Текст книги "Попробуй меня (СИ)"

Автор книги: MargoLay

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Она, точно маленький ребенок, сажает медведя на рядом стоящий стул, и мне ничего не остается делать, как сесть напротив нее и даже слегка растеряться.

Все-таки сидеть с медведем за одним столом мне еще не приходилось.

Добрый день, меня зовут Эшли, мы рады встретить вас в нашей пекарне. Слушаю ваш заказ. – приветливая девушка с темными волосами подошла к нам и широко улыбнулась.

Я заказал ей столько кофе, что у любого другого человека оно наверняка могло вызвать панический страх и ужас от этого немалого количества.

В пекарне закончилось тесто, просто потому, что Дейвидсон пожелала одну булочку с корицей, а я заказал ей тридцать одну.

Она испуганно смотрела на меня, а я улыбался как идиот, вдыхая запах свежего теста вперемешку с ее запахом.

Счастье вкусно пахнет, друзья. Это я вам точно говорю.

Не отрывая глаз я смотрел на нее.

Если бы я смотрел на что-нибудь, кроме нее, я бы нашёл огромный мир, невероятный по своей распахнутой настежь красоте. Но блять. Все звёзды, огонь, листопады, траву, цветы я нахожу в ней. И в рамках моей смешной простуженной души это несравнимо больше целого мира.

Когда она допила свое кофе, из стаканчика тут же выпал маленький сверточек, буквально с мизинец. Точно такой же я обнаружил на дне своего стакана.

С интересом достав его, я принялся читать вслух интересное послание.

«Рождество приближается! «Пекарня у Бонни» поздравляет вас с наступающими праздниками, и искренне желает, чтобы все ваши мечты исполнились! Просто напишите свое желание на обороте и запечатайте в конвертик. Все исполнится!»

Глаза Дейвидсон загорелись, и я в миллионный раз спутал ее с ребенком.

Она тут же достала ручку из кармана и закрыла маленький конвертик рукой, словно пытаясь скрыть свое желание.

Это было одно слово. Прочитать свое имя не составило великого труда. Черная ручка выводило знакомые буквы в непрерывном, плавном ритме.

Это было желание, полное нежности, романтики, влюбленности, красоты и теплоты.

Клянусь, в этот момент мое сердце сделало тройное сальто.

Ну а затем все по шаблону.

Это случилось само.

Это должно было случиться.

Мы вернулись поздно, буквально с порога налетев друг на друга. Поглощая каждую деталь, срывая одежду, не думая ни о чем. Я видел в ней свои идеалы, вдыхал ее тело, прикасался руками к каждой клеточке, боясь пропустить хоть одну. Я желал видеть ее улыбку и слышать восхищенные стоны.

Я вдыхал запах топленого молока вперемешку с лесной ягодой, я чертил дорожки по ее сладкой коже.

Я входил в нее так свободно, словно находился в пространстве; я целовал ее запястья и кусал мягкую шею.

Я проводил рукой по еле заметным шрамам, я шептал что-то невнятное над каждым порезом. Я спутывал ее волосы и зарывался в ее кудри.

Я был с ней.

Я дышал ею.

А затем срывает башню до гребаного предела. Еще, и еще, и еще, и воздух жарок, и еще, моё, везде, на ощупь, на вкус, жадными руками, еще, глубже, моё, везде, воздух, Рикка, и пахнет сладким, и на губах она, и еще, еще, глубже, сильнее, все вокруг, влажно, горячо, темно, невыразимо, и воздух криком, и еще, еще, ближе, ближе, дышать, двигаться, и она, она, она, сильнее, горячее, мое, еще, держать, прижимать, ласкать, все, все вокруг, и Дейвидсон, и воздух, и смятые простыни, все едино, все окружает, проваливается внутрь, все мое, хочу, хочу, люблю, бессвязный шепот, и темнота, и она, ближе, еще, глубже, сильнее, мое, воздух, крик, шепот, она, она, она...

Она.

Отчетливее всего я запомнил этот раз, наверно потому что еще тогда подсознательно чувствовал, что он будет последним.

========== Глава 26. ==========

Просто помните, если все плохо кончается – значит это еще не конец. Далеко не конец.

