Текст книги "Симфония Искажений (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

========== I. 1. Резонирующий ==========

Полная луна угрюмо заглядывала в окно через полупрозрачную занавесь, сад полнился стрекотом цикад, все было как обычно, на своих местах, но Фрэнки знал, абсолютно точно знал – надвигается Искажение. Поэтому он тихо дрожал в постели, терзаемый бессонной тревогой, в ожидании неизбежного.

Что такое Искажение?

Фрэнки толком не мог объяснить, да и не пробовал. У Искажений не было ни точной продолжительности, ни периодичности. Чаще всего они накатывали без особой спешки, мягко и плавно, словно волны на море в спокойную погоду, и Фрэнки загодя чувствовал их приближение – его начинала бить дрожь, температура поднималась, а сердце захлестывала беспричинная тоска. Уходили они тоже постепенно, расходясь кругами по воздуху и неторопливо восстанавливая пошатнувшийся было привычный порядок вещей, смятую и отброшенную в сторону тонкую ткань реальности.

Искажения были похожи на сны, которые на несколько мгновений нашли лазейку в жизнь. На ожившие мечты, страхи и фантазии. На бал-маскарад, где знакомцы превращались в незнакомцев по собственной прихоти. Только вот вместо людей переодевалась и дурачилась сама реальность.

Каждый раз Фрэнки клялся себе, что не будет смотреть на результат работы Искажения, и каждый раз любопытство брало верх над страхом. Тем более что повторяться Искажения не любили.

Сегодняшнее принесло с собой прохладу. Что-то начало колоть глаза, щеки, ладони, и Фрэнки, отмахиваясь от холодных мошек, неожиданно оказался в сугробе. Снег? Вот и зима посреди весны, но неплохо было бы вернуться в теплую кровать. Неплохо, да вот только никакой кровати рядом с ним не обнаружилось. Его уютная комната с небольшим оконцем, выглядывающим на улицу, растворилась в белом безмолвии покрытой снегом равнины.

Фрэнки чертыхнулся – в одной пижаме находиться на морозе не очень-то весело! – сжался в дрожащий комок, обхватив плечи руками и подтянув под себя босые стынущие ноги. Сердито уставился вдаль, ожидая, когда видение пропадет. Всюду, насколько хватало глаз, бушевала белизна, и даже небо выглядело ослепительно белым.

«До чего ж однообразное местечко!» – рассудил Фрэнки, крайне разочарованный увиденным. На сей раз Искажение занесло его в скучный студеный мир, где не нашлось ни необычных существ, ни ярких красок. Единственная занятная особенность – что-то звенит в ушах: громкое, но какое-то легкое, воздушное… Музыка?

И действительно, в вое метели слышалась кристально-чистая мелодия. Фрэнки прислушался внимательнее и вскоре застыл на месте, завороженный. Какой роскошный подарок! Неужели здесь дует ветер с таким звуком? Бесконечно красиво.

Фрэнки слушал, позабыв о холоде, изо всех сил стараясь впитать и запомнить мотив. Впрочем, это было несложно: каких-то несколько нот повторялись и повторялись с легкими порывистыми вариациями, когда вьюга усиливалась или немного утихала. Возможно, это был и не ветер вовсе, а чей-то музыкальный инструмент, ладно вторящий ему; взывающий к нему; молящийся ему; восхищающийся им? Часть какого-то культа местных аборигенов? Если так, то каков же инструмент, что умеет с таким совершенством имитировать свист поземки и обращать его в музыку?

Но прежде чем Фрэнки успел увидеть, понять – и простудиться, снег медленно потускнел, развеялся, а потом уступил место сначала прозрачной, а потом столь ощутимой, желанной и теплой кровати.

Натянув одеяло по самый подбородок и все еще дрожа, Фрэнки облегченно вздохнул. Некоторое время он прислушивался к мелодии отступающего Искажения, а потом, убаюканный ею, заснул, с удовольствием чувствуя, как жар отступает.

***

– Эй, Фрэнки, что за унылую ерунду ты бренчишь тут? – Рядом с ним плюхнулась на стул надоеда Эшли, обмахиваясь самодельным веером. – Клиенты сейчас заснут, право слово. Сколько раз я тебе говорила…

– Ой, ну не приставай, – тот раздраженно махнул на нее рукой. – Тут клиентов-то – три человека.

