Текст книги "В двух шагах от мечты (СИ)"

Автор книги: Меня зовут Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Всё в порядке? – интересуется он, и я молча киваю.

Я присаживаюсь рядом с парнем, делаю глоток воды из стоящего на столе стакана и отворачиваюсь, заливаясь краской и стараясь не смотреть на лицо Марка, чтобы он продолжал считать, что я увлечённо его слушаю, а сама принимаюсь нервно ковырять ногтем трещину в древесине столешницы.

Когда Джоанна отпустит меня домой? Если я постараюсь незаметно улизнуть, как быстро она хватится?

Вдруг кто-то спотыкается возле нашего стола и, задев стакан рукой, разливает содержимое на пол, рассыпаясь в извинениях:

– Простите, я всегда такой неуклюжий.

Я поднимаю взгляд и встречаюсь со знакомыми лазурными глазами с тёмными осколками, скрытыми в их глубине. На лице Пита расползается медленная улыбка, и он возвращает взгляд Марку.

– Разрешите мне Вас угостить. В качестве компенсации, – дружелюбно предлагает он. – Я только переехал в этот дистрикт после Восстания – совершенно никого тут не знаю, да и столики все заняты.

– Конечно, я и сам в Двенадцатом недавно, – соглашается Марк и тянется через стол, чтобы пожать Питу руку. – Я Марк, а это Китнисс, – представляет он меня.

Я в ужасе смотрю на то, как Пит берет стул и пристраивается рядом. Он садится и складывает руки перед собой.

– Ник, – протягивает руку Хорст, и теперь я уже совсем ничего не понимаю.

Мейсон также сидит в полном замешательстве, но я успеваю заметить, как её парень что-то шепчет подруге на ухо.

– Приятно познакомиться, Китнисс, – тихо говорит Мелларк, обхватив мою ладонь. – Я Пит, – он быстро проводит пальцем по запястью, и его прикосновение словно опаляет кожу. – Итак, – указывает он пальцем поочерёдно то на меня, то на летчика из Тринадцатого, – вы встречаетесь?

Марк фыркает:

– Я думаю, это тебя не должно касаться, парень, – ухмыльнувшись, мой сегодняшний «возлюбленный» зачем-то кладёт руку на мои плечи. Отчего я вся съеживаюсь.

– Ты прав, меня, это не касается, – разочарованно разводит руками Пит. – Чем ты занимаешься Марк?

– Я пилот. Собирался во Второй, хочу перевестись в их военный гарнизон, но по дороге заскочил сюда, – он переводит взгляд на меня и мягко улыбается, – вот познакомился с Китнисс.

Пит бросает на меня быстрый взгляд и тут же отводит его в сторону.

– А ты приехал в Двенадцатый один, с семьёй, с девушкой? – облокачиваясь на спинку сиденья, спрашивает Марк.

– Один, – коротко бросает Мелларк. – На самом деле девушка бросила меня, и я не могу сказать, что незаслуженно. Я прождал её больше полутора лет, но она так и не пришла на встречу со мной.

– Слушай, парень. Ты конечно меня прости, но какая девушка стоит того, чтобы ждать её восемнадцать месяцев? – хмыкая, отвечает пилот и сжимает мои плечи сильнее.

Пит откидывается на спинку сиденья, а я наблюдаю за каждым его движением.

– Только одна, – говорит он тихо, чтобы никто не услышал. Но я понимаю, что его слова были предназначены для меня.

Это слишком. Я больше не могу участвовать в этом.

Джоанна переводит удивлённый взгляд с меня на Пита, Хорст подмигивает парню, и я понимаю, что они сговорились. Не просто так Мелларк появился здесь сегодня. Марк, единственный непосвященный в этот спектакль, не обращает внимания, и придвигает свой стул ко мне поближе.

– Значит, Пит, верно… – Джоанна обращается к «новому знакомому». – Ну раз мы все с тобой только что познакомились и абсолютно ничего о тебе не знаем, поскольку никогда раньше не встречались, почему бы тебе не рассказать нам о себе? Чем занимаешься?

