Текст книги "Симфония Искажений (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Если мы сумасшедшие, тогда что нормально? Что правильно?

– Ничего. Для нас в этом мире – ничего.

– А вот и неправда. И Фрэнки тоже, по-твоему, просто чокнутый? И ему нечего делать в этом мире? – Ее голос зазвенел от напряжения.

– Фрэнки… – Сид усмехнулся. – Нет, место Фрэнки здесь и нигде больше. Он пишет чудесную музыку, согласна?

– Угу, – Эшли закивала. – Чудесную. Поэтому я не позволю тебе убить его, слышишь?!

И прежде чем Сид успел сообразить, что происходит, она налетела на него с невиданной для больной девушки прытью и повалила на кровать. Откуда ни возьмись (вероятно, из-под одеяла) возник кухонный нож, но, похоже, Эшли не рассчитала свои силы и не справилась с раненой рукой: вместо дальнейших решительных действий нападающая слабо вскрикнула и упала прямо на врага. Затем последовала вспышка боли в районе ключицы и одновременно с ней – захлебнувшийся всхлип Эшли, поранившейся собственным ножом.

Не без труда Сид перевернул ее, разом обмякшую, и уложил на спину. По ее бледному лицу, зачеркнутому уродливой багровой полосой, катились слезы вперемешку с кровью. Злополучный нож скользнул на постель, пачкая простыни красным. Сид перехватил его за рукоятку до того, как Эшли снова потянулась к своему оружию.

– Все, доигралась, – сказал он и положил нож на тумбочку. – Хотела горло мне перерезать, что ли? Смело. А потом что? О тюрьме мечтаешь?

Он потянулся рукой к распахнутому вороту рубашки, осторожно притронулся к ране. На пальцах осталась кровь. Что-то теплое уже текло по груди – порез наверняка получился глубокий.

Эшли силилась заговорить, но из горла вырывались только нечленораздельные звуки.

– Не плачь, – Сид пригладил чистой рукой ее топорщившиеся кудряшки. – Тебе еще повезло. А если бы в глаз себе попала?

– Н-не прикидывайся добреньким, – выдохнула Эшли. – Я все знаю про тебя… и про Симфонию…

– Если ты решила, что я собираюсь убить Фрэнки, то ты ничего не знаешь, – покачал головой Сид. – И ты очень глупо поступила, напав на меня. Если я умру до того, как придет время исполнить Симфонию, думаю, Фрэнки захочет стать исполнителем. И вот это его убьет. Ты сможешь его остановить?

В ответ несчастная только всхлипнула.

– Вот именно. А я смогу. Мы ведь с тобой оба желаем ему счастья, дурочка, нам бы объединиться, а не враждовать, раз уж ты «все» знаешь.

Он хотел взять ее за руку, но как только их пальцы соприкоснулись, комната исчезла вместе с Эшли – странно! – и Сид почему-то остался совсем один в медленно проступающем все более ясным оттиском на чистом листе пустоты мире.

– Эшли, ты куда делась? – позвал он, растерянно протер глаза – и замер. На лицо упала капля, другая…

Его окружал Город. Шпили далеких башен рвали небо, затянутое лохмотьями туч. Зеркала луж звенели от перестука дождевых капель. Кругом – ни души. Он сидел на одетой в серое мостовой. Вывески обступивших его лавок, столбы и скамейки из призрачно-сизого окрашивались то в желтый, то в зеленый, то синий по мере того, как Сид скользил по ним взглядом; крыша ближайшего здания вспыхнула багрянцем, едва только он подумал, что в сегодняшнем Городе отчетливо не хватает красного.

– Фрэнки, ты здесь? Помнишь, я говорил про свое родное Искажение?.. – крикнул он, надеясь все же отыскать друзей, но никто не отозвался.

Похоже, он оказался совсем один в Городе. Да и Город какой-то не такой: похож на черновой набросок, который нужно обвести и раскрасить. Во снах он являлся совсем другим, он дышал жизнью. Но то было во снах, а тут – Искажение. Или это не Искажение вовсе? Может, Сид потерял сознание, может, это галлюцинация?

Голова у него кружилась все сильней, и вместе с ней начал кружиться Город: рваться, сжиматься, нависать над ним изогнутым многоголовым исполином. Устав смотреть ввысь, Сид глянул на землю и увидел, что его кровь смешалась с дождевой водой. В луже теперь словно не серые тучи отражались, а огненный закат.

