Текст книги "Апогей (СИ)"
Автор книги: Мари Явь
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
Но ненадолго. Вскоре пришла та самая лаборантка, лицо которой было закрыто стерильной маской, а волосы убраны под косынку. Она двигалась быстро и все делала четко, как отлаженный механизм. Славно, но тишина теперь не было неловкой, в виду невозможности иного варианта. Она не знала моего языка, я – ее. Мы были чужими друг другу, словно люди из разных миров. Хотя, думаю, «словно», можно и опустить.
* * *
Я чувствовала себя полной дурой рядом с ней, когда пыталась заговорить. Но когда мы молчали, было еще хуже.
Лежа на кровати, я повернула голову на подушке в сторону Франси, которая сидела за столом. Она казалась поглощенной книгой, которую читала, становясь похожей на античную статую грации. Недвижимая, холодная, красивая.
Откусив от шоколада очередной небольшой кусочек, я думала над тем, как именно следует начать наш разговор. Мне хотелось узнать так много, но все мои вопросы с большей вероятностью выдали бы мой страх и замешательство, чем показались бы ненавязчивым интересом.
– Знаешь, я никогда не любила шоколад. – Проговорила я, не придумав ничего лучше. Серебристая фольга шуршала в моих пальцах и блестела на солнце, контрастируя с темной плиткой. – Это какой-то ритуал, да? Ты дала мне шоколад сразу после того, как мы вышли оттуда.
– Вы потеряли порядочно крови, это поможет вам быстрее прийти в норму, госпожа. – Ответила она, даже не посмотрев в мою сторону.
Я думала, что все гораздо проще: вроде компенсации за страх и боль. Детская тактика, однако… Посмотрев на сгиб локтя, я представила, какой синяк будет на этом месте завтра. И мне придется это терпеть довольно часто, да?
– Если вы не любите шоколад, я буду варить вам какао. – Неожиданно заявила Франси все тем же траурным голосом.
Я подняла на нее свой удивленный взгляд.
– Вы любите какао? – Уточнила девушка.
– Угу. – Кивнула я, кладя шоколад на тумбочку. После чего зачем-то тихо добавила: – И сливочные пастилки.
– Хорошо. – Она вновь обратила все свое внимание к книге.
Я не собиралась так быстро сдаваться.
– Послушай, а ты не могла бы обращаться ко мне проще… по имени?
– Нет.
Вероятно, у такого поведения есть причины.
– Я просто дочь сельского священника.
В отличие от нее. Она ведь даже человеком не была, и это очевидно. Она являлась одной из Них, считающих себя превосходящими людей во всем. Вероятно, в этом и вся проблема, она ненавидела меня заранее, уже до того как увидела.
Ясное дело, быть нянькой такой как я – ее долю тоже завидной не назовешь.
– Ваше происхождение не играет никакой роли. – Проговорила Франси, не меняя голос и на полтона. – Дело не в вас, а во мне. Господин приказывает, я выполняю.
Святые угодники, и это я себя жалею?
– Знаешь, если ты не хочешь возиться со мной, я попытаюсь поговорить с…
Она бросила на меня магический взгляд… как еще объяснить то, что я так внезапно заткнулась, испытывая жуткий дискомфорт.
– Я чем-то не угодила вам?
– Не… нет, ты что?!
– Тогда почему вы так хотите, чтобы меня изгнали из клана? – По льду в ее голосе плакала Антарктида. Я закуталась в одеяло сильнее.
– Я ничего подобного не говорила. Мне показалось, что ты чувствуешь себя плохо рядом со мной…
– Нет. Простите, что дала повод так думать, госпожа.
Ну вот опять. Она не подпускала меня к себе осознано. Хотя с чего я взяла, что обязана всем нравиться?
– Хорошо. Я поняла. – Я вздохнула, поворачиваясь набок и кладя руку под голову. Что ж, видимо, друзьями нам не быть, будем… партнерами. А в таких отношениях вопросы в лоб приветствуются. – Я хотела бы узнать лучше это место и его обитателей.
– Если вам так угодно, мы посвятим этому завтрашний день. – Она видимо, была довольна тем, что наши статусы вновь вернули себе четкие границы: она хранитель, я – то, что она охраняет.
