Текст книги "Апогей (СИ)"

Автор книги: Мари Явь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Мари Явь
Апогей

1 глава

Она вцепилась в него таким взглядом, словно уже никогда не собиралась выпускать из виду. И, кажется, земля успела трижды обернуться вокруг солнца, прежде чем Аги решилась на слова.

– До… до свидания. – Моя подруга даже не пыталась скрыть лихорадочно-любопытный взгляд, направленный на нашего гостя.

Возможно, таким тоном она хотела озвучить вовсе не слова прощания, а начало сто третьего псалма? Но, кто спорит, восседавший на расшатанной табуретке мужчина и в правду был «дивно велик и облекался во славу и великолепие, как в одежду».

Отец что-то крикнул по поводу ужина и моего обязательного присутствия на этом мероприятии, прежде чем я не церемонясь выставила Аги за порог, переступила его сама и закрыла дверь.

Дышать стало легче.

– Так это он? Да? – Пролепетала девушка, все еще смотря на дверь, словно через дерево могла видеть гипнотизирующий взгляд хитро сощуренных синих глаз. – Какой он…

– Непохожий на монаха, за которого себя выдает. – Закончила я за нее.

И почему у меня по спине до сих пор бегали мурашки, и создавалось глупое впечатление, что каждое наше слово не является тайной для того, кто остался в доме?

– Идем? – Позвала я, сбегая с крыльца. Аги поплелась следом, пару раз обернувшись через плечо. – Сегодня, наверное, дождь будет. – Попыталась я разбавить неприятную паузу, всматриваясь в небо унылого оттенка.

– Угу. – Безвольно согласилась она, накручивая на палец прядь светлых волос. – Мейа, он у вас уже три дня?.. Ты с ним разговаривала?

Понимаю. Мужчина, которого привел в дом мой отец, вполне резонно привлекал внимание. Что-то вроде опасения, которое обратной своей стороной имеет притягательность запретной тайны. Восхитительный ящик Пандоры, который, тем не менее, никому не захочется открывать.

– Три дня. Да. – Подтвердила я, начиная догадываться, о чем пойдет разговор в ближайшие пару часов. – Слушай, а я могу переночевать у тебя сегодня?

– Ах, нет, прости. – Ответила рассеяно подруга, смотря себе под ноги. – Сегодня не получится. По случаю праздника к маме приехала сестра, тетя Амелия с племянницами. На самом деле, это я хотела проситься к тебе…

«Не самая лучшая идея» – подумалось мне, однако я промолчала.

– Видимо, не выйдет, да? – Верно растолковала наступившую тишину Аги. – Знаешь, ты говорила, что он… странный.

– Ага.

– Это, наверное, правда. Все же он совершенно не похож на местных… А откуда он пришел?

Мы поравнялись и теперь шли по главной улице прочь от дома отца и его церкви к центральной площади, на которой можно будет потратить свободное время и кое-какие сбережения. Все-таки, если верить Аги, идти к ней домой теперь не лучший вариант. Я была знакома с ее кузинами, и, честно признаться, не желала давать этому знакомству второе дыхание.

– Сама не знаю. – Ответила я, совершенно не стесняясь своего невежества.

С незнакомцем я не разговаривала еще ни разу с тех пор, как он у нас остановился. Ну, если не считать того раза, когда мы друг другу представились. И эта его улыбка, с которой он меня познакомил сразу после своего имени… в ней было как-то много приторного, что ли. Она даже отдаленно не напоминала чистоту детской улыбки… А ведь монахи и дети – понятия родственные ввиду духовной невинности обоих. Или нет?

– По-моему, он просто путешествует, чтобы узнать традиции соседствующих провинций. Что-то вроде этого. – Добавила я чуть погодя, заставляя Аги с интересом на меня воззриться. Ладно, раз ей так не терпится знать… – Он пришел к отцу после службы и видок у него был такой, словно он пешком землю обогнул. Профессиональная солидарность и все дела: отец предложил ему кров и хлеб. Тот сказал, что останется на праздник урожая, а потом уйдет.

– Так он, правда, пилигрим. – Протянула задумчиво Аги. Спорю, ей это все казалось романтичным. Странствия, лишения, приключения и прочая. – Он… красивый.