Последние силы оставили его, и он лег на мостовую, прижался щекой к сырому камню, макнул волосы в кровянистый водяной суп.

Неужели ему суждено умереть в Городе? Пока еще рано: в том, другом мире остались важные незавершенные дела. Если бы не дурочка Эшли, он бы сейчас гулял по этим улицам, а не валялся, бестолково раскрашивая собственной кровью ближайшую лужу.

Сознание угасало, и вместе с ним выцветал Город.

– Вот я и дома, – прошептал Сид.

Он закрыл глаза и почувствовал, как холодные, мокрые руки дождя обнимают его.

========== 5. Искажение ==========

Со всех сторон лился приглушенный свет. Сначала – один только свет, неверный и тусклый, но как только Фрэнки пригляделся внимательней, из тумана начали проступать очертания испещренных причудливой росписью глыб, возвышавшихся кругом, насколько хватало глаз. В воздухе летала черная пыль, складываясь в острые воронки-закорючки. Пугающая тишина, повисшая в незнакомом помещении, секунду спустя словно сдвинулась с места, встрепенулась и потянулась, позевывая, – пронесся нестройный трепет, будто незримый симфонический оркестр готовился к репетиции, настраивая инструменты.

– Я заснул, да? – спросил Фрэнки вслух и прикоснулся к пылающему лбу. Вдохнул пыльный воздух, и внутри защекотало, будто он наглотался дыма. Рассеянно проведя рукой по поверхности огромной ярко-синей глыбы, вонзившейся в пол рядом с ним, он взглянул на чернильные пятна, оставшиеся на пальцах, а после вскинул глаза на сам обломок неизвестного происхождения. Гладкий камень оказался расчерчен, разлинован и покрыт – нотами.

Прищурившись, Фрэнки начал читать с листа, и каждый значок делал ему реверанс, каждое крещендо распахивало свой острый клюв ему навстречу, а каждая лига выгибалась вопросительным знаком: «Не узнал нас?»

Как только первые такты сложились в голове создателя, он вспомнил задорную мелодию, которую задумал вплести в первую часть симфонии, посвященной Сиду. В первую – легкую и беззаботную… Фрэнки обошел глыбу и обнаружил на другой стороне мотив совершенно иного характера; все верно – вторая часть, беспокойная и тревожная.

– А третьей и четвертой пока нет, – он улыбнулся и дотронулся до идеально ровной и чистой поверхности камня с соответствующих сторон. – Все верно. Ты – моя симфония! Нет – его симфония. Темно-синяя! Вам подходит.

Рядом с недописанной симфонией примостился щербатый алый камень с острыми гранями-шипами. Без труда и особого удивления Фрэнки узнал в его росписи свое фортепианное страдание с названием «Посвящаю М.». Он отвернулся, не желая разглядывать и воскрешать мотив, въевшийся слишком глубоко в сердце, и сделал шаг вперед, отбросив в сторону несколько бесцветных булыжников, на поверку оказавшихся его детскими полузабытыми произведениями. Сзади вступил призрачный симфонический оркестр, и в воздухе зазвучало попурри* из произведений Фрэнсиса Джейли, забытых и спустя годы живых, законченных, недописанных и тех, что ему еще предстояло написать. Начав играть с тихой нежностью, скрипки постепенно разошлись до визга, и как только музыка обратилась в невообразимую кашу, где каждый исполнитель словно задался целью перекричать соседа, Фрэнки увидел оркестр: завязанные в узлы, стоящие вверх ногами, свернутые в клубок, перепутанные, сломанные, эти инструменты управлялись незримыми руками, изнемогая, истекая звуком и теряя струны. Воздух становился все гуще, и вскоре Фрэнки понял, что вдыхает не дым и не пыль, а ноты. Они плавали перед ним, с каждой секундой обретая плоть и наливаясь черным. Порыв ветра швырнул несколько восьмых и целый забор из тридцать вторых** ему в лицо, и Фрэнки инстинктивно прикрылся руками: не зря, ноты оказались неожиданно острыми и оцарапали его. Музыка распадалась на нестройный нарастающий гул, слышать который вскоре стало невыносимо. Чувствуя, что вот-вот оглохнет, Фрэнки рухнул на колени, заткнул уши и крикнул в пустоту: «Прекрати!»