Я прожигаю Джо взглядом, Пит лишь ухмыляется:

– Что сказать, – начинает он, облокачиваясь на стол, – Я сменил много профессий за последние несколько лет. Но в душе я художник. Хотя, последние полтора года у меня был тяжелейший творческий кризис. Не сделал ни единого мазка, даже карандаш в руки не брал. Но как ни странно, несколько минут назад на меня снизошло самое настоящее вдохновение.

– Представляю себе, – язвит Джоанна, закатывая глаза и метнув взгляд в мою сторону. – Знаешь, Пит. Только потому, что к тебе пришла муза несколько минут назад, ещё не значит, что она останется навсегда.

Он делает вид, что комментарий Джо заставляет его на минутку задуматься, хотя я вижу, что он пытается сдержать улыбку:

– Я надеюсь, что эта муза останется со мной. Один человек давным-давно сказал мне, что вдохновение нужно черпать в том, что тебя пугает, а тот источник, что я, наконец, нашёл, страшит меня просто до жути.

Ник смеется, а Марк наклоняется вперёд, чтобы привлечь внимание Мелларка.

– Мой дедушка когда-то рисовал картины на продажу, но дела у него шли неважно и…

– Марк, – прерывает его Пит. – Прости, что перебиваю, это действительно интересная история, да и ты кажешься отличным парнем.

– Спасибо конечно, но я не понимаю…

– Дай мне закончить, – продолжает Мелларк, поднимая палец в знак предупреждения. – Потому что сейчас ты возненавидишь меня. – Ты меня не помнишь, верно? Это с моим братом ты поспорил в младшей школе. Рай у нас всегда отличался дико креативным чувством юмора. Если тебя это утешит, то мать ему задала в тот раз жуткую взбучку. Впрочем, неважно… – он прочитает горло и продолжает, указывая на Ника. – Этот парень сказал мне куда прийти сегодня вечером, чтобы я смог найти девушку, с которой собираюсь провести остаток жизни. И прости, но так получилось, что эта та девушка, с которой у тебя сегодня свидание. Я люблю ее. И люблю по-настоящему. Поверь, у меня было время поразмыслить над своими чувствами, поэтому, пожалуйста, прими мои искренние извинения, потому что я очень надеюсь на то, что она вернётся сегодня домой со мной, а не с тобой. – Пит посылает мне умоляющий взгляд. – Пожалуйста? – он протягивает мне руку, но я застываю на месте так же, как и бедный Марк.

Ник прикрывает рот, пытаясь скрыть смех, а Джоанна в этот раз на самом деле теряет дар речи.

Марк вскакивает, и я думаю, что он хочет ударить «соперника», но Пит с Хорстом тоже встают, и пилот, оценив, что расклад сил не в его пользу, просто разворачивается и уходит, а мне ничего не остаётся, как пойти за ним. Все остальные тоже срываются следом.

Джоанна бьет Ника по плечу.

– Зачем ты рассказал ему, где мы будем сегодня? – шипит она.

Парень потирает место удара и пожимает плечами.

– Прости, птичка, но это мужская солидарность.

Случайные зрители этого спектакля оказываются явно разочарованными, не дождавшись шумных разборок. Несколько человек оборачиваются в надежде на продолжение: может, мы напоследок поругаемся или подеремся?

Как только мы отходим подальше от центра площади, я сразу подхожу к Марку, который с обозлённым видом меряет шагами землю. Он останавливается, когда видит, что я стою перед ним, и указывает в направлении Пита.

– Чувствую себя идиотом! Это все правда? – спрашивает он. В полной растерянности я мотаю головой. Я не знаю, что на это ответить, потому что, если честно, сама ничего не понимаю. Но я уверена на сто процентов, что ничего не чувствую к Марку и вряд ли смогу почувствовать, поэтому решаю разобраться хотя бы с ним.

– Прости, – извиняюсь я. – Клянусь, до сегодняшнего вечера я не видела этого парня больше полутора лет. Но это и не важно. Думаю, у нас с тобой всё равно ничего бы не вышло.

– Ладно, я понимаю, – говорит парень и, пожимая руку только Нику, не прощаясь уходит.

– Как ты? – Спрашивает Пит, подходя ко мне ближе. – Китнисс, позволь мне хотя бы проводить тебя до дома.

Я отрицательно качаю головой.

Джоанна стонет, а затем касается моего плеча.