– Я хочу спать, и все же было бы неплохо, если ты успеешь до того момента, как я засну, рассказать мне хоть что-то о нашем хозяине. Я говорю о господине Каине.
– Как пожелаете. – Покорно ответила она, закрывая книгу и откладывая ее в сторону.
* * *
К вечеру мной были написаны два письма. Одно должно было попасть в руки отца, другое я адресовала Аги. Я спросила насчет обратного адреса, но Франси просто повторила свой девиз «вам не стоит об этом беспокоиться», и я решила полностью положиться на нее.
Мои послания были довольно короткими и весьма глуповатым, потому что я не затронула ни одну по-настоящему важную для меня тему.
Отцу я писала о погоде и серьезных, важных людях, которые меня окружают. О том, что я только прибыла и стараюсь привыкнуть, а это не просто. Что скоро приступлю к изучению итальянского языка, который кажется мне музыкальным и грубым одновременно. Что здесь очень красиво, но все же тоскливо и одиноко. Но я в полном порядке и мне ничто не угрожает… чтобы это ни значило.
Подруге я поведала о том, что города действительно такие, какими мы видели их на старых фотокарточках. Что я вскользь видела руины одного такого. Огромные железобетонные дома, асфальтированные дороги, забытая и теперь уже бесполезная техника, кладбище цивилизации. Мегаполис – довольно страшное и мрачное место, от которого я, однако, живу достаточно далеко. Что здесь почти всегда светит солнце, а воздух прозрачный, тонкий и сладкий. Что мне придется нелегко тут, но я вернусь через три года и все ей расскажу (какая ложь). И что здесь… полно красивых парней.
– Ты… не будешь читать? – Удивилась я, когда Франси на моих глазах заклеила конверты.
– Я верю в ваше благоразумие. – Ответила она, после чего вышла, предварительно предупредив меня о том, что я не должна покидать эту комнату.
Я поспешила заверить ее в том, что не буду делать глупостей и разберусь со своим контрактом. После сна и ужина я чувствовала прилив сил, потому готова была столкнуться лицом к лицу со своей главной проблемой.
Я прочитала договор внимательно и вдумчиво от первой до последней строчки. Раньше, представляя эту самую минуту, мне казалось, что колебание неизбежно. Но вопреки всему, моя рука не дрогнула, когда я ставила свое имя и фамилию.
Содержание этих бумаг казалось мне логичным и легко выполнимым. Моя безопасность – хозяйский приоритет, тогда как мое главное правило – соблюдать режим и придерживаться всех пунктов договора. Там не было ничего, что вызвало бы во мне недовольство, кроме обязательных сборов крови. Но ведь именно для этого я здесь и за это мне платят. Кстати, насчет последнего… сумма оправдывала наглость брата Лукаса.
Когда Франси вернулась, на настенных часах было полдевятого. Только начало вечереть, и я наблюдала за преображениями в пейзаже. Горы постепенно накалялись докрасна, а потом резко потемнели и за какие-то пятнадцать-двадцать минут совершенно потонули в ночи. Все-таки лучшей стороной моей поездки была именно удивительная природа Италии и возможность ее созерцать.
– Мне хотелось бы выйти… – Подумала я вслух, глядя за окно.
– Тогда я принесу вам теплую одежду. – Легко согласилась блондинка, но, конечно, без особого энтузиазма.
Эти тихим вечером я познакомилась с размерами дворцового комплекса, его садом и охраной. А также, никогда не покидавшая дома, я полностью прочувствовала это состояние… тоска по родному краю.
4 глава
Так я думала тогда, но проснувшись с утра, подняв голову от подушки и увидев из окна небо, заволоченное тучами, я поняла, что вчерашнее минорное настроение было просто легким бризом по сравнению со стремительно наступавшим памперо моей депрессии…
Во сне я была дома, а теперь, открыв глаза, увидев этот потолок… я просто не сдержалась. Слезы потекли по вискам, впитываясь в подушку, а дождь, словно поддерживая меня, забарабанил по стеклу.
