Текст книги "Симфония Искажений (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Как он и опасался, автомобиль был пуст. И навстречу незваному гостю, обрамленные ясенями и оплетенные плющом, распахивались невидимые врата Мнимого Зазеркалья.

Фрэнки обхватил себя за плечи: его била дрожь. Ноги отказывались идти по уже знакомой тропе. Никогда еще он не казался себе таким одиноким, слабым и беззащитным. Он боялся обитателей Зазеркалья, чудовищных, непредсказуемых и агрессивных, боялся самой атмосферы этого места и, наконец, боялся Резонансметра.

«Не ходи туда! – вскричал шестнадцатилетний Фрэнки. – Тебя туда никто не звал! Сиди тихо и не высовывайся! Если ты не пойдешь, это не сделает тебя плохим человеком или предателем!»

«Но там Сид, он болен и он ненормальный, – уперся двадцатилетний. – Он навредит себе. Я хочу быть рядом и помочь. Мое беспокойство за него сильнее страха! Ну ладно, не сильнее, но вполне сопоставимо по размерам!»

Он закрыл глаза, стиснул зубы и заставил себя идти.

***

Мадлен прищурилась, пытаясь разобрать вывеску на осевшем строении с тоскливыми дырами в полусгнившей соломенной крыше. Ноги в кокетливых босоножках на каблуке ныли и кровоточили: пару раз она наступила на стекло, но даже не обратила на это внимания. Больно уж занятным оказалось место, куда ее занесло полубезумное любопытство, за которое она себя теперь уже нещадно корила. Она поступила глупо, нелепо, как влюбленная идиотка – влюбленная идиотка, которая не влюбилась: смешно! Ее чувства можно было сравнить с чувствами человека, поставившего целое состояние на лошадь, проигравшую скачки: досада, бешенство, разочарование, злость на собственную глупость и недальновидность; неудивительно, что ее понесло неизвестно куда на основании дурацких подозрений, после таких-то душевных потрясений!

Она остыла еще в такси, еще до того, как уверилась в отсутствии гипотетической соперницы, но решила продолжить преследование, поскольку любопытство уже было не унять. И результат превзошел все ее ожидания: Сид зачем-то вздумал гулять по каким-то развалинам в лесу! Действительно странное место, и туда человека в своем уме просто так не потянет; даже если учесть, что Сид – пианист, а значит, имеет непосредственное отношение к искусству и прочей эфемерной чепухе, Мадлен знала, что он не принадлежит к сорту сумасшедших романтиков, любящих шататься под дождем и у черта на рогах.

А что насчет его тени? Той его части, к которой Мадлен так и не удалось подобрать ключ? Она смутно догадывалась, что развалины в лесу имеют к этому непосредственное отношение, но от попытки связать одно с другим у нее начинала болеть голова. Может, Сид убил человека и где-то здесь закопал труп? А может, он держал в таком месте какого-нибудь сумасшедшего родственника или собственного ребенка-уродца? В любом случае – здесь какая-то тайна, а владеть тайной – значит владеть информацией, значит – быть способной на шантаж. Неплохо. Не исключено, что ее ревнивый порыв принесет материальную пользу.

Как назло, Мадлен быстро упустила Сида из виду: стараясь ступать бесшумно и не попадаться ему на глаза, она дала ему слишком большую фору, да вдобавок еще засмотрелась на дома, увитые буйно разросшейся зеленью. Но она не падала духом: почему-то ее не покидала уверенность, что она не заблудится. Вжавшись в стену, осыпавшую ей на плечи кирпичную крошку, Мадлен жалела, что каблуки выдают ее, – приходилось идти на цыпочках. Впрочем, в развалинах своего шума хватало: это был и стрекот цикад, и на удивление редкие и растерянные трели птиц, больше похожие на вскрики, и шелест листвы, колыхаемой ветром, и невнятные шорохи, доносившиеся из уснувших навеки построек, – должно быть, летучие мыши. Мадлен старалась не думать о диких зверях, а вообразить что-то сверхъестественное ей не позволяла бедная фантазия; да и что можно вообразить на свежем воздухе в прекрасное летнее утро, пусть даже ты находишься в невозможно странном месте?

