Текст книги "Симфония Искажений (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

И тут в его голове всплыл бледный осенний день, такой же, как множество других, а потому – забытый; Сиду одиннадцать лет, Сильвии – четыре, Сид бегал в саду без разрешения, упал и ссадил себе оба локтя, а потом пришло Искажение, чуть не убившее его, и теперь он проводил день за днем, лежа в постели и сходя с ума от скуки. Книги надоели, прочие развлечения ему запретили в качестве наказания за непослушание, к фортепиано не подпускали – с такими-то ранами на руках! – поэтому все, что ему оставалось, – клеить из бумаги и спичек разные глупости, не требующие особого напряжения.

Во время попытки соорудить ровный и красивый двухэтажный дом ему пришла в голову интересная идея. Хорошо бы построить город! Место, принадлежащее только ему. Пусть в такой и не получится попасть по-настоящему, все равно ведь приятно воображать себя архитектором и владельцем целого города. Можно будет мысленно сбегать туда от вечно сердитой матери и холодного отца, придумывать себе там приключения – непременно со счастливым концом, например, спасать Сильвию от бандитов, – а между приключениями просто мысленно гулять по улицам, добавляя в мечту все новые названия и детали.

Он всерьез загорелся идеей и сразу взялся воплощать ее в жизнь. Никогда еще он не был так увлечен своими поделками и никогда не возился над ними так долго. Результат и отдаленно не походил на захватывающие мысленные образы, но это не имело значения: фантазия приукрашивала все с лихвой.

Занявшись городом, он стал меньше внимания уделять сестре, и спустя некоторое время маленькая капризница – в тот самый бледный осенний день, – решила, что с нее хватит. Вооружившись игрушечной лейкой, выуженной из песочницы, она наполнила свое оружие доверху и пришла крушить едва начатый город. Она наивно полагала, что вода разрушит кое-как склеенные домики, и грозно облила их из лейки, приговаривая: «Смотри, в твоем городе дождь!», а Сид только смеялся над ее действиями. «Ах так! – вскричала тогда Сильвия и наступила на недостроенную башню ногой в шерстяном носке. – Тогда получай, противная деревяшка! В твоем городе не только дождь, но и конец, конец ему, конец всему! Это не твой город, нет никакого города, нет больше!»

Тогда он кинулся к ней, попытался оттащить, спасти остатки своего бесценного творения, и завязалась драка. Кончилась она окончательным разрушением города, слезами Сильвии и еще неделей наказания для Сида. Остатки злополучной поделки снесли на чердак, и сама история безнадежно позабылась – чтобы вернуться к нему во сны полноценно выросшим Городом.

Последний налет правдоподобного волшебства слетел с мира, за который Сид так отчаянно цеплялся и в который пытался верить. Все оказалось просто. И глупо. Никаких «родных измерений» – лишь детские игрушки. Никаких мечтаний о лучшей жизни после смерти – после смерти просто ничего нет. С самого начала он допускал ошибку за ошибкой и теперь умирал ни за что.

Когда он понял и принял это, в мире не осталось ничего, кроме боли в сердце и темноты.

***

Фрэнки и Сильвия решили скрыть от Сида то, что произошло между ними, но воплотить план в жизнь оказалось не так-то просто. Когда вечером все трое собрались пить чай, воцарившейся напряженной атмосфере не хватало разве только грома и молний за окном. Сид явно был чем-то подавлен, не прикасался к своей чашке и не поднимал глаз от газеты, а влюбленные из последних сил пытались вести себя естественно и невинно. Их тянуло друг к другу, как магнитом, им хотелось держаться за руки и обниматься, но оба сидели прямо и старались лишний раз даже не обмениваться взглядами. Сущее мучение!

«Не хочу выбитые зубы, – думал Фрэнки, ерзая на месте и прижимая к груди папку с готовой Симфонией. – Не хочу отдавать эти чертовы ноты. Не хочу, не хочу, не хочу!»

Он по-прежнему боялся результата своей работы, но в то же время понимал, что тянуть с новостями нет никакого смысла. Одна его половина хотела сбросить с плеч Искажения и вздохнуть свободно, а другая тряслась, ожидая, что все пойдет не так и что Сид прогонит его сразу после исполнения. В свете новых отношений с его сестрой это было тем более недопустимо.