– Вам больно, госпожа? – В голосе Франси редко можно было уловить след эмоций, но теперь она была встревожена. Нависнув надо мной, девушка продемонстрировала удивительную картину – ее искаженное переживанием лицо. – Я немедленно позову врача…
– Нет. – Всхлипнула я, утирая слезы, то есть, занимаясь совершенно бесполезным делом. – П-прости, я веду себя, как дура…
Хранительница вздохнула с облегчением, вернув себе сдержанность.
– У вас акклиматизация. Вчера вы держались необычайно бодро, но вы все же человек и подобное состояние абсолютно нормально. Ваш организм привыкает к новым условиям и…
Она говорила об этом таким деловым, сухим тоном, как будто речь шла не о живом человеке, а о прогнозе погоды на завтра. Все ее «организм», «все же» «человек» были такими официозными, что я почувствовала себя обиженной и заплакала еще сильнее.
– Я распоряжусь насчет завтрака и сообщу обо всем доктору Мелчиоре.
– Не… не надо…
– Никаких таблеток или уколов, госпожа. Я просто попрошу его доложить о вашем состоянии молодому господину. Я знала, что спешить со сбором крови не стоит, вы еще не готовы…
И почему мне ее слова казались оскорбительными? Глупо, но выглядело это так, словно она намекала на мою абсолютную бесполезность. Даже там, где мои таланты или способности не играют никакой роли, где важна генетическая наследственность, я проявила себя с неприглядной стороны.
Отвернувшись к стене, чувствуя себя размазней и тряпкой, я предалась горю всецело. Хотя, что сказать, есть такой тип людей, которым нравится страдать и жалеть себя. Не хотелось мне причислять себя к этой братии, но, похоже, все так оно и было.
Короче говоря, экскурсию пришлось перенести на завтра… или на любой другой день, когда я подберу сопли. Не сегодня, это точно. Не теперь, когда от сдерживаемых рыданий у меня болела голова, мутило, а лицо опухло и стало отвратительно красным. Но, святые небеса, я хотела назад, и плевать, что дом был просто запущенной дырой по сравнению с блистательной красотой Вербании и шиком всех этих царских палат.
Дверь открылась, дверь закрылась. Послышался звук качения, потянуло аппетитным запахом еды и… какао.
– Ваш завтрак, госпожа. – Я не пошевелилась, и Франси использовала удар ниже пояса: – Вы подписали тот контракт, не так ли? Вы уже забыли?
Контракт, чтоб меня, как будто для Них существует такое понятие как «закон». Не думаю, что эти бумажки обладают реальной силой, они были просто особым видом транквилизатора. В конце концов, кровь мне нельзя портить. Заверение в моей полной безопасности и взаимовыгоде в письменном виде – это ли не лучшее решение в данном случае?
Именно это обиженно бормотала я, уплетая лечо.
– Члены клана Вимур никогда не нарушают своих клятв. – Ее голос звучал жестко.
Я поежилась, кидая взгляд за окно. За границей стен малого особняка по-прежнему было пасмурно.
– То есть, ты хочешь сказать, что я действительно здесь в полной безопасности и мне ничего не угрожает? И что я вернусь домой в целости и сохранности, в состоянии начать новую жизнь?
– Именно так.
– Я знаю, что я не первая, кого твой господин удостаивает чести быть его едой. Но у меня вот какой вопрос… они все подписывали этот контракт?
– Да.
– И у всех были одинаковые обязанности и запреты?
Она вновь ответила утвердительно, и я триумфально заявила.
– Получается, твой господин все же где-то просчитался, раз одна из его вещиц приказала долго жить! Эмили, насколько я знаю. Это ли не нарушение своих клятв?
То, как отреагировала на мои пафосные речи Франси, заставило меня пожалеть о сказанном. Девушка изменилась в лице, как-то побледнела и сникла. Сила, наблюдавшаяся в ее взгляде и движениях, исчезла, теперь хранитель выглядела беззащитной и уязвимой. Я поняла, что перешла черту.
– Слушай, я не…
– Если вы закончили, я заберу посуду. – Пробормотала она хрипло, быстро пересекая комнату и оказываясь за дверью.
Раньше это было заботой прислуги.
Я посмотрела на кружку, которую держала в своих руках. От какао все еще шел ароматный пар. А у меня снова потекли слезы.
