Текст книги "Попробуй меня (СИ)"

Автор книги: MargoLay

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

В ней ты ближе. Вместе с твоим одеколоном будто укрываюсь объятиями. – шепнула она мне на ушко, и я вновь теряю голову. Черт, сколько раз за день я уже потерял ее? Она по-любому должна отвалиться тысячу раз.

Всегда знал, что ты девушка ненормальная. – улыбнулся я и сел напротив нее, притягивая к себе тарелку с королевскими креветками и острым соусом. – Не только ушами любишь, растекаясь от моих слов, так ещё и носом.

И глазами, и грудью, и кожей. – подхватывает она уверенным тоном. – Этот список можно продолжить, но боюсь наш ужин остынет. Кстати и еда из твоей тарелки тоже вкуснее.

Она ловко подхватывает розовую креветку из моей тарелки и соблазнительно откусывает ее, опустив немного в острый соус.

У меня опускаются руки. Я смотрю на нее исподлобья и удивляюсь – какая она невероятная. Не такая как все. Ее энергия передается мне, и я чувствую себя 16-летним подростком, который словно влюбился впервые. Как он считает, по уши и навсегда.

Оспорить можно все, подтверждается лишь одно: Я действительно влюблен в нее. Слишком крепко, жутко трепетно и запредельно сильно.

Michael Jackson – You Are Not Alone (!!!)

В этот вечер она сидела по-турецки, поджав ноги под себя. Я не мог отвести от нее своего взгляда. Внутри все колотилось, извивалось, переплеталось.

Дейвидсон держала в руках блокнот с твердым переплетением, на обложке которого красовалась бабочка. На подобие той, что расположена у меня под солнечным сплетением. Улавливаете? Улавливаете, что я чувствовал в этот момент?

Я не знаю, что она пишет. Я даже и не пытаюсь узнать. Но пишет она сосредоточенно, высунув кончик языка от предельной заинтересованности, морщинка из-за нахмуренных бровей, четкие линии скул – я впитываю в себя каждую ее мелочь. Каждую деталь, каждую маленькую вещь. Такие незаметные для нее, и такие важные для меня.

Готов поспорить, она пишет дневник. О грусти и улыбке . О быстротечности дня и его огромной важности для живущих до заката. Она пишет дневник, вероятно, что-то очень сокровенное, слишком личное, неподступное. Все такое, как она сама. Она раскрашивает разноцветной пыльцой сны, которых не видит. Она так трепетно, так живо, так искренне даже наверняка пишет об одном и том же, о своём единственном полёте и ярком ярком свете впереди, в котором она обязательно сгорит, но станет на миг самой счастливой. Она рассказывает, как пахнет небо. Она дрожит от восторга и поёт о любви. Она пишет дневник, а я… я не читаю его. Я смотрю в открытое окно, давлю в себе приступы тошноты и стараюсь не смотреть на нее, боясь спугнуть ее лишь одним взглядом.

Но наступает момент, когда выжидать уже невозможно.

Рикка, посмотри на меня. – промолвил я тихим тоном, стараясь не нарушать ее атмосферу.

Ресницы Дейвидсон затрепетали и она тут же подняла на меня свой усталый взгляд, отложив дневник с бабочкой в сторонку.

Что? – легко спрашивает она и отбрасывает челку в сторону. Я потихоньку умираю.

Рикка смотрит на меня смущенно, из под густых ресничек, кусая губы и пряча глаза. Я вижу огонек в ее глазах. Цепляющий огонек.

Я осторожно беру пальцами ее за подбородок и нежно целую в губы, заставляя девушку отдаться мне.

Гарри, только не говори мне, что…

Тшш. – прерываю ее я, на секунду отстранившись. – Не бойся.

Рикка испуганно вжимается в спинку дивана и быстро хлопает ресничками. Я ощущаю, как колотится ее сердце, как взволнованно прерывается дыхание.

Я же с тобой. – шепчу я ей в губы, соблазнительно-чарующе касаясь кончиком языка до нижней губы. – Прекрати трястись. Я тут. Рядом. Вот же я – твой Гарри.

Я ощущаю невероятный прилив теплоты внутри, от которого сердце долбит свой ритм еще пуще прежнего. Осторожно касаясь руками тонких рукавов вязаной кофты, я легко освобождаю руки девушки от надоедливой одежды, а потом и вовсе скидываю с нее все, что так мешает мне.

