Текст книги "Попробуй меня (СИ)"

Автор книги: MargoLay

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Моя рука дрожала. И когда папа нежно взял её, что-то, что никогда не случалось раньше, случилось. Дышать стало немного трудно.

Он потрясающий парень, Рикка. – спокойно сказал он, прокашлявшись. – У него прекрасные манеры, чудный тон и он очень ответственен. И он просил передать тебе это.

А еще он чудесно умеет врать и непревзойденно ставить точки.

Дело в том. – мой голос дрогнул. – Что Гарри просто оставил меня.

Я улыбнулась и посмотрела на родителей так, как смотрит на вас маленький брошенный котенок на улице, всем видом умоляя забрать его домой и, наконец, напоить его этим чертовым молоком.

Ох, милая, ты шутишь. – отец вновь принялся гладить меня по голове, не выпуская второй ладони из моей руки.

– Он тысячу раз извинился за то, что ему пришлось оставить тебя с каким-то Найлом, кстати…

Лучший друг. – ответила я, отмахнувшись.

Найл, Гарри, Рикка, Гарри. Это никогда не кончится, верно?

Я пойду переоденусь. – наконец, удалось вымолвить мне и так и не дождавшись ответа, я быстрым шагом поднялась в свою комнату и облегченно захлопнула дверь, судорожно пытаясь развернуть этот проклятый сверток.

Его запах можно учуять даже от простой вещицы, которую он держал в руках. Необычная бумага, напоминающая по структуре то, что раньше использовали для писем, которые впоследствии были заброшены в бутылку и отправлены в долгое плавание.

Ровные буквы, ничего лишнего.

«Пробуй. Будет горько.»

Слова застряли поперек горла как рыбная косточка. Не вдохнуть – не выдохнуть.

Я мгновенно отшвырнула от себя сверток, содержание которого было понятно только Стайлсу. На губах тут же почувствовался сладковатый привкус. Такой сладкий, как сироп.

Закусив нижнюю губу до такой силы, что на ней опять же образовались капельки крови, я вновь преподнесла «жаркое» послание к себе и вдохнула полной грудью тот самый запах, от которого в венах бурлит едкая жидкость и внутри щекочет, да еще так сильно.

«Будет горько.»

В голове все пульсирует, точно молоточек в заводной шкатулке. Я хватаю телефон в руки и, не задумываясь, набираю номер Эмили, не в силах больше сглатывать это чувство.

С приездом! – завопила она в трубку и издала что-то вроде восторженного крика, от которого в ухе неприятно зазвенело.

И я тебя рада слышать. – хмыкнула я и отвела взгляд в сторону. – Я слышала, сегодня какое-то собрание намечается?

Эмили немного помолчала, что-то пробубнив, видимо, за пределами нашего разговора, а затем снова вернулась ко мне.

А, да. Там Гарри с Кимберли будут. Ну еще я и Зейн. И Лиам. И Луи. И… ты?

И я. – с особой колкостью пробубнила я и смело нажала на красную кнопку, не в силах выслушивать историю о Гарри и загадочной Кимберли.

Не могу представить, сколько раз в секунду я перечитывала его послание. В ушах раздавался его хриплый голос, так и стремящийся своим тембром довести меня до грани. Тот самый голос был бархатным и нежным, но и одновременно не щадящим, разбивающим все препятствующие грани. И если бы его голос имел цвет, этот цвет был бы точно… тёмно-вишнёвым.

–

Я спустилась вниз через черт знает сколько времени, и то, только потому, что смех Найлера можно было услышать через тысячу километров от самого блондина.

А потом я ему так «бааааааааабах» и все! – он сделал жалобное лицо. – Он сдох.

Я застыла на месте с непонимающим выражением лица. Казалось, что я находилась в какой-то абстракции.

Найл мирненько беседовал с моим отцом, активно жестикулируя и смеясь во все горло.

Забавный парень твой лучший друг, Рикка. – со смехом произнес отец и хлопнул Найла по плечу, совсем не рассчитав силу. Хоран чуть пошатнулся и, в конце концов, чуть не брякнулся на пол, если бы не шкаф, который так вовремя поддержал его.

Да уж. – пожала плечами я, совершенно наплевательски прореагировав на его слова. – Мы едем?