Он был прав: среднего пошиба кабак «Мелодия», где Фрэнки зарабатывал себе на хлеб, играя сутки напролет популярные мелодии на разбитом пианино, посетители сегодня вниманием не баловали. Столик у окна занимал зловещего вида небритый типчик в плаще-дождевике и с бутылкой в обнимку (это с утра-то), который не желал снимать шляпу в помещении, а по соседству с ним примостился скучающий молодой человек, скорее всего, ровесник Фрэнки. Черные волосы то и дело падали ему на глаза, и тогда он раздраженно убирал их в сторону – вот и все особые приметы.

– Кстати говоря, Эшли, вон тот парень вроде ничего, тебе такие нравятся, – Фрэнки кивнул на скучающего, надеясь отвязаться от подруги.

– Мне нравишься только ты, – она открыто взглянула на него, наматывая на палец каштановый локон. – Не выдумывай, пожалуйста. И где ты взял эту странную мелодию, хватит уже ее играть! Я почему-то не вижу нот.

– Услышал вчера. Случайно, – задумчиво отозвался Фрэнки, машинально нажимая на клавиши. – Вот теперь пытаюсь подобрать по памяти.

Он нащупывал мелодию из ночного Искажения: ту самую снежную, пронзительную. Конечно, фортепиано не годилось для передачи неповторимых звуков нездешней вьюги, но и любой другой музыкальный инструмент тоже. И Фрэнки все равно надеялся вспомнить, дополнить и хотя бы отчасти передать ту мелодию. Если все получится, он непременно назовет ее «Музыка метели». Рассказывать об этом Эшли не было никакого смысла: она не чувствовала и не видела Искажения. Как и все его знакомые. Как и большинство людей.

Высокоумные мужи выдвинули немало теорий за те двадцать лет, что существуют Искажения. Часть ученых работ пыталась объяснить природу данного явления, а часть была посвящена изучению людей, «резонирующих» с Искажениями, – однажды введенный, этот термин прижился. Статистические исследования и многолетние наблюдения вывели несколько закономерностей: во-первых, частенько подобный «подарок судьбы» сопровождался каким-либо физическим или психическим недугом (гениальностью – в том числе), во-вторых, каждый человек, попадающий в Искажение, чувствовал разного рода и интенсивности недомогание. Но при этом сохранялся немалый процент «резонирующих», которые являлись абсолютно нормальными, полноценными членами общества, и никто не знал, что с ними делать и как объяснить их связь с Искажениями. Среди таковых попадались экзальтированные, впечатлительные и романтически настроенные личности, которым хотелось и нравилось казаться «особенными»; отчаянно желающие новых впечатлений наркоманы, еще не убитые своим опасным увлечением, но уже балансирующие на краю реальности; женщины на сносях; и, наконец, ничем не примечательные люди, которые просто родились с этим странным даром.

В общем, резонирующих почти ничего не связывало. Более того, резонировал в среднем один человек на сто тысяч населения – ничтожно мало, и если в большом городе шанс встретить товарища по несчастью все-таки имелся, то в невежественной провинциальной дыре вроде Сонного Дола, где ютился Фрэнки, лучше было и не заводить разговор на эту тему.

Поэтому Фрэнки молчал. Молчал и сейчас, наигрывая вчерашний мотив и постепенно дополняя его то там, то здесь; бирюльки, не имеющие ничего общего с настоящим сочинительством, украшения, сами просящиеся на нотный стан. Синевато-белые пальцы порхали от клавиши к клавише с присущей опытному пианисту чуткой твердостью и внимательной лаской, и от этих волшебных движений не отставал завороженный взгляд зеленых глаз Эшли – ни на четверть тона.

Эшли не врала – ей действительно бесконечно нравился Фрэнки. Невысокий, тощий, нескладный и необщительный альбинос, не способный выйти на улицу без очков с темными стеклами солнечным днем, конечно же, не мог привлечь такую видную и переборчивую девушку, как она. Но когда этот невзрачный и бесцветный человечек садился за фортепиано – не по долгу службы, а для души, – он преображался. Его неловкость и нелюдимость исчезали без следа, на лице появлялось непередаваемое выражение светлой грусти, и безбожно фальшивящий старый инструмент, как мог, пытался утешить его всем возможным послушанием. Бледно-голубые глаза Фрэнки, обычно лишенные всякого выражения, тусклые и водянистые, пугающе красные на свету, во время игры сияли – так, должно быть, сверкает само Вдохновение, отражаясь на миг в зеркале души.