Тишину нарушила Сильвия, которой надоело мрачное молчание, диссонирующее с ее счастьем. Посчитав брата источником тьмы, она вскочила с места, вырвала из его рук газету и полезла было к нему на колени, но на полпути густо покраснела и оставила свою затею. Похоже, новый опыт подсказал ей, что ее обращение с братом далеко не так невинно, как ей казалось раньше.

Смущение сестры не ускользнуло от внимания Сида: он сразу оживился, потрепал ее по голове и лукаво спросил:

– Что такое, ты наконец-то поняла, что я мужчина, а не кресло?

Услышав это, Сильвия закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Фрэнки стал пунцовым и захотел провалиться сквозь землю. Взяла и выдала себя из-за сущей чепухи! Но чего он, собственно, ожидал от такого открытого и совершенно не умеющего лгать существа? Да он и сам не лучше – пылал, как факел, из-за глупого поведения Сильвии, тем самым показывая свою причастность.

Сид взглянул на него, поднялся, подошел поближе.

– Все я про вас понял, – сказал он, размахнулся и заехал Фрэнки в челюсть.

Герой-любовник рухнул на пол вместе со стулом и своей чашкой. На светлых брюках расползлось нелепое пятно от пролитого чая. Из разбитой губы побежала кровь.

«Ну вот, а теперь мне выбьют зубы», – подумал он с тоской, вытер лицо и приготовился не сдаваться живым. Но вместо продолжения экзекуции Сид дружелюбно улыбнулся и протянул ему руку:

– Я должен был это сделать. Вставай давай. Мир.

Фрэнки улыбнулся в ответ, ухватился за ладонь друга и с силой дернул его на себя. Сид не удержался на ногах и упал на него, а Фрэнки только того и надо было: он схватил поверженного за волосы и потянул назад, заставив неестественно выгнуться.

– Ай, что ты творишь! Прекрати! – взмолился тот, напрасно силясь высвободить шевелюру из мертвой хватки.

– Что я творю? Да я столько времени мечтал оттаскать тебя за патлы! – объяснил его мучитель. – А теперь советую тебе запомнить, что глупо оскорблять меня, поднимать на меня руку и лезть в мою личную жизнь. Потому что я могу дать сдачи. Кончилось время, когда ты указывал мне, что делать! Я уже не тот мальчик, над которым ты смеялся в Сонном Доле, знаешь ли!

Сид зажмурился и нервно рассмеялся:

– Может, силенок у тебя и побольше стало, но ты все такой же глупый.

– И в чем заключается моя глупость? В том, что я сегодня завершил Симфонию?.. – вырвалось у Фрэнки, и в первую секунду он захотел зашить себе рот, а во вторую почувствовал облегчение. Ну вот, наконец-то рассказал. Может быть, зря, может быть, все это лето – одна сплошная ошибка, но теперь пути назад нет.

– Правда?.. Завершил? – Почему-то у Сида был такой голос, будто он вот-вот заплачет.

– Да. Я хотел сказать тебе позже, – смущенно пробормотал Фрэнки и отпустил его. Потом взял папку со стула и передал ему. Этот простой жест почему-то выглядел значительным: как будто мир уже начал меняться, искажаться, не дожидаясь исполнения Симфонии. Личный мир Фрэнки, новый и светлый, возведенный на руинах старого, звенящий любовью и купающийся в летнем солнце. Мир, полный предчувствия прекрасного будущего.

Сид раскрыл папку дрожащими руками, сразу уронил ее и едва не упал следом, но Фрэнки вовремя подхватил его и усадил на стул. Когда он сравнил пылающий лоб Сида со своим, ему стало стыдно за драку и собственное высокомерное поведение. Мысленно он отругал себя за то, что не обратил внимания на самочувствие друга раньше. Совсем перестал замечать окружающий мир со своей хваленой «личной жизнью»! И почему счастье так слепо?

– Ты только не волнуйся, – сказал он и торопливо собрал рассыпавшиеся листы. – Все ведь хорошо! Я попробую на…

– На рояле? У тебя ничего не получится.

– Почему? Ну хорошо, ты поправишься и исполнишь на Резонансметре!

Про себя он добавил, что ни за что этого не допустит.