♥♥♥

Шел непрекращающийся снегопад, неведомо-большими хлопьями опускаясь на влажную землю после растаявшего снега. После яростной вспышки яркой молнии (которая была крайне характерна для Дублина в зимнее время), я обреченно вздохнула, прикоснулась указательным пальцем к запотевшему стеклу и мельком взглянула на посеревшее небо. Верхушки деревьев с дикостью раскачивались во все стороны, практически ломаясь от пронизывающего ветра. Внутри было слишком пусто. Губы сохли после ежесекундного покусывания, а в горле скребло так, точно напрашивалась ангина.

Я стояла, прижавшись животом к подоконнику и ждала, когда мой мир укроет развеет пасмурное утро, когда оно придавит дождями испуганных птиц, и, наконец, откроет мне глаза.

Пронизывающий до кончиков пальцев взгляд больно прожигал спину. Не помогало даже то, что я прислонилась лбом к ледяному окну, стараясь унять эту до дрожи проникновенную боль.

Но нет.

Не помогало ничего.

Через одно мгновение боль стала нестерпимой; она остро резала в глаза и отчетливо отдавала в солнечное сплетение. Казалось, у меня начинало биться второе сердце.

Я медленно повернула голову, а затем развернулась полностью. Темные волосы крупными прядями рассыпались по плечам, и я, черт возьми, не на секунду не удивилась от увиденного – лишь затаила дыхание и на секунду забыла, как дышать.

Что-то случилось? – спросила я деловым тоном, резко вскинув подбородком.

На лице Гарри не было ни усмешки, ни улыбки, ни радости, ни сожаления. На лице Гарри было ни много, ни мало – абсолютно ничего.

В его глазах полоснула яркая полоса, легко можно было догадаться, что этот вопрос поставил его в тупик. Этот вопрос был одним из тех, после которых он не привык молчать и сидеть на месте. Просто рвать жесткой хваткой, не иначе.

Не удивляйтесь.

Это ведь его самый ненавистный вопрос.

Но в эту же минуту на губах образовалась ледяная улыбка. Тонкие уголки губ дрогнули, на шее еще пуще прежнего принялась колотить ярко-синяя жилка.

Разумеется, он подумал – это же Дейвидсон.

Как ее разорвать?

Она же такая хрупкая.

Немного понравился рисунок на твоей футболке сзади. – наконец, прокашлявшись, произнес он и вновь схватил в руку погрызанный на кончике карандаш. – Яркий принт.

Я закрыла глаза. Опустить верхнее веко на нижнее – что может быть проще, тем более когда ты устала?

Однако для меня это оказалось смертельной казнью. В глазах, точно поперек обоих век стояло лезвие. Резало напрочь, не давая даже задержать сомкнутые ресницы на мгновение.

Я резко распахнула глаза, несмотря на боль, и тут же нахмурилась. Гарри смотрел в упор, задерживая ядовитый взгляд строго мне в глаза.

Ты заболеваешь, Гарри. Моя футболка чисто-белая, без единого пятнышка. – разочарованно выдохнула я и трясущимися руками заправила выпавший локон за ухо, разворачиваясь вновь к окну.

А снег все сыпал, словно из ведра. Крупные хлопья напоминают опадающие поздней осенью листья, словно подсказывая, утверждая – вот оно, приближение. Приближение того самого долгожданного, но еще даже не начавшегося конца.

Дейвидсон? – хриплый, осипший голос. Тяжело оседает в легкие в тот момент, когда проникает до моих ушей.

Что, Гарри. – это даже не вопрос. Просто утверждение. Безразличное и холодное.

Обними меня?

Я выдыхаю воздух губами, отпечаток моего дыхания ввиде небольшой окружности остается на запотевшем стекле.

«Обними меня, обними.» – словно эхом отдается в горле.

Гарри хрипло прокашлялся, за спиной послышался звук шуршащих листов и быстрое-быстрое черкание заточенного карандаша по бумажной поверхности.

Холодно здесь, не замечаешь? – он вновь кашляет и снова что-то пишет, пишет, пишет, так судорожно быстро, точно не задумываясь. Точно выплескивая все то, что в нем накопилось.

Меня словно вихрем притягивает к нему и я отрываюсь от этого проклятого окна, с силой спихивая Гарри на мягкую подушку и прижимая его к себе за шею так крепко, что он вновь и вновь кашляет, не в силах поглотить в себе непрекращающийся хрип.