Глоток набитого закорючками воздуха заставил его согнуться пополам и закашляться, выплевывая темные осколки. Во рту остался соленый привкус. Перед глазами неизвестно откуда возникли и затанцевали белые и черные клавиши, приглашая притронуться к ним, и стоило Фрэнки отвернуться, вытирая рот, как они больно впились ему в бока и толкнули на пол, изрытый трещинами, усыпанный обломками инструментов и нот. Щепка, отколовшаяся от разлагающегося на глазах грифа виолончели, задела острым концом лоб Фрэнки, а проплывавший мимо бесконечный нотный стан словно невзначай опутал его шею и принялся душить. Обрывки струн начали танцевать на нем, позвякивая и царапая грудь, а после и пол, и ноты, и глыбы, и инструменты – все выцвело и потерялось в тумане.

Фрэнки очнулся в своей комнате, застонал и кое-как поднялся на ноги, опираясь на фортепиано. Кровь заливала глаза. Слабость дополнялась тупой болью во всем теле, словно его избивали во сне. Во сне?

– Искажение? – Он отвернул грязный, изодранный рукав некогда белой рубашки и с ужасом уставился на руку, покрытую мелкими кровоточащими царапинами. – Искажение! – повторил он, не веря, что такие миры существуют. Миры, полные его музыки?..

Он помнил, как целовал Сильвию и нес какую-то чепуху про то, что все непременно будут счастливы, помнил, как они потом вместе дурачились, пытались играть популярные песенки дуэтом, то и дело отвлекаясь на объятия и новые поцелуи, а потом та глянула на часы и заторопилась к себе, потому что «скоро обед, мне надо успокоиться, а то брат заметит». После ее ухода Фрэнки упал на кровать в самом мечтательном настроении и долго лежал, мысленно рисуя нежные и пикантные сцены с их обоюдным участием, а потом, кажется, заснул и – попал в будто им же созданное Искажение?

Если так, то почему он не встретил там ни Сида, ни Эшли? Что с ними? Куда они пропали? Где прятались, чем занимались? Нужно выяснить!

Решив, что для начала лучше привести себя в порядок, дабы не пугать друзей по несчастью, Фрэнки торопливо сполоснул лицо и руки водой, кое-как стянул изодранную, окровавленную одежду, поцокал языком при виде ссадин на боках и переоделся в чистое, морщась от боли. То и дело он замирал, прислушиваясь к звукам снаружи и ожидая, что вот-вот к нему без стука ворвется Сид с тем же самым вопросом: «Почему я тебя не встретил в Искажении?..», но за дверью было тихо.

Чувствуя нарастающую тревогу, Фрэнки поспешил к его комнате. Как ни крути, Искажение оказалось довольно опасным. А если с Сидом что-то случилось? Эти чертовы ноты могли исцарапать его и вызвать кровотечение, да и оркестр в полном составе дружелюбием отнюдь не дышал.

– Эй, ты в порядке? – крикнул Фрэнки вместо того, чтобы постучать, и влетел к Сиду, мысленно готовясь увидеть лужу крови и распростертое тело, но вместо этого споткнулся о подвернувшуюся под ноги бутылку и растянулся на полу. – Чертов ублюдок, какого…

Он замолчал, осознав, что разговаривает с пустотой. Ветер, врываясь в открытое окно, шевелил разбросанные по столу и полу бумаги. Постель была скомкана и смята. Бутылка перекатывалась туда-сюда с противным глухим звуком. Фрэнки поморщился и поставил ее на место.

Поднявшись, он подошел к письменному столу и взял наугад несколько листков. Первый оказался копией обрывка Симфонии Искажений, второй – схемой непонятного механизма: какие-то молоточки, крючки, шестеренки… На обратной стороне нашлись пометки и пояснения, написанные бисерным почерком, но Фрэнки не стал напрягать глаза и не заинтересовался ими, бросив взгляд на третий лист, оказавшийся неоконченным письмом.