Повисла неловкая, странная тишина, и Фрэнки почувствовал, как возвращается, вплывает в его сердце страх.

Наконец Сид поднял на него глаза – ледяные, злые, – и вкрадчиво спросил:

– А с чего ты взял, что исполнять буду я?

_______________________________________________________________________

* Резонансная дека – деревянная диафрагма с брусками, через которые проходят струны, в результате их звучание усиливается.

** Мануал – клавиатура органа для игры руками.

*** Регистр – ряд труб органа одинакового тембра.

========== 9. Симфония ==========

Фрэнки сделал глубокий вдох, потом выдохнул. Страх ненадолго отступил, отключившийся разум снова заработал и подсказал объяснение словам друга: в очередной раз бредит из-за высокой температуры. «Надо идти за лекарством», – рассудил Фрэнки и хотел встать, но тут его схватили за рукав.

– Сядь, – велел Сид и подвинул стул ногой. – Куда это ты так спешишь?

Фрэнки послушался, решив не сердить его попусту. Теперь, когда в руках у Сида была Симфония, тот резко изменился: словно куколка разом обратилась в бабочку – или змея сбросила старую шкуру? Никогда, ни на секунду за все время их знакомства он не внушал страх, но сейчас Фрэнки трепетал перед ним, сам не зная, почему. Он даже не мог сказать точно, боялся он самого Сида – или боялся за Сида? Или боялся чего-то, спрятанного глубоко внутри Сида?

– Побудь со мной, а? Не убегай, – попросил тот и взял Фрэнки за руку – странный, не похожий на его обычную сдержанность жест. – Я должен тебе кое-что сказать. Даже много что.

– Я слушаю.

Прикосновение неестественно горячей ладони вызывало жалость и вместе с тем настораживало. «Это не он! Не он! Это кто-то другой, я его не знаю!» – звенело в голове Фрэнки, настойчиво, предостерегающе.

– Я обманывал тебя. С самого начала. – Сид усмехнулся, глядя на него. – Я обманул тебя в Сонном Доле. Этюд-Искажение – помнишь? Ты сыграл его, я срезонировал.

– Да. Тогда ты наврал насчет того, что такое Эталонные Искажения. Это мы уже уяснили!

– Не только насчет них. Я прекрасно и сам мог разобрать тот конкретный этюд. Но я сделал вид, что поражен твоими гениальными способностями. Мне хотелось тебя увлечь. И ты поверил, наивный дурак, привыкший считать всех вокруг хуже себя…

– Ничего, – перебил его Фрэнки срывающимся голосом. – Ничего страшного!

«Если ты будешь говорить о таких мелочах, – думал он, чувствуя, что у него самого тоже поднимается температура от волнения, – о таких мелочах, не более, я не буду винить тебя, не буду!» Ему хотелось говорить, кричать это вслух, но язык, скованный страхом, не слушался.

– Рад, что ты меня прощаешь, – отозвался Сид с откровенной издевкой в голосе. – Когда ты сел играть этюд, я расковырял свою рану до крови. Это был риск, но он того стоил: я заметил, что ты парень с живым воображением. Ты был погружен в этюд. Ты был где-то не здесь. И моя кровь убедила тебя, что ты создал собственное Искажение. Но правда в том, что ничего ты тогда не создал. И правда в том, что для таких дел нужен Резонансметр – и только он.

В первую секунду Фрэнки даже ничего толком не понял и продолжал мысленно твердить: «Я не буду винить тебя, я тебя не виню», но как только до него дошел смысл сказанного, внутри поднялась ярость и на Сида, и на себя: на Сида – бессовестно обманувшего, на себя – слепо поверившего. Нет, вот это уже не мелочи! Вовсе не мелочи; ведь именно тогда он даже уступил свою кровать раненому в порыве симпатии и великодушия, хотя чувствовал себя прескверно! Именно тогда он решил, что Сид – не просто пришелец из мира шума, полный энтузиазма и безумных идей, а дорогой ему человек, первый и настоящий друг!

А тот безжалостно продолжал, хотя Фрэнки хотелось заткнуть уши:

– Ты подумал, дурень, что у тебя какие-то особые способности? Что ты не просто хороший композитор, а черт знает что такое? До сих пор поражаюсь, как ты легко поверил, да еще и вцепился в эту мысль. С глупыми детьми так просто иметь дело.