Ну что ты, Гарри. – я обхватила его

лицо в ладонях и посмотрела пристально в уставшие глаза. – Что ты такое говоришь, Гарри, милый, тут же так тепло, посмотри. Я в футболке. Ну же, Гарри! Почему ты так щуришься?

Он посмотрел. Устало. Безнадежно.

И совсем, совсем не улыбнулся.

Обними меня еще раз? – всего лишь повторился он, опуская подбородок на мое плечо и выдыхая спертый воздух губами.

Вздохнув, я обняла его и успокаивающе прикоснулась губами к его щеке, томно закрывая глаза при этом.

Мне так спокойно, Гарри. – шепотом промолвила я, стараясь не выпускать его из своих рук. – С тобой и без тебя. Когда ты задерживаешься где-то или уходишь ранним утром за горячим хлебом, а я, проснувшись, не застаю тебя рядом, во мне не поднимается страх, что все происходящее было сном.

Стайлс усмехается и наконец-то поднимает свою голову, с усталостью склонив ее немного вбок.

Рано или поздно я уйду от тебя, и тебе вновь покажется это сном. – совершенно спокойным тоном прошептал он и дотронулся до моей руки ледяной ладонью, которая так и напрашивалась лечь на горячую батарею.

Я заметно напряглась. Ощутила, как внизу спины пробежали мурашки, а в животе неприятно защекотало.

Что значит уйдешь, Гарри? – непонимающе переспросила я, хмурясь. – Что ты говоришь такое?

Все мы уходим, но только не в одно время. – ответил он и притянул к себе свой блокнот. – Хорошая мысль, надо записать.

Мои волосы встали дыбом, а я просто сидела, сложив ноги по-турецки и спокойно наблюдала из-под опущенных ресниц за его рукой. Музыкальные пальцы смело обхватывали карандаш и свободно водили по идеально-ровной бумаге. За этим хотелось наблюдать тысячу лет.

Как это уйдешь, Стайлс, что значит уйдешь?! – срывающимся, осипшим голосом наконец-таки прохрипела я, чувствуя, как на мои глаза наворачиваются слезы.

Гарри медленно оторвался от своего дела и перевел взгляд, заострив его на какой-то особой точке в пустоте.

Молоко превращается в кровь, Дейвидсон. – неожиданно сказал он и резко поднялся, направившись куда-то в центр номера.

Я незамедлительно встала и пошла за ним в мини-бар, резко заворачивая за крутой поворот.

И как всегда, не обошлось без того, что я вновь врезалась лбом в его спину. Он спокойно стоял, сложив руки в карманы, устремив взгляд в огромное окно во всю стену. Словно, дожидаясь нашего столкновения. Словно дожидаясь тех вещей, к которым мы так привыкли.

Гладкая кожа напрочь покрылась мурашками, температура его тела явно была выше нормы. Мышцы спины сокращались, не позволяя Стайлсу сохранять возлюбленное спокойствие.

Я мучаюсь. – спокойно сказал он и направился к бару, быстрым, умелым движением достав оттуда закрытую бутылку крепкого Хенесси.

Ты не пьешь. – спокойным тоном заметила я, облокотившись о дверной косяк.

Стайлс на мгновение приподнял свой взгляд, продолжая уверенными движениями раскрывать бутылку.

А еще я не пью и не употребляю, но в моем кармане травка, и она, черт возьми, печет мне кожу. – прохрипел он и тут же прильнул губами к горлышку бутылки.

Крупные капли цвета молочного шоколада скатывались по массивной шее парня. Он пил слишком судорожно, буквально содрогаясь от каждого глотка, но тем не менее, с каждым глотком он сжимал ее все сильнее. Еще немного, и она просто расколется на миллион осколков.

Гарри, перестань. – захлебываясь собственным кислородом прошептала я, не смея двигаться с места.

JMSN – Jameson

На репит до конца главы.

Кажется, я начинаю понимать, где между нами прошла трещина. – заявил он, спокойно отставив бутылку в сторону. – Твои любимые книги для меня -чепуха. Мои для тебя – барахло. Мусор. Их выкинуть не жалко. Почему мы этого не заметили несколько месяцев назад?

Я прикусила губу, понимая, что по моим щекам растекаются проклятые слезы.