– Да прости ты его уже, – просит она. – Нику он действительно нравится, и если ты не простишь парня, то разобьешь Хорсту сердце, а я вроде, как теперь переживаю за его внутренние органы, – шутя добавляет она.

– Пожалуйста, – добавляет Пит.

Я смотрю в ответ на его густые ресницы, обрамляющие ярко-голубые глаза, и нехотя киваю головой:

– Ладно, идём.

Комментарий к Глава 5. Китнисс

Глава навеяна творчеством К.Гувер, ситуации и слова были изменены мной, но идея “про вдохновение” всецело принадлежит ей.

========== Глава 6. Пит ==========

Китнисс отворачивается от меня, подставляя лицо солнцу. Ее губы влажные, плечи расправлены, а волосы, собранные в косу, по диагонали оплетающую голову, слегка переливаются в закатных лучах. Она тянет короткое платье вниз, словно чувствует себя неуютно в нем, как будто ей станет теплее и комфортное, если она отпустит бархатистую голубую материю ещё на сантиметр ниже, а я не могу заставить себя перестать любоваться ею. Как же я скучал! Как сильно мечтал увидеть её снова!

Китнисс не произносит ни слова, и я тоже молчу. В конце концов она, утомленная нашей безмолвной игрой, просто разворачивается и шагает в сторону Деревни победителей. В вечернем свете её профиль вырисовывается так чётко, словно вытесан из гранита, и я решаюсь заговорить:

– Я хочу, чтобы ты выслушала меня не перебивая, ладно? Потому что я могу сказать то, что ты не захочешь услышать, но мне нужно, чтобы ты дослушала до конца.

Китнисс складывает руки на груди, закрываясь от прохладного вечернего ветра. Я тоже потираю ладонями плечи – волоски на руках встают дыбом. Надо было надеть что-нибудь потеплее лёгкой льняной рубашки, так бы я мог предложить ей хоть что-то, чтобы согреться.

– Четыре года назад я действительно отдал тебе свои сердце и душу. Даже не смогу описать, насколько ужасны были те месяцы после того, как ты уехала на Игры и исчезла, – зная, что следующие слова снова принесут ей боль, сглатываю комок в горле, но продолжаю. – Когда между нами всё стало развиваться, сомневаюсь, что кто-то из нас планировал такое. Но это случилось, и на тот момент я не мог предполагать, что однажды пожалею о случившемся.

Китнисс выпрямляется – медленно, словно даже такое простое движение причиняет ей боль, и отодвигается от меня. Я ничего не могу с этим поделать: как и раньше, она открытая книга – всё написано на её лице.

Она поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. Я собираю остатки своего самообладания и спокойным ровным голосом продолжаю:

– Я хочу извиниться перед тобой за сегодняшнее представление. Клянусь, я его не планировал, но когда увидел тебя с этим парнем, меня было не остановить, – и это чистая правда. – Я хочу, чтобы ты знала, я бы никогда не позволил такому произойти, если бы знал, что ты вернёшься. Но что случилось, то случилось. Мне жаль, что я не могу совершить чуда и всё отмотать назад, – продолжаю я, – хотя в своей голове я делал это тысячи раз. Жаль, что я не в силах снять камень с твоего сердца. К сожалению, так не бывает. Я не добавил к этой истории ничего нового, но я хотел, чтобы ты услышала её от меня.

Китнисс хмурится и качает головой, и я не знаю: сердится ли она на меня за то, что случилось сегодня, или всё ещё злится из-за Прим. А может, и то и другое.

– Пит, не извиняйся. Это мне нужно попросить прощения за то, что ты спас меня там, в кабинете Сноу. Не думай, что я не винила себя в произошедшем – винила сотни раз, – тихо говорит она, опуская взгляд на свои ботинки и крепче обхватывая себя руками. Ей на голову шлепается листок и сразу же уныло соскальзывает.

– Но это был мой выбор: я сам решил и нёс ответственность за его последствия.

– Нет, – качает головой она, – это было неправильно, и ты не должен был этого делать, как ты не понимаешь?!

– Китнисс, уже не важно, – я подхожу к ней ближе и хочу взять за руку, но она делает шаг назад.