Рикка изгибается острой дугой в тот момент, когда я прикасаюсь губами к ее животику, и начинаю чертить пальцем что-то невероятное на ее гладкой коже. Ее губы соблазнительно приоткрываются и Дейвидсон издает сладостный стон, крепко сжимая мою руку в своей ладони. Ее кожа в мурашках – моя кожа горит от ее прикосновений. На женственном изгибе в области косых мышц остается притягательный розовый след моих губ, и я искренне извиняюсь где-то внутри себя за несдержанность и настойчивость.

Гарри, пожалуйста. – шепчет она и запускает пальчики в мои волосы, осторожно перебирая волнистые пряди сквозь изящные пальцы.

И я вновь целую ее тело, удовлетворяясь этими стонами, от которых внутри меня буквально все расплывается, смешивается и связывается.

Я приоткрываю глаза и на секунду отрываюсь от ее проникновенной кожи, пристально посмотрев ей в глаза. Она такая невыносимо хрупкая. Ее так легко обидеть, сломать, унизить. Но она все такая же нежная, искренняя, естественная, неприкосновенно желанная. Все такая же…

Невозможно…

Хотя нет, возможно.

Все такая же моя.

От первого вздоха и до последнего стона.

Я стараюсь сдержать себя от дерзости. Ночь, мать ее, по прежнему нежна, и я не должен сделать ей больно.

Прильнув своими губами к ее влажным, покусанным губам, я ощущаю, как дико трепещет ее сердце, настолько дико, что я ощущаю это даже через свою кожу.

Я трепетно кусаю ее за ушко, словно отвлекая ее манерными движениями, одновременно с этим стаскивая с себя остаток своей одежды. Я снова накрываю ее рот губами, опускаю руку туда, где так отчетливо пульсирует кровь, и предельно медленно, слишком, слишком медленно, без резких движений вхожу в девушку, помогая раскрыться ей с помощью своих пальцев.

Все это сводит с ума. Останавливает сердцебиение. Убивает время. Вся нежность этого момента оказывается крышесносной. Рикка уже не боится, наоборот, нежно прижимает меня к себе и выдыхает воздух губами мне прямо в ухо, от чего внутри меня разгорается пламя. Я не ощущаю, как бежит время. Сколько это продолжалось – не знает никто. От всего экстаза мы оба теряем голову и вот, наконец, ее стон, когда она резко прогибает спинку, урчит мне в ухо самым что ни на есть соблазнительным хрипом, наконец, обхватывает меня ногами и до предела заставляет насладиться ей… Все это вызывает во мне бурю эмоций. Все это, кажется, заставляет меня чувствовать разгорающееся начало той самой любви, о которой раньше я не знал, ни много, ни мало – просто напросто ничего.

Она выходит за мной не сразу. Закутанная в теплое одеяло, словно в кокон, так она выглядит еще милее. Стоит на пороге дорогого балкона, боясь сделать шаг вперед.

Я замечаю ее краем глаза. Улыбаюсь. Сил нет, но я улыбаюсь.

Иди ко мне. – шепчу я и протягиваю к ней свои руки. Рикка осторожно вступает босыми ножками на дорогое покрытие, но тут же прижимается ко мне со всей силы, словно стараясь сломить меня.

Я вновь вдыхаю ее запах. Вновь теряю голову от всего этого. Это уже геометрическая прогрессия, черт ее побери. Все повторяется вновь, лишь с большими ощущениями. Пронизывающими ощущениями, от которых хочется взлететь.

А на небе – звезды. Самые обычные звезды на самом обычном небе. И я не знаю и не хочу знать их имен. Я хочу просто смотреть, показывать на них пальцем, улыбаясь, и говорить ей: «Смотри, как красиво». Там сложность стремится к простоте. Там на заре выпадает роса и мы шлепаем по ней босиком, и я не читаю ей стихов о любви и боли, я остаюсь с ней самим собой.

Зачем ты вообще появился, Стайлс. – шепчет Дейвидсон, поднимая голову и посмотрев мне в глаза. – Что наша жизнь, когда я, вероятно, уже не смогу без тебя?

Я призадумался. Что наша жизнь? Шекспир. Гребаный Шекспир. Почему ты лезешь в мою голову так невовремя?