Она осторожно двинулась по узкой улочке наугад, надеясь, что заросшая травой дорожка выведет ее если не напрямую к Сиду, то хотя бы на открытое место, где можно будет сориентироваться и подумать. Дома обступали ее встревоженными соглядатаями, пару раз она вспугнула ящериц и один – змею; вот тут Мадлен стало по-настоящему страшно, но ненадолго: нужно просто быть внимательней, к тому же ядовитые змеи в здешних лесах не водились. Отдельные шорохи и необъяснимые звуки, сопровождавшие ее, она старалась не замечать – пока звуки эти не стали отчетливо приближаться.

Юркнув за остатки деревянного забора, Мадлен замерла. Прислушалась. И уловила человеческие шаги: какое-то шарканье, или как будто кто-то подволакивал ногу.

Сид? Так это не она следила за ним, а он – за ней? Несмотря на то, что она была уверена в безобидности и физической слабости Сида, по позвоночнику пробежал холодок: в таком безлюдном месте и на помощь-то не позовешь. Случись что – ее даже не найдут. Более того – ее и не станут искать! В Ллойдс-хаусе никто ее не хватится, поскольку все решат, что она уже уехала; ее творческий отпуск еще не кончился, поэтому и на работе никто ничего не заподозрит, а после пропажу вполне могут списать на капризы и взбалмошность: «Ох, эти звезды! Разрываем контракт с ней»; а друзья – а у нее есть друзья?

В памяти некстати всплыл Фрэнки – не этот, нынешний, колючий и растерянный, вцепившийся в Сида, как в мамкину юбку, и злой, злой, бесконечно злой на нее, а другой – робкий и чистый мальчик, глядевший на нее с обожанием, мальчик, который мог быть похож на ангела, не будь он так уродлив; который мог стать самим ангелом, не запятнай она его чужой кровью. Если бы только у нее был сейчас этот Фрэнки! Но он утерян: его глаза смотрят на Сида, сердце – на Сильвию, он обрел новую любовь и черпает новые силы в них двоих, и даже он – о ней теперь не побеспокоится. Так пусть же будут прокляты все резонирующие, эти подобия человека, бесполезный мусор, не принадлежащий ни одному из существующих миров!

Она собралась с духом и храбро шагнула навстречу Сиду – лучше встретить его лицом к лицу, раз уж все открылось, чем трусливо и бессмысленно прятаться. Хватит с нее на сегодня унижений.

Только вот не Сид шел ей навстречу, время от времени опускаясь на четвереньки, о нет; не Сид вырос до нескольких метров, растерял где-то по дороге одежду, похудел до ясно выпирающих наружу костей и отрастил третью руку на спине, волочившуюся за ним пугающим семипалым хвостом. Невероятное, отвратительное создание, не обезьяна и не человек – настоящий монстр приближался к ней.

Мадлен хотела завизжать, но язык ее не слушался: она не смогла выдавить ни звука, словно в кошмарном сне, где все движения замедляются, а роскошь крика непозволительна.

Чудовище остановилось в двух шагах от нее. Чудовище улыбнулось ей.

И тут Мадлен совершила ошибку: она повернулась и побежала. Каблуки немедля подвели ее – она споткнулась, напоролась ногой на битое стекло и упала, вскрикнув от боли. А в следующий момент что-то налетело на нее сзади, сгребло и смяло; и все ангелы мира не пришли ей на помощь.

***

Как оказалось, дорога к Резонансметру ясно отпечаталась в памяти Фрэнки: он даже не ожидал, что найдет путь так уверенно. И хотя все в нем переворачивалось и требовало бежать назад, пока не поздно, он шел вперед, – словно по болоту, увязая все глубже, изнемогая все сильней. В каждом окне ему мерещился зловещий взгляд, за каждым углом – затаившийся монстр. Сердцу стало тесно в груди. Сахар таял в потных ладонях. Все чувства были обострены до предела – именно поэтому Фрэнки, ожидавший предательского шороха где-нибудь за спиной, уловил мелодию чуть раньше, чем смогло бы человеческое ухо. Уловил не слухом, но отозвавшейся душой, всем существом; и страх куда-то ушел, сметенный смутным предчувствием чего-то величественного и прекрасного.