«И для этого человека я хотел написать симфонию?..» – Фрэнки возмущенно оттолкнул руку Сида. Тот возражать не стал.

– Таким образом, ты убедился, что буквально создан для исправления Симфонии, – спокойно добавил он. – А еще ты почувствовал передо мной вину. Ведь это якобы из-за тебя я снова пострадал, верно? Вот так я привязал тебя к себе и заставил следовать за собой. Подло, а?

– Ты как будто наслаждаешься этим, – Фрэнки скрипнул зубами.

– Так и есть.

Сид поднялся, сунул руки в карманы.

– А теперь – финальный аккорд, – сказал он, глядя на собеседника сверху вниз. – Исполнять Симфонию будешь ты. Так я задумал с самого начала. Будь у тебя хоть капля мозгов, ты бы понял это. Мое Эталонное Искажение – всего лишь отвлекающий маневр, чтобы ты ничего не заподозрил и не вздумал удрать.

«Я собираюсь тебя убить!» – подсказала память голосом Сида из недалекого вчера. «Маленький кровосос, вот ты кто», – продолжал он же, собираясь выстрелить в своего – как думал Фрэнки! – друга.

– Ты всего лишь маленький кровосос, – произнес Сид, будто прочитав его мысли. – Во мне нет ни капли сочувствия к тебе и никогда не было. Для меня важна лишь Симфония, остальное не имеет значения.

– Значит… все было ложью? – пролепетал Фрэнки. Его била дрожь. – Все с самого начала было ложью? Но я не могу в это поверить! Я не могу это принять!

А как же тот Сид, который вытащил его из пропасти, жертвуя собой? Или тот, который обнимал и утешал его после смерти Эшли? Или тот, который просил его бежать в одиночку из Зазеркалья? А как он потащил на себе Брэдли в больницу еще в Сонном Доле! А как запросто пригласил Эшли в гости, как всегда был ласков с ней, провинциальной дурочкой! А его безграничная любовь к Сильвии и страх лишний раз потревожить ее? А его простота и приветливость? Он так легко прощал Фрэнки любые ошибки и недостатки. А как он играл Туманную Рапсодию – тонко чувствуя каждый штрих, каждую интонацию! И это – человек, лишенный сердца, хладнокровный манипулятор?

А что насчет «отвлекающего маневра» – Эталонного Искажения? Сид так явно страдал после него, два дня пролежал в горячке и без сознания – не прикидывался же он! Разве оно того стоило? Разве не было других способов обмануть и удержать? Или Сид сам не знал, что его ждет?

– Да, возможно, я и правда не разглядел настоящего тебя… – протянул Фрэнки и сразу сорвался на крик: – Но довольно часто – я уверен! – ты точно был собой! И провалиться мне на этом месте, если сейчас ты настоящий! Ты снова лжешь!

– Заткнись! – перебил его Сид. – Не тебе судить, что правда, а что нет.

В сущности, не было ли его поведение действительно одной лишь лицемерной маской? Например, история с Мадлен. Он ведь не любил ее. Он просто развлекался, зная, что причинит Фрэнки боль. И эта кровь после этюда-Искажения в Сонном Доле – каким циничным нужно быть, чтобы пойти на такой обман! «Получается, тебя можно взять на жалость? Надо было прикинуться каким-нибудь больным бедняжкой», – снова подсказала память голосом Сида. Получается, он запомнил и впоследствии именно что «взял на жалость»!

У Фрэнки зачесались кулаки. Его чувства – не музыкальный инструмент, чтобы на них играть! Такие поступки не должны остаться безнаказанными.

– Значит, ты все делал ради Симфонии, – уточнил он, – и вытащил меня из пропасти ради Симфонии. Не ради меня самого. А я… я-то пришел в Зазеркалье для тебя! Для тебя, сукин ты сын, ты чувствуешь разницу?!

Тут он не выдержал, вскочил с места и схватил Сида за воротник.

– И после всего, что ты тут наговорил, ты предлагаешь мне исполнить Симфонию?! – заорал он в лицо бывшему другу. – Пошел ты! Сам исполняй! Чтоб ты сдох там, ублюдок!