Наша жизнь – это противостояние двух стихий. – наконец промолвил я. – Смотри, Дейвидсон. Я беру тебя, приходя так неожиданно. Я смотрю, как в твоих глазах пылают сожжённые мною опавшие чувства, я слышу в твоём смехе истеричные нотки, я наблюдаю, как ты меняешься вместе со мной… Я беру тебя всю, я меняю тебя. Я вью вокруг тебя интригу медленной эротики, я шепчу в твоё ухо горячие оттиски обнажённой интимности, дрожью струящиеся по твоей коже… Я беру тебя, приходя с любовью. Я целую твоё тонкое запястье и прижимаю к себе, я провожу кончиками пальцев по твоей спине, ловя губами мурашки сбившегося дыхания… Я беру тебя, приходя с первым снегом и шелестом листопадов, я беру тебя, приходя с россыпью звёзд и прозрачно розовым рассветом, я беру тебя, приходя… Наша жизнь -это противостояние двух стихий. Наша жизнь – это единство двух стихов, это созвучие двух песен…– я на минуту замолкаю. Лишь для того, чтобы поцеловать ее в очаровательную ямочку. Она улыбается. – Наша жизнь, Рикка – это мы. Мы сами. Бесконечно отражённые друг в друге.

========== Глава 24. ==========

Музыка в данной главе ну просто жуть как обязательна.

POV Рикка.

Утро выдалось на удивление холодным. Нет, просто ледяным. Я отчетливо чувствовала, как на моей коже тоннами расползаются проклятые мурашки, и, наконец, те самые мурашки были не от наслаждения, а от холода, от пронизывающего холода. В чем дело? Меня это, мягко говоря, слегка привело в замешательство.

Я сонно открыла глаза и мгновенно перевела взгляд в сторону ванной комнаты. Руки в карманах. Настойчивый взгляд в зеркало, упрямая морщинка между нахмуренных бровей. Белая футболка, обтягивающая накаченную грудь, приспущенные джинсы. Он едко блеснул глазами, наверняка заметив мой пожирающий взгляд. От его холодной улыбки меня еще пуще прежнего бросило в дрожь. Лучше провалиться сквозь землю, чем еще раз посмотреть на это создание без, черт его возьми, единого изъяна.

Я прикрыла глаза, сглатывая настойчивый ком поперек горла. Слишком тяжело видеть его с самого утра, когда организм еще не готов к бесконечным штормам где-то внутри.

В ванной что-то звонко брякнуло, прозрачная дверь издала звук хлопка, и не прошло и минуты, как Гарри в одно мгновение оказался рядом со мной, присев на край кровати.

Я вновь раскрыла глаза и натянуто улыбнулась, словив на себе его настойчивый взгляд. Поток воздуха блокирует обоняние. Он слишком идеален для раннего утра. Слишком. Я не могла этого объяснить. Да и разве можно что-то объяснить, когда смотришь друг другу в глаза?

Стайлс ничего не сказал, лишь ехидно улыбнулся и ловко закинул себе в рот крупную ягоду клубники. Откуда, вашу мать, у него клубника?

Что это? – задала я идиотский вопрос хриплым тоном и посмотрела на него вновь.

Гарри лишь приподнял одну бровь, настойчиво облизывая алые губы языком, соблазнительно пройдясь им по нижней губе, на которой так приторно-сладко красовался ярко-красный сок.

Я стиснула зубы. Его губы были притягательней любой ягоды, соблазнителей любого, даже самого развратного запаха, его губы – это единственное, о чем можно было мечтать наперегонки с самым зверским желанием.

Это клубника, Дейвидсон. – спокойно ответил он и докоснулся безымянным пальцем до уголка губ. – Хочешь?

Я тяжело сглотнула. «Хочешь?» – что за странный вопрос? Что за гребаный вопрос; разве на него есть отрицательный ответ?

Нет. – тут же ответила я, понимая, как краснею от замкнутой лжи и лести. – Откуда она у тебя?

Гарри жадно облизнул свои губы вновь, и прищурился так, словно осознавая, что он вновь выходит победителем в данной схватке.

Мне больше нравилось, как ты без лишних вопросов стонала под этой самой клубникой, когда я так жадно слизывал ее с твоего тела, Дейвидсон. Забыла? – промурлыкал он полушепотом, почти касаясь губами моей щеки.