«Слушай, я немного нездоров и к тому же страшно занят накопившимися за время моего отсутствия делами, поэтому никого не принимаю и сам заехать к вам не могу. Тут было бы скучно до скрежета зубовного, но Сильвия меня развлекает, как может. К тому же она привезла с собой презанятную подружку, одним словом, я не так уж одинок в своем затворничестве. Впрочем, возможно, я смогу выкроить время на неделе и вырваться к тебе. Познакомлю тебя с ней, вы наверняка друг другу понравитесь!»

«Точно! – Фрэнки хлопнул себя по лбу с облегчением и сразу поморщился от боли. – Кто сказал, что Сид должен безвылазно сидеть дома? Это даже подозрительно. Должно быть, он поехал в гости, а меня предупреждать об этом вовсе не нужно ведь. Только бы Искажение не застало его в неудобный момент!»

Он окончательно успокоился, положил письмо на место и неохотно вышел в коридор. Раз Сида нет дома, нужно самому проведать Эшли. Фрэнки ни разу не навестил ее с тех пор, как она стала резонирующей, и надеялся, что и впредь получится как-нибудь поменьше пересекаться с ней. Он не знал, как смотреть ей в глаза после случившегося несчастья, что говорить, как себя вести, но вечно прятаться от нее все равно не вышло бы. Даже хорошо, что нашелся подходящий повод.

– Эшли, я зайду? – Он деликатно постучал в дверь и застыл, ожидая ответа. – Это я, Фрэнки! Ты там нормально?

Как и в случае с Сидом, его встретила только тишина. Только вот к девушке так запросто не ворвешься. Фрэнки подождал с минуту, потом постучал еще раз.

– Эй, что-то случилось?

Тишина. Фрэнки попробовал заглянуть в замочную скважину, но ничего интересного там не увидел. Не зная, как быть дальше, он медленно сполз на пол и обхватил колени руками. Да что тут происходит? Словно весь дом вымер.

– Послушай, если ты обижена на меня за то, что я с тобой сделал, и потому не впускаешь, хотя бы скажи об этом, не молчи! – взмолился Фрэнки. – Я же волнуюсь!

А что, если и ее нет дома? Скажем, Сид взял ее с собой и уехал? Сама мысль о подобном была смешна: Сид, конечно, не особо разборчив в связях, но представить его с Эшли решительно невозможно. Невзрачная провинциальная дурочка и во всех смыслах видный парень из высшего общества – ну прямо сюжет для романа, из тех, что сама же Эшли и читает! Пролил живительный бальзам на ее кровоточащее после первой несчастной любви сердце! Фрэнки затрясся от беззвучного смеха, но, вспомнив, в каком он сейчас положении, разом успокоился. А после встревожился не на шутку: с какой стати Эшли не пустила бы его к себе? Она же любит его! Да она должна обрадоваться и бегом броситься открывать! И, в конце концов, если там что-то интимное, всегда можно запереться изнутри!

Он вскочил на ноги, не в силах больше выносить эту таинственную тишину, и распахнул дверь, действительно оказавшуюся незапертой.

Кругом властвовал красный: красные пятна на полу, красные простыни на смятой постели, красное лезвие ножа, лежащего на тумбочке, и, наконец, красная лужа, собравшаяся под лежащим на боку Сидом. Фрэнки бросился к нему, проклиная себя за нерасторопность, перевернул его на спину и тихо охнул, смочив пальцы в его крови.

– Как ты так?.. Кто тебя так?.. – встревоженно спрашивал он, не надеясь услышать ответ, но Сид оказался в сознании: взгляд у него прояснился, остановившись на лице Фрэнки.

– А ты угадай, – предложил он чуть слышно.

– Вот еще! – Фрэнки попробовал его поднять, но попытка не увенчалась успехом: по всей видимости, юный музыкант и физическая сила – вещи несовместимые.

– Не трогай меня, спинку надорвешь, – съязвил неподъемный груз.

– Сил встать у тебя нет, а как чушь нести, так находятся! – Горе-помощник разозлился и даже замахнулся для удара, но вовремя остановился, устыдившись: так обращаться с раненым, беспомощным человеком!