Да, да, я уже почти… почти… – непонятно чего добивался тот блондин и что смешного было в том, что он корчил из себя не пойми кого, но тем не менее, весь дом хохотал над ним, в отличие от одной меня.

Заветный сверток приятно грел карман моих джинс, и я никак не могла перестать думать о том, что же все это, мать его, значит.

Я не знала ничего.

И, кажется, не особо рвалась узнать об этом.

Когда, наконец, нам удалось выбраться из дома и поехать в сторону нужного места, Хорану приходилось постоянно отвечать на звонки и морщиться от пронзительного вопля Зейна, мол, почему мы опаздываем, и как долго будет длиться это безобразие вообще.

Хорошая погодка, не правда ли? – улыбался во весь рот Хоран, мотая головой из стороны в сторону. – Рождество скоро!

Сколько раз за день ты собираешься говорить мне об этом, Найл? – я закатила глаза наверх и вновь принялась отсчитывать очередную десятку.

Десять, девять, восемь… сколько нужно сотен пересчитать, чтобы увидеть тебя, Стайлс?

Это будет лучшее Рождество! – радостно сообщил блондин, припарковываясь на стоянке. – Мандарины, свечи, малыш Тео, шоколад! Ох черт. Не дождусь.

Я что-то бурчала ему в знак согласия, постоянно вытирая повлажневшие руки о свое пальто. С каждым шагом сердцебиение учащалось, билось о ребра и делало двойное сальто, не в силах больше долбить как ошалевшее.

Мы вошли в милое кафе на повороте, света в котором практически не было света, зато все сверкало в гирляндах нежно-персиково и клубничного света.

Наконееееееец! – выкрикнул Зейн со своего места, как только мы вошли в это кафе.

В нос мгновенно ударил все тот же запах.

Конечно, черт возьми, он был тут.

Его запах въедался в легкие, точно так и шепча при этом: «Мы снова встретились. И я снова начинаю убивать тебя одним лишь присутствием.»

Он сидел спиной, что-то мило шепча на ухо девушке с невероятно-длинными волосами.

Видеть его спину и переплетающиеся кудри под черной шапкой не составляло большого труда, вы догадываетесь об этом, я уверена.

Я медленно прощалась с дыханием, застыв на одном месте, точно меня водой облили.

Ри, ну чего ты там, давай сюда свое пальто. – требовал настойчиво Хоран, стаскивая с меня это гребаное пальто. – Ну давай же!

Не знаю, сколько тонн воздуха потребовалось мне, чтобы на ватных ногах подползти к этому столику и приземлиться рядом с Пейном на мягкий диванчик.

С приездом, цыпочка. – подмигнул мне Луи и поднимая бокал с чем-то розовым. Розовое шампанское. Вечный выбор Стайлса.

Стайлс – Стайлс – Стайлс.

Чертов мерзавец, пошел прочь из моей головы.

Привет! Я Кимберли. – раздался мерзко-противный голос этой бестии, которая уже протягивала мне руку навстречу, явно желая познакомиться.

Прости, забыла, как это делается. – даже не посмотрев на ее руку промолвила я и пододвинулась для того, чтобы ирландский зад плюхнулся рядом.

Так, ну что тут у нас. – с восторгом облизнулся Хоран, уставившись на огромный выбор блюд, с восхищением принимаясь накладывать себе в тарелку тонны еды.

Я даже боялась посмотреть на него. Чувствуя всем телом этот пристальный взгляд, после которого хочется напрыгнуть на Стайлса как на конченое животное, все конечности стягивало вниз, а внутри творился ураган из чего-то крайне неправдоподобного.

Я чувствовала его дыхание.

Я чувствовала запах его шеи и то, каким шампунем он мыл волосы сегодня утром.

Чувствовать его за миллиметры, которые превратились в мили – вот что было самым простым. Самым простым тем, от чего хочется выбежать на улицу в одной майке и окунуть свое лицо поглубже в сугроб.

Гарри, тебе налить еще? – прощебетала Кимберли, явно обращаясь к нему.

Не смотри на него. Не. Смотри. На. Него. Дейвидсон.

Да, милая. Пожалуйста. – по-особому хриплый тон, от которого волосы встают дыбом и под коленями щекочет так сильно, что я тут же начинаю ерзать на диване и срываюсь в одну секунду, впившись глазами в это родное, бледное лицо, глядя на которое обрываются все органы внутри и сваливаются прямо в пятки.