Девушка выдерживает паузу, её голос становится таким тихим и мрачным, что я не могу не вздрогнуть. Она снова одергивает платье и смотрит на меня своими пронизывающими серыми глазами.

– За последние полтора года не проходило ни дня, чтобы я не чувствовала боли из-за всей этой ситуации.

– Знаю.

– Нет. Ты не знаешь, – она начинает расхаживать взад и вперёд. Её голос становится громче. – Думаешь, я должна была счастливо жить, понимая, что ты в это время гниёшь в тюрьме? – Она закрывает глаза, поднимая подбородок выше. – Иногда мне кажется, будто взяв на себя всю вину, ты просто сбежал. Сбежал от возникшей ситуации.

От её слов моя броня на мгновение дает трещину, являя на свет затаенную в глубине души обиду. Она просачивается сквозь меня, так что я уже не в состоянии удержать её.

– Ты действительно так думаешь? – выдавливаю я из себя. Китнисс молчит, опустив взгляд. – Ну раз ты так считаешь… теперь я понимаю, почему за всё это время не удостоился ни звонка, ни письма, ни даже одного жалкого сообщения вроде: «Не переживай, я не сбросилась в лесу с обрыва», потому что все, что я о тебе узнавал были лишь обрывки новостей, которые передавали мне братья или Ник.

– Ты неправильно понял. Всё не так!

– А как?

– Это сложно объяснить.

– А ты попробуй!

– Прошу хватит, Пит! Внутри меня такая смесь из эмоций, что я… я больше ничего не хочу.

Что-то у меня внутри надламывается. Всего два предложения, но они могут сбить с ног. Буквально.

В голосе девушки звучит уверенность, ведь у неё было столько же времени всё обдумать, как и у меня. Я был заперт в камере, каждый день прокручивая ситуацию снова и снова – я рисовал десятки сценариев своего возвращения, но в реальности всё оказалось иначе. Больнее. Но даже зная, что она может меня оттолкнуть, я не мог не попытаться. Я должен был услышать это сам. Убедиться окончательно.

Я вижу, как дрожат ее плечи. Я знаком с Китнисс достаточно долго, чтобы знать: дрожь – верный признак того, что она на грани срыва. Слишком много боли я уже принёс в жизнь их семьи. Больше я не хочу быть её причиной. Поэтому я понимаю, что самое правильное решение, которое я могу принять – это уйти.

– Признаюсь, я вёл себя сегодня как эгоист, испортив тебе свидание, – мой голос почти сходит на шёпот, но не лишается твёрдости. – Ты достойна лучшего, правда. Поэтому я обещаю, что уеду из Двенадцатого, чтобы больше тебе не мешать.

Я застываю у порога её нового дома в Деревне победителей, а Китнисс поднимается по ступенькам и открывает дверь ключом.

– Хорошо, раз ты так решил, – на пороге она оборачивается, чтобы закрыть двери и добавляет, – удачи тебе на новом месте, Пит.

Она поднимает глаза вверх, оглядывая засыпающую улицу, будто бы прощаясь с ней до завтра, и уходит как ни в чем не бывало, а я остаюсь, растворяясь на потемневшей от холода лужайке, уставленной пустыми горшками из-под цветов, щедро засыпанными листьями.

***

– Всем стоять!

Перестав прыгать на кровати в родительской спальне и на секунду замерев, на меня пристально смотрят двое маленьких голубоглазых мальчишек.

На полу валяются подушки. Одеяло жалобно повисло на прикроватном столике, покрывало же сиротливо забилось под кровать, и лишь его треугольный кончик выглядывает наружу. В общем, всё это лежит где угодно только не на кровати. Почему дети решили рассмотреть её в качестве батута, понятия не имею. У них, что игрушек нет? Только две минуты назад я чуть не растянулся на лестнице, наступив на маленькую деревянную машинку. Она такая старая, что древесина, из которой сделан корпус, уже почти рассохлась от времени.

– Быстро вниз обедать, – кричу я, приказывая себе оставаться спокойным, невзирая на этот бедлам.

Едва слова слетают с языка, как двое мелких сорванцов срываются с места и ракетами несутся вниз по лестнице нашего старого крошечного дома прямиком на кухню.

– Сегодня на обед у нас бутерброды, – хлопая в ладоши выкрикивает Рай, стараясь перекричать детский гомон. – И потом всем спать!