Он сделал шаг, другой, – и земля расплылась у него под ногами, рассеялась сизым туманом, весь мир поблек, чтобы через мгновение ударить в глаза – насыщенно синим. Синева, и ничего кроме – Фрэнки стоял на осколке синевы, дышал синевой, синева обнимала его за плечи, щекоча незащищенную шею, струилась вокруг, переливаясь из света во тьму, звеня ясной голубой чистотой и падая в бездну черного, чтобы через миг возродиться с мягким холодным сиянием.

Фрэнки судорожно вдохнул морозный воздух в разгаре лета и почувствовал, как легкие наполнились колючей свежестью. С непривычки он закашлялся, на глазах выступили слезы, и, утирая их, он подумал, что пара прозрачных капель-призраков ничего не значит в этом синем океане.

А потом он – на сей раз ясно – услышал мелодию, похожую на перестук дождя, едва различимый в шуме прибоя: в искаженных, наслоившихся друг на друга эхо, порожденных Резонансметром. И с каждым новым звуком, подхваченным и повторенным тысячекратно, в мир вокруг Фрэнки вливалась порция танцующей и неотвратимо гаснущей синевы. Голубые вихри закручивались воронками, складывались в причудливые переливчатые фигуры, чтобы рассеяться, рассыпаться и распасться, поблекнуть и почернеть, уступая место свежим рисункам, которые становились все меньше и слабее по мере того, как сама мелодия затихала и затухала.

И когда последняя порция синевы рухнула во тьму, созданная на несколько минут иллюзия умерла, вернув Фрэнки в Мнимое Зазеркалье. Он оказался прямо перед Резонансметром, за которым сидел Сид, положив мелко подрагивающие руки на клавиши.

– Привет, – сказал он, как только заметил Фрэнки, и выдавил из себя вымученную улыбку. Его голос звучал так тихо и обыденно, будто ничего не случилось. – А я боялся, что ты придешь. Зря ты это. Но раз уж пришел, расскажи о впечатлениях. Как тебе мое Эталонное Искажение?

Фрэнки переводил взгляд с него на мерно покачивающийся маятник и обратно.

– Я хотел бы еще раз оказаться там, – признался он.

– Это лучшая похвала моей игре за всю мою жизнь, – произнес Сид с надрывом, поднялся навстречу своему слушателю – и бессильно рухнул к его ногам отслужившей деталью Резонансметра.

Фрэнки не успел его подхватить и сразу проклял себя за это: Сид ударился грудью, расцарапал щеку и нанизал запястье на некстати подвернувшийся осколок, спрятавшийся в траве. Крепко выругавшись, он избавился от стекляшки, перекатился на бок, схватился за сердце и сжался в напряженный комок. На черной рубашке проступили мокрые пятна.

– Что с тобой? – виновато спросил Фрэнки, опустившись перед ним на колени.

– Сердце… сейчас пройдет… – Сид взглянул на него мутными, слезящимися глазами, и от этого взгляда у Фрэнки тоже заныло в груди.

– Ты не дал мне упасть в Искажении, а я сейчас… прости, я… – он не договорил, сгорая от стыда: действительно, как он мог не успеть прийти на помощь? Он был заворожен, ошеломлен, покорен Эталонным Искажением и мистически холодным, отрешенно прекрасным звучанием Резонансметра; но как он мог не подумать о последствиях для исполнителя? Он, столько времени безрезультатно пытавшийся вытянуть эту информацию из Сида, бросившийся вслед за ним в самое Зазеркалье с единственным намерением – спасти, удержать, уберечь, – и так легко забыл обо всем, стоило только заглянуть на минуту в мир бездонного синего. Никчемный друг, никудышная поддержка!

– Когда ты уже избавишься от привычки обвинять себя во всех бедах человечества! – простонал Сид. – Я сейчас не в настроении подтирать тебе сопли. Тебе нужно убираться отсюда, и как можно скорей, а ты тратишь время на…

– Я без тебя не пойду никуда! – отрезал Фрэнки. – Если не можешь встать, я тебя понесу.