Я вспыхнула в одно мгновение. Что он такое говорит!?

Не успела я ничего ответить, как его зубы с дерзостью укусили кожу на моей шее, которая еще предательски ныла от прошлой ночи. Шершавый язык без стеснения лизнул ключицы и ложбинку между высоко вздымающейся грудью. Я судорожно втянула носом воздух, чувствуя, как непонятно откуда внутри разрастается сильнейшая дрожь.

Уже сдаешься, малышка? – почти шепотом произнес Стайлс и запустил руку под одеяло. Слишком гладкая для мужской кожи ладонь легла между ног, настойчиво отодвигая шелковую ткань и касаясь нежной кожи внутри.

Нет. – выдавила я, стараясь контролировать то чувство, разрастающееся где-то там, далеко под запретом.

Ты, должно быть, хочешь опробовать все свои тайные желания, Дейвидсон. – прошептал он мне в губы, слегка их покусывая. – Хочешь?

Нет. – вновь повторила я, боясь шелохнуться.

Стайлс, пожалуйста, останови это.

Зато я хочу.

Я замираю в одну секунду, чувствуя, как он глубоко проникает шаловливым языком мой рот. Мой испуганный взгляд в осторожностью падает на его невесомо-трепыхающиеся ресницы; я отчетливо ощущаю его проникновенные пальцы, которые так уверенно массируют внутреннюю сторону моих бедер. С губ срывается самый что ни на есть сдавленный стон, и Стайлс мгновенно отрывается от меня, легко словив мое дыхание ртом. Он осторожно вытаскивает руку из одеяла и ощутимо проводит влажными, солоноватыми пальцами по своим приоткрытым губам, требовательно взирая на мою реакцию. В то же мгновение он наклоняется к моим губам и слизывает мой вкус и капельки крови, которые выступили от проникновенных укусов.

Твои губы вкуснее любой ягоды. – шепчет он еле слышным тоном и отстраняется. В его руке внезапно появляется горсть крупных, ярко-бардовых клубничин.

Я, завороженная моментом, приоткрываю рот, в надежде вздохнуть полной грудью, но у меня ничего не выходит. Спертый воздух тонной оседает на плечи, и становится не просто невыносимо, становится удушливо-невыносимо глотать хотя бы миллиграмм того самого дефицитного воздуха.

У меня есть четыре клубнички. – говорит Стайлс уверенным тоном, и каждую секунду отчетливо складывает ягоды прямо на покрывало. – Я люблю клубнику, Дейвидсон. Но если бы я хотел тебя трахнуть, я бы тебе отдал их все.

Стайлс на секунду замолчал, ехидно улыбнувшись. Затем медленно опустил голову и настороженно приподнял бровь. Я так и лежу в кровати, до невозможности потрясенная его действиями. Потрясенная моментом.

Если бы я был влюблен в тебя – я бы отдал три, чтобы произвести впечатление.

Ты и так произ…

Тшш. – перебивает он, затыкая меня своей ладонью. – Не усложняй.

Затем он вновь ухмыльнулся и перевел взгляд на ягоды.

Если бы я считал тебя другом, то поделился бы двумя, и это было бы поровну.

Гарри вновь поднимает пронизывающий взгляд, словив на себе мою совершенно «ничегонепонимающую» физиономию.

И, наконец, из-за вежливости я бы отдал только одну клубнику. – он смотрит в пустоту, и улыбается. Улыбается так, что сердце сжимается в один комок. Хочется прижаться к нему и обнять крепко-крепко. Но вновь ничего не выходит; Гарри перебивает , но слушать его, безусловно, хочется бесконечно.

Рикка, я с тобой не дружу, не влюблен, не хочу тебя трахнуть и не вижу смысла в особой вежливости. Я просто люблю, когда ты рядом. И клубнику. Ее я тоже люблю. Поэтому, – он берет своей ладонью все ягоды сразу и уверенно протягивает мне руку, – Поэтому бери, сколько сама захочешь.

♥♥♥♥_

Спустившись вниз на завтрак, я старалась держаться рядом с Гарри. Он, заметив мою скованность среди огромного количества людей, осторожно сплел свои пальцы с моими, даже не поведя взглядом на то, как я вздрогнула от неожиданного прикосновения.

Тебе нравится. – неожиданно промолвил он, скидывая с плеч яркий джемпер и аккуратно вешая его на спинку стула.