Я промолчала. Не потому что была не согласна. Напротив, мне просто нечего было возразить. Тут даже нельзя отвертеться, сославшись на вкус. Вкус не играет роли, когда человек наделен по-настоящему правильными чертами лица. Создавалось впечатление, что его внешность – результат не случая, а селекции.

– Интересно, почему он выбрал этот путь? – Аги делала вид, что ее слова – просто мысли вслух, но на деле она ждала от меня ответов. А еще лучше – приглашения. Мол, почему бы тебе самой все не узнать из первоисточника.

Лгать не стану, и меня интересовал этот вопрос. Точнее, как только я увидела мужчину, я засомневалась в его принадлежности к монашествующим, вопреки потрепанному темному балахону и словам гостя. Все-таки, я на своем семнадцатилетнем веку повидала много приверженцев религии, спасибо папе-священнику, а он выделялся из этого однотонного ряда. Подозрения не просто закрались, а появились как черти из табакерки, начав бить в набат сразу, как только мой взгляд наткнулся на нового приятеля отца. Ведь монах мог оказаться простым разбойником, вором, пусть даже со своей внешностью он не тянул и на эти сомнительные профессии. Но прошло три дня, а наше добро и здоровье все еще целы.

Наша дорога до ярмарочной площади заняла чуть меньше получаса и переплеталась с вопросами Аги и моими скупыми ответами. Как ни крути, мне было неприятно говорить о человеке, который остался в нашем доме. Мачеха была от него в восторге, отец, хотя и был старше раза в два, выражал очевидное почтение, считая гостя человеком куда более умудренным ввиду беспокойной жизни скитальца, которую тот ведет. Мой младший брат, Джерри, смотрел на него, как на жителя Небес, почтившего своим присутствием наш грешный дом. Возможно, это еще три причины его не любить: никогда еще члены семьи не проявили столько интереса ко мне за все семнадцать лет, сколько уделили чужаку за три дня.

– Сегодня же последний день поста… – Пробормотала Аги, следя за тем, как я открываю упаковку только что купленных сливочных пастилок.

Ярмарка была полна лакомствами, которые добрые жители городка прикупали к завтрашнему знаменательному дню. В отличие от меня.

– То есть ты не будешь? – Уточнила я, замечая, как подруга поджимает губы и качает головой.

Осуждение чистого вида, но я привыкла. Возможно, это все затянувшийся переходный возраст. Почему я все делаю наперекор правилам? И это еще с учетом, что мой отец – священник.

Да, родителей не выбирают. А ведь все могло бы быть иначе, родись я на какие-то сто лет раньше. Тогда священникам нельзя было заводить семью, существовало такое понятие как целибат. Но времена нынче изменились, так же как и численность населения. Нынче плодить детей – дело очень даже богоугодное.

Следующий час мы потратили на покупку небольших презентов. Если учесть, что на свое скромное жалование певчего в хоре, много не приобретешь, я прикупила лишь сладости двенадцатилетнему брату и кое-что к общему столу.

– Не будет лишней пыли в доме. – Оправдала я свой выбор столь недолговечных подарков, жуя очередную пастилку.

Смотря на Аги и на то, как она бережно укладывает в сумку кукол, я задумалась, как так получилось, что мы сдружились. Хотя в детстве все кажется проще. Поделился лопаткой – друг и такие дела. Наверное, встреть я ее сейчас, набрав в свою голову столько тараканов, я даже не взглянула бы на Аги. Она была мечтательной, наивной, чувствительной натурой. Она любила рассветы, а я закаты. Она верила в любовь и помощь всевышнего, а я в собственную никчемность и слабость. Когда она говорила – судьба, я говорила – совпадение. Эта цепь оппозиций была бесконечна, как свинцовое небо, низко нависшее над нашими головами.

– И правда дождь. – Вздохнула Аги, когда мы вышли из шумной городской толпы, роившейся на площади.

Упали первые крупные капли, взбивая дорожную пыль. Потянуло холодом и мокрым деревом, все запахи как-то резко обострились в течение первых пяти минут. Мелькнула молния, раздался пугающий хохот грома, и из разверзнувшихся небес потоком хлынула холодная вода. И если брать в расчет эту беспросветную темноту, взявшую город в кольцо, мечтать о быстром завершении ливня не приходится.