Он облизывает губы. Собственно, что такого, когда человек облизывает свои губы? Может быть, они у него пересохли от мороза, или он решил поцеловать свою новую пассию на мороз…

Нет, господи.

Что ты несешь.

Кимберли, детка, пододвинь свою ножку. – не отрывая от меня взгляда произносит Стайлс, с издевкой подмигивая левым глазом. Практически незаметно. – Не очень удобно массировать твою коленку в такой позе.

Кимберли мерзко хихикает и мне хочется разбить этот чертов бокал прямо об ее милое личико, от вида которого хочется прочистить свой желудок на ее тарелку.

Все нормально? – тихо спрашивает у меня Хоран, немного отвлекаясь от общего разговора.

Все просто превосходно.

Ах, если бы вы знали, как противно держать в голове кучу неприятных фраз, непреодолимо срывающихся с языка, когда хочешь выразить искреннее чувство ненависти к этому человеку.

Стайлс постоянно выпивал из своего бокала и даже ничего не ел, постоянно ковыряясь вилкой в салате.

Меня же разрывало на куски и мало сказать, что просто разрывало.

Я не чувствовала себя, когда он впивался своими мерцающими глазами мне прямо в сердце, незначительно моргая при этом, как будто ничего не происходило вовсе.

Рождество наступает! – выкрикнула Эмили и высоко подняла свой бокал, предлагая всем выпить.

Толпа, сидящая за этим столиком, восторженным визгом поддержала подругу, звонко принимаясь стучать бокалами друг о друга.

Стайлс спокойно приподнял свой бокал над собой, и слишком вкусно облизнув свои губы, выпил жидкость до дна, не прекращая пялиться на меня так, точно я – единственное, что мог он видеть. Вообще.

Внутри все в миллионный раз стянулось в тугой узел.

Я глотала воздух одними лишь губами, постоянно сжимая свой карман, в котором так тепло грелось заветное письмо.

Друзья! – пискнула Кимберли, слегка хлопнув в ладоши. – У нас с Гарри есть для вас..

Ким. – мгновенно оборвал ее Стайлс. – Не сейчас.

Но Гарри!

В пояснице что-то остро кольнуло, и я с испугом уставилась на Эмили, всем видом показывая, что я ничерта не понимаю.

Найл, нахмурившись, с особым интересом уставился на девушку, которая всем телом прижималась к Гарри, и что-то сморозил себе под нос, тут же рассмеявшись.

Все немного приутихли, и даже Зейн, который на удивление был гипер-веселым, решил ненадолго заткнуться и обратить внимание на этих двоих.

Дело в том, что мы с Гарри решили….

Кимберли! – выкрикнул Стайлс, громко поставив свой бокал на стол, резко повернувшись к ней. – Я попросил тебя.

Гарри, что такого в том, что…

Продолжай! – выкрикнул Зейн, ехидно улыбаясь.

То, что каждый из нас должен был сейчас услышать, эхом отдавалось в моей голове, и ни в какую не собиралось отступать назад. Я прекрасно понимала, к чему клонит его избранница и все это ломало мои кости яростной силой.

Казалось, все раны, что когда-либо были на моем теле, одновременно принялись сдирать с себя свои корочки. А затем грубо ныть и гноиться, точно не заживая вовсе.

Я сжала крепко карман своих джинс, и опустила голову вниз так сильно, что выпирающая косточка сильно заныла и буквально заклинила на одном месте, как будто всем видом стараясь сделать так, чтобы я не видела это проклятое лицо и не слышала то, чего так боялась услышать.

Мне нужно выйти. – не в силах выпалила я и тут же рванула в сторону туалетной комнаты под непонятные восклицания и что-то там еще, впрочем, не такого уж и важного.

Трясущимися руками я прыснула себе ледяной водой в лицо, глотая слезы и все такое особо трагичное.

Все нервы в теле напряглись по стрункам, еще немного – и совсем порвутся.

Не знаю, что это было. Пару часов назад я восхищалась тем, что не чувствовала ничего, но черт побери сейчас я была готова заглотить эту воду в себя, пока совсем не задохнусь.

Эй, Ри! – послышался стук с обратной стороны. – Это я, Найл. Все нормально?