Я не думала, что Франси задел мой цинизм, с которым я отзывалась о покойной. Скорее всего, она знала эту девушку, и мои слова были проявлением свинства по отношению к ее потере. Преисподняя и иже с ней, кажется, я действительно совершенно никчемна.
Сладкое какао помогло успокоиться, и я вновь легла на кровать, отворачиваясь к стене. Теперь надо было думать над тем, какими словами объяснить Франси свою ущербность и непреднамеренность обиды, которую я ей нанесла.
И вот что меня еще интересовало: какой она была… эта Эмили, если при упоминании о ее смерти у таких сильных личностей (брат Лукас, Франси) появлялась это выражение лица. Она была дорога им? Какую роль она играла здесь и в их жизнях? И хотя мои мысли походили на проявление зависти, на деле это было всего лишь любопытством. И да, надеюсь, я на нее совершенно не похожа. А то кто знает, чем руководствовался мой знакомый монах, выбирая именно меня в коллекцию своих изысканных «вин». Хотя, вряд ли именно внешностью. Все-таки не зря же все в моем родном городке считали, что я учусь в приходской школе именно потому, что не подхожу на роль хорошей жены. Но, спасибо папе, он решил и эту проблему…
Зрение затуманилось, в носу защипало, и слезы потекли на подушку. Снова. И судя по боли в сердце, я еще долго буду разыгрывать из себя героиню драмы.
Когда раздался щелчок повернувшейся дверной ручки, я замерла и забыла, о чем думала секунду назад. Дверь мягко затворилась, и мне пришлось собраться с силами.
– Я сморозила глупость, Франси. – Пробормотала я виновато, утирая слезы. – Ты права, я еще не привыкла, и потому несу всякую чушь.
Она промолчала, и я решилась посмотреть ей в глаза и доказать тем самым искренность своего раскаянья. Однако когда я повернулась, то обнаружила на стуле брата Лукаса собственной помпезной персоной. И никакой Франси поблизости.
И это положение вещей… я в кровати, жалкая и заплаканная жертва, он рядом на стуле в обличии Асмодея. Такой расклад порядком меня смущал, потому я поспешила привстать, придвинуться к изголовью и натянуть одеяло до подбородка. Кажется, мои потуги молодого господина веселили.
– Что это ты делаешь? – Поинтересовался наконец хозяин, продолжая улыбаться. – Плачешь?
Он произнес это слово так, будто оно вообще не имело места в его лексиконе. Словно это было чужеродным понятием из словаря слабаков. Людей, то бишь.
– Ну да, это у нас типа развлечение такое. И договором это вроде не запрещено. Вот я и подумала, почему бы и нет. – Голос мой звучал в полной мере панихидно, однако я постаралась добавить каплю наглости: – Какие-то проблемы?
– Я люблю, когда в крови высокий уровень эндорфинов. Так что да, у нас есть проблемы.
Чем бы ни были эти эндорфины, он определенно говорил о нарушении моего душевного равновесия. И, дьявол, все эти его намеки на мою кровь и его вкусы вызывало лишь тошноту.
Да, кто бы мог подумать, что однажды я повстречаю Их на своем пути. И в тот момент, когда я вновь осмелилась взглянуть на него, я с удивлением вспомнила недалекое прошлое. Мы приняли его за простого монаха. Боже, либо во всем виновата наша собственная глупость и слепота, либо дело в его играх с нашим сознанием. Ведь надо быть конченым идиотом, чтобы принять его за нищего пилигрима из бенедиктинского монастыря в Мельке.
Видя его ожидающий взгляд, я широко улыбнулась, но в достаточной мере фальшиво, чтобы он понял – это просто нелепая шутка.
– А вы что, всем «контрактникам» наносите такие визиты? – Спросила я через минуту, чувствуя себя в его компании крайне неуютно.
– Да.
– Я думала, наш договор не предусматривает частых свиданий. – Это, кстати, один из его немногочисленных плюсов.
– Мне сказали, что ты плохо себя чувствуешь.
Лицемерное беспокойство совершенно ему не шло. Хотя подумав над его словами пару секунд, я пришла к выводу, что дело не во мне. Его интересовала только моя кровь.