– Зато завтра будет солнце. Так всегда… – Раздался сквозь шум потока голос Аги, которая, ускорив шаг, нырнула под крону ближайшего дерева. – Ну что, к тебе?

Ко мне было ближе, но… проклятье, кажется, Аги знала, что для того, чтобы попасть ко мне, должно произойти что-то вроде начала всемирного потопа.

– Да. Давай. – Согласилась я.

В конце концов, чем больше народу, тем менее неуютно я буду себя чувствовать. В собственном доме. Да, если это неизбежно, пусть на ужине присутствует еще один человек мне знакомый.

Потоптавшись под деревом еще с полминуты, мы рванули в сторону светлеющей церкви, рядом с которой стояла крепкая изба священника. Обратная дорога заняла не более десяти минут, спустя которые я с блаженной улыбкой на мокром лице переступила порог теплого дома. Запах тушеных овощей и базилика заполнил легкие со следующим вздохом.

– Я же просила не опаздывать. – Прошипела мачеха, кажется, стараясь сделать голос неслышным для других.

А судя по шуму, который доносились из трапезной, «других» было больше, чем я рассчитывала. Но ведь это даже к лучшему… так я думала, пока Марта не объявила, что к ужину решили присоединиться Фрэд Тайпер со своим сыном.

– Значит, это правда? – Прошептала Аги, когда мы поднимались на второй этаж, чтобы переодеться в сухую одежду. – Твой отец хочет выдать тебя замуж за Паула?

– Они уже давно это решили. – Бросила я так, словно ко мне это не имело никакого отношения.

– Ты не говорила!

– Не было случая. – Это было ложью лишь наполовину.

Просто я, правда, не знала, каким образом преподносить подобные новости. Что-то вроде: «эй, а почему бы нам сегодня не напиться, есть отличный повод: мой отец решил наконец устроить мне ад на земле…» ну и так далее.

Судя по тому, как Аги застегивала пуговицы на своей рубашке, она очень волновалась.

– У тебя… – Я указала на воротничок, который неаккуратно завернулся. – Я не знала, что будет так много народу, так что если не хочешь…

– Нет. Все в порядке. – Поспешно заверила меня подруга, поправляя рубашку. – Идем?

Очевидно, все это казалось ей приключением. Не мудрено, все же в наш отсталый городок редко заезжают интересные гости.

Когда мы спустились в столовую, я бегло осмотрела комнату и людей. Углядев свободные места, я пробормотала извинение, после чего прошла к большому столу.

– Это Аги Мерто из семьи портного… – Услышала я тихий разговор отца со своим гостем.

Кинув взгляд на лицо монаха, которое теперь не было по обыкновению закрыто капюшоном, я заметила, как этот человек вежливо кивает: его внимание – просто дань уважения хозяину дома. И это наводит на мысли, что его внимание – дорогая штука. С чего бы…

Аги раскраснелась рядом со мной, пробормотав «приятно познакомиться», когда мой отец удосужился их представить. Кивнув и вяло улыбнувшись Фрэду и его сыну, который был заинтересован в этой грядущей свадьбе в той же степени, что и я, я достала из кармана очередную пастилку. Есть не хотелось совершенно и, может, дело в сладком, а может в меню, которое не меняется вот уже третий месяц кряду.

– Постыдилась бы. – Прошипела мачеха, наклонившись над столом. – Ты нарушаешь священный пост.

Она сидела напротив, рядом с нашим гостем, разрываясь между двумя желаниями. Показаться идеальной хозяйкой и матерью и осыпать меня словами из лексикона сапожника, который не просыхал уже год. Эту ее борьбу было наблюдать довольно забавно.

– Прости. Совершенно вылетело из головы.

В таких разговорах лучше все спускать на тормозах.