– Можешь выместить на мне всю злость на этот неправильный мир, – послушно отозвался Сид, – только сделай как-нибудь так, чтобы Сильвия не узнала. Я немного полежу и поправлюсь, а пока, пожалуйста, не говори ей! И дай мне воды, если не трудно…

Фрэнки в ответ только чертыхнулся. Вне всякого сомнения, Сид в очередной раз потерял слишком много крови: тут «немного полежу» не обойтись. Причем когда подобное случилось по дороге в Фата-Моргану – о, сколько ж тогда с ним возни было! – он выглядел лучше и как будто сумел сохранить больше сил. Или здесь дело не только в кровопотере? Фрэнки наморщил лоб, припоминая странный обморок Сида после черно-красного Искажения.

– Сейчас я принесу попить, – произнес он сдавленным голосом. Поднялся с колен, подхватил с тумбочки кружку, бросив тяжелый взгляд на нож, набрал воды и дал больному напиться.

– Спасибо! Ты так добр ко мне… – пробормотал Сид и закрыл глаза, но его немедленно встряхнули:

– Тебе надо лечь в кровать! Полежи пока на месте Эшли, раз уж я тебя никуда не дотащу.

Сид начал отнекиваться, но его мольбы не были услышаны. Кое-как подтащив раненого к постели, Фрэнки помог ему улечься, потом, подумав, отогнул край одеяла и принялся расстегивать его окровавленную рубашку.

– Эй, не надо! – взмолился тот. – Там просто царапина, уже зажила!

– Да я только взгляну, нечего так переживать, – заверил его Фрэнки и с плохо скрываемым беспокойством уставился на раззявленный, сочащийся кровью порез. – Ну да, уже зажила…

Он поднялся с места, выпрямился.

– Ты же не скажешь Сильвии?.. – напомнил Сид слабым голосом.

– Не скажу. Ничего не скажу, – хранитель секретов криво усмехнулся и взялся перечислять: – А еще не скажу про Симфонию Искажений и про то, что ты собираешься умереть. И я даже не попытаюсь тебя остановить, просто буду смотреть. Наслаждаться твоей агонией. Черт, и ты в это веришь?..

– Хотелось бы верить. Я ведь предал тебя, разве нет?

Фрэнки нервно провел рукой по волосам.

– Забудь. Ты сам говорил, что речь идет о жизни и смерти, я это ясно вижу теперь. И, похоже, тебе все-таки не суждено исполнить Симфонию. Эта твоя царапина, которая уже зажила…

– Не нужно меня недооценивать.

– Не нужно себя переоценивать. Предыдущий исполнитель не доиграл до конца, потому что умер. Я уверен, что так все и было, больше нет смысла мне врать. Ты знаешь, как он умер? Его убил Резонансметр?

– Да, – просто ответил Сид, и его лицо осветилось неуместной мечтательной улыбкой.

Покачав головой, Фрэнки направился к выходу, намереваясь немедленно вызвать врача и рассказать обо всем Сильвии. У него дрожал подбородок, словно у ребенка, что вот-вот разревется, и он хотел скрыть это – так же, как свой ужас и восхищение одержимостью Сида, его внутренней сумасшедшей силой, странным образом соседствующей с физической слабостью. Сколько месяцев или даже лет тот жил, зная, что должен исполнить свой долг и умереть? Чего ему стоило сдерживать себя в отношениях с семьей, с друзьями, с женщинами, не создавать крепких привязанностей? А Фрэнки эгоистично вцепился в него, как клещ, со своей едва рожденной дружбой, и наверняка причинял ему одну только боль вниманием, расспросами и симпатией на пороге Бездны.

– Эй, куда ты? Бросишь меня тут одного? – жалобно спросил Сид.

– Я скоро вернусь, – заверил его Фрэнки. – Найду, чем тебя перевязать и обеззаразить рану, прихвачу чистую одежду – и сразу приду.

– Правда? Ты позаботишься обо мне? И никому не скажешь?

– Никому. Обещаю.

Как ни странно, Сида эти слова успокоили: вечный обманщик сам оказался по-детски доверчив.

«Надо же когда-нибудь ударить тебя твоим же оружием», – подумал Фрэнки и с чистой совестью отправился нарушать только что данное обещание.

