мысли о том, что они пропали вдвоем. Хоторн всегда был заметным парнем – многие девчонки по нему тайно вздыхали в школьных коридорах.
Я мечусь по комнате, как зверь, запертый в клетке. Родители перестали трогать меня, братья сохраняют нейтралитет, лишь изредка проверяя, что со мной все в порядке. Впрочем, я давно уже не в порядке.
Я наматываю сотый круг перед экраном, ожидая услышать хоть что-то, когда в комнату быстрым шагом входит брат. Он бросает ключи на стол и смотрит прямо на меня.
– Кажется, ты был прав, Пит, – торопливо говорит Рай, закрывая за собой плотно дверь, – я не знаю, что натворила твоя девчонка с тем парнем, но, судя по всему, их дела плохи.
Я смотрю на него, взглядом умоляя продолжать.
– Помнишь Грега? Новенький из миротворцев, который гуляет со старшей сестрой Марго, – брат размахивает передо мной руками, видимо думая, что это как-то поможет мне понять, о ком он говорит, но я не знаю этого парня. – Маргарет слышала, как тот рассказывал ей, что миссис Эвердин была вчера в Управлении Миротворцев, пыталась выяснить, что произошло с ее дочерью, и почему о ней нет никакой информации. Я сначала не придал ее словам особого значения, но сегодня утром в пекарне торговцы обсуждали, что она внезапно скончалась. Сердечный приступ, кажется. Говорят, ей резко стало плохо в доме мэра – ее тело отвезли в госпиталь.
Он замолкает и от возникшего в комнате напряжения внезапно становится тошно. Я медленно оседаю на стоящий позади меня диван, закрывая руками лицо.
– И ты в это веришь? В сердечный приступ? – уточняю я, поднимая уставшие глаза на брата.
– Конечно нет, и дураку понятно, что это полный бред, – Рай начинает расхаживать по комнате, разбивая тишину своими громкими шагами.
– А Прим знает? – сначала погиб отец, потом пропала сестра, теперь и мать внезапно скончалась, разве все это возможно вынести?
– Вряд ли. Насколько я правильно понял: все случилось утром, а сейчас она должна быть в школе, но это еще не самые плохие новости, – он берет стул и, перевернув его спинкой вперед, садится напротив.
– Боже, что еще? – в тайне надеюсь, что хуже уже вряд ли что-то может случиться.
– Мне кажется, они захотят убрать всю ее семью, – как будто боясь собственных слов, произносит брат.
– С чего ты это взял, Рай? – практически выкрикиваю я. Не знаю, почему я начинаю злиться, будто отчаянно хочу убедить его в обратном. Или себя… – Какая им угроза от маленькой девочки?
– Пораскинь мозгами, Пит. Вспомни, как отец рассказывал про Эбернати? Он уехал на игры, не представляю, что он там натворил, но его дом сожгли вместе со всей семьей еще до его возвращения. Даже девушка его погибла там же.
– Это еще ни о чем не говорит: все произошло больше двадцати лет назад? – ощетиниваюсь я.
– Возможно… но я обычно задницей неприятности чувствую, – он снова наклоняется ближе ко мне и добавляет, – совпадение ли, но Грег вчера жаловался, что двоих из его отряда сегодня вызвали в ночной внеплановый рейд в Шлак, болтал, что теперь ночные смены никто им не оплатит, так как они не установлены в графике… Пит, это не может не навести на плохие мысли, ну, пораскинь же мозгами!
– Черт, черт, черт! – ругаюсь я, подскакивая с места. – И что ты предлагаешь? Я не смогу ее здесь спрятать, Двенадцатый небольшой – нас тут каждая собака знает.
– Я не знаю, Пит, правда… не знаю… – он пожимает плечами, с сожалением глядя мне в глаза.
– Рай, я не могу не помочь ей. Я должен что–то сделать, – неуверенная мысль крутится у меня в голове, словно проверяя свою жизнеспособность. – А если ее увезти? Сбежать из дистрикта?
– Куда, в лес? Да ты там и сутки не выдержишь? – отмахивается он от меня.
– А какие есть варианты?
– Другой дистрикт? – его тихий голос становится похож на шепот.
– Разве это возможно? – тайно надеюсь, что он согласно кивнет.
– Всё возможно при наличии денег, – еще тише проговаривает он, как будто нас могут услышать. – Всегда были люди, которым нужно скрыться, и те, кто попал в немилость властей. Мне рассказывали парни, что в конце торгового квартала есть один человек, он торгует поддельными и ворованными документами, может подшаманить некоторые бумаги, видимо, он делится частью заработка с Тредом, раз тот его прикрывает.
Решение приходит моментально. Я поднимаюсь, бегу в спальню, открываю шкаф и, выкидывая ненужный хлам, достаю небольшую картонную коробку. Рай заходит следом и закрывает дверь.
– Здесь все, что я успел накопить, – высыпаю я содержимое на пол. – Знаю, что не так уж и много, думал сделать ей предложение после Жатвы.
– Этого не хватит, Пит – перебирая банкноты и прикидывая в уме сумму, отвечает брат. Видно, как внутри он будто борется сам с собой, потом лезет рукой под кровать и достаёт тетрадь со сложенными внутри купюрами. Заметив моё замешательство довольно внушительной суммой денег, он добавляет, – не ты один копил на свадьбу.
С минуту мы просто молчим, сидя на полу нашей общей потрепанной спальни. Сколько всего повидали ее стены: первые разбитые носы и кулаки, взбучки от матери по поводу и без, наши бесконечные перебранки и драки, разговоры о девушках шепотом по ночам. Теперь, когда Уилл переехал, остались только мы с братом.