– Как, ты разве не хочешь меня спасти? – спросил Сид с притворным удивлением. – А ведь обещал отдать за меня жизнь, помнишь? Я ведь лучший человек из всех, кого ты знал!

– Захлопнись!

Полный ярости, не встречая никакого сопротивления, Фрэнки схватил его за горло, но душить не стал – сразу брезгливо отпихнул от себя, и Сид неловко свалился на пол. Некоторое время он переводил дыхание, держась за шею, потом с видимым трудом поднялся.

– И ты в таком состоянии хочешь заставить меня что-то делать? – поинтересовался Фрэнки. Он успел немного остыть и начал соображать, что бежать отсюда, пока не поздно, гораздо разумней, чем драться и ругаться. – Лучше бы давил на жалость и дальше, кто знает, может, я и решил бы пожертвовать собой. Хотя вряд ли. Я не такой.

– Верно, – прохрипел Сид. – Ты не такой. Но я тебя заставлю.

«Ну попробуй», – подумал Фрэнки и в два прыжка подлетел к распахнутому окну. Первый этаж, ему ничего не стоило вылезти на улицу. Не время для сомнений, да и какие тут могли быть сомнения? Все ясно, как день: Сид – обманщик и предатель, Симфония – смерть. Нельзя дать себя убить. Нужно бежать, и немедленно.

Он уже успел закинуть ногу на подоконник, когда его схватили сзади за локоть. Повернувшись, он встретился глазами с Сидом.

– Послушай, я ведь просто… – начал было тот с мольбой во взгляде, но Фрэнки не дал ему договорить: нет уж, больше номер со «взять на жалость» не пройдет! Одним резким движением он высвободил локоть, а потом изо всех сил двинул им противника. Удар пришелся в грудь и, похоже, как раз по оставленной Эшли ране, потому что Сид сразу упал со сдавленным всхлипом, а на рукаве у Фрэнки осталась кровь.

Спрыгнув на землю, он едва не поддался детскому порыву просто бежать, куда глаза глядят, но заставил себя остановиться и с опаской заглянул в комнату: если Сид не лишился сознания, далеко уйти не получится – или сам полезет догонять, или поднимет на ноги слуг. Но тот лежал неподвижно, и Фрэнки вздохнул с облегчением. У него появилось немного времени, пока Сид не придет в себя, а значит, появился шанс спастись.

Прежде всего нужно было раздобыть денег, а в идеале – выкрасть свои вещи. Собрать чемодан – дело пяти минут, потом на вокзал, а там сесть на первый поезд в любом направлении. Один раз он уже сбежал так из Фата-Морганы, а сейчас все повторялось, только место Мадлен занял Сид, а место любви – дружба. Тогда им воспользовались и отшвырнули в сторону – то же повторялось теперь. Наивный! С таким опытом за плечами – как он мог снова попасться в старую ловушку, слепо довериться кому-то и позволить вертеть собой? Но отныне он поумнел. Больше он никому не откроет свое сердце. Никому, никогда!

На этом моменте он смешался. Сильвия! Как быть с ней? Бросить ее, даже не попрощавшись? При одной мысли о таком исходе у Фрэнки заболело сердце. Вне всякого сомнения, он любил Сильвию и не хотел ее терять. Он должен увидеть ее. Но не попрощаться, нет, это невыносимо, он уговорит ее бежать с ним! Она наверняка согласится – конечно, она любит брата, но Фрэнки-то она любит больше! Они вместе уедут в очередной Сонный Дол, снимут квартиру и будут очень счастливы вдвоем. Сильвия привыкла жить в роскоши и ничего не делать, но ради любви она наверняка научится и стряпать, и штопать, и все тому подобное. При мысли о домашнем уюте, созданном руками Сильвии, и о ней самой, делящей с ним постель каждую ночь, Фрэнки покраснел от удовольствия и даже на время забыл свою ненависть и свой страх.

Сладкие мечты прибавили ему решимости, и он успел пожалеть, что неразумно выпрыгнул в окно, будто застигнутый врасплох любовник. Нужно было вернуться в дом, причем как можно скорей, успеть поговорить с Сильвией, собраться, а потом уже удирать.

