Текст книги "В двух шагах от мечты (СИ)"

Автор книги: Меня зовут Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Я тоже в душ, – сообщает он, выходя из комнаты.

– Не строй насчёт него больших надежд, – кричу я ему вдогонку и улыбаюсь, представляя, как такая махина будет размещаться в крохотном тазу.

– Главное, что там есть вода, – отвечает напарник, возвращаясь. – Мы многие годы так жили, и ничего, – Гейл берет чистую одежду и, стараясь не смотреть на мои голые ноги, направляется прямиком в ванную.

Когда парень проходит мимо, я хватаю его за руку. Он останавливается и поворачивается, внимательно глядя в мои глаза.

– Можешь сделать мне одолжение?

– Конечно, – с готовностью отвечает он.

– Знаю, ты беспокоишься за меня из-за того, что мы здесь, в Двенадцатом. Но если из-за моих переживаний ты даже не можешь смотреть на меня полуодетую, то мне вообще крышка. Пожалуйста, не нужно жалости, не изменяй своего отношения.

Он понимающе смотрит сверху вниз и легко касается моей щеки ладонью. Потом опускает взгляд на губы, и в уголках его рта появляется еле заметная усмешка.

– То есть ты даешь мне «добро» и разрешаешь желать тебя?

Он с улыбкой притягивает меня за талию и, придерживая мою голову, прижимается губами. Его поцелуй – именно то, что мне так необходимо в эту минуту.

– Мне всё ещё нужно в душ, – напоминает Хоторн, отрываясь от меня. – Но теперь, когда я получил «добро»… – он хватает меня за ягодицы и притягивает ближе. – Смотри не засни, пока я привожу себя в порядок, а потом я постараюсь показать, как сильно люблю тебя.

– Хорошо, – шепчу я, смущаясь.

Отпустив меня, парень уходит, а я ложусь на кровать. Перевожу взгляд на полки с книгами, подвешенные на стене, и гадаю, успели ли прежние хозяева прочитать хоть одну из них. Встаю и вытягиваю наугад сборник сказок в темной обложке, открываю первую страницу, но так и не могу сосредоточиться.

С последней ночёвки в лесу прошло уже восемнадцать часов, над Луговиной ярко светит солнце, а мы еще не ложились. Отложив книгу, я задергиваю плотные тёмные шторы, лишая комнату света, и, нырнув в постель, зарываюсь лицом в мягкую подушку. Кажется, что прошло всего несколько минут, когда я просыпаюсь, почувствовав, как прогибается матрас под крепким мужским телом. Гейл притягивает меня к себе и целует в шею.

– Все-таки ты заснула, – шепчет он, проводя губами вниз по моему плечу, – Спи. Мы сегодня не должны…

– Мы должны, – тихо отвечаю я сквозь сонную дрему. Мне так надоело убегать, и я решаю: пусть сегодня начнётся новая жизнь.

Я поворачиваюсь и выгибаю свое тело в его объятиях. Приглашение, которое ни с чем другим не спутает ни один мужчина. Наши губы раскрываются и притягивают нас еще ближе друг к другу.

Гейл зарывается лицом в изгиб моей шеи. Мои пальцы впиваются в его плечи, и я прикусываю нижнюю губу. Мои руки скользят по его спине, изгибу бедер, изучая твердость мышц. Он выдыхает:

– Кискисс, я не смогу остановиться.

И не нужно. Вместо того, чтобы ответить словами, я двигаюсь к нему навстречу. Он стонет, проводит зубами по моему горлу, а его руки забираются под футболку, кончиками пальцев касаясь обнаженной поясницы.

Между нами в этот миг рождается что-то новое, не существовавшее ранее, будто огонь, так долго сдерживаемый внутри, вырвался на свободу, сжигая всё на своём пути. Мне жарко, моё тело горит, плавясь под крепкими мужскими руками. Руками, которым можно довериться.

Гейл нависает надо мной, жадно проникая в мой рот языком, кусает мочку уха, отчего я выгибаюсь под ним и хватаю воздух. Он гладит меня по спине, касается кромки белья, а я понимаю, что прежний страх и отчаяние отступили.

Его рука движется от бедра и скользит вниз по ноге. Мне так хорошо, что я зарываюсь пальцами в его волосы и тяну к себе, требуя новых поцелуев.

Огонь везде. Он внутри меня, подчиняет тело все больше и больше, требуя приношения новых жертв.