– Я чувствую себя отлично.
– Тебе не нравится Франси?
Я кинула на него испуганный взгляд.
– Она замечательная. – Поспешила я заверить молодого господина. – Это я ляпнула глупость…
– Вы поладили?
– Вполне. – После чего усилила эффект: – Да. Отлично поладили.
– Хорошо.
Хорошо… Немая сцена грозила растянуться вплоть до Второго Пришествия.
Но, собственно, из пояснений Франси, я поняла, что неразговорчивость – их фамильная черта. Думаю, представители его расы могли многое понять и без слов. В отличие от людей Они несколько иначе воспринимали информацию. Дыхание, ритм сердца, мимолетные эмоции, скользившие по лицу, неуловимое для человеческого глаза изменение настроений, отражающееся во взгляде.
Рассматривая свои ногти, я кроме прочего думала о том, что все же немножко ему благодарна. Ну, в том смысле, что он не показывает прямо, что я здесь никто. Может, это и было фарсом, но я не прожила бы три года рядом с шовинистами. Наши различия были очевидны для меня и так, я не нуждалась в наглядных доказательствах.
Да, может он и пытался всеми силами отличаться от своего старшего брата, они были похожи этим – заинтересованностью в жизни других людей. Просто в случае с главой клана забота распространялась на всех людей, а для Каина приоритетом были лишь те, кто мог быть ему полезен.
– Это правда… – Я замолчала, не зная, как сформулировать свой вопрос. Кажется, скорости наших мыслей тоже несопоставимы. – Это правда, что вы уже не раз предотвращали Апогей? То есть, конец света… Франси сказала, что такое уже случалось с людьми. Ну, когда они были под угрозой вымирания.
– Наверное, правда. – Бросил брат Лукас, намекая на то, что сам не был свидетелем ни Всемирного потопа, ни Великой чумы.
– А что на этот раз?
– В вашем милом тихом гнездышке старались не поднимать эту тему? – Догадался господин Каин. – Неудивительно, все-таки твой отец – священник. – Когда он замолчал, о чем-то задумываясь, я поняла, что сейчас последует занимательный рассказ. – Может, тебе будет интересно это узнать, но лично я никого не спасал.
Да-а-а, довольно интересно. Даже не знаю хорошо это или плохо. В смысле, если бы он начал тут выставлять себя героем, хотя во все времена их считали чудовищами, ситуация выглядела бы нелепо. А так…
– И пойми меня правильно, мы делали это в первую очередь для себя, а уже потом для рода людского. Даже если мой брат и иже с ним пытаются доказать обратное.
Они так зависимы от человеческой крови? Хотя, что за глупый вопрос: конечно же да!
– Наверное, именно поэтому вы подождали, пока скопытятся две трети планеты, а уже потом принялись за дело. – В моем голосе не звучало осуждения. В конце концов, мне повезло, я не видела ужаса этих дней. Да и то, что они спасли хотя бы малую часть, уже делало им честь. Так, совсем немного чести. – И каким образом это происходило? Вы изобрели какое-то лекарство? Панацею?
Он начал издалека.
– Дело в том, что век назад главной проблемой человечества была не угроза мировой войны, эпидемии или природные катаклизмы, а колоссальная перенаселенность этой планеты. Вам уже не хватало места, воздуха, природных ресурсов, а когда вы взялись эту проблему решать, а мать природа к вам присоединилась, мы просто наблюдали. Потом поймали нужный момент, когда ваш род стоял на хрупкой грани, отделяющей его от небытия, и протянули руку помощи.
– Каким образом? – Повторила я свой вопрос.
Брат Лукас едва заметно улыбнулся, после чего наклонился вперед, заставляя меня отпрянуть. Однако его рука в итоге меня настигла, и мужчина, под моим внимательным взглядом, отлепил пластырь с места прокола на сгибе локтя. Синяк был небольшой, но болезненный.
– Ты и сама можешь догадаться. – Произнес он в итоге, глядя на бардовый след от иглы. – Это, кстати, поможет тебе понять причину твоего присутствия здесь.