Я оторвала голову от умывальника и взглянула на себя в зеркало. Что от тебя осталось, Дейвидсон?

Ничего привлекательного.

Огромные мешки под глазами и потрескавшиеся губы в уголках – ты чертовски прекрасна, милая.

Оставь ее, Хоран.

Я с испугом напряглась. Каждая клеточка моего тела подрагивала в конвульсиях.

Я слышала его голос.

Это был…

Он.

Но я.. я… – пытался возразить малыш Найл.

Я сказал, оставь ее.

Иногда только боль заставляла меня чувствовать то, что я живая. Все это скапливалось в один комок. Тот комок, который так отчетливо пульсировал где-то во мне, даже не стараясь вырваться наружу.

Он вошел сюда без всяких стеснений. Схватив меня за руку смертельной хваткой, тут же накинул на меня свою куртку и крепко стиснул зубы, убивающим взглядом впиваясь в мои глаза.

Больно, Гарри.

Замолчи и пошли со мной.

Но…

Заткнись, Дейвидсон.

Hotline Miami 2 – Dust

Я не знала, чего он добивается, и не имела ни малейшего понятия, куда он соизволил поехать после полуночи.

Зубы стучали друг о друга, и даже от его куртки было невыносимо холодно. Все было холодным.

Как и сам Гарри.

Ничего нового.

Его взгляд устремлен на одну лишь дорогу, а крепки руки с силой вцепляются в кожаный руль.

В одной тонкой кофте с закатанными рукавами до самых локтей – со мной был мой Гарри, и ни единого слова против.

Я дышала тем же воздухом, сидела в его машине, я была с ним – и это все, чего я так хотела.

Дай мне руку. – требовательно произнес он.

Я не сразу услышала его голос, что крайне выдало его недовольство, поэтому он тут же сжал ее, даже не спрашивая, чего я хочу.

Когда Гарри спрашивал то, чего я хочу?

Ты холодная.

Солнце больше не греет, Стайлс. – хмыкнула я, мысленно умоляя свое сердце биться капельку медленней.

Солнце не греет зимой, деточка.

Тебя нет рядом, Гарри. Больше ничего не греет.

Стайлс облизнул сухие губы и хрипло рассмеялся, резко затормозив в темноте.

Выходи.

Куда мы…

Выходи, Дейвидсон. Ты же не хочешь, чтобы папочка сделал это за тебя, верно?

Нервно кусая свои губы, я послушно сделала шаг в темноту и испуганно распахнула глаза в темноте.

Вокруг сплошной лес и даже свет фар не освещает ни миллиметра.

Стайлс, если ты решил грохнуть меня, это не смешно. – набравшись смелости процедила я, постоянно содрогаясь от холода.

Он быстро вышел из машины и подошел ко мне. Вплотную.

Я забываю, зачем нужны легкие.

Не узнаешь? – едко спрашивает он и осторожно касается моей щеки пальцем, а затем с болью впивается короткими ногтями в мою кожу, оставляя на ней яркий след.

Мне больно.

Так надо.

Он хватает меня за руку, тащит куда-то в темноту, холодный воздух щипит кожу и все вокруг плывет, точно в тумане.

Я испуганно вжимаюсь в его куртку, ничего не понимая, ничего не чувствуя, кроме холода.

Гарри был слишком настойчив. Он шел настолько быстро, казалось, что он не человек вовсе.

Никто не умеет ходить так быстро, как умеет это делать он.

Никто не умеет делать все, как он.

Он привел меня к заброшенному пруду, с покосившимся деревом над этим затхлым местечком.

Оглянись назад, милая.

Я послушно поворачиваю голову и в испуге осматриваю полностью сгоревший колледж, от которого остался лишь черный уголь и серый пепел.

Это же.. наш…

Ненавижу это место, Дейвидсон. – он наконец-таки решается отпустить мою руку и свободно пройти вперед.

Прислонившись крепкой спиной к мертвому дереву, он достает из заднего кармана гребаную сигарету и тут же поджигает ее, делая губами интересный рисунок из дыма.

Ты же не куришь. – замечаю я, сжавшись в один комок посреди этой пустыни.

Ты любишь меня.

От его слов в моих глазах накапливается литр, а может и два, крови, дышать уже совсем не хочется, да и не требуется.

Все вокруг действительно плывет, и от этого ни капли не смешно.