Ах да, Дейвидсон, прости. Я совсем забыл. – он схватил виски в руку и уверенной походкой двинулся ко мне, со всей силы схватив меня за подбородок. – Мы многого не замечаем, пока… – он запнулся, – …пока мы любим.

Я прикрыла глаза и облокотилась о стену. Томная тишина разразилась в комнате, сквозь тонкие жалюзи пробивался чуть заметный свет.

Повтори. – отрезала я и, распахнув глаза, нахмурилась, угрюмо уставившись в пустоту. Резкость моих движений привела парня в смущение. Гарри сощурился и повернулся ко мне спиной, издав довольно мучительный стон.

Вздох, второй. Затем третий, четвертый. Мое дыхание начинало выдавать меня. Я начала кусать сухие губы, кусала их до такой степени, что на языке незамедлительно почувствовался противный привкус железа.

«Не ломайся, девочка, не ломайся перед ним.»

Гарри, я хочу, чтобы ты повторил. – вновь произнесла я ледяным голосом и от переполняющих меня чувств сжала зубы.

Ты понимаешь или нет, что мне ни черта не легко это сделать!? – возразил тот и резко повернулся ко мне, вновь сощурив ярко-бирюзовые глаза.

От его взгляда все внутренности сжались в твердый комок. Я вжалась в стенку, боясь пошелохнуться.

Все это напоминало момент из какого-то гребаного фильма.

Дейвидсон, послушай меня. – он вновь сжал мой подбородок в своих руках и впился своим прожигающим взглядом в мои. – Я влюбляюсь в тебя. Я влюбляюсь в тебя искренне, привязываюсь мучительно, привыкаю к тебе болезненно. Находится рядом с тобой для меня терзание. Я не привык любить, Дейвидсон. Я просто напросто не умею.

Я начала кивать головой. Кивать так сильно, что из глаз тут же брызнули слезы, которые стремительно держались до последнего.

К чему эти слезы?! – выкрикнул он и со всего маху отшвырнул бутылку с виски в сторону. Алкогольная жидкость в одно мгновение расплескалась по белоснежным стенам, стремительно скатываясь вниз. – К чему эти истерики, Дейвидсон?

Он оторвался от меня и чуть ли не бегом подошел к маленькой раковине, налил полный стакан воды, схватил в руки солонку и со всей дури принялся солить воду, размешивая ее при этом невероятно судорожными и нервными движениями прямо пальцем. Затем он подошел вплотную ко мне и резко выплеснул всю воду себе на лицо.

Выгляжу ли я привлекательно с соленой водой на лице, Дейвидсон? – произнес он осипшим голосом, языком слизывая крупные капли. – Что такое слезы? Это соленая вода. Ничего больше. Это пустая трата воды из твоего организма. Ты рушишь себя, я не…

Это ты рушишь меня, Стайлс. – твердо сказала я, всматриваясь в каждую капельку на его лице. – Это ты все рушишь.

Гарри громко рассмеялся. Настолько истерично громко, что в ушах тут же раздалось отчетливое эхо, от которого сердце колотилось как сумасшедшее.

Да, сука, да! Я рушу все и мне совершенно плевать на это! Веришь?! – просмеялся он и тут же со всей силы ударил кулаком по стене. Висящая дорогая картина с грохотом свалилась на пол, а стекло в рамке разбилось на тысячи осколков.

Стайлс без капли сожаления посмотрел на разбитое стекло и вновь рассмеялся, пиная с размаху рядом стоящий стул.

Прекрати, Стайлс! – завопила я и с силой потянула его за руку, ударяя его при этом и стараясь угомонить разбушевавшегося парня.

Конечно, для него это был вовсе не удар, а точно легкое поглаживание. Он выдернул свою руку из моей и вновь посмотрел мне в глаза, въедаясь в них, словно в сочный стейк.

Дейвидсон, ты не думай, что я люблю тебя. – он оскалил идеальные зубы и едко усмехнулся. – Я не люблю тебя, нет. И не любил никогда. Даже не только тебя. Никого. Ничего не подумай, детка, я любил только наркотики и секс. Это моя жизнь. Но меня тянет к тебе так, словно ты ебаное варенье, а я так ненавижу варенье. Даже малиновое. От этого становится так тошно, что тебе хочется насыпать соль в глаза и опустить лицо в море. Понимаешь?

Я непонимающе кивнула головой, не веря своим ушам.