– Ой, не смеши! Мы же только вчера выяснили, что ты так спинку надорвешь. Да за меня не беспокойся! Я смогу за себя постоять. А ты беги, пока не поздно, пока эти чудики еще не вылезли…

Сид замолчал, напряженно прислушиваясь к чему-то. Неподалеку хрустнула ветка, другая. В зарослях что-то упало с мягким стуком, сразу с нескольких сторон раздалось шуршание. Фрэнки прошиб холодный пот.

– Мне к-кажется, или уже поздно? – робко спросил он, разом растеряв всю свою решимость.

– Не кажется. А теперь заткнись. – Сид заставил себя подняться на четвереньки, подполз к самому Резонансметру, прислонился к зловещему инструменту и схватился за остановившийся маятник. Кровь, бежавшая с его запястья, мешалась с пылью и ржавчиной, покрывавшей механизм, и Фрэнки показалось, что тот жадно ловит каждую каплю невидимым языком. Его передернуло от омерзения, и он отвернулся, – но только для того, чтобы увидеть нечто куда более отвратительное: «чудики», как снисходительно назвал этих монстров Сид, действительно показались на свет. Сразу четверо выглядывало из чащи, а сколько еще затаилось там и в пустых домах – неизвестно, но Фрэнки почему-то был уверен, что дело четырьмя не ограничится.

Он вздрогнул, отступил назад – ближе к ненавистному Резонансметру, – нервно полез в карман за сахаром, и эти резкие движения, по всей видимости, разозлили ближайшее к нему существо: выкарабкавшись из кустов, толстый неуклюжий карлик быстро засеменил ему навстречу.

– Говорил же тебе: не показывай им свой страх, – тихо сказал Сид.

Фрэнки оставил возражения при себе и протянул «чудику» сахар. Рука отчетливо дрожала, рафинад плясал в потной ладони, и карлику это не понравилось – сначала он возмущенно фыркнул, а потом отошел на пару шагов, присел и прыгнул, целясь в горло Фрэнки. Ноги у него оказались неожиданно длинными, как у кузнечика, и вовсе не толстыми: он просто каким-то непостижимым образом складывал их едва ли не вчетверо, сохраняя при этом способность передвигаться.

Чудом увернувшись от первой атаки, Фрэнки не устоял на ногах и упал на землю. Не успел он вскочить, как человек-кузнечик одним прыжком преодолел расстояние между ними, уселся к нему на грудь и схватил за горло. Фрэнки попытался оторвать крошечные цепкие ручки от своей шеи, и после некоторых усилий ему это удалось; но в следующий момент монстр оскалился и, наверное, вгрызся бы ему в сонную артерию, если бы не раздавшийся сзади выстрел. Пуля попала уродцу в плечо, и он тяжелым мешком рухнул на свою жертву.

Фрэнки с трудом спихнул с себя обмякшее тело и отполз в сторону. Некоторое время он ничего не видел и не слышал, только судорожно ловил ртом воздух, а потом его вывернуло на один из бесчисленных скрытых травой обломков Резонансметра. После этого ему стало немного легче, и он сумел оглядеться.

Трое «чудиков» с любопытством обступили корчащееся тельце карлика. Фрэнки не хотелось видеть, что те сейчас будут делать, и он отвернулся, разыскивая глазами Сида. Тот оставался все там же – в объятиях Резонансметра. В его вытянутой руке неуверенно плясал револьвер.

– И как я вообще попал! – выдохнул он, опустив оружие. – Я запросто мог тебя задеть, но выбора не было: эта тварь тебя бы точно загрызла. Забирай револьвер, теперь он твой.

– Что? Мой? – Фрэнки растерянно заморгал. – Но я не…

– Бери, говорю! Бери и уноси ноги отсюда, пока они заняты. Из меня сейчас стрелок никудышный: такая боль накатывает, в глазах темно…

– Но я вообще не умею стрелять! И я не могу… так просто… я не смогу хладнокровно убить кого-то! – возразил юный пацифист.

Сид положил револьвер на педаль Резонансметра и устало вытер мокрый лоб тыльной стороной ладони.

– Сколько мы знакомы, я от тебя одно и то же слышу: «я не могу» и «я не умею»! Ты когда-нибудь собираешься выучить слова «надо» и «должен»?