Гейл поднимает мою ногу, и я обхватываю его за талию. Он прижимает меня к своему телу, и стон срывается с моих губ прямо в его рот.

Внезапно поцелуй прерывается.

Меня захлестывает стыд.

Потому что стон, сорвавшийся с губ, был именем.

Пит.

Гейл роняет мою ногу, и его ладонь ударяет стену рядом с моей головой.

Я пытаюсь заглянуть в его глаза, но они закрыты. Он замирает, словно получил пощёчину, и резко встаёт.

Парень садится на самый край постели, избегая моего взгляда, поворачиваясь спиной, и молча смотрит в стену.

– Прости… – шепчу я хрипло. Я обидела его снова. Запоздалый стыд накатывает горячими волнами, и я хочу провалиться сквозь землю.

Хоторн не отвечает и не оборачивается, кажется, даже не дышит. Я встаю на колени и касаюсь ладонью его широкой спины. Он натянут как струна.

– Гейл, пожалуйста… – прошу я его обернуться, проводя пальцами по твёрдым мускулам, но он, стиснув зубы, продолжает молчать. – Прости меня, – ещё раз прошу я и тихонько сползаю с кровати.

Мне лучше уйти. И я сбегаю. Как обычно. Ну и пусть. Я встаю, надеваю брюки и подхожу к двери.

– Куда ты собралась? – наконец прерывает он молчание.

Парень наблюдает, как я завязываю шнурки на ботинках, и ждёт объяснений. А их у меня нет. Мне просто хочется бежать.

– Хочу прогуляться… – вижу, как Гейл недовольно хмурится, хотя сам тянется к брюкам, но я останавливаю его, – одна. Мне нужно побыть одной.

Он не спорит. И я ему благодарна.

Я накидываю широкий чёрный капюшон и быстрым шагом бегу вдоль окраин Шлака. Ветер подталкивает меня своей рукой, как бы уговаривая двигаться быстрее. Он срывает сухие пожелтевшие листья с костлявых веток и, закрутив их, швыряет мне в спину, будто говоря: «Вот что ты заслужила».

Я сворачиваю на знакомую тропу, подхожу ближе и, застыв, смотрю на дом, в котором жила столько лет. Вернее на то, что от него осталось.

Я пытаюсь представить себе, как вхожу в дверь и попадаю в гостиную, вижу, как Прим несётся ко мне, раскрывая объятья. Мама выглядывает из кухни, натирая полотенцем тарелку…

Желая прогнать воспоминания, судорожно вдыхаю несколько раз и зажмуриваю глаза. Каким-то образом мне удалось запереть эти картины в тайнике души, но, когда я оказалась здесь, они вышли наружу. Эти образы опутывают меня, словно паутиной – из них никак не вырваться. По щеке скатывается теплая слеза.

Я смотрю на старое дерево, которое совсем не пострадало от пожара и вспоминаю, как Пит стоял, прислонившись к нему плечом, засунув руки в карманы. На сознание потоком ледяной воды обрушивается его голос, его улыбка, его теплый взгляд, то, как он нервничал рядом со мной, то, как он слушал и как много говорил, то, как он любил меня…

Все моё существо хочет бежать, бежать без остановки к его дому, чтобы среди множества окон найти то единственное, то родное его окно, залитое тусклым светом ночника. Где-то там, возможно, сидит он, с усталым взглядом и красными глазами, опять рисует, рисует меня. Но некуда бежать, потому что его там больше нет. И я иду искать любимого совсем по другому адресу.

Слезы рвутся на свободу, наступая с каждой секундой всё сильнее. Я стараюсь не впасть в истерику, ведь единственное, о чем я могу сейчас думать – это он.

Поднимается неуемный ветер, подгоняя меня, пока я иду по чёрной пыльной тропинке, а под ногами хрустят холмики опавших листьев.

Городское кладбище совсем небольшое. Я петляю вдоль неровных рядов с деревянными табличками, мимо покосившихся крестов и безымянных могил, забытых и рассохшихся от времени.

Кладбищам идет осень. Не весеннее молодое разнотравье или летнее буйство красок, кажущееся чем-то неуместным в этом вечном месте скорби, а увядание. Сон. Забвение.

Небо затягивают темно-серые гневные тучи, скоро начнётся дождь, но я не ощущаю свежести, напротив, дышать становится все тяжелее – что-то скорбящее ноет внутри и не дает вздохнуть полной грудью…

Наконец, я нахожу его.