Вздохнув, Фрэнки полез обратно. Это оказалось не так просто, как спрыгнуть: ему не хватало сил подтянуться, к тому же от волнения он дрожал, потел и чувствовал себя обессилевшим. К счастью, неподалеку от окна нашлось забытое садовником пустое ведро, и оно послужило неплохой ступенькой.

Обогнуть распростертое тело и добежать до двери оказалось делом двух секунд. Уже повернув ручку, Фрэнки с ужасом услышал позади сдавленный стон – Сид явно приходил в себя.

Этого нельзя было допустить. Ведь если он очнется, Фрэнки ничего не успеет! Быстрым движением он схватил первый попавшийся предмет – фарфоровый чайник – подскочил к Сиду, занес импровизированное оружие над его головой, целясь в висок, но замер на полпути.

Если не рассчитать силы, так можно и прикончить. Однажды Фрэнки уже убил человека по неосторожности, и это могло повториться вновь. С другой стороны, если ударить слабо, Сид закричит и поднимет на ноги весь дом. Как нащупать золотую середину в столь ответственном деле, если прежде ни разу не пытался избивать людей чайниками? К тому же калечить человека, находящегося в полубессознательном состоянии, очень подло. Даже бессовестный ублюдок вроде Сида так не поступил бы. Он вообще ни разу не бил Фрэнки всерьез, видимо, жалея его и считая слабее себя. Жалея? Нет, как выяснилось, Сид не такой; но все-таки он всегда вел себя мягче, чем мог бы.

Пока Фрэнки колебался, драгоценные секунды летели впустую. Наконец, стиснув зубы, он размахнулся еще раз – и тут Сид открыл глаза.

– Ты еще здесь? – спросил он слабым голосом. – Почему ты не сбежал?

И тогда Фрэнки ударил его – просто от неожиданности. Сид успел увернуться, и злополучный чайник вместо головы задел его плечо и шею, соскользнул на пол и треснул пополам. Не растерявшись, Фрэнки схватил ближайшую половину и приставил острую грань к горлу Сида.

– Ты что творишь? Убить меня хочешь? – удивился тот.

– Не мешай мне. Просто не мешай мне, иначе я за себя не отвечаю!

– Да у тебя кишка тонка, – Сид неожиданно нахально улыбнулся ему. – Дурак, даже сбежать не смог, когда была такая возможность. Я тебя не боюсь. Ты скорее намочишь штанишки, чем полоснешь меня этой штукой.

– Закрой свою грязную пасть! – рявкнул Фрэнки, и тут дверь в комнату с шумом распахнулась.

Вошел Брэдли, явно поддатый. Увиденная картина заставила его вытаращить глаза и покраснеть от гнева. Он не стал тратить время на то, чтобы разобраться в ситуации: просто подлетел к растерявшемуся Фрэнки, схватил его за шиворот, пинком отправил в угол и, не давая ему опомниться, начал бить ногами. Под градом ударов несчастному оставалось только сжаться в комок и закрыться руками – Брэдли совсем озверел и даже не думал сдерживаться.

– Как ты посмел тронуть Сида, ублюдок! – орал он. – Я никогда тебя не прощу! Он так любит, так бережет тебя! Хотя ты того не стоишь! И вот чем ты платишь! Сопливый недомерок!

«Кто там кого любит? Что за чушь?» – хотел спросить Фрэнки, а еще сильнее он хотел подняться и дать сдачи, но эти желания оказались за пределами его возможностей. Постепенно мысли перепутались, смешались, боль все усиливалась, дышать стало трудно, сознание начал заволакивать туман. Фрэнки чувствовал себя так, будто его методично, вагон за вагоном, переезжает товарный поезд, и пытка длилась целую вечность, ему даже стонать стало невмоготу; а потом какая-то черная тень отрезала его от мучителя. Это оказался Сид – он сумел подняться на ноги и заслонил собой Фрэнки, раскинув руки. Брэдли по инерции чуть не ударил его, но в последнюю секунду остановился.

– Прекрати! Успокойся! – приказал Сид. – Как тебе не стыдно бить того, кто слабее тебя!

– Уйди, – огрызнулся Брэдли. – Честно говоря, твоя проклятая доброта у меня уже в печенках сидит. Он заслужил. Он мизинца твоего не стоит, а поднимает на тебя руку!