– А ты думаешь, одного «должен» достаточно, чтобы все преодолеть?

– А ты думаешь, чудики разойдутся по домам, пока ты тут стоишь и болтаешь? Даже мелкий без труда одолел тебя, а если ты приглянешься твари покрупней?

Фрэнки тяжело вздохнул, признавая поражение, нагнулся и принял у Резонансметра револьвер.

– Вот молодец, – одобрил Сид и закрыл глаза. – Жми на спуск плавно. После каждого выстрела нужно взводить курок. Там еще пять патронов осталось. Не пали без толку. Если хочешь попасть…

Он не договорил, застигнутый новым приступом боли. Фрэнки слушал его приглушенные стоны и боялся посмотреть как на него, так и в сторону занятых собратом чудовищ; а к тому времени, когда ему удалось кое-как справиться с собой, оба гостя Мнимого Зазеркалья оказались окружены жителями мертвого города. К троим спутникам ныне мертвого карлика, облизывающим окровавленные губы, присоединились еще двое, и хотя все пятеро выглядели спокойно и просто сидели на своих местах, не спуская глаз с потенциальных жертв, Фрэнки уже знал, что они просто ждут повода наброситься. Сид мужественно жевал рукав, почти не шумел и не дергался, хотя было видно, что ему хочется не то что стонать – кричать. «Я его не подведу», – решил Фрэнки и мрачно уставился в глаза «чудику», скучающему прямо напротив него. Револьвер придавал ему уверенности в себе.

За играми в гляделки текли тяжелые секунды, но продлилась эта обманчивая идиллия недолго. Уже через пару минут после начала осады раздался шелестящий гул Резонансметра – Сид потерял сознание и сполз на землю, задев головой педаль. Сразу две твари, наблюдавшие за ним, двинулись в его сторону: человек с неестественно огромной головой, качающейся на стебельке-шее, и одноногий калека, ловко ползущий на руках.

– Не смейте его трогать! – крикнул Фрэнки.

Он разом забыл о всякой осторожности, о страхе, сомнениях и пацифизме; не задумываясь о том, что делает, он вскинул руку с револьвером, кое-как прицелился и дернул спуск.

И не попал. Зато монстр, выбравший его своей целью, не промахнулся.

========== 7. Резонанс ==========

Что-то тяжелое, скользкое и дурно пахнущее навалилось на Фрэнки сзади. Он неловко взмахнул руками, силясь удержать равновесие, и рухнул на землю. Плечо пронзила острая боль. Револьвер откатился в сторону. В рот набилась земля. Оглушенный и ничего не соображающий, Фрэнки покорно закрыл глаза, ожидая своей участи. Разум отказывался понимать, что это конец, и оцепенение, сковавшее тело, охватило и сознание. А потом в пылающее плечо впилось что-то острое, и Фрэнки очнулся, закричал, забился. Он пытался скинуть с себя монстра, но все было напрасно: тот лишь сильней вжимал его в землю, до хруста костей и темноты в глазах.

Тем не менее, бессмысленные трепыхания принесли плоды – «чудик» все-таки отвлекся от пожирания плеча своей жертвы, а после как будто замер. Фрэнки не мог видеть, чем тот занят, но на всякий случай прекратил сопротивление и затаил дыхание. И тут он заметил длинную бледную руку, схватившую что-то в траве. Потом еще одну – короткую и толстую, и эта короткая была в чем-то с бледной не согласна: они сцепились, раздалось приглушенное рычание. Фрэнки догадался, что началась война за сахар – вероятно, выкатился из карманов во время тех самых трепыханий, – и что к его палачу присоединился еще один, почуявший лакомство.

Проще всего было полежать смирно и подождать, чем кончится перепалка «чудиков»: скорее всего, передерутся и поубивают друг друга, тут главное – не мешаться. И нехитрый план себя оправдал – вскоре монстр слез со своей добычи и бросился на соперника. Фрэнки не стал терять время и сразу отполз в сторону, слепо шаря в траве. Нужно отыскать револьвер как можно скорей, поскольку победившая в драке сторона наверняка смекнет, что сахар – все-таки не более чем десерт к основному блюду. И еще неизвестно, чем заняты трое других претендентов на вкусный обед: у Фрэнки не было возможности высовываться и оценивать обстановку.