Пит Мелларк

Дорогой сын и брат.

Наша жизнь не заканчивается смертью…

И чуть ниже второе имя.

Примроуз Эвердин

Их похоронили в одной могиле. Как так могло случиться, что два человека, которые были для меня дороже всех, оказались по ту сторону завесы вместе?

Я медленно опускаюсь на колени перед скромным деревянным надгробьем и глажу землю. Кто-то посадил рядом сирень. За полтора года она успела окрепнуть, а сейчас готовится уснуть крепким сном, чтобы весной ожить снова. Только я вот больше не оживу.

Горячая слезинка капает на моё колено.

– Утёнок… – могу лишь прохрипеть я: на большее не хватает сил.

Мы могли находиться в самом эпицентре бури: голодать, умирать, болеть, но стоило ей заглянуть мне в глаза с улыбкой на лице, и она избавляла меня от всех страхов и тревог. Ради неё я могла свернуть горы.

То, что я ощущаю нельзя сравнить с физической болью, это нечто иное. Боль испепеляет изнутри. Она тихонько ждала своего часа, чтобы набраться сил и снова вылезти наружу сквозь кровоточащие рубцы на душе.

К горлу подступает ком, и я кричу… кричу безмолвно, сама себе… кричу в никуда, раз за разом проводя рукой по вырезанным именам.

Достаю из кармана рисунок Пита, тот самый, который я когда-то вырвала из его блокнота и кладу на могилу, прикрепляя камнем.

– Это твоё… прости, что не сказала, пока не стало поздно. Я люблю тебя, Пит.

– Китнисс? – наверное, мой рассудок совсем сошёл с ума, потому что я слышу его голос. Я поворачиваюсь и вскрикиваю, встречаясь с парой небесно-голубых глаз. Таких родных.

– Это ты? – переспрашивает парень и, подняв с земли, сгребает в охапку и с силой прижимает к себе.

– Рай, – хриплю я, заливаюсь слезами, уткнувшись в его куртку. Он пахнет хлебом и домом, почти как Пит. – Прости меня, Рай, – повторяю я, размазывая слезы и сопли по плечу среднего Мелларка, но тот лишь смеётся. Громко смеётся!

– Они живы, Китнисс. Оба живы, Пит увёз твою сестру, они в Седьмом! – трясёт он меня, пытаясь вывести из состояния истерики. Мои мысли, наконец, выходят из столбняка и начинают шевелиться, а сердце так подскакивает в груди, кажется, что ещё немного – оно взлетит и потащит меня за собой.

– Рай… – я рыдаю и смеюсь одновременно, чувствуя, как с громким звоном падают тиски, сжимавшие мою грудь.

Теперь все ощущается по-другому, по-новому. Как будто воздух звенит, напоминая, как мне повезло, что я здесь и могу дышать.

Обнимаю Мелларка, зарываясь лицом между его головой и плечом. Я не хочу его отпускать.

– Спасибо тебе, – шепчу я, вытирая слезы. – Но… почему ты здесь? Если их тут нет?

Он выпускает меня из объятий и поворачивает голову в сторону от таблички Пита и Прим.

Анна Роуз Мелларк

Я замираю. Как я её не заметила?

– Сердце, – отвечает на мой безмолвный вопрос Рай. – После того, как Пит сбежал, она сильно сдала. Виду не показывала, но я замечал, что с матерью стало что-то не так. Мы ведь никому не сказали, что брат жив. Знал только я.

Кто бы мог подумать, что эта сильная женщина, способная свести любого со свету, покинет его первой. Вряд ли мы бы смогли подружиться, но я уважала её.

Это моя вина, если бы не я, она была бы жива. Все они были бы живы…

– Рай, а моя мама? – практически не дыша, спрашиваю я.

– Прости, Китнисс, – он опускает взгляд, как бы извиняясь, и я понимаю, что потеряла её снова. На секунду я вновь поверила, что мама рядом, но суровая правда опять пригвоздила меня к твёрдой земле.

– Ты знаешь где их искать? – спрашиваю я охрипшим от рыданий голосом.

– Конечно, у меня есть его адрес – я напишу Питу, как только вернусь домой, – вижу, что Рай начинает суетиться.

– Нет, – резко обрываю я его, – не нужно подвергать вашу семью опасности. Почту проверяют. Я поеду в Седьмой сама и найду их.