Но даже не во внешности тут было дело – и обычный Фрэнки, и Фрэнки-музыкант все равно оставались противно-бледными альбиносами и красотой, в общем-то, не блистали. Дело было в музыке. Однажды звуки расстроенного фортепиано показались Эшли божественными. Фрэнки помнил бесчисленное множество популярных пьес, отстукивал каждую ноту механически, не вкладывая эмоций в исполнение, – и этим зарабатывал на жизнь. Но однажды он сыграл при ней нечто странное. Странное и невыразимо красивое.

В тот день Эшли немного задержалась на работе: уборщицу только что уволили, ибо хозяин заведения решил, что не может держать такой большой штат, и тогда Эшли поручили вымыть полы и хорошенько отполировать барную стойку перед закрытием кабака. Она как раз возилась с тяжелым ведром и грязной тряпкой, от которой все равно не было никакого толку, когда услышала, как Фрэнки что-то играет. Не свой рабочий репертуар, не легкие танцевальные мелодии, а что-то тихое и жалостное. И незнакомое. И почему-то каждая нота звенела в воздухе натянутой тетивой, а пущенная ею стрела попадала точно в цель, точно в сердце. Через минуту Эшли почувствовала, что смаргивает слезы.

Человек, умеющий создавать такое волшебство, разумеется, прекрасен.

Что касается того самого человека, то сейчас, чувствуя спиной, что Эшли наблюдает за ним – ну а кто ж еще! – он занервничал и перестал играть.

– Ты работать сегодня собираешься? – иронично спросил он, повернувшись к ней.

И понял, что наблюдает за ним вовсе не Эшли, а тот самый зловеще-небритый посетитель в плаще. Наблюдает с недоброй такой улыбочкой, обнажающей несколько золотых зубов, и стоит в опасной близости – руку протяни и дотронься.

– Вы… вы хотите заказать пьесу? – вежливо спросил Фрэнки, стараясь не подавать виду, что перепуган. В конце концов, типчик ничего плохого не сделал, а если нализался с самого утра, так это его проблемы, законом подобное не запрещено.

– Ага-а, хочу заказа-ать, – проскрипел незнакомец, продолжая невинно скалиться. – Серена… ду. О твоих кишках. Ко-которые я сейчас выпущу.

Здесь надо отвлечься и уточнить: Фрэнки был трусом. Как всякий музыкант, он берег свои драгоценные пальцы (и прилагающиеся к ним конечности) и ни в какие драки не ввязывался – ни в детстве, ни теперь. Поэтому даже призрачная угроза насилия мгновенно превращала его в беспомощное желе. Так случилось и на этот раз: подозрительный тип с трудом стоял на ногах и плел очевидную бессмыслицу, но его ничем не обоснованной угрозы вполне хватило, чтобы Фрэнки покрылся холодным потом.

– Вы пьяны, я сейчас позову охрану… – залепетал он. – И что я вам сделал?..

– Где? Где в этом занюханном кабаке охрана? – взревел буян. – Я ее не ви-жу! Или вот эта шлюшка, по-твоему…

Услышав оскорбление, Эшли испуганно завизжала и спряталась за барную стойку. Фрэнки нервно огляделся по сторонам: тучный Джек, который выполнял у них обязанности охранника и вышибалы, по какой-то причине как в воду канул. Вышел в уборную, что ли? Как не вовремя-то!

Но стоп, в помещении-то они все равно были не одни!..

– Вы не могли бы вызвать поли… – залепетал Фрэнки, обращаясь к молодому человеку, который ранее убирал с глаз выбившиеся из пучка волосы; но он не закончил свою фразу, потому что обнаружил вышеуказанного субъекта за спиной у смутьяна. Причем субъект с невозмутимым и даже ласковым видом лил вино из бутылки смутьяну за шиворот.

– Полегче, полегче, иди проспись, – заявил он, когда мерзкий тип повернулся к нему, бурля негодованием. Тот в ответ замахнулся для удара, но покачнулся на нетвердых ногах и в следующий момент растянулся на деревянном полу, неслабо приложившись затылком.