– Это наши с ним дела, сами и разберемся. Но если хочешь отвести душу, начни с меня. Ну давай, ударь! – Сид шел на него, и он послушно отступал.

Фрэнки успел немного прийти в себя и смотрел на разыгравшуюся перед ним сцену с благоговейным ужасом: огромный, страшный Брэдли вел себя словно цепной пес, присмиревший по первому приказу хозяина. Еще немного – и он завиляет хвостом, попросит косточку и будет счастлив, что его почесали за ухом. «Да я ведь сам был таким же, – подумал Фрэнки. – Послушным щенком, который мечтал о хозяйской ласке».

Это открытие порядком разозлило его. Когда Сид подошел к нему и протянул руку, желая помочь подняться, Фрэнки взглянул на него с ненавистью, состроил презрительную гримасу и встал сам. Тупая боль разливалась по телу, разум тонул в бессильной ярости и отчаянии, но хуже всего было то, что ни бежать, ни вцепиться в горло врагам не осталось никакой возможности.

– Только без глупостей, – предупредил Сид. – Иначе я за Брэдли не отвечаю. Сейчас ты идешь с нами. Мы запрем тебя в твоей комнате, там ты посидишь до утра, подумаешь над своим поведением. На рассвете поедем в Зазеркалье. Понятно, зачем.

– Клянусь, я убью тебя, ублюдок, – сказал Фрэнки и сразу получил болезненный тычок сзади от Брэдли. Пришлось ему прикусить язык и покорно следовать за своими тюремщиками.

По дороге Сид ненадолго оставил их и вернулся с бельевой веревкой в руках. Такого унижения Фрэнки не ожидал и набрал в легкие воздуха, чтобы громко заверещать, но ему бесцеремонно заткнули рот его же шейным платком. Уже в комнате Брэдли спокойно связал ему руки и ноги, будто каждый день занимался чем-то подобным. Конец веревки прикрепили к спинке кровати, и пленнику пришлось улечься на нее.

– Надеюсь, ты уютно устроился, – с издевкой произнес Брэдли, любуясь своей работой.

Сид тоже смотрел на Фрэнки, но с каким-то странным, затравленным выражением. Потом шагнул ближе и вытащил изо рта своей жертвы импровизированный кляп.

– Отвратительные ощущения, да? – спросил он с сочувствием в голосе. – Не шуми, пожалуйста, тогда эта штука не понадобится.

– А если я закричу?

В ответ Сид кивнул на Брэдли:

– Он останется здесь и будет тебя караулить, так что лучше не дури. Просто лежи смирно и жди утра. Сильвию я уже отправил спать. Она не пойдет против меня.

– Я считал тебя другом, – всхлипнул Фрэнки. Он не хотел рыдать, не хотел показывать врагам свою слабость, но слезы сами покатились из глаз, размывая мир, и без того расплывчатый. – Я так дорожил тобой! Ты для меня был единственным, лучшим…

– А ты для меня – убийца, который посмел тронуть мою сестру, – холодно перебил его Сид и направился к выходу.

Фрэнки вздрогнул. Преступление! События четырехлетней давности, тайна, которую он поведал другу в приступе доверия, – опрометчиво! Тогда тот обнимал его и называл бедным ребенком – обманщик, предатель, лицемер!

– Я только не понимаю, откуда у такого человека столь прекрасное Эталонное Искажение, – произнес он сдавленным голосом. – Похоже, Резонансметр и правда сломался.

– Это мы проверим завтра. Спокойной ночи, Фрэнки, – сказал Сид и закрыл за собой дверь.

***

Повернув ключ в замке, он бессильно сполз на пол и закрыл глаза. Сердце рвалось на части – тысячи невидимых игл Резонансметра и позорные слезы бывшего друга жгли его.

И как все так повернулось? Ведь Сид просто хотел припугнуть Фрэнки и позволить ему сбежать. Почему он не сбежал? Почему остался? Из-за этого пришлось и дальше разыгрывать из себя вселенское зло – ну не прерывать же представление, раз уж начал. Кто мог знать, что придется прибегнуть к подобным мерам? Зайти так далеко!