Я последовала его примеру, и тут же встала рядом.

Нравится что? – неуверенный тон.

Гарри усмехнулся, переведя на меня свой пронизывающий до последней клеточки взгляд. Оценивающий. Холодный.

Блеск зеленых глаз и легкая ухмылка – сложно не потерять голову.

Ты рискуешь, приходя на завтрак в таком виде. – его взгляд остановился на глубоком вырезе, и застыл в удовлетворенной композиции из все той же улыбки и ехидного прищура. – Небезопасно.

Я терпким движением пальцев подтянула тонкую блузку вверх, стараясь скрыть все открытое декольте под тяжестью ткани.

Небезопасно то, что я могу вцепиться в тебя прямо здесь. – он ловко подмигнул мне и резко сжал руку. – Где будут мои манеры, Дейвидсон? Я ведь достойный парень с достойными манерами. Нет. Не так. – он замер. – Я мужчина, Дейвидсон. Находиться рядом с тобой и чувствовать себя невинным парнем… это возможно?

Мне пришлось преподнести кулак к своим губам, лишь бы не засмеяться на весь зал. Глаза наполнились кровью, и я действительно еле сдерживалась от раздирающего напрочь смеха. «Парень с манерами», нет, ну вы посмотрите на него.

Стайлс заметил мое игривое настроение и тут же подтянул меня к себе, прижимаясь губами к моему уху. Я чувствую его улыбку и горячее дыхание. Чувствую, как приятное тепло разливается по всему телу. Чувствую его рядом. Чувствовать счастье, оказывается, не так уж и сложно.

Мои манеры будут там, где вкус клубники ничто, по сравнению со вкусом… – он тут же замолчал, подбирая нужные слова. Я залилась краской в одно мгновение. Черт. Иногда он несет такую чушь.

Наконец-то. – оторвался он от меня и с излишне-довольным выражением лица посмотрел мне за спину.

Что, слова нужные подобрал? – съехидничала я, оборачиваясь вокруг себя. Ничего особенного я не заметила. Ну и в чем же тогда дело?

Гарри не сдержал улыбки и обнажил жемчужные зубы, как бы оценивая всю обстановку.

Джем клубничный подали, Дейвидсон. – прошептал он одними губами, ловко уходя от темы.

Я склонила голову набок и громко цокнула. Как ему это удается?

Не успела я подойти к шведскому столу, как Гарри смело притянул меня к себе и прильнул ко мне сзади, упираясь губами в мой затылок.

А вот где Ваши манеры, юная ми-леди, это тот еще вопрос. – надменный тон и минутное молчание. – Ты пахнешь абрикосами.

Не правда, это малина. – тут же перебила я, накладывая в глубокое блюдце сладкий джем. У Гарри наверняка что-то с обонянием.

Я почувствовала недоумение на лице парня, но не обернулась. Словно знала, что не стоит.

Разрешите мне попробовать вас?

Я улыбнулась, слегка покраснев при этом. Щеки залились пунцовым оттенком в тот момент, когда Гарри незаметно для всех вцепился острыми зубками в мое ухо, заставляя меня расплавиться в его руках.

Ты быстро возбуждаешься. – процедил он, вновь даже не одарив меня взглядом.

Я пропустила его слова мимо ушей и решила пройтись вдоль огромного стола, покрытого белоснежной скатертью. Подойдя к небольшому круглому столику с различными йогуртами, я задумчиво закусила нижнюю губу, в раздумьях выбирая самый вкусный.

Через пару минут я буквально застыла на месте, пытаясь сообразить, как же теперь выкрутиться. На нашем столике стояло блюдце с сосисками, беконом, яйцами, мясным фаршем, вареной колбасой, консервированной фасолью, жареной картошкой, грибами и помидорами.

Взглянув на спокойного Стайлса недовольным взглядом, я прищурилась, отодвигая от себя тарелку.

Что это? – брезгливо поморщившись промолвила я. – Этих запасов хватит на месяц.

Гарри, высунув кончик языка от поглощающего действия, с восторгом намазывал на горячий хлеб с кунжутом слой клубничного джема, посыпая его сверху различными орешками.

Чтобы я этих йогуртов в жизни не видел. – неожиданно процедил он в тот момент, когда я окунула маленькую ложку в миску с банановым йогуртом. – Убери это, Рикка. Сейчас же.