Видя, что пьяный маньяк больше не представляет очевидной опасности, Фрэнки с облегчением вытер пот со лба и сказал нетвердым голосом:

– А теперь надо вызвать поли…

– Какую полицию, не надо нам полиции. Смешной ты, – храбрый посетитель сверкнул наигранной, но обаятельной улыбкой. – Минуточку, сейчас я все улажу.

С этими словами он преспокойно схватил бесчувственного бродягу за шиворот и, насвистывая, выволок на улицу, где, по всей видимости, и оставил на милость провидения.

Фрэнки наблюдал за его действиями, разинув рот, а Эшли – не без восхищения. Впрочем, она тут же переключила внимание на появившегося охранника – набросилась на него с кулаками, вопя, что они все тут чуть не умерли, пока он читал очередной криминальный романчик в уборной.

– Все, что пожелаете, за… за счет заведения, – прозаикался Фрэнки, когда его спаситель вернулся.

– И только? – Незнакомец лукаво прищурился. – А как же вечная дружба, услуга за услугу и все такое?

Фрэнки совсем потерялся от такого напора, но его странный собеседник, видимо, поняв, что настроился не на ту волну, добавил немного мягче:

– Ну-ну, не смотри на меня так испуганно, я шучу. Навязываться не буду, но представлюсь. Меня зовут Сидней Ллойдс, можно просто Сид.

Он протянул руку, не переставая ухмыляться, и Фрэнки с недоумением пожал ее. Происходящее все больше походило на какой-то ловко разыгранный спектакль. Или им и было?..

– Я Фрэнки.

– Фрэнки, а дальше?.. – В глазах у Сида плясали веселые синие огоньки.

– Ничего дальше, – буркнул Фрэнки. – Может, тебе еще почтовый адрес написать?

Не в меру любопытный спаситель нисколько не смутился.

– Хм. Признаться честно, я думал, ты окажешься более дружелюбным, Фрэнсис Джейли, – произнес он, понизив голос.

Фрэнки вздрогнул. Его имя?.. Не может быть! Мысль о спектакле вернулась с настойчивостью бумеранга.

– Может… Поговорим наедине? – выдавил из себя он, схватил Сида за рукав и, задыхаясь от волнения, поволок на кухню.

Повар и по совместительству посудомойщик как раз вышел успокаивать Эшли, которая продолжала орать на охранника, так что там было относительно тихо и пусто.

– Здесь какая-то ошибка, – торопливо забормотал Фрэнки, как только дверь за ними закрылась. – Я не знаю, о ком речь.

– Зато я знаю, – этот ужасный Сид подмигнул ему с заговорщическим видом. – Ты – тот самый Фрэнсис Джейли, который в одиннадцать лет написал Туманную Рапсодию, а в шестнадцать – знаменитый фортепианный концерт. Тот самый Фрэнсис Джейли, который, отказавшись от мировой славы и признания, бесследно исчез четыре года назад. Гениальный молодой композитор, но, как и все гении, человек со своими странностями. Не бойся, я никому не скажу. Я искал тебя, но я уважаю твое желание оставаться неузнанным, хотя понятия не имею, зачем тебе это.

– Это ошибка, – стоял на своем Фрэнки, хотя руки у него дрожали. – У меня нет ничего общего с Фрэнсисом Джейли. Откуда такие выводы? Потому что мы с ним оба – альбиносы? Уверен, что на свете еще полно альбиносов на любой вкус.

– Я ничего не смыслю в альбиносах, – со смешком заметил Сид, – но зато я узнал музыку, которую ты сегодня играл.

И добавил в воцарившейся на секунду театральной тишине:

– Холодновато было ночью, не так ли?..

***

Позабыв о всякой осторожности, потеряв голову и перемешав чувства, юный Фрэнсис Джейли ушел с работы раньше положенного и уволок с собой нового знакомого – домой, в одинокую холостяцкую квартирку. Самое умное решение, если хочешь переговорить с человеком с глазу на глаз, – и самое глупое, если не знаешь толком, можно ли этому человеку доверять.