Да, я считаю тебя охуенной. – продолжил он, потирая свои кулаки. – Я вижу в тебе отличную девочку с которой можно отлично покайфовать, а затем преподнести ей подарочек. Но я почему-то забыл, что все это время я дарил тебе себя. Ты дышала мной, а я был счастлив. – Стайлс коротко рассмеялся, а затем прикусил губу так сильно, что на ней выступила кровь. Я тут же ринулась вытирать ее, но он мгновенно отодвинулся, словно не позволяя дотрагиваться.

Дошло все до того, что я просто начал влюбляться. Сам того не замечая, влюблялся с каждым днем, любил каждую клеточку твоего хрупкого тела, наслаждался твоим запахом и терял свою голову. – он на минуту замолчал, видимо, давая мне время осознать все происходящее.

Я задыхалась своим же дыханием. Путалась в своих волосах. Не верила ничему.

За семь дней Бог создал наш мир. Сейчас ты, вероятно, думаешь, что я разрушаю свой. – Стайлс истерично рассмеялся и резко сжал мой подбородок, приблизившись ко мне максимально близко.

Его дыхание до последней молекулы отдавалось в мой рот, и вероятно, мое сердце пропустило несколько ударов в тот момент, когда Стайлс принялся ерзать той областью, что находилась ниже живота.

Господи, Дейвидсон, Дейвидсон, Дейвидсон, я же запретил себе, я запретил себе влюбляться в тебя, я не хотел, клянусь я не хотел. – зашептал он мне в губы, сжимая мое лицо в больших ладонях.

Я не могла вымолвить и слова. Просто кивала головой, глотала слезы и опять, опять, опять, и опять дышала им.

Видимо, моим кислородом.

Я влюбляюсь в тебя до беспамятства, до крайней надобности, до бесполезности и нетерпения. – продолжал он, раскачиваясь из стороны в сторону вместе со мной. – Ты пытаешься прибить к железному сердцу любовь, но ты, кажется забываешь, кто я, и чем я занимался до тебя. До тебя, Дейвидсон. Слышишь? До тебя я жил иллюзиями. А с тобой я просто не живу.

Существуешь. – прошептала я сквозь слезы, не понимая до сих пор, что происходит.

Стайлс на мгновение оторвался от меня и замешкался в кармане, через секунду доставая оттуда смятый пакетик с травкой.

Он с неким обожанием посмотрел на него, а затем перевел свой безразличный взгляд на меня.

Это все, чем я жил, Рикка. – он потряс пакетик рукой, и травка немного зашуршала. – Я любил нар

котики, я любил клубы и девочек. Время меняются, вкусы тоже. Сейчас я начинаю любить тебя, перестаю ходить в клубы и почти не употребляю запретное. Одно остается неизменным – я никогда не переставал любить себя. Если бы ты знала, какой я ебаный эгоист, ты бы расплакалась еще сильнее, но я ненавижу твои слезы.

Я тяжело сглотнула, судорожно принимаясь вытирать слезы тыльной стороной ладони.

Ты сильная, Дейвидсон.

И ты не плачешь.

Нет, совсем нет.

Я слишком люблю себя, чтобы так сильно ранить. Ты, черт возьми, убиваешь меня. Так что, прости за то, что я раскрыл себя другого, признаюсь, мог бы провернуть все это дерьмо получше и хоть немного поизысканней.

В комнате повисла надоедливая тишина. Та самая тишина вопила похуже любого звука на рок-концерте. Это даже хуже электромесорубки.

В которую мне так хотелось сейчас засунуть свою руку.

Что, хочешь ударить меня? – ухмыльнулся Стайлс и уже чуть не сделал шаг в сторону, как я резко сцепила зубы и сделала уверенный шаг навстречу, со всего маху залепив ему увесистую пощечину.

Слегка нахмурившись, Стайлс прикоснулся одним лишь пальцем к разгоряченному месту и что-то там пробурчал себе под нос.

Сукин сын! – истерично провопила я, понимая, что срываюсь. – Что за херня, что, мать твою, за херня?!

Не в силах сдерживать свои эмоции, я зарычала словно сорвавшееся с цепи дикое животное, и накинулась на Стайлса, принимаясь махать руками во все стороны, лишь бы сделать ему больно.

Он крепко схватил меня в свои руки и прижал к себе настолько сильно, что я порядком забыла, что такое кислород. Однако, не стало для меня проблемой вонзить острые зубы в его матовую кожу и со злости прокусить ее до крови.