Обнимаю Мелларка на прощание и бегу. Нет. Лечу обратно. Посреди дороги я замираю. Как мне теперь возвратиться к Гейлу? Мысленно ругаю себя, что чуть было не совершила самую огромную ошибку в жизни.

На Шлак опускаются сумерки, я подхожу к дому и останавливаюсь на растрескавшейся дорожке. Я смотрю на улицу, когда Хоторн подходит ко мне сзади. Я не слышу его приближения, он, как и я, передвигается почти бесшумно, но могу почувствовать. Он встаёт рядом. От него пахнет кожей и сосновыми шишками.

– На что смотришь? – спрашивает напарник.

Я оборачиваюсь и сосредотачиваюсь на его глазах. Такой удивительный взгляд. Раньше у девчонок в школе от него подгибались коленки, а у меня так ничего и не шевельнулось в душе. Теперь я ясно осознаю: все, что связывает нас, словно невидимыми нитями, лишь дружба, привязанность, но больше – ничего. Я откашливаюсь и отворачиваюсь, ведь Гейл не сможет понять, что изменилось, и можно ли сделать так, чтобы все было как раньше.

– Знаю, ты не хочешь этого слышать, но просто дай мне высказаться, ладно? – раздаётся его голос позади.

Я киваю.

– Меня бесит, что ты до сих пор страдаешь по Мелларку. Ужасно бесит. И знаешь почему? – он опускает голову, а затем резко поднимает на меня взгляд и говорит. – Помнишь, пару лет назад, мы возвращались домой с охоты. Лето закончилось, и утро было по-осеннему прохладным. Ты ещё забыла куртку, и я отдал тебе свою. Помню, как твои щёки раскраснелись, и ты так искренне радовалась.

Он останавливается, и следующие слова даются ему с большим трудом.

– Были только я и ты, – шепчет он.

Я помню тот день, потому что мы, впервые за несколько месяцев, подстрелили оленя, и, мне кажется, что я до сих пор чувствую в карманах вес монет, которые мы за него смогли выручить.

– Я чуть не поцеловал тебя тогда… возле Котла. Я думал об этом. У меня был какой-то странный порыв.

Мое сердце пропускает удар.

– Но не поцеловал…

– Словно из ниоткуда выскочила дочка мэра и испортила момент. В тот день я так и не решился, а через неделю узнал, что ты встречаешься с пекарем.

Я выдыхаю.

– Я невероятно злился, потому что всегда должны были быть только мы вдвоем. Вместе.

– Нет, не должны были, – поднимая плечи, говорю я. – Возможно, все должно было произойти именно так… может быть, это была судьба?

В этот момент я понимаю, что я права. Это действительно судьба. И я не люблю Гейла, и никогда не любила его так, как должна была любить. Ведь вот он прямо здесь передо мной и в любой момент может стать моим. Моим навсегда. Все зависит только от одного решения.

Но я не хочу его.

Я хочу кое-кого другого.

Теперь я понимаю это, как никогда, чётко и ясно.

Гейл делает шаг ко мне, и мы оказываемся плечом к плечу, глядя на засыпающую пустую улицу.

Я знаю, что причиняю ему боль. Мне отчаянно тяжело отпускать наше прошлое. Так хочется, как в детстве протянуть руку, взять его широкую ладонь, а потом смеясь броситься наперегонки в сторону забора. «Вот что такое свобода, – прокричала бы я, раскидывая руки в сторону, стараясь обнять лес вокруг нас. – Всё здесь принадлежит нам!». А напарник бы хитро подмигнул мне и, натягивая тетиву, сказал: «Ну что, кто больше? На спор?»

Но прежние времена не вернуть. Зато я могу, наконец, вернуть свою настоящую жизнь. Свою семью. И своего любимого. От этого слова тепло расползается по всему телу, словно защищая от холодного ветра.

– Прости, Гейл, – шепчу я еле слышно, – но я возвращаюсь обратно в Тринадцатый.

***

На шахтёрский дистрикт опустилась ночь, закрывая ставни окон и задергивая занавески в крохотных жилищах. Моё сердце тревожно бьется, и я ускоряю шаг. Я до сих пор не уверена, что поступаю правильно. Бросаю взгляды по сторонам, опасаясь, быть замеченной, и тихо ступаю на порог дома с красной черепичной крышей.

«Андерси», – гласит деревянная табличка, прикрепленная на двери, сразу над металлическим почтовым ящиком. Я опускаю запечатанный конверт с надписью «Для Мадж» внутрь и тихо шепчу: «Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо, Гейл».