– Я… я еще ни разу не встречал никого по… подобного себе, – нервно говорил Фрэнки, разливая чай по плохо вымытым чашкам. – Поверить не могу…

– Признаться, я тоже, – поддержал его Сид. – То есть, может, и встречал, но ведь не каждый признается тебе в непринужденной беседе, что резонирует. Вот ты рассказывал кому-нибудь?..

– Нет.

– Вот и я тоже. Все равно ведь не поймут, – гость дернул плечом. – Многие вообще не в курсе, что есть штука такая. Страшно подумать, но иные резонирующие – кто-нибудь из деревенских, – даже не осознают, кто они есть. Считают себя сумасшедшими, доходит даже до самоубийства.

– М-да, – Фрэнки робко хрустнул печеньем. – Это все от безграмотности. Вокруг столько книг, столько газет, никто ничего не скрывает…

– …и никому ничего не надо. Слушай, – Сид заглянул ему в глаза, – а ты вообще об этом задумывался? О бедных безграмотных резонирующих, которые сходят с ума?..

Фрэнки мелко задрожал от этого неожиданно тяжелого, обвиняющего взгляда. Знакомы они были всего ничего, но свалившийся как снег на голову товарищ по несчастью с каждой секундой открывался ему с новых сторон. Если бы Фрэнки вздумал писать симфонию, положив в основу программы его характер, то первая часть была бы легкой, беззаботной, в темпе аллегретто, вторая падала бы важным и тревожным анданте, нет, andante maestoso, а третья и четвертая – для них время еще не пришло.

– Признаться честно, – произнес он, вспомнив, что гость ждет ответа на поставленный вопрос, – никогда не задумывался. У меня своих проблем вообще-то…

– Другого я и не ожидал от такого инертного и погруженного в себя овоща, как ты, – насмешливо фыркнул Сид, но тут же взял себя в руки и добавил вполне дружелюбным тоном: – Впрочем, я не вправе тебя судить. Спасибо, что не оттолкнул, собственно говоря.

Тут-то Фрэнки наконец набрался храбрости, чтобы задать давно вертевшийся на языке вопрос, с которого вообще-то и стоило начинать конфиденциальную беседу:

– А зачем я тебе? Зачем ты искал меня? Просто нужен был товарищ по несчастью? Дал бы объявление в газете, ищу резонирующих, мол, мог бы даже создать клуб анонимных резонирующих!

Сид остановил его поток слов нетерпеливым жестом.

– Нет. Мне нужен был именно композитор. И резонирующий композитор. Я не знаю, как с этим у остальных из вашей братии, ведь только ты признался. Но я не знаю и композитора лучше тебя.

Фрэнки нервно встал из-за стола, едва не опрокинув чашку на себя, и стремительно зашагал из угла в угол.

– Это в прошлом. В прошлом! – закричал он в неожиданном приступе полумольбы-полуярости. – Я порвал с этим! Если тебе нужно, чтобы я что-нибудь написал… Чтобы я вернулся… Так вот, не бывать этому! И никакой лестью тут не поможешь. Не знаешь композитора лучше меня, ха! Это в прошлом.

– Прошу тебя, сядь, – Сид как-то сразу побледнел и сгорбился. Было видно, что ему не нравилось такое поведение, что он хочет возразить, но все-таки он сдержался и добавил неестественно мягко: – Прости. Я свалился на тебя нежданно-негаданно, я поднимаю неприятные темы… Прости. Я просто еще не знаю тебя. Я… не знаю, как себя с тобой вести, все-таки гении – они… Кхм. Сложные люди. Я не хотел обидеть. Не знаю, как ты меня еще терпишь.

Так он, должно быть, разговаривал с обиженными неизвестно на что капризулями-девушками – и тактика эта неожиданно сработала. Фрэнки перестал бегать по комнате и послушно сел.

– Да просто потому терплю, что ты спас меня от того бродяги, – он устало пожал плечами. – И потому, что резонируешь.

Сид взглянул на него с непонятной надеждой.

– Знаешь, – произнес он дрогнувшим голосом, – каким было первое Искажение?

– Свое первое я не помню, – буркнул обиженный Фрэнки. – У меня это с рождения.

– Ну, я старше их, – улыбнулся Сид. – Ненамного, но все-таки старше. Искажениям вот уже двадцать лет, а мне двадцать пять. Так что я не родился таким. И я помню первое Искажение.