Мои руки автоматически упали на колени и я с вызовом посмотрела Гарри в глаза.

Перед ним стоял стакан апельсинового сока и глубокая тарелка с джемом.

Завтрак настоящего мужчины? – прищурилась я, спрашивая у него еле слышным тоном.

Стайлс наконец-таки оторвал взгляда от своего куска с вареньем и натянуто улыбнулся.

Когда рядом ты, в горло ничего не лезет. – забвенно произнес он, переключая внимание на свой стакан. – Абсолютно.

Но…

Рикка, скажи мне. – Гарри отложил кусок хлеба в сторону и преклонился через стол. – Сколько времени помнишь вкус и запах человека, который заставляет сердце отбивать чокнутый ритм? А когда сам готов отбивать что угодно и когда угодно, лишь бы тот самый человек был рядом?

Я тяжело выдохнула. Наверняка на моем лице появилось какое-то подобие улыбки, но это самое подобие наверняка не вызывало ничего, кроме жалости.

Тебе нужны песочные часы? – поинтересовалась я у него.

Гарри расплылся в мягкой улыбке, а затем с серьезным выражением лица перевел взгляд в пол.

Я напряглась. Каждый нерв на пределе, воздух по-прежнему не желает оседать в легкие.

Мне не нужны песочные часы. – прошептал он и резко поднял свой взгляд на меня.

В дрожь бросило моментально.

Мне не нужны ни механические, ни кварцевые, ни старинные, ни дизайнерские – мне не нужны никакие. – он замолчал на мгновение, ухмыльнувшись так, что мое сердце в один момент упало в пятки.

Мне нужно ни много, ни мало. – Гарри встал со своего стула, уверенно отодвинув всю посуду в сторону. – Мне не нужен никто. Лишь бесконечно сильно нужна ты.

Горы, спускающиеся в заснеженное море, длинные песчаные пляжи, бесчисленные кроны деревьев, покрытые снегом, живописные деревушки, открытые ветрам дороги и поля – все это и есть Ирландия. Множество замков, крепостей и старинных соборов, одним словом, отдых в Ирландии – это действительно сказка, это свобода мыслей и свобода от самих себя.

Гарри шел пленительно медленно по снежным узким Дублинским улочкам, придерживая меня за талию и вдыхая аромат моих волос. Я в свою очередь крепко обнимала его шею, блаженно прикрыв глазки и наслаждаясь близостью с ним. Мне нравилось находиться здесь. Запах Дублина – запах свежего снега, вперемешку с пленительным ароматом растущего города. Мы вышли в самый центр и тут же попали в круговорот людского потока; от маленьких домиков со стогами сена, запорошенными снежинками не осталось и следа.

Повсюду красовались маленькие кафе, одновременно переплетаясь с изысканными ресторанами. От уличных торговцев яблоками, щеки у которых были ярко-бардовыми от легкого мороза, до дорогих бутиков от самых известных кутюрье – вот в чем секрет Ирландии. Вот почему она мне так нравилась.

Мы оба были увлечены друг другом. Улицы сменялись переулками, минуты бежали слишком скоротечно. Своим дыханием, чувством заботы и предельной нежностью Гарри заставлял пробовать на вкус то самое наслаждение. Поверьте мне, это многого стоило.

Ты любишь меня. – прошептал Стайлс и я оторвалась от собственных мыслей в одну секунду. Взглянув на него из под густых ресниц, я наверняка залилась пунцом, но ничего не ответила. Лишь прильнула к его пленительной шее и уткнулась в нее носом, выдыхая холодный воздух ртом.

Тот, кого ты любишь, это лезвие. – произнесла я, не открывая глаз при этом. – Это скальпель, которым ты препарируешь собственную душу. Это разделочный нож, которым ты безжалостно отсекаешь в себе все лишнее, наносное, ставшее вдруг таким мелким и ненужным. Это бритва, которой ты вскрываешь грудную клетку, обнажая дрожащее сердце, жаждущее самого интимного прикосновения. И вскрыв себя, ты начинаешь бездумно кромсать это небо, чтобы по кусочкам дарить его тому, кого…

Я на минуту замолчала и подняла глаза, встретившись со спокойным взглядом Гарри.