Я гляжу на часы. Осталось как-то уложить малышню и можно будет на два часа свободно выдохнуть.

– Но если это обед, то где тогда овощи? – засовывая половину куска хлеба в рот сразу, спрашивает Рик. А может, это и Рен. До сих пор не могу понять: каким образом члены моей семьи их отличают.

– Мама говорит, что мы должны есть овощи каждый день.

– Тогда и готовить вам должна ваша мама, – отвечает брат, потрепав одного из мальчишек по волосам. – Ешьте что дают!

– Надолго они у нас? – шёпотом спрашиваю я Рая, пока тот, отвернувшись от детей, собирает раскиданные по полу куски хлеба. Видимо, на завтрак тоже были бутерброды.

– Уилл с Мелани решили покрасить спальню, – он хватает тряпку и начинает оттирать ярко-красное пятно на деревянной столешнице, – но, похоже, им так понравилось «это дело» в отсутствии детей, что вчера этот говнюк сказал, что они решили ещё и детскую побелить. Поэтому продолжаем втроём отдуваться, – он поднимает взгляд от шлифованной поверхности стола и улыбаясь добавляет, – они вчера вымазали любимое платье Марго в патоке из пекарни. Кажется, она ещё несколько лет точно не согласится завести ребёнка.

– Где дед? – поднимая на меня огромные голубые глаза, спрашивает один из мальчишек. – Дед, дед, дед, – начинают они скандировать уже вдвоём.

– Скоро вернётся, – отвечаю я и, присоединяюсь к брату, пытающемуся создать на кухне хотя бы видимость порядка, – ваш дедушка с тётей Марго ушёл на рынок.

Я закидываю останки того, что когда-то было моей деревянной пирамидкой в коробку, хотя я был уже и так её третьим владельцем, и в ужасе смотрю, как Рен показывает на Рика. А возможно, и наоборот.

– Рай, – тормошу за плечо я брата, – смотри, что он сделал!

– Вот черт! Он что скатал шарик из хлеба и засунул себе в нос?

– Скорее всего, – поморщившись, сдавленно отвечаю я. – Ты, как уже опытная няня, случайно не знаешь, как можно достать из ноздри хлебный шарик? – я подбегаю к ковыряющемуся в носу малышу и забираю из его руки вилку, пока он ещё и в глаз себе не ткнул. – Ты сейчас засунешь его ещё дальше!

– Это тебе повезло, что ты нянчишься с ними сейчас, а вот когда они были совсем мелкими и орали в две глотки, тут даже Мелани за голову хваталась, а её спокойствию бы даже удав позавидовал.

– Итак, Рай, кто это? – я беру на руки пострадавшего племянника.

– Рик, – закатив глаза, отвечает он, будто это самый глупый из всех вопросов, – видно же, у него родинка на мочке уха, – я приглядываюсь, и правда родинка, точно такая, как была у мамы. Я сажаю его на стол. – Нужно, чтобы ты высморкался, хорошо? – говорю я и зажимаю его левую ноздрю. Рик кивает и широко улыбается. Видимо, он решил, что это такая игра. Оно и к лучшему. Господи, хоть бы не пришлось идти в больницу, иначе Уилл нас убьёт! – Давай. На счет три, – склонившись над племянником, я начинаю отсчет, и на счет три он с силой сморкается.

Шарик выскакивает прямо мне в глаз. – Мать вашу! – вскрикиваю я, прижав ладонь к пострадавшему органу. – Ай!

– Плохие слова! Плохие слова! – довольно выкрикивает Рен, в то время Рик спрыгивает со стола и начинает скакать вокруг меня повторяя. – Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!

– Что тут происходит? – с порога заявляет Марго и ставит небольшую коробку на стол, следом за ней в кухню входит отец, и мальчишки кидаются к нему в объятья.

– Дед, дед, дед! – вопят они, облепив обе его ноги и повиснув на широких отцовских брюках.

Признаться я и сам к этому моменту уже готов бежать к отцу, благодаря его за то, что вернулся пораньше, и что могу, наконец, выдохнуть, переложив бремя воспитания этих малолетних разрушителей на его опытные плечи. Как родители справлялись с нами тремя? Сейчас я начинаю лучше понимать мать, которая всегда считала нас главными пачкателями, ломателями и вредителями в доме.