***

Эшли плакала, лежа на холодном деревянном полу. Разрывающая лицо боль не утихала, под головой собиралась лужица крови. Несчастная даже не обратила внимания на то, что обстановка изменилась, – ее переполняло отчаяние. Теперь Фрэнки точно никогда не полюбит ее – такую! Седую, со шрамом на лице…

Как она могла допустить случившееся? Как могла не заметить раньше опасность, исходившую от неизвестно откуда свалившегося на Фрэнки «друга»? Она даже не сразу запомнила его имя – можно же быть такой беспечной! Следовало убить его еще на вокзале Мнимого Рубежа, когда он был слаб, как котенок. Нет – прикончить его еще в Сонном Доле, в ту первую встречу на изломе весны, когда он так резко ворвался в их тихую жизнь и сразу внес туда хаос. Подумать только, и у него хватило наглости пытаться переубедить ее! Гнусный лжец! На долю секунды она даже поверила ему, но его глаза – о, глаза не врали, она увидела в них пустоту – зловещую, ледяную. В этом человеке не жило ни крупицы тепла, он – не более чем послушная тень Бездны. И эта тень задумала поглотить ясный свет, придавший ее жизни смысл – и поглотивший ее разум.

Она вспомнила, что Сид должен быть где-то рядом, и собралась с силами, чтобы его добить. Как – не имеет значения, она его задушит, перегрызет ему горло. Нож в ее руку вложила Мадлен: этой красотке захотелось понаблюдать за тем, как поведет себя Фрэнки, если Сида вывести из строя, а заодно отомстить тому за невнимание, да и просто развлечься. Каким-то образом она угадала, что чувствует Эшли, и пообещала ей помочь – при условии, что до убийства не дойдет. Она говорила какие-то странные вещи про собачек, невозможность дружбы, месть, доверие и предательство, про какие-то секреты и даже про любовь, но Эшли не стала слушать эти несвязные мысли, да и насчет не-убийства только сделала вид, что согласна. Союзник в лице Мадлен оказался слишком неожиданным. Может, поэтому все и провалилось?

Она перекатилась на другой бок и распахнула глаза. Сжала кулаки, стиснула зубы. Если бы можно было убивать одной только силой ненависти, у Сида не осталось бы ни единого шанса.

– Куда ты подевался, ублюдок? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

В ответ послышалась музыка.

Эшли замерла, прислушиваясь, и затрепетала всем телом: она узнала ту самую мелодию, которой Фрэнки, сам того не подозревая, однажды выстелил путь в ее сердце. Внутри всколыхнулась невыразимая нежность; мысли наконец-то прояснились, и она с удивлением обнаружила, что лежит на полу в «Мелодии», в Сонном Доле. У себя дома. У стены – все то же старенькое фортепиано, а за ним – ее Фрэнки, растрепанный, в мятой полосатой рубашке на пару размеров больше, чем нужно, кажущийся невыразимо хрупким и одиноким. Точно так же он выглядел в тот момент, когда она услышала его прекрасную музыку впервые; и все, что было после, сразу показалось Эшли затянувшимся кошмаром.

– Фрэнки… – она встала, помогая себе здоровой рукой, стерла кровь с лица и кое-как доковыляла до музыканта. – Фрэнки!

Он прервал игру и повернулся к ней. Его глаза сияли бледно-голубым огнем, от снежной белизны кожи хотелось плакать.

– Мне приснился страшный сон, – Эшли глупо улыбнулась, капая кровью на пол. – Очень длинный страшный сон… Будто ты завел себе друга, который хочет тебя убить. Будто ты совсем меня не любишь…

– Я люблю тебя, – произнес Фрэнки.

– Ты… меня?.. – она вспыхнула, не веря своему счастью. – Меня?.. Но я… Я изуродована…

– Это было во сне.

Во сне! Она потянулась к Фрэнки, не желая ни о чем больше говорить: некоторые вещи лучше выражать не словами. Прижалась к нему всем телом, зарылась носом в ворот его рубашки и, опьяненная недостижимой близостью, начала целовать его ключицы, шею, подбородок; дошла до губ и припала к ним, робко пробуя на вкус незнакомую мягкость. Отстранилась, пытаясь перевести дыхание.

Светлый огонь в глазах Фрэнки угас, сменившись чернотой, заполнившей всю радужку, а потом и белки. В новорожденной ночной тьме плавали звезды.