Фрэнки подпер рукой подбородок, глядя на разоткровенничавшегося гостя с любопытством.

– Каким же оно было? – спросил он, ожидая услышать рассказ о чем-то неповторимо прекрасном.

– Море, – выдохнул Сид. – То было море. Но не такое, каким мы привыкли его видеть и ощущать, а багровое, вязкое, с мерзким привкусом железа. Оно захлестнуло меня, а я даже не понимал, что происходит. Я думал – мне снится кошмар. Дышать стало нечем. Это длилось около минуты, и когда я уже почти потерял сознание, море исчезло. Мне повезло, что я рос здоровым и выносливым ребенком, – я не захлебнулся насмерть этой мерзостью. Но, Фрэнки, ты же знаешь, что Искажения – не сны, для нас они вполне реальны. И как ты думаешь, сколько жизней унесло то, первое?..

У Фрэнки перехватило дыхание. Он, разумеется, понимал, что Искажения представляют собой опасность, пусть ему и приходилось проводить в иных мирах не больше двух-трех минут, а порой и считанные секунды. Но ведь иногда и пары секунд достаточно. И когда-нибудь такой переломный момент наступит и для него.

– А сколько унесли последующие? – пролепетал он, широко распахнув глаза. – Сколько больных, детей и стариков не перенесли вчерашнего холода?

– Ты ведь и об этом не задумывался, а? – Сид со смешком откинулся на спинку стула. – Как и о том, что о подобных смертях ты не прочитаешь ни в одной газете. Как и о том, что нас не просто так настолько мало. Ограниченное ты существо. У меня такое чувство, что я повстречал пещерного человека. Неужели я один пытаюсь анализировать то, что со мной творится, и бороться с этим?

– Что ты сказал? – Фрэнки поперхнулся своим чаем. – Бороться?..

– Да, – кивнул гость. – Именно. И для этого мне нужен ты.

– Чт… что? – Фрэнки даже смешно стало. – Ты еще скажи, что собираешься бороться, ну… с голубым цветом небес…

Сид брезгливо скривил рот.

– Боже, дай мне терпения. Небо было голубым за тысячи лет до того, как родились мы с тобой. А Искажения появились двадцать лет назад, ты в курсе?

– Ну и что с того? Все равно они так же естественны, как и цвет неба. С ними ничего не сделаешь!

– Они не естественны. – Сид понизил голос. – Не естественнее твоей мятой рубашки. Хотя рубашка, пожалуй, в разы прозаичней.

– Что ты плетешь! И самое главное – почему я это до сих пор слушаю! – Фрэнки схватился за голову – может, он в чем-то и сумасшедший, но этот тип определенно ему не уступает.

– Потому что твое сердце знает: я прав, – усмехнулся его странный собеседник. – Это люди позволили Искажениям прорваться в наш мир и изменить его. Мы с тобой, как и все нам подобные, – всего лишь жертвы последствий неудавшегося эксперимента, балансирующие на границе миров, побочный эффект, ненужные отбросы, которые сдохнут, не пережив одно из следующих Искажений. Все эти исследования ученых, статьи в газетах – чушь, они пудрят нам мозги, распевая об «исключительности», «гениальности» – просто чтобы мы не рыпались и умирали тихо, не пытаясь докопаться до правды. А теперь скажи мне, слышал ли ты когда-нибудь о Симфонии Искажений?

Фрэнки сглотнул ком в горле.

– О Симфонии Искажений? Ничего не слышал. Что это? Музыка? Симфония? А, нет, стой, не говори! Ты все выдумал! Хватит вешать мне лапшу на уши! Вон из моего дома!

Он замахал руками на гостя, но тот, побледнев, решительно возразил:

– Да послушай ты! Ничего я не выдумал! Это действительно музыкальное сочинение, написанное в форме симфонии. Но…

Его слова прервал громкий и решительный стук в дверь – и в тот же момент он понял, кто это, а вместе с тем понял, что теперь союзник в лице Фрэнки для него навсегда потерян.

========== 2. Шум ==========

Открыв дверь, Фрэнки испуганно отшатнулся: перед ним возвышался тот самый пропойца, которого Сид так картинно вышвырнул из кабака. Только вот пропойцу теперь было не узнать: он выглядел вполне трезво и осмысленно, если не считать того факта, что ярости в нем нисколько не убавилось.