Ебанутая, угомонись. – прошипел он, сцепив свои руки в замок и не выпуская меня из хватки.

Замолчи! – выкрикнула я, понимая, что срываюсь до последнего. – Я ненавижу тебя, господи, я тебя ненавижу!

Стайлс театрально закатил глаза наверх и вновь прижал меня к себе, старясь успокоить любым способом.

Да отпусти ты меня! – вновь выкрикнула я и, не дожидаясь, с силой вырвалась из его рук, рванув в просторную комнату лишь для того, чтобы вдохнуть другой воздух.

В груди все сводило со страшной силой. Мне хотелось убежать от самой себя, перестать тонуть в словах, которые проклятым эхом пульсировали в висках. Внутри всё переворачивалось.

Отвратительно-ужасное и запредельно-неприятное ощущение. Я опустела. Напрочь. От меня словно кусок оторвали и выкинули во-о-он туда, в ближайший мусорный бак. Я тонула, тонула в себе, я была одна, совершенно одна.

Руки невыносимо чесались, в поисках чего-то острого.

Рядом лежала лишь расческа и одеколон Стайлса. Пальцы крепко сжали его и уверенно сдернули замысловатую крышку. Я с уверенностью пшикнула одеколон в воздух, а затем с полнейшей нехватки разума, себе в глаза.

Сука, сука, сука. – зашипела я, скорчившись на две половины. Меня словно сложили пополам, как тряпичную куклу. Да что там говорить, я и оказалась той самой куклой.

Простите, уже использованной.

Глаза щипало так сильно, словно я нырнула в уксус с открытыми глазами. Все тело сводило в судорогах, на горло обрушился хриплый кашель и непонятный хрип. Я не чувствовала рук, не чувствовала себя. Я чувствовала себя ватой. Ватой, которую поднесли к огню и отпустили в его пламя.

Он вошел тогда, когда в нос ударил его запах. Ни с чем не сравнимый запах, сам за себя говорящий: «Малышка, я Гарри Стайлс. Держись от меня подальше.»

Я согнулась пополам, прислонившись поясницей к холодной стене. Из глаз струились тонны слез, выводящие все жжение наружу. Хотелось вылезти на воздух и задохнуться им, однако о чем я мечтала – я не могла сдвинуться и с места.

Он спокойно достал свою дорожную сумку и, не долго думая, принялся скидывать свои вещи именно туда, даже не сворачивая.

Из горла раздался пронзительный всхлип и я отчетливо вскрикнула, понимая, что осядаю на пол, не в силах больше стоять на ногах. Сил не было. Ни на что.

Тебе бы Оскар за такую игру, Дейвидсон. – хмыкнул Стайлс, даже не поведя взглядом. – Кричишь так, словно… – он на мгновение замолчал, затем развернулся, по видимому, с интересом уставившись на меня. – Мы можем переспать еще разок, чтобы ты убедилась в том, что я не шучу.

Я ничего не ответила.

Я лишь прикусила губу, лишь бы не сорваться на крик. К тому же я, кажется, порвала все свои гребаные связки.

Стайлс, не считая нужным дожидаться ответа, спокойно развернулся и принялся скидывать свои вещи. Через мгновение послышался звук застегивающегося замка, звон его ремня на брюках и даже тикание его часов.

Не сходи с ума, Дейвидсон. – наконец промолвил он, пятясь назад к двери. – Ты простудишься.

Я подняла кипящие от боли глаза на него и заметила, как он стоит в двери, в упор уставившись на меня.

Когда ты пальцами нежно водил по моему худощавому телу, знаешь, мне хотелось замурчать или запеть, как поёт пианино. – хрипло прошептала я, начиная плакать так тихо, что не услышал бы даже сам Сальери. – Душевные клавиши перебирал так ловко, будто знал меня наизусть. Не угаснет долго огонь, Стайлс. Кто-то сейчас пьёт водку, я пьяна уже твоими словами. И уже ничего не стоит между нами. Я права? В детстве мама кормила манной кашей, а сейчас…И мы уже так часто дышим, и кислорода очень мало , а ты всё играешь. Не устал ещё?