Эшли вздрогнула, испуганно вскрикнула, но он не дал ей вырваться и убежать: резко прижал к себе и вовлек в новый поцелуй. Его язык скользнул ей в рот, и она почувствовала, как в горло проникает что-то ледяное и студенистое; рука зашарила под вырезом ночной рубашки, и грудь пронзила холодная, дерущая сердце в клочья боль. Раны на лице, руке – раскрылись полными жажды солнца цветками и расползлись в стороны, растягиваясь, разрывая кожу, сосуды.

Собрав последние силы, Эшли оттолкнула от себя мучителя, но избавиться от него не смогла: лицо его, за исключением провалов глаз, обратилось в бесформенную белую массу, наполовину перетекшую в ее рот, а тело, перекручиваясь и меняя форму, норовило слиться с ее телом.

Если бы она попала в Искажение, она могла бы попробовать сосредоточиться на мысли о спасении, как в прошлый раз; но разве бывают такие Искажения? Видимо, это просто сон, бред, галлюцинация. Если умираешь во сне – просыпаешься. Нужно просто немного потерпеть, чтобы прийти в себя.

Вокруг все рушилось. Стены разбивались, обдавая ее мягкими брызгами, похожими на прохладные касания воды. Фортепиано стекло на пол коричневой лужей, а сам пол рассохся, раскрошился и начал таять в объятиях пустоты.

Последним, что увидела Эшли перед смертью, были падающие звезды в глазах Фрэнки.

***

После того, как Фрэнки ушел за помощью, Сид впал в бессознательное состояние. Прибывший врач настоял на немедленном переливании крови – Сильвия стала донором, – и, осмотрев больного, предложил поместить его в больницу для обследования. «Проблемы с сердцем», – уклончиво сказал он. Сильвия в ответ прозаикалась, что н-не м-может быть и н-никогда т-такого н-не было, а Фрэнки молча жевал губы, внутренне холодея: перед ним совершалось что-то незримое, неумолимое, неотвратимое, и он догадывался о причине тех самых «проблем». Каким обследованием, каким лекарством здесь помочь?

Он не воплотил в жизнь свое намерение рассказать Сильвии про Симфонию: едва узнав, что случилось с братом, та затряслась и так горько расплакалась, что Фрэнки не нашел в себе никаких моральных сил добить ее новыми подробностями – точно так же, как не сумела это сделать Эшли.

Они решили подождать, что скажет про больницу сам Сид, когда очнется. Фрэнки сделал вид, будто на что-то надеется: вот и дожил, в обществе обманщика сам стал обманщиком. Он остался вместе с Сильвией у изголовья больного, но они уже не пытались целоваться и озорничать: оба притихли, поникли. У бедной девушки дрожали руки, и Фрэнки забрал их в свои, пытаясь отогреть и успокоить ту, что не раз успокаивала его. Ему хотелось быть – или хотя бы казаться – сильным ради нее.

Вскоре после отъезда врача явилась Мадлен. Она долго смотрела на Сида оценивающим взглядом, изучала стойку с капельницей, а потом отрывисто спросила, обращаясь к Сильвии:

– Он умирает?

– Нет! – с ужасом ответила та: никто не смел произносить это слово, а с губ Мадлен оно слетело так просто, словно речь шла о погоде.

Фрэнки пристально наблюдал за ней, внутренне подобравшись. Почему-то ему хотелось прогнать Мадлен, защитить от нее Сида, запретить ей на него смотреть и интересоваться его состоянием, хотя у нее на то было полное право.

– Все будет в порядке, – Сильвия нервно сцепила руки в замок. – Это просто анемия.

– М-да? Мне вот интересно… – за этими словами последовал еще один оценивающий взгляд, – сколько он еще протянет. Такие раны быстро не заживают, Искажения, как я погляжу, приходят быстрей. Не хотелось бы связываться с человеком, который вот-вот…

Она не договорила: Фрэнки вскочил с места вне себя от гнева.

– Ах ты циничная стерва! – вскричал он, задыхаясь. – Как ты смеешь говорить подобные вещи, да еще и при людях, которым больно это слышать! Что для тебя Сид? Толстый кошелек? Хороший любовник? Надежда на выгодный брак и положение в обществе? Да ты должна рыдать от счастья, что он был с тобой, ты вообще знаешь, что это за человек?!