Фрэнки, рассудив, что чудовище выследило его и теперь собирается убить, хотел было захлопнуть дверь перед лицом Смерти, но пока он собирал волю в кулак, незваный гость уже отпихнул его и шагнул внутрь.

– Я не понял! – прогромыхал он на весь дом. – Ты обещал мне тысячу наличными за то, что я изображу перед альбиносом разбойника, а ты меня отметелишь! Ну и где она, а, Сид?!

Ошалевший от неожиданно свалившейся на голову правды Фрэнки беспомощно прислонился к стене. Предчувствие его не обмануло? Это был всего лишь спектакль? Сид пошел на подкуп, чтобы втереться к нему в доверие? Но чего ради?

– Спокойно, спокойно, Брэдли, – между тем ответствовал провинившийся Сид, покраснев не то от гнева, не то от смущения. – Я же выписал тебе чек. Ты должен был найти его в условленном месте. И пожалуйста…

– Кажется, я говорил: наличными! – взревел Брэдли, одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от заказчика, и схватил того за грудки. – Не знаю никаких чеков! Я тебя придушу к чертовой бабушке, если ты сейчас же не дашь мне эту тысячу!

Происходящее все меньше нравилось Фрэнки. Не то чтобы он испытывал невообразимую симпатию к Сиду, который, как только что выяснилось, его еще и обманул; нет, с этим человеком нужно немедленно прекратить знакомство. Но перспектива узреть убийство в собственном доме Фрэнки не привлекала. Настолько не привлекала, что от страха он прирос к месту и начисто утратил способность мыслить рационально. Что же делать? Влезать в драку было чревато травмами разной степени тяжести, а от бездеятельного наблюдения скручивало желудок.

В конце концов он смог только невразумительно пискнуть:

– Пожалуйста, не в моем доме!

– Что ты сказал? – захохотал Брэдли. – Кто ты такой, чтобы мне указы…

Он говорил это, повернувшись к Фрэнки, чем не преминул воспользоваться Сид: выкрутившись из ослабшей на секунду хватки охочего до денег актера, он крепко заехал бедняге в челюсть. Тот не удержался на ногах и, падая, ударился головой о край письменного стола.

– Нет у меня наличных! Нет! Пошел ты! – заорал на него Сид. – Я тебе теперь вообще ничего не заплачу, ублюдок! Ты сорвал мой план! Да чтоб ты сдох, черт тебя…

– Эй! – Справившись с оцепенением, Фрэнки подбежал к нему и начал трясти за плечи. – Эй, успокойся! Разве ты не видишь…

– Успокойся? Да мне в жизни не было так хреново! Я столько времени убил на твои поиски, а теперь из-за какого-то жадного кретина все потеря…

Тут Сид уставился на лужицу крови, собирающуюся вокруг головы «жадного кретина». И вмиг побледнел – как будто для должного контраста с этим чужеродным красным пятном.

– Я… я что… я же его не убил? – Он рухнул на колени рядом с жертвой письменного стола, схватил безвольную руку, неумело нащупывая пульс, заглянул в безжизненные глаза и испуганно всхлипнул.

Фрэнки понял, что сейчас его точно стошнит. Гнусный обман, драка, кровь – слишком много нервов растрачено впустую. Слишком много шума. Но особенно раздражал Сид: его дурацкие длинные волосы, его помявшийся костюм, тощие ноги, глупое лицо, само его дыхание. Из-за него в мирный день Фрэнки, пронизанный искаженным вдохновением, ворвались тревога, ложь и суета. Такое простить нельзя.

– Мне без разницы, убил ты или нет, – произнес он, с трудом скрывая отвращение и пряча за спину дрожащие руки. – Просто забери это отсюда и убирайся сам.

И сам удивился своей твердости и жестокости.

Сид поднял на него взгляд: удивленный, жалкий и умоляющий.

– А разве ты не поможешь? Он жив, но я думаю, что ему надо в больницу.

– Черт тебя дери! – выругался Фрэнки, сорвавшись на крик. – Идиот! Ты еще цветы потом ему в палату принеси. Да как только он очухается, он найдет и прирежет тебя! Думаешь, он из тех, кто подставляет другую щеку? Или идет в полицию?