Комментарий к Глава 12. Китнисс

Дорогие мои, я также хочу с вами поделиться своей второй историей, и буду очень рада, если вам она понравится:

https://ficbook.net/readfic/8399895

========== Глава 13. Тодд ==========

Моя самая большая на сегодняшний день проблема состоит всего из шести букв.

Жаклин.

Наши отношения, если то, что происходит между нами, можно так назвать, отличаются от всего, что я встречал ранее. Главным образом, потому что мы вынуждены физически находится рядом. Жить в одном доме.

Всё происходит как бы естественно, она случайно касается моей руки, задевает плечом или бедром или усаживается рядом на диване, опуская голову мне на колени. И, может, я чего-то не понимаю, но это как раз то, что парень делает со своей девушкой, и то, что девушка делает со своим парнем в нормальной жизни. Но мы же не влюбленная пара.

Пару недель назад, когда мы готовили вместе обед, все закончилось для меня холодным душем, из-за того что она слишком сильно наклонилась, чтобы достать противень из духовки. Ведь эта девчонка все время ходит в чёртовых коротких платьях!

Я, безусловно, бесконечно благодарен судьбе, что мне повезло оказаться вдали от дома именно с ней. Мне нравится ее чувство юмора и та жизнь, которую мы смогли построить вокруг себя вместе. Мне легко в её компании, но возникающая между нами неопределённость заставляет меня все чаще напрягаться.

Сегодня повсюду шумно. Огромная толпа разлилась по улицам города, встречая День Дистрикта. В отличие от Двенадцатого, в котором этот праздник отмечается осенью, в Седьмом он – в середине весны. В каждом окружном центре на площади устроена небольшая сцена и площадка для танцев. Площадь ломится от скопления людей, толкающихся и снующих туда-сюда.

Я гляжу на Жаклин, танцующую среди веселящейся толпы. Ветер играет с ее волосами, она убирает их за ухо и улыбается мне. Она кружится, и её белое платье из плотного кружева подскакивает вслед за движениями бёдер. Тёплый весенний ветер бросает волнистую прядь ей в лицо, и она, усмехаясь, убирает ее тонкими пальцами.

Позже, я нарисую этот момент. Обязательно.

– Пригласи девушку на танец, – подсказывает пожилой мужчина, улыбаясь и пихая меня локтем. – Видно же, что она хочет с тобой потанцевать.

Я смущенно пожимаю плечами. Хотя про себя усмехаюсь. Джеки – вот уж истинное воплощение женщины, которая только и ждет, чтобы её пригласили на танец.

– А я уже стар, и теперь могу только смотреть! – добавляет мой новый знакомый. – Так что не теряй времени зря, малыш, жизнь проносится словно миг.

Джеки ловит меня глазами и, подняв ладонь, машет мне, приглашая присоединиться к общему веселью.

Я изображаю сомнение, но затем все-таки иду к ней. Мы делаем шаг друг к другу, и она обвивает руки вокруг моей шеи, а я обнимаю ее за талию. Она невысокая, едва ли метр шестьдесят, поэтому мы смотримся довольно гармонично. С другого конца площади мне хитро улыбается Хорст. Он стоит, разговаривая с парнем из другого отряда, качая головой в такт музыке. Я подмигиваю и делаю вид, что не знаком с ним.

Сегодняшний весенний вечер настолько тёплый, будто наступило лето. С небольшой сцены продолжает играть громкая музыка, к которой периодически примешиваются взрывы хохота, пьяная ругань лесорубов и призывы опрокинуть ещё по бокальчику.

Я отхожу, чтобы перевести дух и выпить воды, когда замечаю, что какой-то парень тянет Жаклин за руку. Она пытается забрать её обратно, что-то объясняет ему, но он лишь смеётся, пытаясь приобнять за плечи.

Она ищет меня взглядом среди толпы, и я быстрым шагом возвращаюсь назад.

– Оставь девушку в покое, – говорю я, вырывая её руку из цепкой хватки парня и закрываю Джеки своей спиной. – Ты же видишь она не хочет танцевать с тобой.

Его дыхание отдает пивом, а пот – чем-то покрепче.

Он прикрывает рот, пытаясь скрыть свой пьяный смех, а Джеки, потеряв дар речи, выглядывает из-за моего плеча.

– Пошли отсюда, – я беру её за руку и начинаю уводить прочь, когда незнакомец выкрикивает нам в спину:

– Не такая уж она и красивая.