Застольный разговор не поражал обилием интересных историй и легенд, которых успел нахвататься за свое путешествие брат Лукас, как его называл мой отец. В основном это были какие-то мутные рассуждения на философские темы, приправленные цитатами из Библии и Евангелия. Что сказать, возможно этот брат Лукас и не был на деле монахом, писание он знал наизусть. Да, стоит пристальнее к нему пригляделась, и сомнений не останется: из него монах, как из фарфоровой статуэтки молоток. Эти его повадки… умение поддержать разговор, осанка, отточенный столовый этикет, аристократическая неторопливость…

Мой взгляд заметили. Брат Лукас обратил ко мне свое породистое лицо с ясно-синими глазами и дружелюбно улыбнулся.

– Вы хотели что-то спросить?

– Да… – Я немного растерялась под этим взглядом. Да и наступившая тишина давила. – А откуда вы, говорите, к нам прибыли? Из палат Людовика Четырнадцатого?

Мачеха поперхнулась, звякнула чья-то вилка, кто-то заерзал на стуле. Собственно, в течение последующей минуты, это были единственные звуки среди могильного молчания.

– Бенедиктинское аббатство в Мельке. – Поправил меня мужчина.

– Далеко. Вы неплохо владеете местным языком. – Пробормотала я, просто чтобы не показаться грубиянкой. Хотя в пекло это, я и так перешла границу.

– Я знаю много языков. Родной немецкий не единственный. – Ответили мне.

Он явно старался выглядеть вежливым. И тихим, и скромным, и смиренным. И все же что-то фальшивое было в его поведении. Не то чтобы он был плохим актером, или допускал явные ошибки, но привычки – их, как говорится, не пропьешь. И бред это все… ну, про знание иностранных языков до такой степени, что не разоблачает даже акцент.

Думаю, он понял, что я о нем думаю, когда я отвернулась, явно показывая, что наш короткий разговор подошел к концу. Все же дураком он не выглядел, хотя и делал дураками всех нас.

– Ну… так что, вы говорите, брат Лукас, ваш настоятель думает об исихазме? – Попытался выровнять яму неловкости, оставленную нашей беседой, отец.

Философское бла-бла-бла увлекло их в достаточной степени, чтобы уже через пять минут никто не вспоминал мою недавнюю выходку. Я же, так и не притронувшись к еде, вышла из-за стола под шумок, оставляя родственников наедине с их новой религией.

Я ушла в соседнюю комнату и, не позаботившись о свете, села в старое кресло-качалку. Дома было холодно и темно из-за непрекращающегося дождя и подступающего вечера. О приближающейся зиме думать совсем не хотелось, хотя она и напоминала о себе стуком капель и свистом ветра в щелях, в камине. За стеной по-прежнему шел разговор, который мне был отлично слышен.

Кажется, Джерри хвастался своими школьными успехами. Монах в свою очередь поинтересовался, все ли дети получают образование здесь. Отец поспешил ответить, что мы – исключение, потому что являемся его чадами. Другие же приводят своих отпрысков в приходскую школу, только если видят в этом прок.

В разговор вступила Аги. Неловко посмеиваясь, она сказала, что, например, ее мама считает, что девушка не должна забивать себе голову лишними знаниями. Что это лишь создает хаос, смешивая мужские и женские роли. Что именно это когда-то и привело к Апогею. Отец согласился, сказав, что, пожалуй, в этом есть резон: люди все свое существование стремятся к запретному, к знанию, к этому дьявольскому плоду с Древа, за что и платят. И что нам не стоит гневить Бога лишний раз, а мне он дал образование просто потому, что ему нужен был помощник. Что пока Джерри был еще совсем мальчишкой, ему самому приходилось нести на себе бремя содержания церкви, а это довольно тяжелый крест. И что теперь, когда его сынок подрос, самое время мне начать жизнь, которую уготовил Господь женщине. Именно поэтому он выдает меня замуж за этого прекрасного юношу. Брат Лукас что-то сказал про то, что полностью разделяет чаянья отца. Хотя, что он еще мог сказать?

Покачиваясь в кресле, я одним ухом слушала разговоры гостей, а другим – рыдания осени. Совсем скоро я поняла, что эту комнату наряду с темнотой заполняет какая-то тягучая лень.

Возможно, я даже задремала, а очнулась от того, что мачеха крикнула во все горло о том, что чай уже готов. Поежившись, я подтянулась в кресле, с которого уже успела практически сползти. Теперь мне было жутко неуютно, потому что я замерзла и, кажется, плетеная спинка кресла оставила на щеке яркий отпечаток. А еще…

Я резко обернулась к дверному проему, безошибочно угадывая причину неприятного волнения.