Кого ты любишь. – закончил он и прикоснулся сухими губами к моему лбу. Я еле слышно вздохнула и бесшумно кивнула головой. Гарри наверняка не заметил, но на его губах мгновенно появилась улыбка. Улыбка, ради которой хочется жить. Ради которой хочется забыть о всех лезвиях. Ради которой ты готова отдать все, позабыв о боли навсегда.

Я не согласен с тобой. – он отстранился и вновь зашагал по узкой улочке. – Тот, кого ты любишь, это воздух. Сладкий, тягучий как вода от переизбытка кислорода, густой и звенящий, острый и холодный. Ты жадно хватаешь его открытым ртом и резко кружится голова, и сердце начинает стучать почти болезненно, но без него ты задыхаешься. И легкие сжимаются, выдавливая сквозь кожу крик, и озноб, и судороги… пока ты снова не вдохнешь этот ядовитый газ. И тогда можно жить дальше, и дышать, дышать, ды…

Не успел он договорить, как незаметно для друг друга мы вышли к заледеневшей речке, которая стояла неподвижно под тонким слоем льда.

Дышать. – завершила я и взяла его за холодную руку, сжав ее настолько сильно, насколько хватало моих сил.

Гарри усмехнулся. Для него мое сжатие явно ничего не значит, но ради всего святого, он улыбается. Ради такого момента я готова сжимать его руку всегда. И не отпускать ее.

Мы спокойно дошли до покосившегося деревянного мостика и синхронно облокотились на полуразрушенные деревянные перила.

Я хочу, чтобы ты спела для меня. – произнес Гарри, кинув снежок в речку. – Спой для меня, Дейвидсон.

Я качнула головой и тут же поправила волосы, разочарованно прикрыв глаза.

Сделать для тебя все, чтобы ты был счастлив со мной, казалось для меня преодолимой задачей Гарри. – шепотом произнесла я. – Но я не умею петь.

Стайлс недовольно нахмурился и стиснул зубы.

Ради меня. – настойчивый тон. – Я напишу для тебя слова, и пусть эти слова станут гимном для твоего сердца. Гимном напоминания о том, что я всегда с тобой.

Слезы не заставили ждать своего появления. Они мгновенно навернулись на помутненные глаза и я тихо всхлипнула, преподнеся ладонь к лицу.

Ты заметила, я никогда не говорил тебе, что люблю тебя? – задался он вопросом, вновь кинув снежок на корочку льда. – Потому что я не любил никого, кроме себя и музыки. Она стала для меня спасением. Я постоянно задаю себе вопрос: Стайлс, а человек ли ты вообще? Ты влюблен в музыку настолько, что она становится стимулом. Стимулом жить, стимулом продвигаться, стимулом держаться на ногах и дышать полной грудью.

Гарри оторвался от перил и посмотрел на меня так, что слезы, каким-то совершенно тайным образом, мгновенно стерлись с моих глаз.

Стань для меня моим спасением. – забвенным тоном произнес он и мягко прикоснулся ладонью к моей щеке. – Стань моим стимулом. Стань без остатка моей. Просто стань. И я покажу тебе. Покажу тебе то, как я умею любить.

22:44.

Он сидел с идеально-ровной спиной и что-то писал в тетради, уверенно бегая ручкой по пожелтевшим листам.Я не хотела смотреть на него, но тем не менее смотрела. Его красивый профиль, спокойное, задумчивое лицо, музыкальные пальцы на дорогом синтезаторе скользили по белоснежным клавишам.

Найл, боже мой, ты можешь перестать жевать? – воскликнула я, оторвавшись от Стайлса и переведя взгляд на монитор.

Да, да, я уже. – блондин начал вытирать тыльной стороной ладони свой рот и снова уставился в камеру. – Поверить не могу, ты в моем родном городе! Ты уже пробовала ирландский стейк? Он чудо как хорош!

Гарри поднял взгляд от тетради и повернулся в мою сторону, встречаясь со мной усталым взглядом. Уголки алых губ приподнялись, бирюзовые, чуть потемневшие глаза смотрели внимательно, изучающе. Он чуть прищурился и вновь уставился в тетрадь, зашевелив ручкой.