Револьвер он нащупал спустя вечность, хотя на деле прошло не больше минуты; попутно собрал рукой немало битого стекла, но эта боль ничего не значила по сравнению с резью в укушенном плече. Подцепив заветное оружие, Фрэнки старательно прицелился и нажал на спуск. На сей раз он метил в дерущихся за сахар.

Выстрела не последовало. Фрэнки почувствовал, что сейчас потеряет сознание от страха, – такая его разом накрыла слабость. Как так, ведь еще должно было остаться четыре патрона! Почему револьвер не стрелял?

Паника душила его. Ему хотелось отшвырнуть бесполезную железяку в сторону, но когда он уже замахнулся, в голову ударило понимание: он забыл взвести курок! Забыл! Каков идиот! Фрэнки разозлился на себя за это, и злость придала ему сил. Даже рука дрожать перестала, когда он исправил свою ошибку и прицелился еще раз.

Гильза отлетела в сторону. Все монстры повернулись к нему. Но он не боялся их. Он попал.

Один из дерущихся дернулся и рухнул на землю, обливаясь кровью. Второй взглянул на стрелявшего бесцветными глазами – всеми тремя, – а потом нагнулся к поверженному противнику и впился в его плоть.

Фрэнки поднялся с колен, тяжело дыша и сжимая револьвер в вытянутой руке. С другой капала кровь, плечо разрывала боль, но это не имело значения. Он больше не будет прятаться. Он наведет здесь порядок. Три патрона. Четыре монстра. Он справится. К черту пацифизм. К черту страх. К черту все глупости, которыми он забивал себе голову много лет. Ради спасения собственной жизни и жизни единственного друга он пойдет на все. Хотя нет, во втором случае не на все, но пусть уж для красоты и краткости будет так.

Он огляделся и увидел в шаге от себя одинокого «чудика», маленького и хилого. Его впалая грудь вздымалась и опускалась, обнажая торчащие наружу ребра. Кожа во многих местах сгнила и стерлась. Существо представляло собой жалкое зрелище и робело перед Фрэнки. При виде столь явной беззащитности его сердце дрогнуло, и он опустил оружие. Даже полез в карман: не завалялось ли там еще чего сладкого, но, похоже, все запасы остались где-то в траве.

Уродец странно улыбнулся Фрэнки и отполз на четвереньках в сторону. Должно быть, пришел сюда в надежде поживиться падалью – боец из него никакой, – и теперь ждал, когда терзающий собрата монстр уйдет, освободив заодно и драгоценную сахарную жилу. Во всяком случае, так предположил Фрэнки – и ошибся.

Маленький падальщик наметил себе другую цель и неловкими скачками двигался к ней. И целью этой оказался Сид. Фрэнки не сразу разглядел его под двумя чудовищами – скорее догадался, что он там. Первым порывом было разогнать жуткую свалку выстрелом, но, уже целясь, Фрэнки подумал, что может попасть в друга, и это его остановило. Ничего не поделаешь, вместо того, чтобы палить наугад с безопасного расстояния, придется подобраться поближе.

Стуча зубами и дрожа всем телом, он последовал за падальщиком. Идти приходилось бесшумно и медленно. Если Сиду уже откусили голову и едят мозги, то выигранное беготней время его не оживит, зато можно взбесить сразу двух монстров; а если еще не откусили и не едят, значит, и за пару лишних секунд не откусят. Наверное.

Когда между падальщиком и свалкой осталось не более двух шагов, Фрэнки сумел, наконец, разглядеть, что там происходит. От увиденного его замутило: никто мозги Сида не ел, но то, что с ним делали, выглядело по-своему отвратительно.

Большеголовый «чудик» по неясной причине пылал искренней любовью к своей жертве. Скорее всего, Сид подкармливал его сладостями в прошлые визиты в Зазеркалье – другого объяснения происходящему не находилось. Монстр держал его в объятиях и нежно перебирал его волосы – ну, почти: когти у чудовища оказались будь здоров, а чувства, видимо, не уступали когтям, поэтому с каждым ласковым поглаживанием лоб Сида пересекала новая алая полоса. Оставалось только удивляться, как ему еще не выкололи глаза. Второй, одноногий, жадно припал к его раненой руке и не то кровь пил, не то жевал: лучше и не знать. Сид по-прежнему был без сознания и не оказывал никакого сопротивления.