– Простите, если напугал. – Судя по голосу, монах виновато улыбался. Он вообще много улыбался, даже если причин не было. Возможно, парень считал, что монахи все такие – постоянно улыбаются и часто извиняются.

– Не напугали. – Солгала я, но ему незачем знать неприглядную правду. Он меня пугал постоянно, даже если не стоял в темноте за спиной.

– Ваша матушка, кажется, зовет к столу.

Кажется? По-моему, громкость ее голоса не оставила и малейшего сомнения.

Решая предать разговору хоть немного смысла, я пробормотала:

– Она мне не мать. Марта просто следит за домом и братом, а отец ее содержит. У них сложился такой договор, после смерти моей матери. – Я зевнула, словно хотела показать, что все это меня совершенно не трогает.

Боже, я знаю, в чем я буду каяться завтра: ложь, ложь, ложь.

В наступившей тишине никто из нас не сдвинулся с места. Наверное, он хотел еще что-то сказать, но ждал первого шага от меня. Может, ему было неприятно то, что я восприняла его в штыки с самого начала, и монах решил как-то изменить мое мнение о его персоне. А мне все равно. Сейчас, к примеру, мое отношение к нему было почти нейтральным ввиду холода и моей усталости.

Достав из кармана шуршащую пачку пастилок, я решила немного подсластить себе жизнь.

– Не верите в Бога? – Спросил монах, а мне даже показалось, что он усмехается.

– Мой отец священник. – Ответила я, явно давая понять, что его вопрос глуп.

– Но я спрашиваю про вас.

Собственно, вести с ним беседу, когда он не стоит напротив, очень даже сносно.

– Верю.

– Или это просто воспитание?

– Вы принесли с собой какие-то неопровержимые доказательства Его существования? – Поинтересовалась я.

– Нет. Просто любопытно.

– Любопытство у вашей братии не в чести. – Напомнила я как бы между прочим, вставая из кресла. – И, честно, если ваше призвание – нести божественный свет, вы ошиблись домом. Тут его и так достаточно.

– У меня и в мыслях не было обидеть вас.

– Может поэтому я и не обиделась. – Обойдя монаха, я вышла за дверь, занимая свое прежнее место за столом.

Мне хотелось, чтобы весь этот цирк поскорее закончился, но время имеет свойство подчиняться лишь своим собственным размытым законам.

Как только все снова собрались за столом, я принялась рассматривать их лица, но куда с меньшим интересом, чем прежде. Теперь мне еще сильнее хотелось спать, и я вообще перестала понимать, зачем сижу здесь. В столовой было как-то слишком шумно, даже душно. Столько народа… хотя и раньше отец ввиду своей профессии вел довольно хлебосольный образ жизни, и наш дом никогда не был пустым, теперь мне казалось непривычным такое скопление людей, пусть даже и знакомых.

Скорее бы убраться отсюда.

Я постукивала от нетерпения ногой, бесцельно водя уставшим взглядом по столу и собравшимся за ним. Удивительно, но я даже никак не отреагировала на внимание со стороны монаха, который как-то подозрительно долго на меня смотрел. Возможно потому, что в его глазах, глядящих будто сквозь тебя, ничего нельзя было прочесть.

Я опять начала засыпать, убаюканная мерным гулом спокойного вечернего разговора. Обсуждали в основном предстоящий праздник, службу, губернатора, который должен был посетить литургию. Голоса слились в единый поток, напоминая журчание ручья, правда не слишком благозвучное. И когда в дверь громко постучали в унисон с раскатом грома, я подскочила на месте, чуть не опрокидывая свою чашку. Аги что-то пошутила по этому поводу, пока я терла глаза, смотря на то, как мачеха плетется к двери, скрываясь в сенях.

Она, вероятно, так же как и я считала, что за порогом стоит какой-нибудь бродяга-нищий, который в такую гадкую погоду не знает, где переночевать. Марта бы отвела его в сарай, дала бы кусок хлеба…

Я уже готова была снова смежить веки, но за стеной послышалась какая-то нехорошая суета. Из приглушенного шума выбился визгливый голос мачехи, раздались негромкие, но уверенные шаги.