Стайлс поправляет свою шапку и смеется так звонко, от чего я начинаю дрожать еще пуще прежнего.

Ямочки.

Скажи что ты любишь его хотя бы просто за гребаные ямочки, Дейвидсон.

Это его ямочки.

С чего ты взял? – надменно произношу я и наконец, решаюсь пройти вперед и подойти к нему.

Гарри медленно поворачивает голову ко мне и выдыхает спертый дым из легких прямо мне в лицо.

Я глотаю эту дрянь с невероятным вкусом, как будто это был самый сладостный аромат из всех.

Ты упиваешься этой болью, Рикка. – томно произносит он и пинает какой-то камень в сторону. – Я обещал тебе вечность, а оставил одну лишь секунду. Для тебя.

Чт..

Для тебя одной. – он вновь улыбается и выкидывает недокуренную сигарету в сторону.

Я провожаю ее взглядом и как-то по-особому тускло вновь смотрю в его глаза.

Боль – бессмысленное чувство. – продолжает он и отрывает свою спину от дерева, приближаясь ко мне. Я делаю уверенный шаг назад, а получается лишь только вперед.

Господи.

Ты влюбилась в меня и даже не заметила, что с тобой случилось, когда меня меня не стало.

Ты остался. – пыталась возразить я, но тут же получила смачный шлепок по своим губам. – Не со мной.

Замолчи, Дейвидсон, боже, с каких пор ты стала такой смелой? – усмехается он и притягивает меня к себе настолько сильно, что я тут же врезаюсь в его крепкую грудь, и мне становится тошно лишь от того, что его так много.

Его так много рядом.

С тех пор, как ты ушел.

Стайлс призадумывается на минуту. В его глазах горит огонек, который дает мне хоть какую – то надежду.

Я ненавижу этот колледж, Дейвидсон. – шепчет он мне в лицо. Слишком близко. – Я ненавижу все, что с ним связано.

Внутри все трепещет, обволакивая меня языком яркого пламени. Наподобие того, что было несколько месяцев назад.

Каждый гребаный раз я говорил себе: «Тебе нельзя влюблять ее в себя, Стайлс. Ей будет больно.» Хорошо ли тебе сейчас, Дейвидсон?

Я опустила глаза вниз и нервно сглотнула комок посреди горла. Слова потеряли всяческий смысл, когда говорил он. Мне было нечего сказать. Я растворялась во всем.

И каждый гребаный раз мне говорили лишь одно. Для того, чтобы ты влюбилась, я должен был рассмешить тебя. Но каждый раз, когда ты смеялась, влюблялся я.

Ненавижу тебя, Стайлс. – выпальнула я, выдергивая свою руку из его ладони. – Ненавижу твою гребаную теорию, все то, что не принадлежит тебе – не принадлежит никому! – я срывалась на крик и сама не замечала, как кровь приливала к вискам, заставляя соленую воду вырываться наружу. – Ненавижу твою чертову улыбку, эти твои ямочки, ради которых хочется сдохнуть! Ненавижу, что ты не держишь меня, не отпускаешь, да тебе плевать! Ты – чертово ничтожество, ненавижу, я ненавижу тебя всего, будь ты проклят тысячу раз!

Грубым движением он заставляет меня заткнуться, прорываясь своим языком глубоко в мое горло. Обводя на нёбе восьмерку, он высасывает из меня последний воздух, крепко стиснув меня около того дерева, разрушившего все мои мечты о прекрасной жизни.

В голове прокручивается этот хренов бал, это шампанское, этот чертов «страусенок», этот ключ, который валяется на самой заброшенной свалке в мире, этот его вечный тон и язык, который заставляет заикаться любую особь женского пола.

Все это крутится в голове, оседает в легкие, разбивается об желудок и наконец, рушится в пятки.

Все рушится. – отрываясь, шепчу я ему в губы, глотая слезы, которые уже порядком, простите, заебали. – Ты разрушил меня, тварь. Ты самая что ни на есть конченая тварь, Стайлс.

Гарри мягко улыбается. Что остается ему делать, кроме как издеваться надо мной до последнего?

Пробуй. – шепчет он и спокойно вводит два пальца мне в рот, точно напоминая тот самый день, когда он поставил на мне свое клеймо.

«Моя.»