Сид давно затаил в себе уверенность, что перед смертью он должен не просто помешать Фрэнки что-то предпринять – любыми способами, – но и разорвать их неуместную привязанность друг к другу. С Сильвией уже ничего не поделаешь, а вот в случае Фрэнки еще не все потеряно: они были знакомы так мало, а их отношения всегда оставались нестабильными. Достаточно дунуть на этот карточный домик – и он рухнет; во всяком случае, так думал Сид.

Но, как водится, задумать оказалось проще, чем исполнить: по мере того, как он вколачивал в воздух злые, лживые слова, его сердце обливалось кровью, а разум вопил: «Зачем ты это делаешь? Разве ты не заслужил его сочувствие и скорбь? Неужели ты действительно хочешь, чтобы тебя ненавидели до самого конца?»

И Сид понимал, что не хочет. Один раз он даже сорвался, потерял маску, – когда Фрэнки собрался сбежать через окно. Осознание, что так они и расстанутся, подкосило Сида, и на мгновение он поддался желанию раскрыться. Но удар в грудь помешал ему, и он был благодарен за это.

Как бы он ни хотел остаться любим, он заслужил ненависть: ведь он действительно обманул Фрэнки в Сонном Доле и обратил его сострадание в свою пользу. И не только там: он постоянно врал, пытался манипулировать Фрэнки с переменным успехом, в то время как тот верил в лучшее в нем до самого конца, оставался с ним, несмотря на все свои подозрения, заботился о нем и преодолел немало испытаний действительно – только ради него. А что сделал Сид ради Фрэнки? Ну вот разве что сейчас оплевал и унизил его, чтобы он не плакал завтра. Великое достижение!

«От меня одни проблемы, – подумал Сид с тоской. – Одни несчастья. Если бы не я! Если бы не я, как бы спокойно ему жилось!»

От «если бы не я» его размышления перетекли на «если бы не Искажения», а от них – к «если бы не отец», и он разом почувствовал жгучую вину за весь свой род. Что ему мешало родиться лет на десять раньше и остановить отца? Что ему мешало родиться в другой семье? Почему все случившееся – случилось, почему время нельзя пустить вспять, а звезды повесить обратно, на свои места?

Он тяжело вздохнул, поднялся на ноги и заковылял к себе. Его ждала Симфония, Симфонию следовало исполнить на рассвете. Все остальное не имело значения. Он слишком много думал о людях, о жизни, оставленной позади, – будто сам еще был жив; а ведь он мертв уже много лет, с того самого дня, как отец поведал ему свою тайну на смертном одре и взял с него слово исправить содеянное любым способом. Жестокий отец! Он всегда был бессердечным, остался он бессердечным и в тот миг, когда взвалил на плечи сына тяжелую ношу, которую тому предстояло нести в одиночку.

Но ведь это несправедливо. Дети не должны отвечать за грехи родителей. Но если не дети, то кто тогда? Кто должен играть Симфонию, если предыдущий исполнитель умер, если никого из исследовательской команды давным-давно нет в живых? Все они так или иначе были наказаны за свои эксперименты: кто утонул в океане Первого Искажения, кого с годами доконал гибельный воздух Мнимого Зазеркалья – не стоило туда возвращаться после провала эксперимента, тем более часто. Ведь именно там проходила щель, трещина, два мира смешивались, порождая аномалии и уродства; именно там по-прежнему сочилась кровь Первого Искажения, бесследно рассеиваясь в воздухе и разливаясь по небу вместе с рассветом и закатом.

Несчастные обитатели Мнимого Зазеркалья, впитавшие в себя воздух чужого мира с молоком матери, скорее всего, умрут, как только рана заживет, дверь захлопнется. Сид жалел их, но сразу задавался вопросом, сколько в стране сейчас резонирующих. Сотни? Тысячи? Больше? Они постоянно умирают, – но рождаются новые. Такие, как Фрэнки и Эшли, славные молодые люди, полные сил и стремлений, должны страдать и в конце концов исчезать бесследно в чужих мирах. Тысячи спасенных резонирующих важнее горстки «чудиков». А ему самому терять уже нечего. Его нелепая, бесплодная и бессмысленная жизнь тянулась только ради Симфонии, и Симфония ее оборвет. Он достиг своей цели, больше ему незачем здесь оставаться.