Я пытаюсь переварить его оскорбление, когда вижу, как мимо меня проносится Хорст. Раньше, чем мои глаза успевают заметить, его кулак взлетает вверх.

– Твою ж мать, – ругаюсь я, отодвигая Джеки подальше и кидаюсь разнимать этих двоих. Словно из воздуха появляются друзья пьяного парня.

Незнакомец замахивается, но я успеваю увернуться и бью его по ребрам, отчего он сгибается пополам.

– Черт, – ругается он, обхватив свой бок.

– Давай, красавчик, – подначивает обидчика мой напарник. – Это все, что ты можешь?

Его ребята выпрямляются и идут прямо на нас. Мы кружим вокруг друг друга. Незнакомец подаётся в сторону, в последнюю секунду поменяв направление удара и заставая меня врасплох. Он ударяет мне в лицо так, что моя челюсть трещит, и я отшатываюсь, сплевывая кровь на землю.

Его улыбка становится шире.

– Сукин сын, – говорю я, чувствуя как по горлу стекает горячая жидкость с привкусом железа.

Я не жду, пока он успеет отдышаться, и наношу удары один за другим, пока меня не оттаскивают назад.

Находящиеся рядом мужчины разнимают потасовку прежде, чем кто-то из нас успевает сильно пострадать. Пьяный незнакомец изо всех сил пытается освободиться от одного из подоспевших на подмогу лесорубов и все время матерится.

– Какого хрена? – орет он и прежде, чем я успеваю отодвинуться, тянется через Хорста, и хватает меня за воротник рубашки.

– Быстро убирайтесь отсюда, пока миротворцы не заявились! – кричит кто-то в толпе.

Миротворцы – это последняя из вещей, которую я хотел бы видеть сейчас.

– Подождите, – просит Жаклин, поднимая палец вверх. Она снимает с себя обувь и, сердито глядя на своего обидчика, замахивается туфлями и попадает ему прямо между ног.

Сказать, что я в шоке, значит, не сказать ничего. Ну и девчонка!

– Вы с ним… кто, не знаю. Кто вы? Пара? – орёт парень, обращаясь к девушке.

В полной растерянности я мотаю головой. Я не знаю, что на это ответить, потому что, если честно, сам не понимаю, кто мы с ней друг другу. Поэтому, пока сюда не нагрянул отряд в белых костюмах, хватаю девушку за руку и тащу прочь с площади. Джеки бросает мне извиняющийся взгляд. Я не говорю ей, что она поступила неправильно, потому что и сам хорош.

Мы проходим два квартала, а она до сих пор не отпускает мою ладонь. Может, ей нравится держаться за меня, а, может, она все ещё напугана. До самого дома мы так и молчим.

Я сижу на тумбе в ванной комнате, пока Жаклин мокрым полотенцем стирает с моего лица кровь. Я зол настолько, что даже попытка расслабиться, дается с трудом. Особенно, когда девушка, расположившись между моих ног, прижимается ко мне, касаясь кончиками пальцев моего лица.

– Хочешь поговорить об этом? – она убирает вату и закрывает медицинский спирт.

– Нет, – Джеки приклеивает пластырь к моей щеке и осторожно его разглаживает.

– Не стоило лезть в драку, Тодд, я за тебя беспокоилась, – выбросив обёртку в мусорное ведро, она убирает аптечку в шкафчик.

Глядя в зеркало, я провожу пальцем вокруг глаза. Будет синяк.

– Тебе никогда не нужно беспокоиться из-за меня.

– Спасибо, что заступился, – виновато шепчет она. – Но ты же не сможешь держать меня вечно на расстоянии ото всех, – она наклоняется к моему лицу и дует на рассеченную бровь.

Глупо было ввязываться в драку, но в тот момент, когда этот подонок прикоснулся к ней, я почувствовал дикую злость.

Нежные девичьи пальцы скользят вдоль моей скулы, разглаживая пластырь, и я замечаю, что она внимательно рассматривает моё лицо.

– Бывают дни, когда я скучаю по ним так сильно, что начинает болеть вот здесь, – она сжимает руку в кулак и прижимает к груди. – Такое чувство, что кто-то со всей силы схватил мое сердце изнутри.

Я киваю, понимая, что она имеет в виду, потому что тоже это чувствую.

Жаклин касается своими ладонями моего лица и смотрит прямо в глаза. Сейчас она более, чем серьезна.