Пробуй, Дейвидсон. – шепчет он так приторно-сладко, докасаясь губами до моего лба и прокручивая пальцы через мой язык.

Горько, придурок. – выплевываю я его пальцы, чувствуя приступ тошноты.

Попробуй меня, Дейвидсон.

Я отрываю заплаканные глаза от его лица и сжимаю их с невероятной силой.

Будет еще больнее, но тебе понравится.

========== Глава 30. ==========

В силу того, что вы еще не отошли от вчерашней 7-часовой трансляции парней и до сих пор под впечатлением – я надеюсь, эта глава порадует вас не меньше.

Я вас люблю, вы помните, да?

(музыка обязательна В ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОМ ПОРЯДКЕ.)

Ладно, черт с тобой, гребаный придурок! – нервно выкрикиваю я и шагаю прочь с этого места, быстрее вперед, путаясь в шнурках от собственных ботинок и нарываясь на пронизывающий ветер. – Достало слушать твое нытье, эти думы о вечной любви и все такое.

Сзади слышится нервный смешок, язвительный, точно змеиный укус.

Что-то еще? – оборачиваюсь я, требовательным взглядом буквально умоляя его открыть машину.

Тебя. – пожимает он плечами, начиная пинать рядом лежащий камень. – Тебя, тебя и тебя, Дейвидсон. Я хочу много тебя.

Я закатила глаза к звездному небу и принялась вдыхать ледяной воздух полной грудью настолько сильно, что в гортани уже защипало, а ледяной поток с размахом грохнулся в живот и принялся обволакивать мои внутренности снежными объятиями.

Ну давай, покричи, поплачь, может, тебя вырвет сейчас – меня это не остановит. Вообще. – хриплым голосом произносит Стайлс, и, разворачиваясь на 180 градусов, шагает прямиком к замёрзшему пруду.

«Да какого…» – судорожно проносится в моей голове, и я не нахожу ничего прекрасней, чем долбануть с размаху по его машине – может, хоть это его остановит.

Ему плевать.

Ему совершенно плевать на все, что происходило вокруг.

Гарри сел на покрытый снегом старый пень и принялся кидать камушки на лед, что-то бурча себе под нос и вновь бросая их туда.

Тебе известно, что такое совесть? – срываясь, произнесла я, сквозь стиснутые зубы. – Как этим пользоваться? В каких случаях применяется?

Стайлс хмыкнул себе под нос, и хватило лишь одной секунды, чтобы понять – как он мучительно терпит. Терпит все, что ему нужно, нет, приходится переживать, все эти гребаные встречи и расставания, все то, что он так ненавидит и все то, что он обязан просто делать.

Сцепив руки в замок, я принялась настойчиво выдыхать горячий воздух на ледяную кожу, пританцовывая на месте. Все это порядком сидело поперек горла, но и в этом была своя, черт ее побери, романтика.

Я так больше не могу, Гарри. – прохрипела я сиплым голосом, медленным шагом направляясь к потускневшему Стайлсу. – Не могу. Ни капли.

Темно-бирюзовые глаза смотрят настойчиво, требовательно, по-честному грубо, с искринкой жалости и жалкой апатией. Сухие губы дрогают в улыбке в тот момент, когда я усаживаюсь рядом с ним на колени, и мне совершенно все равно, что подо мной чистейший снег и руки уже посинели от мокрых снежинок.

Последняя ночь перед рождеством, Дейвидсон. – прошептал он, накрывая мою руку своей горячей ладонью. Такой горячей, что невольно хочется дернуть рукой. Потому что очень горячо. – Ждешь?

Я мотнула головой. Так легко и непревзойденно, точно Рождество – это последнее, о чем я мечтала весь этот проклятый год.

Крепкие скулы сжимаются, нервно дергаются. Стайлс приоткрывает рот, чтобы сказать что-то такое, что запомнится в голове надолго, но нет. Он не говорит. Лишь отворачивается, опускает голову и смеется. Легко и нежно.

Слишком свободно.

Ты появился и пробудил ад во мне, Гарри.

Это Тимберлейк, верно? – замечает он и положительно кивает головой. – Я люблю эту песню, Дейвидсон. Возможно, это единственное, что я люблю.

Комок посреди горла оказался замерзшим. Возможно, он прирос к гортани или что-то там еще. Ему неизвестно, что такое любовь. Поэтому… он любит песни?