Фрэнки прищурился, целясь. Он стоял совсем близко к одноногому и даже слышал причмокивание, с которым чудовище терзало запястье Сида. Брезгливо морщась, он взвел курок – и опустил оружие с рваным выдохом. Его уверенность в себе рассеялась так же быстро, как и появилась. Он боялся попасть в руку друга или промазать, истратить впустую драгоценный патрон.

«Я должен подойти вплотную, – решил он после секундного колебания. – Должен приставить револьвер к голове этой мрази, и тогда…»

Удастся ли? Он робко шагнул ближе. Под ногой что-то хрустнуло. Оба монстра повернулись к нему.

Фрэнки растерянно посмотрел на одноногого. Нужно было стрелять, пока тот не вернулся к еде, но рука не поднималась убить кого-то хладнокровно, стоя вплотную, глядя в глаза. В прошлый раз Фрэнки палил под влиянием адреналинового всплеска, а теперь, когда его жизни как будто не грозила опасность, сомнения начали одолевать его. Он никогда не обижал животных, а «чудики», если подумать, не так далеко ушли от тех же обезьянок в зоопарке. Может, стоит попробовать мирно договориться? Сид ведь как-то ладил с ними – с помощью сладостей и не менее сладких улыбок. Он сам говорил, что они вполне мирные, если их не злить.

Размышления Фрэнки прервал большеголовый: похоже, понял, что его драгоценность собираются отнять. Он засопел, сгреб Сида в охапку толстыми ручищами и судорожно прижал к себе. Таким образом, одноногий тоже лишился добычи – бедняга успел только проводить глазами свой лакомый кусочек. Фрэнки заметил на окровавленной руке друга следы зубов, и тут в нем поднялась глухая ярость.

– Сволочь! – выругался он и выстрелил бы, если бы не сопровождавший его падальщик. Хилый «чудик», до сих пор прятавшийся за спиной у Фрэнки, имел неосторожность высунуться наружу, а разобиженный и лишившийся обеда калека, должно быть, решил, что тот смеется над его неудачей. Он решительно пополз к нахалу, а падальщик, не будучи дураком и разгадав мотивы собрата, взял ноги в руки и метнулся прочь. Это еще сильнее разозлило одноногого, и с рычанием, которое без особых усилий можно было перевести на человеческий как «ну попадись мне еще, ублюдок», он двинулся следом – на удивление резво для калеки.

Так Фрэнки остался наедине с большеголовым, если не считать бесчувственного Сида. Подравшийся за сахар монстр давно ушел, растерзав побежденного; одноногий тоже пропал из виду. Все-таки хорошо, что между «чудиками» и не пахло сплоченностью! Если бы они договорились о дележе добычи и навалились впятером, сейчас Фрэнки был бы уже мертв.

Повисла присущая Зазеркалью рваная тишина. Чудовище и его противник смотрели друг другу в глаза. Ни один из них не боялся – первый был уверен в своей физической силе, второй – в силе своего оружия. Но никто не предпринимал попыток напасть на врага.

Фрэнки застыл на месте, сжимая револьвер потными пальцами. Ему не хотелось стрелять. Он чувствовал странную жалость к монстру, так наивно прижимавшему к груди Сида, – как ребенок не желает расставаться с любимой игрушкой. Жаль только, что бережному обращению с дорогими сердцу вещами его никто не научил: если прежде в опасности были глаза Сида, то теперь ему запросто могли переломать все кости.

– Отдай его мне, – произнес Фрэнки. И сам удивился собственной глупости: разве чудовище поймет?..

Большеголовый моргнул, отвернулся и заботливо устроил Сида у себя на коленях: уйди, мол, нам и без тебя хорошо. На его бесформенных губах появилась нежная улыбка.

– Отдай его мне, – повторил Фрэнки. – Ты его любишь? Любишь?

Он прижал ладонь к сердцу и указал на монстра, потом на Сида. Тот моргнул еще раз, будто догадавшись, перестал улыбаться и что-то прогудел в ответ.