– Гляньте, кто расшумелся! – удивилась Мадлен. – Мышонок показывает мне зубки! С какой стати меня должен так волновать твой Сид, мы знакомы всего ничего. Ну подумаешь, переспали, это повод рыдать от счастья? Или ты бы на моем месте рыдал от счастья? Или уже рыдал? Серьезно, чем вы там вдвоем по ночам занимаетесь, что он потом не хочет меня видеть?

– Да думай, что хочешь, – отозвался Фрэнки, не дрогнув. – Оскорбляй меня, сочиняй всякую чушь, развлекайся, одним словом, но не смей оскорблять его, да еще при его сестре! Как у тебя наглости хватает болтать такое при этой чистой девушке, считающей тебя другом!

– Чистой девушке? Уж не влюбился ли ты?

– Тебя это не касается! Убирайся!

Мадлен иронично поджала губы: ее явно забавляла перепалка с Фрэнки, если не сказать больше – она наслаждалась ею. Но тут подала голос доселе молчавшая Сильвия.

– Мадлен, уходи, – сказала она тихо, но твердо, и в этом «уходи» заключалось нечто большее, чем просто «выйди из комнаты».

– Меня почему-то который день все только гонят, – усмехнулась Мадлен. – Учтите, меня унизить не так просто, как вам кажется. Я уйду, но вам это еще аукнется.

– Напугала тоже! – Фрэнки рассмеялся ей в лицо.

– А ты все-таки изменился, – задумчиво протянула та у самого выхода. – Может быть, даже в лучшую сторону. Может быть, я даже могла бы полюбить такого мужчину.

Вышеозначенный мужчина покраснел, как помидор.

– Ты… ты врешь! – крикнул он, обращаясь к закрывшейся двери. – Да вы все тут мне только врете!

– Не слушай, не слушай ее, – добавила Сильвия и моляще взглянула ему в глаза; и живо вставший перед его мысленным взором обольстительный образ Мадлен разом поблек и распался. – Спасибо, что защитил нас.

– Да я… да я только… – Фрэнки растерялся и снова покраснел, а потом ойкнул от неожиданной боли: проведя ладонью по его лицу, Сильвия дотронулась до царапины на лбу.

– Ох, прости! – Она смутилась и, поднявшись на цыпочки, поцеловала задетое место. Этот невинный и вместе с тем полный любви жест вызвал у Фрэнки такое умиление, что он не сумел противостоять искушению, взял ее за подбородок и осторожно коснулся ее губ своими.

– Помолвка или смерть, – немедля донеслось со стороны кровати.

Пойманные на месте преступления влюбленные испуганно отскочили друг от друга.

– Т-так т-ты не спишь? – обратился Фрэнки к Сиду, разом вспомнив про выбитые зубы.

– Ясное дело, не сплю, – отозвался тот. – Ты так накричал на Мадлен, что и мертвеца бы разбудил.

Глаза у него смеялись. На миг растерявшаяся Сильвия между тем решила взять инициативу в свои руки, набросилась на брата и принялась ерошить ему волосы с самым беззаботным видом:

– Не ругай Фрэнки! Мы ничего такого не делали! Правда-правда! Показать тебе, как мы делали? – и она, живо нагнувшись, поцеловала в губы и его. – А научишь по-взрослому?

– Гадкая девчонка! – Сид натянул свободной от иглы рукой одеяло до самого носа. – Таким вещам тебя будет учить твой муж! Уйди с глаз моих!

Пользуясь беспомощностью брата, Сильвия и не думала его слушаться: дурачась, она покрыла быстрыми поцелуями его лицо и шею.

– А если муж сам не будет уметь? Вся надежда на тебя! – смеялась она.

– Еще скажи, что я и его чему-то там учить должен! – Сид измученно закатил глаза. – Хватит сходить с ума! Уйди отсюда, а то мне хочется плакать от кошмарности твоего воспитания. Уйди, говорю тебе! Фрэнки, ну сделай с ней что-нибудь!

Услышав свое имя, друг семьи, который улыбался, наблюдая за ними, словно очнулся от приятного сна. Схватив разобидевшуюся Сильвию под локоть, он вытолкал ее за дверь безо всяких церемоний, догадываясь, что взывают к нему неспроста: речь пойдет если не о Симфонии, то либо о его предательстве, либо о его девственности, а несносный Сид таков, что запросто начнет подшучивать на последнюю тему при посторонних.