Как дела, Рикка? – неожиданно спрашивает он, резко дергая меня за руку так крепко, что я тут же поднимаюсь и мгновенно оказываюсь на его коленях.

Стайлс довольно усмехается.

Господи.

Легкие, держитесь.

Я ничего не понимаю, трясусь как осиновый лист, смотрю на пруд, чувствую Гарри, много Гарри, слишком много Гарри, боже, я хочу, я не могу, меня качает, где мой воздух, дайте мне тонну.

Я спросил, как дела, Дейвидсон? – грубо повторяет он, однако мягко кладет свою голову мне на плечо, и я чувствую, как дрожит у меня под коленками, а во рту все высыхает, точно там прошлась песчаная буря.

Я люблю тебя, Гарри.

Мои руки тряслись. Они тряслись так, как будто их только что огрели открытым электричеством. И когда он нежно обхватил мои ладони, что-то, что никогда не случалось раньше, промелькнуло во мне.

Здесь не было его любимого разврата и вечной пошлости. Это был настоящий Гарри, на самом деле, с горячим сердцем, которое топилось только тогда, когда…

У меня есть пара огромных шкафов и сундуков, битком набитых чувствами к тебе. – спокойно отвечает он, повернув мое лицо к себе, схватив меня за подбородок двумя пальцами.– Но они запираются на ключ, и этот ключ у меня в кармане.

Чт..

Тебе не нужны никакие ключи, Дейвидсон. Ты разрываешь меня без всех замков. Ты одна делаешь это. И я прошу тебя, – он замолчал н надолго, видимо, собираясь с мыслями. – Если ты можешь – пожалуйста, не заканчивай.

Каким-то чудом я встретила Гарри. Каким-то чудом наши чувства мгновенно стали взаимны. Все эти чудеса потихоньку складывались друг с другом, пока однажды не случилось самое главное чудо – чудесный поцелуй, который скрепил нашу последнюю ночь перед самой заветной, спустя целый год.

Он целовал развязно медленно, и пусть губы леденели от мороза, сердце умоляло выпрыгнуть из грудной клетки, а рукам было бы комфортней находиться в карманах, чем на крепкой мужской спине, все это продолжалось сладко – медленно, вкусно, сочно и в какой-то степени с долей чертовой дерзости, которую он не мог оставить в стороне.

Мягкие руки скользили по оголенной коже, все вокруг, казалось, покрывалось мурашками, не было сил терпеть и что-то там еще, все было так, как бывает лишь только в каких-нибудь галактиках.

Emika – For Sex (Drop The Others)

Он не смог вытерпеть. Мы оба не смогли.

Печка в машине, казалось, разрывалась от такой температуры. Жалкая романтика, гребаные снежинки – кому это к чертям оказалось нужным, когда здесь, на фоне проклятого колледжа, на заднем сидении одной из самых дорогих машин, он нависал надо мной.

Слишком близко.

Его было так много, что я снова и снова брала за привычку начинать задыхаться, но эти губы, господи, Рикка, эти губы, они сводили с ума.

Тебе понравится. – излюбленная фраза. Вырывается из хриплых уст с особой дерзостью – все, что находится в голове, вращается с нереальной скоростью. – Подними ручки, девочка.

И я послушно делаю все, что он приказывает. Просто потому, что это Гарри. Потому что он рядом и потому что он – это все, что я так требовательно хочу.

Хочу.

Не иначе.

Влажные от развязной слюны пальцы проникают вовнутрь, настолько мягко, что я выгибаюсь под ним четкой дугой от такого потрясающего чувства, которое, вроде как, называют «незапланированный оргазм».

Ты трясешься, но ведь я еще ничего не сделал. – прошептал он в губы так близко, что я, не сдерживаясь, с силой притягиваю его к себе за шею и автоматически раздвигаю бедра еще шире, потому что я хочу его в себе, и мне, какого-то хера, совсем не стыдно.

Стайлс довольно усмехается.

Гарри, сколько можно терпеть.

Кто-то был в тебе еще? – настороженно спрашивает он, раздвигая пальцы внутри меня и заставляя взвизгнуть так, точно я решила прокатиться на какой-нибудь детской карусели и от неожиданности совсем потеряла голову.