– Быстро мыть руки и в кровать, – командует Марго, и дети наперегонки уносятся в сторону ванной.

– Привет, пап, – говорю я, обнимая отца и отмечаю, что он стал ниже, а может, это я немного вырос. Его заправленная в широкие свободные штаны рубашка, насквозь пропахшая дрожжами и укропом, напоминает мне детство, но я быстро прячу эти воспоминания в глубь сознания. – Как там в городе?

– Мы заходили к Уиллу, они с Мел всё ещё не закончили, – он улыбается, хоть и издаёт тяжёлый вздох, – по дороге с рынка заглянули к Карлмайклам. Дэйв совсем сдал, зато Делли, твоя подруга со школы, выходит замуж в декабре, – папа выкладывает на стол купленные продукты и начинает тихо бормотать себе под нос. – Кто играет свадьбу зимой? Где собрать такое количество народа в доме?

– Пап, ты пойдёшь с нами? – перебивает его Рай, он задвигает два детских стула в угол тёмной кухни и, подхватывая с верхней полки небольшую книжку, хватает со спинки стула куртку и натягивает ботинки. – Мы хотели навестить маму.

Отец устало присаживается на старый деревянный табурет и качает головой:

– Идите вдвоём, – отвечает он, проводя рукой по совсем уже седым волосам. – Я останусь, помогу Марго. Да и смена в пекарне завтра. Если повезёт, прикорну на полчасика, пока дети спят.

Я киваю, так же как и брат накидываю тонкую куртку и запираю дверь. Мы с Раем выходим на улицу, и меня окутывает знакомый запах листьев и мокрого старого дерева, из которого ещё прадедом была сбита часть фасада пекарни. День солнечный, но с востока дует холодный осенний ветер.

Под подошвами ботинок хрустят холмики опавших листьев, от каждого шага поднимая вверх серые облачка угольной пыли. Небо к вечеру становится совсем бледным, почти бесцветным… Это не совсем серый и не белый. По-осеннему низкое солнце перед тем как уйти на покой опрокидывает на чистый воздушный холст ковш ярко-рыжих всполохов, и они растекаются по светлому небу словно акварельные краски.

Весь путь занимает меньше тридцати минут, и когда мы достигаем кладбища, дорога превращается в крутой спуск, по бокам поросший колючими кустарниками. Рай идёт первым, и когда земля снова становится ровной, то ведет меня к большому камню, который служит ориентиром.

Должен признаться, стоять возле собственной могилы – очень странно. Может, стоит снять таблички? В любом случае не сегодня. Я перевожу взгляд на соседний памятник и тяжело сглатываю.

– Почему ты мне не сообщил, когда она умерла? – спрашиваю я брата.

– А что бы это изменило? Вернуться ты бы всё равно не смог.

Кто-то посадил возле памятника сирень. Рай подвязывает тонкий ствол дерева, вколов рядом небольшую палку, и присаживается рядом на корточки.

– Всегда считал, что меня она любила меньше всех. И придираться начала прямо с того момента, как я появился на свет, – я засовываю руки глубже в карманы.

– Просто вы были похожи с ней сильнее, чем с кем-либо из нас. Она хотела тебя защитить, – брат достает из сумки небольшой альбом в кожаном переплёте, больше похожий на блокнот, и отдаёт мне, – я нашёл его, когда разбирал мамины вещи. Думаю, тебе интересно будет взглянуть.

Я засовываю блокнот под куртку, хочу внимательно прочитать его в одиночестве. Брат не настаивает, он поправляет слегка покосившуюся табличку на памятнике и, медленно вставая, спрашивает:

– Как всё прошло с Китнисс?

Я только пожимаю плечами. План с самого начала был обречен на провал, но я всё-таки влез в эту авантюру и остановиться уже не мог.

– Да не будет она вечно злиться! – махнув рукой, отвечает он.

– Ты бы её видел, – качаю я головой. – В груди этой девушки по-прежнему бушует гнев.

– О, – с минуту он молчит, – она всё ещё злится на тебя. Это хороший знак.

– Что? – Я бросаю на него раздраженный взгляд. – Назови хоть одну причину почему, мать твою, это хороший знак?