– А что ты предлагаешь? – У Сида задрожал подбородок, будто он вот-вот заплачет. – Добить, что ли?

– Я думаю, это вполне в твоем стиле. Раз уж ты подбираешься к людям обманом, – заявил Фрэнки. – Что, хотел обворовать меня? Вон отсюда! Сейчас же! Разбирайся сам со своим дружком. И со своей искаженной симфонией, или как ее там! Засунь ее себе знаешь куда!

Сид совсем побелел, но ничего не ответил – должно быть, решил, что время дорого. Или что спорить бесполезно. Кряхтя, он кое-как пристроил бесчувственного «актера» себе на спину и с видимым трудом поднялся. Да, помощи он просил не зря: гениальный исполнитель роли пьяницы явно весил гораздо больше, чем сам Сид, к тому же тот не мог похвастаться атлетическим сложением. Как бы там ни было, жаловаться он не стал. И только когда Фрэнки услужливо распахнул перед ним дверь, он прохрипел на прощание:

– Лишь бы Искажение по дороге не настигло. А то бедняга опять затылком приложится.

– Надеюсь, мы больше не увидимся. Ни в одном из существующих измерений, – изрек Фрэнки, хорошенько подумав, но Сид его удачный ответ не услышал.

Какое-то время он наблюдал за тем, как обманщик ковыляет по тротуару, нервно озираясь в поисках таксомотора и пытаясь попросить помощи у немногих попадающихся по пути прохожих, а потом, хмыкнув, закрыл дверь с нескрываемым облегчением.

Раскаяние пришло много позже.

***

Следующее Искажение явилось ближе к полуночи. Оно длилось четверть мгновения и затерялось где-то между взмахами ресниц. Фрэнки ударило что-то темное, густое и влажное, и он вынырнул в родную реальность, кашляя и пытаясь стереть с себя невидимые масляные пятна. Мерзкое ощущение прикосновения вязкой вонючей черноты к телу не проходило еще несколько минут, пока он ходил за успокоительным и отсчитывал заветные пятнадцать капель. Руки у него при этом мелко дрожали.

Что может быть хуже Искажения, которое не показало тебе ничего интересного, но успело испугать? Должно быть, только Искажение, которое тебя покалечит. Или убьет.

Выпив залпом уютно пахнущую жидкость, Фрэнки попробовал настучать на спинке стула ритм будущей Музыки Метели. Но пальцы его не послушались, да и голова тоже. Вместо слаженного, работающего как по маслу вдохновения в голове роились бессвязные мысли, в основном множащие темноту вокруг недавнего испуга.

А потом в них ненавязчиво прокрался Сид Ллойдс – человек, который очень убедительно нес какую-то ерунду про Искажения и желание их остановить. Или не ерунду? Фрэнки не хотел признаваться себе в этом, но ему было интересно, где Сида настигло Искажение, при каких обстоятельствах, как он на него отреагировал. Пьет ли он сейчас успокоительное?

Фрэнки закрыл глаза и попробовал восстановить в памяти образ Сида, но не поймал в воспоминаниях ничего, кроме расплывчато-синей мольбы. Странно, ведь он даже подумывал написать симфонию о человеке столь незначительном. Как же так вышло?

А как Сид резонирует? У него тоже болит голова и поднимается температура? Или только что-то одно? Или что-то другое? Или совсем ничего? Может, он сейчас спал и проснулся от незнакомого мерзкого ощущения? Если спал, то где? А если не спал, то что делал?

Неожиданно для себя Фрэнки понял, что хочет задать много вопросов себе подобному. Много-много вопросов. И понял, что хочет быть рядом с себе подобным, – с человеком, которому не надо ничего объяснять и от которого не надо ничего скрывать.

Но Сид Ллойдс не годится на такую почетную роль, о нет. Пусть он резонирует, пусть даже он один на весь город такой – это не повод пускаться на его поиски. Насквозь лживый, продажный и опасный парень со странными идеями и туманными мотивами совершенно точно не подходит человеку, который больше всего на свете ценит покой. Вот если бы это была Эшли, его единственный друг! Насколько безответно влюбленную дурочку можно назвать другом. Может, и правда дать объявление в газету, как он с издевкой посоветовал Сиду? «Создам клуб анонимных резонирующих»…