А как насчет рагу? Зимние тыквы и сладкая морковь – пальчики оближешь! – продолжал восхищаться Хоран, резко подняв два пальца вверх. – Не забудь попробовать пиво из позднего хмеля, оно…

Ради всего святого, Хоран. – я рассмеялась в камеру и пододвинула ноутбук ближе к себе. – Я ненавижу тыкву и ни за что в жизни не попробую пиво. Мерзость!

Блондин в мониторе недовольно сморщился и показал мне язык, то и дело дразня при этом.

Ну и зря! – воскликнул тот, не теряя самообладания. – Зато от ирландских кексиков ты точно не откажешься.

Я закатила глаза к потолку, но не смогла сдержать улыбки. В этот момент в маленькую студию ввалился парень с торчащими во все стороны рыжими волосами, которые были прижаты серой шапкой, и с профессиональной гитарой в руках.

Я перепугалась не на шутку и привстала с кресла, оставив Найла наедине со своими ирландскими кексиками.

Чертов снегопад! – возразил парень, скидывая с себя вязаный шарф.

Стайлс еле оторвался от своего занятия и тоже встал со стула, уверенным шагом подойдя к рыжему.

Эд, ты долго. – нахмурился он и протянул руку для приветствия. – Я почти закончил свое дело. Дело за тобой.

Парень кивнул и посмотрел на меня с особым интересом.

А это, я так понимаю, и есть та самая Рикка, ради которой ты заставил меня вылететь из Лондона в этот проклятый Дублин.

Я с непониманием посмотрела на Гарри, а затем перевела взгляд на парня с причудливыми волосами.

Вы встречаетесь? – тут же спросил он, снимая с себя верхнюю одежду.

Мы завтракали вместе. – нахмурился Стайлс и схватил листок, на котором были написаны и перечеркнуты на сто раз слова.

Эд пожал плечами и кинул на рядом стоящий стул свою яркую куртку.

Те кто завтракают вместе, обычно и спят вместе. – сделал вывод парень и я тут же залилась бардовой краской, посмотрев на Гарри испуганным взглядом.

Стайлс лишь ухмыльнулся и направился в соседнюю комнату, принимаясь доставать из сумок какую-то аппаратуру, настраивая динамики и проверяя микрофон.

Меня словно параличом пронзило. Я как робот подошла к ноутбуку и завороженно села на кресло, посмотрев на заметно заскучавшего Хорана.

Он хочет, чтобы я спела. – ледяным тоном прошипела я в камеру.

Стайлс, услышав мои слова, тут же обернулся и высунулся из дверного проема, недовольно нахмурившись при этом.

Не обязательно докладывать ему об этом. – процедил он и тут же получил подзатыльник от рыжего парня, который что-то недовольно пробурчал ему на ухо и указал на спутанные провода.

Я перевела взгляд в камеру и вновь посмотрела на Найла.

Его глаза наполнились превосходством, они буквально светились под ярким освещением неоновой лампы.

Дашь мне автограф? – подмигнул он мне и тут же поднял свою майку, оголяя накаченную грудь. – Вот здесь.

Я звонко рассмеялась, на секунду даже позабыв о том, что мне предстоит сейчас петь, еще и не только при Гарри, но и при этом незнакомце.

Рикка, закругляйся. – промолвил Гарри и подошел в упор к ноутбуку, склонившись в камеру. – Здарова, брат.

Хоран помахал ему рукой и только собрался что-то сказать, как крышка ноутбука тут же захлопнулась и все в один момент погасло.

Для профилактики. – добавил Стайлс и вновь направился в комнату, где уже вовсю шла подготовка к записи.

Я тяжело выдохнула воздух губами и направилась следом за Гарри, подходя к Эду, который что-то нажимал на железной аппаратуре и настраивал сильнейшие басы.

Стайлс крутил в руке листок со словами, отбивая ритм ногой и щелкая пальцами.

Это несложно. – заявил он, отдавая мне листок в руки. – Ты все поймешь сама, музыка для тебя уже готова.

Как го…

Я позаботился об этом. – перебил он и нацепил на лицо зазубренную улыбку. – Эд сочинил для тебя музыку, я дополнил это словами. Мы сделали это для тебя.

В один момент я осознала, что срываюсь. Мысль о том, что два профессионала спокойно заставляют меня спеть их шедевр приводила в адский страх и ужас, к тому же навеяла на меня отвратительные мысли.

Я не смогу. – чуть ли не плача промолвила я, старясь унять проклятую дрожь в руках.