– Без проблем, – Рай медленно начинает идти обратно, вверх по тропинке, и поворачивает в сторону дома. – Это означает, что она до сих пор не поставила на тебе крест. Ты по-прежнему важен для неё, потому-то ей и больно. Улавливаешь? – Остановившись, он здоровается с кем-то из Шлака и продолжает, – А вот если бы она не сердилась, тогда бы это означало, что она выкинула тебя из головы и из своей жизни окончательно. Согласен?

Я молча смотрю на брата. Может быть, он прав? Мне нравится ход его мыслей, потому что он дарит надежду, но не облегчает ужасную боль в моей груди. Каждый раз, когда в тюрьме говорили, что у меня посетитель, совсем маленькая частица меня надеялась, что это Китнисс. Я не ждал, что она придёт, но все-таки где-то глубоко-глубоко в душе надеялся увидеть её в комнате для свиданий.

– Забудь, я с ней попрощался, завтра утром уезжаю, – говорю я, отворачиваясь. Как только мы все выяснили, я сразу же купил билет на ближайший поезд. Несмотря на то, что вся моя сущность стремится к тому, чтобы быть рядом с ней, я готов смириться с окончательным расставанием. – Она сделала свой выбор, и я должен уважать ее решение. Так будет лучше для неё.

– Так ты уже и вещи что-ли собрал?

– Да нечего особо и собирать.

– Может, останешься, твоя кровать пока свободна, – предлагает брат, но я качаю головой.

– Я не хочу вас стеснять, Рай. Да и ей будет проще начать сначала, если я не буду путаться под ногами.

Знаю: отец всегда примет меня несмотря на то, что с появлением Маргарет, я буду в доме лишним. Я в любой момент могу вернуться домой, если захочу. Но я не хочу. И не могу.

– Как скажешь.

– К ужину меня не ждите: мне нужно ещё кое-куда зайти, – говорю я, и мы расходимся в разные стороны. Мне просто необходимы свежий воздух и тишина, а их, как и прежде, абсолютно невозможно добиться в нашем доме. Тяжело вздохнув, сжав в кармане куртки ключ, я иду туда, где всё начиналось.

Шагая мимо сонных домов Шлака, я вновь вспоминаю вчерашний день. Я не могу выкинуть из головы то, как она быстро дышала и нервно сглатывала, цепляясь за мою рубашку тонкими пальцами. Ее сумрачно-серые глаза в практически полной тьме рабочей подсобки и мягкие губы, шепчущие моё имя. В тот самый миг когда я прижал её к себе, кругом всё исчезло. Я не слышал ни музыки, ни криков и ни смеха, доносящегося с площади. Я ощущал только её древесный аромат и биение собственного сердца, которое с умноженной силой гоняло по телу кровь. Я с силой трясу головой, пытаясь отогнать воспоминания, и крепче сжимаю в кармане ключ, так что он практически впивается в кожу на моей ладони.

Я вхожу и захлопываю за собой дверь, как будто запечатываю собственные воспоминания внутри. Но несмотря на это они продолжают упорно и глухо стучаться в мой череп, напоминая о тех днях, которые мы провели здесь вместе. Внутри старого дома ничего не изменилось. Я медленно открываю дверь в спальню, где я любил её тогда, бросаю беглый взгляд на накрытую простынями мебель и выбираюсь из окна на улицу. Присев на красный черепичный карниз, я осматриваю крохотные улочки и уже опустевшие поля Двенадцатого. Восемнадцать лет я считал его своим домом. Я до сих пор пытаюсь найти путь назад, но мне никак не удаётся вернуться в свою оболочку и по-старому расположиться в самом себе. Внутри такой беспорядок: мебель переставлена, лампочка перегорела, прошлое разорвано на клочки.

Я всегда думал, что дом – это знать, что ты не один. Смотреть, как заходит солнце над бескрайней засыпающей долиной, и иметь любимого человека рядом, которого ты можешь прижать покрепче к себе, чтобы разделить с ним это мгновение. Меня зовут Пит Мелларк, я из Дистрикта-12, и я потерял свой дом.

Можно ли назвать мою жизнь историей любви, если любовью она не заканчивается? Правильнее будет назвать произошедшее трагедией.