– Я тоже его люблю, – продолжил Фрэнки. – Ты должен понять. Отдай его мне. Пожалуйста!

Он вложил в свои слова как можно больше мольбы, протянул руку и коснулся предплечья Сида. Большеголовый секунду или две не шевелился, будто что-то обдумывая – или просто наблюдая, но стоило Фрэнки потянуть друга на себя, как монстр вскинулся, зарычал, отшвырнул свою игрушку в сторону, вскочил на ноги и бросился на него.

Фрэнки выстрелил. Пуля попала в неестественно огромный лоб «чудика», и он упал, не издав ни звука.

Любовь и смерть поистине шагают под руку, выкрашенные в единый цвет, – даже для чудовищ Мнимого Зазеркалья верно. Фрэнки тяжело вздохнул, подумав об этом, и опустился на колени перед изрядно потрепанным другом.

– Ну давай, приди же в себя, – попросил он, ударив Сида по окровавленной щеке. – Очнись! Пожалуйста, очнись! Я пришел сюда за тобой, и я без тебя отсюда не уйду!

Тот не подавал никаких признаков жизни. Фрэнки смотрел на него и ждал, и надеялся, и отчаивался, чувствуя, как горит обожженная солнцем кожа, как ноет укушенное плечо.

А если Сид уже не очнется? Если Резонансметр убил его?

Нет. Нет! Фрэнки схватил его за шею, нащупал пульс и вздохнул с облегчением.

– Ублюдок, – произнес он ласково, попробовал взвалить Сида на спину и подняться, но не смог. Раны болели, перед глазами все плыло.

Ему захотелось плакать от собственного бессилия. Столько сделать, столько преодолеть – и сломаться на последнем этапе? Из-за сущей ерунды? Любой другой справился бы на его месте.

Он шмыгнул носом, вытер пот со лба, сел на землю и уставился на носки ботинок. Так прошло несколько минут, а может, мгновений, а может, вечность сменила вечность.

– У-у… Это ты меня так уронил? – наконец послышалось с той стороны, где он оставил Сида.

Фрэнки радостно встрепенулся. Сначала ему показалось, что у него солнечный удар и галлюцинации; а потом он вскочил на ноги и бросился к другу. Тот сидел, прислонившись к дереву, морщился и щупал исполосованный лоб.

– Это не я, это тебя любил «чудик»! Идем отсюда, идем-идем! – Фрэнки схватил Сида за руку, одним рывком поставил на ноги и потянул за собой.

– Что-о?.. Кто там меня любил без моего ведома? – возмутился тот, но его жажду знаний не удовлетворили: Фрэнки думал лишь о том, как поскорей убраться из Зазеркалья.

Спотыкаясь, падая и непечатно ругаясь, они без особых приключений выбрались на дорогу, отыскали автомобиль и дружно рухнули внутрь. Несмотря на усталость и боль во всем теле, Фрэнки был вне себя от счастья, что они спаслись, выбрались из ада, порожденного Резонансметром; но как только чувство обретенной безопасности перестало пьянить, радость уступила место ярости на Сида.

– Ты совсем рехнулся?! – заорал на него Фрэнки. – И это ты называешь совместной работой? Ты даже не знаешь, как у меня дела с Симфонией, а я почти придумал, как все переделать, между прочим! Но тебе это, я вижу, безразлично! И потерпеть хотя бы несколько дней ты не можешь! Неймется сдохнуть, да? Ты бы хоть о сестре подумал – что она без тебя?

– Я не могу терпеть, верно! – перебил его Сид. – Забыл, что случилось с Эшли? Мы даже не знаем, как она умерла. А ведь на ее месте мог оказаться я или ты! И нет гарантии, что это не случится завтра или через минуту! Очнись, Фрэнки! Ты как будто проспал двадцать лет и продолжаешь спать! Ты правда веришь, что всегда будешь выходить сухим из воды?

Он отдышался и продолжил, горько усмехнувшись:

– Ты-то, может, и будешь, а вот я умру в следующем Искажении. И моя смерть будет на твоей совести. Это ведь ты из меня всю кровь выпил. Маленький кровосос, вот ты кто.