– Я видела, как ты смотрел на неё раньше, Тодд. Я помню, как ты улыбался ей. И сегодня ты смотрел так на меня, ты улыбался мне так же, как когда-то ей.

Я закрываю глаза. Часть меня знала, что рано или поздно это случится. Та часть, которая несколько месяцев умоляла не игнорировать все знаки, что я замечал.

– Джекс, ты не можешь… Мы не можем сделать этого, – пытаюсь объяснить я.

– Но разве ты не чувствуешь то же самое? – она заглядывает мне прямо в душу своими небесным омутами. И я иду ко дну.

– Неважно, что я чувствую. Речь не обо мне, – я беру её руки, убираю их с моего лица и опускаю вниз.

Она делает шаг вперёд и нежно проводит кончиками пальцев по моему подбородку, заставляя смотреть на неё. Внезапно я ощущаю себя пьянее всей толпы с площади. Хватаюсь за раковину, ибо ее пальцы… моя кожа.

Нельзя! Твердит разум, но моя душа, моё тело, истосковавшееся по женской ласке, кажется его не слушают.

Я наклоняюсь к ее шее и вдыхаю. Если бы ее запах имел цвет, то он был бы персиковым. Сладким и невинным, как тонкий аромат первых летних цветов.

Сердце бьётся где-то в горле, рука опускается вниз и сжимает тонкую женскую талию. По телу разносится дрожь возбуждения. Она выдыхает, опаляя мои губы тёплым будоражащим воздухом.

– Поцелуй меня, Тодд, – шепчет она.

Я рывком преодолеваю расстояние между нами и впиваюсь в её рот. Я стараюсь целовать Джеки так нежно, как только могу, но сам чувствую нестерпимый голод. Голод, который длился не меньше тысячи лет. Она не сопротивляется, но и не углубляет поцелуй, она просто принимает его, осторожно вдыхая.

Этот поцелуй, как знакомство, он не должен испугать или надавить, он не кричит своим напором: «Я хочу тебя».

Жаклин смелеет и сама целует уголок моего рта, кусает за нижнюю губу и втягивает её в себя. Я издаю звук, что-то между подавленным стоном и шумным вдохом. Она такая забавная и неопытная, пытливо и настойчиво ищет нечто, что можно поцеловать и куда положить свои ладони.

– Нам нельзя быть вместе. – выдавливаю я из себя, понимая, что безжалостно ударяю словами по открытой, обнаженной душе девушки, но она качает головой и вновь обвивает свои руки вокруг моей шеи.

Я вцепляюсь пальцами в столешницу, чтобы не позволить себе прикасаться к ней, хотя сам не могу оторвать глаз от вздымающейся от глубоких вздохов груди, от порозовевших девичьих щёк и припухших губ. Она манит, тянет как гравитация, и я хочу искусать её губы, ласкать её тело. Желание становится таким невыносимым, что буквально причиняет физическую боль.

«Прикоснись к ней», – шепчет моя плоть.

И я провожу ладонью по плавному изгибу бедра, задирая подол её платья. Дыхание Джеки становится прерывистым.

Нет, нельзя! Я знаю, как действует страсть. Страсть хочет, чтобы я завладел ей. Здравый смысл же кричит, что я должен уйти.

Плевать!

Я притягиваю её к себе, проникая в рот языком, прижимаюсь губами к каждому кусочку кожи, до которого могу дотянуться, прокладываю дорожку из поцелуев от плеча к уху и обратно. Её кожа тут же покрывается мурашками. Она стонет, и моё самообладание рушится, как карточный домик.

Нельзя, нельзя. Я не должен увлекаться ей. Только не ей…

А сам расстёгиваю сарафан пуговицу за пуговицей, покрывая гладкую кожу сотнями поцелуев. Она не боится. Она тянется ко мне, неумело лаская в ответ. Тянет за ремень и расстегивает пуговицы на рубашке.

Я не хочу влюбляться в тебя, Жаклин. Я не хочу больше влюбляться вообще…

Ткань платья под моими ладонями послушно падает вниз, открывая взору стройное тело. Скольжу руками по спине, и когда они останавливаются на заднице, я сжимаю её и поднимаю, сажая сверху. Она прижимается ко мне и нервно дышит.

Черт возьми. Эта грудь. Не смотри на неё, идиот!

Я оборачиваю ноги девушки вокруг своей талии и, не переставая целовать, уношу из ванной. Как только мы оказываемся в спальне, я закрываю дверь и прижимаю Джеки к ней. Я удерживаю ее между дверью и своим телом и скидываю рубашку на пол.