Я нахмурилась. На ум пришла та сцена в кабинете врача. Док Мелчиоре и Франси что-то уяснили для себя в тот раз, а я еще долго недоуменно хлопала глазами, пытаясь понять, что со мной не так. Что не так с моей кровью…
– Кровь? – Я скосила на него свои расширенные глаза. – Чтоб меня… вы давали им свою кровь?
Ну а что? Если наша кровь совместима с их, не работает ли это и в обратном направлении? Судя по молчанию со стороны молодого господина, я была права. К сожалению.
– И как… как это действует?
– Разносторонне. Усиливает иммунную систему, ускоряет регенерацию, повышает некоторые жизненно-важные рефлексы, выдвигает на первый план инстинкты. Времечко было довольно диким, выживали тогда исключительно сильнейшие.
Ого, получается, мои предки были из их числа. Приятно, черт возьми.
– Но все равно, человек так… не сможет стать одним из вас, верно?
Я поняла, что вопрос глуп, когда увидела его улыбочку.
– Так же как я не стану одним из вас, после того, как попробую твою кровь.
Моя кровь, дьявол.
– Наша физиология – последствие эволюции, а не вируса, если ты все еще в этом сомневаешься. Однако… – Он отклонился, откидываясь на стуле. – Это далеко не все. Представь, сколько нужно было крови моих собратьев, чтобы хватило на всех, даже если вас осталось меньше половины… намного меньше. Умирали вы быстрее, чем мы успевали что-либо предпринять, к тому же, одной инъекции не хватало. Внутривенные вливания нужно было повторять несколько раз и регулярно, чтобы ваш организм изменился в достаточной степени для достойного сопротивления внешним угрозам.
Он рассуждает о гибели миллионов так, словно это просто колонка из еженедельной газеты про спорт. Все-таки даже для древнего это слишком.
Итак, они рассеялись по миру и делали людям «волшебные инъекции». Сначала безнадежно больным, потом всем подряд… потому что под конец все стали безнадежно больными.
– Вы сказали, что это далеко не все.
– Да. – Он сегодня слишком часто улыбается. Кажется, случилось что-то хорошее. Надеюсь, это никак со мной и моей кровью не связано. – Давай, порази меня своей дедукцией в очередной раз.
– Пас. – Бросила я, не желая его чем-либо поражать.
Хотя по правде, я просто боялась делать новые предположения.
– Но ведь это довольно просто. – Брат Лукас сделал изящный жест рукой. – Селекция. Скрещивание.
Санта-Мария, а я то думала, что хуже быть не может.
– Это что же получается… мы все частично та-такие же? – Я воззрилась на него, словно ожидала, что он будет меня в этом разубеждать.
Но ведь так оно и есть, точно. А если учесть, что глобальные катастрофы, ставящие под вопрос человеческое существование, уже имели место в истории, значит мы в энном поколении такие же.
Эта правда была невероятной… точнее, невероятно ужасающей.
Мужчина развел руками.
– Доля нашего сходства с современными людьми все равно ничтожно мала.
– Но все эти межрасовые браки, разве от них не рождаются полукровные? Я имею в виду, где гарантии, что родится именно человек, а не… не…
– Никаких гарантий нет. От процентного соотношения нашей крови в паре родителей, зависит будущий биологический вид их ребенка. Однако если даже малыш родится представителем нашего вида, он будет занимать низшую ступень среди нас, третью. Он будет отличаться от людей, правда не намного.
Мне не нравился этот урок биологии, но все же…
– Он тоже пьет кровь?
– О да. – Протянул значительно Каин.
– А что значат эти ступени… хотя нет. – Думаю, это я смогу узнать и у Франси. Сейчас мне нужно было уточнить другое. – Выходит, людей… настоящих людей не осталось? И когда-нибудь не останется даже таких как я? Так что ли?
Черт, мысль о том, что мой дедуля или моя бабуля были такими же, как он, разрывала шаблон.
Каин опять улыбнулся, так загадочно и… страшно. Наклонившись ко мне, мужчина размеренно сказал:
– Вот мы и подошли к самому главному вопросу, Мейа. В это даже мне трудно поверить… после всего что я видел… после этого ада… как же так получилось, что в мире остались люди? Настоящие, чистокровные люди, в теле которых не присутствует ген нашего вида, нет даже его следа, просто легкого флера. Смотря на тебя, начинаешь верить в чудеса.