Гарри перемнулся с ноги на ногу. Он был на волоске от меня. Тот, кто стал для меня всем, тот, кто научил меня любить, тот, кто обещал мне быть рядом, но по сути, его уже и не было – стоял там и просто смотрел на меня. Полное безразличие. Он был готов оставить меня одну в этой проклятой Ирландии. Я была готова уснуть и даже не проснуться.

Смелости на это точно бы хватило.

Любовь – это слабость. – произнес он, отворяя дверь. – Любовь – это рак, который разрастается внутри человека и принуждает его делать глупости. Любовь – это смерть. Любовь, о которой ты мечтаешь – это то, что для человека важней всего, важней даже самой жизни. Мне такая любовь не ведома. Мне ведома страсть. Животная страсть. Нечто куда более ценное, Дейвидсон.

Что овладело мной в тот момент, не известно никому.

Боль в глазах разъедала меня напрочь, однако меня тянуло к нему, и глупо было бы отрицать того смертельного притяжения, которое рушилось на меня всей своей массой.

Я медленно подошла к нему. Пожалуй, улитки в аквариуме казались бы ягуарами, по сравнению с моим движением. Сил не осталось ни на что, я чувствовала опустошение внутри и не более того. Сердце давно расколото, легкие станцевали последнее танго, а внутри еще все-таки что-то щекочет, словно требуя завершения истерик.

Словно требуя реальность обратить все это в сон.

Мне ничего не нужно было от тебя, кроме любви. Такой обычной, человеческой. – я улыбнулась.– Ни трогательных записок в букетах цветов, ни красивых слов с того конца провода, ничего. Я всего лишь хотела быть рядом с тобой. Я обещала, что не отпущу тебя, Гарри. Но ты уходишь. Иди. – чувствую, как по щекам текут слезы. Слезы разочарования и потери, слезы того самого конца, который давно напрашивался. – Ты научил меня верить чувствам, Стайлс. Теперь я не поверю никому.

Оттеснив меня в сторону, Стайлс предательски молчит и озаряет меня самой лучезарной из своих улыбок, той самой, из-за которой я всегда готова была влюбляться в неё вновь и вновь. Но на этот раз он просчитался. Теперь эта улыбка напоминала мне обо всём, что я только что потеряла.

Пробуй жизнь, Дейвидсон. Наслаждайся ее вкусом, восхищайся ароматом. – Стайлс крепко схватил свою сумку и накинул на себя капюшон от мягкой толстовки, в которой я заснула сегодня ночью. – Не жди меня и не пробуй на вкус тех, кто похож на меня. Я ведь неспроста был рядом, пусть и был немного скованным. И знаешь что еще? Делай акцент теперь на слово «был».

Я простояла около захлопнутой двери минут 15, не меньше. По щекам предательски скатывались все те же слезы, еще мгновение, и я начну умолять их прекратить движение.

Стайлс оставил меня одну в чужом Дублине.

Стайлс оставил меня в чужом.

Стайлс оставил меня в.

Стайлс оставил меня.

Стайлс оставил.

Стайлс.

Мне не было ни хорошо и ни плохо. Хотелось забыться и сделать себе больно. Хотелось прекратить плакать, слезы здесь ни к чему.

Боль поглощала изнутри совсем немного. Она не была сладостной, она была естественной.

Схватив телефон в руки, я судорожно принялась набирать номер Эмили, умоляя небо помочь мне.

Пожалуйста, Эмили. Пожалуйста. – шептала я в трубку, пробуя на вкус соленую воду, от которой уже тошнило.

Гудки на мгновение прекратились.

Я влетела в ванную комнату, прижимая к себе трубку настолько крепко, что ухо уже горело от такой хватки.

Свободно освободив лезвие от надоедливой упаковки, я аккуратно сжала его в пальцах и от невероятного головокружения облокотилась о дверку душевой кабины.

Эй, Рикка, почему ты молчишь?! – доносился до меня обеспокоенный голос Эмили.

Он отобрал у меня самого себя. Мы оба полные неудачники! – выкрикнула я, понимая, что сдаюсь. -Я чувствую опустошение, Эмили. Эмили, Эмили, Эмили…– повторяла я, словно заклинание, стискивая в руках лезвие и мысленно отговаривая себя.

Нельзя, Рикка, нельзя.

Я чувствую запах лезвия, Эмили. Он такой сладкий. Его хочется… трогать. Понимаешь? – господи, я схожу с ума. Мои колени подкашиваются, а руки потеют он нетерпения.