Голос рассудка снова пытается сломать преграду в голове, выстроенную моей страстью. Он хочет выйти на волю, но я усердно работаю, вновь воздвигая вокруг него стену.

Ее язык оказывается в моем рту быстрее, чем я успеваю проскользнуть рукой под лифчик. Девочка, как же ты быстро учишься!

Понимая, что мы не в самой удобной позе, я осторожно опускаю её на кровать. Такая тонкая и хрупкая, такая красивая. Моя.

Это конец, – шепчет мой побежденный разум.

Заткнись, – обрываю я его.

Я дразню её губы кончиком языка, скользя им то по верхней губе, то по нижней. Ее вздохи становятся все более частыми, и я крепче прижимаю девушку к постели, чувствуя, что просто не в состоянии больше терпеть. По жесткости позы, я могу сказать, что она нервничает, поэтому начинаю свой путь чуть ниже пупка, оставляя медленные поцелуи всю дорогу, пока не встречаюсь с ее трусиками. Засовываю пальцы за пояс и тяну их вниз по бедрам, стягиваю и отбрасываю в сторону.

Мой язык скользит по ней, а пальцы находят заветную точку. Она поднимается на несколько сантиметров над кроватью и вскрикивает. Я хватаю ее за бедра и возвращаю обратно на смятые простыни, продолжая начатое. Теперь она прижимается ко мне сама, прося, чтобы моя рука двигалась быстрее. Я удерживаю свои пальцы внутри неё, целую внутреннюю поверхность бедра, когда она стонет мое имя.

Кажется, ещё немного и мой член разорвётся от боли. Я могу облегчить эту боль только одним способом – войти в нее, и это именно то, что я делаю. Она сжимается, впиваясь пальцами в моё плечо, а я накрываю девичий рот своим, заглушая ее стоны своими собственными.

– Ччч, – шепчу я, покрывая ее лицо поцелуями. – Больше больно не будет. Я обещаю.

Я медленно двигаюсь внутри неё, крепко прижимая её всем телом, шепчу ей, как она прекрасна. И потом все взрывается, накрывая меня волной тёплого освобождения.

Мне так хорошо. И только голос разума, где-то на задворках тихо шепчет: «Кажется, ты проиграл…»

Она устраивается на моей груди и улыбаясь, закрывает глаза. А я думаю о том, что, наконец, за эти два долгих долбанных года я счастлив. И плевать на всё.

Все, что я чувствую к Жаклин не должно быть правильным, но Китнисс больше нет, хотя любовь, которая живёт во мне так и не исчезла. Просто пора закрыть на ключ ту часть сердца и открыть новую.

Ее лицо освещается лунным светом, струящимся из окна, а губы образовывают нежную улыбку.

Что я чувствую к ней? Я люблю эту девочку за то, что она никогда не осуждала меня. Я люблю то, что она понимает меня. Я люблю Джеки за то, что несмотря на все, через что я заставил ее пройти, она поддерживала мои решения, и не важно, как бы сильно они не огорчали ее. Я люблю ее смех. Я люблю ее доброту.

– Кажется, я люблю тебя, Тодд – тихо произносит она.

– И я тебя, малыш…

Комментарий к Глава 13. Тодд

После всего прочитанного, маты в комментариях не возбраняются =)

========== Глава 14. Китнисс ==========

Его прикосновения я узнаю из тысяч других. Найду любимого среди прочих, ведь он сотни раз приходил ко мне поздней ночью во сне и шептал нежные слова прямо в губы. Мой мальчик, чьи руки пахнут сахаром и ванилью, моя половинка, которую я раз за разом воскрешала в душе. И наконец обрела снова. Почти. Ещё чуть-чуть и я увижу его.

Иногда мне кажется, что всю мою жизнь можно проследить по тому, из-за чего я не могу заснуть в два часа ночи. Ведь боль со временем уходит, но мысли-то остаются. Они крутятся у меня в голове, не давая изможденному сознанию ни капли отдыха. Отец, не вернувшийся однажды. Мама, замкнувшаяся внутри себя. Голод, рычащий диким зверем и не дающий сомкнуть глаз. Игры и тессеры, топором висящие над головой в течение многих лет. Трибуты и арена, липким страхом парализующие мозг. И теперь Пит и Прим. Найду ли я их? Все ли с ними в порядке?