– Прошу нас простить за вторжение. – Спорю, рот открылся от возмущения не только у меня. Каждый сидящий за столом теперь смотрел на вошедшего пожилого мужчину, одетого в идеально скроенный черный смокинг. Платиновая седина, благородные черты лица и выражение на нем, которое я могла обозначить как достойное, – все это делало его похожим на графа… или на слугу графа. – Настоятельная просьба не покидать своих мест. Это не займет много времени.

Отдав указания, старик поклонился, вытянув руку в сторону, давая понять – все-таки слуга. Собственно, через пару секунд нам довелось увидеть его господина, который переступил порог нашей столовой так, словно был Александром Македонским, ступавшим на завоеванную Малую Азию.

Очень медленно и сосредоточенно я поднимала взгляд снизу вверх, от на удивление чистых (в такую-то погодку) туфель, отутюженных брюк и идеально сидящего пиджака того же темно-серого цвета, ярко-синего шелкового шейного платка, накрахмаленного белоснежного воротничка сорочки до лица гостя и его убранных назад темных волос. Посетитель совершенно точно был птицей весьма высокого полета. И если с его седовласым слугой у меня ассоциировалось гордое слово «достоинство», то он олицетворял собой власть и все производные от этого понятия. Он властвовал над собой, своими эмоциями, внешним видом, а также над нами, совершенно не знающими, как реагировать на это «явление Христа».

Определенно, жизненным девизом этого господина было «Veni, Vedi, Vici». И неслучайно его появление совпало с нынешними погодными условиями. Такие типы и правда должны заявляться темной ночью под бой грозовых раскатов. Довольно… символично, что ли.

Ого, воскликнула я мысленно, всматриваясь в лицо гостя, этот шейный платок точь-в-точь повторяет цвет его глаз.

Мой взгляд медленно пополз в сторону, пока не наткнулся на монаха. А тот либо воспользовался заминкой и тем, что все внимание перекочевало с его персоны на загадочную личность неожиданно заявившегося незнакомца, либо и не собирался ничего скрывать… эта провокационная улыбка-насмешка, острый взгляд. Все монашеское схлынуло с него, как волна с берега во время отлива, обнажая дно, правду.

Они знали друг друга.

Не помню, сколько прошло времени в напряженном молчании, которое никто не осмеливался нарушить, но я, оставив лжемонаха, посмотрела на отца. Меня всерьез интересовало, что он будет делать в такой ситуации. А еще… что там случилось с Мартой? не видать ее что-то.

– Кто вы такой? – Аллилуйя, отец, наконец, очнулся в достаточной мере, чтобы вскочить с места и задать этот вопрос должным требовательным тоном. – Мы люди простые. Мы не хотим неприятностей.

– Как и я. – Раздался спокойный голос незнакомца, заставляя нас всех снова синхронно пооткрывать рты. И надо же, может гость и обращался к отцу, взглядом он его не удостоил. – Повторю, вам не причинят зла. Точнее, ваша безопасность зависит напрямую от вашего понимания.

С пониманием у моего папаши всегда были большие проблемы. В смысле, с пониманием такого рода. Мой отец поразительно быстро догадался о том, кто перед ним, однако понять, что благоразумнее последовать настоятельной просьбе незваного гостя, он не смог. Но зачем он схватился за нагрудный крест, выставляя его вперед и начиная читать двадцать второй псалом? Да, мне бы тоже не помешало немного понимания в этой безумной ситуации.

Стряхнув оцепенение, я быстро осмотрела лица Аги, Фрэда, его сынка Паула, моего брата Джерри… славно, я не одинока в своем недоумении.

Сбивчивая молитва отца быстро оборвалась, и я в очередной раз вздрогнула, когда он с размаху опустился на свое место. Словно его кто подкосил. И выражение его лица в тот момент… шок, страх. С тех пор он больше ни слова не проронил.

– Ты стал грубее с нашей последней встречи. Не гнушаешься практиковать контроль на простых смертных. – Хохотнул беспечно псевдомонах, и головы всех присутствующих синхронно повернулись в его сторону. – Да и вообще не похоже на тебя… забрался в такую глушь.