Иногда я мечтаю забыть то, что было между нами. Но потом понимаю, что нет, я ни за что никому не отдам свои пять, десять, пятнадцать лет, которые я любил её. Первый раз, когда я услышал, как она поёт, первый взгляд, которым мы случайно обменялись на общем уроке математики, первый поцелуй, последовавший после первой пощечины, и единственную ночь, проведённую с ней вместе в тёмной спальне этого дома. Я не хочу забывать.

Я делаю медленный вдох, бросая последний взгляд на место, в котором я вырос. Застегиваю повыше воротник куртки, прячась от холодного ветра, и возвращаюсь через окно обратно. Я протягивая руку, чтобы закрыть оконную раму, но, услышав шум на лестнице, разворачиваюсь и застываю.

Запыхавшаяся Китнисс врывается в спальню и, увидев меня, резко останавливается.

Она – воплощение огня и ярости. Ее волосы, в этот раз не собранные в косу, развиваются от вечернего ветра, ворвавшегося в комнату сквозь тонкие пыльные занавески. Она здесь совсем рядом. Только руку протяни. И как раньше дико злится на меня.

– Что ты здесь делаешь? – осторожно спрашиваю я, но вместо ответа она бросается ко мне, крепко обвивая руками за талию, и прячет лицо, утыкаясь в моё плечо.

– Я так боялась, что не успела… что ты уехал. Я искала тебя в пекарне, но твой отец сказал, что ты ушёл на кладбище, но я не нашла тебя там, – она начинает всхлипывать, – и вдруг подумала, что ты не мог не попрощаться с этим местом.

Она еще крепче обнимает меня, выдавливая из моих легких весь воздух.

Я чувствую, как теплая ладонь накрывает мою холодную.

– Останься…

Она произносит лишь одно простое короткое слово, но в нём в эту секунду заключается вся моя жизнь. И становится неважно, насколько долгой и сложной она была до неё и на пути к ней. И поэтому я отвечаю, переплетая наши пальцы:

– Всегда.

Я обвиваю её руками и зарываюсь лицом ей в волосы, прижимая к себе сильнее. Закрываю глаза. В целом мире есть только она и я. Я нежно целую любимую девушку в губы, и, кажется, что мое сердце буквально вырывается из груди, когда она целует меня в ответ.

Говорят, что до мечты всего два шага. Больше нет. Моя мечта сбылась.

========== Эпилог ==========

На улице завывает ветер, бросая мне в лицо снежинки размером с теннисный мяч. Я натягиваю на голову капюшон и спускаюсь по протоптанной серой тропе. Декабрьский ветер пробирает до самых костей, и я поднимаю воротник куртки выше. Несмотря на слабый солнечный свет, заледеневшая угольная грязь под моими ботинками всё равно превращается в жижу, и я, обходя особенно большие лужи, ступаю на городское кладбище.

Я петляю вдоль каменных плит и простых деревянных табличек, пока не дохожу до гранитного камня с именем Анна Роуз Мелларк. Растущая рядом сирень уже давно сбросила свои листья, и сейчас только её ветки дрожат на холодном воздухе. Сняв капюшон, я присаживаюсь на корточки рядом с могилой матери.

– Привет, – очищаю рукой имя, выбитое на сером камне, – я многое должен тебе рассказать, мама, и думаю, это будет наш последний разговор в уходящем году, – я опускаю взгляд на небольшой кожаный альбом со стёртыми уголками, который верчу в руках. Мне показалось важным взять его на этот раз с собой. – Сегодня утром я привёз Китнисс и нашего сына домой. Ты бы гордилась им, мама. Сильный и крепкий мальчишка. Весит три с половиной килограмма. Китнисс говорит, что он очень похож на меня, и знаешь, когда я взял его в руки первый раз, то…

Я прочищаю горло.

– Ты ведь помнишь, каково это, да? Нет ничего в этом мире, что сможет заставить почувствовать такое. Это чудесно, но и одновременно страшно до смерти. Ты хочешь защитить своего малыша от всей боли, которая может возникнуть на его пути, и молишься, чтобы не облажаться, и воспитать его достойно.

Я останавливаюсь и провожу взглядом по широкому полю кладбища.