Господи чертов гребаный боже, какие карусели, Дейвидсон, о чем ты думаешь, милая.

Нет. – пискнула я, а затем, прокашлявшись, распахнула глаза шире и уверенно помотала головой. – Никто не трогал меня.

Ты умная девочка. – довольно улыбается он и с силой втягивает нежную кожу внизу живота сквозь острые зубы. – Слишком вкусная.

Мы неоднократно пытались заниматься любовью, но постоянно получался секс. Теперь я отчетливо ощущала, что такое любовь. Любовь таится в сердце, ее не боишься, ее не стесняешься. Ты отдаешь себя ему и знаешь, что это правильно. Чувствовать его в себе становится своим родом особенной гордостью – ты растворяешься в нем.

Десять, Дейвидсон. – приподнимается Гарри и смотрит в мои глаза.

Целуй меня в губы.

Легкое прикосновение. Влажные губы, требовательные пальцы замирают внутри, настойчиво растягивая удовольствие насколько это возможно.

Внизу живота все приятно тянет, так приятно, что я невольно закидываю голову назад и, кажется, улыбаюсь сама себе, просто потому, что мне приятно.

Потому что я теряла голову, когда он находился в миллиметре от моего лица.

Девять.

Запусти пальцы в мои волосы. – хрипло прошу я и поддаюсь парню навстречу, обведя головой его руку и умоляя чувствовать его руки в моих волосах.

Он оттягивает их одной рукой, зарывается лицом, вдыхает полной грудью и грубо стонет.

Гарри, смелее.

Восемь.

Я выдыхаю. Одновременно с ним, синхронно, без лишних слов. Впитываю его слабость в себя и приподнимаю бедра выше – хочется больше.

Трогай меня, Гарри. Медленно. Трогай.

Он смеется. Хрипло, развратно, смеется. С легкостью проводит влажную дорожку языком от солнечного сплетения, поддается вперед, целует впадинку внизу живота и проворачивает пальцы восьмеркой внутри – вырывается животный хрип из моих уст. Я понимаю, что сдаюсь.

Семь, Рикка. Семь. Что у нас под номером семь?

Воздух оседает на наши тела слишком быстро. Дышать становится практически невозможно, грудь Гарри вздымается все сильнее с каждым вздохом – от его дыхания внутри разливаются пожары и сердце трепещет так сильно, еще немного, и совсем оборвется.

Семь. Держи меня.

Крепкая рука обхватывает меня за талию и притягивает к себе с неведомой силой. Из горла вырывается крик – он меняет положение пальцев и вводит третий, без всякого смущения облизывая безымянный палец и вновь вводя его вовнутрь.

Терпеть практически невозможно, хотя в теории – это всего лишь семь.

Шесть. – нехотя произносит он, втягивает кожу на шее слишком сильно. Я чувствую, как пульсирует синяя жилка и как она тут же оказывается в прикусе между его зубами.

Губы. – мягко произношу я и целую его. Целую много и сладко, с языком и без, он скользит во мне, хочется буквально орать. Даже не кричать, а орать.

Пять.

Пальцы.

Четыре, Рикка. – улыбается он, спокойно исследует меня изнутри, трется пахом об мои бедра и тут же что-то щелкает – я больше не чувствую ткани на его теле.

Сперто выдыхая, я приоткрываю рот и издаю протяжный стон, молящий лишь только об одном. Ногти самопроизвольно впиваются в мужскую спину, Гарри теряется в себе, совершенно не контролируя себя, целует низ живота, тщательно стараясь не пропустить ни одну клеточку тела.

Чертыре, Стайлс. Игра.

Три.

Медленно. Прикоснись и начни. Пожалуйста, Гарри.

Башню срывает, как на американских горках. Он грубо входит, срывает к черту эту гребаную рубашку на моем теле, прикусывает возбужденную грудь и смело делает еще один толчок вперед – ему просто плевать, что стоны из моего горла тушатся его губами.

Ему просто плевать.

Я любила это животное.

Грубые движения не давали мыслить, все путалось в сознании. Крепкая рука Гарри сжимала волосы на моем затылке, а язык оставлял синяки на тонкой коже – все это, черт возьми, было просто сном.

Наслаждаться им внутри себя, слышать его неразборчивое дыхание на ухо, эти зубы, прикусы – Гарри, милый, где же ты был так долго?