– А ты привык лазить по помойкам. – В холодном тоне звучали ноты презрения. – Причем с каждым разом ты выбираешь яму глубже и грязнее предыдущей.

Что, и это мой дом – яма, которая глубже и грязнее?

Теперь у меня сна не было ни в одном глазу. Хотя было бы здорово, если бы происходящее оказалось простым бредом подсознания. Судя по тому, как рядом со мной обмерла Аги, я не единственная, кто мечтает о забвении.

– Ну, до Ганзы я пока еще не докатился, так что, опираясь на твои слова, мне еще есть к чему стремиться… – Кажется, в доме как-то резко похолодало. – Ты же говорил, что не причинишь им вред? С каких пор ты бросаешь слова на ветер?

Проклятье, он ведь специально дразнил его.

– Поднимайся, я пришел за тобой.

– А я до последнего рассчитывал, что ты просто проходил мимо. Я ведь еще даже чай не допил. Ты не хочешь присоединиться?

– Твоему своеволию пришел конец, Каин. – Проигнорировал его господин с синим шейным платком. – Ты уже довольно давно испытываешь терпение. Мое и Ганзы.

– А я-то думал, что предела не имеют только глупость человеческая и твое терпение. Жаль, что ты подкачал, братец.

– Я выбрал тебе невесту. Это решено и обсуждению не подлежит.

Мой взгляд бегал от одного человека к другому, следя за тем, как они перебрасываются фразами, словно играя в мяч. И теперь я уставилась на лжемонаха, ожидая его подачи, но тот молчал. Ошарашено и тупо. Видимо, заявление про его невесту было подлым крученым броском.

– Вообразил себя моим отцом? – И опять стало холодно, как на Южном полюсе в июле.

– Твоя память так же коротка, как и у твоих человеческих девиц. Напомню, отец, прежде чем уснуть, завещал именно мне эту обязанность.

Очевидно, упоминание «девиц» монаху не понравилось.

– Аман! – Прорычал он, заставляя меня сглотнуть и вжаться в спинку стула.

Отстранено я заметила на своей руке чужую: Аги буквально впилась в мое запястье своими ногтями.

– Я затронул эту тему не случайно. – Спокойно продолжил незнакомец. – Твоя последняя… покинула наш мир. Это событие и подтолкнуло меня к принятию подобного решения.

Долгое молчание прервалось судорожным мужским выдохом.

– Ее звали Эмили. – И на этот раз голос Каина (с ума сойти, он лгал даже насчет своего имени) звучал не угрожающе, а обреченно.

Новость так его задела, что у парня отпало всякое желание пререкаться.

Не знаю, как долго длилась эта тишина, но лично для меня это было пыткой длинной в вечность. Первым заговорил Каин.

– У меня есть условие.

– Ну еще бы. – Устало сказал Аман, вопреки тому, что он явно был доволен результатом. Мужик добился своего в короткий срок и с минимальными затратами. И теперь его «ну еще бы» не означало отказ. – О людях я позабочусь.

Он позаботится о нас? Я сглотнула, визуально представляя наспех вырытые могилы. Что сказать, тогда я не знала, что речь идет о промывке мозгов, в чем эти двое уже собаку съели. И не одну.

– Не сомневаюсь, но я говорю о другом. – На лице лжеца вновь появилась неприятная ухмылка. – Ты же знаешь, я из каждой поездки привожу уникальный сувенир. Пополняю свою золотую коллекцию.

– Каин, твои привычки… – Начал напряженно его собеседник, но псевдомонах его перебил.

– Ни капли за месяц, ты хоть можешь себе представить степень моего голода? И все ради этого самого момента. Я нашел то, что искал. И чтоб я сдох, если позволю тебе меня обломать.

Наступившее молчание уже заключало в себя ответ. Положительный. Если бы старший был категорически против, он заявил бы об этом незамедлительно. В эту тишину уже было заложено его согласие. Он принимал условие.

Я довольно вздохнула, понимая, что теперь эти двое покинут нашу столовую, дом, город, страну… может даже планету? Кто знает, откуда прилетели эти чудилы? Да, мысль о том, что они оставят нас в покое давала неземное облечение… ведь тогда я еще не знала, что условие на деле – я сама.