Я опешила. От его близости, от его слов. Думаю, ему вновь нравился этот стук, который был попросту воплем моего испуганного сердца.
– Чистокровный… человек? Чудеса? – Повторила я едва слышно. – И что это должно значить?
– То, что я не практикую каннибализм.
Ах, вот оно что. Вероятно, пить кровь с привкусом своих собратьев – никогда не было пределом его мечтаний.
– За что боролись, как говорится.
– Иного способа спасти ваши крошечные, хрупкие жизни нет… – Он осекся, потому что перед его глазами была я, живая и чистокровная. – Неужели… Да, очевидно, так оно и есть. – Тихо сказал сам себе Каин, поднимаясь со своего места. Улыбка до сих пор играла на его губах, говоря о том, что его настроение стояло на границе между хорошим и отличным. – В любом случае, ты права: когда-нибудь людей не останется на земле. Но это не будет исчезновением вида, а скорее эволюционированием. – Все равно звучало весьма трагично. – Можешь считать, что Апогей был просто репетицией апокалипсиса. Возможно даже генеральной.
Это… отличная новость, м-да.
– Это обоюдоострый меч… я имею в виду, когда люди исчезнут, как вы будете выкручиваться из ситуации?
– Мне льстит твое беспокойство. – Да черта с два это было беспокойством, но я не стала его разубеждать. – Спешу тебя заверить, что это один из главных вопросов, который мы пытаемся решить.
Я пробормотала что-то вроде «ну-ну» ему вслед, когда мужчина направился из комнаты. И прикусила язык, когда он остановился.
– Совсем забыл. – Она развернулся, подошел и положил мне на тумбочку небольшую упаковку… сливочных пастилок. – Немного глюкозы твоей крови не повредит.
Я посмотрела на лакомство, потом на молодого господина.
Совсем забыл? Да брось, ты специально выжидал, чтобы оставить этот ненавязчивый знак внимания напоследок. Что-то вроде финального эффектного аккорда. Но тут я была с ним согласна, такую «глюкозу» я любила. Но пробормотала «спасибо», лишь когда дверь за ним закрылась.
* * *
Оказывается, все время нашей беседы Франси стояла за дверью, и вошла в комнату спустя пару мгновений после ухода Каина. Выражение ее лица говорило о том, что она вновь обрела равновесие, вернула себе железобетонный контроль и готова с новыми силами взяться за свою нелегкую работенку.
И конечно, когда я попыталась поднять тему «я-не-хотела-тебя-обидеть-прости-дебила», она быстро положила конец моим стараниям:
– Вы не сделали ничего, за что следовало бы извиняться.
Читай: извиняться нужно только за нарушение контракта, за рамками коего я абсолютно свободна.
Но к черту контракт, я чувствую себя виноватой, потому хочу попросить прощение. Именно так я и сказала хранительнице, которая поджав губы, кивнула. Прогресс!
Вздохнув, я свесила ноги с кровати.
– Франси… все что тут говорил господин Каин – правда?
– Вы сомневаетесь в истинности его слов?
– Пойми меня правильно, но при нашей первой встрече он представился братом Лукасом. – Стоит сделать выводы, как говорится.
И о чудо, Франси улыбнулась, ее лицо преобразилось, становясь таким же ясным, как солнечный итальянский день.
– Он говорил правду, госпожа. Вы – чистокровный человек, а это огромная редкость в наше время.
– То есть те, с кем он заключал раньше договоры, были… ну…
– Да, они были людьми с наименьшим содержанием наших генов в крови. – Она вздохнула, останавливаясь у окна. – Человеческая кровь не только утоляет наш голод, она и дает нам силу, делает нас бессмертными. Поймите, как вы важны для этого дома, и, пожалуйста, не делайте глупостей.
Она повернулась, давая понять – это самая настоящая просьба, а не угроза, как могло показаться. Я молча кивнула, проговорив:
– Никаких глупостей.
А потом, посмотрев туда же, за окно, где уже рассеивались тучи, я поверила в то, что именно эта минута станет началом отсчета нашей дружбы.