Рикка, да что в конце концов происходит?! – выкрикнула Эмили и что-то там у нее упало со звоном на пол.

Сладко, сладко, было так сладко, я осталась одна, не сладко. Сейчас совсем не сладко. – я плакала, точно выброшенный на улицу маленький пес, совсем никому не нужный, родившийся просто так, ни за чем. Я чувствовала, как трясется каждая моя клеточка, словно скулила о том, чтобы к ней прикоснулись.

Гарри.

Прикоснулся.

Он оставил меня, Эмили. – прошептала я ледяным тоном.

Мгновение тишины, и что-то вновь со звоном упало на пол.

Что, черт возьми?! Это, мать твою, розыгрыш?! – закричала Эмили невероятно-звонким голосом. – Рикка, ради бога, где ты? Ты все еще там? Господи, что я могу сделать? Рикка! Пожалуйста!

Я молчала. Кусала губы и молчала. Любовалась на лезвие, не в силах держать его в руке. Вены на левом запястье набухли, это можно было сравнить с жаждой. Ты бежишь километр, и километр для тебя – сплошное мучение. И после него ты видишь целый колодец, но не пьешь.

Ты хочешь сделать себе больно, но терпишь.

Потому что, черт возьми, знаешь, что тебя все-таки, кто-то любит.

Я одна, Эмили. Совсем одна.

Я скажу Хорану, Рикка. – срывающимся тоном произнесла Эмили. – Оставь свою гордость позади, я скажу ему, я обязана. Господи, господи, он не мог. Он не мог! Господи, что же, что же дел…

Эмили, прекр…

Я позвоню Найлу.– прервала меня Эмили, что-то судорожно листая там, за пределами звонка. – Пожалуйста, держись. Держись, милая. Я с тобой. Мы все с тобой. Найл приедет, клянусь, он приедет. Он будет рядом, он не даст тебе упасть. Он подставит свою руку, когда ты оступишься. Дождись его, Дейвидсон. Только дождись его. Найл будет рядом, я обещаю.

========== Глава 27. ==========

POV Рикка.

Небесно-голубые глаза больше не отливали вечно сияющей искринкой, а лишь с сожалением смотрели куда-то в пустоту, тем самым прожигая пространство.

Что делается с резиной, когда ее нагревают на смертельном огне? Вы, наверняка, знаете.

Она тянется, точно бабл-гам, длинной-длинной нитью, практически не кончаясь при этом.

Время.

Время можно было сравнить с той самой резиной, единственный момент, что ее нагрели раз сто тридцать перед тем, как растянуть.

Оно длилось нескончаемо долго, так долго, что я без труда успела сосчитать, сколько раз Найл моргнул, когда смотрел строго в мои глаза, и ни миллиметра в сторону.

Странные глаза. – сухо сказала я, искоса посмотрев на ирландца. – Ощущение, что тебе нехорошо.

Хоран как-то странно усмехнулся, слегка пошатнувшись на месте.

Нет, черт побери, мне просто божественно! – воскликнул он и попытался сделать что-то наподобие счастливой улыбки.

Не вышло. – выдохнула я и с сожалением посмотрела в пол.

Что ты чувствуешь, зная, что неизлечимо болен? Или тогда, когда знаешь, что жить тебе осталось ровно 5 гребаных дней? Или тогда, когда теряешь что-то очень ценное, именно то, что ты берег всю прожитую жизнь? Тогда, когда получаешь толчок в грудь от удара или даже тогда, когда просто обжигаешь палец?

Боль.

Возможно, быстротечная, возможно, продолжительная, возможно, напрочь сшибающая, или же просто, спокойная, но ощутимая.

Это не важно. Само слово боль – вот что ранит еще больше, вот, что заставляет тебя чувствовать так, словно ты, собственно, ничего из себя и не представляешь.

Даже маленькой частички в целом мире для тебя не выделено. Ни молекулы кислорода, ни капли воды, не песчинки – ничего.

Просто пустота и боль.

Все слишком просто, верно?

Я стиснула зубы так, что неприятный скрип разразился в мрачной комнате, немного потупляя скованную тишину. Найл приподнял покрасневшие глаза и, нахмурившись, устремил взгляд куда-то в окно, точно прошибая темную штору своим взглядом.